То было время, когда богатые сверхиндустриальные державы, изобилующие магазинами, открыли для себя новый символ веры, проект, достойный усилий и чаяний людей на протяжении многих тысячелетий: обратить мир в единое гигантское предприятие. Рене-Виктор Пиль. Проклинающий, 1974 г.

     По данным Красного Креста, миллиард человек на нашей планете живет в трущобах, что не мешает Октаву вновь обрести аппетит: поглядите, как жадно он грызет ногти, и это только начало. Марронье устроил ему месячный курс дезинтоксикации в психиатрической клинике Бельвю (Медон, улица Одиннадцатого Ноября, дом 8), так как центр Кейт Берри в Суассоне был полон под завязку. Рекламные тузы действуют по примеру врачей-дилеров на Тур де Франс: сперва накачивают своих чемпионов допингами, рекордов ради, а потом, когда те ломают себе шею, начинают собирать их по кусочкам. Вот почему Октав и перекочевал из ЧК в ПК - из частной квартиры в психиатрическую клинику.
     Каждое утро он гуляет по парку, лавируя между столетними дубами и психами всех видов. Он читает только тех авторов, что покончили с собой: Хемингуэя, Кавабату, Гари, Шамфора, Сенеку, Риго, Петрония, Павезе, Лафарга, Кревеля, Цвейга, Дрие, Монтерлана, Мисиму, Дебора и Ламарш-Ваделя, не забывая и о женщинах - Сильвии Платт и Вирджинии Вулф. (Любителю авторов-самоубийц хватит чтива на всю долгую жизнь.) Чтобы подбодрить больного, его коллеги прислали ему экспресс-почтой пакет муки "Франсина". Однако лечащий врач-психиатр не оценил в должной мере эту дурацкую шутку. Чарли перегнал Октаву на его ноутбук порнушку, где девчонке полируют одним кулаком задний проход, а другим - передний. Мало-помалу Октав начал улыбаться. Лечение экспериментальным препаратом ВР-897 должно окончательно избавить его от кокаиновой зависимости. Если все сойдет благополучно, он вскоре сможет глядеть на свою кредитную карту не чихая.
     В столовой он узнает о новых болезнях. Например, его сосед по этажу объясняет, что он "спидофил" (невиданное доселе сексуальное извращение).
     - Я снимал на камеру девок, которые трахались без презервативов с больными СПИДом. Девчонка, ясное дело, ничего не знала. А потом я снимал ее же, скрытой камерой, когда она шла в лабораторию за результатами анализа на ВИЧ-инфекцию. И вот в ту минуту, когда она узнавала, что заразилась СПИДом, я и кончал. Она вскрывала конверт, и у меня наступал оргазм. Это я, и только я изобрел спидофилию. Ах, если б ты знал, что это за наслаждение - смотреть, как она рыдает, выходя из лаборатории с листочком, где написано: "ВИЧ-инфекция - положительный"! Но пришлось остановиться: полиция конфисковала все мои кассеты. Я отсидел в тюрьме, а теперь меня сунули сюда. Но я все равно скоро умру. А пока мне хорошо, да, мне хорошо. Мне хорошо. Да-да, мне хорошо мне хорошо мне хорошо мне хорошо мне хорошо...
     Он икнул и срыгнул немного морковного пюре на щетинистый подбородок.
     - Я тоже, - сказал Октав, - я тоже страдаю от очень странной сексуальной психопатии. Я - эксофил.
     - А это еще что за хреновина?
     - Извращение, которое выражается в навязчивых воспоминаниях о моей экс-возлюбленной. Но мне теперь тоже хорошо, мне хорошо мне хорошо мне хорошо мне хорошо мне хорошо...
     Софи так и не навестила его. Да и знала ли она, что он в больнице? Спустя три недели Октав уже часто смеялся на прогулках в саду при виде шизофреников, строивших гримасы: это зрелище напоминало ему родное агентство.
     - Жизнь состоит из деревьев, "эмдепешников" и белок.
     Да, можно утверждать, что ему полегчало: теперь он мастурбирует по шесть раз в день (мечтая об Анастасии, которая лижет клитор Эдвины, которая глотает его сперму). А впрочем, рано загадывать - может быть, Октав еще и не совсем здоров.
     В любом случае ему пора было меняться. Слишком уж он завяз в эпохе 80-х со своим коксом, черными костюмами, бешеными бабками и дешевым цинизмом. С тех пор мода ушла далеко вперед: теперь было принято не хвастаться своими успехами и своей работой, а косить под нищего и никчемного лодыря. Лузеры стали крайне популярны в первые месяцы нового века. Профессионалы и трудоголики старались как можно больше походить на бродяг без гроша в кармане. Пришел конец стилю Сегела, с его шумными, загорелыми, вульгарными парнями, обвешанными цепочками; конец рекламе в духе Ридли Скотта (венецианские жалюзи и вентиляторы на потолке). Она, реклама, как и все остальное, подвержена модным веяниям: в 50-е годы держалась на каламбурах, в 60-е - на комедиях, в 70-е - на молодежных тусовках, в 80-е - на зрелищах, в 90-е - на контрастах. Отныне полагалось носить старые "адидасы", дырявую майку "Gap", потертые джинсы "Helmut Lang" и подбривать отросшую щетину так, чтобы она выглядела трехдневной. В моду вошли сальные волосы с неряшливыми бачками, вязаные шапки, испитые лица, как в журнале "Dazed and Confused", и черно-белые клипы, где тощие, развинченные, голые по пояс обормоты бренчат на гитарах. (Другой вариант: лимузины, которые медленно катят на зеленоватом фоне мимо ярких зданий, и мальчишки-пуэрториканцы, играющие под дождем в волейбол.) Чем чудовищнее было ваше богатство (с появлением Интернета ко многим состояниям прибавилось три дополнительных нуля), тем больше вам полагалось смахивать на бомжа. Все новые миллиардеры щеголяли в истасканных кроссовках. Октав решил, что, как только выйдет из клиники, сразу проконсультируется на предмет новой моды со своим двойником-клошаром.
     - Странное впечатление: когда я был маленьким, двухтысячный год казался несбыточной фантазией. Наверно, я здорово повзрослел, раз этот год уже наступил.
     У Октава было достаточно времени на размышления в этом просторном здании конца XIX века. Похоже, в Медоне дни текут медленнее, чем в других местах. Бродя по лужайке, Октав подбирает булыжник, которому, наверное, не меньше двух тысяч лет. В отличие от тюбиков пасты, булыжники не умирают. Он швыряет его подальше, за дерево; в ту минуту, когда вы прочтете эти строки, камень будет находиться в том же месте. Не исключено, что он пролежит там еще пару тысяч лет. Вот так-то - Октав завидует булыжнику.
     Он сочиняет:

     Но подарить сей катрен некому, и он преподносит его своему другу-спидофилу, перед тем как покинуть шизоприимный дом в Бельвю.
     - Пошли его одной из твоих жертв. Вот увидишь, это будет так же захватывающе - следить за реакцией женщины, которая читает не положительный результат анализа на СПИД, а нечто другое.
     Ну-ка, покажи... О нет, ты спятил... нет-нет... эти твои стишки - да ведь это мечты серийного убийцы!

     Октав подгадал свое возвращение в рекламный бизнес аккурат к сенегальскому семинару. "Росс" подобен армии: время от времени начальство осчастливливает персонал "увольнительными" под названием "мотивационные семинары". Иными словами, 250 служащих садятся в автобусы и катят в аэропорт Руасси. Среди них множество замужних машинисток (без мужей), бухгалтеры-неврастеники (с запасом антидепрессантов), отечески снисходительное начальство, а также грудастая телефонистка, жирная колбаса-директриса (сильно похорошевшая с тех пор, как трахается с директором по персоналу) и несколько креаторов, которые стараются хохотать как можно громче, чтобы еще больше походить на креаторов. Все поют, как в караоке: если не хватает слов, прямо на ходу придумывают новые. Все сплетничают и гадают, кто с кем будет спать в Сенегале. Октав многого ждет от туземных проституток, чьи прелести ему нахваливала Дороти О'Лири, приятельница-журналистка с "Франс-2". Что же касается Одиль, то сия 18-летняя особа с голой спиной, ленточкой в волосах и джинсовой сумкой на шнуре уже надела пляжные шлепанцы и теперь сосет "Чупа-чупс с кока-колой". И при этом "размышляет о жизни". Как распознать среди других девушек 18-летнюю? Это нетрудно: у нее нет морщин и мешков под глазами, зато есть гладкие, по-детски пухлые щечки, а на голове - плейер; она слушает Уилла Смита и "размышляет о жизни".
     Одиль взяли на работу в качестве стажера-редактора, пока Октав лежал в клинике. Она обожает деньги и славу, но притворяется наивной простушкой. Нынешние девицы все таковы: пухлый приоткрытый ротик и восторженные глазки, как у Одри Марне в фотосерии Терри Ричардсона; в последнее время умело разыгранная невинность - верх искусства карьеризма. Одиль рассказывает Октаву, как однажды в субботу вечером она пошла - одна! - делать пирсинг языка:
     - Знаешь, без всякой анестезии; татуировщик просто вытягивает щипцами язык наружу и втыкает иголки. Но, уверяю тебя, это совсем не больно, просто есть не очень удобно, особенно вначале, тем более у меня там все воспалилось и еда пахла гноем.
     Она не снимает черных очков ("это стекла с диоптриями") и читает исключительно англосаксонские глянцевые журналы ("Paper", "Talk", "Bust", "Big", "Bloom", "Surface", "Nylon", "Sleazenation", "Soda", "Loop", "Tank", "Very", "Composite", "Frieze", "Crac", "Boom", "Hue"). Она садится рядом с Октавом и снимает с головы плейер только для того, чтобы сообщить ему, что она больше не смотрит телик, "разве лишь канал "Arte" время от времени". Октав спрашивает себя, какого черта он вообще тут делает (этот вечный вопрос он задает себе с самого рождения). Одиль указывает на гигантскую многоэтажку рядом с автотрассой:
     - Гляди, вон Ситэ-4000, я там живу, возле "Стад Де Франс". Ночью здесь такая красивая подсветка, прямо как в фильме "Independence Day".
     Но Октав не реагирует, и она пользуется его молчанием, чтобы обсудить с сотрудницей ее и свою эпиляцию:
     - Сегодня утром я ходила к косметичке на лазерную эпиляцию, это жутко больно, особенно в промежности. Но все равно я рада, что меня обработали как следует.
     - Вот кстати, напомни мне купить крем для эпиляции в аэропорту.
     - А мы когда прилетим в Дакар?
     - Где-то к полуночи. Я прямо из самолета двину в ночной клуб. У нас всего три вечера, надо их провести грамотно.
     - Ох, черт, я забыла дома кассету, где Лара Фабиан!
     - В самолете я всегда снимаю макияж, чтобы зря не сушить кожу; просто очищаю лосьоном, а сверху накладываю увлажняющий крем.
     - А я занимаюсь маникюром и педикюром. Крашу ногти - сперва на ногах и, пока они сохнут, на руках.
     Октав пытается собрать себя в кучку. Нужно привыкать жить без кокса, адекватно воспринимать действительность, интегрироваться в общество, уважать окружающих, выглядеть нормальным человеком. Он хочет ознаменовать свой выход из клиники чем-нибудь приятным. И потому запускает пробный шар:
     - Девочки, а что, если нам с вами трахнуться прямо здесь - эдак без затей, на скорую руку? Они бурно негодуют, и это ему приятно.
     - Вот псих несчастный!
     - Да лучше сдохнуть!
     Он улыбается.
     - Напрасно вы отказываетесь. Девушки говорят "да" либо слишком поздно, когда парень уже отступился, либо слишком рано, когда их еще ни о чем не просили.
     - А потом, я готов раскошелиться аж на пять кусков.
     - Нет, вы только послушайте! Он что, принимает нас за шлюх?
     - Ты посмотри на себя! С тобой и за сто кусков никто не ляжет!
     Октав хохочет - слишком громко, чтобы это выглядело естественно.
     - Сообщаю вам, что Казанова часто платил своим любовницам, значит, ничего зазорного в этом нет.
     Затем он демонстрирует им эхограмму, присланную по почте:
     - Смотрите, вот мой будущий ребенок. Неужели даже это не внушает вам трепетной нежности к бедному отцу?
     Но и такой заход терпит позорное фиаско. Ситэ-4000 стремительно уменьшается в заднем стекле автобуса. Значит, Октав разучился клеить девиц? Значит, ему не хватает убедительности? Если и существует что-нибудь несовместимое с иронией, то это, конечно, способность к обольщению. Одна из девиц спрашивает:
     - У тебя, случайно, нет с собой журнала по внутреннему дизайну?
     - Которого - "Newlook"? "Playboy"? "Penthouse"?
     - Ха-ха! Все остришь, бедняжка Октав!
     - По-моему, он стал пошляком. Я-то думала, ему там вправили мозги.
     - Нет, тебя явно недолечили! Гляньте на него, девочки, - типичный Альцгеймер!
     Опустив глаза, Октав изучает собственные ноги, обутые в сиреневые туфли (стоимость каждой из них равна одной минимальной зарплате). Затем поднимает голову и жалобно взывает к своим собеседницам:
     - Ну довольно, пощадите меня, юные девы! Думали ли вы когда-нибудь, что все, кто вам встречается на улице, все, кто проезжает мимо на машинах, все они, абсолютно все без исключения, обречены на смерть? И вон тот дурачок за рулем своей "Audi Quattro". И вон та сорокалетняя психопатка, что обогнала нас на своем "Mini Austin"! И все обитатели многоэтажек, понастроенных за этими антишумовыми, но совершенно неэффективными барьерами! Способны ли вы представить себе, что все они рано или поздно превратятся в кучи гниющих трупов? С тех пор как существует наша планета, на ней прожили свои жизни восемьдесят миллиардов человек. Запомните эту цифру, девушки! Вообразите, что мы с вами ходим по восьмидесяти миллиардам жмуриков! А теперь подумайте о том, что все мы, кому еще дана отсрочка, представляем собой будущую гигантскую свалку смердящей падали! Жизнь - это сплошной геноцид.
     Ну вот, теперь он и впрямь вогнал их в тоску. Он доволен. Ощупывает в кармане своей замшевой куртки от Марка Жакоба зеленую коробочку с лексомилом. Она придает ему такую же уверенность в себе, как ампула с цианистым калием - герою Сопротивления перед допросом в гестапо, на улице Лористон, шестьдесят лет назад.

     Самолет битком набит рекламистами. Если он разобьется, это будет началом победного шествия Справедливости. Но жизнь так подло устроена, что самолеты с рекламистами не разбиваются никогда. Разбиваются самолеты с невинными людьми, с пылкими влюбленными, с благодетелями человечества, с Отисом Реддингом, группой "Lynyrd Skynyrd", Марселем Дади, Джоном Кеннеди-младшим. И это придает загорелым деятелям мировых коммуникаций еще больше спеси: они боятся не так авиационных катастроф, как биржевых. Октав улыбается, печатая эту фразу на своем ноутбуке. Он VIP, он богат, и ему страшно - все сходится. Он пьет водку-тоник в салоне "Espace-127". ("В нашем "Espace-127" вы с удовольствием сядете в удобные эргономические кресла. Они откидываются на 127 градусов - это именно тот угол, который тело естественно принимает в состоянии невесомости. Оборудованные телефонами, индивидуальными видеоплейерами и противошумными шлемами, кресла "Espace-127" обеспечат вам идеальный комфорт для работы и отдыха - сообщает реклама "Air France Madame").
     В салоне бизнес-класса работники отдела стратегического планирования клеятся к артбайершам; директорские замы любезничают с телевизионщицами, координатор-международник лапает директрису по развитию. (На любом предприятии нетрудно выявить девиц, которые спят с коллегами по работе: они единственные, кто одевается sexy.) Вся эта групповуха под названием "семинар" имеет целью "укрепление связей между членами коллектива агентства", или, выражаясь научно, "оптимизацию внутренней коммуникации человеческих резервов". Октава давно уже научили подчиняться этому порядку вещей; кроме того, жизнь - это такой краткий миг, дарованный нам на круглом камешке, летящем в пространстве, что глупо тратить сей миг на обсуждение целесообразности подобной ОПТИМИЗАЦИИ. Лучше сразу принять правила игры.
     - Нас выдрессировали так, чтобы мы их принимали не раздумывая. Я серфингую над бездной. Ну, есть тут кто-нибудь, кто согласится без всяких разговоров трахнуться со мной?
     Прежде такие фортели вызывали улыбки, нынче они производят тягостное впечатление.
     - В конце концов, после всего, что люди сделали для Бога, он мог бы все-таки дать себе труд существовать, разве не так?
     Одиночество в толпе. Он непрерывно вопрошает автоответчик своего телефона, но тот упрямо твердит:
     - Новых сообщений не поступало.
     Октав засыпает в середине фильма с Томом Хэнксом (это не актер, а настоящее снотворное!). Ему снится сексуальная оргия на Багамах: он исследует тактильным методом выбритые влажные "киски" Ванессы Лоренцо и Хайди Клам. Он больше не скрежещет зубами. Ему чудится, что он выбрался из всего этого. Отступил от всего этого на шаг, на два шага, на приличное расстояние. И он с неслышным вздохом облегчения орошает свои "levi-Strauss" (501-я модель из коллекции "Грустные тропики" осенне-зимнего сезона 2001 года).
     Но вот агентство приземлилось. Агентство получило свой багаж. Агентство расселось по автобусам. Агентство затянуло хором песенку Фюгена, не вникая в ее мрачный смысл: "Прославим жизнь, прославим жизнь, как будто завтра мы умрем. Поем до завтрашнего дня, до самой смерти пропоем!" Октав вдруг понимает, отчего космический корабль в сериале "Star Trek" зовется
     "Enterprise": агентство "Rosserys & Witchcraft" очень похоже на этот аппарат, запущенный в межзвездное пространство в поисках внеземных цивилизаций. Кстати, и сами его коллеги тоже хороши: у многих такие странные остроконечные ушки...
     Едва прибыв в отель, агентство разбегается кто куда: несколько сотрудниц спешат в бассейн, другие - в магазины, третьи - в постель, отсыпаться. Те, у кого сна ни в одном глазу, идут на танцы в "Ролле" вместе с Одиль и ее обильными грудями. Октав увязывается за ними, берет бутылку "Gordon's" и за компанию выкуривает сигарету с травкой.
     На пляже ситуация ясна с первого взгляда. Чернокожие девицы тут как тут. Одна из них спрашивает:
     - Хочешь ко мне, котик?
     Но, поскольку она говорит с местным акцентом, Октав слышит: "Хочешь ко мне в ротик?"
     Вот потеха-то! И то и другое - обман, все нормально. Он прикрывает ладонью лицо, прежде чем прошептать:
     - Милая, я девушек не люблю, я их гублю.
     Туристский комплекс "Сали", находящийся под бдительной охраной сенегальской армии, состоит из пятнадцати отелей; агентство остановило свой выбор на "Саване", где имеются спальни с кондиционерами, пара бассейнов с ночной подсветкой, теннисные корты, мини-гольф, торговый центр, казино и дискотека; все это на берегу Атлантического океана. Со времен хемингуэевских сафари Африка сильно изменилась. Теперь основная часть континента брошена западным миром на произвол судьбы, на вымирание (в 1998 г. СПИД унес два миллиона человек, главным образом из-за того, что фармацевтические лаборатории, выпускающие лекарства - например, американская фирма "Bristot-Myers-Squibb", - отказываются снижать цены на свою продукцию). Это идеальное местечко для мотивации кадров среднего звена: в здешних краях, истерзанных СПИДом и коррупцией, бессмысленными войнами и непрерывным геноцидом, мелкие служащие из капиталистических держав вновь обретают полное доверие к системе, которая их кормит. Они покупают негритянские маски из черного дерева и прочие местные сувениры, обсуждают (или думают, что обсуждают) с туземцами виды на будущее, шлют на родину открытки с солнечными пейзажами, чтобы их семьи, закоченевшие от парижской зимы, позавидовали их счастью. Рекламистам демонстрируют Африку как отрицательный пример жизненного устройства: пусть насмотрятся и поспешат вернуться домой, утешаясь мыслью, что другим людям живется еще хуже, чем им. И тогда конец года покажется вполне приемлемым: Африка служит противовесом и оправданием их собственному благополучию. Раз бедняки умирают, значит, богатые имеют право на жизнь.
     Мы бороздим морские просторы на скутерах, мы щелкаем "полароидами", никто никем не интересуется, все щеголяют в местной одежде - тонга. В Африке, когда белый обращается к негру, в его голосе уже не звучит презрительное расистско-колонизаторское снисхождение былых времен; нынче все обстоит гораздо хуже. Теперь он смотрит на черных жалостливым взглядом священника, дающего последнее причастие приговоренному к смерти.

     Обрывки разговоров на краю бассейна "Саваны".
     Секретарша дирекции (отряхиваясь): "Ну до чего же хороша водичка!"
     Октав: "И ты тоже!"
     Агентша из отдела размещения рекламы (впиваясь зубами в манго): "Обожаю эту мякоть!"
     Октав: "А я обожаю твою".
     Помощница арт-директрисы (направляясь в кафетерий): "Пошли закусим?"
     Октав: "Удила?"
     Мотивация идет полным ходом. Утренние часы заняты групповыми сеансами самовосхваления, где итоги работы агентства превозносятся до небес. Однако термины "самофинансирование" и "ежегодные выплаты по кредитам" звучат каждую минуту - с целью оправдать невыплату рождественских премий. (Ибо все денежки, заработанные нашим филиалом, в конечном счете утекают в карманы нескольких лысых старперов с Уолл-стрит, которые никогда не бывали в Париже, курят сигары и даже спасибо нам не говорят. Шефы "R & W", подобно средневековым вассалам или жертвам Пунических войн, складывают к ногам акционеров всю годовую выручку, трепеща от страха, что не смогут погасить очередной взнос за купленные в кредит виллы.
     Послеобеденные часы отданы конструктивной самокритике, призванной оптимизировать производительность труда. Октав переложил льда в свой джин-тоник и теперь мается туристской болезнью - поносом. Президент Филипп и Марк Марронье время от времени отводят его в сторонку и шепчут что-нибудь вроде: "Мы так рады, что ты выкарабкался; не будем говорить на эту тему, сам видишь, мы нормально относимся к твоим выходкам; мы ведь современные шефы, мы все понимаем, но ты же не уволишься, верно?" Что, впрочем, не мешает Филиппу напомнить Октаву, сколь важны удачные съемки "Мегрелет" для добрых отношений агентства с группой "Манон".
     - Мы только что провели вместе с ними совещание по выработке рекламной стратегии, и нам как следует намяли холку.
     - Не волнуйся, президент, я больше не собираюсь заблевывать сортир клиента. И потом, ты же знаешь, именно я нашел для фильма идеальную девочку.
     - Да-да, как же, ту марокканочку... Но после съемок ее придется слегка подвысветлить.
     - Ничего страшного, это же заложено в бюджет. Ты только представь, какие у нас сегодня богатые возможности: берем девчонку с аппетитной попой, приделываем ей лицо от другой, ноги от третьей, руки от четвертой и сиськи от пятой. В общем, делаем сборную солянку - и все о'кей!
     - Может, вам лучше нанять специалиста по пластической хирургии вместо режиссера?
     Октаву не хочется отвергать все чохом, но и унижаться тоже противно; скорее всего, он просто дозрел. И внезапно взрывается:
     - А почему нельзя снять ролик с марокканкой? Может, хватит фашиствовать, как наши клиенты? Мать твою, меня уже тошнит от этого расистского дерьма! "Nike" вернул петеновский дух на плакаты "Nikepark", "Nestle" отказалась снимать негров в клипе про баскетбол, но это еще не повод, чтобы мы тоже вели себя как последние ублюдки! Нет, вы скажите мне, до чего мы докатились, если никто не смеет произнести и слова поперек? Эта поганая реклама все поставила с ног на голову: Ганди продает компьютеры "Apple"! Ты только вдумайся - святой, который не признавал никакой техники, одевался по-монашески и ходил босиком, превращен нашими стараниями в торговца информатикой! Пикассо красуется на "ситроенах", Стив Маккуин водит "форд", Одри Хепберн носит мокасины "Tod's"! Да они небось в гробу переворачиваются, все эти бедняги, которых после смерти сделали коммивояжерами. Это же настоящий шабаш! Холокост мертвецов! Мы питаемся трупами! Наш товар продают зомби! Где же предел этому разгулу? Государственная лотерейная компания недавно осчастливила нас новым тиражом с портретами Мао, Кастро и Сталина - решили подзаработать на тиранах! Так кто же остановит эту вакханалию, если даже ты, Филипп Большой Босс, поджал хвост и не борешься с расизмом и национализмом мировых коммуникаций?!
     - О-ла-ла, до чего же он стал занудлив с тех пор, как бросил нюхать! Ты полагаешь, я никогда не размышлял на эту тему? Разумеется, мне тоже отвратительно все, что мы вытворяем, но я, видишь ли, обязан думать о своей жене, о детях и, кроме того, не страдаю манией величия до такой степени, чтобы устраивать революции; черт подери. Октав, ну прояви же хоть капельку смирения! Тебе достаточно не включать телик и не ходить больше в Макдоналдс; ведь не я виноват во всем этом дерьме, оно ваше - это дерьмо, это вы покупаете "найки" и прочие шмотки, сделанные индонезийскими рабами! Легко проклинать систему, которую вы же сами и раскручиваете! И вообще, хватит делать из меня маньяка под тем предлогом, что я гонюсь за бабками! Да, от некоторых вещей и меня с души воротит. Но мне противен не отбор белых девиц для съемок, потому что тут мы бессильны: настоящие расисты - потребители, а не рекламодатели. И не манипуляции с покойниками: образ великого художника никогда не принадлежал ему одному, все гении переворачивались в гробу еще при жизни. Нет, мой юный Гуччи, меня приводит в ярость другое - всякие новомодные праздники, придуманные рекламистами, чтобы заставить людей покупать еще и еще; мне осточертело смотреть, как моя семья клюет на все эти мерзкие уловки; ну Рождество - ладно, куда ни шло, но ведь теперь нам навязали еще и Праздник Матерей (спасибо маршалу Петену!), Праздник Отцов, Праздник Бабушек имени одноименного кофе, Хэллоуин, Праздник святого Патрика, День святого Валентина, русский Новый год, китайский Новый год, Дни "Nutrasweet" и "Tupperware" и еще черт знает что! Скоро в календаре пустых дней не останется, всех святых заменят на 365 логотипов!
     - Ну вот, сам видишь, шеф, что я кругом прав, когда толкаю тебя на протест. Я тоже ненавижу Хэллоуин: раньше у нас был День всех святых, и вдруг зачем-то понадобилось обезьянничать и вводить заморские праздники.
     - Да это совершенно разные вещи: на День всех святых мы ходим к мертвым на кладбище, а на Хэллоуин они сами приходят к нам. Вообще, так гораздо удобнее - не надо никуда двигаться. Праздник с доставкой на дом: СМЕРТЬ ЗВОНИТ К ТЕБЕ В ДВЕРЬ! Они обожают такие фокусы. Смерть уподобляется почтальону, разносящему календари на Рождество.
     - А мне кажется, людям просто легче вырядиться в чудищ и водрузить на башку тыкву с горящей свечой, чем вспомнить о близких, которых они лишились. Но вернемся к твоему списку: ты забыл самый грандиозный торговый праздник - свадьбу; вот он, главный объект безумных рекламных кампаний и ежегодных торжеств, начиная с января: плакаты свадебного отдела "Прентан", "Галери Лафайет" и "Бон Марше", обложки всех дамских журналов, сладкая отрава по телику и радио... Молодые парочки с запудренными мозгами воображают, будто женятся по любви или ради семейного счастья, - как бы не так! Они женятся, чтобы мы смогли им всучить побольше кастрюль, банных полотенец, кофейников, диванов и микроволновок.
     - Ах, кстати, мне пришла в голову одна мыслишка... Октав, помнишь историю с "Barilla", когда ты предложил титр со словом "счастье"?
     - Да, но... юристы же нам разъяснили, что это невозможно.
     - Верно. Потому что слово "счастье", видите ли, уже содержится в марке "Nestle"! "СЧАСТЬЕ ПРИНАДЛЕЖИТ "NESTLE"!"
     - Погоди-ка... Это меня не удивляет, но знаешь ли ты, что "Pepsi" хочет застолбить синий цвет?
     - Как?
     - Именно так - они решили закупить синий в эксклюзивную собственность, но и это еще не все: они финансируют образовательные программы на компакт-дисках, которые бесплатно распространяются в школах. Таким образом детишкам дают уроки на компьютерах пепси, и они привыкают читать слово "пить" на синем фоне пепси.
     - А когда они глядят в небо цвета пепси, у них блестят глаза цвета пепси, и когда они падают с велосипеда, их коленки украшаются синяками цвета пепси...
     - То же самое, что с "Colgate": фирма дарит видеокассеты учителям, чтобы те вдалбливали ребятишкам, что нужно чистить зубы только их пастой.
     - Да, я об этом слышал. "L'Oreal" устраивает такие же трюки с шампунем "Petit Dop". Мало им промывать нам волосы, так они еще и промывают мозги!
     Филипп разражается натужным смехом, который, впрочем, не мешает Октаву вставить:
     - Мне приятно видеть, что тебе это небезразлично.
     - Я просто ясно отдаю себе отчет: у нас не осталось ничего стоящего, вот почему пустоту заполняет реклама. Она стала нашим единственным идеалом. Это не природа, это надежда не терпит пустоты.
     - Вот ужас! Постой, не уходи, раз уж мы завелись на эту тему, расскажу тебе классную историю. Когда рекламодатели не могут сбыть товар или просто-напросто хотят оправдать свои колоссальные зарплаты, o ни заказывают СМЕНУ УПАКОВКИ. И платят бешеные бабки агентствам, чтобы поменять стилистику. И устраивают по этому поводу бесконечные совещания. Однажды я пришел в "Kraft Jacobs Suchard", в кабинет того парня со стрижкой ежиком... как его... Антуан Пуассар... или Поншар... или Подар... ну, что-то в этом роде.
     - Пудар.
     - Точно, Пудар, сногсшибательное имечко. Он стал мне показывать разные логотипы, которые им предлагали. Хотел узнать мое мнение. А сам был прямо-таки на грани оргазма - служебного оргазма! - вот, мол, какой он нужный и полезный работник. Он разложил на полу все свои проекты; мы с ним сидели лицом к лицу в этом огромном здании в Велизи: он - чистенько выбритый, в галстуке от "Tintin et Milou", и я - с виду типичный хмырь занюханный - и пили остывший кофе, что таскала нам старая одышливая секретарша, которую уже лет тридцать как никто не трахал. Я посмотрел ему прямо в глаза и вдруг почувствовал, что парня грызут сомнения, что он первый раз в жизни спросил себя, какого черта он тут делает, и тогда я сказал: "Да выбирай любой!" - и он не глядя вытащил из кучи первый попавшийся логотип, бормоча себе под нос: "Синий, красный, голубой, выбирай себе любой!". Сегодня этот вариант красуется на всех прилавках всех европейских супермаркетов. Каков сюжетец? "МЫ ВЫБИРАЕМ СВОЙ ИМИДЖ НАУГАД!" - клевая формула, скажешь, нет?
     Увы, напрасно я сотрясал воздух, Филипп давно уже сбежал. Он не любит, когда его заставляют кусать "руку дающего", и ловко уклоняется от принципиальных споров. Он прячет свой протест в дальний ящик с табличкой "Месячный сеанс самобичевания на обедах "У Фуке". Оттого-то и ходит теперь осоловелый с самого утра.
     Октав вдыхает и выдыхает теплый воздух. По заливу бесшумно скользят парусники. Все девицы агентства щеголяют косичками, подражая Иман Боуи, и в результате уподобляются старушке Бо Дерек. В миг Страшного суда, когда призовут к ответу всех рекламистов, Октава сочтут виновным только частично. Он будет судим всего лишь как "аппаратчик", скромный служащий, коего в один прекрасный день даже посетили сомнения в разумности мироздания, - высокое жюри наверняка сочтет его пребывание в Медоне смягчающим обстоятельством, заслуживающим всяческого снисхождения. Кроме того, в отличие от Филиппа, он никогда не получал "Львов" в Канне.
     Октав звонит своей платонической возлюбленной Тамаре, думая при этом о Софи, матери ребенка, которого он никогда не увидит. Не слишком ли много потерь для одной жизни?
     - Я тебя разбудил?
     - Вчера вечером я сняла клиента в "Плазе", - Щебечет она, - ты представляешь, у него был член с руку толщиной, мне пришлось бы наизнанку вывернуться, чтоб его засадить... ОБОРУДУЙТЕ ВАШУ КУХНЮ НАШИМИ КОМБАЙНАМИ... бум-бум... ВЫБИРАЙТЕ ХОРОШЕНЬКО, ВЫБИРАЙТЕ С УМОМ...
     - Это еще что за хреновина?
     - Это? А, ничего особенного, это чтобы не платить за телефон: они время от времени запускают свою рекламу, а взамен - все разговоры на халяву.
     - И ты согласилась на этот кошмар?
     - У "CASTO" ЕСТЬ ВСЕ, ЧТО НУЖНО! ПОКУПАЕМ ВРАЗ И ДРУЖНО! CASTO-CASTO-CASTORAMA! Ну и что, ко всему привыкаешь; попробуй сам и увидишь, я и то уже привыкла. Ну ладно, так вот о вчерашнем клиенте - на мое счастье, он совсем скапутился, у него никак не получалось, хотя торчало, как у жеребца, ей-богу, не вру; тогда я ему устроила небольшой стриптизец на кровати, он спросил, можно ли нюхнуть "дорожку" у меня с ноги, а потом мы смотрели телик; в общем, я легко отделалась... "INTERMARCHE" - ЧЕМПИОН СЕЙЛОВ!.. А сколько сейчас времени-то?
     - Три часа дня.
     - О-ох, умираю, спать хочу! Я была в "Банане" и к семи утра так набралась, что прилепила накладные ресницы к зубам, представляешь? Ну а ты как? Ты вообще где?
     - Вообще я в Сенегале. Мне тебя не хватает. Я сейчас как раз читаю "Расширение пространства гульбы".
     - Ой, не надо про гульбу, меня и так наизнанку вы ворачивает. "CAILLAUX". ."CAILLAUX". . ."CAILLAUX". . . ЛУЧШИЕ В МИРЕ ТОРШЕРЫ - ОТВЕТИЛО ЭХО... Слушай, ты не мог бы перезвонить попозже?
     - А ты держишь мобильник у самого уха? Смотри будь осторожна. Сотовые телефоны разрушают ДНК. Ученые делали опыты на мышах: мобильники увеличивают их смертность на семьдесят пять процентов. Я купил себе специальную ушную прокладку, чтобы избежать прямых контактов с трубкой; советую тебе сделать то же самое, не хватало нам еще опухоли мозга.
     - Октав, лапочка, у тебя нет мозга!.. "КОНТИНЕНТ", "КОНТИНЕНТ"- НАИЛУЧШИЙ ПРЕЗЕНТ!..
     - Извини, но у меня башка раскалывается от этой рекламной требухи. Пока, спи дальше, моя газель, моя берберочка, моя "Спасательница Марракеша"!
     Проблема современного человека не в том, что он зол. Напротив, в большинстве случаев он по чисто практическим соображениям старается быть добрым и любезным. Просто ему не нравится скучать. Скука приводит его в ужас, тогда как на самом деле нет ничего более полезного и благотворного, чем хорошая ежедневная доза ничем не заполненного времени, долгих минут безделья, пустоты, тупого оцепенения в одиночестве или в кругу себе подобных. Октав понял это: истинный гедонизм - вот что такое скука. Только она позволяет услаждаться настоящим, однако люди поступают с точностью до наоборот: они бегут от скуки, ищут от нее спасения у телевизора и телефона, в кино и в Интернете, в видеоиграх и модных журналах. Они перестали участвовать в том, что делают, и живут как бы в другом измерении, словно стыдятся просто дышать - здесь и сейчас. Человек, который смотрит на телеэкран, или участвует в интерактивных опросах, или звонит по сотовому, или играет на своей "PlayStation", - не живет. Его здесь нет, он ушел в иной мир. Он вроде бы и не умер, но и не жив. Интересно было бы подсчитать, сколько часов в день мы отсутствуем в реальной действительности и сколько времени пребываем в Зазеркалье. Ручаюсь, что все измерительные приборы зафиксируют наше отсутствие ("Абонент недоступен в данный момент!"), и нам трудненько будет разубедить их. Люди, критикующие индустрию развлечений, имеют дома телевизоры. Люди, осуждающие общество потребления, имеют карточки "Visa". Ситуация необратима. Она не меняется со времен Паскаля: человек продолжает спасаться от страха смерти в развлечениях. Просто оно, развлечение, стало таким всемогущим, что заменило самого Бога. Так как же избежать развлечений? Бороться со страхом смерти.
     Мир ирреален - за исключением тех моментов, когда он скучен.
     Итак, Октав упивается скукой, лежа под кокосовой пальмой; какое счастье - просто лежать, наблюдая за парой цикад, предающихся любви рядом с ним, на песке. Он бормочет:
     - В тот день, когда все люди на земле согласятся скучать, мир будет спасен.
     Но, увы, его изысканная скука нарушена брюзгливым Марком Марронье:
     - Так ты, значит, всерьез порвал с Софи?
     - Ну, не знаю, не уверен. А ты почему спрашиваешь?
     - Да так просто. Я могу с тобой поговорить пару минут?
     - Марк, даже если я отвечу "нет", ты все равно будешь говорить, а мне придется тебя слушать из почтения к начальству.
     - Вот это верно. Тогда заткнись и слушай. Я видел тот сценарий для "Мегрелет", который вы продали "Манон", это сущий кошмар. Как вы могли измыслить такое дерьмо?!
     Октав прочищает уши, чтобы убедиться, что он не ослышался.
     - Постой, Марк, разве не ТЫ мне велел наложить эту кучу дерьма?
     - Я??? Никогда в жизни не говорил ничего подобного.
     - У тебя что, совсем память отшибло? Они зарубили нам дюжину проектов, и ты еще сказал, что пора приводить в действие план ORSEC, наш последний говенный шанс, а я...
     - Извини, что прерываю, но это не у меня отшибло, а у тебя, психа недолеченного, так что давай-ка не вали с больной головы на здоровую, о'кей? Я прекрасно помню все, что говорю своим креаторам. Я никогда в жизни не разрешил бы тебе демонстрировать такую труху "Манон" - гордости нашего агентства. И мне уже осточертело краснеть всякий раз, как я обедаю в обществе. "МЕГРЕЛЕТ" - ЧТОБ СТРОЙНЫМ СТАТЬ, НО ПРИТОМ СООБРАЖАТЬ!" Нет, ты просто плюешь на всех нас!
     - Погоди, Марк. Мы уже привыкли к твоим взбрыкам, когда доходит до подписания контракта. Но тут дело сделано: сценарий для "Мегрелет" продан, тестирование сошло успешно, оба РРМ тоже; теперь уже поздно что-то менять. Я долго обдумывал...
     - А я нанимал тебя не для того, чтобы ты обдумывал. И улучшить проект никогда не поздно. Фильм еще не снят и не вышел на экран, все можно переделать. В общем, слушай меня хорошенько: выпутывайся как хочешь, но вы с Чарли должны написать новый сценарий. Вы поставили под угрозу репутацию "Росса", мать вашу!
     Октав молча кивает. Возражать бесполезно: он прекрасно знает, что Марка волнует не репутация "Росса", а собственное кресло, которое грозит превратиться в катапультируемое. Если уж сам Филипп решил поговорить с ним тогда, в первый день, значит, на него здорово надавили в "Манон", и он решил отыграться на них с Чарли. Иными словами, сегодня вечером в сенегальском воздухе запахло увольнением, и, к несчастью, Октав подозревает, что речь идет даже не о нем.

     На второй день аниматор гостиницы организовал "экспедицию в буш". Цель мероприятия: внушить служащим агентства, что они увидали настоящую Африку и ради этого стоило временно покинуть свою золотую клетку. Естественно, ничего хорошего из этого не вышло: прибыв на джипах к берегу Розового озера, они полюбовались африканскими плясками и вкусили мешуи, то есть получили чисто туристский аттракцион. Турфирма спланировала эту поездку исключительно для того, чтобы показать, насколько сенегальский пейзаж похож на ее рекламные проспекты. Ведь туризм превращает путешественника в контролера, его открытия - в инспекцию, удивление - в констатацию, странника - в Фому неверующего. Но все же Октав подвергся атаке ненасытных москитов, а значит, хоть какие-то приключения еще были возможны, коль скоро он ухитрился забыть в отеле свой спрей с лимонным ароматом.
     После ужина состоялся сеанс национальной сенегальской борьбы, где сошлись туристы-семинаристы (в нарядах с лейблами "Lacoste") и воины несуществующего племени (в нарядах туземцев из фильмов про Тарзана). До чего же приятно было, сидя на теплой травке у берега Казаманса, глядеть, как Марка Марронье, в его цветастых "багамах", повергли в грязь под грохот тамтама, под гигантским баобабом, под луной и звездами, под дрянное вино с запахом бензина и наперченный кускус, под раскатистый белозубый хохот агентши по внешним связям, под голодными взглядами местной ребятни, - так приятно, что Октаву хотелось заключить в объятия небосвод и возблагодарить вселенную за то, что он попал сюда, пусть и ненадолго.
     Ему нравится эта постоянная тропическая влажность, при которой руки так легко скользят по телам. Она придает поцелуям пряный вкус ожога. Каждая мелочь обретает ценность, когда главное утрачивает смысл. Соскочить - пусть ненадолго - с карусели повседневности иногда бывает жизненно важно даже для трудоголиков. Октав ехал в этот обязательный вояж нехотя, обратившись мыслями в прошлое, но теперь он приобщался возвышенного, касался вечного, смаковал жизнь, воспарял над никчемной суетой, постигал простоту бытия. И когда дилер по кличке Золотая Жила принес ему ежедневный пакетик травки, он повалился в песок на пляже, бормоча "Софи" - имя, от которого у него пресекалось дыхание.
     - Любовь не имеет ничего общего с сердцем - этим мерзким органом, насосом, качающим кровь. Любовь первым делом сдавливает легкие. Глупо говорить: "У меня разбито сердце", нужно выражаться точнее: "У меня сдавило легкие". Легкие - самый романтичный из человеческих органов: все влюбленные заболевают туберкулезом, недаром же от него умерли Чехов, Кафка, Д.Г.Лоуренс, Фредерик Шопен, Джордж Оруэлл и святая Тереза из Лизье; что касается Камю, Моравиа, Б удара1, Марии Башкирцевой и Кэтрин Мэнсфилд, то разве смогли бы они написать именно такие книги без этой хвори?! И наконец вспомните: Дама с камелиями умерла отнюдь не от инфаркта миокарда - эту кару Бог насылает на загнанных честолюбцев, а не на печальных влюбленных.
     Паря над самим собой. Октав с самим собой беседует:
     - Каждый человек таит в душе любовную печаль, дремлющую до поры до времени. Сердце, не разбитое любовью, еще не сердце. Легкие ждут туберкулеза, дабы почувствовать, что они существуют. Я - ваш учитель по фтизическому воспитанию2. Любому из вас следует завести водяную лилию в грудной клетке, как у Хлои в "Пене дней" или у госпожи Шоша в "Волшебной горе". Я любил смотреть, как ты спишь, даже если ты только прикидывалась спящей, когда я возвращался домой за полночь, пьяный в дым; я пересчитывал твои ресницы; иной раз мне чудилось, что ты улыбаешься. Влюбленный мужчина - это тот, кто любит смотреть на уснувшую женщину и время от времени наслаждаться ею. Софи, слышишь ли ты меня через тысячи километров, разделяющих нас, как в рекламах SFR? Почему мы понимаем, что любим человека, только после того, как он ушел? Разве ты не видела, что я ждал от тебя лишь одного: чтобы ты заставила меня помучиться, как в самом начале, от боли в легких?!
     Но вот на пляж высыпают оголотелые машинистки во главе с грудастой стажеркой Одиль; они пускают по кругу сигарету с травкой, и это вызывает у них массу скабрезных шуточек:
     - Пососем вшестером!
     - Я сосу, я сосу, но никак не заглотну.
     - А ты уверена, что любишь глотать?
     - Хорошо бы повторить, только сперва не мешало бы промыть сосалку.
     Все это звучит довольно вульгарно, но в контексте нынешней ситуации в общем-то все равно смешно.
     Сотрудники мужского пола, все как один, расхаживают в накинутых на плечи пуловерах: некоторые связывают рукава узлом, другие просто небрежно прикрывают ими свои розовые рубашки-поло от Ральфа Лорана. Октав считает эту моду отвратительной и возмущается втихую:
     - ГОСПОДИ, РЕХНУЛИСЬ ОНИ, ЧТО ЛИ, НУ КТО ЭТО НАМАТЫВАЕТ ПУЛОВЕР НА ШЕЮ?! Одно из двух: либо ты мерзнешь и надеваешь его как положено, либо тебе жарко - тогда оставь его дома. Пуловер на плечах свидетельствует о трусости, о неспособности принять решение, боязни сквозняков, непредусмотрительности, слабохарактерности и, наконец, эксгибиционизме: эти господа выставляют напоказ шотландскую шерсть, жалея тратиться на кашемир. Они таскают на себе вялых шерстяных осьминогов, потому что даже не способны одеться по погоде. Всякий, кто накидывает пуловер на плечи, труслив, неэлегантен, жалок и слаб. Девушки, поклянитесь, что будете остерегаться этих типов как чумы! ДОЛОЙ ДИКТАТУРУ ПУЛОВЕРА НА ПЛЕЧАХ!
     Потом была ночь, а за нею день, и с ним - барбекю из лангустов. Кто тут говорил о деколонизации? Ничто не колонизирует больше, чем мировая реклама: в самом грязном углу самой нищей хижины на самом краю света "Nike", "Coca-Cola", "Gap" и "Calvin Klein" заменили собой Францию, Англию, Испанию и Бельгию. Правда, нашим братьям меньшим, неграм, достаются лишь жалкие крохи цивилизации - пиратские кассеты, поддельные "ролексы" и рубашки "Lacoste", от которых при первой же стирке отваливается неумело скопированный крокодил. Розовое вино слегка туманит мозги, но ведь для того оно и существует, верно? За ночь осушается семнадцать бутылок. Чарли пустился в загул, как ненормальный, ввязывается во все гостиничные развлечения подряд - ручеек, караоке, конкурс мокрых маек и раздачу игрушек от Макдоналдса местным ребятишкам, которые вопят:
     - Подарки! Подарки!
     Октав знает, что уже с понедельника всей этой лжи придет конец. Но конец лжи еще не означает начала правды. Будьте бдительны: одна ложь может скрывать за собой другую.
     Господи, до чего же все сложно: едва избежишь одной ловушки, как рискуешь угодить в две следующие!
     Чарли хлопает по спине Октава, который протягивает ему косячок.
     - Скажи откровенно, ты знал, что "Pepsi" собирается купить синий цвет?
     - Ну конечно, знал, Чарли, как знаю и то, что "счастье принадлежит "Nestle". Уж будь уверен, я всегда в курсе событий.
     - Верно. А теперь глянь-ка сюда! (Он размахивает последним номером "Монд".) Вот тебе еще одна фишка для твоего романчика: Институт медиаметрии ввел новую систему исследования зрительской аудитории. Это такое устройство с камерой инфракрасного излучения, чтобы фиксировать движения глаза, и датчиком с микрофоном, процессором и памятью, чтобы фиксировать работу уха. Наконец-то они выяснят, что потребители смотрят и слушают, причем не только дома, перед телевизором, но и в машине, и в супермаркете - словом, везде и всюду! БОЛЬШОЙ БРАТ СЛЕДИТ ЗА ВАМИ!
     Чарли затягивается сигареткой и начинает судорожно кашлять. Октав умирает со смеху:
     - Давай-давай кашляй, мистер Столп, это лучшее, что с тобой может случиться в этом мире. В общем-то Оруэлл правильно сделал, что кончился от чахотки. Благодаря ей он не успел увидеть, до какой степени оказался прав.
     Мотивационный семинар начался с коллективистской утопии: неожиданно все мы стали равны, рабы обращаются на "ты" к господам - эдакая оргия равноправия. По крайней мере, в первый вечер. Ибо на следующее утро все приходит в норму, касты возрождаются и уже больше не смешиваются, разве только по ночам, в коридорах где все суют друг другу ключи от комнат; вчерашняя утопия превратилась в водевиль.
     Пьяная в дым юристка писает в саду на клумбу; одна из секретарш обедает в одиночестве, ибо никто не желает с ней общаться; артдиректриса, сидящая на транквилизаторах, рвется бить морду всем подряд, стоит ей выпить лишнего (причем бьет всерьез - оплеухи и зуботычины сыплются градом, Октаву она в клочья разодрала рубашку), словом, в этой поездке все как будто рехнулись. Жизнь в агентстве напоминает жестокость школьной жизни, с той лишь разницей, что тут никто вас не защитит. Непристойные реплики, несправедливые нападки, сексуальные домогательства и борьба, борьба, борьба за власть: здесь все дозволено, как в самых страшных воспоминаниях о схватках в школьном дворе после уроков. Показная непринужденность рекламного агентства уподобляется кошмару школьной распущенности, только в тысячекратном увеличении. Все позволяют себе хамить всем, как будто вновь стали восьмилетними, и нужно принимать это хамство с улыбкой, а не то тебя сочтут старомодным. Самые безумные - это, разумеется, те, кто считает себя самыми нормальными: ГАДы, убежденные в том, что имеют полное право занимать свое место; экаунт-менеджеры, убежденные в том, что имеют полное право на место ГАДов; ответственные за поставки в ожидании отставки; начальники в подпитии и замы на дожитии. Но где же Джеф? Октав не нашел его среди приехавших. А жаль, этот крутой мальчик мог бы просветить его насчет страха, явно гложущего души руководителей "Росса". Не иначе как Дюлер-Дерьмо-Собачье еще разок вонзил им нож в спину.
     На пляже Октав рыдает от умиления при виде песка, налипшего на потные девичьи тела, синяков на их бедрах и царапин на коленках; еще одна затяжка, и он по уши втюрится в чей-нибудь спинной позвонок. Каждый день ему требуется хоть крошечная, с родинку, толика красоты. Он целует Одиль в плечико - за то, что оно пахнет духами "Наваждение". Он часами нахваливает ее локти:
     - Я обожаю твой острый локоток, нацеленный в будущее. О, позволь мне любоваться твоим локтем, раз уж ты сама не осознаешь его власти! Я предпочитаю твой локоть тебе самой. Закури сигарету, вот так, и поднеси огонек к своему лицу. Соблазняй меня как хочешь, ты все равно не помешаешь мне лобызать твой локоть. Твой локоть - мой спасательный круг. Твой локоть сохранил мне жизнь. Твой локоть существует, я встретился с ним. Я завещаю свое тело твоему хрупкому локтю, который вызывает у меня слезы восторга. Твой локоть - это сустав, покрытый кожей, правда слегка подпорченной, - видно, в детстве ты расцарапала ее до крови. В детстве всегда бывают болячки на том месте, которое я сейчас целую. Что такое локоть? - вроде бы пустяк! - и тем не менее я тщетно ищу и не нахожу другого стимула для жизни в данный, конкретный миг.
     - Ах ты моя лапочка!
     - Лизнуть твой локоть - и умереть! Больше мне ничего не надо.
     И он декламирует:

     Затем, используя спину Одиль как пюпитр, наш загорелый Вальмон пишет на ней открыточку Софи:

     Подписываться не обязательно, Софи и так узнает его "оригинальный" стиль. Едва отослав открытку, Октав начинает жалеть об этом: ему следовало не открыточки строчить, а на коленях умолять Софи вернуться к нему: "На помощь мне плохо я не могу жить без тебя Софи мы не должны расставаться если я тебя потеряю значит потеряю все"; дьявольщина, нужно было целовать ей ноги, вот что нужно было делать, неужто он не способен даже на это?!
     До Софи он кадрил девушек, упрекая их в том, что они носят накладные ресницы. Они начинали возражать. Тогда он просил девушку закрыть глаза, якобы желая убедиться, правда ли это, и пользовался моментом, чтобы чмокнуть ее в накрашенные губки. Второй прием назывался "грузовик":
     - Скажи: "Я грузовик".
     - Я грузовик.
     - Би-и-ип! Би-и-ип! (Произносится с одновременным нажатием на обе груди.) Есть и третий способ - пари.
     - Спорим, что я дотронусь до твоей попки, не дотронувшись до одежды?
     - О'кей.
     - Проиграла! (Запуская руку под юбку.) Еще можно было сыграть в "текила-бум-бум": велишь девушке зажать в зубах ломтик зеленого лимона, насыпаешь ей в ладонь щепотку соли, слизываешь соль, запиваешь глотком текилы с газировкой и закусываешь лимончиком из уст красотки. После трех таких сеансов лимон обыкновенно заменяется языком. Как ни странно, эти приемчики действовали безотказно. Но с Софи все было по-другому. Он сделал вид, будто всерьез увлечен ею. Она сделала вид, будто верит этому. В конце концов они оба уверовали в то, чего не говорили. И однажды она спросила его:
     - Почему ты ничего не говоришь?
     - Когда я ничего не говорю, это хороший признак: значит, я оробел. А когда я робею, это очень хороший признак: значит, я смущен. А когда я смущаюсь, это совсем хороший признак: значит, я влюблен. Но когда я влюбляюсь, это очень плохой признак.
     Он влюбился в нее потому, что она была замужем. Он влюбился потому, что она была несвободна. Он работал вместе с ней в "TBWA de Plas", но никак не мог добиться ее. Он влюбился еще и потому, что сам был тогда женат, и эта любовь была запретным плодом, тайной, мерзкой изменой. Он полюбил ее, как любят женщин, которых нельзя домогаться - мать, сестру, подруг своего отца, свою первую девушку, к которой питаешь чистое, безответное чувство. В любви действует принцип домино: первое падение влечет за собой все остальные. Он желал ее так же, как хорошеньких девчонок в детстве, то есть скрытно, втайне от нее самой. Позже он ей сказал: "Когда я влюбляюсь, это очень плохой признак", и она не удивилась этому. Он назначил ей свидание в полночь на мосту Искусств, на третьей скамье, считая от Академии, и сидел там в ожидании, лицом к Новому мосту, глядя, как Сена разделяется на два рукава, словно открывает объятия будущему. Потом это стало даже слишком прекрасным, чтобы называться правдой. Она пришла на свидание, и все остальное тут же померкло.
     - Извините, мадемуазель, не дадите ли вы мне свои координаты, чтобы я мог отыскать вас впоследствии?
     - Ну разумеется, месье?..
     - Октав. Зовите меня просто Октав. Знаете, мне кажется, я влюблен в вас. Что, если я потискаю ваши грудки, мадам? Вы не против?
     - О, не стесняйтесь, пожалуйста. Только перед тем, как продолжить беседу, не сочтите за труд, поработайте как следует языком у меня во рту.
     - А у вас, случайно, нет подходящего помещеньица для этого занятия?
     Жаль, что его страсть не нашла должного отпора - это всегда вызывает сумасшедший взрыв чувственности, в высшей степени опасный для окольцованных любовников. Наслаждение - дамоклов меч легко рассекающий брачные узы. Софи повела его на подземную стоянку агентства у Нового моста; там было темно и безлюдно, там она и отдалась ему стоя, прислонясь к бетонной стене, между служебными машинами. Это был самый долгий оргазм в его и ее жизни. Потом она взяла его мобильник и занесла в "память" свой номер:
     - Теперь ты не сможешь соврать, что потерял мой телефон.
     Октав был настолько влюблен, что даже тело его бунтовало против разлук с Софи: фурункулы, аллергии, болячки на шее, боли в желудке, жестокие бессонницы сыпались на него градом. И тщетно мозг претендует на контроль за всем остальным: сердце восстает против пустоты, легким не хватает воздуха. Каждый, кто подавляет в себе любовь, превращается в ничтожество и заболевает. Жизнь без Софи обезображивала Октава. И это продолжается до сих пор: ему нужны теперь не только наркотики.
     - МОЯ БИТА ТВЕРЖЕ ГРАНИТА!
     Октав выкрикивает это в микрофон. Одиль нежна, как жонкиль, и благоуханна, как ваниль. Они сидят в ночном ресторане отеля, и Октав ставит пластинки. На войне, как на войне: здесь имеется лишь несколько старых макси-синглов с диско-музыкой, сборники французской эстрады и три исцарапанные "сорокапятки". Делать нечего, он ухитряется кое-как составить музыкальную программу из того, что есть; например, самая прекрасная песня в мире - "C'est si bon" в исполнении Эрты Китт. Затем, уступая тяге к легкому жанру, заводит "YMCA".
     - "Village People" похожи на вино, - объявляет Октав, - чем старее, тем лучше.
     Пусть будет все, что угодно, только не "Марсия Баила"! Время от времени Одиль льнет к нему на глазах у сослуживиц. Но стоит им отойти, как она тут же отстраняется. Сам он ей не по вкусу, просто хочется, чтобы подружки завидовали. А он чувствует себя старым и некрасивым в этой стайке юных хорошеньких девчушек. Схватив Одиль за руку, он сердито говорит:
     - Ну и поганки же вы, юные динамистки!
     - Да уж не поганее тридцатитрехлетних разведенных жеребцов.
     - Верно. Единственное, чего я не могу для тебя сделать, это стать моложе.
     Он ухлестывает за всеми красотками подряд, лишь бы не думать, ПОЧЕМУ он ухлестывает за всеми красотками подряд. Ибо ответ слишком хорошо известен: чтобы не завязнуть накрепко возле одной из них.
     После этого ровно ничего не произошло. Октав довел Одиль до номера; ее шатало. Войдя, он улегся на кровать. Одиль побежала в ванную, и он слышал, как ее вырвало. Она торопливо спустила воду в унитазе и почистила зубы, надеясь, что он ничего не заметит. Когда она стала раздеваться, Октав притворился спящим, а потом и впрямь заснул. В комнате пахло блевотиной вперемешку с "Флюокарилом".
     В самолете на обратном пути женщины причитали по поводу испорченных причесок и недействующих баллончиков с дезодорантами. Октав декламировал вслух "Слова, слова..." Алена Делона из песни Далиды:

     Интересно: как верно порой красивые слова выражают искренние чувства!

     Никто из его поколения больше не смеет выражаться так изысканно.

     Как часто он и его бухие дружки помирали со смеху над этими словами. Почему же они казались им такими нелепыми? Почему нам становится не по себе от романтики? Мы стыдимся своих чувств. Шарахаемся от высоких слов как от чумы. Не воспевать же собственную неспособность любить!

     Секретарши прыскают, слушая его, а ведь первый же парень, осмелившийся сказать им то же самое, глядя прямо в глаза, заставил бы их разрыдаться от полноты чувств. Может, это нервное хихиканье - от зависти? Как бы то ни было, они быстренько меняют тему и переходят к обсуждению скидок, предоставляемых агентством на проявку и печатание фотографий. Своих шефов они зовут только по инициалам:
     - Не знаешь, ФАП и ПИТ уже поговорили?..
     - Надо будет обсудить это с ЖФД...
     - Пи-Пи-Эм с АПТ и РЖП прошло вполне удачно...
     - Да, но ЛЖ и АД ничего не утвердили...
     Остаток времени проходит в недовольном брюзжании по поводу урезанных обеденных талонов. Октав старается хохотать громче других, и временами это ему удается.

     Если мужчина неуловим, то женщина - непобедима. Сидя в самолете, который несколько дней спустя летел в обратном направлении, Софи читала открытку Октава - без всякого интереса. Она была беременна от него, но больше его не любила. Вот уже месяц, как она изменяла ему с Марком Марронье. И теперь летела в Сенегал к Марку, который решил продолжить там свой отпуск.
     Вначале она переживала муки ада. Расстаться с любимым, да еще и нося его ребенка, - это требует сверхчеловеческого - или нет, выразимся точнее, - нечеловеческого мужества, мужества животного. Как будто отпиливаешь себе ногу без анестезии, ржавым ножом, растягивая пытку до бесконечности. Потом ей захотелось отомстить ему. Ее любовь выродилась в ненависть, и она позвонила шефу Октава, у которого работала несколько лет назад. Он пригласил ее на обед в "Ке Уэст", и вот тут-то она и "раскололась" - заревела и выложила ему все как есть прямо в ресторане. Марронье только что расстался со своей последней пассией-манекенщицей, и эта ситуация весьма удачно совпала с его временной сердечной незанятостью. Они сидели и ели какое-то семиэтажное, в высшей степени затейливое блюдо. Октав позвонил Софи на мобильник в тот самый момент, когда Марк уже начал оглаживать ее коленки.
     - Алло, Софи! Почему ты не отвечаешь на мои звонки?
     - У меня нет твоего номера.
     - Как это - нет моего номера?!
     - Я его стерла.
     - Но... с какой стати?
     - Он занимал лишнее место в памяти.
     Софи отключила мобильник и позволила Марку целовать себя над вазочкой с шоколадным десертом. На следующий день она сменила номер телефона.
     Так Софи стирала все, что было лишним в ее памяти.
     Октав не знал о ее романе с Марронье, а жаль - это могло бы его обрадовать; стать рогоносцем по вине собственного шефа означало косвенное увольнение. Самолет Софи тоже не разбился. Марк встречал ее в аэропорту Дакара. В течение недели они занимались любовью по разу в день. Они уже вступали в тот возраст, когда и этого многовато. Ни он, ни она в большем и не нуждались - им просто нравилось быть вместе. Все вдруг показалось таким простым и понятным. С возрастом люди не становятся счастливее - просто они опускают планку ниже, чем прежде. Проявляют ясность духа и терпимость, откровенно сознаются в неудачах. Ценят каждый миг отсрочки. Марк и Софи не подходили друг другу, но им было хорошо друг с другом, а такое встречается гораздо реже. Единственное, что их раздражало, это совпадение их имен с названием дурацкого телесериала "Марк и Софи".
     Но не из-за этого же они решили умереть! Или...
     Оставайтесь с нами!
     Продолжение романа после рекламной паузы! МОЛОДОЙ ДИЛЕР С БОРОДКОЙ СТОИТ, ШИРОКО РАСКИНУВ РУКИ, НА САМОМ ВЕРХУ МУСОРНОЙ СВАЛКИ. ВОКРУГ НЕГО СОБРАЛАСЬ ДЮЖИНА КЛИЕНТОВ. НА НИХ СВИТЕРА С КАПЮШОНАМИ, КУРТКИ "K-WAY", БЕЙСБОЛКИ И МЕШКОВАТЫЕ ШОРТЫ. ОНИ ПОКЛОНЯЮТСЯ ЕМУ СРЕДИ КУЧ ОТБРОСОВ. ВНЕЗАПНО ДИЛЕР ВОПРОШАЕТ:
     - ИСТИННО ГОВОРЮ ВАМ, КТО ИЗ В АС ПЕРВЫМ БРОСИТ В МЕНЯ КАМЕНЬ? ТОГДА ОДИН ИЗ АПОСТОЛОВ ПРОТЯГИВАЕТ ЕМУ ЗАТВЕРДЕВШИЙ, ПОХОЖИЙ НА КАМЕНЬ, КОМОК КОКАИНА:
     - ВОЗЗРИ, ГОСПОДИ, НА ЭТОТДОЗНЯК! ТУТ РАЗДАЕТСЯ НЕБЕСНАЯ МУЗЫКА И СВЕРХУ ПАДАЕТ ЯРКИЙ ЛУЧ, ОН ОСВЕЩАЕТ БЕЛЫЙ КОМОЧЕК КОКАИНА В РУКЕ НАШЕГО СВЯТОГО ДИЛЕРА, КОТОРЫЙ ВОЗГЛАШАЕТ:
     - ТЫ - КАМЕНЬ, И НА СЕМ КАМНЕ Я СОЗДАМ ЦЕРКОВЬ МОЮ. ЗАТЕМ НАША БОРОДАТАЯ СУПЕРЗВЕЗДА ДРОБИТ КОМОК ПАЛЬЦАМИ, ЧТОБЫ ПРЕВРАТИТЬ ЕГО В БЕЛЫЙ ПОРОШОК. КОГДА ОН РАЗЖИМАЕТ РУКУ, НА ЕГО ЛАДОНИ ЛЕЖАТ ДВЕНАДЦАТЬ ИДЕАЛЬНО РОВНЫХ "ДОРОЖЕК" КОКАИНА.
     - ПРИИМИТЕ ВСЕ И ЗАНЮХАЙТЕ, СИЕ ЕСТЬ ДУША МОЯ, ВАМ ОТДАННАЯ. ДВЕНАДЦАТЬ УЧЕНИКОВ ПАДАЮТ НА КОЛЕНИ ПРЯМО В МУСОР, С КРИКАМИ:
     - АЛЛИЛУЙЯ! ОН УМНОЖИЛ "ДОРОЖКИ"! PACKSHOT: КУЧКА БЕЛОГО ПОРОШКА В ФОРМЕ КРЕСТА С ВОТКНУТЫМИ В НЕЕ СОЛОМИНКАМИ.
     ФИНАЛЬНЫЙ СЛОГАН (ГОЛОС ЗА КАДРОМ): "КОКАИН: ПОПРОБОВАТЬ ЕДИНОЖДЫ - ЗНАЧИТ ПОПРОБОВАТЬ МНОГАЖДЫ!"

Продолжение следует...