Потребовалось добрых десять минут, чтобы Блэксорн собрался с силами и мог стоять без посторонней помощи. Тем временем самурай, наряженный как ронин, расправился с тяжело раненными и выбросил в море трупы. Погибло шестеро коричневых и все серые. Они прибрались на корабле и приготовили его к немедленному отплытию, послав моряков на весла и поставив других в ожидании команды поднимать якоря. Количество факелов удвоили, нескольких самураев послали на разведку к северу вдоль берега, чтобы перехватить Бунтаро. Большое количество людей Торанаги отправили к югу, в сторону каменного волнолома, расположенного в двухстах шагах, где они заняли хорошую оборонительную позицию, защищаясь от сотни серых с фрегата, которые, увидев атаку, быстро приближались.
     Когда все на берегу было проверено и перепроверено, командир сложил руки рупором и прокричал в сторону берега. Из ночной тьмы тут же появились новые самураи, одетые как ронины, ими командовал Ябу, они образовали две шеренги, загораживающие проход с южной и северной сторон. Потом появился Торанага и в одиночку медленно пошел к сходням. Он снял женское кимоно и черный дорожный плащ и смыл весь грим. Теперь на нем были доспехи, поверх них простое коричневое кимоно, за пояс были заткнуты мечи. Пространство за ним было загорожено остатками его охраны, вся фаланга мерной поступью направилась к гавани.
     "Негодяй, - подумал Блэксорн. - Ты жестокий, хладнокровный, бессердечный негодяй, но в тебе есть величие, - без сомнения".
     Перед этим он видел, как Марико несли вниз, ей помогала молодая женщина, и он предположил, что она ранена, но несильно, потому что всех сильно раненных самураев тут же убивали, если они не могли сделать этого сами, а она была самураем.
     Руки у него были очень слабы, но он взялся за штурвал и подтянулся вверх, - ему помог один из моряков; слабый бриз разогнал тошноту, он почувствовал себя лучше. Шатаясь, все еще плохо соображая, он смотрел, что делает Торанага.
     В главной башне замка вспыхнул свет, оттуда донеслись слабые звуки набата. Потом со стен замка вдруг полетели в небо огни сигнальные огни.
     "Боже мой, они, должно быть, получили сообщение, видимо, узнали о бегстве Торанага!"
     В тишине он видел, как Торанага оглянулся назад и вверх. Огни засветились по всему городу. Без лишней спешки Торанага повернулся и поднялся на борт.
     Ветер с севера донес отдаленные крики. Бунтаро! Это должен быть он с остатками колонны. Блэксорн всматривался в темноту вдали, но не мог ничего рассмотреть. На севере расстояние между атакующими серыми и защищающимися коричневыми быстро сокращалось. Он прикинул соотношение сил. В данный момент примерно поровну. Но сколько времени это будет продолжаться?
     "Кейрей!" Все на борту встали на колени и низко поклонились, как только Торанага вступил на палубу. Торанага сделал знак Ябу, который сопровождал его. Ябу тут же отдал команду, приказывая отчаливать. Пятьдесят самураев из фаланги подбежали к сходням, заняли оборонительную позицию, лицом к берегу, приготовив луки.
     Блэксорн почувствовал, что кто-то тянет его за рукав.
     - Анджин-сан!
     - Хай?
     Он посмотрел вниз на лицо капитана. Тот разразился потоком слов, указывая на штурвал. Блэксорн понял, что капитан думает, что он будет вести судно, и спрашивает разрешения отдать концы.
     - Хай, капитан-сан, - ответил он, - отчаливай! Исоги! - "Да очень быстро", - сказал он себе, удивляясь, как он так легко запомнил это слово.
     Галера отошла от пристани, подгоняемая ветром, лодочники гребли очень хорошо. Тут Блэксорн увидел, что серые достигли волнолома и началась суматошная схватка. В этот момент из темноты за рядами стоящих у берега лодок выскочили трое мужчин и девушка, на бегу отбивающиеся от девяти серых. Блэксорн узнал Бунтаро и служанку Соно.
     Бунтаро руководил отступлением к пристани, его меч был окровавлен, стрелы торчали из доспехов на груди и спине. Девушка была вооружена пикой, ее шатало, она задыхалась. Один из коричневых остановился, чтобы прикрыть отступление, но серые тут же смяли его. Бунтаро подбежал к ступеням, девушка с последним коричневым держались около него, но тут он повернулся и, как дикий бык, обрушился на серых. Первые двое свалились с десятифутовой пристани, один сломал позвоночник о камни внизу, другой падал с ужасным воплем, его правая рука была отрублена. Серые какой-то момент помешкали, дав время девушке направить на них копье, но все на берегу знали, что это только жест. Последний коричневый последовал за своим хозяином, очертя голову бросившись на врага. Серые зарубили его, потом кинулись всей кучей.
     Лучники с корабля стреляли залпами, убив или покалечив всех атакующих серых, кроме двух человек. Меч отскочил от шлема Бунтаро, ударив его по броне на плече. Бунтаро ударил противника по шее ниже подбородка своей рукой в доспехах, сломав ему шею, и оттолкнул его от себя. Этот человек умер.
     Девушка теперь была на коленях, пытаясь отдышаться. Бунтаро не терял времени, чтобы удостовериться, что все серые мертвы, - он просто отрубал им головы одним мастерским ударом и, когда совсем уверился, что пристань безопасна, повернулся к морю и махнул Торанаге рукой, обессиленный, но счастливый. Торанага ответил, тоже очень довольный.
     Корабль был в двадцати ярдах от пристани, расстояние до него увеличивалось.
     - Капитан-сан, - позвал Блэксорн, жестами давая понять, что дело срочное, - вернитесь к пристани! Исоги!
     Капитан послушно прокричал команды. Весла сразу замерли и начали грести в обратную сторону. Ябу тут же поспешил на ют и с жаром заговорил с капитаном. Приказ был ясен.
     Корабль не вернулся.
     - Ради Бога, ведь еще масса времени. Смотрите! - Блэксорн показал на пустую вытоптанную площадку и волнолом, где ронины удерживали серых перед входом на пристань.
     Но Ябу покачал головой.
     Расстояние уже увеличилось до тридцати ярдов, и в мозгу Блэксорна все кричало: "Да что же с вами, ведь там Бунтаро, ее муж!"
     - Вы не можете дать ему погибнуть, ведь он один из вас, - крикнул он Ябу и всему кораблю. - Ему! Бунтаро! - Он повернулся к капитану: - Вернись туда! Исоги!
     Но на этот раз капитан беспомощно замотал головой и остался на прежнем курсе, а главный над гребцами продолжал отбивать ритм на большом барабане.
     Блэксорн кинулся к Торанаге, который стоял спиной к нему, разглядывая берег и пристань. На пути у кормчего сразу же встали четыре телохранителя, подняв мечи. Он окликнул его:
     - Торанага-сама! Дозо! Прикажите кораблю вернуться! Туда! Дозо! Пожалуйста! Вернитесь!
     - Ие, Анджин-сан. - Торанага сразу же указал на факелы в замке и у волнолома и окончательно отвернулся от него.
     - Ну, вы, дерьмовые трусы: - начал Блэксорн и замолчал. Он бросился к планширу и наклонился над ним, - Вплавь! - закричал он, показывая им жестами. - Плывите же, ради Бога!
     Бунтаро понял. Он поднял девушку на ноги и заговорил с ней, почти столкнув ее к краю причала, но она закричала и кинулась перед ним на колени. Очевидно, она не могла плавать.
     Блэксорн в отчаянии кинул взгляд на палубу. Не было времени спускать лодку. Слишком далеко, чтобы бросить веревку. Не хватит сил, чтобы доплыть туда и обратно. Нет спасательных жилетов. Как к последнему средству, он подбежал к ближайшим гребцам, по двое гребущим одним веслом, и остановил их. Все весла с левого борта сразу же сбились с ритма, весло стало задевать за весло. Галера неуклюже замедлила ход, барабан перестал выбивать ритм, и Блэксорн показал гребцам, чего он хотел.
     Два самурая направились к нему, чтобы остановить, но Торанага приказал им отойти и не вмешиваться.
     Блэксорн вместе с четырьмя моряками бросил весло, как дротик, с одного борта галеры. Оно пролетело какое-то расстояние, потом аккуратно легло на воду и по инерции подплыло к пристани.
     В это время со стороны волнолома раздался победный клич. Из города к серым спешило подкрепление, и, хотя переодетые ронинами самураи еще сдерживали атакующих, их поражение было только вопросом времени.
     - Ну, - кричал Блэксорн. - Исоги-и-и-и!
     Бунтаро поднял девушку, показал на весло и на корабль. Она слабо поклонилась. Бунтаро отвернулся от нее и стал следить за сражением, его огромные ноги твердо стояли на пристани.
     Девушка что-то прокричала, обращаясь к кораблю. Ей ответил женский голос, и она прыгнула в воду. Вынырнув, она подплыла, молотя руками и ногами по воде, к веслу и ухватилась за него. Весло легко выдержало ее вес, и она поплыла к кораблю. Девушка удержалась, когда ее накрыла небольшая волна, и подплывала к галере. Но вдруг ее охватил страх, она ослабила хватку, и весло выскользнуло из ее рук. Какое-то бесконечное мгновение она барахталась, потом скрылась под водой. И больше не появилась.
     Теперь на пристани остался один Бунтаро, он стоял, наблюдая, как то разгорается, то снова затихает сражение. С юга на помощь шло все увеличивающееся подкрепление серых, среди них несколько конников, и он знал, что скоро весь волнолом будет затоплен морем людей. Он внимательно посмотрел на север, запад и юг. Потом повернулся спиной к битве и пошел к дальнему концу пристани. Галера была в безопасности в семидесяти ярдах от ее наиболее выдающихся в море причалов. Все рыбацкие лодки ушли далеко от места битвы и ждали на максимально возможном удалении с обеих сторон гавани, их ходовые огни светились в темноте, словно многочисленные кошачьи глаза.
     Достигнув конца пристани, Бунтаро снял свой шлем, лук с колчаном и верхние доспехи, положив их рядом с ножнами. Обнаженные боевой и короткий мечи он положил рядом отдельно. Потом, раздевшись по пояс, он поднял свое вооружение и выбросил его в море. Боевой меч он рассматривал с особой любовью, потом метнул его со всей силой далеко на глубину. Тот погрузился в воду с громким плеском.
     Он церемонно поклонился галере, Торанаге, который сразу же прошел на ют, откуда ему было лучше видно, и поклонился в ответ.
     Бунтаро стал на колени, твердо упер короткий меч в камень перед собой, - лунный свет коротко блеснул на лезвии - и сидел неподвижно, словно молясь, лицом к галере.
     - Чего он ждет, - пробормотал Блэксорн, галера была жутко неподвижна без боя барабана, - Почему он не прыгает и не плывет?
     - Он готовится совершить сеппуку.
     Марико стояла рядом, опираясь на молодую женщину.
     - Боже мой, Марико, с вами все нормально?
     - Нормально, - сказала она, едва слыша его, ее лицо было измучено, но не менее прекрасно.
     Он увидел свежую повязку на ее левой руке около плеча, рукав там был оторван, и рука покоилась на перевязи, сделанной из материала, оторванного от ее кимоно. Повязка была в крови, капли ее стекали вниз по руке.
     - Я так рад: - тут только до него дошло, о чем она говорила. - Сеппуку? Он собирается убить себя? Почему? У него масса времени, чтобы добраться сюда! Если он не может плавать, смотрите - вот весло, которое легко может выдержать его. Там, около пристани, видите? Вам не видно?
     - Да, мой муж умеет плавать, Анджин-сан, - сказала она. - Все, что должны делать офицеры господина Торанаги, он может. Но он решил не плыть.
     - Ради Бога, почему?
     Внезапный дикий звук донесся с берега, выстрелило несколько мушкетов, стена обороны была пробита, несколько самураев в одежде ронинов упали замертво, но вскоре вновь разгорелись отдельные схватки. На этот раз авангард противника задержали и отбросили назад.
     - Скажите ему, пусть плывет!
     - Он не поплывет, Анджин-сан. Он готовится умереть.
     - Если он хочет умереть, то объясните мне, ради Бога, почему он не идет туда? - Блэксорн пальцем показал в сторону боя. - Почему он не поможет своим людям? Если он хочет умереть, почему он не умрет в бою, как мужчина?
     Марико не отводила своих глаз от пристани, опираясь на молодую женщину.
     - Потому что он может быть захвачен в плен, и если он поплывет, он тоже может быть захвачен в плен, и тогда враг будет показывать его простым людям, стыдить его, делать другие ужасные вещи. Самурай не может быть захвачен в плен и остаться самураем. Это самый большой позор - быть захваченным в плен врагом, - поэтому мой муж собирается сделать то, что должен сделать мужчина, самурай. Самурай умирает с достоинством. Что самураю жизнь? Ничто. Вся жизнь - страдание, не так ли? Это его право и обязанность умереть с честью, перед свидетелями.
     - Что за глупая жертва, - сказал Блэксорн сквозь зубы.
     - Будьте терпимее к нам, Анджин-сан.
     - Терпимее к чему? К новому вранью? Почему вы не доверяете мне? Разве я не заслужил этого? Вы лжете мне, не так ли? Вы притворились, что упали в обморок, а это был сигнал. Разве не так? Я спрашивал вас, а вы мне солгали.
     - Мне приказали: это было приказано, чтобы защитить вас. Конечно, я вам доверяю.
     - Вы лжете, - сказал он, зная, что он не прав, но не заботясь об этом, ненавидя этот вздор о жизни и смерти и страстно желая покоя и сна, тоскуя без привычной пищи и питья, своего корабля и своей семьи. - Вы все животные, - сказал он по-английски, зная, что это не так, и отошел в сторону.
     - Что он сказал, Марико-сан? - спросила молодая женщина, с трудом скрывая свое раздражение. Она была на полголовы выше Марико, шире в кости, с квадратным лицом и маленькими острыми зубами. Это была Усаги Фудзико, племянница Марико, ей было девятнадцать лет. Марико объяснила ей.
     - Что за ужасный человек! Что за отвратительные манеры! Противный, правда? Как вы можете терпеть его около себя?
     - Потому что он спас честь нашего господина. Без его отваги, я уверена, господин Торанага был бы схвачен - мы все были бы схвачены. - Обе женщины вздрогнули.
     - Боги спасли нас от такого позора! - Фудзико взглянула на Блэксорна, который, облокотившись на планшир, смотрел на берег. Она какое-то время рассматривала его. "Он смотрится, как золотая обезьяна с голубыми глазами - словно создан, чтобы пугать детей. Ужасно, правда?" - Фудзико вздрогнула и отвернулась от него, опять повернувшись к Бунтаро. Через какое-то время она сказала:
     - Я завидую вашему мужу, Марико-сан.
     - Да, - печально сказала Марико, - но я хотела бы, чтобы был кто-нибудь еще, чтобы помочь ему.
     По обычаю при совершении сеппуку всегда помогает второй самурай, он помещается немного сзади стоящего на коленях человека и отрубает ему голову одним ударом, до того, как агония становится невыносимой и неконтролируемой и так унижает человека в этот высокий момент его жизни. Без помощника достойно умереть могут немногие.
     - Карма, - сказала Фудзико.
     - Да. Я очень его жалею. Единственная вещь, которой он боялся, - не иметь помощника в этот момент.
     - Нам повезло больше, чем мужчинам, правда?
     Женщины-самураи совершали сеппуку, вонзая нож в горло, и, следовательно, им не нужен был помощник.
     - Да, - сказала Марико.
     Ветер донес до них стоны и боевые кличи, отвлекая внимание. Оборона на волноломе снова была нарушена. Небольшой отряд из пятидесяти самураев Торанаги, одетых как ронины, прибежал с севера в качестве подкрепления, среди них было несколько конников. Прорыв снова был ликвидирован с помощью яростной атаки, не было отдано или захвачено ни пяди земли с той или другой стороны, но атакующие были отброшены, и какое-то время было выиграно.
     "Время для чего? - горько подумал Блэксорн. - Торанага уже в безопасности. Он отплыл. Он предал вас всех".
     Опять загремел барабан.
     Весла ударили в воду, нос наклонился и стал резать волны, опять появилась струя за кормой. На стенах замка вверху еще горели сигнальные огни. Почти весь город проснулся.
     Главные силы серых обрушились на волнорез. Глаза Блэксорна вновь обратились к Бунтаро. "Ты несчастный негодяй, - сказал он по-английски, - ты несчастный, глупый негодяй!"
     Он повернулся и спустился вниз по коридору на главную палубу, направляясь к носу корабля, чтобы проверить, не попадут ли они на мель. Никто, кроме Фудзико и капитана, не заметил, что он ушел с юта.
     Гребцы работали веслами очень слаженно, и корабль набирал скорость. Море было тихим, ветер был очень легким. Блэксорн ощутил вкус соли и обрадовался ему. Потом он заметил корабли, сгрудившиеся у выхода из гавани в половине лиги впереди. Это были, конечно, рыбацкие суда, но они были набиты самураями.
     - Мы в ловушке, - громко закричал он, зная, что в любом случае это могли быть только враги.
     По судну прошло какое-то движение. Все, кто следил за битвой на берегу, одновременно вздрогнули.
     Блэксорн оглянулся. Серые спокойно очищали волнолом от коричневых, другие в это время неторопливо направились на пристань к Бунтаро, но четверо конников - коричневые - галопом неслись по площадке перед пристанью с северной стороны, с ними была пятая лошадь, которую вел в поводу их командир. Этот человек простучал копытами по широким каменным ступеням пристани вместе с запасной лошадью и помчался по ней, а остальные трое бросились на приближающихся серых. Бунтаро тоже оглянулся, но остался на коленях, и, когда человек подъехал к нему сзади, он отмахнулся, взял нож в обе руки, направив лезвие на себя. Торанага тут же сложил руки рупором и закричал:
     - Бунтаро-сан! Уезжай с ними - попытайся спастись! Крик пронесся над волнами и несколько раз был повторен, пока Бунтаро явственно не услышал его. Он поколебался, пораженный, со все еще направленным себе в живот ножом. Снова раздался крик, настойчивый и повелительный.
     С усилием Бунтаро переключился от смерти к жизни и холодно обдумал возможность попытки спастись, как ему приказывали. Риск был велик. "Лучше умереть здесь, - сказал он себе. - Разве Торанага не знает этого? Здесь почетная смерть. Там почти наверняка плен. Куда бежать? Триста ри, весь путь до Эдо? Да тебя наверняка схватят!"
     Он почувствовал силу в руке, увидел, как у его обнаженного живота ждет уверенно, без дрожи в руке направленный кинжал, и страстно желал приближения освобождающей его смерти, которая наконец искупит все: позор отца, стоящего на коленях перед знаменем Торанаги, когда они должны были хранить верность Яэмону, наследнику Тайко, которому они присягали, позор уничтожения стольких людей, которые честно служили делу Тайко против узурпатора Торанаги, позор женщины, Марико, и ее единственного сына, глубоко испорченных, сын из-за его матери, а она из-за своего отца, чудовищного убийцы, Акечи Дзинсая. И позора от сознания того, что из-за них навеки осквернено его собственное имя.
     "Сколько тысяч мук я вынес из-за нее?"
     Его душа молила о прощении. Сейчас это было так близко, так легко и так почетно. Следующая жизнь будет гораздо лучше, как она могла быть хуже?
     Но при всем при этом он опустил нож и повиновался, снова бросив себя в пучину этой жизни. Его сюзерен приказал ему терпеть дальнейшие страдания и решил не давать ему пока этой попытки. Что еще есть для самурая, кроме выполнения приказов?
     Он вскочил, бросился в седло, сжал пятками конские бока и вместе с другим всадником ускакал. Другие всадники, одетые ронинами, выскочили из ночи, чтобы прикрыть их отступление и уничтожить командиров серых. Вскоре они тоже исчезли, за ними поскакало несколько серых на лошадях.
     Корабль взорвался смехом.
     Торанага, ликуя, стучал кулаком по планширу, Ябу и самураи ревели. Даже Марико смеялась.
     - Один убежал, а что с остальными мертвыми? - кричал Блэксорн в ярости. - Посмотрите на берег - там, должно быть, три, четыре сотни трупов. Посмотрите на них, ради Бога!
     Но его голос не был слышен за смехом.
     Потом с носа раздался тревожный крик впередсмотрящего, И смех исчез.

     Торанага спросил спокойно:
     - Можем мы пробиться через них, капитан? - Он следил за группой рыбацких лодок, в пятистах ярдах впереди, и соблазнительным проходом, который был оставлен между лодками.
     - Нет, господин.
     - Нам больше нечего делать, - сказал Ябу. - У нас нет выбора.
     Он посмотрел назад на толпу серых, которые ждали на берегу и пристани, ветер доносил еле слышимые насмешки и оскорбления.
     Торанага и Ябу стояли теперь на полуюте. Барабан молчал, и галера покачивалась на легкой волне. Все на борту ждали, что он решит. Они знали, что надежно заперты в гавани. Опасность на берегу, опасность впереди, ждать тоже опасно. Сеть будет смыкаться все туже и туже, а потом их возьмут в плен. Если потребуется, Ишидо будет ждать несколько дней.
     Ябу весь кипел: "Если бы мы сразу кинулись из гавани, мы бы уже прорвались, а не ждали, теряя бесполезно время, этого Бунтаро, мы бы теперь были в безопасности в море, - говорил он себе. - Торанага теряет разум. Ишидо поверит, что я предал его. Я ничего не смогу делать, если мы не прорвемся сейчас, и даже тогда я должен буду воевать на стороне Торанаги против Ишидо. Я ничего не смогу. сделать. Кроме как принести Ишидо голову Торанаги. А что? Это сделает меня регентом и даст мне Кванто, не так ли? А потом, через шесть месяцев, с мушкетами, вооружив самураев, почему это не даст мне президентства в Совете регентов? Чем не удача! Уничтожить Ишидо и стать верховным главнокомандующим при наследнике, протектором и комендантом Осакского замка, генералом, распоряжающимся всеми богатствами главной башни, с властью над всей империей во время несовершеннолетия Яэмона и потом вторым после Яэмона. Почему бы и нет? Или даже самая большая удача. Уничтожить Яэмона и после этого стать сегуном. И все за одну голову и при добром расположении богов!"
     - Прикажи атаковать посты! - скомандовал наконец Торанага.
     Когда Ябу отдал приказания и самураи начали готовиться, Торанага переключил свое внимание на чужеземца, который все еще маячил у полуюта, где он остановился, когда была поднята тревога, облокотившись на короткую грот-мачту.
     "Хотел бы я понять его, - подумал Торанага, - то такой смелый, то такой слабый. То очень нужный, то такой бесполезный. В какой-то момент убийца, в какой-то. - трус. То послушный, то очень опасный. Он и мужчина, и женщина. Янь и Инь. Он противоречив и непредсказуем".
     Торанага внимательно наблюдал за ним во время бегства из замка, потом во время засады и после нее. От Марико, капитана и других он слышал, что произошло во время схватки на борту. Он был свидетелем удивительных вспышек гнева несколько минут назад, и потом, когда Бунтаро ускакал, он слышал крики и видел вполглаза отвращение на его лице, а затем, когда все смеялись, только злость.
     А почему не смех, когда враг поражен? Почему не смех, когда нужно выплеснуть горе, когда карма вмешивается в красивую смерть настоящего самурая, когда карма приводит к бесполезной смерти красивую девушку? Разве не только через смех мы становимся наравне с богами и таким образом можем вынести жизнь и преодолеть весь ее ужас, потери и страдания на этой земле? Как сегодня ночью, наблюдая за всеми этими смелыми людьми, встретившими свою судьбу здесь, на этом берегу, этой мягкой ночью, через карму, распорядившуюся тысячами жизней или только одной.
     Разве не только через смех мы остаемся людьми?
     Почему кормчий не поймет, что он тоже направляется кармой, как и я, как мы все, как даже этот Иисус Христос. Если все, что про него говорится, - правда, это только его карма заставила его умереть на кресте, как обычного преступника, в бесчестье, вместе с другими преступниками, на горе, как об этом рассказывал чужеземный священник.
     Все карма.
     Как дико прибивать человека к куску дерева и ждать, пока он умрет. Они хуже, чем китайцы, которые наслаждаются пытками.
     - Спроси его, Ябу-сан! - сказал Торанага.
     - Господин?
     - Спроси его, что делать. Кормчего: Разве это не морское сражение? Разве ты не говорил мне, что кормчий - гений на море? Хорошо, давай проверим, прав ли ты. Пусть он докажет это.
     Рот Ябу был сжат в плотную жесткую линию. Торанага мог чувствовать его страх, и это забавляло его.
     - Марико-сан, - пролаял Ябу, - спросите кормчего, как выбраться - как пробиться через эти корабли?
     Марико послушно отошла от планшира, девушка все еще поддерживала ее.
     - Нет, со мной все нормально, Фудзико-сан, - сказала она, - спасибо.
     Фудзико отпустила ее и неодобрительно смотрела на Блэксорна.
     Ответ Блэксорна был коротким.
     - Он говорит - пушками, Ябу-сан, - сказала Марико.
     - Скажите ему, что он должен придумать что-нибудь получше, если он хочет сохранить голову!
     - Мы должны быть терпеливыми с ним, Ябу-сан, - прервал его Торанага, - Марико-сан, скажите ему вежливо: "К сожалению, у нас нет пушек. Нет ли другого способа выбраться? По земле невозможно". Точно переведите, что он ответит. Точно.
     Марико так и сделала.
     - Извините, господин, но он говорит "нет". Только это:
     "Нет". Невежливо.
     Торанага сдвинул пояс и поскреб болячку под доспехами.
     - Ну тогда, - сказал ин добродушно, - раз Анджин-сан - говорит, пушки, а он знает, что говорит, тогда пушки есть. Капитан, давай туда! - Его жесткий мозолистый палец со злобой нацелился на португальский фрегат. - Приготовь людей, Ябу-сан. Если эти южные чужеземцы не одолжат мне пушку, тогда ты заставишь их. Правильно?
     - С большим удовольствием, - послушно сказал Ябу.
     - Ты был прав, он гений.
     - Но выход нашли вы, Торанага-сан.
     - Легко найти решение, давая ответы, не так ли? А что решить с Осакским замком, союзник?
     - Это не одно и то же. В этом Тайко был очень силен.
     - Да. А что за решение было изменить им?
     - Конечно, позорная смерть. Но я не понимаю, почему вы спрашиваете меня об этом.
     - Просто пришла такая мысль - союзник, - Торанага взглянул на Блэксорна. - Да, он умен. Мне очень нужны умные люди. Марико-сан, эти чужеземцы отдадут мне свои пушки?
     - Конечно. Почему бы им не отдать? Она не привыкла, чтобы ее не слушались. Сейчас она все еще беспокоилась о Бунтаро. Было бы намного лучше позволить ему умереть там. Зачем рисковать его честью? Она ломала голову, почему в самый последний момент Торанага приказал Бунтаро уходить по суше. Торанага мог так же легко приказать ему плыть к кораблю. Это было бы намного безопасней, и для этого было достаточно много времени. Он мог даже приказать это, когда Бунтаро только пробился к пристани. Зачем ждать? В глубине ее души что-то самое секретное подсказало ей, что ее господин имел веские причины ждать и потом отдать такой приказ.
     - А если не отдадут? Вы готовы убивать христиан, Марико-сан? - спросил Торанага. - Разве это не самое невозможное по их законам: не убий?
     - Да, это так. Но для вас, господин, мы с радостью пойдем в ад, мой муж, мой сын и я.
     - Да, вы настоящий самурай, и я не забуду, что вы подняли меч, чтобы защитить меня.
     - Пожалуйста, не благодарите меня. Если я в самой незначительной мере помогла, то это была моя обязанность. Если кого-то и нужно вспомнить, так это моего мужа или моего сына. Они для меня очень много значат.
     - В настоящий момент вы для меня более ценны. Вы можете даже быть еще более ценной.
     - Скажите как, господин. И все будет сделано.
     - Отбросьте этого иностранного Бога.
     - Господин? - Ее лицо окаменело.
     - Отбросьте своего Бога. У вас слишком много обязанностей.
     - Вы имеете в виду стать отступницей, господин? Отказаться от христианства?
     - Да, если вы не сможете отправить этого Бога туда, где ему надлежит быть, - на задворках вашей души, не на главное его место.
     - Пожалуйста, извините меня, господин, - сказала она, колеблясь, - но моя религия никогда не вставала в противоречие с моей верностью вам. Я всегда считала религию моим личным делом, все время. Чем я провинилась перед вами?
     - Пока еще нет. Но можете.
     - Скажите мне, что я должна делать, чтобы угодить вам.
     - Христиане могут стать моими врагами, не так ли?
     - Ваши враги - мои враги, господин.
     - Священники сейчас противостоят мне. Они могут приказать всем христианам воевать со мной.
     - Они не могут, господин. Они мирные люди.
     - А если они продолжают противостоять мне? Если христиане воюют со мной?
     - Вы никогда не должны сомневаться в моей верности. Никогда.
     - Это Анджин-сан может говорить правду, а у ваших священников лживые языки.
     - Есть хорошие священники и плохие священники, господин. Но вы мой сюзерен.
     - Очень хорошо, Марико-сан, - сказал Торанага. - Я учту это. Вам приказано подружиться с этим чужеземцем, научиться всему, что он знает, сообщать обо всем, что он говорит, научиться думать как он, не "исповедоваться" в том, что вы делаете, с подозрением относиться ко всем священникам, сообщать обо всем, что спрашивают священники или что они говорят. Ваш Бог должен приспосабливаться быть где-то еще - между всем - или не быть вовсе.
     Марико отбросила прядь волос от глаз.
     - Я могу делать все это, господин, и все-таки оставаться христианкой. Я клянусь вам в этом.
     - Хорошо. Поклянись в этом вашим христианским Богом.
     - Перед Богом клянусь вам в этом.
     - Хорошо. - Торанага повернулся и позвал: - Фудзико-сан!
     - Да, господин?
     - С вами есть кто-нибудь из служанок?
     - Да, господин, две.
     - Отдайте одну Марико-сан. Пошлите другую за зеленым чаем.
     - Там есть саке, если хотите. Чай. Зеленый. Ябу-сан, вам саке или зеленый чай?
     - Чай, пожалуйста.
     - Принесите саке для Анджин-сана.
     Свет упал на маленькое золотое распятие, висевшее на шее у Марико. Она увидела, что Торанага внимательно смотрит на него.
     - Вы: вы хотите, чтобы я не носила его, господин? Снять его?
     - Нет, - ответил он, - пусть оно напоминает вам о клятве. Они все следили за фрегатом. Торанага почувствовал, что кто-то смотрит на него, и оглянулся. Он увидел жесткое лицо, холодные голубые глаза и почувствовал ненависть - нет, не ненависть, подозрение. "Как смеет чужеземец подозревать меня?" - подумал он.
     - Спросите Анджин-сана, почему он сразу не сказал, что там, на корабле чужеземцев, есть много пушек? Взять их, чтобы выйти из ловушки?
     Марико перевела. Блэксорн ответил.
     - Он говорит: - Марико колебалась, потом торопливо проговорила: - Пожалуйста, извините меня, он говорит, хорошо бы ему пользоваться своей головой.
     Торанага рассмеялся:
     - Поблагодарите его за его голову. Это самое правильное. Я надеюсь, она останется у него на плечах. Скажите ему, что теперь мы равны.
     - Он говорит: "Нет, мы не равны, Торанага-сама. Но дайте мне мой корабль и команду, и я очищу весь океан. От любых врагов".
     - Марико-сан, вы думаете, он имеет в виду, что мы такие же, как все - испанцы и южные чужеземцы? - Вопрос был задан беспечно.
     Бриз опять бросил прядь волос ей в глаза. Она устало откинула их назад.
     - Не знаю, извините меня. Может быть, так, может быть, нет. Хотите, я спрошу его? Извините, но он: он очень странный. Я боюсь, я не понимаю его. Не во всем.
     - У нас масса времени. Да. Со временем он объяснится с нами.

***

     Блэксорн видел, как фрегат спокойно поднял якоря сразу после того, как сопровождавшие его серые в спешке высадились на берег, следил, как они спустили баркас, который быстро отбуксировал корабль от места стоянки у пристани на течение. Теперь корабль находился в нескольких кабельтовых от берега на глубокой воде, в безопасности, легкий носовой якорь спокойно держал его на месте, бортом к берегу. Это был обычный маневр европейских кораблей во вражеских или иностранных портах, где с берега могла угрожать опасность. Он знал также, что там не было и не должно было быть суетного движения на палубе, к этому моменту все пушки были заряжены, мушкеты приготовлены, шрапнель, ядра и цепные заряды лежали в изобилии, абордажные сабли ждали в своих стойках, а вооруженные люди наверху на вантах. Глаза следят за горизонтом по всем направлениям. Галера была замечена в тот момент, как изменила свой курс. Два тридцатифунтовых кормовых орудия, направленных прямо на них, были уже готовы к стрельбе. Португальские артиллеристы - самые лучшие в мире после англичан.
     "И они все знают про Торанагу, - сказал он себе с горечью, - потому что они умны и потому что они расспросили своих носильщиков или серых о том, из-за чего весь этот переполох. Или к этому времени проклятые иезуиты, которые знают все, послали им сообщение о бегстве Торанаги и обо мне".
     Он почувствовал, как зашевелились его короткие волосы.
     - Любая из этих пушек может отправить нас в преисподнюю. Да, но мы в безопасности, так как на борту с нами Торанага. Благодарим Бога за Торанагу. Марико сказала:
     - Мой хозяин спрашивает, каков у вас обычай, когда вы хотите подойти к военному кораблю?
     - Если у нас есть пушки, мы салютуем. Или можно просигнализировать флажками, прося разрешения встать рядом.
     - Мой господин спрашивает, а если у вас нет флажков?
     Хотя они еще были вне пределов досягаемости пушечного выстрела, у Блэксорна было такое ощущение, как если бы он уже лез в один из пороховых бочонков, хотя пушечные порты еще были закрыты. Корабль имел восемь пушек с одной стороны на главной палубе, две на корме и две на носу. "Эразмус" мог бы захватить его, - подумал он про себя, - без сомнения, если бы я имел нужную команду. Мне бы хотелось захватить этот корабль: Проснись, прекрати эти мечтания, мы не на борту "Эразмуса", а этот собачий порох, галера и этот португальский корабль единственная наша надежда. Под ее пушками мы в безопасности. Дай Бог удачи Торанаге".
     - Скажите капитану, пусть повесит на мачте флаг Торанаги. Этого будет достаточно, сеньора. Это будет выглядеть обычным и объяснит им, кто на борту, но я думаю, что они уже знают, кто здесь.
     Флаг был поднят очень быстро. Все на галере, казалось, почувствовали себя уверенней. Блэксорн отметил это изменение. Даже он стал чувствовать себя лучше, оказавшись под флагом.
     - Мой хозяин говорит: как сказать им, что мы хотим стать рядом с ними?
     - Скажите ему, что без сигнальных флагов он имеет две возможности: ждать за пределами досягаемости пушечного выстрела и послать депутацию на борт к ним в маленькой лодке или идти прямо до тех пор, пока можно будет говорить с борта на борт.
     - Мой господин спрашивает, что вы посоветуете?
     - Идти прямо к ним. Нет причин для осторожности. Господин Торанага на борту. Он самый важный дайме в империи. Конечно, они помогут нам, - и, о Боже мой!
     - Сеньор!
     Но он не ответил, тогда она быстро перевела то, что он сказал, выслушала следующий вопрос Торанаги.
     - Мой господин спрашивает, фрегат будет что?.. Пожалуйста, объясните вашу мысль и почему вы остановились?
     - Я внезапно понял, что он сейчас в состоянии войны с Ишидо. Разве не так? Так что фрегат может быть не склонен помочь ему.
     - Конечно, они помогут нам.
     - Нет. Кто сейчас нужнее португальцам, господин Торанага или Ишидо? Если они считают, что Ишидо, они одним выстрелом отправят нас в преисподнюю.
     - Не может быть, чтобы португальцы стреляли по японскому кораблю, - сразу же возразила Марико.
     - Поверьте мне, выстрелят, сеньора. И держу пари, что фрегат не даст нам стать рядом с ним. Я бы не дал, если бы я был на нем кормчим. Боже мой! - Блэксорн посмотрел на корабль.
     Серые, издеваясь, ушли с пристани и рассеялись по суше параллельно берегу. "Теперь шансов нет", - подумал он.
     Рыбацкие лодки зловеще перекрывали выход из гавани. Шансов там никаких не было.
     - Скажите Торанаге, что есть только одна надежда выбраться из гавани. Это надежда на шторм. Может быть, мы проскочим там, где не смогут рыбацкие лодки. Тогда мы сможем проскользнуть через выход из гавани.
     Торанага задал вопрос капитану, который долго что-то отвечал, потом Марико спросила у Блэксорна:
     - Мой господин спрашивает: "Вы думаете, будет шторм?"
     - Мой нос говорит, что да. Но не сегодня. Дня через два или три. Сможем ли мы прождать так долго?
     - Ваш нос говорит? Разве у шторма есть запах?"
     - Нет, сеньора, просто такое выражение.
     Торанага подумал. Потом он ответил:
     - Мы подходим к ним на такое расстояние, чтобы можно было поговорить, Анджин-сан.
     - Тогда скажите ему, чтобы заходил прямо с кормы. Таким образом, у них будут самые плохие условия для прицеливания. Скажите ему, что они преданы, - я знаю, как серьезно они относятся к измене, когда затрагиваются их интересы. Они хуже, чем голландцы! Если этот корабль поможет Торанаге спастись, Ишидо выгонит отсюда всех португальцев, а они этим не рискнут.
     - Мой господин говорит, что скоро мы узнаем ответ.
     - Мы голые, сеньора. У нас нет никаких шансов против этих пушек. Если корабль враждебен по отношению к нам - даже если просто нейтрален, - считайте, что мы потоплены.
     - Мой господин говорит, да, но это будет ваша обязанность уговорить их проявить любезность.
     - Как я могу это сделать? Я их враг.
     - Мой хозяин говорит, на войне и в мирное время хороший враг может быть более ценен, чем хороший союзник. Он говорит, вы знаете, что у них в голове, - вы придумаете, как их убедить.
     - Единственный надежный путь - сила.
     - Хорошо. Я согласен, говорит мой господин, - пожалуйста, скажите мне, как атаковать этот корабль?
     - Что?
     - Он говорит: "Хорошо, я согласен. Как бы вы напали на этот корабль, как бы вы захватили его? Мне нужны их пушки". Простите, я непонятно говорю?

***

     - Я опять повторяю, я собираюсь разнести ее вдребезги, - заявил адмирал Феррьера.
     - Нет, - ответил дель Аква, наблюдая за галерой с юта.
     - Артиллерист, она уже в пределах пушечного выстрела?
     - Нет, дон Феррьера, - сказал главный артиллерист, - еще нет.
     - Зачем она идет к нам, если не с враждебными намерениями, Ваше Преосвященство? Почему она просто не уходит? Дело понятное.
     Фрегат был слишком далеко от входа в гавань, поэтому никто на борту не видел приготовившихся к нападению рыбачьих лодок.
     - Мы ничем не рискуем. Ваше Преосвященство, и выигрываем все, - сказал Феррьера, - мы делаем вид, что мы не знаем, что на борту Торанага. Мы думаем, что это бандиты - бандиты, которых ведет пират-еретик, которые собираются напасть на нас. Не беспокойтесь, будет легко спровоцировать их, когда они окажутся на расстоянии выстрела.
     - Нет, - приказал дель Аква.
     Отец Алвито повернулся спиной к планширу.
     - Галера подняла флаг Торанаги, адмирал.
     - Фальшивый флаг! - сардонически добавил Феррьера. - Это старый морской трюк. Мы не видим Торанаги. Может быть, его и нет на борту.
     - Нет.
     - Боже мой, война будет катастрофой. Это повредит, если не расстроит плавание Черного Корабля в этом году. Я не могу допустить этого! Я не могу, чтобы что-то помешало этому!
     - Наши финансовые дела в еще худшем положении, чем ваши, адмирал, - бросил дель Аква, - если мы не будем торговать в этом году, церковь обанкротится, вам понятно? Мы три года не получали ничего из Гоа и Лиссабона, и потеря доходов за прошлый год: Боже, дай мне терпения! Я лучше вас знаю, чем мы рискуем. Ответ - нет!
     Родригес сидел, мучаясь болями, в кресле, положив ногу в лубках на мягкий табурет, который удобно стоял около нактоуза.
     - Адмирал прав, Ваше Преосвященство. Зачем он подходит к нам, если не с целью нападения? Почему не уходит, а? Ваше Преосвященство, мы очень рискуем.
     - Да, и это военное решение, - сказал Феррьера. Алвито резко повернулся к нему.
     - Нет, это должен решить Его Преосвященство, адмирал. Мы не должны вредить Торанаге. Мы должны помочь ему.
     Родригес сказал:
     - Вы мне дюжину раз говорили, что, если когда-нибудь начнется война, она будет длиться очень долго. Война началась, не так ли? Мы видим ее начало. Она наносит вред торговле. Со смертью Торанаги война окончится, и все наши интересы будут в безопасности. Я говорю, нужно ударить по кораблю и отправить его в преисподнюю.
     - Мы даже избавимся от этого еретика, - добавил Феррьера, следя за Родригесом. - Мы прекратим войну во славу Бога, и еще один еретик попадет в ад на муки вечные.
     - Это будет незаконное вмешательство в их политику, - ответил дель Аква, избегая разговора о настоящей причине.
     - Мы вмешиваемся все время. Общество Иисуса известно этим. Мы не простые жестокосердные крестьяне!
     - Я и не предполагал иначе. Но пока я на борту, вы не потопите этот корабль.
     - Тогда будьте добры сойти на берег.
     - Чем скорее этот архиубийца погибнет, тем лучше. Ваше Преосвященство, - предположил Родригес. - Он или Ишидо, какая разница? Они оба язычники, и вы не можете доверять ни кому из них. Адмирал прав, мы никогда не получим снова такой возможности. А что с Черным Кораблем?
     Родригес был взят кормчим с условием оплаты в пятнадцатую часть прибыли. Настоящий кормчий Черного Корабля умер от сифилиса в Макао три месяца назад, и Родригес был взят со своего собственного корабля, "Санта-Тереза", и поставлен на новый пост, к его большой радости.
     - Сифилис был официальной причиной, - мрачно напомнил себе Родригес, - хотя многие говорили, что тот кормчий был убит ножом в спину при драке с ронином во время скандала в публичном доме. Боже мой, это такая удача! И ничто не должно помешать этому!
     - Я полностью принимаю на себя всю ответственность, - сказал Феррьера. - Это военное решение. Мы втянуты в войну между туземцами. Мой корабль в опасности. - Он повернулся к главному артиллеристу. - Мы уже в пределах пушечного выстрела?
     - Ну, дон Феррьера, это зависит от того, что вы хотите, - главный артиллерист подул на конец фитиля, от чего он покраснел и заискрился. - Я мог бы попасть сейчас ей в нос или корму или попасть в середину галеры, в зависимости от того, что вы хотите. Но если вы хотите попасть в человека, определенного человека, тогда для более прицельного выстрела надо еще немного подождать.
     - Я хочу, чтобы вы попали в Торанагу. И этого еретика.
     - Вы имеете в виду англичанина, кормчего?
     - Да.
     - Кто-нибудь должен показать мне японца. Кормчего я, несомненно, узнаю.
     Родригес сказал:
     - Если кормчий погибнет при выстреле по Торанаге и это прекратит войну, тогда я тоже за это, адмирал. В других случаях его нужно оставить в живых.
     - Он еретик, враг нашей страны, мерзавец, он уже причинил больше неприятностей, чем гнездо гадюк.
     - Я уже говорил вам, что, во-первых, англичанин кормчий, в-последних, он кормчий один из лучших в мире.
     - Кормчие имеют какие-то особые преимущества? Даже еретики?
     - Да, клянусь Богом. Мы используем его, как они используют нас. Это великое расточительство, если мы убьем такого опытного кормчего. Без кормчего нет этой вонючей империи, нет торговли и нет ничего. Без меня, ей-богу, нет ни Черного Корабля, ни доходов, ни пути домой, так что мое мнение чертовски важно.
     С верхушки мачты донесся крик:
     - Эй, на юте, галера меняет курс!
     Галера направлялась на них, но теперь она забирала на несколько румбов влево, глубже в гавань. Родригес тут же закричал:
     - Тревога! Правый борт, смотреть в оба! Эй, на парусах! Внимание! Поднять якорь!
     Все на корабле сразу бросились выполнять его приказания.
     - Что случилось, Родригес?
     - Я не знаю, адмирал, но нам надо выйти в открытое море. Эта толстопузая проститутка заходит нам с подветренной стороны.
     - Ну и что? Мы можем потопить их в любой момент, - сказал Феррьера, - нам еще надо погрузить на борт товары, и святым отцам надо бы вернуться в Осаку.
     - Да. Но ни одно вражеское судно не зайдет мне с наветренной стороны. Оно может обойти кругом и напасть на нас со стороны носа, где у нас только одна пушка.
     Феррьера презрительно рассмеялся.
     - У нас двадцать пушек на борту! А у них ни одной! Ты думаешь, этот корабль с грязными языческими свиньями осмелится попробовать атаковать нас? Ты просто не в своем уме!
     - Да, адмирал, поэтому я все еще и плаваю. "Санта-Тереза" выходит в море!
     Паруса освободили, и ветер начал наполнять их, рангоут потрескивал. Обе смены были на палубе у боевых постов. Фрегат тронулся, но его ход был еще очень медленный.
     - Ну, давай, сука, - торопил Родригес.
     - Мы готовы, дон Феррьера, - сказал главный артиллерист. - Я вижу его через прицел. Но долго у меня это не получится. Который там Торанага? Укажите мне его!
     На борту галеры не было факелов; единственным освещением был лунный свет. Галера все еще была со стороны кормы, в ста ярдах, но повернулась теперь влево и направлялась к дальнему берегу, весла двигались в одном и том же темпе.
     - Это кормчий? Высокий мужчина на юте?
     - Да, - сказал Родригес.
     - Мануэль и Педрито! Возьмите на прицел его и полуют! - Ближайший к ним артиллерист сделал небольшие поправки в наводке. - Который из них Торанага? Быстро! Хелмсмен, два деления вправо!
     - Есть два деления вправо, артиллерист!
     Помня о песчаном дне и отмелях вокруг, Родригес следил за вантами, готовый в любую секунду отдать управление кораблем главному артиллеристу, который, по обычаю, вел судно во время стрельбы всем бортом.
     - Эй, пушки на правом борту, - крикнул артиллерист. - Как только мы выстрелим, мы дадим кораблю уйти из-под ветра. Готовьтесь стрелять всем бортом!
     Артиллерийская команда выполнила приказание, все они смотрели на офицеров на юте. И священников.
     - Ради Бога, дон Феррьера, кто из них Торанага?
     - Кто же из них Торанага, отец? - Феррьера никогда не видел его до этого.
     Родригес ясно видел Торанагу на баке в кольце самураев, но он не хотел показывать его. "Пусть это сделают священники, - подумал он, - Ну, святой отец, сыграй роль Иуды. Почему мы всегда должны делать всю грязную работу, я не собираюсь помогать этому сукину сыну даже на ломаный грош".
     Оба священника молчали.
     - Быстро, ну кто же из них Торанага? - спросил опять артиллерист.
     Родригес нетерпеливо показал на Торанагу.
     - Там, на полуюте. Маленький, толстый негодяй среди этих негодяев-язычников.
     - Я вижу его, сеньор кормчий.
     Артиллерийская команда сделала последние приготовления.
     Феррьера взял фитиль из рук артиллериста.
     - Вы нацелились на еретика?
     - Да, адмирал, вы готовы? Я махну рукой, это сигнал к выстрелу!
     - Хорошо.
     - Стой, не убивай! - Это был дель Аква. Феррьера повернулся к нему:
     - Они все язычники и еретики!
     - Среди них есть христиане, и даже если они не были бы:
     - Не обращайте на него внимания, артиллерист! - бросил адмирал. - Мы выстрелим, когда вы будете готовы!
     Дель Аква подошел к пушке и встал перед ней. Его туловище возвышалось над ютом и вооруженными моряками, которые лежали в засаде. Его рука была на распятии.
     - Я говорю: стой, не убивай!
     - Мы убиваем все время, отец, - сказал Феррьера.
     - Я знаю, но я стыжусь этого и прошу прощения у Бога, - Дель Аква никогда до этого не был на юте военного корабля с пушками, у которых вставлены запалы, с заряженными мушкетами и пальцами на спусковых крючках, готовых нести смерть. - Пока я здесь, убийства не будет, и я не прощу убийства из засады!
     - А если они атакуют нас? Попытаются захватить корабль? - Я буду просить Бога помочь нам победить их!
     - Какая разница, сейчас или чуть позже?
     Дель Аква не ответил. "Ты не убьешь, - подумал он. - Торанага обещал все, а Ишидо ничего".
     - Что делать, адмирал? Сейчас самое время! - крикнул главный артиллерист. - Сейчас!
     Феррьера с горечью повернулся спиной к священникам, бросил фитиль и подошел к поручням.
     - Приготовьтесь отразить атаку, - прокричал он, - Если они без разрешения подплывут на пятьдесят ярдов, вам всем будет приказано стрелять, что бы ни говорили священники!
     Родригес также был разъярен, но он знал, что он, так же как и адмирал, был бессилен против священника. Сказано - не убий. "Боже мой, а вы сами? - хотел крикнуть он им. - А как же аутодафе? А инквизиция? А как же ваши священники, которые выносили приговоры: "виновен", "колдунья", "сатана", "еретик"? Вспомните две тысячи ведьм, сожженных в одной только Португалии в тот год, когда я отплыл в Азию? А почти в каждой деревне и городе в Португалии и доминионах, куда приезжали и рыскали Божьи Каратели, как гордо называли себя эти инквизиторы в капюшонах, запах горящего мяса тянулся за ними следом?"
     Он отбросил свой страх и ненависть и сосредоточился на галере. Он мог теперь хорошо рассмотреть Блэксорна и думал:
     "Эх, англичанин, хорошо видеть тебя стоящим там и ведущим судно, такого высокого и самоуверенного. Я боялся, тебя казнят, и рад, что ты спасся, но даже если тебе так повезло и ты не имеешь на борту ни одной маленькой пушки, то я отправлю тебя в преисподнюю, что бы ни говорили эти священники. О, Мадонна, защити меня от всех плохих священников".

***

     - Эй, на "Санта-Терезе"!
     - Эй, англичанин!
     - Это ты, Родригес?
     - Ага!
     - Как твоя нога?
     - А, черт бы ее побрал!
     Родригес очень обрадовался, услышав добродушный смех, донесшийся через разделявшее их море.
     В течение получаса два судна маневрировали, выбирая подходящую позицию, гоняясь друг за другом, поворачиваясь и уходя, галера пыталась зайти с наветренной стороны и прижать фрегат к подветренному берегу, фрегат пытался выйти на свободное пространство, чтобы иметь возможность уйти из гавани, если ему это потребуется. Но никто не мог получить значительного преимущества, а во время этой погони те, кто был на борту фрегата, наконец увидели рыбацкие лодки, сгрудившиеся у входа в гавань, и поняли, что это значит.
     - Вот почему он идет на нас! Ему нужна защита!
     - Тем больше причин для нас утопить его сейчас, когда он в ловушке. Ишидо будет вечно нам благодарен, - сказал Феррьера.
     Но дель Аква оставался непреклонным.
     - Торанага намного важнее. Я настаиваю на том, что сначала мы должны поговорить с Торанагой. Вы всегда сможете потопить его. У него нет пушек. Даже я знаю, что только пушками можно победить пушки.
     Так Родригес позволил развиваться этому безвыходному положению, давая им время для передышки. Оба корабля были в центре гавани, недостижимые для рыбачьих лодок и друг друга, фрегат подрагивал на ветру, готовый в любой момент сорваться с места, галера, с поднятыми на палубу веслами, дрейфовала рядом в пределах слышимости. Это произошло только тогда, когда Родригес увидел, что галера подняла весла и повернулась боком к его пушкам; тут он стал под ветер, позволяя галере подойти в пределы голосовой связи, а сам приготовился к следующей серии действий. "Спасибо Богу, благословенному Иисусу, Деве Марии и Иосифу за то, что у нас есть пушки, а у этого мерзавца их нет, - подумал Родригес снова. - Англичанин слишком умен".
     - Но хорошо, когда против тебя выступает профессионал. Намного безопасней. При этом никто не делает глупых ошибок и никто не причиняет зла без необходимости.
     - Можно подняться на борт?
     - Кому, англичанин?
     - Господину Торанаге, его переводчице и телохранителям.
     Феррьера сказал спокойно:
     - Без охраны.
     Алвито сказал:
     - Он должен прийти с кем-нибудь. Это вопрос престижа.
     - Черт с ним, с престижем. Без телохранителей.
     - Я бы не хотел, чтобы на борт поднимались самураи. - согласился Родригес.
     - Может быть, вы согласны пропустить пятерых? - спросил Алвито. - Только его личная охрана? Вы же понимаете суть дела, Родригес.
     Родригес подумал и кивнул.
     - Пять человек будет нормально, адмирал. Мы выделим пять человек, как вашу "личную охрану" с парой пистолетов на каждого. Отец, вы продумайте все детали. Лучше, если отец продумает все детали, адмирал, он знает как. Ну, отец, давайте, но рассказывайте нам, что там говорится.
     Алвито подошел к планширу и крикнул:
     - Вы ничего не добьетесь своей ложью! Готовьте свои души к адским мукам - вы и ваши бандиты. У вас десять минут, потом адмирал будет стрелять и отправит вас на вечные муки!
     - Мы плаваем под флагом господина Торанаги, клянусь Богом!
     - Это фальшивый флаг, пират!
     Феррьера сделал шаг вперед:
     - Что за игру вы ведете, отец?
     - Пожалуйста, наберитесь терпения, адмирал, - сказал Алвито. - Это только для проформы. Иначе Торанага навсегда обидится, что мы оскорбили его флаг, который мы видим. Ведь это Торанага - он не простой дайме! Может быть, вам лучше вспомнить, что он лично имеет больше войска, чем король Испании!
     Ветер завывал в такелаже, шпангоуты нервно поскрипывали. На юте вскоре загорелись факелы, и стало хорошо видно Торанагу. По волнам разнесся его голос.
     - Тсукку-сан! Как осмелился ты убегать от моей галеры! Здесь нет пиратов - только те, что там у входа в гавань на рыбачьих лодках. Я хочу немедленно подойти к борту!
     Алвито закричал в ответ по-японски, разыгрывая удивление:
     - Но, господин Торанага, простите, у нас не было и мысли, что это вы! Мы думали, что это только ловкий трюк. Серые сказали, что бандиты-ронины силой захватили галеру! Мы думали, бандиты с английским пиратом плавают под фальшивым флагом. Я немедленно поднимусь к вам.
     - Нет. Я сейчас же подойду к вам.
     - Прошу вас, господин Торанага, позволить мне подняться к вам, чтобы сопровождать вас. Мой господин, отец-инспектор, здесь вместе с адмиралом. Они настаивают, чтобы мы исправили ошибку. Пожалуйста, примите наши извинения! - Алвито снова перешел на португальский и громко прокричал боцману: "Спусти баркас!" - И опять Торанаге по-японски: - Баркас будет спущен сейчас же, мой господин.
     Родригес слушал, как глумлив голос Алвито, и думал о том, насколько труднее иметь дело с японцами, чем с китайцами. Китайцы понимают искусство торговли, компромисса и уступок, вознаграждений. Но японцы наполнены гордостью, а когда гордость мужчины оскорбляется - для любого японца, не обязательно даже самурая, - смерть является лишь малой ценой, заплаченной за оскорбление. "Ну, идите, давайте кончать", - хотелось крикнуть ему.
     - Адмирал, я сейчас же отправлюсь к ним, - говорил отец Алвито. - Ваше Преосвященство, если вы тоже поедете, это очень поможет ублаготворить его.
     - Я согласен.
     - Это не опасно? - спросил Феррьера. - Вас двоих могут использовать как заложников.
     Дель Аква сказал:
     - В тот момент, когда появятся признаки измены, я прикажу вам, именем Божьим, уничтожить этот корабль и всех, кто на нем плавает, независимо от того, будем ли мы на борту или нет.
     Он спустился на ют, оттуда на главную палубу, прошел сзади пушек, - складки его одеяния величественно развевались. В начале трапа он оглянулся и изобразил руками крест. После этого он застучал сапогами по трапу, спускаясь к баркасу.
     Боцман отчалил. Все моряки были вооружены пистолетами, под сиденьем боцмана был припрятан бочонок пороха.
     Феррьера облокотился на планшир и тихо сказал:
     - Ваше преосвященство, привезите с собой еретика.
     - Что? Что вы сказали? - Дель Акве нравилось играть с адмиралом, чье постоянное высокомерие смертельно оскорбляло его, так как он, конечно, давно решил захватить Блэксорна и достаточно хорошо слышал. "Какая глупость", - подумал он.
     - Привезите с собой еретика, а? - опять сказал Феррьера. С юта Родригес слышал глухое: "Да, адмирал", - и подумал: "Какое злодейство ты задумал, Феррьера?"
     Он с трудом повернулся в кресле, его лицо побледнело. Боль в ноге была изматывающей, чтобы терпеть ее, от него требовалось очень много усилий. Кости срастались хорошо, и, слава Мадонне, рана была чистой. Но трещина оставалась трещиной и даже малейшее качание судна было тяжелым испытанием. Он глотнул грогу из сильно опорожненного морского меха, свисающего с колышка на нактоузе. Феррьера наблюдал за ним.
     - Ваша нога еще болит?
     - Все нормально, - грог ослабил боль.
     - Будет ли все нормально для того, чтобы проплыть отсюда до Макао?
     - Да. И все время воевать с морем. И вернуться летом, если вы это имеете в виду.
     - Да, это то, что я имею в виду, кормчий. - Губы опять сложились в насмешливую улыбку. - Мне нужен здоровый кормчий.
     - Я здоров. Нога хорошо заживает. - Родригес отключился от боли. - Англичанин не поднимется на борт по доброй воле. Я не думаю, что он придет.
     - Сто гиней за то, что вы не правы.
     - Это больше, чем я зарабатываю за год.
     - Сможете заплатить после того, как мы прибудем в Лиссабон, из доходов от Черного Корабля.
     - Согласен. Ничто не заставит его подняться на борт добровольно. Я стану на сто гиней богаче, ей-богу!
     - Беднее! Вы забыли, что иезуиты хотят, чтобы он попал сюда, больше, чем я.
     - Почему они хотят этого?
     Феррьера оценивающе посмотрел на него и не ответил, все так же криво улыбаясь. Потом, поддразнивая его, сказал:
     - Я выведу Торанагу из гавани, если он отдаст мне еретика.
     - Я рад, что я ваш союзник и необходим вам и Черному Кораблю, - сказал Родригес. - Я бы не хотел быть вашим врагом.
     - А я рад, что мы понимаем друг друга, кормчий. Наконец.

***

     - Я требую вывести меня из гавани. Мне нужно сделать это быстро, - сказал Торанага через переводчика Алвито дель Акве; кроме них, присутствовали еще Марико и Ябу. Торанага стоял на полуюте, дель Аква - на главной палубе, ниже его, рядом с ним, - Алвито, но и при этом их глаза были на одном уровне. - Или, если вам так удобней, ваш боевой корабль может убрать эти рыбачьи лодки с моего пути.
     - Простите меня, но это будет недопустимый враждебный акт, который вы бы не могли - не могли рекомендовать фрегату, господин Торанага, - сказал дель Аква, разговаривая непосредственно с ним, - он считал, что Алвито переводит синхронно, как всегда. - Это невозможно - открытый акт военных действий.
     - Тогда что вы предлагаете?
     - Пожалуйста, давайте поднимемся на фрегат. Спросим адмирала. Он примет решение теперь, когда мы знаем ваше желание. Он военный человек, мы нет.
     - Приведите его сюда.
     - Вам было бы быстрее это сделать, господин. Не говоря, конечно, о чести, которую вы окажете нам.
     Торанага знал, что это правда. Несколько мгновений назад они видели, как с южного берега отплыло еще несколько лодок с лучниками, и, хотя в данный момент они были в безопасности, было ясно, что в течение часа выход из гавани будет перекрыт неприятелем.
     И он знал, что выбора у него нет.
     - Извините, господин, - объяснил ему Анджин-сан ранее, во время неудачной погони, - я не могу приблизиться к фрегату, Родригес слишком искусный кормчий. Я могу прекратить его бегство, если ветер будет держаться, но я не могу загнать его в ловушку, если он не сделает ошибки. Мы должны договориться.
     - А он допустит ошибку, и ветер продержится? - спросил Торанага через Марико. Она ответила:
     - Анджин-сан говорит, что мудрый человек никогда не держит пари относительно ветра, если это не ветер торговли и вы не в море. Мы здесь в такой гавани, где горы вызывают завихрения воздуха и его потоки. А кормчий Родригес не допустит ошибки.
     Торанага видел, как два этих кормчих применяли всякие свои уловки друг против друга, и знал, без сомнения, что оба они были мастера в своем деле. И он пришел к осознанию того, что ни он, ни его земли и ни сама империя не будут в безопасности, если не заполучат для себя современные корабли чужеземцев и с помощью этих кораблей - контроль над своими морями. Эта мысль поразила его.
     - Но как я могу договариваться с ними? Чем можно извинить то, что они так открыто проявили враждебность по отношению ко мне? Теперь моя обязанность похоронить их за оскорбления моей чести.
     Тогда Анджин-сан объяснил ему уловку с фальшивыми флагами: как все корабли используют эту хитрость, чтобы сблизиться с врагом или попытаться избежать его, и Торанага был очень обрадован тем, что может быть такое спасающее его честь решение этой проблемы. Теперь Алвито говорил:
     - Я думаю, нам следует сразу же отправиться, сэр.
     - Очень хорошо, - согласился Торанага. - Ябу-сан, примите командование кораблем. Марико-сан, скажите Анджин-сану, чтобы он оставался на юте за штурвалом, тогда вы пойдете со мной.
     - Да, господин.
     По размеру баркаса Торанаге стало ясно, что с ним сможет отправиться только пять телохранителей, что тоже ожидалось, и окончательный план был прост: если он не сможет убедить их, чтобы фрегат помог, тогда он и его телохранители убьют адмирала, их кормчего и священников и запрутся в одной из кабин. Одновременно галера нападет на фрегат с носа, как предложил Анджин-сан, и все вместе они попытаются взять фрегат штурмом. Возьмут ли они его, нет ли, в любом случае все решится очень быстро.
     - Это хороший план, Ябу-сан, - сказал он.
     - Пожалуйста, разрешите мне пойти вместо вас на переговоры.
     - Они не согласятся.
     - Очень хорошо, но сразу же, как только мы выберемся из этой западни, выселите всех чужестранцев из нашей империи. Если вы так сделаете, вы привлечете на свою сторону больше дайме, чем потеряете.
     - Я подумаю об этом, - сказал Торанага, зная, что это вздор, что он должен привлечь на свою сторону дайме-христиан Оноши и Кийяму и, следовательно, других дайме, или, не выполнив своих обязательств, он будет съеден. - Почему Ябу хочет попасть на фрегат? Какую измену он замышляет, если им не помогут?
     - Господин, - говорил тем временем Алвито дель Акве, - можно, я приглашу Анджин-сана сопровождать нас?
     - Зачем?
     - Мне кажется, что он может захотеть поприветствовать своего коллегу кормчего Родригеса. Этот человек сломал ногу и не может прийти сюда. Родригесу хотелось бы снова повидать его, поблагодарить за спасение, если вы не возражаете.
     Торанага не видел причины, почему бы Анджин-сану не следовало идти. Человек был под его защитой, следовательно, ему нечего было опасаться.
     - Если он этого хочет, очень хорошо. Марико-сан, проводите Тсукку-сана.
     Марико поклонилась. Она знала, что ее работа состояла в том, чтобы слушать и сообщать об услышанном, следить за тем, чтобы все, что сказано, было правильно сообщено, без искажений. Она чувствовала себя лучше, ее прическа и макияж были в полном порядке, свежее кимоно было одолжено у госпожи Фудзико, левая рука покоилась в удобной перевязи. Один из матросов, ученик лекаря, перевязал ее рану. Порез в верхней части предплечья не затронул сухожилия, сама рана была чистой. Ванна помогла бы ей еще больше, но на галере условий для этого не было.
     Она и Алвито вместе вернулись на ют. Он увидел нож за поясом у Блэксорна и то, как ладно сидело на нем это грязное кимоно. "Насколько он завоевал доверие Торанаги?" - спросил он сам себя.
     - Хорошая встреча, кормчий Блэксорн.
     - Убирайся к дьяволу, отец! - любезно ответил Блэксорн.
     - Может быть, мы еще и встретимся там, Анджин-сан. Может быть, мы там будем. Торанага сказал, что вы можете подняться на борт фрегата.
     - Это его приказ?
     - Если вы пожелаете, - сказал он.
     - Я не хочу.
     - Родригесу хотелось бы снова поблагодарить вас и повидаться с вами.
     - Передайте ему мое почтение и скажите, что я говорю, что я увижу его в аду. Или здесь.
     - Его нога не позволит ему этого.
     - Как у него с ногой?
     - Заживает. С вашей помощью и при милосердии Божием, через несколько недель, если Бог того пожелает, он будет ходить, хотя и будет всегда хромать.
     - Передайте ему, что я желаю ему всего хорошего. Вам лучше идти, отец, время уходит.
     - Родригесу хотелось бы повидать вас. Там есть грог и прекрасный жареный каплун со свежей зеленью и подливкой, свежий хлеб и масло. Будет жаль, кормчий, если пропадет такая еда.
     - Что?
     - Есть мягкий белый хлеб, кормчий, морские сухари, масло и коровий бок. Свежие апельсины из Гоа и даже галлон вина из Мадейры, чтобы запить все это, или бренди, если вы его предпочитаете. А также и пиво. Потом каплун из Макао, горячий и сочный. Наш адмирал - эпикуреец.
     - Черт бы вас побрал!
     - Он и возьмет, когда это будет угодно ему. Я только сказал о том, что существует на самом деле.
     - Что значит "эпикуреец"? - спросила Марико.
     - Это человек, который наслаждается пищей и красивым столом, сеньора Мария, - сказал Алвито, называя ее христианским именем. Он заметил, как неожиданно изменилось лицо Блэксорна. Он почти мог видеть, как заработали слюнные железы, и почувствовал его боль в бушующем желудке. Сегодня вечером, когда он увидел подготовку к ужину в большой каюте, блеск серебра, белые скатерти и стулья, настоящие кожаные стулья, почувствовал запах свежего хлеба, и масла, и сочного мяса, он сам ощутил слабость от голода, а он отнюдь не страдал без пищи или от непривычной японской кухни.
     "Как просто поймать человека, - сказал он себе, - все, что вам надо, - это знать правильную приманку".
     - Прощайте, кормчий! - Алвито повернулся и пошел к трапу. Блэксорн пошел за ним.

***

     - В чем дело, англичанин? - спросил Родригес.
     - Где еда? Тогда мы сможем поговорить. Сначала еда, которую вы обещали, - сказал Блэксорн, покачиваясь на главной палубе.
     - Пожалуйста, пойдемте со мной, - сказал Алвито.
     - Куда вы ведете его, отец?
     - Конечно, в большую каюту. Блэксорн может поесть, пока господин Торанага и адмирал побеседуют.
     - Нет. Он может поесть в моей каюте.
     - Легче, конечно, пойти туда, где есть пища.
     - Боцман! Проследи, чтобы кормчему принесли все сразу же - все, что он захочет, - в мою каюту, все со стола. Англичанин, ты хочешь грога, вина или пива?
     - Сначала пива, потом грога.
     - Боцман, проследи за этим и отведи его вниз. И послушай, Писаро, дай ему из моего шкафа одежду и сапоги, все, что нужно. И оставайся с ним, пока я не позову тебя.
     Блэксорн молча пошел за Писаро, боцманом, большим и сильным мужчиной, вниз по коридору. Алвито пошел было обратно к дель Акве и Торанаге, которые разговаривали через Марико около лестницы, но Родригес остановил его:
     - Отец! На минутку. Что вы сказали ему?
     - Только что вам хотелось бы повидать его и что у нас на борту много еды.
     - Но вы не предлагали ему поесть?
     - Нет, Родригес, я не говорил этого. Но вам не хотелось бы предложить поесть кормчему, если он голоден?
     - Этот бедняга не голоден, он голодает. Если он поест в таком состоянии, он будет блевать, как обожравшийся волк, потом он будет вопить, как перепившаяся проститутка. Теперь, мне не хотелось бы, чтобы один из нас, даже еретик, ел как животное и вопил как дикий зверь перед Торанагой, понимаете, отец? Не перед этим ссаным сукиным сыном - особенно таким, чистеньким, как промежность сифилитичной проститутки!
     - Вы должны научиться быть сдержанным на язык, сын мой, - сказал Алвито. - Он отправит вас в ад. Вам лучше тысячу раз прочитать "Аве, Мария" и поститься два дня. Только на хлебе и воде. Епитимья напомнит вам о его милосердии.
     - Спасибо, отец, я так и сделаю. С радостью. И если бы я мог встать на колени, я бы поцеловал крест. Да, отец, этот бедный грешник благодарит вас за ваше Богом данное терпение. Я должен придерживать свой язык.
     Феррьера вышел из коридора:
     - Родригес, вы спуститесь?
     - Я останусь на палубе, пока эта сучья галера будет стоять здесь, адмирал. Если я потребуюсь, я буду здесь, - Алвито собрался уходить, Родригес заметил Марико. - Подождите минуту, отец. Кто эта женщина?
     - Донна Мария Тода. Одна из переводчиц Торанаги.
     Родригес присвистнул:
     - Она хорошенькая?
     - Очень хорошенькая.
     - Глупо было позволять ей подняться на борт. Почему вы говорите "Тода"? Она одна из наложниц старого Тода Хиро-Мацу?
     - Нет. Она жена его сына.
     - Глупо было приводить ее на борт. - Родригес подозвал одного из матросов. - Скажи всем, что на корабле женщина, говорящая по-португальски.
     - Да, сеньор.
     Моряк заторопился уходить, и Родригес снова повернулся к отцу Алвито.
     Священник ни в коей мере не был запуган очевидным гневом.
     - Госпожа Мария говорит также по-латыни - и так же хорошо. Что-нибудь еще, кормчий?
     - Нет, спасибо. Может быть, мне лучше пойти прочитать "Аве, Мария"?
     - Да, конечно.
     Священник перекрестился и ушел. Родригес сплюнул в шпигат, и один из рулевых вздрогнул и перекрестился.
     - Ступай прибей себя к мачте за свою гнилую крайнюю плоть, - прошипел Родригес.
     - Да, кормчий, извините, сеньор. Но я нервничаю около этого святого отца. Я не имел в виду ничего плохого.
     Юноша увидел, что через горлышко песочных часов прошли последние зерна песка, и перевернул их.
     - В полчаса спустись вниз, возьми это проклятое ведро с водой и щетку, уберись у меня в каюте. Скажи боцману, пусть приведет англичанина наверх, и вычисти мою каюту. И для тебя будет лучше, если ты хорошо приберешься в каюте, а то я вытащу у тебя кишки себе для подвязок. И пока ты будешь делать это, читай "Аве, Мария" для спасения своей Богом проклятой души.
     - Да, сеньор кормчий, - тихо сказал юноша. Родригес был фанатик, помешанный на чистоте, и его каюта была похожа на корабельный Святой Грааль. Все должно было быть без единого пятнышка, независимо от погоды.

Продолжение следует...