Чтобы попасть в библиотеку, ей пришлось ждать пяти часов. Как и другим, Анаис приходилось подчиняться тюремному распорядку. Между тем расписание каждый день менялось, чтобы сорвать любую попытку побега.

Попав наконец в библиотеку, она отыскала книги по истории фотографии. С тех пор как Ле-Коз рассказал ей о дагеротипах, она возлагала на этот след большие надежды. Если убийца с Олимпа действительно применял этот метод, чтобы увековечить свои преступления, ей необходимо узнать о нем все.

Замысел ее был прост. До сих пор убийца соблюдал величайшую осторожность. Им так и не удалось выяснить происхождение героина, равно как и воска, перьев и крыльев дельтаплана. Точно так же они не сумели обнаружить источник анестезирующего препарата, которым преступник усыпил принесенного в жертву быка. Между ним и орудиями преступления никакой связи установлено не было. Но, возможно, он проявил меньшую осмотрительность в том, что касается дагеротипов? Что, если материалы, которых требует эта особая техника, выдадут его?

Судя по книгам, изобретение Луи Жака Манде Дагера датировалось серединой XIX века. В техническом отношении оно заключалось в полировке медной пластины, покрытой слоем серебра. Затем носитель обрабатывали парами йода, чтобы сделать его светочувствительным. На следующем этапе на эту пластину с помощью объектива проецировали изображение, которое затем проявляли, обрабатывая парами ртути. Отполированное зеркало с полученным изображением погружали в тиосульфат натрия, чтобы защитить от воздействия кислорода слоем хлорида золота.

Иллюстрации в книгах не отличались зернистостью, зато блестели, словно ртуть. Они напомнили ей сновидения. В этих фотографиях таилось то же противоречие, что и в снах: они представлялись одновременно темными и светящимися, неясными и точными. Зрительно это выглядело как черное облако, разрывы которого образовывали серебряные узоры, настолько переливчатые, что они казались нереальными.

Она углубилась в профессиональное издание. Поняла она немногое, но все же достаточно, чтобы усвоить, что техника эта сложная и требует много времени, особенно в момент съемки. Трудно поверить, что на месте преступления убийца мог потратить столько времени, чтобы запечатлеть дело рук своих, следуя этому методу. Но нашли же они рядом с телом Икара этот осколок зеркала. Убийца разбил первую светочувствительную пластину и вынужден был воспользоваться другой. Он постарался собрать все осколки, но один все-таки пропустил. Только так можно объяснить, откуда взялся этот фрагмент.

Тут она задумалась, предоставили ли Солина полную запись ее телефонного разговора с Ле-Козом. Похоже, что нет. О дагеротипах он не упоминал. А значит, только у нее есть эта зацепка.

Оторвавшись от книги, она закрыла глаза и попыталась представить себе, на что похожи дагеротипы, снятые на месте преступления. Минотавр. Икар. Уран.

И тут Анаис открыла глаза. В ее воображении пластины были не серебристыми, а золотистыми. Скорее даже красноватыми. Этапы их химической обработки по этому старинному методу сами собой связались у нее с неразгаданной тайной тела Филиппа Дюрюи. С выкачанной из него кровью. У нее вдруг возникла необъяснимая уверенность, что, проявляя дагеротипы, убийца использовал гемоглобин своих жертв. Так или иначе, он применял этот эликсир жизни, чтобы высветить изображение.

Анаис всегда увлекалась искусством. Сейчас ей кое-что вспомнилось. Если верить легендам, сам Тициан добавлял кровь в свои полотна. Рубенс использовал ее, чтобы усилить тепло световых пятен, трепет плоти. Существовал и другой миф: в XVII веке человеческую кровь использовали для приготовления состава, который смешивали с маслом и красками, чтобы получить высшего качества живописный фон.

Не важно, правдивы или лживы эти истории, сейчас они питали сценарий Анаис. Она была недостаточно подкована в химии, чтобы догадаться, какая роль в нем отведена гемоглобину и оксиду железа, зато она не сомневалась, что Олимп убийцы представляет собой картинную галерею, в которой хранятся пласты сухой крови и хлорида золота.

—Шатле, на выход.

Перед ней стояла надзирательница. Анаис спросила, можно ли ей отксерить несколько страниц. Ей сказали, что нельзя. Она не стала настаивать. И даже когда позади остались длинные коридоры и запертые двери, ее возбуждение не улеглось. Дагеротипы. Алхимия. Кровь. Ей явно удалось что-то нащупать, вот только как это проверить?

Вместо ответа за ней захлопнулась дверь камеры. Она легла на кровать и услышала за стеной радио кого-то из заключенных. Программа «6–9» на «Энерджи». Лили Аллен, проездом в Париже, давала ведущему интервью. Английская певица рассказывала о своем знакомстве с первой леди Франции Карлой Бруни.

—Вы бы хотели спеть с ней дуэтом?— спросил ведущий.

—Не знаю… Карла высокая, а я совсем маленькая. Это бы странно выглядело. Я куда лучше спелась бы с Саркози!

Анаис хватило сил улыбнуться. Она обожала Лили Аллен. Особенно ее песню «22», в нескольких словах рисовавшую обычную и безысходную судьбу тридцатилетней женщины, которая и не заметила, как пролетела молодость. Каждый раз, когда она смотрела клип — девушки в туалете ночного клуба, подновляя перед зеркалом макияж, надеются подновить и свою жизнь,— она словно видела саму себя.

It’s sad but it’s true how society says Her life is already over There’s nothing to do and there’s nothing to say.

Она закрыла глаза и вернулась к мифическим изображениям.

Дагеротипы, покрытые кровью.

Ей надо выбраться отсюда.

Напасть на след этого ублюдка.

Остановить хищника с повадками вампира.

* * *

Очередной датинг проходил в «Веге», новомодном баре в Девятом округе. Здешняя обстановка ничем не напоминала тропическую атмосферу «Питкэрна»: сплошь хромированные поверхности и светодиодные лампы. Слева — подсвеченный голубым бар, похожий на аквариум. Справа стояли диванчики в форме инфузорий. В роли столиков выступали серебристые кубы.

На барной стойке были расставлены «Blue Lagoon», коктейли на основе кюрасао, словно светившиеся в полумраке. Приглушенно вибрировала мягкая электронная музыка.

Холл был украшен картинками в рамках из нержавейки, изображавшими героя японского мультика конца семидесятых, Грендайзера. Он был с планеты Вега, а бар отдавал дань моде самых уродливых лет XX века — eighties.

Вечеринка начиналась в девять вечера. Шаплен пришел в половине девятого. Ему хотелось застать Саша врасплох. В пустом зале, не сняв пальто, она раскладывала по столикам картонки с номерами и не слышала, как он вошел. Шаплен воспользовался этим, чтобы понаблюдать за ней. Видимо, Саша была уроженкой Нидерландских Антильских островов. С короткой стрижкой, ростом под метр восемьдесят, спортивного телосложения и с непропорционально крупными руками, она, несмотря на свою красоту, выглядела тяжеловесной и массивной. Временами ее можно было принять за трансвестита.

—Привет, Саша,— сказал он, не выходя на свет.

Она вздрогнула. В зале стоял ледяной холод. Саша тут же выдавила из себя улыбку и вернулась к роли благожелательной богини, царящей над миллионом заблудших сердец.

Но едва Шаплен выступил из тени, как это выражение сменилось неприкрытой враждебностью. Он подошел к ней, не зная, пожать ей руку или чмокнуть в щеку. Саша отпрянула. Под темным пальто на ней было строгое черное платье, на ногах — фирменные черные туфли на каблуке. Ничто в этом наряде не говорило об антильском происхождении, но от всего ее существа веяло тропическими островами. Под светодиодными лампами ее кожа карамельного оттенка окрасилась в золотисто-коричневые тона, а изумрудные глаза приобрели цвет морской воды.

В свою очередь она смерила его взглядом, и его одежда явно привела ее в ужас. Фиолетовая рубашка, фланелевый плащ с тремя карманами, прямые брюки из шерстяной саржи и шикарные остроносые лаковые ботинки. Он надел то, что нашлось среди броских прикидов Ноно.

—И зачем только я пускаю в свой клуб дешевых бабников вроде тебя?

—Чем я заслужил подобное внимание?

—Помнится, я высказалась достаточно ясно.

Похоже, Саша однажды уже запретила ему приходить на ее вечеринки.

—С тех пор много воды утекло,— бросил он пробный камень.

—От слухов нелегко отделаться.

Она говорила с легким креольским акцентом. Ей удавалось от него избавиться, когда она обращалась к своей пастве, но сейчас, в этом поединке с глазу на глаз, он возник снова. Шаплен попытался спровоцировать ее, разыграв то ли бывшего, то ли потенциального любовника:

—Для тебя только твой клуб имеет значение, верно?

—А что еще? Мужики? Не смеши меня.

—Но ведь любовь — твое золотое дно.

—Не любовь, а надежда.

—Тут я с тобой согласен.

Саша шагнула к нему:

—Чего тебе надо, Ноно? После всего ты заявляешься сюда как ни в чем не бывало!

—Да что такого я натворил?

Саша безнадежно покачала головой:

—Ты пугаешь женщин. Бросаешь тень на других мужчин. А мне ты действуешь на нервы.

Он указал на бар в серебристых отсветах:

—Не против, если я выпью чего-нибудь, кроме твоего синего пойла?

—Будь как дома,— сдалась она, возвращаясь к своим картонкам.

Шаплен зашел за барную стойку. Там лежала сумка Саша. Он заметил ее еще на входе. Антрацитово-серая «Биркин» от «Гермес». Классический трофей парижанки, пробившейся наверх.

Он притворился, будто выбирает бутылку. Уже входили первые гости, отодвигая тяжелый занавес над входной дверью. Ловко подхватив два коктейля, Саша двинулась им навстречу.

Шаплен взял «Биркин» и заглянул внутрь. Там лежал бумажник. Удостоверение личности. Настоящее имя Саша — Вероника Артуа. Проживает на улице Понтуаз, 15, в Пятом округе. Запомнив адрес, он убрал все обратно в сумку. А теперь — ключи.

—Ты что делаешь?

Саша стояла по ту сторону стойки. Светло-зеленые глаза приобрели оттенок нефрита. Он водрузил бутылку на стойку.

—Коктейль собственного приготовления. Хочешь попробовать?

Не отвечая, она оглянулась на смущенных гостей, с бокалами в руках рассевшихся на двух разных диванах. Долг призывал ее, но она еще не разобралась с Шапленом.

—Что это ты затеял, Ноно? Чего вынюхиваешь?

—То же, что и раньше.

—Вот-вот. Как всегда, непонятно что.

Шаплен открыл бутылку и плеснул себе в бокал. Ключи он успел сунуть в карман, но «Биркин» на месте уже не было — она свалилась к его ногам. Саша ничего не заметила. В бледном свете она сверлила Шаплена взглядом. Ему хотелось бы разглядеть в нем ностальгию, скрытую грусть — что-то, говорящее о старых добрых временах, но он выражал лишь тревогу и ярость.

—Точно не хочешь глотнуть?

Она мотнула головой и посмотрела на дверь: подходили новые участники.

—Интересно,— рискнул он,— а Лейла сегодня придет?

Саша испепелила его взглядом. Ее открытое и страстное лицо уроженки Антильских островов застыло, словно окаменевшая лава с холодными острыми гранями.

—Да пошел ты!

Шаплен примирительно поднял руки. Саша с бокалами в руках уже встречала новых претендентов. Он поставил сумку на место и двинулся к выходу мимо сопровождавшей гостей Саша.

Отдернув штору, он увидел очередных соискателей. Хотел было пожелать им удачи, но вместо этого прошептал:

—Мужайтесь.

* * *

Минут десять ему пришлось прождать перед домом номер 15 по улице Понтуаз, пока какой-то жилец, выходя, не открыл дверь в подъезд. Продрогший Шаплен проскользнул в проем и тут же наткнулся на решетку с кодовым замком. В дом никак не попасть.

—Чтоб тебя,— бессильно прошептал он.

Снова ждать. Сквозь решетку он оглядел мощеный двор, обсаженный растениями, так и не сдавшимися зиме. Строгие фасады. Прямые карнизы без орнаментов. Балконы из кованой стали. Он словно перенесся в прошлое. Дома, должно быть, относились к XVII или XVIII веку. Раздражение не помешало ему ощутить волнующую красоту этого места. Вымощенный булыжниками двор, фасады зданий, листва — все тонуло в лунно-серой сверкающей дымке, оттенявшей картину серебристыми мазками.

Дверь в подъезд открылась. Посетитель. Мужчина с поднятым воротником подозрительно покосился на него и позвонил в домофон. Решетка отворилась. Шаплен устремился следом за незнакомцем, не обращая внимания на его неприязненный взгляд. Судя по почтовым ящикам, Вероника Артуа жила в корпусе В на четвертом этаже.

Тесная лестничная площадка, терракотовая плитка на полу, расхлябанная дверь. Шаплен словно пришел в гости к самому Вольтеру. На всякий случай он позвонил в дверь, подождал, затем бесшумно повернул ключ.

Оказавшись внутри, он взглянул на часы. С момента его ухода из «Веги» минуло сорок минут. Вечеринки у Саша проходили по раз и навсегда установленному порядку: семь заходов по семь минут — всего сорок девять, плюс разогрев и в конце — сбор листков, где каждый записывал номера телефонов приглянувшихся ему претендентов. Прибавляем время на обратную дорогу — итого добрых два часа.

Выходит, у него еще больше часа, чтобы все обшарить.

Перед ним — двух- или трехкомнатная, слегка подновленная квартирка. И здесь на полу терракотовая плитка. Шероховатые, выкрашенные в белый цвет стены. Открытые потолочные балки. Квартира напоминала саму Саша, какой он ее себе представлял. Одинокая женщина лет сорока, которая зарабатывает на жизнь благодаря возникшей в начале двухтысячных моде на датинги. Клуб позволяет ей кое-как сводить концы с концами.

Он был уверен, что у нее нет отдельного офиса. Ради экономии она организует вечеринки через Интернет прямо из дома. Через тесную прихожую он попал в гостиную, отделанную в марокканском стиле. Медные лампы. Стены в розовых и мандариновых тонах. Вид покрытой подушками кушетки у окна нагнал на него тоску. Приют одинокой женщины, которая устраивалась здесь, чтобы почитать, когда на душе у нее кошки скребли. Кстати, он бы не удивился, обнаружив в этой холостяцкой квартирке кошку или болонку, но никаких домашних любимцев видно не было.

Шаплен зашел в спальню. Отделанные перламутром ширмы в восточном стиле из деревянных планок. В центре — кровать цвета граната, казалось, жаждет дождя из розовых лепестков. Здесь его ждал сюрприз: к задней стене Саша прикрепила фотографии всех членов своего клуба, соорудив что-то вроде доски почета.

Приглядевшись, Нарцисс обнаружил, что она с помощью маркера соединила все лица линиями, стрелками или пунктиром. Саша отслеживала отношения, завязавшиеся на ее вечеринках, как адмирал следит по карте за своей флотилией. Рассматривая прилежно улыбающиеся лица, он думал, что все эти немые губы выкрикивают одно-единственное слово: одиночество. Более того, лица этих одиночек повторяли черты самой Саша. Ее крупный рот громче всех вопил: ОДИНОЧЕСТВО!

Он дал волю воображению. Саша жила чужими свиданиями, которые сама организовывала. Выслеживала, подстерегала, манипулировала каждым участником. Мастурбировала в своей постели, лицом к стене, усеянной созвездиями — лицами людей, между которыми предполагались сексуальные отношения. Пленница своих фантазмов, своего бессмысленного существования, она вдохнула жизнь в эту галактику, но никогда не наслаждалась ее теплом.

Наверняка Саша где-то хранила более подробные сведения о запутанных отношениях между членами ее клуба. У стены на компьютерном столике стоял макбук. Шаплен включил его. Пароля на нем не оказалось. Саша была здесь у себя дома, в своем королевстве. К чему ей остерегаться?

Шаплен щелкнул папку «Sasha.com». Выскочили иконки. Он открыл папку, посвященную участникам. Предлагалось два списка, составленные в алфавитном порядке: по псевдонимам и по фамилиям. Шаплен выбрал псевдонимы. Появилось еще два списка — мужчин и женщин. Он углубился в список женщин, прокручивая пронумерованные фотографии. К каждой из них прилагалось описание: происхождение, семейное положение, профессия, доходы, музыкальные предпочтения, ожидания и так далее. На своих вечеринках Саша старалась сводить людей со схожими вкусами.

Некоторые лица резко выделялись на общем фоне. Правильные черты, глубокий взгляд — эти девушки принадлежали к другому миру. Настоящие секс-бомбы. Шаплен задумался, а существовали ли они на самом деле? На сайтах знакомств многие приукрашивают свои фотографии, чтобы завлечь в свои сети побольше воздыхателей…

Если только это не девушки из эскорта, о которых упоминала Софи Барак. Таким профессионалкам нечего ловить в этом клубе. И уж точно Саша не стала бы им платить. Кто же тогда их нанимал? И для чего? Девушки постарались выглядеть естественно: никакой косметики, ничего вызывающего. Но красота — торжествующая, трепещущая — выдавала их с головой.

Шаплен записал их псевдонимы. Клоэ. Жюдит. Аква-84… Потом нашел Медину. Она собрала волосы сзади. Стерла с лица чувственную гримаску Медина изображала low profile, но не могла скрыть свою обольстительность. Такая девушка на вечеринках Саша не осталась бы незамеченной.

И Лейлу он тоже отыскал. Молодая марокканка с волнистыми волосами, темными губами и черными глазами. Она тоже прикинулась скромницей. Ни косметики, ни украшений. Простая бежевая блузка. Но залегшие под глазами тени, словно вспышки мглы, придавали ее взгляду блеск кристаллов. Очевидно, эти сногсшибательные девушки пытались раствориться в толпе. Что же им было нужно?

Вдруг что-то его зацепило. Шаплен вернулась назад и еще раз медленно прокрутил фотографии. Он узнал еще одно лицо. Овальное, очень бледное, обрамленное темными волосами, такими гладкими, что они напоминали черный шелк. Светлые глаза сверкали как свечи, вызывая в памяти церковную службу и запах ладана. Ангельское лицо, нежное, как молитва, и разящее, как откровение.

Шаплен прочитал псевдоним этого ангела, и все поплыло у него перед глазами.

Feliz.

Это слово он слышал во сне — сне о тени и белой стене. Он не забыл значение этого слова по-испански: «счастливый, счастливая». Фелис. Шаплен знал ее лицо. Он снова слышал голос из сна, шепчущий, знойный, полный благодатной надежды. Теперь он знал, что это был ее голос.

Фелис.

Кликнув по фото, он раскрыл папку с ее личными данными. Когда на экране появилось ее настоящее имя, Шаплен, не веря, замотал головой — полное безумие, такое просто невозможно,— он едва сдержал стон. Все встало на свои места, и возврата не было.

Настоящее имя Фелис — Анна Мария Штрауб.

Теперь он ее узнал. В его воспоминаниях черты лица были стянуты, искажены веревкой, сломавшей ей позвонки. Но это точно была она. Мертвая. Повесившаяся. Призрак из его снов. Анна Мария Штрауб. Единственная женщина, которую, как ему казалось, он любил, не была пациенткой психушки. Она — одна из эскорт-девушек, с которой он познакомился на вечеринках Саша. Присосавшаяся к нему пиявка, которой платили за участие в этих встречах. Его воспоминания — страстные ночи в палате Анны Марии, безумие его любовницы, ее тело, болтающееся над ним на его же ремне, — сплошь обман и галлюцинации. До сегодняшнего дня у него мало что было. Но и эта малость только что испарилась как дым.

Шаплен закрыл глаза, пытаясь собраться с силами и взять себя в руки. Когда он почувствовал, что немного успокоился, то открыл глаза и дочитал описание. Она вступила в клуб в марте 2008 года. Жила в Десятом округе Парижа, на улице Ланкри. 27 лет. Она не снизошла до ответов на прочие вопросы анкеты. Ни слова о профессии, доходах, хобби или досуге… Саша не настаивала. С такой кандидаткой пререкания ни к чему.

Он отметил, что Анна Мария Штрауб не возобновила членство в следующем году. Шаплен выстроил хронологию. Что-то не складывалось. Она регулярно посещала клуб с марта 2008-го по февраль 2009-го. Но ведь в это время Ноно еще не существовал. По словам Юсефа, он явился миру только в марте 2009-го. Так когда именно Шаплен встретил Анну Марию Штрауб? В какой жизни?

А если так. Он познакомился с ней в 2008 году, когда был какой-то иной личностью, но тоже членом клуба Саша, просто под другим именем. Новым щелчком мыши он открыл историю встреч Фелис. Вечеринки, на которых она была, фамилии участников, чьи телефоны она захотела узнать. Если он прав, то он есть в этом списке.

До декабря 2008 года она приняла участие почти в сорока датингах. И при этом взяла всего-навсего двенадцать номеров. Еще один клик. Он прокрутил список псевдонимов. Ни один ему ни о чем не говорил. Он открыл каждую папку в поисках своей фотографии. Но ее там не оказалось.

Все же он рассмотрел избранников Фелис. 21 марта 2008-го она спросила телефон Родриго. Настоящее имя — Филипп Депре, 43 года, разведен, детей нет. 15 апреля она заинтересовалась Сандоканом, в реальной жизни — Сильвен Дюрье, 51 год, вдовец. 23 мая 2008-го она приметила Жанти-Мишеля, он же Кристиан Мьоссан, 39 лет, холост. 5 июня 2008-го — Алекс-244, настоящее имя Патрик Серена, 41 год, холост…

И далее все в таком же роде. Что привлекло Фелис в этих мужчинах? Она была профи. Неправдоподобно красивая женщина, зарабатывающая своей привлекательностью. Реалистка, для которой ее внешность стала безотказным оружием. Что ей было нужно от этих простофиль?

22.45. Вот-вот вернется Саша. Шаплен записал в блокнот, который хранил в кармане, координаты жертв Фелис, затем вставил купленную днем флэшку. Он скопировал папки и скрыл следы своего присутствия.

Переступая порог, Шаплен подумал, что он еще не до конца разобрался с анкетами. Ведь он так и не посмотрел свою собственную — Арно Шаплен, он же Ноно, за 2009 год. И он ничего не нашел о Медине. Познакомился ли он с ней через Саша? Неужели одна и та же история произошла у него дважды — с двумя разными девушками? Голос Медины: «Обстановка накаляется. Мне страшно». Медина мертва? А Фелис? Она на самом деле умерла повешенной?

* * *

Номер первый, Филипп Депре, он же Родриго, умер.

Второй, Сильвен Дюрье, он же Сандокан, ответил после четвертого гудка.

—Месье Дюрье?

—Это я.

—Я звоню вам по поводу Анны Марии Штрауб.

—Кого?

—Фелис.

Короткая пауза.

—Кто вы?

Захваченный врасплох, он нашелся:

—Офицер судебной полиции.

Набрав воздуха, его собеседник твердо произнес:

—Неприятности мне не нужны. Знать не желаю, чего она натворила. И слышать о ней не хочу.

—Вы знали, что она исчезла?

—Я не видел ее полтора года! Она бросила меня после трех свиданий, ничего не объяснив. Больше я никогда о ней не слышал.

—Когда вы в первый раз ее увидели?

—Если вы собираетесь меня допрашивать, вызовите меня в комиссариат.

Дюрье бросил трубку. Шаплен глотнул кофе. Он зашел в кафе на бульваре Сен-Жермен. Кожаные диванчики. Теплый свет люстр. Отдаленный гул голосов — в кафе почти никого не было.

Следующий номер.

После двух гудков ответил женский голос:

—Алло?

Такого Шаплен не ожидал. Он заглянул в свой блокнот и прочитал имя избранника номер три.

—Будьте добры, Кристиана Мьоссана.

—Это шутка?

Он совершил ошибку, но не понимал какую. Пытаясь выиграть время, он повторил вслух набранный им номер.

—Это действительно номер Кристиана,— ответила она уже не так агрессивно.

Шаплен старался говорить участливо:

—Я неудачно выразился. Я звоню по поводу месье Мьоссана, и…

—Кто вы?

Он снова представился офицером судебной полиции, не называя своего имени.

—Есть новости?

Теперь ее голос звучал иначе. Раздражение сменилось надеждой.

—Возможно,— сказал он наудачу.

—Какие?

Шаплен собрался с духом. Он продвигался вслепую, но в этом у него уже был кое-какой опыт.

—Извините, но не могли бы вы прежде сказать мне, кто вы?

—Натали Форестье, его сестра.

Он лихорадочно размышлял. Если сестра Мьоссана говорит по его мобильному, это значит, что он умер, болен или пропал. Вопрос «есть новости?», заданный полицейскому, исключал болезнь.

Он прочистил горло и заговорил с уже привычными интонациями следователя:

—Я хотел бы вернуться к некоторым фактам.

—Господи…— Теперь ее голос казался измученным.— Я уже столько раз все это рассказывала…

—Мадам,— он понизил голос, стараясь говорить веско,— мне поручили это дело с тем, чтобы разработать определенные направления. Я должен допросить каждого важного свидетеля.

Все это было шито белыми нитками: только что он набрал номер мертвого или пропавшего без вести человека,— но женщина ничего не заметила.

—Так у вас есть что-то новое или нет?— спросила она.

—Сперва ответьте на мои вопросы.

—Вы что… снова меня вызовете?

—Сожалею, но да. А сейчас, по телефону, я хотел бы попросить вас припомнить кое-какие детали.

—Слушаю вас,— сдаваясь, ответила она упавшим голосом.

Подумав, Шаплен решил начать с самого общего вопроса:

—Как вы узнали о том, что произошло с вашим братом?

—В первый или во второй раз?

Нельзя умереть дважды. Значит, Кристиан Мьоссан пропал. Два раза.

—Для начала поговорим о первом случае.

—Мне позвонили из полиции. С ними связалось начальство Кристиана. Вот уже две недели от него не было никаких известий. Мой брат им не звонил и не посылал медицинской справки. Это совсем на него не похоже.

—Когда точно вам позвонили?

—Десятого июля две тысячи восьмого. Я не очень хорошо помню.

Шаплен записал дату, сравнил со своими пометками. Впервые Мьоссан встретился с Анной Марией Штрауб 23 мая 2008 года. И меньше чем через два месяца он исчезает. Есть ли тут какая-то связь?

—А вы сами не заметили, что он исчез?

—Вы не читали мои показания?

—Нет. Предпочитаю не забивать голову домыслами перед допросом свидетелей.

—Что за странный метод!

—Уж какой есть. Как же вы не заметили, что ваш брат пропал?

—Вот уже двенадцать лет мы в ссоре.

—Из-за чего?

—Дурацкая история с наследством. Квартирка в Париже. В общем, из-за глупости…

—Его близкие тоже не заметили его исчезновение?

—У Кристиана не было близких.— Она продолжала срывающимся голосом: — Он был совсем один, понимаете? Постоянно торчал в Интернете, на сайтах знакомств. Я только потом узнала. Встречался с женщинами, с… профессионалками, с кем попало…

Шаплен записывал все, что она ему сообщала, на ходу пытаясь по кусочкам составить общую картину. Натали Форестье упомянула о двух исчезновениях.

—И когда его нашли?

—В сентябре. Хотя на самом деле полиция обнаружила его в конце августа, но мне позвонили только в середине сентября.

—Почему с вами связались так поздно?

Натали запнулась. Похоже, неведение собеседника приводило во все большее замешательство.

—Потому что Кристиан утверждал, что его зовут Давид Лонге. И совершенно забыл, кто он на самом деле.

Этого он не ожидал. У Кристина Мьоссана, избранника Фелис, была реакция бегства. Он тоже — пассажир без багажа.

—И где его обнаружили?

—Подобрали вместе с другими бомжами в конце августа на Пари-Пляж. Он страдал амнезией. Сперва его направили в психушку префектуры полиции, ту, что вы называете «Три П».

—Так положено.

—Потом перевели в больницу Святой Анны.

—Не припомните, как звали психиатра, который его лечил?

—Смеетесь? Кристиан провел там около месяца. Я навещала его каждый день. Врача зовут Франсуа Кубела.

Он записал имя. Допросить в первую очередь.

—В каком отделении он работает?

—В КПРЭ, Клинике психических расстройств и энцефалита. Такой очаровательный, душевный человек. Похоже, он хорошо разбирается в подобных заболеваниях.

—Кубела объяснил вам, чем болел Кристиан?

—Он говорил о реакции бегства, уходе от реальности через амнезию — все в таком роде. Рассказал, что как раз занимается схожим случаем: пациентом из Лорьяна, которого перевел в Париж, в свое отделение.

Шаплен трижды подчеркнул имя Кубела. Специалист. С ним обязательно надо поговорить. Тот, конечно, сошлется на врачебную тайну, но…

—Кубела казался… растерянным,— продолжала Натали.— По его словам, это очень редкий синдром. Вообще-то до сих пор во Франции не было отмечено ни одного случая. Он еще шутил: «Это фирменное блюдо американцев».

—Как он лечил вашего брата?

—Точно не знаю, но уверена, он все перепробовал, чтобы вернуть ему память. И все без толку.

Шаплен сменил тему:

—А как опознали Кристиана? Каким образом вышли на вас?

—Так вы вообще ничего не знаете…

Мысленно он поблагодарил эту женщину за то, что она сразу не бросила трубку. Его неведение было вопиющим.

—Кристиана опознали по отпечаткам пальцев,— объяснила она.— В прошлом году его задержали за вождение в нетрезвом виде. Отпечатки сохранились в базе полиции. Не знаю уж почему, но сопоставление заняло больше двух недель.

—И что же дальше?

—Мне поручили заботу о Кристиане. Профессор Кубела слабо верил в его выздоровление.

—А потом?

—Кристиан поселился у нас. Мы с мужем и детьми живем в домике в Севре. Было непросто.

—Кристиан по-прежнему считал себя Давидом Лонге?

—Да, по-прежнему. Это было… ужасно.

—И вас он совсем не помнил?

Натали Форестье не ответила. Шаплену было знакомо это молчание. Она плакала.

—Он так и жил в вашей семье?— произнес Шаплен через несколько секунд.

—Где-то через месяц он снова сбежал. И вот…

Новая пауза. Рыдания.

—Тело обнаружили возле завода стройматериалов, на набережной Марсель-Бойе в Иври-сюр-Сен. Страшно изуродованное.

Шаплен записывал. Рука у него дрожала и вместе с тем оставалась твердой. Кажется, наконец он на верном пути.

—Простите, что задаю подобный вопрос, но какими именно были эти увечья?

—Вы ведь можете посмотреть отчет о вскрытии?

Он настаивал как можно мягче:

—Будьте любезны, ответьте.

—Точно уже не помню. Мне и знать-то не хотелось. По-моему, ему рассекли лицо сверху донизу.

Значит, Кристиан Мьоссан, он же Жанти-Мишель, он же Давид Лонге, был носителем имплантата. Как Патрик Бонфис. Как он сам. Анаис Шатле права. Препарат, вызывавший синдром «пассажира без багажа», поступал именно через такой имплантат. Особый прибор, который убийцы каждый раз обязаны были извлекать.

—Послушайте,— вдруг заговорила Натали,— я сыта по горло вашими вопросами. Хотите меня допросить, вызывайте в отделение. А главное, если будут новости, сообщите их мне!

Он что-то пробормотал в ответ, намекая на новые данные, позволяющие возобновить расследование. Вместе с тем ему не хотелось подавать этой женщине ложные надежды. В итоге вышло что-то совершенно невнятное.

—У нас есть ваш адрес,— заключил он официальным тоном.— Завтра же вы получите повестку. Подробности узнаете на месте.

Он расплатился и вышел в ночь на поиски такси. Направился к Сене, поднялся по набережной Турнель. Вокруг ни души. Только по мостовой несутся машины: водителям явно не терпится вернуться домой. Холодно. Темно. Над ледяной безысходной ночью тяжко нависает собор Парижской Богоматери. Шаплену тоже хотелось домой. Но ему необходима была эта очередная ночь поисков.

Кристиан Мьоссан, он же Давид Лонге.

Патрик Бонфис, он же Паскаль Мишелль.

Матиас Фрер, он же…

Трое подопытных.

Трое «пассажиров без багажа».

Трое подлежащих уничтожению.

Какую роль могли здесь играть Анна Мария Штрауб и Медина? Роль убийц? Охотниц на жертв-одиночек?

Эта гипотеза еще годилась для Кристиана Мьоссана, но никак не для Патрика Бонфиса, бедного рыбака из Страны Басков. Ну а для него самого? Бывал ли в клубе Саша тот, кем он был, прежде чем стать Арно Шапленом? Угодил ли он в ловушку, расставленную Фелис? Среди жертв этой амазонки он не нашел ни одной своей фотографии.

В двадцати метрах перед ним, на углу улицы Гран-Огюстен, остановилось такси, чтобы высадить пассажира. Он побежал и забрался внутрь, дрожа от холода.

—Куда едем?

Шаплен взглянул на часы. Уже за полночь. Самое время для охоты на девочек.

—В бар «Джонни», улица Клеман-Маро.

* * *

—У меня новости, красотка.

Заспанная Анаис, не веря своим ушам, слушала Солина по телефону. Ее вытащили из постели, привели сюда, на пост охраны. Всучили телефонную трубку. Чудеса да и только.

—Я и не знал, какие у тебя связи.

—Какие еще связи? Ты это о чем?

—О том, что завтра тебя отпустят. Судья подписал приказ.

Она промолчала. При одной только мысли, что она вырвется из этого бетонного мешка, возникло ощущение, что ей ломиком вскрывают грудную клетку.

—А почему, тебе сказали?

—Без комментариев. Так решили на самом верху. И точка. А еще говорят, что правосудие одно для всех.

Анаис сменила тон:

—Если ты что-то знаешь — скажи. Кто меня отсюда вытащил?

Солина рассмеялся. Его смех напоминал скрежет.

—Давай изображай святую невинность, тебе это так к лицу. Так или иначе, я хочу, чтобы ты была у меня под рукой. Мы продолжаем расследование. Назовем это кризисным штабом.

—Есть сдвиги?

—Черта с два. О Медине так ничего и не накопали. Ни о ее делишках, ни о ее контактах. Януш как в воду канул. Ни слуху ни духу — вообще ничего. Розыск сбился с ног.

Она смутно догадывалась, что Солина и его церберам просто слабо вести уголовное расследование. Ну а розыску такая добыча, как Януш, не по зубам.

—Пришлешь за мной машину?

—Ни к чему. Тебя будут ждать.

—Я никого не знаю в Париже.

Солина снова хохотнул. Теперь скрежет звучал как писк.

—Не волнуйся. Твой папаша приехал собственной персоной.

* * *

—В первый вечер ничего не было. У меня есть принципы.

—Но ведь ты с ним переспала.

—Ага. В итоге переспала. Ну, ты понимаешь, о чем я…

Три девицы расхохотались. Шаплен сидел за соседним столиком в глубине зала «Джонни». Бар в американском стиле: лакированные деревянные панели на стенах, кожаные кресла. Тусклый свет омывал мебель и ноги девушек, отбрасывая золотисто-коричневые блики в гамме Вермера. Шаплен сидел к ним спиной, боясь пропустить хоть слово из их болтовни. Троица по всем статьям подходила к тому типу, который был ему нужен. Не то чтобы профессионалки — просто не прочь подзаработать при случае,— болтавшие о тряпках и мужиках.

—Ты больше не носишь очки?

—He-а. Теперь у меня линзы. Очки — это слишком секси.

Каждая их реплика поражала его. Ему не хватало опыта Ноно. И в то же время в этой их манере смешивать в большом шейкере секс, деньги и простодушные надежды было что-то трогательное.

—Пойду попудрю носик.

Шаплен бросил взгляд через плечо и увидел со спины тонкую фигурку, затянутую в темный атласный корсаж, переходящий в широкую юбку из черного тюля. Даже со своего места он слышал, как посапывает это создание. Пудра, о которой шла речь, ничего общего с косметикой не имела.

—Была на вечеринке у принца?

—Какого еще принца?

Девицы уже снова чесали языками.

—Не знаю, как его звать. Он из Эмиратов.

—Меня не приглашали,— надулась вторая.

—Там была одна русская, ну, я тебе скажу, никогда не видала такой профессионалки. Из кожи вон лезла, лишь бы быть первой.

—Первой?

—Ага. Мы были в шоке, а ведь она оказалась права. Угомонила парня за пять минут. Получите — распишитесь, за все про все три тысячи евро. А мы потом ночь напролет надрывались, чтобы у него снова встал…

Новый взрыв смеха. Он заказал себе еще шампанского. Надо бы угостить девушек, но у него не хватало духа. Времена Ноно ушли безвозвратно.

Мисс Кокс вернулась вприпрыжку. Хороша что сзади, что спереди. Изможденное лицо под черным шлемом волос, подстриженных под Клеопатру, излучало какую-то животную грацию. Если приглядеться, становилось заметно, что наркотики уже подтачивают ее: щеки ввалились, глаза запали. Но красота ее черт, оттененная сумрачным и в то же время сверкающим макияжем, все еще брала верх.

Поравнявшись с Шапленом, она остановилась и улыбнулась ему:

—Что, интересно, о чем мы болтаем?

—Извините?

—Хорош прикидываться, да ты чуть шею не свернул, подслушивая.

Он выдавил улыбку:

—Я… Можно вас угостить?

—Чего ради? Ты из полиции?

Вопрос огорошил его. Ему не удалось их провести. Он сбросил маску.

—Я ищу Лейлу.

—Какую Лейлу?

—Просто Лейлу.

—Ты с ней знаком?

—Нет. Но мне о ней говорили.

Клеопатра одарила его бархатной улыбкой:

—Да вот она.

Шаплен обернулся и в дверном проеме увидел то самое лицо, которым любовался на фото в папках у Саша. Сегодняшний ее образ не имел ничего общего с красивой девушкой с доски почета. Под мышкой огромная сумка от «Шанель», плащ с меховым воротником накинут поверх невинного белого муслинового платья. Это одеяние юной девушки резко контрастировало с волнами сексуальности, исходившими от ее мускулистого тела.

—Лейла, ты прям как звезда,— сказала Клеопатра.— Тут тебя ищет этот парень.

Вновь пришедшая расхохоталась:

—Вот что значит класс, деточка.

Она улыбнулась и в вызывающем реверансе склонилась к Шоплену. Ее декольте действовало, как удар кулаком в лицо.

—Чего желаешь, котик?— Она повела плечами, отчего ее груди мягко колыхнулись.— Кто меня ищет,— прошептала она, лизнув его в ухо,— тот меня находит.

Шаплен попытался сглотнуть. Но напрасно. В паху вспыхнул пожар. Яйца едва не лопались. Он с трудом представлял себе подобное создание на датингах от Саша. Надо думать, в такие вечера мужики просто выстраивались в очередь, дожидаясь, пока она их слопает без перца и соли.

—Я хочу потолковать с тобой о Медине.— Шаплен старался говорить твердо.

Улыбки как не бывало. Лейла выпрямилась. Шаплен поднялся и сцепился с эскорт-девушкой взглядом. Вблизи тени у нее под глазами разили наповал. Две фиолетовые черты, усиливающие жар ее радужек.

—Где Медина? Что с ней случилось?

—Да пошел ты… Мне нет до нее дела.

—Давай поговорим где-нибудь в тихом месте.

—Охренел, урод?

—У меня ствол.

Она взглянула на его ширинку и улыбнулась:

—Оно и видно.

—Кроме шуток.

Арабка смотрела на него недоверчиво. Вызывающего вида как не бывало. Ее товарки изумленно таращились друг на друга.

—На чем ты приехала?— спросил он тоном полицейского.

—На своей тачке.

—Где она?

—На парковке на улице Франциска Первого.

Ее голос звучал резко и отрывисто. От сексуальности не осталось и следа. Словно с ее души внезапно стерли всю косметику. Не спуская глаз с Лейлы, Шаплен бросил сто евро на столик, за которым сидели девушки.

—Я угощаю.

И кивнул на дверь:

—Пошли.

* * *

—Курить можно?

—Машина твоя.

—С чего мне начать?

—Лучше всего с начала.

Сидя за рулем, Лейла закурила «Мальборо» и выпустила облачко дыма. Стекла были подняты. Салон «остина» тут же затянуло туманом.

—Мы все подружки.

—У вас одно ремесло?

Улыбка Лейлы смахивала на гримасу.

—Мы актрисы.

—Как скажешь.

—Мы вечно строим какие-то планы. Ради денег или ради карьеры. Больше всего мечтаем о карьере актрисы. Но в Париже ни за что не пробиться.

Она снова глубоко затянулась. Даже причмокнула губами. Свободной рукой она без конца разглаживала свои шелковистые колготки. Шаплен старался не опускать глаз, опасаясь не устоять перед мощным притяжением ее обтянутых черным ляжек.

—У вас есть Софи Барак.

—Свиноматка. Так мы ее зовем между собой. Она нам подкидывала кое-какие делишки, но уж больно стремные.

К Лейле возвращался говор окраин. Словно язык помимо ее воли обретал старые навыки, от которых она недалеко ушла.

—И тут вы прознали про Sasha.com.

В ответ Лейла только выпустила еще одно облачко дыма. На миг она снова стала хищницей, какой была в баре «Джонни». Свирепое выражение словно заострило ее лицо. Обведенные сумраком глаза напоминали кратеры, готовые изрыгнуть пламя.

—Сам-то ты кто?

—Одна из жертв этой истории. Как Медина. Как ты.

—Мы не жертвы.

—Будь кем хочешь, только дай мне нужные сведения.

—Чего ради?

—Ради Медины.

—Вот уже несколько месяцев, как она пропала.

—Если ответишь на мои вопросы, я расскажу, что с ней случилось.

Новый взгляд, в котором боролись гнев и страх. Под плащом с меховым воротником она дрожала от холода. Лейла раздавила свою сигарету в пепельнице, закурила новую. Ее зажигалка была отделана китайским лаком и золотом. Шаплен догадался, что это такой же трофей, как и сумка «Биркин» у Саша. В Париже женщины — те же воительницы. Они выставляют свои трофеи напоказ, как шайенки подвешивают скальпы себе на пояс.

Вдруг она повернула ключ зажигания и включила отопление на полную мощность.

—Ну и дубак в этой тачке. На чем мы остановились?

—На Sasha.com. Кто вам о ней рассказал?

—Клиент Медины. Шикарный тип. Жил в отеле в Восьмом округе.

—В «Теодоре»?

—Нет, в другом. Уже не помню.

—Когда это было?

—Около года назад.

—Что он предлагал?

—Ловлю лохов.

—По-французски, пожалуйста.

—Нам надо было участвовать в датингах и выглядывать парней, подходивших под параметры.

Что останется, если исключить невероятное? Невозможное.

Кастинг для набора подопытных кроликов.

—Что за параметры?

—Нужны были жалкие одиночки, у которых в Париже никого нет. Податливые, неуверенные в себе. И лучше придурковатые.— Она усмехнулась между двумя затяжками.— Короче, полные неудачники.

Все сходилось. Как найти в Париже одиноких мужчин без всякой опоры, уязвимых невротиков? Охоту лучше всего вести среди им подобных одиночек, ищущих родственную душу. Датинг — самое подходящее место. Там можно и высмотреть добычу, и познакомиться с ней поближе, и заманить ее в ловушку с помощью таких приманок, как Лейла, Медина или Фелис. Уловка стара как мир.

Несмотря на отопление, Лейлу все еще трясло. И где теперь закованная в латы завоевательница из «Джонни»? Плечи, грудь, сама ее фигура словно съежились. Сейчас молодая женщина походила на то, чем была на самом деле. Насмотревшаяся реалити-шоу и подсевшая на глянцевые журналы девчонка с окраины, чьи мечты ограничивались ВИП-зоной в модном кабаке. Арабка, усвоившая, что у нее лишь одно оружие, чтобы приблизиться к этой цели, но время поджимает.

—А с заказчиками ты встречалась?

—Само собой.

—Как они выглядели?

Ее ноздри расширились, из них вырвался дым.

—Иногда они смахивали на охранников. Иногда на преподов. Но все походили на полицейских.

—А они говорили, для чего нужен… кастинг?

—Ну, они отбирают парней, чтобы испытывать лекарства. Что-то от головы. Они объяснили, что тесты на людях были всегда. Что это необходимый этап после тестов на животных.— Она разразилась мрачным смехом.— Говорили, будто мы — связующее звено между животными и людьми. Уж не знаю, комплимент это или нет.

—А они предупреждали, что это опасно?— Шаплен повысил голос.— Говорили, что их препараты разрушают мозг? Что подопытные даже не знали о своем участии в эксперименте?

Лейла взглянула на него с ужасом. Шаплен прочистил горло и заставил себя успокоиться. Резким движением он опустил стекло — в салоне нечем было дышать.

—И вы не побоялись в это ввязываться? Не подумали, что это незаконно или опасно?

—Говорю тебе, они смахивали на легавых.

—Возможно, так даже опаснее.

Лейла не ответила. Что-то тут не сходится. С какой стати эти доморощенные эскорт-девушки не побоялись принять предложение, которое очень походило на заговор?

Арабка откинулась на подголовник и выдохнула очередную струйку дыма.

—Это все Медина. Она нас уболтала. Сказала, что мы срубим бабла по-легкому и даже спать ни с кем не придется. Что надо брать, пока дают. Быть сильнее системы. И прочую хрень.

—И сколько девушек этим занималось?

—Точно не знаю. Четыре или пять… Насколько мне известно.

—Как именно все это происходит?

—Ну, ходим на датинги к Саша и фильтруем народ.

—Почему именно в этом клубе?

—Без понятия.

—Думаешь, могут быть и другие девушки, которые работают в других клубах?

—Не знаю.

—Продолжай.

—Когда находим лоха с «потенциалом», спрашиваем его номер. Встречаемся раз-другой, ну и все.

—А лохов… вы сами выбираете?

—Нет. Они.

—Кто — они?

—Те, кто нам платит. Легавые.

—Но как они могут их выбирать в реальном времени?

Она двусмысленно улыбнулась. Несмотря на испуг, воспоминания об этих свиданиях все еще забавляли ее. Из ее темных губ по-прежнему вырывался дым. В машине уже ничего не было видно.

—На нас надевают микрофон. С наушником, как на телевидении. Мы задаем вопросы. Те, которые нам велено задавать. А они все слышат и выбирают.

Шаплен представил себе этих кукловодов. Психологов, неврологов, военных. Семь минут на составление профиля. Это немного, но для начала достаточно. Хватит, чтобы дать девушкам зеленый свет.

Внезапная мысль заставила его подскочить. Он схватил Лейлу за запястье, приподнял ей волосы и заглянул в вырез. Но на бронзовой коже не оказалось ни микрофона, ни какого-либо еще устройства для прослушки.

—Что-то не так?

Шаплен выпустил ее.

Взяв очередную сигарету, она выругалась:

—Да нет там ничего, черт побери.

С некоторым облегчением он продолжал расспросы:

—Расскажи, что происходит, когда вы кого-то выберете?

—Я же сказала. Ну, пару раз встретимся с ним в заранее намеченных местах. За нами следят. Фотографируют. Снимают на камеру.— Она прыснула.— Прямо как кинозвезд.

—А потом?

—Типа все. После этих свиданий придурок исчезает. Мы кладем бабло в карман и беремся за следующего.

—Сколько вам платят?

—Три тысячи евро за то, что записываемся к Саша. И три тысячи за окученного лоха.

—Вы никогда не задумывались, что случается с этими беднягами?

—Братишка, с тех пор как я родилась, каждый сам за себя. Буду я цацкаться с дебилами, которых видела три раза в жизни и которые только и думают, как бы меня трахнуть?

—А что сейчас?

—Да ничего. Вся эта фигня прикрылась.

—Давно?

—Наверное, месяц или два. Все равно я больше не собиралась этим заниматься.

—Почему?

—Слишком опасно.

—В каком смысле опасно?

—Девчонки стали пропадать.

—Как Медина?

Лейла не ответила. Наступило пропитанное дымом молчание, готовое вот-вот взорваться от напряжения.

Наконец, не глядя на него, она дрожащими губами спросила:

—Что с ней случилось?

Шаплен молчал. Лейла снова ощерилась:

—Ты обещал, ублюдок! Мы договорились!

—Она погибла,— сблефовал он.

Женщина съежилась еще больше. Кожаное сиденье заскрипело. Она не казалась удивленной, но слова Шаплена, очевидно, подтвердили то, во что она уже давно отказывалась верить. Снова закурила.

—Ка… как?

—Подробностей не знаю. Ее убили ваши заказчики.

Она выдохнула синеватый дым. Ее буквально трясло от страха.

—По… почему?

—Сама знаешь. Слишком много болтала.

—Как я сейчас?

—Тебе нечего бояться: мы с тобой в одной лодке.

—Медине ты говорил то же самое. И вот что вышло.

—Что ты несешь?

—Думаешь, я тебя не узнала? Чертов Ноно! Медина показывала мне фотки. Но меня ты не проведешь, усек?

—Расскажи.

—Чего «расскажи»? Сам рассказывай.

—Я потерял память.

Новый взгляд, на этот раз нерешительный. Лейла пыталась прочитать правду в глазах Шаплена. Она продолжала тихо, словно голос ее притупился:

—Медина встретила тебя у Саша и тут же втюрилась. С чего бы?..

—Тебе я не по вкусу?— улыбнулся Шаплен.

—Так ты небось признаешь только позу миссионера, потом помолиться и баиньки.

Он улыбнулся еще шире. Его крикливый костюм ее не обманул. Как давно он не занимался любовью? Но и здесь он ничего не помнил.

—Ну а те парни в наушниках? Они меня не выбрали?

Она прошептала почти неслышно:

—Выбрали бы, ты бы сейчас не корчил из себя Джека Бауэра.

Он привел свои мысли в порядок. Значит, Арно Шаплен не прошел их кастинг. Но однажды, когда с ним работала Фелис, его уже выбрали. Как же его тогда звали?

—Продолжай.

—Ты заговорил ей зубы. Убедил дать показания, уж не знаю, против кого и во имя чего.

—Дать показания?

—Ты вел расследование. Разоблачал чьи-то махинации. Этакий борец за справедливость. Говорила я Медине: «Ты и так уже по уши в дерьме, не ныряй туда с головой». Но куда там. Она ловила кайф от этих баек о борьбе и правосудии.

—Когда это было?

—В прошлом июне.

В августе Медина оставила ему паническое сообщение: «Обстановка накаляется. Мне страшно». Ноно явился слишком поздно. Они играли с огнем, и она дорого заплатила за их дерзость.

Это лишь укрепило его уверенность: та же история произошла у них с Анной Марией Штрауб, она же Фелис. Еще одна женщина, которую он соблазнил и убедил дать показания. Анну Марию Штрауб убили, наверняка повесили. А как умерла Медина?

—Ты когда-нибудь слышала о Фелис?

—Нет, а кто это?

—Девушка, которой не повезло.

—Она перешла тебе дорогу?

Шаплен не ответил.

—Помнишь мужчин, которых ты выбирала?

—Плохо.

Это была явная ложь, но он не стал настаивать. Подумал о жертвах Медины. Прочитать ее данные он не успел, но в кармане у него лежала флэшка.

—Сколько их было?

—Думаю, человек пять-шесть.

Сейчас, по неизвестной причине, «Метис» свернул свою программу. Пришло время большой чистки. Подопытных уничтожали, как и девушек, которые слишком много болтали. Оставались мифологические убийства. Как они вписывались в эту цепную реакцию?

—Говоришь, программу закрыли? А откуда тебе это известно?

—Они больше не звонят. Не выходят на связь.

—А ты знаешь, где их найти?

Прокуренным голосом она буркнула:

—Нет. И даже если бы знала, не сунулась бы туда. Вся эта история — полный отстой, а я не хочу кончить, как Медина. Ну а теперь что будем делать?

Его удивил этот вопрос. Шаплен понял, что Лейла со всей своей бойкостью и высоченными каблуками нуждалась в помощи и совете. Но он последний, кто может ей помочь.

Он подставил Фелис.

Он подставил Медину.

С Лейлой он так не поступит.

Выходя из машины, он приказал ей:

—Забудь меня. Забудь Медину. Забудь Саша. Ты сама откуда?

—Из Нантерра.

—Вернись туда.

—Чтобы они сожгли мою тачку?

Шаплен улыбнулся. Он чувствовал себя бессильным. Судьба Лейлы предрешена.

—Береги себя.

Лейла вытянула сигарету, как оружие:

—Сам поберегись. Медина говорила: что бы ни сделали с тобой эти парни, хуже того, что ты пережил, уже не будет.

—А что я пережил?

Еле слышно она прошептала:

—Точно не знаю. Медина говорила, что смерть в тебе. Что ты — зомби.

* * *

Едва открыв дверь в лофт, он понял, что все повторяется. Вечное повторение. За долю секунды он успел шагнуть в сторону и уклониться от нападавшего. Выхватив свой «CZ», развернулся, снял пистолет с предохранителя, передернул затвор и выстрелил в лицо уже изготовившемуся противнику В свете вспышки он увидел, как из горла одного из двух его давних преследователей вырвался фонтан крови. В темном лофте прогремел выстрел. Высветившиеся стены лизнул огненный язык.

Тьма сомкнулась. Затем раздались ответные выстрелы. Пули вспороли стеклянную крышу, искромсали шторы. Брызнули осколки. Шаплен рухнул на пол, раздирая руки о стекла. Среди вспышек он различил пучок света — наверняка от тактического фонаря, закрепленного на стволе автоматического пистолета. Сквозь захлестнувший Шаплена ужас пробивался один вопрос: как они вычислили его на этот раз?

Дважды он выстрелил вслепую, целясь в глубь лофта, вскочил на ноги и одним прыжком укрылся за кухонной мебелью. Его снова обстреляли. Раздававшиеся под стальной конструкцией сухие щелчки ничуть не походили на смачные выстрелы в кино. Здесь каждый звук, взрывавший темноту, казался именно тем, чем он был,— сгустком чистого разрушения.

Луч фонаря метался вокруг, пробегая по разбитой крыше, высвечивая стойки, обшаривая в поисках Шаплена каждый закоулок. Лестница справа, как раз между ним и его противником. Если он хочет выбраться из этой передряги, надо подняться на галерею. На самом деле у него и нет другого выхода. Бросившись к двери, он схлопочет две-три пули в спину прежде, чем доберется до порога.

Тьма пропахла порохом. Во дворе за изрешеченными шторами загорались огни, слышались голоса. Выстрелы сделали свое дело. Просто отсидеться, ожидая помощи? Но враг не станет терять время. И не убежит. В Марселе они осторожничали, но на этот раз Шаплен убил его напарника. Суть схватки в корне изменилась.

И тут первый его противник, тот, которого он убил, приподнялся на локте. Он лежал в луже крови. Пучок света осветил его лицо. Красная жидкость стала белесой.

—Мишель?— окликнул его напарник.

То, что он назвал его по имени, придало убийцам что-то человеческое, а значит, выдало их уязвимость. У этих двоих были имена. Возможно, даже жены и дети. Ослепленный фонарем, раненый поднял руку, показывая, где прячется Шаплен. Тот отступил, вжимаясь в кухонное оборудование, и трижды выстрелил в умирающего. В свете вспышки Шаплен увидел, как ему разорвало череп. Брызнули мозги, надо лбом убитого поднялся дымок.

Не дав второму времени отреагировать, он бросился к металлической лесенке. Электрический луч настиг его. Снова загремели выстрелы. Шаплен жал на спуск, будто его собственные пули могли его оградить. Когда он ухватился за леера, служившие перилами, по тросу пробежала искра. Он почувствовал ожог. Быстро отдернул руку и, пошатываясь, начал взбираться, стреляя между ступеней, между тросов, высекая вокруг себя язычки пламени. Пули отскакивали от углов. Того и гляди, его убьет рикошетом.

Он залег на галерее. Внизу пучок света кругами продвигался к лестнице. Шаплен снова выстрелил, не целясь, гадая, сколько пуль у него осталось. Еще два магазина у него в кармане: эта мысль успокоила его. Он ощутил на губах вкус крови. Вкус крови в голове.

Он искал укрытие. Враг взбирался по лестнице. В жилах Шаплена отдавались дрожь подвесных ступеней и щелканье очередного магазина в рукояти пистолета. Ему бы тоже перезарядить пистолет, но сначала надо спрятаться. Он едва не укрылся за стеклянной перегородкой в ванной, но это первое, о чем подумает убийца. Тут же в голову пришла новая мысль. Он метнулся в другую сторону, направо, и забился между стеной и кроватью.

Скорчившись, сдерживая дыхание, он все поставил на одну гипотезу: вот-вот появится враг, осветит галерею фонарем и ринется к ванной. Тогда Шаплен выстрелит через стеклянную перегородку и попадет ему в спину. Не слишком доблестный поступок, но это только начало. Пуля угодит в бронежилет. Противника отбросит к задней стене. И вот тогда Шаплен выскочит из укрытия и расстреляет магазин ему в лицо. Лишь бы хватило пуль. И речи не могло быть о том, чтобы перезарядить пистолет и обнаружить себя.

Он замер. Убийца здесь, всего в нескольких метрах, хрипящий, задыхающийся, рычащий, будто обезумевший хищник. Шаплен чувствовал, как сильно пульсирует артерия на шее. Он слышал все. Неуверенные шаги наемника, его прерывистое дыхание, его страх… Ощущение, что этот хладнокровный зверь на грани паники, доставляло ему почти чувственное удовольствие.

Медленно осветив галерею, противник направился к ванной. Шаплен выбрался из укрытия и стрелял, пока не понял, что затвор заклинило и он жмет на спуск впустую. Перегородка из слоистого стекла рухнула. Стеклянная крыша справа, над письменным столом, была разбита. В темноте развевались обрывки парусов. Но подонок так и не упал, он укрылся еще правее, на лестнице.

Не раздумывая, Шаплен отшвырнул пистолет и ринулся в ванную. Пока он искал хоть какое-то отверстие, лаз, слуховое окно, убийца уже снова лез наверх, не прекращая стрельбу.

Наступило затишье. От запаха пороха было не продохнуть. Шаплен заметил, что вокруг снова рыскает пучок света. Наемник его не видел. Оно и понятно: Арно засел в ванне. В руке он сжимал свою последнюю надежду — острый осколок. Скрип шагов приближался. Шевелиться нельзя ни в коем случае: ванна переполнена готовыми захрустеть осколками.

На каком расстоянии находится преследователь?

В пяти метрах?

В трех?

В одном?

Звук раздался так близко, что Шаплену показалось, будто стекло хрустнуло у него на зубах. Он схватился за край ванны и вскочил на ноги, вспарывая темноту своим клинком. Но удар пришелся в пустоту. Арно поскользнулся и тяжело упал, стукнувшись затылком о смеситель.

Когда он открыл глаза, дуло пистолета оказалось всего в нескольких сантиметрах от его лба, наемник бешено жал на спуск. Шаплен по-детски прикрыл лицо руками и услышал холостой щелчок. Оружие заело. Ослепленный фонарем, Шаплен резко выбросил руку и угодил убийце куда-то в лицо. Ублюдок все еще пытался вытолкнуть застрявшую в затворе пулю. Шаплену удалось встать на одно колено. Он вцепился в затылок противника и снова воткнул в него свой осколок. Теперь он видел. Стекло вошло в правую щеку убийцы и вышло через левую глазницу. Враг так и не выпустил пистолет. Его сотрясали конвульсии. Закрепленная на стволе лампа дергалась, освещая дно ванны, отраженный свет озарял всю сцену.

В зеркале Шаплен видел пронзенное лицо своего противника и собственный распяленный в крике рот. Оба они вопили молча, одними глазами. Пока он приходил в себя, наемник еще пытался в него целиться. Но в пальцах у него уже ничего не было. Он рухнул. Шаплен выбрался из ванны. Умирающий в последний раз дернулся и схватил его за ногу. Арно наступил ему на голову, вгоняя осколок, пока стекло не хрустнуло у него под каблуком. Брызнула последняя струя крови.

—Эй, что происходит? Вы в порядке?

Шаплен бросил отчаянный взгляд через галерею. Соседи толпились в дворе, пытаясь хоть что-то разглядеть сквозь разодранные шторы. Он подобрал свой «CZ» и, на всякий случай, пистолет противника. Тактический фонарь теперь светился у него в кармане.

Он распахнул шкафы на галерее, схватил какое-то пальто, сорвал с себя промокший от крови плащ и переоделся.

—Есть там кто-нибудь?

Он сбросил макет «Пен ДюкаI» и каблуком раздавил палубу. Оттуда разлетелись банкноты по пятьсот евро. Он хватал их пригоршнями и рассовывал по карманам. Документы он тоже захватил: паспорта, удостоверения личности, карту медицинского страхования. Потом взобрался на письменный стол и просунул голову через разбитое стекло. Вокруг — цинковые крыши, сточные трубы, карнизы…

Он перешагнул через раму и прыгнул на ближайшую крышу.

* * *

Артистический вход.

Так шофер назвал укромную дверь в клинике Святой Анны, в доме номер 7 по улице Кабанис. Неприметную дверь в глухой стене крепости умалишенных. Как раз то, что ему нужно. Шаплен вовсе не рвался с помпой войти в парадную дверь медицинского центра. Он расплатился с таксистом и вышел на ледяной воздух.

8.30 утра.

Сбежав из дома, он долго бродил по улицам, кутался в пальто, скрывая следы крови и запах пороха на своей одежде. Он чувствовал, как влага жизни, просочившись сквозь мокрую и уже холодную рубашку, засыхает у него на коже. Так он шел и шел, потерянный, оглушенный, пока не смирился с очевидностью: у него уже нет будущего. Отправиться в отделение скорой помощи в больнице Святой Анны. Прекратить сопротивление. Сдаться. Единственное, что ему остается.

В голове вертелось одно имя.

Франсуа Кубела, специалист, о котором говорила ему Натали Форестье.

Только он мог бы ему помочь, понять, защитить.

Вот почему он дождался утра.

Он хотел увидеть самого профессора…

Теперь он шел между садами кампуса Святой Анны. Над корпусами в предрассветном небе заря боролась с ночной тьмой. Шаплену представилась схватка двух хищников. Кровь, запятнавшая небо, следы клыков, рваные раны… Ему мерещилось злобное рычание над крышами…

В садах было безлюдно. Грабовые аллеи вытянулись в безупречную прямую. Голые ветви обрезаны. Темные гладкие фасады зданий, ничем не украшенные углы. Все здесь служило оправой для искривленных умов.

Шаплен продвигался наугад. Во рту пересохло, в желудке было пусто. Странный озноб сотрясал все его тело. Он ощущал в карманах тяжесть оружия, своего «CZ» и «ЗИГ-Зауэра» — название он прочитал на конце ствола. Увидев такого пациента, разве что Кубела не вызовет полицию. Он хотя бы даст ему время объясниться. В конце концов, ему уже знакома одна из сторон этого дела…

Улицы носили имена знаменитых безумцев: Ги де Мопассана, Поля Верлена, Винсента Ван Гога… Он всматривался в таблички на стенах зданий, но не находил того, что искал. Натали Форестье упомянула КПРЭ, Клинику психических расстройств и энцефалита. Достаточно найти санитара и спросить у него дорогу.

Еще через несколько метров он увидел мужчину в комбинезоне, подметавшего аллею. Это был молодой человек со светлой бородкой, кудрявой гривой и такими же бровями. Поглощенный движениями своей метлы, он не заметил Шаплена. Интуиция подсказала Арно, что перед ним душевнобольной, которому поручили эту ответственную работу. Их разделяло всего несколько шагов. Шаплен уже собирался обратиться к уборщику с вопросом, когда тот поднял глаза.

Его лицо мгновенно просветлело.

—Здравствуйте, профессор Кубела. Давненько мы вас не видели!

Продолжение следует...