Тронхейм, Норвегия

     Собственно, они собирались встретиться в кафетерии перед тем, как отправиться наверх для бесконечных переговоров, но Лунд так и не появилась. Йохансон в одиночестве выпил кофе и теперь следил, как ползут по циферблату стрелки часов. Так же неудержимо ползут сейчас и черви, всё глубже ввинчиваясь в лёд.
     Йохансон содрогнулся.
     Время не идёт, оно истекает, шептал ему внутренний голос.
     Что-то начиналось.
     План. Всё кем-то организовано...
     Немыслимо. Кем? Много ли планирует саранча, пожирая весь летний урожай? Она просто является и хочет жрать. Что планируют черви, что планируют водоросли или медузы?
     Что планирует "Статойл"?
     Из Ставангера прилетел Скауген. Ему нужен был подробный доклад. Судя по всему, он немного всё же продвинулся, и теперь ему необходимо было сравнить результаты. Это была идея Лунд - переговорить с Йохансоном с глазу на глаз, чтобы потом выступить с единой позиции, но вот он сидит тут и пьёт кофе один.
     Наверное, её что-то задержало. Может, Каре, подумал он. Больше они не возвращались к разговорам о личной жизни, - Йохансон ненавидел бестактность.
     Зазвонил его мобильник. Это была Лунд.
     - Где ты застряла, чёрт возьми? - воскликнул Йохансон. - Я пью уже твой кофе.
     - Извини.
     - Мне вредно столько кофе. Серьёзно, что случилось?
     - Я уже наверху, в конференц-зале. Я всё время собиралась тебе позвонить, но не было возможности.
     Голос её звучал как-то странно.
     - Всё в порядке? - тревожно спросил Йохансон.
     - Конечно. Можешь подняться сюда? Дорогу ты уже знаешь.
     - Сейчас буду.
     Итак, Лунд уже здесь, в здании центра. Наверное, они обсуждали нечто, не предназначенное для ушей Йохансона.
     Ну и пусть. Это же их проклятый бурильный проект.
     Когда он вошёл в конференц-зал, Лунд, Скауген и Стоун стояли перед большой картой, изображавшей район запланированного бурения. Руководитель проекта что-то вполголоса говорил Лунд. Она нервничала. Лицо Скаугена тоже нельзя было назвать счастливым. Он повернул голову, когда Йохансон вошёл, и неохотно отметился улыбкой. Хвистендаль стоял в стороне и говорил по телефону.
     - Я слишком рано? - осторожно осведомился Йохансон.
     - Нет, хорошо, что вы пришли. - Скауген указал на чёрный полированный стол. - Пора приступать.
     Лунд подняла глаза. Казалось, она только сейчас заметила Йохансона. Она бросила Стоуна на полуслове, подошла и поцеловала Йохансона в щёку.
     - Скауген хочет дать Стоуну отставку, - прошептала она. - Ты должен нам в этом помочь, слышишь?
     Йохансон и бровью не повёл. Она хотела, чтобы он всех настроил против Стоуна? Она что, с ума сошла - впутывать его в их проблемы?
     Они сели за стол, и он сказал:
     - Ну, прежде всего, я провёл кое-какие розыски, как мы договаривались. Выбрал исследователей и институты, которые, в свою очередь, либо получают задания от предприятий энергетики, либо консультируются с ними.
     - Это делалось осторожно? - с испугом спросил Хвистендаль. - Мы ведь хотели прочесать эту местность так, чтобы не бросалось в глаза... эм-м...
     - Местность оказалась слишком обширной. Мне пришлось её ограничить.
     - Надеюсь, вы никому не сказали, что мы...
     - Не бойтесь. Я всего лишь интересовался. Любознательный биолог из НТНУ.
     Скауген подобрал губы.
     - Насколько я понимаю, вас не завалили информацией.
     - Как сказать, - Йохансон кивнул на папку с распечатками. - Из учёных плохие обманщики, они терпеть не могут политику. Кое-где так и проглядывает замок, навешенный на язык. Я непоколебимо убеждён, что наш червь появился уже всюду.
     - Вы убеждены? - спросил Стоун. - Но вы же не знаете этого точно.
     - Напрямую никто не сознался. Но несколько человек сразу же сильно заинтересовались. - Йохансон посмотрел на Стоуна прямым взглядом. - Все они без исключения исследователи, чьи институты работают в тесном контакте с сырьевой промышленностью. Один из них даже толково разбирается в теме разработки метана.
     - Кто? - резво спросил Скауген.
     - Он из Токио. Рю Мацумото. Вернее, его институт. С ним самим я не разговаривал.
     - Мацумото? Кто это? - спросил Хвистендаль.
     - Ведущий исследователь гидрата в компании "Ниппон", - ответил Скауген. - Он ещё четыре года назад провёл пробные бурения в канадских залежах пермского периода, чтобы добраться до метана.
     - Когда я послал его людям данные о черве, они сильно оживились, - продолжал Йохансон. - Начали задавать встречные вопросы. Хотели узнать, в состоянии ли черви дестабилизировать гидрат. И велико ли их количество.
     - Это не обязательно должно означать, что Мацумото знает об этом черве, - сказал Стоун.
     - Обязательно. Потому что он работает на Национальную нефтяную корпорацию Японии, - прорычал Скауген.
     - И сильно они продвинулись с метаном?
     - Ещё как. Мацумото ещё в 2000 году начал опробовать различные виды техники добычи в Нанькайской котловине. Результаты испытаний держатся в тайне, но он сам же всем растрепал, что уже через несколько лет начнётся коммерческая разработка метана. Он как никто другой поёт гимн эпохе метана.
     - Ну хорошо, - сказал Стоун. - Но ведь он не утверждал, что обнаружил червя.
     Йохансон помотал головой.
     - Представьте себе нашу игру в сыщиков, только наоборот. Как будто расспрашивают нас. Особенно меня - как представителя так называемых независимых исследователей. Расспрашивает тоже независимый исследователь и одновременно консультант Национальной нефтяной корпорации Японии, он проявляет научную любознательность. Разумеется, я ему не стану выкладывать всё, что мы знаем про эту живность. Но это меня насторожит. Я захочу узнать, что же знает он. И я начну из него вытягивать, как люди Мацумото вытягивали из меня, и тем самым я сделаю ошибку. Я начну задавать слишком уж конкретные вопросы. Слишком нацеленные. Если мой собеседник не круглый дурак, он быстро поймёт, что попал в моём случае в яблочко.
     - Если это так, - сказала Лунд, - то у берегов Японии та же проблема.
     - Это ничем не доказано, - настаивал на своём Стоун. - Доктор Йохансон, ведь у вас нет ни одного доказательства, что на червя натолкнулся ещё кто-то, кроме нас. - Он подался вперёд. Края его очков блеснули. - Такого рода информация бесполезна. Нет, доктор Йохансон, истина в том, что ни один человек не мог предвидеть появление червя, потому что он больше нигде не появился. С чего вы взяли, что это не просто любопытство людей Мацумото?
     - Нутром чую, - невозмутимо заявил Йохансон.
     - Нутром?
     - Да, нутром чую. И даже больше того. Червя обнаружили и южноамериканцы.
     - Неужели?
     - Да.
     - Что, они тоже задавали вам подозрительные вопросы?
     - Вот именно.
     - Вы разочаровываете меня, доктор Йохансон. - Стоун скривил рот в насмешке. - Я думал, вы учёный. И давно вы довольствуетесь показаниями вашего нутра?
     - Клифф, - сказала Лунд, не глядя на Стоуна. - Попридержал бы ты язык.
     Стоун возмущённо выпучил на неё глаза.
     - Я твой начальник, - гавкнул он. - Если кто и должен здесь придержать язык...
     - Довольно! - Скауген поднял руки. - Я не хочу больше этого слышать.
     Йохансон посмотрел на разгневанную Лунд и спросил себя, что такого сделал ей Стоун. Его закоренелая мизантропия не могла служить единственной причиной.
     - Как всегда, я думаю, Япония и Южная Америка засекречивают информацию, - сказал он. - Как и мы. Сейчас намного проще получить надёжные данные об анализах морской воды, чем о глубоководных червях. Повсюду по каким-то причинам принялись анализировать воду. К этой теме я смог подключить и другие источники. И они это подтвердили.
     - Что именно?
     - Необычайно высокую концентрацию метана в водяном столбе. - Йохансон помедлил. - Что касается Японии, извините мои частые ссылки на нутро, доктор Стоун, но тут у меня возникло ещё одно чувство. Мне показалось, что людям Мацумото хотелось сказать мне всё как есть. Но у них подписка о неразглашении. Вообще-то ни один учёный, ни один институт не будет утаивать информацию, жизненно важную для многих людей. К умолчанию и засекречиванию прибегают лишь тогда, когда...
     Он развёл руками и не закончил фразу. Скауген взглянул на него из-под нахмуренных бровей.
     - Когда дело касается экономических интересов, - довершил он. - Ведь это вы хотели сказать?
     - Да. Я хотел сказать именно это.
     - Не хотите ли вы ещё что-нибудь добавить к своему сообщению?
     Йохансон кивнул и вытянул из своей папки одну распечатку.
     - Необычайно высокое выделение метана мы отмечаем лишь в трёх регионах мира. В Норвегии, Японии и на востоке Латинской Америки. И ещё есть Лукас Бауэр.
     - Бауэр? Кто это? - спросил Скауген.
     - Он исследует морские течения у берегов Гренландии. Он пускает по течению дрейфователь и записывает данные. Я послал ему на научное судно одно сообщение. Вот что он ответил. - Йохансон зачитал: "Дорогой коллега, ваш червь мне незнаком. Но мы действительно отметили у Гренландии необыкновенные выбросы метана в разных местах. Высокая концентрация попадает в море. Возможно, существует какая-то связь с прерыванием течения, которое мы здесь наблюдаем. Если вы правы, то дело худо. Простите, что я так краток, я чрезвычайно занят. Прилагаю файл с сообщением от Карен Уивер. Она журналистка и действует как в моих интересах, так и мне на нервы. Толковая девушка. Если у вас возникнут дополнительные вопросы, она вам поможет. Напишите ей по адресу kweaver@deepbluesea.com".
     - О каком таком прерывании течения он говорит? - спросила Лунд.
     - Понятия не имею. В своё время в Осло на конференции у меня сложилось впечатление, что Бауэр немного рассеян. Подвесить обещанный файл он забыл. Я снова написал ему, но так и не получил ответа.
     - Может, разузнать, над чем он работает? - предложила Лунд. - Борман, наверное, это знает, а?
     - Я думаю, журналистка тоже знает, - сказал Йохансон.
     - Карен?..
     - Карен Уивер. Имя мне знакомо, и приятно знакомо. Что-то из её публикаций я уже читал. Она изучает информатику, биологию и занимается спортом. Основной упор - темы моря, крупные взаимосвязи. Тектоника пластов, климатические изменения... Что же касается Бормана, то ему я так или иначе позвоню, если он сам не объявится до конца недели.
     - И куда всё это ведёт? - спросил Хвистендаль всех присутствующих.
     Скауген смотрел своими голубыми глазами на Йохансона.
     - Вы же слышали, что сказал доктор Йохансон. Индустрию можно обвинить, что она подло утаивает информацию, от которой зависит благо либо несчастье человечества. С ним нельзя не согласиться. Вчера вечером у меня был обстоятельный разговор с нашим верховным военным командованием, и я высказал им чёткие рекомендации. "Статойл" тут же информировал об этом правительство Норвегии.
     Стоун вскинул голову:
     - О чём же? Ведь у нас нет никаких определённых результатов и никаких...
     - О червях, Клиффорд. О разрушении залежей метана. Об опасности выделения газа. О возможности подводных оползней. Представь себе, даже встреча подводного робота с неопознанным живым существом оказалась заслуживающей упоминания. По-моему, этого достаточно. - Скауген мрачно оглядел присутствующих. - Доктору Йохансону будет приятно услышать, что его нутро оказалось надёжным индикатором. Сегодня утром я имел удовольствие целый час беседовать по телефону с техническим руководством Национальной нефтяной корпорации Японии - JNOC. Разумеется, они вне подозрений. Но предположим чисто гипотетически, что Япония сделает ставку на добычу метана и приложит силы к тому, чтобы опередить всех. Сделаем ещё одно далёкое от реальности допущение, что они ради этого пойдут на известные риски, а возражения спрячут под сукно. - На этих словах Скауген перевёл взгляд на Стоуна. - Рассмотрим к тому же неправдоподобный и прямо-таки абсурдный случай, что найдутся люди, которые из одного лишь честолюбия утаят отдельные отрицательные отзывы и проигнорируют предостережения. Как было бы ужасно, если бы всё это могло случиться! Тогда нам пришлось бы обвинить JNOC в том, что они скандальным образом умолчали о существовании червя, который разрушил бы их мечту стать метановой нацией номер один.
     Никто ничего не сказал. Скауген оскалил зубы.
     - Но мы не будем так строги. Это всего лишь инсинуации. Так вот, JNOC заверили меня, что похожие живые существа действительно были извлечены из моря у берегов Японии, но открыты и описаны они были лишь три дня тому назад. Не слабо?
     - Вот сволочи, - тихо сказал Хвистендаль.
     - И что теперь JNOC собирается предпринять? - спросила Лунд.
     - О, я думаю, они поставят в известность своё правительство. Ведь они государственная компания, как и мы. После того, как они уже знают, что мы всё знаем, они вряд ли смогут позволить себе держать это в секрете. И я уверен: если сейчас заговорить об этом с южноамериканцами, то окажется, что им тоже буквально вчера попался этот червь. Уж они разыграют удивление! А чтобы никому не пришло в голову, что всем этим я хотел лишь запятнать других, докладываю: мы ничуть не лучше их.
     - М-да, - сказал Хвистендаль.
     - Ещё какие есть мнения?
     - Насколько ситуация критическая, мы узнали только что. - Хвистендаль, казалось, был сердит. - Кроме того, я и сам советовал поставить правительство в известность.
     - Тебя я ни в чём и не упрекаю, - медленно произнёс Скауген.
     Йохансон начал чувствовать себя как в спектакле. Насколько он понимал, Скауген инсценировал казнь Стоуна. По лицу Лунд растекалось мрачное удовлетворение.
     Но разве не Стоун обнаружил того червя?
     - Клиффорд, - сказала Лунд во внезапно установившейся тишине. - Когда червь попался тебе впервые?
     Лицо Стоуна немного побледнело.
     - Ты же знаешь, - сказал он. - Ты сама была при этом.
     - А до того - ни разу?
     Стоун взглянул на неё:
     - До того?
     - За последний год. Когда ты по собственной инициативе устанавливал на дно опытный образец "Конгсберга". На глубине в тысячу метров.
     - Что такое? - зашипел Стоун и посмотрел на Скаугена: - Это не было моим самоуправством. Я заручился поддержкой с тыла. Эй, Финн, чёрт побери, что мне тут пытаются вменить в вину?
     - Разумеется, у тебя было прикрытие с тыла, - сказал Скауген. - Ты предложил испытать подводную фабрику нового типа, задуманную на максимальную глубину тысяча метров.
     - Верно.
     - Теоретически задуманную.
     - Разумеется, теоретически. До первого испытания всегда всё лишь теория. Но вы дали мне зелёный свет. - Стоун посмотрел на Хвистендаля. - Ты тоже, Тор. Вы проверили эту штуку в бассейне и дали добро.
     - Это так, - подтвердил Хвистендаль. - Добро дали.
     - Ну вот.
     - Мы поручили тебе, - продолжал Скауген, - обследовать местность и провести экспертизу, действительно ли стоит недостаточно проверенную систему...
     - Но это свинство, - вскричал Стоун. - Вы разрешили установку!
     - ...запускать в пробное испытание. Да, мы несём ответственность за риск. При условии, что все отзывы однозначно положительны.
     Стоун вскочил.
     - Они и были положительны, - вскричал он, дрожа от возбуждения.
     - Сядь, - холодно сказал Скауген. - Тебе будет интересно узнать, что со вчерашнего вечера с опытным образцом "Конгсберга" прервалась всякая связь.
     - Это... - Стоун застыл на месте. - Я не отслеживаю его работу. Не я конструировал фабрику, я лишь запускал её. В чём, собственно, ты хочешь меня обвинить? В том, что я ещё не знаю об этом?
     - Нет. Но под давлением событий мы вынуждены были в точности реконструировать тогдашнее введение опытного образца. И при этом наткнулись на два отзыва, которые ты в своё время... м-да, как бы это сказать? Которые ты в своё время запамятовал.
     Пальцы Стоуна впились в край стола. Йохансону показалось, что человек сейчас рухнет без сознания. Но Стоун удержался и сел с ничего не выражающим лицом.
     - Об этом я ничего не знаю.
     - Одно заключение говорит, что распределение гидрата и газовых полей в этой местности трудно картографировать. В отзыве указывается, что риск наткнуться в процессе бурения на свободный газ хоть и мал, но не исключён на сто процентов.
     - Это всё равно что исключён, - хрипло сказал Стоун. - И результат за год превзошёл все ожидания.
     - "Всё равно что" - не значит стопроцентно.
     - Но мы не пробурились в газ! Мы добываем нефть. Фабрика действует, проект "Конгсберг" абсолютно успешный. Настолько успешный, что вы же сами решили строить следующий образец, и на сей раз уже официально.
     - Из второго заключения, - сказала Лунд, - следует, что вы наткнулись на неизвестного до тех пор червя, который живёт на гидрате.
     - Да, чёрт возьми. Это был ледовый червь.
     - Ты его исследовал?
     - Почему я?
     - Хорошо, вы его исследовали?
     - Разумеется, мы его исследовали.
     - В отзыве говорится, что червя нельзя однозначно идентифицировать как ледового. Что он встречается в больших количествах. Что его влияние на локальные факты нельзя выявить однозначно, что по крайней мере в непосредственном окружении обитания червей в воду выделяется метан.
     Стоун побелел.
     - Это не так... не совсем так. Эти черви обнаруживались в очень ограниченной области.
     - Но там, где обнаруживались, их было обилие.
     - Мы строили в стороне от них. Этому отзыву я... По-настоящему он не имел отношения к делу.
     - Смогли ли вы классифицировать червя? - спокойно спросил Скауген.
     - Мы были уверены, что это...
     - Смогли ли вы его классифицировать!
     Челюсть Стоуна задвигалась. Йохансону показалось, что тот готов был вцепиться Скаугену в горло.
     - Нет, - выдавил он после долгой паузы.
     - Хорошо, - сказал Скауген. - Клифф, пока что ты освобождаешься от работы. Твои функции возьмёт на себя Тина.
     - Ты не можешь...
     - Об этом мы поговорим позже.
     Стоун оглянулся на Хвистендаля в поиске поддержки, но тот смотрел прямо перед собой.
     - Тор, проклятье, но ведь фабрика действует.
     - Ты идиот, - сказал Хвистендаль без выражения. Стоун был ошарашен. Его взгляд метался от одного к другому.
     - Мне очень жаль, - сказал он. - Я не думал... Я действительно хотел, чтобы мы продвинулись с фабрикой.
     Йохансона охватило мучительное чувство стыда и жалости. Так вот почему Стоун всё это время так старался преуменьшить роль червя. Он знал, что допустил тогда промах. Он слишком хотел быть первым. Подводная фабрика была его любимым детищем. Она давала ему шанс быстро сделать карьеру.
     Какое-то время это работало. Успешный год неофициального испытания, потом официальное введение в действие, а в конце - серия фабрик и продвижение на всё большие глубины. Это могло бы стать личным триумфом Стоуна. Но тут во второй раз возникли черви. И теперь они уже не ограничивались несколькими квадратными метрами.
     Йохансон испытывал чуть ли не сострадание.
     Скауген протёр глаза.
     - Мне неприятно нагружать вас всем этим, доктор Йохансон, - сказал он. - Но раз уж вы в нашей команде...
     - Понимаю.
     - Во всём мире многое выходит из-под контроля. Несчастные случаи, бедствия, аномалии... Люди взвинчены и слишком ранимы, а нефтяные концерны оказываются удобным козлом отпущения. Сейчас мы не имеем права допускать ошибки. Могли бы мы и впредь рассчитывать на вас?
     Йохансон вздохнул. Потом кивнул.
     - Это хорошо. Собственно, другого мы от вас и не ждали. Не поймите меня неправильно, решение только в ваших руках! Но, может быть, вы смогли бы уделить больше времени роли научного координатора? Мы позволили себе предварительно переговорить об этом с НТНУ.
     Йохансон выпрямился.
     - Позволили себе что?
     - Откровенно говоря, мы просили университет временно освободить вас. И, кроме того, я рекомендовал вас в министерстве.
     Йохансон уставился сперва на Скаугена, потом на Лунд.
     - Минуточку, - сказал он.
     - Это настоящее научное место, - торопливо вставила Лунд. - "Статойл" выделит бюджет, и ты получишь любую поддержку, какая понадобится.
     - Я предпочёл бы...
     - Вы рассердились, - сказал Скауген. - Я понимаю. Но вы же видели, насколько драматическая ситуация разворачивается на материковом склоне, и в настоящий момент вряд ли кто-нибудь осведомлён лучше вас и людей из "Геомара". Вы, конечно, можете отказаться, но тогда... Прошу вас, подумайте, ведь это - работа в общих интересах.
     Йохансону стало прямо-таки дурно от негодования. Он почувствовал, как в нём поднимается резкое возражение, но подавил его.
     - Понимаю, - сказал он.
     - И каково ваше решение?
     - От такой работы я, естественно, не могу отказаться. Он вперил в Лунд взгляд, который должен был, по его расчёту, хотя бы просверлить её насквозь, если не разнести на куски. Она некоторое время выдерживала его взгляд, а потом отвела глаза.
     Скауген очень серьёзно кивнул.
     - Поверьте, доктор Йохансон, "Статойл" вам чрезвычайно признателен. Всё, что вы уже сделали для нас, значит очень много. Но прежде всего вы должны знать: что касается меня лично, вы приобрели в моём лице друга. Что касается НТНУ, то мы на вас надавили, но я, в свою очередь, разрешаю вам давить на меня, если потребуется. Договорились?
     Йохансон посмотрел на этого грузного человека, заглянул в его ясные голубые глаза.
     - Договорились, - сказал он. - Ловлю вас на слове.

     - Сигур! Да подожди же ты!
     Лунд бежала за ним, но Йохансон шёл дальше по мощёной дорожке, ведущей к парковке. Исследовательский центр располагался в зелёной зоне, почти идиллически раскинувшись на холме, но Йохансону было не до красот. Он торопился в университет.
     - Сигур!
     Она догнала его. Он не остановился.
     - Да что такое, упрямый ты баран! - крикнула она. - Что, мне так и бежать за тобой, как собачонке?
     Йохансон резко остановился и повернулся к ней. Она чуть не налетела на него.
     - Почему бы нет? Ведь ты у нас такая быстрая.
     - Идиот.
     - Вот видишь! За словом в карман не лезешь. Скора на расправу, и участь друзей решаешь, даже не спросив на то их согласия. Так что уж небольшой спринт тебе не повредит.
     Лунд гневно сверкнула на него глазами:
     - Жопа ты самонадеянная! Неужто ты и впрямь думаешь, что я могу что-то решать в твоей дурацкой жизни?
     - Не можешь? Это меня успокаивает.
     Он повернулся и пошёл дальше. Лунд секунду помедлила и опять догнала его.
     - О'кей, я виновата, я должна была сказать тебе об этом заранее. Мне очень жаль, честное слово.
     - Вы могли бы спросить меня!
     - Мы хотели, чёрт возьми. Скаугену просто не терпелось, а ты всё понял неправильно.
     - Я понял, что вы выторговали меня у университета, как будто я кляча какая-нибудь.
     - Нет. - Она вцепилась в рукав его куртки и остановила его. - Мы просто осторожно прощупали, отпустят ли тебя на продолжительный срок, если ты согласишься.
     Йохансон запыхтел.
     - Но звучало это всё по-другому.
     - Просто так неудачно всё сложилось на совещании. Клянусь тебе. Ну что мне сделать? Скажи, что я должна сделать?
     Йохансон молчал. Взгляды его и Лунд одновременно устремились туда, где её пальцы всё ещё удерживали его рукав. Она отпустила ткань и подняла глаза.
     - Никто не хочет на тебя давить. Если ты передумаешь, тоже ничего страшного. Но только не передумывай.
     Где-то запела птица. Ветер со стороны фьорда донёс стрёкот моторной лодки.
     - Если я передумаю, - сказал он наконец, - ты окажешься в неудобном положении, так?
     - Ах, вот ты о чём. - Она погладила его рукав. - Обо мне не думай. Уж я как-нибудь справлюсь. Мне не следовало бы тебя рекомендовать, это было моё собственное решение, и... ну, ты меня знаешь. Я немного забежала со Скаугеном вперёд.
     - Что ты ему сказала?
     - Что ты это сделаешь. - Она улыбнулась. - Что это будет для тебя дело чести. Но повторяю, не делай из этого проблему, ты можешь и отказаться.
     Йохансон чувствовал, как его гнев рассеивается. Он бы ещё немного подулся, просто из принципа, чтобы Лунд не так легко всё сходило с рук. Но злости как не бывало.
     Как-то ей всегда это удавалось.
     - Скауген мне доверяет, - сказала Лунд. - Я не успевала зайти к тебе в кафетерий. У нас был разговор с глазу на глаз, и он мне сказал, что в Ставангере разузнали про то, что Стоун скрыл два отзыва. Вот гад! Он во всём виноват.
     Если бы он тогда играл в открытую, всё бы сейчас было по-другому.
     - Нет, Тина. - Йохансон отрицательно покачал головой. - Он правда не подумал, что черви могут представлять опасность. - Стоун был ему несимпатичен, и он сам не ожидал от себя, что станет оправдывать руководителя проекта. - Он просто хотел вырваться вперёд.
     - Если бы он считал их неопасными, зачем бы ему было утаивать отзывы?
     - Это отодвинуло бы реализацию его проекта. Вы бы и сами не приняли червей всерьёз. Но, разумеется, ради полноты исполнения долга отложили бы проект.
     - Но ты же видишь, мы приняли червей всерьёз.
     - Да, теперь, когда их стало слишком много, вы испугались. Но Стоун в своё время увидел совсем небольшой участок в червях. Ограниченную область. Такое случается сплошь и рядом, появляются какие-нибудь мелкие твари, ну что уж такого может учинить червь? Поверь мне, вы бы тоже ничего не стали предпринимать. Когда в Мексиканском заливе обнаружили ледового червя, то тоже не сразу забили тревогу, хотя эта живность сидела на гидрате густо.
     - Это вопрос принципа - открывать все карты. Он за всё отвечал.
     - Конечно, - вздохнул Йохансон и посмотрел на фьорд. - А теперь я за всё отвечаю.
     - Нам нужен научный руководитель, - сказала Лунд. - Я никому не доверяю так, как тебе.
     - Ах ты, боже мой. Ты что, выпила?
     - Я серьёзно.
     - Придётся соглашаться.
     - Ты только подумай, - просияла Лунд, - мы будем работать вместе!
     - И даже не пытайся меня теперь отговорить. С чего начинать?
     Она помедлила.
     - Ну, ты же слышал. Скауген хочет поставить меня на место Стоуна. Он может распорядиться об этом временно, но для окончательного решения потребуется согласие из Ставангера.
     - Скауген, - задумался Йохансон. - Почему он так жестоко обошёлся со Стоуном? И какова была моя роль? Я должен был поставлять ему боеприпасы?
     Лунд пожала плечами.
     - Скауген очень цельный человек. Некоторые считают, что он даже перегибает палку со своей цельностью. Он видит то, на что другие закрывают глаза.
     - Это говорит в его пользу.
     - В принципе, он мягкосердечный. Если бы я предложила ему дать Стоуну последний шанс, он бы, может быть, согласился.
     - Понятно, - сказал Йохансон, растягивая слова. - И именно об этом ты и подумываешь.
     Она не ответила.
     - Браво. Ты просто воплощённое благородство.
     - Скауген предоставил выбор мне, - сказала Лунд, пропустив мимо ушей его насмешку. - Подводная фабрика - Стоун знает о ней всё. Гораздо больше, чем я. Теперь Скауген хочет, чтобы туда отправился "Торвальдсон" посмотреть, чего там стряслось внизу и почему больше нет связи. Собственно, эту операцию должен был бы возглавить Стоун. Но если Скауген его отстранит, это становится моей работой.
     - А какова альтернатива?
     - Альтернатива - дать шанс Стоуну.
     - Чтобы спасти фабрику?
     - Если там ещё есть что спасать. Или чтобы снова запустить её. Но как бы то ни было, Скауген хочет на всякий случай задействовать меня. Но если он закроет глаза на происшедшее, Стоун останется в игре и отправится на "Торвальдсоне".
     - А ты что собираешься делать?
     - Поеду в Ставангер докладывать правлению. Что предоставит Скаугену случай поднять меня в глазах руководства.
     - Поздравляю, - сказал Йохансон. - Ты делаешь карьеру.
     Возникло короткое молчание.
     - А нужно ли мне это?
     - Ты у меня спрашиваешь?
     - А мне-то почём знать, чёрт возьми!
     Йохансон припомнил выходные на озере.
     - Понятия не имею, - сказал он. - Можно и друга иметь, и карьеру делать, если тебя смущает именно это. Кстати, друг-то есть?
     - Это тоже вопрос.
     - Бедный Каре хотя бы знает, кто он для тебя?
     - Мы не так часто видимся с тех пор, как... мы с тобой... - Она нехотя тряхнула головой. - К настоящей жизни это не имеет отношения - ну, погуляем по привычному Свегесунну, ну, выедем на острова... У меня от всего этого остаётся ощущение, что я - часть инсценировки.
     - Но это хотя бы хорошая инсценировка?
     - Как будто ты всё время стремишься в городок, где тебе было хорошо, - сказала Лунд. - Снова и снова тебя туда тянет. И уезжать оттуда не хочется. И вместе с тем спрашиваешь себя, действительно ли ты хочешь там жить, не найдётся ли местечко ещё лучше. Мы привыкли, что наша жизнь... ну, как это сказать? - расколдовывается! С каждым днём всё больше. И мы ищем то, чего, собственно, больше нет. Понимаешь? - Она робко улыбнулась. - Извини, это всё звучит ужасно пошло и бессвязно. Я не особенно сильна в таких вещах.
     - Да уж, действительно.
     Йохансон смотрел на неё. Он искал признаки растерянности. Но вместо этого увидел человека, который для себя уже всё решил. Только сама она этого пока не знала.
     - Если ты не готова жить в том месте, значит, ты его не любишь, - сказал он. - Мы о том же самом говорили на озере, помнишь? Только тогда была другая аллегория - дом. Но в принципе то же самое. Может, тебе наконец поехать к Каре и сказать ему, что ты его любишь и хочешь быть с ним до старости и смерти. Ты окажешь мне тем самым огромную услугу, в противном случае мне через каждые несколько дней придётся снова и снова вязнуть с тобой в топких болотах напыщенных аллегорий.
     - А если ничего не получится?
     - Во всём остальном ты не такая трусиха.
     - Трусиха, - тихо сказала она. - Ужасная трусиха.
     - Ты боишься чувствовать себя счастливой. Со мной такое тоже было. Но это никуда не годится.
     - И что? Теперь ты счастлив?
     - Да.
     - Без всяких скидок?
     Йохансон беспомощно развёл руками:
     - Кто же счастлив без всяких скидок, коза ты моя? Я не обманываю ни себя, ни других. Я хочу, чтоб у меня были мои флирты, моё вино, мои радости - и чтобы я сам определял, как далеко им зайти. Я склонен к уединённости, но не к компенсациям. Любой психиатр умер бы со мной от скуки, потому что на самом деле я хочу для себя только покоя. Тогда у меня всё великолепно. Но я - это я. Моё счастье строится иначе, чем твоё. Я доверяю моему счастью. А тебе ещё надо этому научиться. И поскорее. Каре - не городок и не дом. Он не будет ждать вечно.
     Лунд кивнула. Подул ветер и заиграл её волосами. Йохансон обнаружил, что она ему очень нравится. Он был рад, что тогда, на озере, у них не дошло до одной из тех любовных связей, которые всегда имели срок действия...
     - Если Стоун выедет на континентальный склон, - размышляла она, - то я поеду в Ставангер. Это хорошо. "Торвальдсон" стоит наготове. Стоун может выехать хоть завтра, хоть послезавтра. На Ставангер уйдёт больше времени. Ведь мне придётся писать подробный доклад. Так что у меня будет несколько дней съездить в Свегесунне и... поработать там.
     - Поработай, - ухмыльнулся Йохансон. - Почему бы нет?
     Она сжала губы.
     - Я об этом подумаю и поговорю со Скаугеном.
     - Поговори, - сказал Йохансон. - И думай быстрее.
     Вернувшись за свой письменный стол, он проверил электронную почту. Существенного не было почти ничего. Лишь последнее сообщение вызвало его интерес при взгляде на адрес отправителя: kweaver@deepbluesea.com.
     Йохансон открыл его.

"Хэлло, д-р Йохансон, спасибо за почту. Я только что возвратилась в Лондон и пока могу лишь сказать вам, что не имею ни малейшего представления, что случилось с Лукасом и его судном. Мы потеряли с ним связь. Если хотите, мы можем ненадолго встретиться. Возможно, мы пригодимся ДРУГ другу. В середине будущей недели меня можно будет застать в моём лондонском офисе. На случай, если вы захотите встретиться раньше, - я сейчас отправляюсь на Шетландские острова и могла бы устроить, чтобы мы встретились там. Дайте мне знать, что вам подходит больше. Карен Уивер".

     - Ты смотри-ка, - пробормотал Йохансон. - Как готовно пресса идёт навстречу.
     Неужто Лукас Бауэр исчез?
     Может, встретиться ещё раз со Скаугеном? Выставить себя в смешном виде, изложив ему свою теорию заговора? Но есть ли он? Собственно, и изложить-то нечего, кроме нехорошего чувства, что мир зашёл не туда и что виновато в этом море.
     Если он всерьёз хочет развить эту мысль, пора завести досье.
     Он раздумывал. Необходимо встретиться с Карен Уивер как можно скорее. И почему бы не на Шетландских островах? Было бы сложновато с перелётом, но если "Статойл" всё оплачивает, то какие проблемы?
     Нет, вдруг подумал он, вообще не будет никаких сложностей.
     Разве Скауген несколько часов назад не сказал, что он за Йохансона на амбразуру ляжет?
     Но амбразура - это лишнее. Достаточно будет подготовить вертолёт.
     Вот это хорошо! Служебный вертолёт. Один из тех, что всегда в распоряжении руководства. Не из тех летающих маршрутных автобусов, а что-нибудь более быстрое и комфортабельное. Раз уж Скауген его насильно рекрутировал, пусть и для него что-то сделает.
     Йохансон посмотрел на часы. Через час у него лекция, лотом встреча с коллегами в лаборатории для обсуждения анализов ДНК.
     Он завёл в компьютере новую папку и назвал её: "День пятый".
     Это была спонтанная мысль, немножко, пожалуй, выспренняя, но ему действительно не пришло в голову ничего лучшего. На пятый день творения Бог, если верить Библии, создал море и его обитателей. И море, и его обитатели что-то разбушевались.
     Он начал писать.
     С каждой минутой ему становилось всё холоднее.

Ванкувер, Канада

     Вот уже двое суток Форд и Эневек изучали только этот эпизод.
     Вначале тьма. Потом возникновение сильного звукового импульса по ту сторону человеческого восприятия. Троекратное повторение. Потом облако.
     Фосфоресцирующее голубое облако, похожее на расширяющуюся вселенную. Свет не сильный, но достаточный, чтобы на его фоне обозначились массивные силуэты китов. Облако быстро распространялось. Оно приобрело огромные размеры, заполнив весь экран, и киты застыли перед ним как заворожённые.
     Прошло несколько секунд.
     В глубине облака возникло движение. Вдруг оттуда вырвалось что-то вроде извивающейся молнии с заострённым концом. Молния коснулась сбоку головы одного из китов. То была Люси. Разряд не длился и секунды. Другие молнии понеслись к другим животным, и это походило на подводную грозу, которая закончилась так же быстро, как и началась.
     Фильм будто назад прокрутили: облако снова стянулось. Оно свернулось в точку и исчезло, и экран снова потемнел. Люди Форда замедлили этот отрезок записи, а потом замедлили ещё раз. Они предприняли всё, чтобы оптимизировать резкость и получить освещение получше, но даже после многочасового анализа фильм о ночной вылазке китов как был, так и остался загадкой.
     В конце концов Эневек и Форд подготовили сообщение для кризисного штаба. Они получили разрешение привлечь к работе одну биологиню из Нанаймо, которая специализировалась на биолюминесценции и после первоначальной растерянности пришла к тем же выводам, что и они. Облако и световые молнии предположительно имели органическую природу. Эксперт высказала мнение, что молнии - это некая цепная реакция в структуре облака, однако что вызывает эту реакцию, она сказать не могла. Змеевидная форма и заострение на конце наводили её на мысль о кальмаре, но в таком случае животное должно было обладать гигантскими размерами, да и сомнительно, что гигантские кальмары светятся. Но даже если светятся, это не могло объяснить существование облака и так же мало могло объяснить, откуда исходили эти змеевидные молнии.
     Только одно все поняли инстинктивно: именно облако являлось причиной странного поведения китов.
     Всё это они выразили в своём электронном сообщении, и оно исчезло в чёрной дыре - такой же чёрной, как экран монитора после угасания голубого свечения. Чёрной дырой они называли государственный кризисный штаб, который всё в себя вбирал и ничего не выпускал. Поначалу канадское правительство искало поддержки учёных. Но несколько дней назад стало известно, что кризисные штабы Канады и США работают под руководством США, и с тех пор результаты можно было получить только путём самообслуживания. Аквариум, институт в Нанаймо, даже Ванкуверский университет опустились до разряда поставщиков материала: им ничего не сообщалось, кроме указаний, что они должны делать дальше. Ни Джон Форд или Леон Эневек, ни Род Пальм, Сью Оливейра или Рэй Фенвик не могли узнать, что думает кризисный штаб об их сообщениях. Они были лишены важнейшего инструмента исследований - сопоставления своих данных с информацией из других источников.
     - И всё с тех пор, - ругался Форд, - как к рулю встала эта Джудит Ли. Такое впечатление, что она всех нас просто пинает под зад.
     Оливейра позвонила Эневеку:
     - Хорошо бы получить на исследование ещё несколько тех моллюсков.
     - Я никак не могу туда пробиться, - пожаловался Эневек. - Они со мной не разговаривают, а Ли публично и официально говорит об ошибке манёвра. О моллюсках никто даже не заикается.
     - Но ты же сам был внизу. Почему нас отрезают от информации?
     - Почему бы тебе самой не связаться с кризисным штабом?
     - Всё идёт через Форда. Я этого не понимаю, Леон. На что тогда вообще эти штабы?
     Причина лежала на поверхности: у США и Канады были одинаковые проблемы, оба штаба получили высшее указание обмениваться сведениями, и оба закрыли информацию.
     - Может, так и должно быть. Слишком непонятный кризис, - сказал Шумейкер, когда Леон дал волю своему возмущению.
     Они втроём завтракали на яхте Леона. Солнце проглянуло сквозь белые облака, и стало тепло. С гор дул лёгкий ветер. Был чудесный день, да только больше никто не радовался чудесным дням. Одна Делавэр, невзирая на все неприятности, с аппетитом уплетала яичницу.
     - А вы слышали про газовый танкер?
     - Который взорвался у берегов Японии? - Шумейкер прихлёбывал кофе. - Прошлогодний снег. В новостях передавали.
     Делавэр отрицательно покачала головой:
     - Уже другой. Отмучился в порту Бангкока.
     - Причины известны?
     - Нет. Странно, правда?
     - Может, по техническим причинам? - предположил Эневек. - Нельзя же всюду видеть привидения.
     - Ты уже выражаешься, как Джудит Ли, - Шумейкер со стуком отставил чашку. - Кстати, ты был прав: о "Королеве барьеров" в прессе ничего не сообщалось. Написали только о затонувшем буксире.
     Ничего другого Эневек и не ждал. Кризисный штаб их просто со свету сживает. Может, таковы условия игры: ищите пропитание сами. Но если так, они его будут искать. После потопления гидроплана Делавэр начала прочёсывать интернет. Раз уж деятели из отечественного кризисного штаба держат их на голодном пайке, то что же просачивается в прессу в других странах? Не слышно ли о нападении китов ещё где-нибудь? Или, по словам Джорджа Франка, верховного вождя, может быть, проблема и не в китах, Леон. Может, киты лишь часть проблемы, видимая нам.
     Франк попал в точку, хоть Эневек и не знал пока, какая связь между событиями, нарытыми Делавэр в интернете. Она поискала в южноамериканских сетях, в немецких и скандинавских, французских и японских, она полазила по Австралии. Там столь же устрашающие вещи происходили с медузами.
     - Медузы? - Шумейкер хохотнул. - И что они, тоже наскакивают на корабли?
     Может быть, нашествия высокоядовитых тварей и имели общий крой с атаками китов, но на первый взгляд никакого сходства не усматривалось. Два симптома одной и той же проблемы. Накопление аномалий.
     Делавэр наткнулась на предположение коста-риканских учёных, что медуза, которая бесчинствует у берегов Южной Америки, - вовсе не "португальская галера", а до сих пор не описанный новый вид, ещё более опасный и смертельный.
     И это было далеко не всё.
     - Примерно в то же время, когда у нас здесь началось с китами, у берегов Южной Америки и Южной Африки стали исчезать корабли, - подвела итог Делавэр, - моторные лодки и катера. Это ли не дважды два?
     - Почему о таких вещах не говорят у нас? - удивился Шумейкер. - Разве Канада не связана с внешним миром?
     - Мы не очень-то интересуемся проблемами других стран, - сказал Эневек. - Ни мы, ни США, они - особенно.
     - Но произошло множество аварий и с крупными судами, - сказала Делавэр. - Столкновения, взрывы, потопления. И знаете, что ещё странно? Эта эпидемия во Франции. Её вызвали какие-то одноклеточные водоросли из омаров, и теперь возбудитель распространяется со скоростью ветра, его не могут локализовать. Может, уже перекинулось и на другие страны. Но чем больше находишь фактов, тем мутнее картина.
     Эневек протёр глаза и подумал, что они уже вплотную подошли к тому, чтобы выставить себя на посмешище. Наверное, не они первые идут по следам любимого детища американцев - теории заговора. Каждый четвёртый американец таскает в своей башке какой-нибудь призрак. Есть теории, по которым Билл Клинтон был русский агент. Огромное количество людей носится с НЛО. И так далее. Но какой может быть интерес у государства камуфлировать события, которые коснулись тысяч людей? Не говоря уже о том, что просто невозможно удержать такие вещи в секрете.
     Шумейкер тоже высказал скепсис:
     - Вроде не нападало с неба зелёных человечков. Вся эта муть насчёт заговора годится только для кино. Если сегодня киты где-то нападают на корабли, завтра об этом будет знать весь мир, ничего не скроешь.
     - Тогда смотри, - сказала Делавэр. - В Тофино всего тысяча двести жителей, и он состоит из трёх улиц. И то не все знают обо всех.
     - Ну и что?
     - Один городок - а такой большой. А уж на планете-то! Да, правительство не может постоянно умалчивать новости. Но можно умалить их значение. Сделать так, чтобы новость прозвучала скромно и никого не поразила. Это удаётся. Наверняка обо всём, что я нашла в интернете, было напечатано даже в здешних газетах и прошло по телевидению, а мы этого просто не заметили.
     - Да? - неуверенно сказал Шумейкер и сощурился.
     - Вся информация у Ли, - подвёл итог Эневек. - Она знает куда больше нас.
     - Тогда спроси её, - сказал Шумейкер. - А что? Получишь либо "нет", либо по зубам, но хуже, чем теперь, не будет.
     Эневек молчал. Ему не получить никакого разъяснения. Уж Форд как только не выспрашивал, а ничего не узнал.
     Может, настала пора просто брать ответы?
     Когда Шумейкер ушёл, Делавэр положила на стол номер газеты "Vancouver Sun":
     - Я специально ждала, когда Том уйдёт.
     Делавэр улыбнулась. Хотя Эневек в последние дни не демонстрировал ни вежливости, ни предупредительности, не говоря уже о хорошем настроении, она была с ним очень мила. Вопрос о его происхождении больше не поднимался.
     Эневек сразу увидел, что она имела в виду. Материал был маленький, всего несколько строчек. При нём фото с изображением счастливой семьи - отец, мать и мальчик, все они с благодарностью смотрят на рослого человека. Отец пожимает ему руку.

Маленький Билл Шекли, спасённый с борта тонущего корабля "Леди Уэксхем", снова может улыбаться. Сегодня его родители с облегчением забрали его из больницы Виктории, где он был под наблюдением врачей. Во время спасательной акции Билл получил опасное переохлаждение и - как следствие - воспаление лёгких. Теперь это позади. Сегодня его родители благодарят прежде всего Джека "Грейвольфа" О'Бэннона, известного природозащитника острова Ванкувер, который руководил акцией спасения и затем трогательно заботился о маленьком Билле. Герой Тофино, как с тех пор называют О'Бэннона, нашёл место в сердце не только маленького мальчика.

     Эневек сложил газету и бросил её на стол.
     - Шумейкер бы взорвался, - сказал он.
     Некоторое время оба молчали. Эневек смотрел на медленные облака и пытался раздуть свой гнев на Грейвольфа, но на сей раз у него ничего не получалось. Ярость он чувствовал лишь по отношению к тем людям, которые создавали препятствия его с Фордом работе, по отношению к этой противной генеральше и, по необъяснимым причинам, по отношению к самому себе.
     Честно говоря, к себе больше всего.
     - Что, собственно, у вас у всех за проблема с Грейвольфом? - спросила Делавэр.
     - Ты же видела, что он устроил.
     - Это когда они бросались рыбой? Хорошо, то был перебор. Но можно сказать, что у него были и основания.
     - Все основания Грейвольфа - это затеять скандал. - Эневек потёр глаза. Хотя было утро, он снова чувствовал себя усталым и обессиленным.
     - Не пойми меня превратно, - осторожно сказала Делавэр. - Но этот человек вытащил меня из воды, когда я уже думала, что со мной всё. Два дня назад я попыталась разыскать его. Нашла за стойкой пивной в Уклюлете и... ну, в общем, поблагодарила его.
     - И что? - неохотно спросил Эневек. - Что он сказал?
     - Он не ожидал этого.
     Эневек выжидательно смотрел на неё.
     - Он даже растерялся, - продолжала Делавэр. - И обрадовался. Потом он спросил, как дела у тебя.
     - У меня?
     - Знаешь, что я думаю? - Она скрестила руки на столе. - Я думаю, у него мало друзей.
     - Может, ему следовало бы спросить у себя самого, почему.
     - И я думаю, что он хорошо к тебе относится.
     - Лисия, прекрати. Что из того? Что мне, заплакать и объявить его святым?
     - Просто расскажи мне про него.
     Боже правый, зачем? - думал Эневек. Неужели нам больше не о чем поговорить? О чём-нибудь более приятном, например...
     Он раздумывал. Ему ничего не приходило в голову.
     - Мы с ним дружили когда-то, - скупо сказал он. Он ждал, что Делавэр подпрыгнет с победным воплем: ага, попался, я была права! - но она только кивнула.
     - Его зовут Джек О'Бэннон, родом он из штата Вашингтон. Его отец ирландец и женился на полуиндианке. В США Джек чем только не занимался - был и водителем грузовика, и вышибалой, и рекламным графиком, и телохранителем, и в конце концов даже аквалангистом в военно-морском флоте. Там он тренировал дельфинов. И делал это хорошо, но потом у него обнаружили порок сердца. Не то чтобы тяжёлый, но у военных жёсткие правила. Пришлось расстаться с флотом, хотя у него дома целая полка с наградами.
     - Что привело его в Канаду?
     - Джек всегда питал к Канаде слабость. Сперва он попытал счастья в кино. Думал стать актёром, но таланта Бог не дал. Собственно, у него ничего не получается только потому, что он мгновенно теряет самообладание, от его кулаков люди в больницу попадали.
     Делавэр ахнула. Эневек ухмыльнулся:
     - Мне очень жаль, если я нанёс урон твоему идеалу. Я не особо большой его поклонник.
     - Ну, хорошо. И что потом?
     - Потом? - Эневек налил себе стакан апельсинового сока. - Потом он угодил в тюрьму. Хотя ничего не украл, никого не обманул. Горячий темперамент его подвёл. Когда он оттуда вышел, всё, конечно, существенно осложнилось. А тут он начитался книг о защите природы, о китах и решил примкнуть. Он пришёл к Дэви, с которым познакомился в одной поездке в Уклюлете. Дэви взял его шкипером при условии, что от него не будет никаких неприятностей. А Джек умеет быть обаятельным, когда захочет.
     Делавэр кивнула:
     - Но он не захотел.
     - Какое-то время держался. Туристки к нам так и повалили валом. Всё было в лучшем виде - до того дня, пока он снова не побил одного.
     - Надеюсь, не туриста?
     - Не надейся.
     - О боже!
     - М-да. Дэви хотел его вышвырнуть. Я его еле уговорил дать Джеку ещё один шанс. И что же делает этот идиот? - В нём снова проснулось озлобление против Грейвольфа. - Через три недели - тот же номер. После этого Дэви просто обязан был его уволить. А как бы ты поступила?
     - Думаю, мне бы хватило и первого эпизода, - тихо сказала Делавэр.
     - Тогда я спокоен за твоё будущее, - насмешливо сказал Эневек. - Но когда ты за кого-то ручаешься, а он благодарит тебя таким образом, симпатия почему-то пропадает.
     Он выпил апельсиновый сок, поперхнулся и закашлялся. Делавэр похлопала его по спине.
     - После этого у него совсем поехала крыша, - продолжил он. - У Джека есть ещё одна проблема: его подводит чувство реальности. Видимо, в момент отчаяния к нему явился Великий Маниту и возвестил: мол, отныне ты зовёшься Грейвольфом, ты защищаешь китов и всё, что шевелится. Иди, дескать, и борись. Ясно, что он затаил на нас зуб, и вот этот идиот внушил себе, что должен бороться против нас, к тому же он считает, что я на неверном пути и не понимаю этого. - Эневек злился всё больше. - Он всё валит в одну кучу. Он понятия не имеет ни о защите природы, ни об индейцах, к которым чувствует такую привязанность. Индейцы над ним потешаются. Ты была у него дома? Ах, нет, ты же нашла его в пивной! Вся его халупа забита индейским китчем. Над ним смеются все, кроме тех, кто сам ни на что не годен, - бестолковые подростки, старые хиппи, драчуны и пьяницы. Они от него в восторге. Грейвольф собрал вокруг себя все отбросы двух культур - анархистов и неудачников-антиглобалистов, восстающих против мирового государственного насилия, воинствующих природозащитных уродов, которых выкинули из Гринписа, чтоб не наносили урон его доброму имени, и индейцев, которых не хочет знать собственное племя. Всякий криминальный сброд. Большинству этих бедолаг плевать на китов, им лишь бы пошуметь и привлечь к себе внимание, но Джек этого не понимает и всерьёз верит, что его "Морская гвардия" - настоящая природозащитная организация. Он финансирует этот сброд, представь себе, зарабатывая лесорубом и лесным проводником, а сам живёт в лачуге, в которой ты и собаку бы не поселила! Вот ведь паскудство! Как он смеет делать из себя посмешище? Почему такой человек становится трагической фигурой, а? Этот засранец! Можешь ты мне это сказать?
     Эневек смолк и перевёл дух.
     Делавэр намазала маслом кусочек хлеба, добавила сверху варенья и засунула себе в рот.
     - Чудно, - сказала она. - Я вижу, у тебя всё ещё за него болит душа.

     Название Уклюлет происходило из языка племени ноотка и означало что-то вроде "надёжной гавани". Как и Тофино, Уклюлет располагался в естественной бухте, и рыбацкая деревушка со временем превратилась в живописный уголок с китовым туризмом, с крашеными деревянными домами, уютными пивными и ресторанчиками.
     Жилище Грейвольфа стояло на отшибе. С главной улицы нужно было свернуть на просёлок с выпирающими из земли корнями деревьев. Машина тут могла бы проехать, но с жестокими последствиями для амортизаторов. Через несколько сот метров открывалась поляна, окружённая вековыми деревьями. Посреди поляны стояла покосившаяся избушка с пристроенным сараем.
     Что хижина эта малопригодна для жилья, лучше всех знал её единственный обитатель. Пока позволяла погода - а на взгляд Грейвольфа плохая погода начиналась где-то между торнадо и цунами, - он оставался под открытым небом, водил туристов к медведям и брался за любую случайную работу. Вероятность встретить его здесь была близка к нулю, даже ночью. Он ночевал либо на природе, либо в комнатах изголодавшихся по жизненным впечатлениям туристок, которые были уверены, что подцепили чистокровного дикаря.
     Эневек приехал в Уклюлет утром. Он собирался в Нанаймо, а оттуда паромом до Ванкувера. Шумейкер, который хотел встретиться в Уклюлете с Дэви, подвёз Эневека, дав ему тем самым подходящий предлог сделать там промежуточную остановку. Дэви в эти дни ломал голову над разработкой новых туристических маршрутов: раз он больше не мог предложить людям даже двух часов на море, надо было найти для них что-нибудь приличное на суше. Эневек уклонился от участия в обсуждениях. Он чувствовал, что время его пребывания на острове Ванкувер подходит к концу, как бы ни разворачивались события дальше. Что могло его удержать здесь? Что оставалось после того, как прервалось изучение китов?
     Всё тщета.
     Целые годы он провёл, пытаясь отвлечься. Ну, хорошо, остров дал ему научное звание доктора и принёс признание. И всё же он потерял это время. Одно дело не жить по-настоящему, и совсем другое - сталкиваться лицом к лицу со смертью, а за прошедшие дни он дважды чуть не погиб. После крушения гидроплана всё стало другим. Эневек спинным мозгом чувствовал угрозу. Некий преследователь из давно, казалось, забытых времён снова вышел на его след, учуяв его страх. Знобящий призрак, который давал ему последний шанс распорядиться жизнью и держал наготове одиночество и тоску на тот случай, если Эневек потерпит поражение. Послание было более чем прозрачно:
     Разорви круг.
     Старый добрый психологический приём.
     Эневек шёл по просёлочной дороге к поляне как бы случайно и никуда не торопясь. И вот он очутился перед уродливой хижиной и спросил себя, какого чёрта ему тут надо. Поднялся на веранду и постучался в дверь.
     Грейвольфа не было дома.
     Он несколько раз обошёл вокруг лачуги, почему-то огорчённый. Конечно, он должен был предвидеть, что не застанет хозяина. Может, так оно и лучше. По крайней мере, попытку он сделал, хоть и безуспешную.
     Но он всё медлил и не уходил. В голову ему пришло сравнение с человеком, у которого заболел зуб, он пришёл к зубному врачу, но быстро убежал прочь, потому что ему не открыли сразу.
     Ноги снова подвели его к двери. Он нажал на ручку - и дверь открылась. В этих местах люди часто оставляют дверь незапертой. Его пронзило одно воспоминание: так живут не только здесь, но и в других местах. Жили когда-то. На мгновение он застыл в нерешительности, а потом ступил в дом.
     Давно он здесь не был. Тем сильнее его удивило то, что он увидел. В его воспоминаниях Грейвольф жил в грязи и хаосе. Вместо этого Эневек увидел скромное, но уютно обставленное жилище, на стенах висели индейские маски и ковры. Вокруг низкого деревянного стола стояли плетёные кресла. Диван украшало индейское покрывало. Две полки были забиты предметами, какие ноотка используют в ритуальных церемониях. Телевизора не было. Плитка на две конфорки указывала на то, что тут иногда и готовят.
     Эневек всё ещё спрашивал себя, какого чёрта ему здесь надо. Этот дом заманивал его в петлю времени. Он затягивал его в прошлое гораздо глубже, чем ему хотелось бы.
     Взгляд его остановился на большой маске. Казалось, она озирает всё помещение.
     Он подошёл ближе. Многие индейские маски, изображающие лица, символически преувеличивают отдельные признаки - делают большие глаза, взлетающие брови, крючковатый нос. Эта же представляла собой достоверный портрет человека.
     В разных племенах маски делали из кедрового дерева, из коры и кожи. Они входили в основной ассортимент для туристов. Но эта маска выпадала из привычного ряда. В сувенирных лавках такую не купишь.
     - Это маска пахедаат.
     Эневек обернулся - Грейвольф стоял у него за спиной.
     - Для индейца-любителя подкрадываешься ты классно.
     - Спасибо. - Грейвольф ухмыльнулся. Казалось, его нисколько не рассердило вторжение непрошеного гостя. - Но я не могу ответить тебе таким же комплиментом. Для полного индейца ты абсолютный лох. Можно было тебя укокошить, ты бы даже не заметил.
     - Давно ты уже тут стоишь?
     - Только что вошёл. Я не играю в игрушки, тебе ли этого не знать. - Грейвольф отступил на шаг и оглядел Леона, как будто ему только сейчас пришло в голову, что он его не приглашал. - Кстати, что тебе нужно?
     Хороший вопрос, подумал Эневек. Он снова повернулся к маске.
     - Пахедаат, говоришь? Вид у неё настоящий. Не то что этот хлам, который продают туристам.
     - Это копия. - Грейвольф встал рядом с ним. На сей раз вместо засаленного кожаного костюма на нём были джинсы и застиранная рубашка с едва различимым рисунком в клеточку. - Оригинал хранится в семье Квисто, в их Huupu Kanum. Надо ли тебе объяснять, что такое Huupu Kanum?
     - Нет. - Хотя Эневек не был твёрдо уверен в значении слова. - Это подарок?
     - Я сам её сделал, - Грейвольф отвернулся и пошёл к столу. - Хочешь чего-нибудь выпить?
     - Ты её сам...
     - Я в последнее время много занимался резьбой. Новое увлечение. Квисто ничего не имели против того, чтобы я сделал копию. Так хочешь чего-нибудь выпить или нет?
     Эневек обернулся к нему.
     - Нет.
     - Ну ладно. Итак, что тебя привело сюда?
     - Я хотел сказать тебе спасибо.
     Грейвольф поднял брови. Он опустился на край дивана и застыл там, как зверь, готовый к прыжку.
     - За что?
     - За то, что ты спас мне жизнь.
     - О! А я думал, ты этого даже не заметил. - Грейвольф пожал плечами. - Ну что ж, принято. Что-нибудь ещё?
     Эневек беспомощно топтался посреди комнаты. В принципе, можно и уходить, всё сделал.
     - А что у тебя есть выпить? - спросил он вместо этого.
     - Холодное пиво и кока-кола. Холодильник на прошлой неделе испустил дух. Туго пришлось, но теперь ничего, снова работает.
     - Хорошо. Кока-колу.
     - Возьми сам. А для меня пиво.
     Эневек открыл холодильник и достал две банки. Немного скованный, он сел в плетёное кресло напротив Грейвольфа, и они молча пили.
     - Ну, а как вообще, Леон?
     Эневек вертел в руках банку. Потом поставил её.
     - Слушай, Джек, я ведь серьёзно. Мне давно надо было прийти. Ты выудил меня из воды, да... Ну, а что я думаю о твоих акциях и твоём индейском выпендрёже, ты и так знаешь. Не буду врать, я зол на тебя. Но это разные вещи. Если бы не ты, погибло бы несколько человек. Это гораздо важнее, и я пришёл, чтобы сказать тебе это. Они называют тебя героем Тофино, и в известном смысле так оно и есть.
     - Ты это серьёзно?
     - Да.
     Снова зависло долгое молчание.
     - То, что ты называешь индейским выпендрёжем, Леон, на самом деле моя вера. Объяснить?
     В другой ситуации разговор бы на этом и кончился. Эневек бы нервно удалился, Грейвольф крикнул бы ему вдогонку что-нибудь обидное. Нет, даже не так. Уходя, Эневек сам бы сказал что-нибудь обидное.
     - Хорошо. - Он вздохнул. - Объясни.
     Грейвольф посмотрел на него долгим взглядом.
     - У меня есть народ, к которому я принадлежу. Я его себе выбрал.
     - О, здорово. Ты его выбрал.
     - Да.
     - А он тебя?
     - Не знаю.
     - Ты бегаешь, как ярмарочный шут твоего народа, если можно так сказать. Как персонаж из плохого вестерна. Что говорит про это твой народ? Неужто они считают, что ты оказываешь им услугу?
     - Не моё дело оказывать кому-нибудь услуги.
     - Почему же. Если ты хочешь принадлежать к какому-то народу, ты берёшь на себя ответственность за этот народ.
     - Они принимают меня за своего. Больше мне ничего не нужно.
     - Они над тобой смеются, Джек! - Эневек подался вперёд. - Неужто ты этого не понимаешь? Ты собрал вокруг себя толпу отбросов. Среди них, может, есть и пара индейцев, но таких, что с ними и свои не хотят иметь дела. И вот этого я не понимаю. Ты не индеец, в тебе только четверть индейской крови, а остальное - белое, да к тому же ещё ирландское. Почему бы тебе не почувствовать себя ирландцем? Хотя бы фамилии соответствует.
     - Потому что я не хочу, - спокойно сказал Грейвольф.
     - Ни один индеец больше не ходит с кличкой, какую ты себе изобрёл.
     - А я хожу.
     Всё зря, подумал Эневек. Ты пришёл сказать спасибо - и сказал, а всё остальное лишнее. Чего ты тут сидишь? Иди. Но он не уходил.
     - О'кей, объясни мне вот что: если для тебя так важно, чтобы избранный тобой народ принял тебя за своего, почему бы тебе для разнообразия не попытаться быть аутентичным?
     - Как ты?
     - Давай про меня не будем говорить.
     В нём снова поднялась злость. Но на сей раз у него не было желания уносить её с собой, как это было всегда, удерживать её в себе, чтобы образовался нарыв. Поздно. Отступать некуда. Хотя каждую победу над Грейвольфом ему следовало бы считать своим поражением.
     Грейвольф глянул на него из-под полуопущенных век.
     - Ты пришёл не для того, чтобы сказать спасибо, Леон. - Он насмешливо скривил губы и скрестил руки. - Ну, валяй, говори. Что ты на самом деле хотел сказать?
     - Только одно, Джек. Ты можешь хоть тысячу раз называть себя Грейвольфом, но всё равно останешься тем, что ты есть. Существуют правила, по которым индейцы получали свои имена, и ты не подпадаешь ни под одно из них. Вот у тебя на стене красивая маска, но она не оригинал. Подделка, как и твоё имя. И ещё: твоя дурацкая природозащитная организация, она тоже подделка. - Внезапно из него фонтаном вырвалось всё, чего он и не собирался говорить, но уже не мог остановиться. - Твой уровень - это тунеядцы и негодяи, которые удобно устроились на твоих плечах. Ты не видишь этого? У тебя детские представления об охране китов. Выбранный народ - что за чушь. Твой народ никогда не одобрит твоей придури.
     - Кто бы говорил, только не ты.
     - Ты лучше меня знаешь, что твой выбранный народ снова ведёт охоту на китов. Ты хочешь этому воспрепятствовать. Похвально, но наверняка ты не прислушался к собственному народу. Ты действуешь против народа, который ты якобы...
     - Врёшь, Леон. Среди мака есть люди, которые того же мнения, что и я.
     - Да, но...
     - Старейшины племени, Леон! Не все индейцы считают, что их культура выражается через ритуальное убийство. Они говорят, мака тоже часть общества двадцать первого века, как и другие жители штата Вашингтон.
     - Знакомый аргумент, - пренебрежительно ответил Эневек. - Исходит он не от тебя и не от старейшин племени, а из резюме Sea Shepherd Conservation Society, общества защиты животных, причём буквально. Ты ни разу не выставил собственных доводов, Джек. Боже мой, даже аргументы у тебя поддельные!
     - Не поддельные, я...
     - И разве это не смешно - брать на прицел именно Дэви!
     - Ага! Вот мы уже ближе к делу. Вот для чего ты явился.
     - Ведь ты же сам был одним из нас, Джек. Неужто ты ничего оттуда не вынес? Да наблюдения за китами впервые дали людям понять, что живые киты и дельфины дороже мёртвых. Они заставили общество взглянуть на проблему, которая без этого никогда не оказалась бы в центре внимания. Китовые станции - вот истинные защитники природы! Почти десять миллионов человек в год выходят в море, чтобы получить представление о том, насколько великолепны эти создания. Даже в Японии и Норвегии растёт протест против охоты на китов, потому что именно мы дали людям такую возможность. Доходит это до тебя или нет, десять миллионов человек, которые без нас видели бы китов только по телевизору! Если бы вообще видели. Наша научная работа, которая поневоле заставляет нас охранять китов в их жизненном пространстве, никогда бы не могла осуществиться без нашей станции наблюдения за китами. Так почему же ты борешься именно с нами? Только потому, что тебя тогда выгнали?
     - Не выгнали, я сам ушёл!
     - Тебя выперли! - крикнул Эневек. - Выкинули, выпихнули и наподдали. Ты подложил нам свинью, и Дэви выставил тебя на улицу. Твоя гнусная самоуверенность неспособна это переварить, так же, как она неспособна опознать Джека О'Бэннона, если его остричь и отнять у него кожаные лохмотья и придурочную кликуху. Вся твоя идеология зиждется на невежестве и на фальшивках. Всё в тебе подделка, Джек. Ты нуль, ты ничто. Ты производишь только говно! Ты наносишь вред делу защиты природы, ты наносишь вред ноотка, ты нигде не свой, нигде не дома, ты не ирландец и не индеец, вот в чём твоя беда, и мне больно, что мы рубимся из-за этого, как будто у нас нет других проблем!
     - Леон... - сказал Грейвольф, сжав губы.
     - Мне больно видеть тебя таким.
     Грейвольф встал.
     - Заткнись, Леон. Хватит.
     - Нет, не хватит. Чёрт возьми, сколько бы ты мог сделать, ты же гора мускулов и не дурак, так что же...
     - Леон, заткнись же наконец!
     Сжав кулаки, Грейвольф двинулся к нему вокруг стола. Эневек смотрел на него снизу вверх и спрашивал себя, достаточно ли будет ему одного удара, чтобы отправиться на тот свет. Тогда туристу Грейвольф сломал челюсть. Наверняка резвый язык Эневека будет стоить ему нескольких зубов.
     Но Грейвольф не двинул ему кулаком в зубы. Он обеими руками упёрся в подлокотники кресла Эневека и склонился над ним.
     - Ты хочешь знать, почему я выбрал себе такую жизнь? Тебе это действительно интересно?
     Эневек смотрел ему в глаза:
     - Ну же, валяй!
     - Нет, на самом деле тебе плевать на это, ты, самонадеянная мелкотравчатая жопа.
     - Нет, не плевать. Просто тебе нечего сказать.
     - Ты... - у Грейвольфа заходили желваки. - Проклятый идиот. Да, я в числе прочего ещё и ирландец, но в Ирландии я никогда не был. Моя мать наполовину сугуамиш. Её не принимали за свою ни белые, ни индейцы. И вот она вышла замуж за иммигранта, и тот тоже был всем чужой.
     - Очень трогательная история, но ты мне её уже рассказывал. Расскажи что-нибудь новое.
     - Нет, я буду рассказывать тебе только правду, а ты, будь добр, слушай! Ты прав, я не индеец, хоть и прикидываюсь им. Я бы и ирландцем не стал, даже если бы начал литрами жрать пойло, и никакой я не белый американец, хотя в нашей семье были и они. По-настоящему я никто, и изменить это я не в силах!
     Он сверкнул глазами.
     - Тебе достаточно зад оторвать от стула - и ты всё изменишь. Ты можешь всю свою историю повернуть куда угодно. Я же мою - никуда.
     - Бредятина!
     - О, разумеется, в своё время я мог бы взяться за ум и чему-нибудь выучиться. Ведь мы живём в открытом обществе. Никто не станет спрашивать, из каких запчастей тебя собирали родители, если ты успешный человек. Я им не был. Есть такие этнические лоскутные коврики - они со всего мира взяли самое лучшее. Они всюду дома. А мои родители - простые, запуганные люди. Они не сумели внушить мне хоть какую-то самоуверенность. Они чувствовали себя лишними, а я взял из всех составляющих худшее! Мне ничего не удавалось, а единственное, что получилось, тоже сорвалось!
     - Ах да, на флоте. Твои дельфины.
     Грейвольф мрачно кивнул.
     - Там было хорошо. Я был лучшим тренером, и тогда мне никто не задавал идиотских вопросов. Но едва я очутился на улице, как всё снова началось. Моя мать замучила отца индейскими обычаями, а он её своей постоянной тоской по родине. Каждый пытался как-то самоутвердиться. Я не думаю, чтоб они особо стремились к национальной гордости, их бы устроило просто явиться в мир и сказать: "А пошли вы все! Здесь моя родина, слышите, вы, я у себя дома!"
     - То были их трудности. Тебе не надо было делать их проблемы своими.
     - Ах так?
     - Послушай, Джек! Ты стоишь передо мной - шкаф шкафом - и уверяешь меня, что настолько был травмирован конфликтом твоих родителей, что до сих пор не можешь прийти в себя? - Эневек сердито запыхтел. - Какая, к чёрту, разница, индеец ты, полуиндеец или ирландец? Никто не отвечает за твою внутреннюю родину, кроме тебя самого, даже родители.
     Грейвольф удивлённо молчал. Потом в его глаза прокралось удовлетворение, и Эневек понял, что проиграл.
     - О ком мы, собственно, тут говорим? - спросил Грейвольф со злобной ухмылкой.
     Эневек молчал и смотрел в сторону.
     Грейвольф медленно выпрямился. Улыбка сошла с его губ. Вдруг стало заметно, как он утомлён и измучен. Он прошёл к маске на стене и остановился перед ней.
     - О'кей, может быть, я идиот, - сказал он тихо.
     - Не расстраивайся, - Эневек провёл рукой по глазам. - Мы оба идиоты.
     - И ты больший. Эта маска - из Huupu Kanum, вождя Джона. Ты ведь понятия не имеешь, что это такое, верно? Я тебе скажу, что это такое. Это бокс. Место хранения масок и головных украшений, церемониальных предметов и так далее. Но это ещё не всё. В Huupu Kanum лежат наследные права вождей. Huupu Kanum документирует их территорию, их историческую идентичность, их наследные права. Он свидетельствует, кто ты и откуда родом. - Он обернулся. - Ты мог бы гордиться этим. Но ты отрёкся от всего, что ты есть. Я должен нести ответственность за народ, принадлежность к которому я чувствую . А ты принадлежишь к народу и покинул его! Ты упрекаешь меня, что я не аутентичен. Я не могу быть аутентичным, но я пытаюсь завоевать себе хотя бы кусочек аутентичности. Ты же, наоборот, аутентичен. Но ты не хочешь быть тем, кто ты есть. Однако ты и не тот, кем хочешь быть. Ты говоришь мне, что у меня внешность как в плохом вестерне, но это хоть какое-то жизнеутверждение. А ты вздрагиваешь от одного вопроса, не мака ли ты случайно.
     - Откуда ты знаешь?
     Делавэр. Конечно. Ведь она здесь была.
     - Только не упрекай её, - сказал Грейвольф. - Спросить тебя об этом второй раз она уже не отважилась.
     - И что ты ей рассказал?
     - Ничего. Не дрейфь. Ты мне хотел что-то объяснить насчёт ответственности? Ты являешься сюда и имеешь наглость потчевать меня всем этим говном, что, мол, не родители дают тебе внутреннюю родину, а только ты сам? И как нарочно, именно ты вешаешь мне эту лапшу? Леон, я, может, и смешно живу, но ты-то... ты-то мёртвый.
     Эневек сидел и перебирал в уме его последние слова.
     - Да, - медленно сказал он. - Ты прав.
     - Я прав?
     Эневек поднялся.
     - Да. Ещё раз спасибо тебе за то, что ты спас мне жизнь. Ты прав.
     - Эй, погоди-ка. - Грейвольф нервно моргал. - Что... что ты сейчас собираешься делать?
     - Пойду.
     - Да? Хм. М-да, Леон, я... ну, что ты мёртвый, это я не то имел в виду... я не хотел тебя задеть, я... Чёрт, не маячь перед глазами, сядь!
     - Зачем?
     - Твоя кока-кола... Ты же не допил.
     Эневек покорно пожал плечами, снова сел, взял банку и стал пить. Грейвольф смотрел на него, потом вернулся к дивану и тоже сел.
     - А что, собственно, было с тем маленьким мальчиком? - спросил Эневек. - Кажется, он к тебе привязался.
     - Которого мы сняли с корабля?
     - Да.
     - Ну, он был сильно напуган. Пришлось с ним повозиться.
     - Просто так?
     - Конечно.
     Эневек улыбнулся.
     - А мне показалось, что тебе любой ценой хотелось попасть в газету.
     Сначала Грейвольф было надулся. Но потом он ответил на улыбку.
     - И в газету попасть хотелось, ясное дело. Попасть в газету - это круто. Одно другого не исключает.
     - Герой Тофино!
     - Ну и что? Быть героем Тофино - это класс! Незнакомые люди хлопают тебя по плечу. Не все же могут попасть в центр внимания благодаря первопроходческим экспериментам с морскими млекопитающими. Каждый берёт чем может.
     Эневек высосал остатки колы из своей банки.
     - А как дела в твоей... этой, организации?
     - В "Морской гвардии"?
     - Да.
     - Конец котёнку. После того, как половина погибла при нападении китов, остальных как ветром сдуло. - Грейвольф собрал лоб в складки, будто вслушиваясь в себя. Потом снова взглянул на Эневека. - Знаешь, Леон, в чём состоит проблема нашего времени? Люди утрачивают своё значение. Каждый заменим. Больше нет идеалов, а без идеалов нет ничего, что делает нас крупнее, чем мы есть. Каждый отчаянно ищет доказательства, что без него мир был бы хуже. А для этого мальчика я кое-что сделал. И может, не напрасно. Может, это придаст мне хоть немножко значения.
     Эневек медленно кивнул.
     - Да. Можешь не сомневаться.

***

Территория порта, Ванкувер

     Через несколько часов после разговора с Грейвольфом Эневек был в порту.
     Как и все порты мира, гавань Ванкувера являла собой автономный космос гигантских размеров, в котором чего только не было - кроме обозримости.
     На задах гавани громоздились горы контейнеров порта, залитые нереальным закатным светом. Силуэты портальных кранов прорисовывались на фоне неба. Автомобилевозы высились, словно гигантские коробки из-под обуви, чередуясь с контейнеровозами, сухогрузами и элегантными белыми рефрижераторами. По правую руку от Эневека тянулись ряды складов. Дальше начиналась территория сухих доков, а за ними размещались плавдоки. Бриз донёс до него запах краски.
     Значит, уже близко.
     Без машины тут нечего было делать. Эневеку пришлось несколько раз уточнять дорогу, тем более что он не мог определённо назвать объект своих поисков. Ему объяснили, где находятся плавдоки, поскольку он ожидал найти судно как раз там. Но, к его удивлению, когда ему всё же пришлось назвать судно, его направили к сухим докам - искусственным бассейнам, вода из которых откачивалась через шлюзы после того, как внутри размещался корабль. Дважды заплутав, он, наконец, увидел свою цель. Припарковал машину в тени длинного конторского здания, взвалил на плечо тяжёлую спортивную сумку и пошёл вдоль решётчатого ограждения, пока не обнаружил слегка отодвинутые откатные ворота. Через щель проскользнул внутрь.
     Впереди, будто из земли, вырастали надстройки огромного судна. То была "Королева барьеров". Она стояла в ванне длиной метров двести пятьдесят. По обе стороны от ванны высились краны на рельсах. Док освещали мощные прожекторы. Людей не было видно.
     Насторожённо оглядываясь, он спросил себя, не напрасно ли это затеял. Корабль уже не первую неделю стоит в сухом доке. Наросты наверняка давно соскребли вместе со всем, что в них могло спрятаться. Возможные остатки в щелях и царапинах давно высохли. В принципе, Эневек не знал, чего должен добыть при вторичном обследовании "Королевы барьеров". Если найдётся что-то, интересное для Нанаймо, он это прихватит. Если нет, то вечер окажется потерянным впустую.
     Та неизвестная штука на корпусе.
     Она была маленькая, не больше ската или каракатицы. Организм произвёл световую вспышку. Это делают многие обитатели моря - головоногие, медузы, глубоководные рыбы. Тем не менее, Эневек был убеждён, что это та же самая молния, что и на снимках робота URA. Там светящееся облако было несопоставимо больше, чем эта штука, но то, что происходило внутри облака, поразительно напомнило ему о пережитом под корпусом "Королевы барьеров". Если это действительно одна и та же форма жизни, если вещество в головах китов, субстанция с корпуса корабля и отпрянувшее от него существо идентичны, то становится очень интересно.
     Киты лишь часть проблемы, видимая нам.
     Он огляделся и увидел поодаль несколько армейских джипов, припаркованных у одного из бараков. Окна здания светились. Он остановился. Что тут делать военным? Внезапно он сообразил, что стоит посреди ярко освещённой площади, и поскорее прошёл вперёд. Дойдя до края сухого дока, он вдруг застыл, поражённый.
     Док был затоплен.
     Там, где киль "Королевы барьеров" должен был опираться на сухую клеть, поблёскивала водная рябь. Вода поднималась над дном метров на восемь-десять.
     Эневек присел на корточки и уставился на чёрную воду.
     Зачем они напустили её? Разве ремонт руля уже завершился? Но тогда бы "Королеву барьеров" вывели из дока.
     Он задумался.
     И вдруг сообразил, зачем.
     От волнения он так резко сбросил с плеча сумку, что она стукнулась о землю. Он испуганно глянул вдоль пустого пирса. Небо заметно темнело. Док был освещён заливающим светом. Он прислушался, нет ли шагов, но, кроме городского шума, принесённого ветром, ничего не было слышно.
     Теперь, когда он увидел затопленный док, он вдруг задумался, не совершил ли ошибку. Сюда его пригнала злость на завесу тайны, которую создавал кризисный штаб, но кто он такой, чтобы с его мнением считались? Это была акция в духе Рэмбо, и вполне возможно, она была ему на размер великовата. Об этом он как-то не подумал.
     С другой стороны, раз уж он здесь, и вообще - что такого может случиться? Через двадцать минут он так же незаметно исчезнет отсюда, как и появился. Только выяснит кое-что.
     Эневек открыл спортивную сумку. Там было всё необходимое. Он не исключал возможность, что придётся нырять. Если бы "Королеву барьеров" поместили в плавучий док, к ней имело бы смысл подбираться со стороны воды. Но сейчас всё было проще.
     Он снял джинсы и верхнюю одежду, достал маску, ласты и фонарь, закрепил на поясе контейнер для находок. Снаряжение завершал нож, пристёгнутый к ноге. Кислород ему не понадобится. Спортивную сумку он подвесил на швартовый кнехт. Зажав ласты под мышкой, добежал до узкого трапа, уходящего вниз. В последний раз окинул взглядом пустой пирс. Из окон барака по-прежнему падал свет. Он быстро и бесшумно спустился по решётчатым ступеням, натянул маску и ласты и скользнул в воду.
     Холод пробрал его до костей. Без неопренового гидрокостюма ему придётся спешить, но он и так не собирался здесь задерживаться. Включив фонарь, он сильными толчками ушёл в глубину и устремился к килю. Вода здесь была заметно прозрачнее, чем во время его погружения в порту, и он отчётливо видел корпус судна. Свет фонаря отражался от ярко-красной обшивки.
     Через несколько метров обшивка скрылась под толстым наростом моллюсков.
     Они его вообще не стали удалять. Они изучали всё, что в нём могло скрываться, прямо на корабле. Потому "Королева барьеров" и стояла в сухом доке: его, в отличие от плавдока, можно было надёжно загерметизировать, чтобы ничто не ускользнуло в море. Они превратили "Королеву барьеров" в лабораторию. А чтобы всё, что на ней наросло, продолжало жить, док затопили.
     Ему разом стало ясно, что означало присутствие здесь военных джипов. Поскольку гражданский институт Нанаймо был отстранён от дела, это могло означать лишь одно: армия взяла исследование на себя, исключив всякую публичность.
     Эневек помедлил. У него снова возникли сомнения, правильно ли он поступает. Ещё не поздно было уйти отсюда. Но он отбросил эту мысль. Много времени ему не потребуется. Он быстро выдернул нож и начал срезать моллюсков. Осторожно втискивал лезвие под присоску и рывком отделял раковину. Одна за другой они перекочёвывали в его контейнер. Отлично. То-то Оливейра будет счастлива.
     Эневек вынырнул, чтобы глотнуть воздуха. В лёгкие ворвался холод. Над ним круто вздымалась тёмная громада судна. Он как следует продышался. Сейчас ему нужно найти место, откуда на него метнулась вспыхнувшая штука. А может, их прячется в щелях несколько.
     Он только собрался нырнуть, как услышал шаги.
     Вдоль дока, глядя вниз, шагали две фигуры.
     Эневек беззвучно ушёл под воду. Возможно, это охрана. Или двое припозднившихся рабочих. Мало ли у кого есть причина проходить здесь в это время. Ему придётся соблюдать осторожность, выходя из дока.
     Потом он сообразил, что они могут заметить свет его лампы под водой. Он выключил фонарь, и его окружила темнота.
     Как глупо. Принесла же нелёгкая этих двоих. Они шли в сторону кормы. Может, ему поплыть пока к носу и продолжить обследование там? Через некоторое время он снова поднялся, лёг на спину и вдохнул, осматривая парапет, но никого не было видно.
     На уровне якоря он снова ушёл в глубину, осторожно ощупывая обшивку. Он искал щель или углубление в наросте, но ничего не находил. Самое лучшее было набрать побольше моллюсков и уходить подобру-поздорову. В спешке он стал срезать их уже не так тщательно. Руки дрожали. Вся эта акция была дилетантской затеей, что становилось ему всё яснее. Он жутко замёрз, кончики пальцев закоченели и уже ничего не чувствовали.
     Кончики его пальцев...
     Внезапно до него дошло, что он их видит. Он посмотрел на своё тело. И руки, и ноги. Они светились. Нет, это вода начала светиться. Она флюоресцировала тёмной синевой.
     Бог ты мой, подумал Эневек.
     В следующее мгновение его ослепил яркий свет. Он инстинктивно вскинул руки и заслонил глаза. Световая вспышка. Неужто происходит именно это? На что же он наткнулся?
     Но то была не вспышка. Эневек увидел, что его освещает подводный прожектор. Вдоль дна дока загорались и другие прожекторы. Они ярко озарили корпус "Королевы барьеров". Он отчётливо увидел наросты, холмистую корку из моллюсков и содрогнулся.
     Свет включили из-за него. Его застукали!
     Он растерялся и не знал, что делать. Но путь был только один. Ему надо попытаться вернуться к корме, где был трап, ведущий наверх, и где его дожидалась сумка. С колотящимся сердцем он метнулся мимо ярких прожекторов. В ушах шумела вода. Воздуха не хватало, но он не хотел выныривать, не добравшись до трапа.
     Его руки вцепились в поручень, и он подтянулся вверх. Сверху донёсся окрик и топот бегущих ног. Он быстро стянул ласты и маску, скользнул вверх и выглянул за край дока.
     На него в упор смотрели три оружейных дула.

     В бараке Эневеку дали плед. Он ещё у дока пытался объяснить солдатам, что является членом научной группы кризисного штаба, но они его просто не слушали. Их задача состояла в том, чтобы задержать его. Он не оказал сопротивления и не попытался бежать; его привели в барак, и дежурный офицер начал его допрашивать. Эневек назвался и объяснил, что привело его сюда, - короче, рассказал правду.
     Офицер задумчиво слушал.
     - Документы у вас есть? - спросил он.
     - Они в сумке, а сумка осталась у дока. Я могу за ней сходить.
     - Сходят.
     Через пять минут офицер держал в руках его паспорт и внимательно изучал его.
     - Если документ не поддельный, то вас зовут Леон Эневек, место жительства - Ванкувер...
     - Я сказал вам то же самое.
     - Мало ли что вы сказали. Хотите кофе? Вы, кажется, промёрзли.
     - Промёрз.
     Офицер встал из-за стола, подошёл к автомату и нажал кнопку. Внизу выпал картонный стаканчик и наполнился дымящейся жидкостью. Эневек пил маленькими глотками, чувствуя, как тепло постепенно разливается по его закоченевшему телу.
     - Не знаю, как отнестись к вашей истории, - сказал офицер, медленно расхаживая по комнате. - Если вы входите в состав кризисного штаба, то почему не сделали официальный запрос?
     - Спросите об этом ваше начальство. Я неделями пытался добиться контакта с пароходством.
     Офицер наморщил лоб.
     - Значит, вы внештатный член штаба?
     - Да.
     - Понятно.
     Эневек огляделся. Должно быть, изначально это помещение служило подсобкой для рабочих, а теперь было наскоро переделано во временный командный пункт.
     - И что теперь? - спросил он.
     - Теперь? - Офицер сел напротив и сплёл пальцы. - Случай не такой простой. Вы находитесь на территории закрытой военной зоны.
     - Я нигде не заметил никакой запрещающей надписи.
     - Но и разрешающей тоже нигде не было, доктор Эневек.
     На что он мог жаловаться? Сам виноват. Это была сумасбродная идея.
     Офицер снял с пояса рацию и провёл короткий разговор.
     - Вам здорово повезло, - сказал он. - Сейчас здесь появится человек, который разберётся с вами.
     - Почему бы вам просто не записать все мои данные и не отпустить меня?
     - Это не так просто.
     - Я не сделал ничего противоправного, - сказал Эневек. Звучало не особенно убедительно, даже в его собственных ушах.
     Офицер улыбнулся.
     - Даже на членов кризисного штаба распространяется закон о неприкосновенности жилища - в гражданско-правовом смысле.
     Он вышел за дверь. Эневек остался в бараке с солдатами. Они не разговаривали с ним, но держали его в поле зрения. Постепенно он согрелся от кофе и от досады, что потерпел фиаско. Он вёл себя как последний идиот. Единственным утешением служили виды на получение хоть какой-то информации, если действительно кто-то сейчас явится, чтобы "разобраться" с ним.
     Полчаса прошли в пустом ожидании. Потом он услышал тарахтение вертолёта. В окно, ведущее в сторону портовой лагуны, ворвался яркий свет. Над поверхностью воды завис прожектор подлетающего вертолёта. Машина пролетела над крышей и приземлилась. Грохот винта перешёл в ритмичные шлепки.
     Эневек вздохнул. Сейчас ему придётся снова всё пересказывать. Кто он такой и чего ему здесь надо.
     По мощёной площади протопали шаги. В освещённом снаружи дверном проёме возникла фигура, и Эневек сразу же узнал её. Она на мгновение застыла на пороге, как будто изучая обстановку, потом медленно приблизилась и остановилась прямо перед ним. Эневек заглянул в светло-голубые глаза. Два аквамарина на азиатском лице.
     - Добрый вечер, - произнесла она тихим, мелодичным голосом.
     Это была генерал Джудит Ли.

Продолжение следует...