Я открыл глаза. Сидя за письменным столом, я писал стеариновым мелком по наждачной бумаге:

    - Грустно, господа артисты, грустно вспоминать прошлое, - писал я. - Грустно, тем более, когда тебе уже за сто пятьдесят лет, когда память уже не в состоянии правдиво отражать прошлую действительность дней, лет, веков минувших. С тех пор, как отправили на каторжные работы последнего стоматолога, прошло лет сорок или чуть больше.

    Сама стоматология признана лженаучной, негуманной и антисоциальной. Сегодня - это естественно. Сегодня - это уже никого не удивляет. Сегодня даже младенец тридцати годов осознаёт вред стоматологии, осознаёт её негативное влияние на здоровье человека. И если аборты ещё не запрещены, если поедание мяса и рыбы в некоторых отсталых семьях и народах ещё имеет место быть, то со стоматологией и стоматологами на сегодня покончено, надеюсь, навсегда.

    Меня часто приглашают в школы рассказывать о прошлом. Им интересно послушать о том, что было сто пятьдесят лет тому назад. Можно подумать, что я помню это. Можно подумать, что, вообще, хоть кто-нибудь это помнит. Однако зовут, и я рассказываю. Рассказываю то, что помню. Больше, конечно, привираю. Хотя, всё это не имеет никакого отношения к тому, что происходит в нашей стране сегодня.

    Впрочем, малышам нравится слушать меня, им нравятся мои рассказы, они их читают, но больше всего им нравится, когда я их читаю сам, с трудом выговаривая слова своим беззубым ртом. Их так это потешает, что уже после моих первых слов они начинают кататься по полу, помирая от смеха. Многие полагают мои рассказы юмористическими, другие думают, что я сатирик.

    Говорю вам со всей ответственностью, что рассказы мои грустные. Нормальное состояние человека, когда он их читает, должно быть - рыдание и плач. Но всё не так. Всё с точностью до наоборот. Стоит мне начать читать их самому, как люди начинают смеяться. Повторюсь, напомнив, что всему причина - моя беззубость. Но, я отвлёкся. Однажды меня пригласили в школу.

    Я с большим трудом дополз, в прямом смысле слова, до школы. Сами понимаете, машин в нашем веке нет, все ходят пешком, но я уже настолько стар и слаб, что могу только ползать. От своего дома до школы я полз примерно восемь часов. Нужно было успеть к девяти утра. Не помню, во сколько раньше начинались школьные занятия, но сегодня они начинаются в девять утра.

    Выполз из дома я в начале первого ночи. Жена пожарила мне яичницу, и я поел перед дальней дорогой. С собой мне дали бутерброд с сыром и термос с кофе. Термос я разбил, когда сползал по лестнице, а лифта в нашем доме нет. Лифт в нашем доме почитай уже как тридцать лет не работает. Вниз ползти очень неудобно. Во-первых - трудно регулировать скорость, а во-вторых - мешаешь проходу других людей. Сползая с девятого этажа на восьмой, я, случайно, разбил термос. Тогда я решил, что раз термоса нет, то и бутерброд можно и лучше съесть сейчас, пока не хочется пить.

    К двум часам ночи я выполз на улицу. Там было мокро. Шёл снег и одновременно с ним лил дождь. Грязные лужи и кромешная темнота. Сто лет назад был проведён референдум, и граждане страны нашей приняли решения отказаться от электричества. Было темно, но я полз. Извиваясь, как червяк, я старательно преодолевал метр за метром. Очень мешали лужи. Но более мешали те, кто не замечал меня и наступал мне то на голову, то на руки, то на ноги. К девяти утра я был на месте.

    Меня посадили на стул. В классе было человек пять.

    - Расскажите про то, как стоматологов репрессировали, - попросили дети.

    - Что тут рассказывать, - начал я своё повествование. - Да, действительно, было время, когда стоматологи свободно разгуливали по планете и чувствовали себя при этом очень даже неплохо.

    - А что, к ним действительно ходили добровольно? - спрашивали меня дети.

    - Действительно, - честно отвечал я.

    - Но почему? - изумлялись дети. - Неужели люди не понимали?

    - А хрен его знает. Может и не понимали.

    - Но ведь они могли думать?

    - Нет. Тогда ещё не могли. Тогда все их мысли были направлены в другую сторону.

    - Как это?

    - Очень просто. Это сегодня вы думаете. Это сегодня, когда у вас заболит зуб, вы подумаете о том, по какой причине он болит. Это сегодня вы понимаете, что зуб может болеть только по одной причине, но тогда люди этого не понимали и над этим не задумывались. Просто, у них начинал болеть зуб, и они спешили к стоматологу его лечить.

    - Дикари.

    - Согласен с вами полностью. Варварство в чистом виде, иначе не скажешь. Но, увы, и ваш покорный слуга, - при этом я показывал на себя, - тоже, какое-то время пользовался их услугами.

    - Не может быть.

    - Это правда. Пользовался. Я бы с удовольствием показал бы вам пломбы в своих зубах...

    - Боже мой, Господи помилуй, пломбы, какой ужас...

    - Да, именно пломбы... Те самые, про которые вы только в книжках читали. И я с удовольствием вам бы их показал, но, к сожалению, у меня уже нет ни одного зуба.

    - Какой кошмар.

    - И самое прискорбное то, что мне их не выбили...

    - Не выбили?

    - Нет, не выбили. А они у меня сами выпали.

    - Как это сами выпали?

    - Вот так. Очень просто. Взяли и выпали.

    - Вы хотите сказать, что они у вас не стёрлись, не сточились, не выбиты, а выпали?

    - Совершенно верно. Они у меня выпали.

    - Но почему?

    - Как почему? Вы уже должны сами понимать почему. Вот, тебе, сколько лет, - обратился я к девочке, сидящей на первой парте.

    - Сорок, - ответил робко ребёнок.

    - Вот видишь, тебе уже пятый десяток, ты должна понимать почему.

    - Потому что вы питались неправильно? - робко произнесла девочка.

    - Правильно. Именно потому, что я неправильно питался. Именно потому, что ел всякую дрянь, мой организм, а он, как вы сами знаете, очень даже не глуп, так вот мой организм и лишил меня зубов, дабы я не жевал всякую дрянь, которую он устал переваривать, да и которую, к слову, и не способен был переварить.

    - Понятно.

    - Это хорошо ещё, что мне не пришло в голову пойти тогда к стоматологу и вставить новые зубы. В противном случае, сами понимаете, я бы после долго уже не протянул.

    - А сколько вам тогда было?

    - Шестьдесят.

    - Шутить изволите?

    - Отнюдь. Какой смысл.

    - Хотите сказать, что без малого девяносто лет вы живёте без зубов?

    - А что здесь странного?

    - Как же вы поёте?

    - Этому легко научиться, уверяю вас. Гораздо труднее просто разговаривать.

    - Ну, в общем-то, да. Уж коли вы разговариваете, то, наверное, и петь можете.

    - Ещё как. Могу спеть.

    - Не надо. Лучше расскажите, как стоматолога судили.

    - Всё началось с того, что большинство граждан возмутились тем фактом, что стоматологи оказались самыми богатыми людьми планеты. В журнале напечатали статью о самых богатых людях и там стоматологи оказались стоящими на первом месте. Это и возмутило большинство граждан нашей планеты. Было решено провести расследование. Назначили самых опытных следователей.

    Они работали пятнадцать лет. В итоге следствие показало, что зубы предназначены не только для того, чтобы жевать и кусать. Зубы это к тому же и индикатор организма, указывающий на то, что человек неправильно питается. И выходило, что стоматолог, вместо того, чтобы указывать людям на то, что они неправильно питаются, напротив - ломал индикатор, тем, что лечил зуб. Естественно, что боль проходила, и человек опять начинал жрать всякую дрянь.

    - А можно узнать, какую дрянь жрал человек.

    - Разную дрянь. Торты, варенье, соленые грибы, вяленую свинину, маринованные сосиски... Да разную дрянь жрал тогда человек. Всего не упомнишь. В общем, человек жрал то, что нельзя было. Естественно, что он вынужден был это жевать. Так вот, зубы и указывали человеку тем, что болели, на то, что он неправильно питается, что он жрёт всякую дрянь. Но человек был настолько глуп, извините за выражение, что не в состоянии был это понять.

    - Он, наверное, потому не в состоянии был это понять, что жрал всякую дрянь.

    - Совершенно верное замечание. Именно поэтому. Человек оказывался в замкнутом круге. С одной стороны он не мог этого понять, потому, что жрал всякую дрянь, а с другой жрал, потому, что не мог понять. Он бы смог понять, если бы конечно перестал жрать, но для этого сперва надо перестать жрать, а для этого надо понять, но как он мог понять, если не переставал жрать. Вы понимаете?

    - Мы-то понимаем.

    - Молодцы. Так вот. Зуб, значит, начинает побаливать, говоря тем самым человеку: мол, остепенись, мол, одумайся и не ешь это.

    - А человек?

    - А что человек. Человек перво-наперво думает, - чтобы ему эдакое сделать, чтобы дальше жрать всякую дрянь. Первое, что ему приходит на ум - почистить зубы.

    - Какая глупость.

    - Глупость ужасная. Однако он идёт в ванную и старательно трёт свои зубы щёткой с зубной пастой.

    - С чем?

    - С пастой.

    - Это какой ещё пастой? Нам не рассказывали.

    - Была такая паста. Продавалась на каждом углу.

    - Зачем продавалась?

    - С её помощью люди стирали эмаль с зубов.

    - Зачем?

    - Чтобы зубы были белыми.

    - Зачем?

    - Это было модно. Модно было иметь белые зубы. Вот сегодня вы об этом не думаете. А тогда это было очень важно - иметь белые зубы. И не спрашивайте меня зачем. Откуда я знаю. Время такое было. Сегодня тоже не всё в порядке, но я же вас не спрашиваю, почему это. Вот и тогда так было. На чём я остановился?

    - На том, что человек чистит зубы, когда они у него болят.

    - Вот именно. Это первое, что ему приходит в голову. Конечно, когда он прополощет рот, когда он потрёт зубы пластиковой щетиной и сотрёт с зуба отпечатки той дряни, что он перед тем старательно им жевал, то индикатор, боль, значит, перестаёт себя проявлять. Ну и он рад тому. И бежит человек доедать то, что не доел. А вот если уже чистка зубов не помогает, тогда человек принимает аспирин.

    - Что, простите, тогда человек принимает?

    - Лёгкое обезболивающее. Забыл вам сказать, что тогда они были разрешены.

    - Разрешены обезболивающие?

    - Только лёгкие.

    - Теперь понятно, почему в то время люди жили в среднем по восемьдесят лет.

    - По восемьдесят? Это в лучшем случае. А так лет по шестьдесят, не больше. Но вернёмся к зубам. Рано или поздно, но и лёгкие обезболивающие уже не помогали человеку. И только стоило ему начать жрать какую-нибудь дрянь, как тут же начиналась нестерпимая боль.

    - Можно вопрос?

    - Пожалуйста.

    - А где человек брал эту дрянь?

    - В магазине. В то время любую дрянь можно было купить в магазине. Это сегодня в магазине продаётся только безопасная для человека жратва, а тогда... Какая только дрянь тогда не продавалась...

    - Расскажите, расскажите.

    - Ну, чего тут рассказывать. Ну, например, икра рыбья.

    - Шутить изволите?

    - Помилуйте. По две с половиной тысячи за кило. Жрали как милые. Ложками черпали с банок и в рот. Те, кто победнее, те конечно на булку мазали, поверх масла. А те, кто побогаче, те ложками; средний буржуа – чайными; крупный землевладелец - столовой ложкой; а олигархия, та - поварешками из тазов кушала. Чёрная, красная... Милое дело. Или вяленая рыба.

    - Это как?

    - Берут сырую рыбу, три дня мочат в солёной воде и сушат. Неделя проходит и можно жрать.

    - Меня сейчас вырвет.

    - Это ещё что. Брали сырую куриную лапу...

    - Достаточно... мы поняли…

    - И жарили ту лапу на сковороде, пока не станет помягче, чтобы жевать было легче. Или вот ещё жир свинячий.

    - Хватит. Мы поняли.

    - От мяса отрезали кусок жира, резали его тонкими ломтями, затем натирали солью, чесноком, перцем и в морозилку.

    - Можно выйти? - спросила девочка.

    - Идите. Так вот, а после этот жир, когда он охладится ели.

    - Вы врёте. Человек не мог настолько опуститься.

    - Человек и ниже опускался. Он не просто ел это, но он этим закусывал.

    - Что, простите, делал?

    - Пил водку и заедал свиным мороженым жиром с солью, чесноком и перцем.

    - Можно и мне выйти? - попросился мальчик.

    - Можно.

    Ребёнок вышел в коридор. Там стояла девочка, та, что вышла раньше.

    - Он ещё рассказывает? - спросила девочка

    - Рассказывает, - ответил мальчик.

    - Давай здесь подождём.

    - Давай.

    В это время старик продолжал пугать детей.

    - В те далёкие времена человек запросто мог есть, что угодно, ну абсолютно всё. Да. Как вспомню, так мурашки по телу. Одним словом - всё кончалось кабинетом стоматолога. Этот изверг, с улыбкой пломбировал зубы, вырывал зубы, вставлял новые зубы. И человек уходил от него довольный, и целый год после мог жрать дальше, не опасаясь никакой боли.

    Но через год, а то и раньше, вновь бежал к своему спасителю. Вот так человек разрушал себя, вот так стоматолог наживался на том, что позволял человеку разрушать свой организм. Комиссии потребовалось пятнадцать лет, чтобы докопаться до истины. Был опубликован отчёт. Народ планеты ужаснулся.

    Восемьдесят пять миллионов добрых людей подали в суд на стоматологию. Процесс длился тридцать пять лет. В итоге стоматология была осуждена на полное забвение, а стоматологам предложено было сдаться добровольно. Большинство так и поступило, а вот меньшинство ушло в подполье.

    Ушедшие в подполье лечили тех, кто добровольно не хотел расставаться со старыми привычками и продолжал жрать колбасу твёрдого копчения, селёдку и прочую подобную дрянь. В конце концов, остался только один. Его поймали на месте преступления, когда он сверлил передний зуб. Взяли с поличным, а потому следствие было недолгим, и дело передали в суд. Интересное было заседание суда. Красиво говорил прокурор. Защитник тоже был красноречив. Но более всего мне понравилась последнее слово подсудимого.

    - Интересно. А можно узнать, о чём он говорил.

    - Он говорил о том... Не помню, если честно... Но вы можете это прочитать. Я захватил с собой газету тех лет. В ней напечатали это его последнее слово. Если интересно, то будьте любезны. А я пошёл.

    Старик уполз. Дети по очереди читали и о чём-то долго и долго думали. Время сегодня такое. Люди почему-то думают долго-долго.

    Рассказ на этом закончен. Но чтобы не оставлять вас в неведении, предлагаю самим вам прочитать это так называемое "Последнее слово подсудимого". Есть в нём что-то, что заставляет задуматься над тем что было, что есть и тем, что будет вскоре и очень-очень нескоро.

18

    Последнее слово подсудимого .

    Друзья. Люди. Те, кто пришёл сегодня в этот зал. Задайтесь вопросом. За что меня судят? И кто? Судят за то, что спасал от боли. Судят те, кого спасал. Вы не находите это странным? Вам не кажется, что в этом есть какое-то свыше данное? Нет? Не кажется? Но в чём смысл врача, в чём предназначение меня, как стоматолога, как не в том, чтобы обезболивать? А?

    В противном случае, зачем вам врачи? Зачем они вам, если только не обезболивать? Вы об этом не думали? У вас начинает что-то болеть, и вы бежите к врачу. Но зачем? Зачем вы к ним бежите? Вы не задумывались? А я скажу вам, зачем вы к нему бежите. Вы бежите к нему за тем, чтобы он вам устранил боль.

    Но, когда вы к нему бежите? Тогда бежите вы к нему, когда уже сами не способны эту боль устранить. Как это мило. И после того, как врач вам поможет, вы его судите. Как это мило. Я вижу, в этом зале сидит много разных врачей. Вон вижу окулист, вон отоларинголог, вон нейрохирург, вон терапевт. Господи, сколько вас здесь? Нет только нашего брата, нет стоматолога, нет дантиста. Повывели. Потравили.

    Ну что ж. Сегодня пришла и моя очередь. Только задумайтесь над тем, что завтра придёт и ваша. И года не пройдёт, как вас всех, слышите, всех изведут. Глупцы, слепые ежи, неужели вы не видите, неужели не понимаете, что сегодня судят не меня, что сегодня судят не стоматолога, но всю мировую медицину. Неужели до вас не доходит, что я, что стоматология только первый шаг на пути полного искоренения медицины в её сегодняшнем виде. Нет? Не доходит? Счастливцы.

    Неведение ваше даёт вам право чувствовать себя спокойно, но напрасно сие спокойствие. Вижу. Костры по миру, где горит всё, что нажито не одним тысячелетием. Костры. Они сделали свой первый шаг и их уже ничего не остановит. Спасибо за внимание. Я закончил.

Лето двести пятнадцатого года от воплощения мечты на всей планете.

---------------

    P.S. Пророчество стоматолога сбылось. Не прошло и года, как взялись за всю медицину и в первую очередь начали с фармации. Была запрещена продажа и изготовление любых обезболивающих и прочего дерьма, разрушающего организм человека и устранявшего следствие, а не способствовавшего выявлению причины.

    То же постигло и врачей. Более мне сказать нечего. Что касается старика, ну того, что рассказывал детям все эти сказки, весь этот бред, то по дороге домой он помер. Его затоптала проходящая мимо демонстрация трудящихся всех стран.

    Вот так, на сто пятьдесят первом году жизни скончался видный общественный деятель. И, хотя о мёртвых либо хорошо, либо никак, всё же позволю себе заметить, что слушать то, как он читал своим беззубым ртом свои рассказы, было действительно смешно. А так более добавить и нечего.

    Чуть не забыл. Стоматолога приговорили к пятнадцати годам каторги. Сегодня у нас, знаете ли, неплохие каторги имеются. Рекомендую ознакомиться.

---------------

    - Очнитесь сударь, очнитесь, - услышал я громкий голос.

    Я открыл глаза. Передо мной стоял седой ребёнок и протягивал мне мои ботинки.

    - Берите, сударь, и верните мои тапки, - требовал ребёнок. - И советую вам поторопиться. Отправка в мир грёз и воплощённых желаний начнётся через десять минут.

    Я схватил ботинки, которые мне протягивал мальчик. Ботинки были не мои. Более того, это были даже не ботинки, а галоши. Но выбирать было некогда. Я напялил галоши, пожал руку пареньку и быстро помчался на площадку отправления. Я успел вовремя. Через минуту, все, кто находился на площадке, были в мире грёз и воплощённых желаний.

19.

    Благо всем. Восемьсот семьдесят баков по Великой Империи и в видение популярнейшая программа "Жизнь - игра " и я, Уолтер Байер, её бессменный ведущий, снова с вами. На восемьсот семидесятом баке я веду репортаж о грандиозной игре с площадки № 327. Это наиболее привлекательная площадка для наших зрителей. Здесь игроки отдают себя игре целиком и полностью. Здесь, ради победы, играющие готовы жертвовать, чем угодно. Здесь не возможен подкуп судей. Как и невозможны договора среди игроков и тренеров.

    Здесь, во имя игры, ради игры, игрок готов жертвовать даже главной целью своего пребывания на площадке. Более того, в большинстве своём, играющие уже не помнят главной цели своего пребывания на площадке, площадке №327, или, как её часто называют сами игроки " Планета Земля ". Большинство наших зрителей, конечно же, знают правила и условия игры, проводимой на триста двадцать седьмой площадке.

    Для тех, кто впервые видит нас, я дам все необходимые пояснения. Главное, чтобы все вы были с нами и наслаждались видимым. Более потрясающего зрелища вы не сможете увидеть нигде. В игре на площадке №327 соединены воедино всевозможные жанры. Здесь и смех и слёзы, насилие и вседозволенность, величайшая храбрость и унизительнейшая трусость. И многое-многое другое, и всё ради только одного - ИГРЫ. Присоединяйтесь к нам и наслаждайтесь великолепным зрелищем с площадки №327, а именно "Планеты Земля".

    Итак. Идёт уже шестой период. Несколько слов о том, как развивались события в первых пяти периодах. На первых баках первого периода зрелище, безусловно, было не столь привлекательно. Сказывалось и малое число участников, и неопределенность правил. Всё это многие из вас, наши дорогие зрители, видели и справедливо высказывали свои претензии в адрес редакции нашей программы.

    Учитывая ваши пожелания и, единственно стремясь доставить вам, нашим зрителям, как можно больше удовольствия, мы сделали всё от нас зависящее, чтобы игра приобрела тот вид, какой она имеет теперь. Но мы не собираемся останавливаться на достигнутом. Количество периодов не определено. Какой будет последним, не знает никто. Но в этом и заключена вся прелесть этой игры.

    Неожиданность - вот наш главный козырь. Ни зрители, ни участники никогда не смогут предугадать, как будут развиваться события. Более того, всё происходит именно так, как менее всего ожидается, а, если быть точнее, как не ожидается вовсе. А потому, мы сделаем всё от нас зависящее, чтобы довести эту игру до его, если так можно выразиться, нелогичного, непредвиденного, а главное, неожиданного и наиабсурднейшего конца. Но хватит слов. В вашем видении площадка №327, и её наиболее интересный сектор. Мы встретимся с вами через один бак, а пока реклама.

    В видении запестрел образ Уолтера Байера, к слову, очень похожего на бывшего директора сто первого канала, и пропал. Вместо него появился образ Виктории. Первой красавицы Великой Империи и бессменной ведущей рекламного видения. Если вы внимательней присмотритесь к Виктории, то без труда узнаете в ней Ларису. Да, ту самую, которая с Олегом и Гарри распустила сектор 19-21.

    В этот бак Виктория рекламировала новейшую систему видения. Вещь действительно хорошую, безусловно, необходимую, но явно завышенную в цене. Шутка ли, отдать за видение двенадцать баков. Это было по карману не многим в Великой Империи. Средний доход на Глана составлял один бак в тон.

    Глан - это член Великой Империи. А тон - это максимально возможная и допустимая норма работы без отдыха. Бак - это единица существования во времени. В среднем, если переводить бак на земные года, то он равняется, примерно, одному миллиону лет. Два бака - это тот минимум, который отводится на перерывы между тонами.

    А потому вы видите, друзья, что если на вашем счету нет хотя бы трёхсот баков, то вы вряд ли сможете себе позволить приобрести новейшую систему видения, даже у такой красавицы, какой является Виктория - одна из состоятельнейших гланов в Великой Империи. На её счету, по грубым подсчётам Имперской Службы Контроля, было что-то около восьмидесяти миллионов баков. Кроме того, а может благодаря тому, Виктория входила в Главный Совет Управления Великой Империей. Пост, занимаемый ею в Совете, делал её труднодоступной даже для Имперской Службы Контроля.

    Но вот и Виктория растаяла, и в видение вновь возник Уолтер Байер. Да, теперь уже с уверенностью можно сказать, что это именно он - бывший директор сто первого канала, самостоятельно покончивший свою земную жизнь слишком большой дозой героина. Но ему всё же удалось осуществить свою мечту и создать-таки нечто сверхудивительное на телевидение, пусть даже не на Земле, а в мире грёз, но ведь не случайно - это и есть мир свершившихся желаний.

    - Итак, вся Земля играет в эту безумную игру, - говорил Байер. - Участником игры уже стал практически каждый, абсолютно каждый её житель. Ещё один бак назад правил игры было много. Но теперь их всего два и они очень просты.

    Каждому вновь вступающему в игру дается определенное количество, так называемых, возможностей. Цель - увеличить это количество любым способом. Других правил нет. Как именно увеличить свои возможности каждый решает сам. В зависимости от принятого решения определяются способы и методы. Можно было выбрать так называемый честный путь. Это когда следует действовать по неким определенностям, называемым закон или конституция.

    Можно было выбрать более рискованный вариант игры, когда никаких ни условий, ни определений не существует. Можно было вообще не заботиться о том, чтобы увеличивать свои возможности, а наоборот, заботиться об их сокращении. Для таких было придумано множество способов, придумано, кстати, теми, кто стремится к увеличению своих имеющихся возможностей.

    К этим способам можно было отнести, к примеру, алкоголь, наркотики, табак и прочее тому подобное. Но всё это было в пределах правил. Итак. Игра началась. Мы ведём репортаж о шестом периоде игры.

20.

    - Всё это уже надоело, - сказал Свен и отключил прибор видения. - Одно и тоже. Ничего нового.

    - Тебе что-то не нравится? - спросила его жена, Луара.

    - Что-то? Мне всё не нравится. Байер себя исчерпал. Ему уже давно пора сменить работу.

    - Ты же знаешь, что он никогда этого не сделает, по крайней мере, добровольно.

    - Знаю. Кто уйдёт с такого места добровольно? Я слышал, что ему за один тон платят около семи тысяч.

    - Но, дорогой, ведь у них и расходы очень большие.

    - Чушь всё это. Расходы ... Это, милая моя, не расходы. Это смысл существования. Ни ты, ни я не можем позволить себе потратить двести тысяч, чтобы только оказаться на какой-либо из площадок.

    - Ты не справедлив. Тебе никто не мешает зарабатывать больше. Тогда ты тоже мог бы выбрать для своего отдыха любую площадку.

    - А я, представь себе, не хочу больше зарабатывать. Мне вполне хватает того, что у меня есть.

    - А что у тебя есть? Счёт на полторы тысячи? Это, по-твоему, достаточно? И, хочу тебя обрадовать, по поводу этого счёта тебя спрашивали.

    - Кто?

    - Попробуй догадаться, милый, это не так уж сложно.

    - Ты хочешь сказать, что мною заинтересовалась Имперская Служба Контроля?

    - Именно это я и хочу сказать. Инспектор сказал, что зайдёт попозже.

    - Им что, заняться больше некем?

    - Просто ты - неудачник, Свен. Совсем не можешь за себя постоять.

    - Не называй меня Свеном.

    - Как же прикажите вас называть?

    - В данном случае можно было обойтись без имени. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

    - Хорошо, любимый, не будем ссориться. Мне просто не понравилось, что ты отключил видение. При этом даже не спросил меня. Как будто меня здесь нет.

    - Ну, извини. Я и подумать не мог, что тебе может это понравиться. А что именно тебе понравилось, если не секрет?

    - Ты явно чем-то расстроен. Раньше ты так не говорил, а смотрел как все. Слушай, а ты случайно не делал ставок?

    - Отстань.

    - Так. Теперь всё понятно. А я-то, дура, думаю, что же это с моим дорогим происходит. Сколько ты проиграл?

    - Отвяжись.

    - Ты прекрасно знаешь, что я не отстану. Ну, так сколько?

    - Тысячу ... Я, понимаешь, был уверен, что не ошибусь. Вот я и поставил тысячу.

    - А вышло всё не так, да?

    - Ну, хватит злорадствовать. Я не только для себя. Я и для тебя старался.

    - Посоветоваться-то ты мог?

    - Да ты пойми. Я же был увёрен на сто процентов.

    - Уверен. Что теперь делать думаешь? У тебя ведь осталось всего двести баков.

    - Двести, двести ... Без тебя знаю, что двести... Слушай... У меня идея одна есть.

    - И сколько думаешь поставить?

    - Ты же знаешь... У меня только двести... Я на тебя рассчитывал...

    - Ну уж коли ты на меня рассчитывал, то вот что я тебе скажу, забудь.

    - Ты полагаешь, что я настолько глуп?

    - Я не об этом. Ты пойми, что сейчас все в Великой Империи будут ставить на этот исход.

    - Так-то уж и все?

    - Да, представь себе... Я, милый...

    - Не называй меня милым.

    - Хорошо. Не буду... Я тоже, если честно, хотела поставить на то же...

    - Врёшь?

    - Зачем мне тебе врать? Ведь вся суть игры в том и заключается, чтобы произошло что угодно, но только не то, что ожидают. Ты, как только мне предложил поставить на то же, на что и я собиралась ставить, так меня прямо как осенило. Ну не может быть, чтобы мы вдвоём решили поставить на выигрышный вариант. Понимаешь? Этого просто не может быть.

    - Кажется, понимаю. Ты знаешь, детка...

    - Не называй меня этим похабным словом - детка. Терпеть его не могу. Откуда ты его только откопал?

    - Не важно. Но хорошо, не буду называть тебя деткой.

    - Да уж сделай одолжение.

    - Ни ёрничай. Тебе это не идёт. И не перебивай. Я ж тебя не перебивал.

    - Хорошо. Извини. Я слушаю.

    - Так вот. Мне кажется, что в чём-то ты права. Но я не понял, что конкретно ты предлагаешь.

    - Конкретно я предлагаю сорвать банк. Тебя это устраивает?

    - Ты хочешь сделать ставку на сценарий?

    - Вот именно, что на весь сценарий.

    - Но ведь для этого нужно точно угадать судьбу каждого героя.

    - Совершенно верно. Это я и хочу сделать.

    - Но ведь это невозможно угадать.

    - Здесь ты прав. Угадать это невозможно. Но я и не собираюсь угадывать.

    - Что же тогда ты собираешься делать?

    - Если я буду делать ставку на весь сценарий, то я буду заранее знать, чем всё это закончится.

    - Каким образом ты это узнаешь? Ведь этого не знает никто. А потом деньги. Где ты возьмёшь столько денег? Ведь ставка на сценарий утверждена Советом Управления. Ведь это двести тысяч баков. Где ты их возьмёшь?

    - Потом я тебе всё объясню. Сейчас главное проверить одну вещь.

    - Какую вещь? Луара, ты меня заинтриговала. Ну не темни. Я чувствую, что ты что-то придумала...

    - Ты понимаешь, я уверена, что знаю, как определять, чем и как, и что закончится. Но мне нужно проверить кое-что, прежде чем я всё тебе расскажу. Хорошо? И ты мне поможешь. Согласен?

    - Согласен. Но чем я могу тебе помочь?

    - А вот чем. Давай сейчас вспомним то, что мы смотрели.

    - Давай. А зачем?

    - Потом скажу. Итак. Прежде посмотрим всё ещё раз, Свен, согласен? Надеюсь, что ты не забыл поставить программу на запись?

    - Луара, ты меня, конечно, прости, но мне иногда кажется, что я для тебя выгляжу каким-то идиотом?

    - Это не так. Просто я сейчас слишком волнуюсь. Со мной такое бывает всегда, когда ко мне приходит какая-нибудь грандиозная идея, понимаешь? Не обижайся, включай повтор.

    - Режим повтора тот же?

    - Нет, лучше противоположный.

    - Хорошо.

    - Останови здесь. Ты видишь. Суть в том, что нам уже дают готовое решение.

    - Как это?

    - Просто. И ты, и все думаете одно и то же.

    - А что мы думаем.

    - Вы думаете, что знаете, что будет, или что может быть.

    - А суть в том, что ничего из того, что ты, или они, или я, или мы думаем, никогда не случится.

    - Как это? Ведь если бы так было, то никто никогда бы не выигрывал?

    - А никто и не выигрывает. Это скорее как пирамида. Как снежный ком. Всё больше и больше участников, всё больше вложений, вот только результата никакого.

    - Не понимаю.

    - Всё очень просто, Свен. Дурная бесконечность.

    - Не понимаю я этого. Дурная бесконечность, недурная бесконечность. Естественно, что игроков больше. Людям нравиться играть. Ты открой бюллетень результатов. Ведь там точно указывается, кто и сколько выиграл.

    - Всё правильно. Одно "но". Это не те, кто выиграл. Это те, кто получает выигрыш. Но они не играли. Вот ты играл, а они нет. Это ты полагал, что будет то-то и то-то, а они - нет.

    - Но ведь ставку-то они делали?

    - Пойми. Ведь площадка 327 - не вымысел, не программа. Она реальна так же, как реальны мы с тобой.

    -Ты чушь говоришь. Как может это быть реальным? Подумай. Тебе только что в повторе показали этих землян, но только в другой ситуации.

    - Они никуда не девались. В этом-то всё дело.

    -Ты говоришь о параллельном мире?

    - Нет никакого параллельного мира. Любое представление о параллельном мире, нашем или каком другом, всё не более чем больная фантазия. Собственно и это я называю дурной бесконечностью.

    - Что значит эта твоя дурная бесконечность?

    - Дурная бесконечность значит придумывание всё более и более нового. Ну, я не знаю, как это объяснить. Сегодня параллельные миры, завтра ещё какие-нибудь. Ведь даже ты думаешь, что площадка 327 - не более чем плод чьего-то воображения. Что вот так просто ты можешь взять и стереть её или то в ней, что тебе не нравится. На самом деле ты ничего не можешь. Ни стереть, ни уничтожить. Ты даже создать ничего не можешь.

    - Я сейчас возьму пульт, нажму кнопку, и ты попрощаешься со всем, что только что видела. Так, Луара?

    - Всё так. Только этим ты не их уничтожишь, но себе помешаешь их видеть. И пойми, что то, что мы только что с тобой видели, есть не что иное, как наше будущее. Более того, если уж говорить о нашем с ними сравнении, то оно будет не в нашу пользу.

    - Что ты хочешь этим сказать?

    -Только то, что мы по отношению к ним находимся на гораздо более низком уровне существования. Подумай, что решают они, а что мы.

    - Что значит решают?

    Ну, значит - преодолевают трудности. Какие трудности преодолеваешь ты, а какие они. И что получают в результате преодоления своих трудностей они, а что мы.

    - Они - деньги, а мы - вечное существование.

    - Господи, ну до чего же ты тупой. Сколько раз я тебе говорила, что надо учиться. Нельзя же вечно оставаться в неведении.

    - Зачем мне учиться. Смысл? Получать больше от этого я не буду. А тратить зря баки, смысла нет.

    - Ладно. Не будем снова об этом. Суть в том, что и мы, и они в результате своей деятельности обретают те или иные способности. А деньги не имеют к этому никакого отношения. Более того, денег вообще может не быть. Суть не меняется.

    - Да, а ты попробуй их не иметь. Ещё пара тысяч и всё, тебя нет. Что тогда.

    - Вот именно, что тогда? Ну и что тогда? Что?

    - Э, да ты никак решилась на добровольное ухождение.

    - Слово-то какое гадкое, добровольное ухождение. Не на что я не решилась. Только смысл в том, что я существую и в том, что существует тот же землянин противоположный. Неужели ты этого не видишь?

    - Не понял? Ну и в чём их смысл, а в чём наш?

    - Наш смысл не стать ими, а их не стать нами. Мы движемся в противоположном направлении. Смотри простой пример. Они верят в Бога, а мы нет.

    - Ну, во-первых, они не все верят в Бога.

    - Все, только некоторые это скрывают, кто тайно, а кто явно. Но нам нет смысла верить ни в какого Бога. А знаешь почему?

    - Нет.

    - Мы - бессмертны. Мы - вечны. Мы всегда были и всегда будем. Это и есть низший уровень. Хочешь выше - простись с вечностью.

    - И поверить в Бога? Глупая, если это и есть то, что ты получаешь как знания, то мне они и даром не нужны.

    - А что тебе нужно?

    - Баки и только баки.

    - А сколько тебе надо баков?

    - Чем больше, тем лучше.

    - Договорились, но только учти, что после ты сам пожалеешь об этом. Для начала необходимо внести полную ставку на сценарий.

    - Но ведь это 200 тысяч.

    - Правильно. Нам нужно сперва выиграть двести, а потом их и поставить.

    - Ну, в этом ты не оригинальна. Таких как ты - бесконечность. И все мечтают выиграть.

    - В том то и дело, что я не мечтаю выиграть. Только поэтому я и выиграю. Помнишь, я тебе рассказывала, как я попала сюда.

    - Не помню. И что значит это твоё - "попала сюда"? - спросил Свен.

    - Дело в том, что я не всегда была здесь, в этом мире.

    - А где же ты была?

    - Там, на Земле.

    - Ты была на площадке 327?

    - Можешь так её называть.

    - Но, как? Ты купила тур?

    - Я жила там, Гарри. Поверь. Это правда. Месяц назад я это поняла. Случайно, я не обналичила свой счёт. На нём оставалось чуть больше одного бака. Вернее счёт я обналичила, я перевела десять тысяч в Имперский банк, но он ещё не дошёл.

    - И что случилось?

    - Я потеряла сознание. Вернее, моё сознание раздвоилось. И вот в том, втором, я увидела себя стоящей возле зеркала. Я смотрела на себя в зеркало, но там, в отражении, я была другой. Я была той, какой когда-то уже была. И тогда я вспомнила.

    - Вспомнила что? - не понимал Свен.

    - Вспомнила, как попала сюда.

    - Можно поподробней?- попросил Свен.

... Продолжение следует.

Copyright © Михаил Лекс 2003 - 2007 год, Санкт-Петербург