Скачать книгу

От автора – лауреата множества престижных литературных премий, чьи произведения опубликованы в 28 странах, на все книги писательницы приобретены права на экранизацию. Два года в топ-10 по всему миру! 10000 восторженных откликов на Amazon.com! Абсолютная книжная сенсация последних лет! Все было готово для празднования пятилетнего юбилея супружеской жизни, когда вдруг необъяснимо пропал один из виновников торжества. Остались следы борьбы в доме, кровь, которую явно пытались стереть, – и цепочка «ключей» в игре под названием «охота за сокровищами»; красивая, умная и невероятно изобретательная жена ежегодно устраивала ее для своего обожаемого мужа. И похоже, что эти «ключи» – размещенные ею тут и там странные записки и не менее странные безделушки – дают единственный шанс пролить свет на судьбу исчезнувшей. Вот только не придется ли «охотнику» в процессе поиска раскрыть миру и пару-тройку собственных малосимпатичных тайн?

Спустя десять дней.

Я собиралась позвонить, и я позвонила. Встреча состоится только вечером - возникли предсказуемые сложности, поэтому я убиваю день прихорашиваясь.

Я вымылась в уборной "Макдоналдса" зеленым жидким мылом и вытерлась бумажными полотенцами, переоделась в дешевый тонкий сарафан. Придумываю, что буду говорить. Как ни странно, я вся горю от нетерпения. Дерьмовая жизнь изрядно надоела: стирка в общественной машине (вверху барабана обязательно застрянет чье-нибудь исподнее, и надо мучительно выковыривать его непослушными пальцами), всегда подозрительно сырой угол ковра в комнате, подкапывающий кран в ванной.

В пятом часу я выдвигаюсь на север, к месту встречи - речному казино под названием "Аллея подков". Заведение возникает передо мной неожиданно - мерцающая неоном двойная вывеска посреди редковатого леса. Подъезжаю на пустом баке (прежде для меня это было лишь фигурой речи), паркую автомобиль и озираюсь по сторонам. Горстка стариков - ползут на яркие огни, подобно искалеченным насекомым, переставляя "ходунки" и костыли, дыша кислородом из баллонов. За восьмидесятилетними - мальчики в дешевых костюмах, насмотревшиеся фильмов о Лас-Вегасе и пытающиеся косить под знаменитостей из "крысиной стаи" в занюханном казино среди лесов Миссури.

Я прохожу под сверкающим бигбордом - возрожденная ду-уоп-группа пятидесятых, всего два концерта. Внутри казино толчея и уныние.

Монетки со звоном летят в прорези автоматов, а те радостно дребезжат, и это никак не соответствует унылым, обрюзгшим лицам игроков, что сидят и затягиваются сигаретами, сдвинув кислородные маски. Монетка за монеткой, монетка за монеткой. Дзинь, дзинь, дзинь... Монетка, монетка... Просаженные здесь деньги идут на скудное финансирование общественных школ, где за партами маются дурью внуки этих старикашек. У кого-то мальчишник; стайка молодых бездельников с влажными от выпивки губами на нетвердых ногах фланирует мимо и даже не замечает меня, шелушащуюся и с мальчиковой стрижкой. Долетают обрывки их болтовни - что-то насчет снять девок. Но здесь, за исключением меня, сплошь "золотые шестидесятые". Никого они не склеют, только наклюкаются от расстройства еще больше и сядут за руль - дай бог им по дороге домой никого не угробить.

Как и условились, я сижу в небольшом баре слева от входа, наблюдая, как ансамбль из престарелых пацанов музицирует перед такими же длинноседоволосыми слушателями, а те хлопают и топают и выуживают артритными пальцами дармовой арахис из чаш. Скелетообразные певцы, натянувшие блестящие смокинги на свои мощи, неторопливо и осторожно кружатся в танце смерти.

Поначалу я думала, что назначить встречу в казино - хорошая идея. Недалеко от шоссе, вокруг полно пьяных и старых, ни те ни другие не отличаются зоркостью. Но теперь беспокойство переполняет меня, в голову лезут мысли о камерах наблюдения на каждом углу и на дверях, которые в любой миг могут захлопнуться и отрезать мне пути отхода.

Он появился, когда я уже почти собралась уходить.

- Эми.

Да, я позвонила Дези, чтобы сделать его своим помощником (и соучастником). Я никогда полностью не порывала с ним, и, что бы там ни говорила Нику и своим родителям, этот парень нисколько мне не досаждает. Дези - еще один мужчина с берегов Миссисипи. Я всегда знала, что рано или поздно он мне пригодится. Типичный рыцарь на белом коне, он без ума от несчастных женщин. На протяжении многих лет, после окончания "Уикшира", я справлялась о его личной жизни, и всякий раз, какой бы ни была новая девушка, он отвечал: "К сожалению, она недостаточно хороша". Я догадывалась, что понятие "хороша" включает расстройства желудочно-кишечного тракта, тягу к болеутоляющим снадобьям, склонность к суициду. Счастливее всего Дези бывает, когда находится у постели. Не в постели, а рядом: с бульоном, свежевыжатым соком и бархатным голосом: "Бедная малышка..."

Сейчас он спешил ко мне в белом костюме для середины лета (Дези обновляет гардероб ежемесячно - то, что можно носить в июне, совершенно не годится для июля; меня всегда восхищала щепетильность Коллингсов в отношении к одежде). Он выглядит хорошо, а я не очень. Я прекрасно знаю о своих запотевших очках и лишнем жире на талии.

- Эми. - Он гладит меня по щеке, а потом обнимает.

Обнимает - неточное слово. То, что делает Дези, напоминает плетение кокона точно по твоему размеру.

- Дорогая, ты не представляешь. Этот звонок! Я думал, что сойду с ума. Я думал, что потерял тебя навеки! Как я мечтал, чтобы с тобой ничего не случилось, и вдруг... этот звонок. У тебя все хорошо?

- Сейчас да, - отвечаю я. - Сейчас я чувствую себя в безопасности. Какой ужас... - И тут я разрыдалась.

На самом деле разрыдалась, чего вовсе не собиралась делать. Но слезы чудесно соответствуют текущему моменту и приносят такое облегчение, что я даже не пытаюсь сдерживаться. Я до того измотана - тщательное планирование на пределе нервов, боязнь быть пойманной, потеря денег, полная беспомощность, испытанная впервые в жизни.

Обычно после непродолжительного - не больше двух минут - плача я выгляжу довольно неплохо. Под слегка распухшим носом мокро, но зато губы стали полнее, глаза увеличились, щеки раскраснелись. Я отсчитываю, рыдая на хрустящем плече Дези: "Раз Миссисипи, два Миссисипи"... Опять эта река... И справляюсь со слезами ровно через минуту и сорок восемь секунд.

- Прости, что я не мог приехать раньше, дорогая, - говорит Дези.

- Я знаю, как плотно Жаклин наполняет твой график... - нерешительно отвечаю я.

Мамочка Дези - щекотливая тема в наших взаимоотношениях.

Он пытливо смотрит на меня:

- А ты выглядишь совершенно... по-другому. Особенно лицо. И твои бедные волосы... - Дези спохватывается: - Эми, я никогда не думал, что могу так радоваться. Расскажи, что произошло.

Я рассказываю готическую сказку о злобе и одержимости мужа, о провинциальной брутальности Среднего Запада, о босоногой беременности и животном доминировании. О насилии и таблетках, о пьянстве и побоях. Об острых носах ковбойских сапог на твоих ребрах, о страхе и предательстве, о последних словах Ника: "Я найду тебя. Сколько бы на это ни ушло времени. Ты моя".

О том, как мне пришлось удариться в бега ради спасения моей жизни и жизни будущего малыша. О том, что мне необходима помощь Дези. Ты мой спаситель! Моя история целиком удовлетворяет его стремлению защищать обиженных женщин, поскольку в ней мне досталось больше, чем им всем, вместе взятым. Когда-то давно, в общежитии, я рассказала ему об отце, который по ночам приходит в мою спальню, о себе в розовой длинной ночнушке, о том, как не отрывала взгляда от потолка, пока отец не уйдет. Я знаю, после этой лжи Дези втрескался в меня. Он фантазировал, что занимается со мной любовью нежно и умиротворенно, гладя при этом по голове. Воображал, как я тихо плачу, отдаваясь ему.

- Я никогда не смогу вернуться к прежней жизни, Дези. Ник меня убьет. Я и сейчас не чувствую себя в безопасности. Но и не хочу, чтобы он попал в тюрьму. Я просто решила спрятаться. И не ожидала, что полиция заподозрит его в убийстве.

Я устремляю томный взор на эстраду, где семидесятилетний скелет поет о любви. Сидящий неподалеку парень с прямой как палка спиной и аккуратными усиками бросает пластиковый стакан в мусорное ведро, что стоит возле нашего столика. Брик! (Это из умных словечек, что я нахваталась от Ника.) Пожалуй, едва ли я могла бы выбрать более живописное местечко.

Потом парень смотрит, склонив голову, прямо на меня, с преувеличенным недоумением. Был бы он мультяшным персонажем, почесал бы в затылке с резиновым скрипом. Почему-то мне кажется, что он похож на полицейского. Поворачиваюсь к нему спиной.

- Ник - последняя причина, из-за которой тебе стоит беспокоиться, - заявляет Дези. - Давай сюда беспокойство, теперь оно мое. - И протягивает руку в привычном жесте. Он хранитель моих забот, это у нас ритуальная игра еще с подростковых времен.

Я делаю вид, будто что-то кладу ему на ладонь, он сжимает кулак, и я в самом деле чувствую себя уверенней.

- Надеюсь, Ника ждет смерть за ту боль, которую он тебе причинил, - говорит Дези. - В любом разумном обществе такой негодяй должен быть наказан.

- Так-то оно так, но мы живем в безумном обществе - придется мне скрываться и дальше. Как ты думаешь, я совершила ужасную глупость?

Я заранее знаю ответ.

- Конечно нет, дорогая. Ты сделала то, что должна была сделать. Глупостью было бы поступить как-то иначе.

Дези ничего не спрашивает о беременности. Я предвидела, что он не станет проявлять любопытство.

- Никто, кроме нас двоих, не должен знать, - говорю я.

- Я позабочусь о тебе. Чем могу помочь? Изображаю нерешительность, покусываю губу, отвожу взгляд, а потом заявляю прямо:

- Мне нужно немного денег на жизнь. Я даже подумывала, не устроиться ли на работу...

- О нет! Не надо! Твои фото мелькают повсюду. Во всех выпусках новостей, во всех журналах. Кто-нибудь обязательно тебя узнает. Даже с этой, - он прикасается к моим волосам, - новой спортивной стрижкой. Красивой женщине спрятаться очень трудно.

- Ты прав, к сожалению, - киваю я. - Но мне бы не хотелось, чтобы ты думал, будто я решила просто воспользоваться... Я не знаю, к кому еще обра...

Официантка - самая обычная брюнетка, изображающая из себя симпатичную брюнетку, - ставит на наш столик заказанные напитки. Отворачиваясь от нее, замечаю, что усатый молодчик продолжает следить за мной с легкой улыбкой. Я слишком беспечна. Прежняя Эми никогда бы не появилась здесь. Мой мозг одурманен запахом диетколы и собственного пота.

- Я заказала тебе джин-тоник.

Дези деликатно кривится.

- Что-то не так? - спрашиваю я, хотя уже догадываюсь.

- Это мой весенний напиток. Летом я пью "Джек Дэниелс" с имбирным пивом.

- Ну давай закажем "Джек" с имбирем, а я выпью твой джин.

- Нет-нет, все отлично, не волнуйся!

Краем глаза я снова замечаю подглядывающего:

- Тот парень, ну, с усами, следит за мной?

- Он смотрит на... певцов, - кинув взгляд в его сторону, заверяет Дези. И причем последнее слово произносит с сомнением: - Тебе нужны не только деньги. Ты устала от всей этой беготни. Устала прятать лицо от людей, с которыми... - он обвел рукой казино, - с которыми не имеешь ничего общего. Устала жить в скотских условиях.

- Мне еще лет десять так жить. Пока моя история не забудется.

- Ха! И ты готова ждать эти десять лет, Эми?

- Ш-ш-ш! Не произноси моего имени.

- Ну, Кэтти, или Дженни, или Меган, или еще как-нибудь. Не смеши меня.

Дези сует вернувшейся официантки двадцатку и жестом отпускает ее. Она уходит, улыбаясь. Двадцатка на чай! Как это непривычно. Я отпиваю из стакана. Подозреваю, "ребенок" не станет возражать.

- Не думаю, что Ник выдвинет обвинения против тебя, если вернешься, - неожиданно сообщает Дези.

- Что?

- Твой муж приезжал поговорить со мной. Кажется, он чувствует свою вину...

- Он приезжал к тебе? Когда?

- На той неделе. Слава богу, до того, как я с тобой поговорил.

Вот это да! За последние десять дней Ник проявил больше интереса ко мне, чем за пять лет. Мне всегда хотелось, чтобы мужчины боролись за меня - и боролись насмерть. Ник решил допросить Дези - отличное начало!

- И что он говорил? Как выглядел?

- Вел себя как последняя гнида. Хотел повесить твое исчезновение на меня. Рассказал какую-то безумную историю о том, как я...

Мне всегда нравилась моя выдумка, будто Дези собирался покончить с собой. Да, он сильно переживал из-за нашего разрыва, был подавлен и опустошен, блуждая возле школьного городка в надежде встретить меня.

Пожалуй, он вполне способен на суицид.

- А что Ник говорил обо мне?

- Думаю, он догадывается, что теперь, когда весь мир узнал о твоей беде, ему не удастся причинять тебе боль. Общество не позволит. Ты можешь безбоязненно к нему вернуться, потом развестись и выбрать подходящего спутника жизни. - Он пригубил бокал.

- Но мне нельзя возвращаться, Дези! Даже если люди поверили в виновность Ника. Окажется, что обманщица я, - они меня возненавидят. Я стану самой неприкасаемой из неприкасаемых...

- Ты моя неприкасаемая. Я люблю тебя, несмотря ни на что. Я защищу тебя от всего. Не нужно беспокоиться ни о чем.

- Но ведь мы не сможем ни с кем общаться...

- Если захочешь, уедем из страны. В Италию или Испанию, на твой выбор. Будем есть манго на солнышке, спать допоздна, играть в скрэббл, лениво листать книги и плавать в океане.

- А когда умру, что от меня останется, строчка петитом? Нет, Дези, у меня еще есть гордость.

- Я не позволю тебе жить в кемпинге. Ни в коем случае. Хочешь, отвезу в дом на озере? Там вокруг ни души. Буду доставлять все, что тебе понадобится. Поживешь тайно, пока мы не придумаем, что делать дальше.

Дом, о котором говорил Дези, на самом деле стоял в глухом углу. А желание обеспечивать меня всем необходимым я ощущала словно исходящий от него жар. Дези аж корчился под дорогим костюмом, так хотел, чтобы я согласилась. По сути своей он был типичным коллекционером. Четыре автомобиля, три дома, уйма костюмов, а обуви и вовсе не счесть. Теперь ему приспичило поместить меня под стеклянный колпак. Предел мечтаний рыцаря в белом: вырвать затюканную принцессу из плена злополучных обстоятельств и запереть в золотом неприступном замке.

- Нет, я не могу на это пойти... А что, если копы будут меня разыскивать и по какой-то причине заявятся к тебе?

- Эми, полиция считает, что ты мертва.

- Нет, все-таки я должна какое-то время пожить самостоятельно. Можешь просто дать мне немного наличных?

- А если я откажусь?

- Тогда я буду знать, что твое участие - притворство. Буду знать, что ты не отличаешься от Ника, хочешь всего лишь власти надо мной.

Дези через стиснутые зубы высосал джин-тоник.

- Это чудовищное обвинение.

- Чудовищно так поступать.

- Я не хочу получить власть над тобой. Я хочу помочь тебе. Поживи в доме на озере. Если почувствуешь давление с моей стороны или другое неудобство - просто уедешь. Самое страшное, что может с тобой произойти, - это несколько дней отдыха. Расслабишься немного.

Вдруг рядом с нашим столиком возникает давешний усач. На его лице смущенная улыбка.

- Простите, мэм, вы не из семьи Энлоу, часом?

- Нет, - отворачиваюсь я.

- Еще раз простите, но вы так похожи... - Мы приехали из Канады, - решительно заявляет Дези. - Уж извините.

Парень закатывает глаза, чертыхается вполголоса и возвращается к барной стойке. Но продолжает искоса поглядывать на меня.

- Нужно ехать, - говорит Дези. - Давай отправимся в дом на озере. Отвезу тебя прямо сейчас.

В особняке у Дези шикарная кухня. Там есть спальня, по которой хоть на коне скачи, такая она огромная. Там есть Wi-Fi и кабельное телевидение - чего еще можно желать? Ах да, вместительной ванны, махрового халата и кровати, которая не скрипит, будто вот-вот развалится.

Правда, ко всему этому прилагается Дези. Но Дези вполне управляем.

Усач теперь смотрит на меня пристально и вовсе не доброжелательно.

Я наклоняюсь и легонько целую Дези в губы. Он должен понять, что это и есть мой ответ.

- Ты замечательный мужчина. Прости, что втянула тебя.

- А я вовсе и не прочь.

Мы направляемся к выходу, мимо особенно депрессивного бара, - там во всех углах бубнят телеящики. И тут я вижу Шлюшку.

Шлюшка устроила пресс-конференцию.

Энди выглядит юной и невинной. Похожа на няньку, но не сексуальную няньку из порнофильмов, а настоящую - ту, что в самом деле играет с детьми. Я знаю, что эта Энди ненастоящая, ведь я интересовалась ее повадками. В реальной жизни она носит открытые блузки, выгодно подчеркивающие грудь, и обтягивающие джинсы; ее волосы длинные и волнистые. В реальной жизни она выглядит, как пишут в Интернете, - "я бы вдул".

Сейчас на ней скромное платье спортивного покроя, волосы зачесаны за уши. Похоже, она недавно плакала - под глазами розовые припухлости. Она выглядит усталой и задерганной, но очень симпатичной. Гораздо красивее, чем я думала. Никогда не смотрела ей прямо в лицо. Оказывается, у любовницы моего мужа веснушки.

- Ох, дерьмо... - говорит одна из женщин своей подружке с волосами цвета дешевого каберне.

- Да уж... А я начала было сочувствовать этому парню, - отвечает та.

- У меня кое-какая хрень в холодильнике старше, чем эта девчонка. Ну и засранец!

Энди стоит перед микрофоном и сквозь опущенные ресницы смотрит на листок бумаги, дрожащий в ее руке. На верхней губе капельки пота блестят в свете софитов. Она смахивает пот указательным пальцем и говорит, откашлявшись:

- Вот мое заявление. У меня была связь с Ником Данном. Все началось в апреле две тысячи одиннадцатого и продолжалось по июль этого года, до того дня, когда исчезла его жена Эми Данн. Ник был моим преподавателем в колледже Северного Карфагена. У нас завязалась дружба, которая переросла в более серьезные отношения.

Энди прерывается, чтобы еще раз прочистить горло. Брюнетка позади нее - не намного старше - протягивает стакан с водой. Энди принимает трясущейся рукой, пьет.

- Мне ужасно стыдно оттого, что я позволила себе связь с женатым мужчиной. Это против всех моих убеждений. Но я верила, что на самом деле его люблю. - Она всхлипывает, голос срывается. - Думала, что люблю Ника Данна, а он любит меня. Он утверждал, что они с женой охладели друг к другу и скоро разведутся. Я не знала, что Эми Данн ждет ребенка. Сейчас я сотрудничаю с полицией по любым вопросам, связанным с делом об исчезновении Эми Данн, и готова помогать всеми силами.

Голосок у нее тоненький, детский. Она смотрит на ряд камер и вдруг оборачивается, словно в испуге. Румянец, красный, как яблоко, расплывается пятнами на щеках.

- Я... я... - Энди плачет.

Ее мать - а это видно по таким же огромным анимешным глазам - кладет ладонь ей на плечо. Девушка продолжает читать по бумажке:

- Мне стыдно за свой поступок. Я хочу попросить прощения у родственников Эми за то, что внесла свою лепту в их боль. Я сотрудничаю с полицией по любым вопро... Ой, я это уже говорила.

Она неуверенно улыбается, а собравшиеся репортеры подбадривают ее смешками.

- Бедная дурочка, - говорит красноволосая.

Она мелкая шлюшка, за что ее жалеть? Представить трудно, чтобы кто-то пожалел Энди. Буквально отказываюсь в это поверить...

- Я двадцатитрехлетняя студентка, - продолжает она. - Я прошу об одном: дайте мне справиться с болью, дайте мне немного времени...

- Удачи тебе, - бормочу я, глядя, как Энди уходит, а полицейский, сопровождающий ее, отказывается отвечать на вопросы журналистов.

Ловлю себя на том, что поворачиваюсь влево, будто желаю проследить за ними.

- Бедная овечка, - говорит пожилая женщина. - Она выглядит напуганной.

- Наверное, он все-таки убийца.

- Он был с ней больше года.

- Подонок!

Слегка толкнув меня локтем, Дези спрашивает одними глазами: "Ты знала? Ты в порядке?" Мое лицо перекошено яростью - какая еще, к матери, бедная овечка! - но я притворяюсь, что всему виной известие об измене Ника. Я киваю, улыбаясь. Да-да, я в порядке... Но когда мы собираемся идти дальше, я вижу своих родителей, приближающихся к микрофону. Как всегда рука об руку, как всегда - пара. Похоже, что мама недавно подровняла волосы. Я задумываюсь, стоит ли обижаться на то, что она находит время заниматься собой, когда ее дочь исчезла. Когда кто-нибудь умирает, а его родня продолжает вести привычный образ жизни, всегда слышишь: имярек этого как раз и хотел. А вот мне этого почему-то не хочется.

- Наше заявление будет очень коротким, - говорит мама. - На вопросы отвечать не станем. Для начала мы бы хотели поблагодарить за огромную поддержку, оказанную нашей семье. Кажется, что весь мир любит Эми так же, как и мы. Эми, мы помним твой нежный голос, твой мягкий юмор, твой живой ум и доброе сердце. Ты и в самом деле удивительная. Мы вернем тебя. Я уверена, у нас все получится. Это во-первых. Во-вторых, мы поняли, что совсем не знали нашего зятя Ника Данна до сегодняшнего утра. С самого начала этого кошмара он был менее внимательным, менее заинтересованным, менее обеспокоенным, чем следовало. Трактуя сомнения в его пользу, мы приписывали отстраненность Ника душевному потрясению. Теперь же мы знаем, как обстоят дела в действительности. Мы отказываемся поддерживать Ника. Впредь мы будем самостоятельно заниматься поисками Эми, не переставая надеяться, что ты, доченька, вернешься к нам. Твоя история не закончена. Весь мир ждет новой главы.

"Аминь", - слышится мне чей-то голос.

Спустя десять дней.

Шоу закончилось. Энди и Эллиоты скрылись из виду. Продюсер Шэрон, топнув ногой, выключила телевизор. Все, кто был в помещении, повернулись ко мне, как будто я гость на вечеринке, который нагадил на полу. Шэрон улыбалась чересчур бодро, отчего ботоксное лицо пошло складками не там, где нужно.

- Ну? - прозвучал в тишине ее хорошо поставленный голос. - Как это, мать вашу, понимать?

- Это и была наша бомба! - шагнул вперед Таннер. - Ник подготовлен, он может немедленно прокомментировать их заявления. Жалко, что опоздали, но в некотором роде для вас, Шэрон, так даже лучше. Вы первая, кто получит объяснения Ника.

- Будет лучше, если Нику найдется что сказать в свое гребаное оправдание, - процедила она, вставая, и добавила, не обращаясь ни к кому: - Сделаем это. Сделаем прямо сейчас.

Шэрон Шайбер вернулась и круто взялась за меня. По Нью-Йорку ходили слухи, что она в свое время хорошо погуляла, но вернулась к мужу, - одна из многих кулуарных историй журналистского мирка. Это произошло лет десять тому назад, но, как я догадывался, желание оправдывать свой поступок оставалось. А теперь понял, что не ошибся. Она сияла, проявляла заботу, льстила и подначивала. Она искренне улыбалась мне полными блестящими губами, опираясь подбородком на сцепленные пальцы, и задавала прямые, жесткие вопросы, на которые мне удалось дать достойные ответы. Конечно, как лгун я в подметки не гожусь той же Эми, но, когда клюнет жареный петух, способен на многое. Я вошел в образ мужчины, который любит жену, обидел ее своей изменой и готов на все, чтобы искупить вину.

Минувшей ночью я нервничал и потому не мог уснуть. Пришлось залезть в Интернет и посмотреть заявление Хью Гранта в шоу Джея Лено в 1995 году, где он винился перед всей американской нацией за постыдный инцидент с проституткой. Он запинался, заикался, корчился, будто кожа стала на два размера меньше и немилосердно жмет. Но никаких оправданий типа: "Я думаю, вы знаете, что есть плохие поступки и есть хорошие поступки, и вот я совершил плохой поступок... - так уж получилось". Черт возьми, парень сработал отлично - он выглядел робким, неуверенным, до того расстроенным, что всем так и хотелось проявить участие и поддержать. "Эй, приятель, ну чего такого ты натворил? Не изводи себя..." Именно такого эффекта я и добивался. Я так долго пересматривал ролик, что опасался подцепить британский акцент.

Я был абсолютно фальшив: муж Эми, который раньше не умел каяться, наконец-то научился, использовав слова и эмоции, позаимствованные у актера.

И ведь получилось!

- Знаете, Шэрон, я совершил дурной поступок, можно сказать непростительный. Мне нет оправданий, я пал в собственных глазах - никогда не думал, что смогу изменить жене. Мне нет прощения... Нет прощения, но я хочу, чтобы Эми вернулась, и тогда я остаток жизни проведу, искупая вину, ухаживая за ней так, как она этого заслуживает.

"Уж она бы получила от меня по заслугам!"

- Но вот что я хочу сказать, Шэрон. Я не убивал Эми. Я бы в жизни не причинил ей боли. Мне кажется, вот что происходит на самом деле... Всю шумиху, связанную с моим именем, я мысленно называю (смешок) эффектом Эллен Эббот. Плоды не самой достойной и ответственной журналистики. Муж. Я думаю, общественность просто приучили к этой мысли, даже полиция принимает такое положение дел как данность. С самого начала все были уверены, что я убил свою жену. Почему? Да просто нам вдалбливали это раз за разом. Это плохо, с точки зрения морали неправильно. Я не убивал Эми. Я хочу вернуть ее.

Я знал наверняка: Шэрон захочет выставить Эллен Эббот беспринципной охотницей за высокими рейтингами и дешевыми сенсациями. Для ее величества Шэрон, двадцать лет проработавшей в массмедиа, прославившейся интервью с Арафатом, Саркози и Обамой, оскорбителен сам факт существования Эллен Эббот. Я-то журналист (вернее, был им), у меня есть свой опыт. Когда я произнес слова "эффект Эллен Эббот", губы Шэрон дрогнули, тонкая бровь чуть приподнялась, все лицо просветлело. Я попал в десятку.

В конце интервью Шэрон заключила мою руку в свои ладони, прохладные и немного шершавые - я слышал, она заядлая гольфистка, - и пожелала мне удачи:

- Я буду пристально следить за вами, друг мой.

После поцеловала в щеку Го и покинула нас, показав спину, стянутую множеством булавок, призванных избавить лицевую часть платья от самых мельчайших морщин.

- У тебя, мать твою, отлично вышло! - заявила сестра, когда мы шли к выходу. - Ты выглядел совершенно другим. Решительным, но не самоуверенным. Даже челюсть была не такая... дебильная.

- Избавился от ямки на подбородке.

- Ну да, почти. Ладно, пойдем домой! - Она крепко хлопнула меня по плечу.

Я узнал, что интервью, записанное Шэрон, завтра будет показано сразу двумя источниками - кабельной сетью и эфирной. А потом и другие подхватят новость - раскаяние и прощение разбегутся по принципу домино. Наконец-то мне удалось получить контроль над ситуацией. Я не собирался и впредь довольствоваться ролью виноватого мужа, или эмоционально подавленного мужа, или бессердечного мужа-изменщика. Я стал человеком, в шкуре которого бывали многие мужчины, да и женщины тоже: "Я изменял жене, вел себя как последний говнюк, но я готов приложить усилия, чтобы все исправить. Ведь я настоящий мужчина".

- А ведь у нас все хорошо, - подытожил Таннер Болт, когда мы вернулись ко мне домой. - Теперь, благодаря Шэрон, эпизод с Энди не выглядит так ужасно, как могло бы быть. Нужно только держаться на шаг впереди.

Зазвонил телефон. Номер Го. Она говорила тонким, ломающимся голосом:

- Здесь полиция с ордером на обыск дровяного сарая. В дом папы они тоже отправились. Я боюсь.

Когда мы приехали, Го, сидя на кухне, курила сигарету за сигаретой. Судя по уродливой пепельнице из семидесятых годов, она приканчивала вторую пачку.

Нескладный, узкоплечий ребенок в полицейской форме и стрижкой "ежик" сидел рядом с ней на барном табурете.

- Это Тайлер, - проговорила сестра. - Он родом из Теннесси. Его лошадку зовут Кастро...

- Кастер, - поправил полицейский.

- Да, Кастер. И у него аллергия на арахис. Не у лошади, а у Тайлера. О! Еще у него была порвана губа - обычная травма для подающего в бейсболе. Но он не помнит, как ее получил.

Тайлер попытался строго на меня взглянуть, но потупился и принялся рассматривать сияющие ботинки.

Сквозь стеклянную раздвижную дверь черного хода в дом проникла Бони:

- Отличный день, парни! Очень жаль, Ник, что вы не удосужились сообщить нам о своей подружке. Могли сэкономить кучу времени.

- Мы будем просто счастливы обсудить с вами этот аспект, а также содержимое сарая. Все равно собирались об этом поговорить, - сказал Таннер. - Если бы вы известили нас об Энди, многих проблем удалось бы избежать. Но вы предпочли устроить пресс-конференцию, стремились к огласке. Довольно мерзко использовать девчонку для подобных целей.

- Верно, - кивнула Бони. - Вернемся к дровяному сараю. Не желаете пройти со мной?

Она зашагала первой по пожухлой к концу лета траве. Паутина свисала с детектива, напоминая свадебную вуаль. Когда я замешкался, она нетерпеливым жестом призвала поторопиться:

- Идемте-идемте. Я вас не укушу.

Дровяной сарай, освещенный несколькими лампами-переносками, выглядел более зловеще, чем обычно.

- Когда вы были здесь последний раз, Ник?

- Недавно. Очередная подсказка охоты за сокровищами, написанная моей женой, привела меня сюда. Но все, что здесь находится, - не мое. И я не прикасался ни к чему...

- Мой клиент и я, - прервал меня Таннер Болт, - хотим предложить новую версию... - И замолчал.

Все мы невольно поежились, настолько фальшив и неуместен был этот тон вне стен телестудии.

- О да! Вы обещали бомбу, - согласилась Бони.

- Мы собирались поставить вас в известность...

- Да неужели? Вы удачно выбрали время. Оставайтесь здесь, пожалуйста.

Дверь шаталась на петлях. С дужки свисал сломанный замок. Внутри копошился Джилпин, составляя опись найденного.

- Это так вы не играете в гольф? - ухмыльнулся он, похлопав по блестящим железкам.

- Ничего из того, что здесь находится, не принадлежит мне. Ничего я сюда не приносил.

- Забавно, - улыбнулась Бони, - поскольку перечень товаров совпадает с чеками покупок по вашей кредитной карточке, которая, наверное, тоже вам не принадлежит. Мы видим то, что принято называть мужской берлогой. Мужская берлога в процессе создания; ее час придет, когда жена покинет мужа. Вы планировали весело проводить время, Ник, как я погляжу. - Она вытащила из кучи три большие картонные коробки и поставила к моим ногам. - Что там?

Детектив брезгливо, кончиками пальцев, несмотря на перчатку, открыла одну из них. В коробке лежали десятки дисков DVD с порно. Обложки украшала обнаженная плоть всех размеров и цветов.

- Жму руку, Ник! - рассмеялся Джилпин. - Оно конечно, у мужчин бывают свои потребности...

- Мужчины такие визуалы, сказал мой бывший, когда я застала его за просмотром порнухи, - добавила Бони.

- Мужчины, конечно, визуалы, но Ник... - покачал головой Джилпин. - Меня даже слегка затошнило, хотя я не слишком чувствительный.

Он развернул несколько дисков веером, будто уродливые карты. В большинстве названий речь шла о насилии: "Жесткий анал", "Глубокий минет", "Униженные проститутки", "Шлюхи-садистки трахаются", "Шлюха, изнасилованная толпой", а также серия под названием "Накажи эту суку", с первого по восемнадцатый выпуски. На каждой обложке женщины корчились от боли, затравленно глядя на хохочущих мужчин, которые засовывали в них разные вещи.

Я отвернулся.

- Ах, какие мы стеснительные, - оскалился Джилпин.

Но я не ответил, поскольку смотрел, как Го ведут через двор и усаживают на заднее сиденье патрульного автомобиля.

Через час мы встретились в участке. Таннер отговаривал меня, но безрезультатно. Я взывал к его внутреннему борцу за мораль, к его эго ковбоя и миллионера. Пришла пора сказать копам правду.

Я мог им позволить издеваться надо мной, но не над сестрой.

- Ник, я соглашаюсь только потому, что считаю ваш арест неизбежным. Если скажем, что согласны на откровенный разговор, то, возможно, узнаем побольше - что они накопали против вас. Тела нет, им захочется получить чистосердечное признание. Поэтому постараются завалить вас фактами и уликами. И может быть, дадут нам достаточно материала для построения правильной защиты.

- Но мы тоже все им отдадим, так ведь? - отозвался я. - И подсказки Эми, и кукол-марионеток. - Я нервничал, подгоняемый отвратительной картиной: моя сестра потеет в допросной под голой лампочкой.

- Если позволите вести беседу мне. Я сам расскажу о подставе, и тогда копы не смогут использовать это в суде против нас. Но нам понадобится другая линия защиты.

Меня тревожило то, что даже мой адвокат считал правду совершенно неправдоподобной.

Джилпин встречал нас на ступеньках участка с бутылкой кока-колы в руке - поздний ужин. Когда он повернулся, приглашая следовать за собой, я увидел, что его рубашка на спине промокла. Хоть солнце и зашло, воздух оставался сырым и горячим. Детектив взмахнул руками, рубашка отлипла от кожи и снова вернулась на место.

- Все еще жарковато, - сказал он. - Похоже, зной и не думает спадать.

Бони дожидалась в конференц-зале, том самом, памятном по первой ночи. Той Самой Ночи. Она заплела жидкие волосы во французскую косу и пришпилила ее к затылку; получилось довольно своеобразно. А еще она накрасила губы. Уж не на свидание ли собралась? "Давай встретимся после полуночного допроса..."

- У вас есть дети? - спросил я, пододвигая стул.

Она настороженно зыркнула и показала один палец.

Вот и все. Ни имени, ни возраста. Бони была настроена по-деловому. И спуску нам давать не собиралась.

- Первое слово вам, - сказал Таннер, - расскажите, что вы обнаружили.

- Само собой, - кивнула Бони. - Итак... - Она включила диктофон и произнесла все положенное по процедуре. - Ник, вы утверждаете, что не покупали ничего из вещей, обнаруженных в дровяном сарае у дома вашей сестры, и даже ни к чему не прикасались.

- Да, мы утверждаем, - ответил за меня адвокат.

- Ник, ваши отпечатки обнаружены практически на всех вещах из сарая.

- Неправда! Я ни к чему там не прикасался! За исключением подарка на годовщину свадьбы, который Эми спрятала внутри.

Таннер дотронулся до моей руки: заткнись, мать твою.

- Подарок мы привезли сюда, - сказал он.

- Ник, ваши отпечатки и на клюшках для гольфа, и на дисках с порнографией, на часах и даже на телевизоре.

И тут я прозрел. Как же Эми отлично все устроила! Использовала против меня все. Включая мой глубокий самодовольный сон, которым я так хвастался перед ней, доказывая, что будь она поуравновешеннее, как я, избавилась бы от бессонницы. Я увидел точно наяву: вот она, стоя на коленях рядом с кроватью, прижимает мои пальцы то к одной покупке, то к другой под аккомпанемент громкого храпа. И так несколько месяцев кряду. Может, она даже подсыпала мне какую-то дрянь. Помню, как-то утром я с трудом разлепил глаза, а Эми сказала: "Знаешь, а ведь ты спишь как убитый. Или как под наркозом". Да, я был и тем и другим одновременно, но только раньше не догадывался.

- Вы можете объяснить найденные нами отпечатки пальцев? - спросил Джилпин.

- Что вы еще нашли? - продолжал давить Таннер Болт.

Бони выложила на столешницу толстую тетрадь в кожаном переплете с обугленными краями.

- Узнаете?

Я покачал головой, пожал плечами.

- Это дневник вашей жены.

- Хм... а разве Эми вела дневник?

- Да, Ник, вела. Она вела дневник на протяжении семи лет, - сообщила Бони. Похоже, вот-вот случится что-то очень плохое. Моя жена вновь перехитрила нас.

Спустя десять дней.

Мы перегнали мой автомобиль через границу штата Иллинойс, на кошмарную окраину обнищавшего городка на реке, название которого я не знала. Потратили еще приблизительно час, стирая отпечатки пальцев, а потом бросили его с ключами в замке зажигания. Это называется "круговорот жизни". Сначала тачкой пользовалась подозрительная парочка из Арканзаса, потом скрытная Эми из Озарка. Пускай теперь кто-нибудь из бедняков Иллинойса порадуется находке.

Потом мы ехали в Миссури по дороге среди холмов, пока я не разглядела за стволами деревьев сверкающую гладь озера Хэннафан. Дези, живущему с семьей в Сент-Луисе, нравится думать, что эта местность освоена в те же времена, что и Восточное побережье, но он заблуждается. Озеро Хэннафан названо так не в честь государственного деятеля девятнадцатого столетия или героя Гражданской войны. Это искусственный водоем, вырытый в 2002 году маслопромышленником Майком Хэннафаном, которому понадобилось незаконно избавляться от токсичных отходов. Негодующая общественность пытается подыскать для озера новое название. Слово "Коллингс", уверена, всплывало не раз.

Однако ни превосходно спланированный водоем, по которому можно лишь плавать под парусом, но не с мотором, ни грандиозный прибрежный особняк - швейцарское шато, но в американских размерах, - не покорили меня. В этом и заключается извечная проблема Дези. Как по мне, будь ты хоть тысячу раз миссурийцем, не следует делать вид, будто озеро Коллингс - это озеро Комо.

Он облокотился о крышу "ягуара" и замер, рассматривая дом, так что и я вынуждена была постоять и полюбоваться.

- Мы заказали его по образу и подобию чудного крошечного шале, где жили с мамой в Бринзерси, - говорит Дези. - Единственное, без чего пришлось обойтись, - это горы на заднем плане.

"Серьезный минус", - думаю я, но кладу ладонь ему на запястье, будто желаю сказать: покажи мне дом изнутри, он наверняка восхитителен.

Дези проводит для меня бесплатную экскурсию, похохатывая при этом над словом "бесплатная". Кухня, размером с добрый собор, вся из гранита и хрома, гостиная - с двумя каминами и дверью, ведущей на открытую площадку (на Среднем Западе это называют палубой), с видом на озеро и лес. Развлекательный комплекс в подвале - бильярдный стол, дартс, стереосистема, небольшой бар - с выходом еще на одну площадку, которую местные именуют второй палубой. Тут же сауна и винный погребок. На верхнем этаже пять спален. Из них вторая по величине переходит полностью в мое распоряжение.

- Я все здесь перекрасил, - заявил он. - Знаю, что ты любишь цвет пыльной розы.

Я никогда не любила цвет пыльной розы... Ну разве что в школе последний раз.

- Ты такой милый, Дези, спасибо тебе, - улыбаюсь я, стараясь изобразить совершенную искренность.

Благодарить людей мне очень тяжело. Чаще я вообще об этом забываю. Люди выполняют свои обязанности, а потом ждут от тебя высокую оценку сделанному - как обслуга в кафе-мороженых, выставляющая на столики стаканчики для чаевых.

Дези реагирует на похвалу как кот на почесывание, разве что спину не выгибает. Ну, с меня не убудет.

Я опускаю рюкзак на пол в своей комнате, давая понять, что не прочь отдохнуть. Хочется узнать, как общественность будет реагировать на признание Энди и не арестован ли наконец-то Ник. Но, похоже, одним "спасибо" я не отделалась. Дези натягивает на лицо загадочную улыбку и принимается развлекать меня: "Хочу показать тебе кое-то очень интересное". Тащит вниз: "Надеюсь, тебе это понравится". По коридору мимо кухни: "Пришлось потратить много усилий, но оно того стоило".

- Надеюсь, тебе понравится, - повторяет он и распахивает двери настежь.

Передо мной комната со стенами из стекла. Оранжерея. На полу тюльпаны - сотни тюльпанов всевозможных расцветок. Цветущие тюльпаны в середине июля в доме на озере, принадлежащем Дези. Да, это очень необычный сюрприз для девушки, которая сама сюрприз, да еще какой.

- Я знаю, что ты любишь тюльпаны, но у них такой короткий сезон, - говорит он. - Для тебя я это исправил. Теперь они будут цвести круглый год.

Он обнимает меня за талию и подводит ближе к цветам, чтобы я могла оценить подарок по достоинству.

- Тюльпаны каждый день... - говорю я, стараясь, чтобы глаза лучились радостью.

Я любила их, когда училась. В конце восьмидесятых от тюльпановой радуги все были без ума. Сейчас мне безумно нравятся орхидеи - полная противоположность тюльпанам.

- Разве Нику приходило в голову сделать для тебя нечто подобное? - шепчет мне в ухо Дези, в то время как цветы слегка покачиваются - на потолке заработали форсунки автополива.

- Ник даже не вспоминал никогда, что мне нравятся тюльпаны, - вздыхаю я.

И это правильный ответ.

Такой приятный жест, более чем приятный. Моя, и только моя комната, заполненная цветами, будто в волшебной сказке. И все же я слышу шепоток внутреннего голоса. Я позвонила Дези чуть меньше суток тому назад, но тюльпаны не выглядят недавно посаженными, да и в спальне не пахнет свежей краской. Возникает вопрос, подкрепленный его прошлогодними письмами, их вкрадчивым тоном. Как давно он задумал привезти меня сюда? И на какой срок планирует задержать? Достаточно долго, чтобы любоваться цветущими тюльпанами круглогодично?

- Я так благодарна, Дези, - говорю я. - Словно в сказку попала.

- Эта твоя сказка. Я хочу, чтобы ты видела, какая жизнь может ждать тебя.

В сказках всегда фигурирует золото. Я рассчитываю, что Дези даст мне карточку с выходом на небольшой банковский счет. Но экскурсия рисует петли и круги по дому таким образом, что я могу высказать все охи и ахи по поводу мелочей, упущенных при первом осмотре, и в конце концов мы возвращаемся в мою спальню - атлас, шелк, розовый бархат и плюш, - похожую на комнату для девочки, обожающей зефир и сладкую вату. Я украдкой выглядываю в окно и лишний раз убеждаюсь: особняк окружен высокой стеной.

- Дези, ты можешь дать мне немного денег? - бросаю я взвинченно.

- Зачем деньги? - Он притворяется удивленным. - Здесь тебе деньги не нужны. Жилье оплачивать не нужно, продуктов в доме тоже достаточно. Я могу купить и привезти новую одежду. Но я не хочу сказать, что ты не нравишься мне в одежде из дешевых магазинов...

- Имея немного налички под рукой, я бы себя чувствовала спокойнее. Вдруг случится что-то непредвиденное? Тогда мне придется действовать быстро.

Он открывает бумажник и достает две купюры по двадцать долларов. Мягко кладет их на мою ладонь. Снисходительно произносит:

- Получай.

И я задумываюсь: не совершила ли я очень большую ошибку?

Спустя десять дней.

Я совершил ошибку, позволив себе чрезмерную самоуверенность. Клянусь адом, этот дневник был призван растоптать меня. Я уже практически видел обложку детективного романа - наша черно-белая свадебная фотография на кроваво-красном фоне и аннотация на клапане суперобложки: "Шестнадцать фотографий Эми Эллиот-Данн, ранее никогда не демонстрировавшихся, и страницы ее дневника - голос с того света". Я должен был догадаться, в чем причина странных и на первый взгляд невинных развлечений Эми. Все эти дрянные детективы, которые я часто находил то здесь, то там в нашем доме. Я-то думал, она просто время убивала за легким чтением.

Но нет. Оказывается, она училась.

Джилпин развернул стул, уселся на него верхом, положив скрещенные руки на спинку и глядя на меня в упор, как копы из кинофильмов. Время перевалило за полночь, и это ощущалось.

- Скажите, ваша жена испытывала недомогание в последние месяцы?

- Недомогание? Нет, Эми никогда не болела. Ну, может, простужалась раз в год.

Бони взяла со стола дневник и раскрыла на закладке:

- В прошлом месяце вы смешивали коктейли для себя и Эми на веранде, субботним вечером. Здесь она упоминает, что напитки получились до невозможности сладкими, и описывает, как ей показалось, аллергическую реакцию. "Мое сердце колотилось в груди, язык онемел и почти не ворочался во рту. Ноги отнимались, поэтому Ник помог мне подняться по ступенькам". - Бони ткнула в страницу пальцем, поглядывая на меня, как будто я мог отвлечься и не слушать. - Когда она проснулась утром: "Голова болела, живот крутило непонятным образом, ногти были светло-голубыми, а заглянув в зеркало, я обнаружила, что и губы посинели тоже. После этого я не могла мочиться почти два дня и испытывала постоянную слабость".

Я с отвращением покачал головой. О Бони я был лучшего мнения, даже успел к ней привязаться.

- Это почерк вашей жены? - спросила детектив, поворачивая тетрадь, чтобы я мог разглядеть рукописные строки - неровные, как кардиограмма.

- Да. Думаю, да.

- Наши эксперты по почерку того же мнения.

Вдруг я осознал: Бони произнесла фразу с оттенком гордости. Эти двое впервые получили повод обратиться к экспертам, расследуя дело, прибегли к помощи профессионалов, да еще таких экзотических, как почерковеды.

- Ник, когда мы показали этот текст медицинскому эксперту, знаете, что он нам ответил?

- Отравление, - брякнул я, а Таннер нахмурился: "Спокойнее".

В течение секунды Бони не знала, что сказать, поскольку не эти слова рассчитывала от меня услышать.

- Точно, Ник. Спасибо. Это отравление антифризом. Классика. Эми повезло, что она выжила.

- Она выжила потому, что этого просто не было. Вы же сами сказали - классика. Симптомы с легкостью находятся в Интернете.

Детектив нахмурилась, но не стала спорить.

- При чтении дневника складывается не слишком хорошее впечатление о вас, Ник, - сказала она, водя пальцем по закладке. - Насилие - однажды вы толкнули ее. Ссоры - вы очень вспыльчивый. Сексуальные отношения, граничащие с изнасилованием. В конечном итоге она стала вас бояться. Читать это весьма неприятно. Последняя ее запись: "Этот мужчина, я думаю, способен меня убить". Ее собственные слова: "Этот мужчина способен меня убить".

Горло сжалось, захотелось вскочить. Накативший сперва страх сменился волной ярости. "Проклятая сука, проклятая сука, мать твою, мать твою, мать твою..."

- Какое удобное замечание, чтобы поставить финальную точку в дневнике, - сказал я.

Адвокат снова взял меня за руку, призывая успокоиться.

- Похоже, что вы готовы убить ее опять, прямо сейчас, - заявила Бони.

- Вы все время лжете нам, Ник, - добавил Джилпин. - Например, сказали, что провели все утро на пляже, но опрос свидетелей показал: вы терпеть не можете пляжи. Потом говорили, что понятия не имеете, кто совершал покупки при помощи вашей кредитной карточки, и вдруг мы находим сарай, битком набитый покупками, и на каждой ваши отпечатки. Добавим к этому жену, страдающую от симптомов, идентичных отравлению антифризом, за несколько недель до своего исчезновения. Давайте выкладывайте правду. - Он сделал паузу для пущего эффекта.

- Что-нибудь еще у вас есть? - спросил Таннер Болт. - Достойное внимания?

- Кое-что есть. Ник ездил в Ганнибал, а мы через несколько дней нашли там сумочку его пропавшей жены, - вступила Бони. - Прибавим соседей, которые слышали, как вы ругались в ночь перед исчезновением Эми. Нежелательная для вас беременность. Бар куплен на деньги вашей жены, и в случае развода она забрала бы его. Ну и конечно, тайная любовница, с которой вы встречались больше года.

- Пока еще мы способны помочь вам, Ник, - сказал Джилпин. - Но когда получим ордер на арест, будет поздно.

- Где вы нашли дневник? - спросил Болт. - В доме Билла Данна?

- Да, - кивнула Бони.

Адвокат покосился на меня - вот, а мы не сумели отыскать.

- Позвольте догадаться... анонимный звонок?

Полицейские промолчали.

- Могу я узнать, где именно в доме вы его нашли? - поинтересовался я.

- В отопительном котле. Вы, наверное, думали, что сожгли его. Да, дневник обгорел по краям, но, к счастью, пламя оказалось слишком слабым, чтобы его уничтожить, - пояснил Джилпин.

Котел - это еще одна наша с Эми "внутренняя" шутка! Она всегда изумлялась, каким профаном я оказывался в вопросах, в которых мужчины, по ее мнению, должны разбираться лучше женщин. Сколько мы ни искали, но я даже не глянул в сторону старого котла в доме моего папы, с его трубами, проводами и кранами. И мысли не возникло!

- Дело тут вовсе не в счастье. Дневник положили нарочно, так чтобы вы его нашли, - заявил я.

Бони скривила в подобии улыбки левый уголок рта, откинулась на спинку стула и замерла, как звезда рекламы холодного чая. Я сердито мотнул головой Таннеру - давайте уже, работайте.

- Эми Эллиот-Данн жива. Она имитирует свое убийство Ником Данном! - торжественно произнес он.

Я крепко сплел пальцы и выпрямил спину, пытаясь произвести впечатление, будто полностью с ним согласен. Бони не отрываясь смотрела на меня. Я остро нуждался в трубке, очках, которые мог бы эффектно снять, и стопке энциклопедий под рукой. На меня накатило веселье. Только бы не расхохотаться.

- Что вы говорите? - переспросила Бони.

- Эми жива-здорова и пытается создать впечатление, будто Ник ее убил, - повторил мой поверенный.

Копы обменялись взглядами над столом - можем ли мы доверять словам этого парня?

- Зачем ей это надо? - Джилпин устало потер глаза.

- Это очевидно. Она ненавидит его. Ник был дрянным мужем.

- С этим утверждением я могу согласиться, - вздохнула Бони, потупившись.

- Ну конечно, - буркнул Джилпин.

- Она сошла с ума, Ник? - доверительно поинтересовалась Бони. - Ведь если то, что вы говорите, правда, налицо признаки безумия. Вы слышите меня? Ей потребовалось полгода, а то и год, чтобы все подготовить. Она ненавидела вас, желала вам наказания - неотвратимого, жестокого наказания на протяжении целого года! Знаете, как тяжело скрывать в течение длительного срока такую жгучую ненависть?

"Эми могла это сделать. Она могла..."

- Ну, почему бы просто не развестись? - спросила Бони.

- Это не соответствует ее понятиям о... справедливости, - ответил я.

Таннер покосился на меня.

- Боже! Ник, вы не устали от всего этого? - удивился Джилпин. - Ведь мы ясно читали слова вашей жены: "Этот мужчина способен меня убить".

Наверное, один из пунктов их инструкции требует почаще называть подозреваемого по имени. Это льстит ему, позволяет чувствовать собственную значимость. Таким приемом часто пользуются торговцы.

- Ник, ведь вы недавно были в доме своего отца, так? - расспрашивала Бони. - Девятого июля, скажем.

Мать вашу! Вот зачем Эми изменила код сигнализации. Меня накрыла новая волна отвращения к себе - жена переиграла меня дважды. Я не только купился на ложь, что она все еще любит меня. Эми и в остальном водила меня за нос. Ну сущая ведьма. Я захохотал в душе. Господь всеблагой, я ненавидел эту суку, но не мог не восхищаться ею.

- Эми расставляла подсказки в охоте за сокровищами, вынуждая моего клиента посещать определенные места, - заговорил Таннер Болт. - В этих местах она разместила улики против него. В Ганнибале, в доме Билла Данна. Таким образом, складывается впечатление, что Ник виновен. Мы принесли эти ключи для вас. В знак нашей готовности сотрудничать.

Он вынул "подсказки" и "любовные" записки Эми и разложил их перед детективами, будто карты. Пока они читали, пытаясь разгадать тайный смысл, давно ставший понятным для меня, я взмок от пота.

- Значит, вы утверждаете, что Эми ненавидела вас так сильно, что несколько месяцев подряд фабриковала улики, которые позволили бы обвинить вас в ее смерти? - голосом разочарованного родителя спросила Бони в полной тишине.

Я ответил ей невозмутимым выражением лица.

- Ник, но ведь непохоже, что это писала озлобленная женщина. Она находит в себе силы попросить у вас прощения, выразить желание начать все сначала, рассказать, как она любит вас. "Ты теплый, ты мое солнце, ты великолепный, ты остроумный".

- Да уж, мать ее так!

- Хм... довольно странное замечание для невиновного человека, - уколола меня Бони. - Мы сидим здесь, зачитывая вслух ласковые слова вашей жены - возможно, ее последние слова, а вы кажетесь весьма сердитым. Я хорошо помню тот самый первый вечер. Эми пропала, вы приходите в участок, и мы беседуем в этой комнате почти сорок пять минут, а у вас такой вид, будто скучаете. Мы просматривали запись - складывается впечатление, будто вы сейчас ляжете и уснете.

- Это не имеет никакого отношения к делу... - начал адвокат.

- Я пытался сохранять спокойствие.

- Вы казались даже чересчур спокойным, - сказала Бони. - И действовали... неуместно, можно сказать. Бесстрастно и легкомысленно.

- А вы не думали, что я такой и есть? Я флегматик даже слишком. К несчастью, Эми об этом знает... Вечно попрекала меня. Что я не открыт для общения, замкнут в себе, стараюсь не показывать сложные эмоции - печаль, стыд... Она знала, что я буду выглядеть чертовски подозрительным. Срань господня! Поговорите с Хилари Хэнди! Что может быть проще? Поговорите с Томми О'Хара. Я же сумел с ними связаться! Они расскажут вам, на что способна моя жена.

- Мы с ними беседовали, - сказал Джилпин.

- И что?

- Хилари Хэнди совершила две попытки самоубийства уже после окончания школы. Томми О'Хара дважды прошел курс реабилитации.

- Скорее всего, из-за Эми.

- Или из-за того, что они люди с расшатанной психикой, снедаемые чувством вины, - возразила Бони. - Давайте вернемся к охоте за сокровищами.

Джилпин нарочито монотонно прочитал вслух подсказку номер два:

Сюда привел меня ты, чтобы поболтать, О детстве в кепке с козырьком повспоминать. Все остальные за чертой отныне, Целуй меня, как будто встретились впервые.

- И вы утверждаете, эти строки подсказали вам, что нужно ехать в Ганнибал? - удивилась Бони.

Я кивнул.

- Но тут нет ни слова о Ганнибале. Даже никаких намеков.

- Кепка с козырьком - наша "внутренняя" шутка...

- О, "внутренняя" шутка! - перебил Джилпин.

- А в следующей подсказке упомянут коричневый дом, - продолжала Бони.

- Дом моего отца.

- Ник, но ведь дом вашего отца синий! - Она повернулась к Таннеру, закатывая глаза: "Что вы мне подсунули?" - Со стороны выглядит, будто вы сами придумываете "внутренние" шутки в этих подсказках. Я имею в виду, когда вам выгодно. Мы узнаём, что вы съездили в Ганнибал, и оказывается, туда вас привела разгадка ключа.

- А вот итог охоты за сокровищами. - Адвокат поставил на стол коробку. - Довольно прозрачный намек. Куклы. Панч и Джуди. Уверен, вы знаете, в спектакле Панч убивает Джуди и ее ребенка. Эти вещи обнаружены моим клиентом. Мы передаем их вам.

Бони подтянула коробку к себе, надела латексные перчатки и подняла одну из марионеток:

- Тяжелая...

Осмотрела платье женщины и пестрый наряд мужчины. Подняв Панча, потрогала толстую деревянную рукоятку с углублениями для пальцев.

Помедлила с марионеткой в руках, потом взяла куклу Джуди, перевернула так, чтобы юбка задралась.

- В ней нет рукоятки. - Бони повернулась ко мне. - Ведь тут была рукоятка?

- Откуда мне знать?

- Это как дважды два - четыре. Толстая и тяжелая рукоятка с удобными желобками для надежного захвата, - с нажимом проговорила она. - Рукоятка похожа на дубинку. - Бони, не отрывая глаз, смотрела на меня, и я догадывался, что она думает: "Прохвост. Социопат. Убийца".

Спустя одиннадцать дней.

Вечером я дожидалась разрекламированного интервью Шэрон Шайбер с Ником. Хотела посмотреть его, приняв ванну и откупорив бутылку хорошего вина, попутно записывая передачу, чтобы не пропустить ни малейшего вранья. Надо запечатлеть каждую выдумку, каждую недоговоренность, каждую гребаную хитрость, которая проскользнет в его словах. Так я смогу подпитать свою ненависть к Нику. Она начала затухать после интервью в Сети - одно случайное интервью в пьяном виде! - и я не могу позволить, чтобы она исчезла окончательно. Я же не полная дура! И еще мне очень хочется услышать его оправдания по поводу Энди, которая во всем призналась. Как он будет выкручиваться?

Смотреть телевизор я хочу в одиночестве, но Дези весь день увивается вокруг меня. В какую бы комнату я ни отправилась, он появляется там, неизбежный, как смена погоды. Я не могу попросить, чтобы оставил меня в покое, ведь это его дом. Пыталась намекнуть, но ничего не вышло. То он поясняет, что ему просто необходимо проверить трубы в подвале, то должен заглянуть в холодильник, узнать, какие еще понадобятся продукты.

"Так и будет продолжаться, - думаю я. - Вся моя жизнь будет так продолжаться. Он станет навязывать свое общество, когда сочтет нужным, приходить, когда захочет, и уходить, когда ему заблагорассудится. Усядется, кивком предложит присоединиться, откроет бутылку вина. Мы будем ужинать вместе, и я не знаю, как положить этому конец".

- Я в самом деле устала, - говорю я.

- Ну, будьте благосклонны к своему защитнику хотя бы еще немного, - просит он и проводит пальцем по стрелке на брючине.

Он знает о предстоящем интервью Ника, поскольку уходит и возвращается с моей любимой едой: сыр манчего, шоколадные трюфели, бутылка охлажденного "Сансера". И даже, выгнув бровь, приносит "Фритос" с сыром и чили, который я ела, когда играла роль Эми из Озарка. Наливает вина. У нас негласный договор: не упоминать о моем ребенке. Мы оба хорошо помним, сколько выкидышей было в моей семье и не к чему бередить рану.

- Интересно послушать, что же эта свинья намерена сказать в свое оправдание, - говорит Дези.

Он редко ругается вслух, предпочитая слово "свинья", которое в его устах звучит очень едко.

Спустя час нас ждал легкий ужин, который Дези приготовил, и вино, которое Дези принес. Он дал мне ломтик сыра и один трюфель. Отсчитал ровно десять чипсов, а остальные запрятал глубоко в сумку. Утверждает, что ему не нравится запах, раздражает его, но я догадываюсь, чем он недоволен на самом деле, - моим весом. Потом мы сидим на диване, откинувшись на подушки и укрыв ноги теплым пледом, - Дези включил кондиционер на полную мощность, у нас тут осень в июле. Полагаю, он это сделал нарочно, чтобы иметь повод разжечь камин и пристроиться рядом со мной под одеялом. Похоже, ему грезится бархатный сезон в моем обществе. Даже подарок для меня приготовил - мохнатый свитер-водолазку фиолетового цвета. Я замечаю, что он гармонирует с пледом и насыщенно-зеленым свитером самого Дези.

- Знаешь, так было на протяжении многих веков: жалкие мужчины издевались над сильными женщинами, поскольку видели в них вызов своей псевдомужественности, - говорит он. - У них столь хрупкая психика, что просто необходимо иметь власть над...

Я задумываюсь о жажде власти иного рода. О жажде власти под видом заботы. "Вот тебе свитер, моя дорогая, согрейся, и заодно будешь выглядеть так, как хочется мне".

Ник так не поступил бы. Ник, по крайней мере, позволял мне делать то, что я сама хочу.

А сейчас я хочу, чтобы Дези сидел молча. Он нервничает и суетится, будто его соперник где-то рядом, в одной комнате с нами.

- Тсс, - говорю я в тот миг, когда мое симпатичное фото появляется на экране.

За ним еще одно и еще. Коллаж Эми.

- Любая девушка мечтала бы оказаться на ее месте, - слышен за кадром голос Шэрон Шайбер. - Красивая, остроумная, яркая и очень богатая. Он был парнем, которым восхищались все мужчины...

- Вот уж не все, - бормочет Дези.

- ...Красивый, интересный, яркий, обаятельный. Но пятого июля их казавшийся идеальным мир рухнул. Эми Эллиот-Данн исчезла в день пятилетней годовщины собственной свадьбы.

Информация, информация, информация. Мои фотографии. Фотографии Энди, Ника. Сканы теста на беременность и счетов с кредитной карточки. Я действительно проделала отличную работу. Это все равно что написать картину, отойти, посмотреть и сказать: "Идеально!"

- А сейчас, эксклюзивно, Ник Данн нарушит молчание. Он расскажет не только об исчезновении жены, но и о своей измене, и обо всех прочих слухах...

Я испытываю прилив теплого чувства по отношению к Нику - он надел мой любимый галстук, который я сама и купила, а муж все время считал его по-девчачьему ярким. Он и правда вызывающе-фиолетовый, и рядом с ним глаза Ника приобретают фиолетовый оттенок. За минувший месяц он растерял брюшко откормленного засранца. Живот стал почти плоским. Щеки не такие пухлые, да и подбородок он перестал выпячивать. Волосы подрезаны, но это не дело рук парикмахера. Перед моим мысленным взором возникает образ Го, глубоко вошедшей в роль мамы Мо. Она суетится вокруг Ника перед выходом на публику, напоследок даже стирает что-то с его подбородка наслюнявленным большим пальцем. На нем подаренный мною галстук, а когда Ник поднимает руку, здороваясь, я вижу, что и часы на запястье те, что покупала ему я. Винтажные "Булова спейсвью", полученные от меня на тридцатилетие. Раньше он не носил их, считал, ему не идут, хотя, на мой взгляд, идут идеально.

- Он слишком тщательно следит за собой для человека, у которого внезапно исчезла жена, - кривится Дези. - Надеюсь, не пропустил очередной маникюр.

- Ник никогда не делал маникюр, - отвечаю я, покосившись на отполированные ногти Дези.

- Давайте во всем разберемся, Ник, - начинает Шэрон. - Скажите, вы как-то причастны к исчезновению вашей супруги?

- Нет. Никоим образом. Сто процентов, нет, - говорит Ник, твердо глядя в камеру. - Я не имею права заявить, что я идеальный муж, или безупречный муж, или даже просто хороший муж. Но если бы я не переживал так за Эми, то мог бы сказать, что от ее исчезновения есть определенная польза...

- Простите, Ник, но большинству наших слушателей трудно будет осмыслить последнюю фразу, тем более что ваша жена пропала без вести.

- Это самое ужасное чувство из тех, что я когда-либо испытывал. Больше всего на свете мне хочется вернуть ее. Я пережил отвратительнейшее саморазоблачение. Обычно никто не желает признавать, что он не самый хороший человек, пока не случится нечто ужасное и не вырвет из замкнутого круга эгоизма, не сбросит пелену заблуждения, - и тогда ты понимаешь, как же тебе, скотина, повезло. У меня была женщина, не уступавшая мне ни в чем, а то и превосходившая меня, с какой стороны ни посмотреть. А я позволил своим слабостям - безработный, неспособный содержать семью, немолодой - все это затмить.

- Скажи на милость... - начал было Дези, но я шикнула на него.

Ник заявил на весь мир, что он не такой уж хороший парень?! Да это маленькая смерть для него, нет, в самом деле микросмерть.

- Но позвольте об этом сказать открыто, Шэрон. Позвольте сказать прямо сейчас. Я совершил измену. Я проявил неуважение к жене. Мне не хотелось оставаться тем, в кого я превратился, но вместо того, чтобы работать над собой, я предпочел легкий путь. Поэтому я изменил ей с девчонкой, которую едва знал. С ней я мог притворяться тем мужчиной, которым мечтал быть, - решительным, сильным, успешным, - потому что ей было не с кем сравнивать. Эта девочка не видела, как я плакал посреди ночи в ванной и утирал слезы полотенцем, когда потерял работу. Она не знала о моих недостатках и слабостях. Я, как последний дурак, убедил себя, что если не стану идеальным, то жене будет не за что любить меня. Мне хотелось выглядеть героем в глазах Эми, а когда я лишился работы, то утратил и чувство собственного достоинства. Если я не герой, то меня вообще нет больше. Шэрон, я умею отличать хорошее от плохого. И я... я поступил плохо.

- Что бы вы сказали вашей жене, если бы она, предположим, могла увидеть и услышать вас сегодня?

- Я скажу: Эми, я тебя люблю. Ты самая замечательная из всех женщин. Ты заслуживаешь лучшего, нежели то, что я давал тебе прежде, поэтому возвращайся, и остаток жизни я проведу в попытках искупить вину перед тобой. Мы вместе отыщем способ, как оставить в прошлом весь этот ужас, а я стану твоим верным спутником на жизненном пути. Вернись домой, Эми, вернись ко мне.

На секунду он прижимает фалангу указательного пальца к ямочке на подбородке - наш секретный знак. Так мы давали понять друг другу, что не врем, - мол, платье в самом деле идет, а статья и впрямь получилась удачной. Знак означал: сейчас я искренен на сто процентов и не собираюсь дурить тебе голову.

Дези тянется к "Сансеру", чтобы отвлечь меня от происходящего на экране:

- Еще вина, дорогая?

- Тсс!

Он выключает у телевизора звук:

- Эми, у тебя доброе сердце. Я знаю, как ты восприимчива ко всем этим... оправданиям. Но каждое его слово - ложь.

- Нет, Ник говорит то, что я всегда хотела услышать. Наконец-то.

Дези поворачивается ко мне анфас, полностью закрыв собой телевизор:

- Ник устроил спектакль. Хочет выглядеть в глазах общественности милым раскаявшимся парнем. Должен признать, он отлично справляется со своей задачей. Но это не имеет ничего общего с действительностью - он даже не подумал прощения попросить за то, что избивал тебя, оскорблял. Я догадываюсь, что за власть этот парень приобрел над тобой. Что-то вроде стокгольмского синдрома.

- Знаю, - отвечаю я. Хотя на самом деле имею в виду, что всегда знаю, какие слова нужно говорить в присутствии Дези. - Ты прав. Ты целиком и полностью прав. Я давно не чувствовала себя в безопасности, Дези, и я все еще... Я вижу его и... борюсь с этим, но он столько лет меня подавлял...

- Может, не следует больше смотреть? - говорит он, гладя мои волосы, наклонившись слишком низко.

- Нет, оставь. Мне не избежать встречи с этим. Но с твоей помощью я смогу преодолеть себя.

Я вкладываю в его ладонь свою кисть. Только бы ты, мать твою, заткнулся.

"Ты самая замечательная из всех женщин. Ты заслуживаешь лучшего, нежели то, что я давал тебе прежде, поэтому возвращайся, и остаток жизни я проведу в попытках искупить вину перед тобой".

Ник меня прощает - я обидел тебя, ты обидела меня, давай вместе отыщем путь к примирению. А что, если его раскаяние чистосердечно? Ник хочет, чтобы я вернулась. Ник стремится снова обрести меня, чтобы ухаживать за мной. Ник мечтает провести оставшуюся жизнь в заботах обо мне, как я того заслуживаю. Звучит заманчиво. Мы могли бы вернуться в Нью-Йорк. После моего исчезновения продажи серии "Удивительная Эми" поползли вверх - три поколения читателей вспомнили, что любят меня. Мои жадные, глупые, безответственные родители снова положат деньги в мой "стабилизационный фонд". Все отдадут, и с процентами.

На самом деле, мне хочется вернуться к прежней жизни. Точнее так: к прежней жизни с новым Ником. С Ником, осознавшим понятия "любовь", "честь" и "долг". Возможно, он усвоил урок. Возможно. Я мечтала (в тесной комнатушке в Озарке, в особняке-западне Дези хватало свободного времени, чтобы помечтать) о том Нике, каким он был в первое время нашего знакомства. Раньше я думала, что буду мечтать о том, как Ника трахнут в задницу в тюрьме, но, оказывается, желание мести постепенно отступало. Я вспоминаю те далекие-далекие дни, когда мы лежали рядом в постели - обнаженные тела на прохладной простыне. Ник смотрит на меня не отрываясь, его палец легонько скользит по моей челюсти, от подбородка к уху, вынуждая меня извиваться; щекочет мочку, а потом пробегает по всем изгибам уха и касается волос. Ник захватывает одну прядь, как сделал, когда мы поцеловались в первый раз, и дважды нежно дергает, как будто звонит в колокольчик. И он говорит: "Ты удивительнее любой книги, ты удивительнее всего, что может быть создано человеческими руками".

Ник "приземлял" меня. Он не походил на Дези, который доставлял мне все, что пожелаю (например, вино или тюльпаны), вынуждая сделать так, как хочется ему, - полюбить его. Ник просто хотел, чтобы я была счастливой, и больше ничего. Может, я заблуждаюсь, конечно, и все дело в его лени. "Я хочу, чтобы ты была счастлива, Эми, - просто потому, что это облегчит мне жизнь". Возможно, я несправедлива к нему. Ну ладно, справедлива, но слегка ошибаюсь. Ни один человек, который любит, не действует согласно утвержденному плану. Так с чем же мне сравнивать?

И вот в чем заключается правда. Пришлось пройти через страшные испытания, чтобы это осознать. Мы с Ником дополняем друг друга. Чего у меня легкий переизбыток, того у него - небольшой недостаток. Я, как шиповник, ощетинилась колючками из-за лишка родительской заботы, а у него миллион колотых ран от отцовских обид. И мои шипы идеально сочетаются с ними.

Я должна вернуться домой.

Спустя четырнадцать дней.

Я проснулся на кушетке в доме сестры, страдая от похмелья и желания собственными руками удавить жену. Такое со мной бывало довольно часто после того общения с полицией. Я воображаю, как отыскал Эми, расположившуюся в шезлонге со стаканом ананасового сока на каком-нибудь курорте Западного побережья. Ее заботы и тревоги воспарили куда-то ввысь, к безукоризненно синему небу, и тут появляюсь я - грязный и вонючий после долгого путешествия без удобств. Я вырастаю перед ней, заслоняя солнце, и жду, когда же она заметит меня, а потом сжимаю пальцы вокруг совершенного горла с его сухожилиями, трахеей и пульсирующими венами и медленно душу. При этом мы глядим в глаза друг другу и наконец-то приходим к взаимопониманию.

Я ждал ареста. Если не сегодня, то завтра, а если не завтра, то послезавтра. Сперва я воспринял тот факт, что меня беспрепятственно выпустили из участка, как добрый знак, но Таннер быстро вернул меня на грешную землю: "Без найденного тела выдвинуть обвинение в убийстве чрезвычайно сложно. Им придется расставить все точки над "i". Так что советую переделать за эти дни все важные дела - после ареста у нас будет жуткая запарка".

Прямо за окном переговаривались репортеры. Ребята с кинокамерами желали друг другу доброго утра, словно рабочие на фабрике. Кое-кто неуемный щелкал аппаратом, снимая с разных ракурсов дом Го. Многие прозевали тот момент, когда копы нашли "берлогу" на участке сестры, и мой арест стал делом времени. Теперь никто из нас не рисковал выходить под прицел камер.

Одетая во фланелевые трусы-боксеры и оставшуюся от школьных лет футболку "Батхоул серферз", с ноутбуком на сгибе руки, в комнату вошла Го.

- Опять все ненавидят тебя, - сказала она.

- Будь проклято непостоянство толпы, - ответил я.

- Вчера вечером кто-то слил информацию о сарае, сумочке Эми и дневнике. Теперь ты снова Ник-лжец, Ник-убийца, Ник-предатель. Шэрон Шайбер только что разразилась пространным заявлением: она потрясена до глубины души и ужасно разочарована тем, в каком направлении двинулось наше дело. Ах да! И все говорят о порно - "Убитые стервы".

- "Избитые стервы".

- О, прости, пожалуйста. "Избитые стервы". Таким образом, Ник - сексуальный маньяк, предрасположенный к садизму. Эллен Эббот впала в дикий раж. Всем известно, она безумный противник порнографии.

- Не сомневался. Уверен, что Эми тоже прекрасно осведомлена об этом.

- Ник... - голос сестры дрогнул, - это плохо.

- Го, не имеет ни малейшего значения, кто и что обо мне думает. Мы можем наплевать на всех. Сейчас важно одно: что думает Эми. Изменила ли она отношение ко мне.

- Ты правда веришь, Ник, что она способна так быстро перейти от ненависти к теплым чувствам?

Пять лет назад мы уже беседовали на эту тему.

- Да, Го, я верю. Эми никогда не обладала особым даром чувствовать ложь. Когда ей говоришь, что она великолепно выглядит, она верит этому безоговорочно. Когда ей заявляют, что она неотразима, то в ее понимании это не лесть, а непреложный факт. В общем, есть основания полагать, что она верит: я осознал свои ошибки и снова люблю ее. Видит Бог, разве я могу поступить иначе?!

- А если она развила у себя внутренний детектор лжи?

- Но ты же знаешь Эми - она нуждается в победе. Ее не то зацепило, что я изменил, а то, что предпочел ей другую женщину. Она захочет вернуть меня только для того, чтобы почувствовать себя победительницей. Увидев, как я умоляю ее вернуться, чтобы я мог искупить свою вину, она не в силах будет устоять. Как ты думаешь?

- Думаю, идея неплохая, - сказала Го с таким лицом, как если бы желала выигрыша в лотерее.

- А ты можешь предложить какой-нибудь другой гребаный способ?

Мы давно уже не разговаривали с сестрой в таком тоне. Полиция, обнаружив дровяной сарай, устроила Го жесткий допрос. Как, собственно, Таннер Болт и предсказывал. "Вы знали? Вы соучастница?"

Я ждал, что после той ночи она вернется, бурля от ярости, и разразится проклятиями. Но Го лишь смущенно улыбнулась и проскользнула мимо меня в свою комнату. Комнату в доме, который она заложила, чтобы оплатить задаток моему адвокату.

Из-за моего дерьмового поведения сестра оказалась перед лицом финансовых трудностей и вступила в конфликт с законом. Сложившаяся ситуация наполняла Го обидой, а меня стыдом - взрывоопасная смесь для двух человек, замкнутых в тесном пространстве.

- Я вот подумал, не позвонить ли Энди?.. - Я попробовал сменить тему.

- Это просто гениально, Ник! А потом она идет к Эллен Эббот...

- Она не ходила к Эллен Эббот. Она дала пресс-конференцию, где присутствовала Эллен Эббот. Она не держит зла, Го...

- Она дала пресс-конференцию потому, что захотела помочь тебе. Я прямо удивляюсь, что ты не продолжаешь ее трахать.

- Ну, спасибо.

- И что бы ты ей сказал?

- Прощения попросил бы.

- Ага... Ты и правда здорово накосячил.

- Просто мне не нравится, чем все закончилось.

- В последний раз, когда ты общался с Энди, она тебя цапнула, - проговорила сестра нарочито терпеливым голосом. - Не думаю, что у вас найдется какая-то тема для разговора. Вы оба - главные подозреваемые в убийстве. Вы потеряли возможность расстаться мирным путем. Думай головой, Ник!

У нас развилась неприязнь друг к другу, хотя еще недавно такое показалось бы мне немыслимым. И это терзало больше, чем внешние проблемы. Непосредственная опасность, в которую я втравил сестру. В те десять секунд неделю назад, когда я стоял на пороге дровяного сарая и ожидал, что Го прочтет мои мысли, она решила, что я - убийца жены. Я перехватил ее взгляд - так же обжигающе-холодно она смотрела на нашего отца. Еще один дерьмовый мужик, вторгшийся в ее пространство. И я тоже умудрился взглянуть на нее жалкими глазенками нашего папаши - еще одна ничего не стоящая женщина, вздумавшая обижаться на меня.

Я глубоко выдохнул и пожал руку Го. Она стиснула мои пальцы в ответ.

- Поеду-ка домой, - сказал я, сдерживая подступающую тошноту. - Не могу больше терпеть. Жду ареста, уже устал ждать.

Прежде чем она сумела помешать, я схватил свои ключи, рывком распахнул дверь и оказался прямо перед объективами фотокамер. Вспышки ослепили меня, а вопросы репортеров, которых оказалось даже больше, чем я ожидал, оглушили:

- Эй, Ник, вы убили жену?

- Эй, Марго, вы помогали брату прятать улики?

- Гребаные стервятники! - возмутилась Го.

Она выбежала мне на помощь в трусах-боксерах и футболке "Батхоул серферз".

Несколько протестующих потрясали плакатами. Белокурая женщина в солнцезащитных очках развернула в мою сторону транспарант: "Ник, где Эми?"

Крики усилились с появлением моей сестры:

- Марго, ваш брат убил жену?

- Ник убил жену и ребенка?

- Марго, вы под подозрением?

- Ник убил жену?

- Ник убил ребенка?

Я стоял, пытаясь проявить остатки твердости, и сопротивлялся желанию юркнуть обратно за порог. Вдруг Го за моей спиной присела на корточки, откручивая вентиль крана, торчавшего возле ступенек. Сильная струя из поливного шланга ударила по толпе операторов, демонстрантов, смазливых журналисток в костюмах, надетых специально для выступления по телевидению, разгоняя их, будто стадо.

Таким образом, Го прикрыла мой бросок к автомобилю. Упав на сиденье, я дал газ. Вдогонку летел пронзительный смех сестры.

Не меньше десяти минут мне понадобилось, чтобы по подъездной дорожке проехать в гараж. Пришлось продвигаться еле-еле сквозь толпу возмущенных людей. К телеоператорам, которые дежурили под моими окнами, добавились демонстранты - человек двадцать, и в их числе моя соседка Джен Теверер. Мы столкнулись лицом к лицу, и она показала мне плакат: "Где Эми, Ник?"

Наконец автоматические ворота гаража с гудением опустились. Тяжело дыша, я сидел в тесном и жарком пространстве.

Везде я чувствовал себя как в тюрьме. Дверь открылась, дверь закрылась. Дверь открылась, дверь закрылась.

И везде меня преследовал страх.

Оставшуюся часть дня я фантазировал, как убиваю Эми. Ни о чем другом, кроме новых способов душегубства, я и думать не мог. С каким наслаждением я бы вышиб ее не знающие ни сна ни отдыха мозги! Надо отдать Эми должное: сам я тоже был теперь абсолютно свеж и бодр по сравнению с предыдущими годами, прошедшими, похоже, в сонном мороке. Вновь, как в первые дни нашего брака, я был наэлектризован.

Я хотел что-нибудь делать, подгонять события, но ничего не происходило. Вечер сменялся ночью, репортеры потихоньку сворачивались, но я все еще опасался выйти из дому. Хотелось прогуляться по округе, но я до одури боялся.

Энди предала меня. Мэрибет восстала против меня. Го перестала мне доверять. Бони копает под меня. Эми уничтожила меня. Я плеснул себе виски. Пригубил, сжимая пальцами гладкое стекло, а потом запустил им в стену, с интересом наблюдая, как разлетаются сверкающие осколки, прислушиваясь к звону, вдыхая аромат скотча. Ярость во всех органах чувств. "Ах вы, гребаные суки!"

На протяжении всей жизни я пытался быть правильным парнем, человеком, который любит и уважает женщин, мужчиной без пунктиков. А теперь сижу и ненавижу сестру, тещу, любовницу. Воображаю, с каким наслаждением раскроил бы череп жене.

Неожиданно раздался стук в двери. Громкий, частый, как очередь из автомата, он пробрал меня до печенки.

Я распахнул дверь настежь, готовый встретить яростью ярость.

На крыльце стоял мой отец - ни дать ни взять ужасающий призрак, вызванный моим разгневанным разумом. Он взмок и запыхался. Оторванный рукав рубашки висел на одной нитке, всклоченные волосы торчали во все стороны, но глаза не утратили обычной цепкости, из-за чего Билл Данн казался дьявольски умным.

- Она здесь? - отрывисто спросил отец.

- Кто, папа? Кого ты ищешь?

- Сам знаешь кого...

Он оттеснил меня плечом и зашагал через гостиную, оставляя грязные следы на полу. Шел со сжатыми кулаками, наклоняясь вперед так сильно, что, если бы остановился, едва ли удержался бы на ногах. При этом отец бормотал: "Сука-сука-сука-сука..." А пахло от него мятой. Настоящий мятный аромат, не химическая подделка. И на брюках я заметил пятна зелени, будто Билл продирался через чей-то заросший сад.

"Мелкая сука, мелкая сука..." - продолжал бубнить он.

Через столовую, на кухню. Щелкнул выключателем. По стене промчался усатый таракан.

Я тащился следом за отцом, пытаясь его успокоить:

- Папа, папа, почему бы тебе не присесть? Папа, может, стакан воды? Папа...

Он продолжал топать, роняя комья грязи с подошв. У меня сжались кулаки. Вечно этот подонок является когда не надо и делает только хуже!

- Папа! Папа, черт побери! Тут нет никого, кроме меня! Только я!

Он настежь распахнул дверь комнаты для гостей, а потом вернулся в гостиную, не обращая на меня внимания.

- Папа!!!

Я не хотел прикасаться к нему. Боялся, что не сдержусь и ударю. Или не сдержусь и расплачусь.

Когда Билл попытался подняться наверх, в спальню, я заступил ему путь. Одной рукой вцепился в перила, другой - уперся в стену. Человек-преграда.

- Папа! Посмотри на меня...

Его слова яростно вылетали изо рта вместе с брызгами слюны:

- Скажи ей, этой мелкой суке, что еще не все кончено. Скажи, что она не лучше меня. Она не слишком-то хороша для меня. И плевать, что она думает. Тупая сука получит хороший урок...

Клянусь, я секунду видел чистую, нетронутую белизну, а потом настал миг полного прозрения. Я перестал отгораживаться от голоса отца и позволил ему пульсировать в ушах. Я не боялся женщин, не испытывал к ним неприязни. Я терпеть не мог всего лишь одну-единственную женщину. Я ненавидел Эми, фокусировал всю злость и яд на ней одной, на женщине, которая вполне заслуживала подобного отношения. Но это не уравнивало меня с безумцем-отцом. Это делало меня нормальным человеком.

"Мелкая... мелкая... мелкая... сука... сука... сука..."

Больше всего я ненавидел отца за то, что он заставил меня полюбить эти слова.

"Мерзкая сука, гребаная сука..."

Я крепко взял его за руку, затолкал в автомобиль и захлопнул дверцу. Всю дорогу до "Комфорт-Хилла" он непрерывно повторял свое заклинание. Припарковавшись на стоянке для санитарных машин, я подвел его ко входу и втолкнул в дверной проем.

Потом повернулся и отправился домой.

"Мерзкая сука, гребаная сука..."

Я ничего не мог поделать. Моя сука-жена не оставила мне иного выхода, кроме как униженно молить ее о возвращении домой.

Пресса, Интернет, телевидение... Надежда оставалась только на них. Если Эми увидела меня в роли мужа-паиньки, который говорит то, что ей хочется услышать: "Я сдаюсь, капитулирую. Вернись, пожалуйста, я был не прав. Вернись домой".

Ты, траханая дырка! Вернись домой, чтобы я смог убить тебя собственными руками!

Спустя двадцать шесть дней.

Дези опять здесь. Он приезжает едва ли не каждый день, натянуто улыбается, слоняется вокруг дома, стоит на кухне, где солнце освещает его профиль таким образом, чтобы я могла восхититься в полной мере, тащит меня за рукав в оранжерею с тюльпанами, ожидая очередной порции похвалы, напоминает, что я теперь окружена заботой и любовью.

По заверениям Дези, я в полной безопасности, но он не позволяет мне уйти, поэтому безопасности я не ощущаю. Ключей от машины у меня нет, так же как и ключей от дома. Я не знаю кода, открывающего ворота. Я в полном смысле слова узница. Особняк окружен забором высотой пятнадцать футов, и я не видела ни одной лестницы, хотя искала. Наверное, я смогла бы подтащить к ограде кое-что из мебели и перебраться на ту сторону, а спрыгнув, отползти или проковылять на сломанной ноге куда-нибудь подальше. Но это не выход. Если я дорогой гость, как утверждает Дези, то я должна располагать свободой перемещения. Несколько дней назад я попыталась это обсудить.

- А что, если мне нужно будет уехать? Срочно.

- Может, мне стоит перебраться сюда насовсем... - рассуждает он. - Тогда я мог бы охранять тебя все время, а если бы что-то случилось, мы поехали бы вместе.

- А если твоя мама заподозрит что-то, приедет и увидит, что ты меня прячешь? Страшно подумать...

Его мама. Да я умру, если его мать узнает правду, поскольку она немедленно заявит в полицию. Эта женщина презирает меня, а все из-за того случая в школе - несмотря на давность лет, она все еще держит зло. Тогда я расцарапала себе лицо и сказала Дези, что его мать набросилась на меня (она говорила со мной так высокомерно, так холодно, что вполне могла и ударить). Они не разговаривали почти месяц. Потом, конечно, помирились.

- Жаклин не знает код, - отвечает он. - Это мой дом. - Дези выдерживает паузу, притворяясь, будто размышляет. - Нет, в самом деле мне нужно жить здесь. Ты не должна столько времени проводить в одиночестве - вредно для здоровья.

Но я не считаю, что нахожусь в одиночестве. За минувшие две недели у нас возникло нечто вроде распорядка дня. Распорядка, установленного Дези, моим шикарным тюремщиком, моим извращенным придворным. Обычно он является после полудня, неся шлейф ароматов из дорогого ресторана, где они обедают с Жаклин. В такой же ресторан он мог бы водить и меня, если бы мы переехали в Грецию. Это еще одно предложение, которое приходится регулярно выслушивать, - хорошо бы нам переехать в Грецию. Почему-то он решил, что меня никто не опознает в крошечном рыбачьем поселке на берегу Средиземного моря. Он воображает, как мы потягиваем вино, лениво занимаемся любовью на закате дня, а на веранде копошатся осьминоги.

Он пахнет легкими закусками. Как будто слегка помазал гусиным паштетом за ушами. Мать Дези всегда пахла сексом. Еда и страсть - вот ароматы семейки Коллингс.

Он входит, и у меня сразу текут слюнки. Ах, эти запахи! Он принес мне что-то вкусное, но не настолько изысканное, как ел сам. Дези хочет, чтобы я худела, - он всегда предпочитал тощеньких. Итак, передо мной отличная зеленая карабмола, колючие артишоки и шипастые крабы, - похоже, что диета детально продумана именно для меня. Я практически вернула свой обычный вес, волосы отросли. Я покрасила их в привычный, светлый тон (принесенной Дези краской), зачесываю назад, удерживая обручем (опять же от Дези).

- Думаю, ты будешь лучше чувствовать себя, если вернешь прежний облик, дорогая, - говорит он.

Налицо забота о моем благополучии, но, скорее всего, он хочет видеть перед собой Эми образца 1987 года.

Я ужинаю, а Дези крутится поблизости, дожидаясь похвалы. И приходится то и дело повторять: "Спасибо!" Не помню, чтобы Ник когда-либо замолкал, дожидаясь от меня благодарности. После еды Дези прибирает со стола как умеет. Мы оба лентяи, не привыкшие ухаживать за собой. Поэтому вскоре дом приобретает вид слегка запущенного: подозрительные пятна на столах, пыль на подоконниках...

После обеда Дези какое-то время посвящает мне - моей прическе, моему лицу, моей одежде, моим мыслям.

- Взгляни на себя, - говорит он, заправляя мои локоны за уши, как ему нравится, и расстегивая одну пуговицу на моей рубашке, чтобы выглядывали ямки над ключицами. Потом прикасается пальцем к одной из них. Довольно непристойный жест, на мой взгляд. - Как этот Ник мог причинять тебе страдания, изменять тебе, не любить тебя? - Он постоянно талдычит об этом, основательно намозолив мне уши. - Разве не было бы наилучшим выходом позабыть о Нике, отбросить эти ужасные пять лет? Ты можешь начать жизнь заново с мужчиной, который подходит тебе. Многие ли женщины похвастаются подобной возможностью?

Да, я хочу начать жизнь заново с мужчиной, который подходит мне. С новым Ником. Его дела сейчас идут не самым лучшим образом. И только я могу спасти Ника от самой себя. Но я угодила в ловушку.

- Если однажды я приеду, а тебя здесь не окажется, мне придется обратиться в полицию, - продолжает Дези. - У меня не останется выбора. Я должен буду убедиться, что с тобой ничего не произошло, что Ник не... не сделал с тобой что-то против твоей воли. Не обидел тебя.

Угроза, замаскированная под заботу.

Теперь я смотрю на Дези с нескрываемым отвращением. Иногда кажется, что моя кожа пылает от презрения и усилий его скрыть. Раньше я только думала, что знаю этого человека. Манипулирование, мурлыкающее принуждение, деликатное запугивание. Он считает мягкую силу эротичной. Ник, по крайней мере, был достаточно решителен, чтобы брать то, что считал нужным. А Дези подталкивает тонкими восковыми пальцами, пока не получит желаемое.

Я полагала, что смогу управлять им, но ошиблась. Наверное, стоит ожидать чего-то очень нехорошего.

Спустя тридцать три дня.

Долго тянулись скучные, ничем не примечательные дни, а потом обыденность разбилась вдребезги. Августовским утром я прошелся по магазинам, а когда вернулся, то обнаружил в своей гостиной Таннера Болта в компании Бони и Джилпина. На столе в прозрачном пластиковом пакете лежала тяжелая рукоятка с желобками для пальцев.

- Мы нашли это на отмели недалеко от вашего дома еще в начале расследования, - пояснила Бони. - Тогда не поняли, что это за вещь. Мало ли странных обломков выносит река. Но мы на всякий случай сохранили ее. После того как вы показали нам кукол - Панча и Джуди, - все стало на свои места. Мы отправили дубинку в лабораторию.

- И?.. - спросил я, сохраняя бесстрастность.

Бони встала, глядя мне в глаза, и печально произнесла:

- На ней обнаружена кровь Эми. Теперь мы можем рассматривать дело как убийство. Мы полагаем, что перед нами орудие преступления.

- Погодите, Ронда!

- Игра окончена, Ник, - сказала она. - Игра окончена.

Начиналась следующая глава.

Спустя сорок дней.

Я нашла кусок старой бечевки и пустую бутылку из-под вина. И само собой, немного вермута. Я все приготовила.

Решимость. Потребуется решимость и сила воли. Задача поставлена.

Я прихорашиваюсь, чтобы нравиться Дези, - изящный цветок. Немного духов. Месяц взаперти - и моя кожа приобрела изысканную бледность. Косметики самую малость: чуть-чуть туши на ресницы, немного нежно-розовой пудры на щеки, блеск для губ. Облегающее розовое платье, которое он купил для меня. Ни лифчика, ни трусиков. Босиком, несмотря на выстуженное кондиционером помещение. Я вся горю и окружена облаком аромата, когда Дези, незваный и непрошеный, заявляется после ланча. Радостно приветствую, обнимаю, прячу лицо на его шее. Трусь щекой о его щеку. Трачу на него гораздо больше любезности, чем за все минувшие недели, и это его удивляет.

- Что случилось, дорогая? - спрашивает Дези растерянно, и я чувствую что-то похожее на угрызения совести.

- Ночью мне приснился жуткий кошмар, - шепчу я. - Там был Ник. Когда проснулась, мне так захотелось, чтобы ты был рядом. Даже утром. Весь день ждала твоего прихода.

- Если тебе хочется, я могу быть здесь все время.

- Мне хочется, - отвечаю и поворачиваю лицо, и Дези ничего не остается, как поцеловать меня.

Прикосновение его губ взывает тошноту, они скользкие и дрожащие, как рыба. В этом весь Дези - вежливый насильник, подавляющий женщину. Он снова целует меня холодными мокрыми губами. Ладони едва касаются моего тела. Поскольку я играю страсть, то притягиваю его к себе, засовываю язык в рот. Мне хочется его укусить.

Дези отстраняется.

- Эми, - говорит он, - это так неожиданно, все происходит так быстро. Я не желаю, чтобы ты принуждала себя, если тебе не хочется, если ты не решилась...

Я знаю, что он жаждет прикоснуться к моей груди, войти в меня; я хочу, чтобы это произошло как можно быстрее, едва сдерживаюсь, чтобы не впиться в него ногтями. Мой план реализуется слишком медленно.

- Решилась, - отвечаю я. - Кажется, я решилась давно, еще когда нам было по шестнадцать лет. Но тогда я боялась.

В моих словах никакого смысла, но ему они придадут уверенности.

Снова целую его, а потом предлагаю подняться в спальню.

Там Дези начинает раздевать меня, целуя места, никоим образом не связанные с эрогенными зонами, - то плечо, то ухо. А я в это время виртуозно отвлекаю его внимание от моих запястий и щиколоток. Просто трахни меня, и дело с концом! Через десять минут я хватаю его руку и сую себе между ногами.

- Ты в самом деле этого хочешь? - спрашивает он, слегка отстраняясь.

Прядь волос падает ему на лоб, как в школьные времена. Будто мы вернулись в комнату общежития, но уже с более успешным Дези.

- Да, любимый, - отвечаю я и застенчиво беру его за член. Еще через десять минут Дези наконец-то расположился у меня между ногами и начинает нежно, медленно-медленно двигаться. Время от времени останавливается для поцелуев и поглаживаний, пока я не хватаю его за ягодицы, чтобы помогать.

- Трахни меня, - шепчу я. - Трахни меня как следует.

Он замирает:

- Может, не следует так, Эми? Я же не Ник...

Это уж точно.

- Я знаю, любимый, но я очень хочу тебя. Хочу, чтобы ты заполнил меня. Я чувствую себя такой пустой.

Он подчиняется. Я кривляюсь над плечом Дези, а он дергается еще пару раз и кончает. О, этот жалкий звук, который он издает... Я едва не запаздываю с имитацией охов и ахов, коротких удовлетворенных вскриков. Пытаюсь выдавить слезу, потому что он, скорее всего, представлял меня плачущей после первого секса с ним.

- Ты плачешь, любимая... - говорит он, выскальзывая из меня, и губами собирает слезинки.

- Это от счастья, - отвечаю.

Он уверен, что женщины должны так говорить.

После я сообщаю, что приготовила пару коктейлей, - Дези любит пить изысканные напитки в это время суток. Он порывается вскочить, накинуть рубашку и принести их, но я прошу его не покидать постель.

- Хочу услужить тебе хотя бы для разнообразия.

Сбежав на кухню, я наливаю в два стакана мартини. В свой добавляю немного джина и одну маслину. В стакан Дези - три маслины, джин, оливковый сок, вермут и три растолченные таблетки снотворного из тех, что у меня еще остались.

Когда я приношу коктейль, он долго принюхивается, пока я отпиваю из своего стакана. Мне необходимо слегка приглушить напряжение.

- Тебе не нравится мой мартини? - спрашиваю я, когда он делает первый глоток. - Я всегда мысленно представляла себя твоей женой и готовила для тебя коктейли. Понимаю, что это глупо... - Напускаю на лицо легкое недовольство.

- О нет, любимая, вовсе не глупо. Я всего лишь неторопливо предвкушал. Но... - Дези залпом опрокидывает стакан. - Если это так важно для тебя!

Его голова кружится от успеха. Он победитель. Член лоснится от свершений. То есть Дези сейчас неотличим от большинства мужчин. Вскоре он начинает клевать носом и засыпает.

Я могу приступать.

Окончание следует...

---

Читайте в рассылке

Обратная связь

скоро Лорен Оливер "Делириум" Недалекое будущее. Мир, в котором запрещена любовь, потому что любовь — болезнь, опаснейшая амор делириа, и человеку, нарушившему запрет, грозит жестокое наказание. Посему любой гражданин, достигший восемнадцатилетнего возраста, обязан пройти процедуру освобождения от памяти прошлого, несущего в себе микробы болезни. «Делириум» — история Лины, девушки, которой до процедуры остается несколько месяцев. И она наверняка повторила бы судьбу большинства законопослушных граждан, если бы не встретила человека, резко изменившего ее взгляд на окружающий мир. И первый роман писательницы, «Прежде чем я упаду», и тот, что вы держите сейчас в руках, стали подлинной литературной сенсацией. «Делириум» — начало трилогии об апокалипсисе нашего времени. Права на экранизацию книги куплены крупнейшей американской кинокомпанией.      скоро Джек Керуак "На дороге" Роман «На дороге», принесший автору всемирную славу. Внешне простая история путешествий повествователя Сала Парадайза (прототипом которого послужил сам писатель) и его друга Дина Мориарти по американским и мексиканским трассам стала культовой книгой и жизненной моделью для нескольких поколений. Критики сравнивали роман Керуака с Библией и поэмами Гомера. До сих пор «На дороге» неизменно входит во все списки важнейших произведений англоязычных авторов ХХ века.      скоро Венедикт Ерофеев "Москва-Петушки" В одном из своих последних интервью Венедикт Ерофеев (1938-1990) сказал, что больше всего из написанного им, ему нравится "Москва-Петушки". "Читаю и смеюсь, как дитя. Сегодня, пожалуй, так написать не смог бы. Тогда на меня нахлынуло. Я писал эту повесть пять недель…". "Мне нравится, что у народа моей страны глаза такие пустые и выпуклые. Это вселяет в меня чувство законной гордости… Можно себе представить, какие глаза там. Где все продается и все покупается:…глубоко спрятанные, притаившиеся, хищные и перепуганные глаза… Девальвация, безработица, пауперизм… Смотрят исподлобья, с неутихающей заботой и мукой - вот какие глаза в мире чистогана… Зато у моего народа - какие глаза! Они постоянно навыкате, но - никакого напряжения в них. Полное отсутствие всякого смысла - но зато какая мощь! (Какая духовная мощь!) Эти глаза не продадут. Ничего не продадут и ничего не купят. Что бы ни случилось с моей страной, во дни сомнений, во дни тягостных раздумий, в годину любых испытаний и бедствий - эти глаза не сморгнут. Им все божья роса…"      скоро Аркадий Крупняков "Амазонки" В новом приключенческом романе автор повествует о государстве амазонок — легендарных женщин–воительниц — в период его распада, государстве, замкнутом в себе и агрессивном для внешних пределов, раздираемом внутренней борьбой за абсолютную власть. Идея романа: общество, основанное на жестокости и человеконенавистничестве, обречено на гибель.

Литературное чтиво Подписаться письмом Текст сообщения: * Ваш адрес электронной почты: Вы можете оставить это поле пустым. Для получения ответа   указывайте  реально существующий e-mail.