Вчера было решено, что обряд невозможно проводить в церкви, не подходили ни лес, ни источник, где он мог стать похожим на языческий ритуал. Потому выбрали большое песчаное поле за городом, на котором ничего не росло, кроме слабой, почти не поднимающейся от земли травы и небольших кустиков крошечных голубых цветов, что создавали впечатление огромного нежного ковра.
От любопытных глаз горожан поле отделяла череда берез и непролазный высокий шиповник. В этих зарослях еще с вечера Петр, Потап и Григорий прорубили тропу, по которой проехал возок. Люди вышли, Клыков провел лошадь под уздцы на площадку среди кустов, подготовленную тогда же, перебросил поводья через толстую ветку, закрепив их.
Из колымаги он достал торбу с сеном, насыпав основательной горкой под ногами лошади, рядом поставил тяжелое деревянное ведро, в которое налил воды из фляги, бросил на дно тяжелый камень, чтобы случайно не перевернулось.
С удовлетворением оглядел проделанную работу — животное спрятано, у него есть еда и питье, на всякий случай путь отступления для молящихся был подготовлен.
Григорий прошел по узкой тропе за остальными и неожиданно был поражен красотой открывшегося перед ним зрелища. В удивительной тишине, под лучами неяркого еще солнца, нежилось переливающееся маленькими радугами поле. Там, среди цветов, стояла группа людей, которую он видел как будто в первый раз.
Выражение угрюмости, подозрительности, недоверия покинуло их. Лица светились покоем и благоговейным ожиданием, готовясь обратиться к Богу с просьбой о милосердии для всех живущих. Клыков не стал подходить к ним, не желая нарушать то состояние возвышенной отрешенности, которое охватило собравшихся.
Отец Михаил с просветленным лицом приблизился к стоящему неподалеку Петру. Священник положил свою сухую руку на плечо кожевника, вглядываясь светлыми голубыми глазами в его суровое лицо:
— Я знаю, Петр, что ты не устрашишься никакой опасности, как и твои верные товарищи. Вы победите Зло мечами, ибо с вами будет Божья сила, правда на вашей стороне. Ведь сказано — “Благословение Его покрывает, как река и, как потоп, напояет сушу». Иди, ничего не опасаясь, мы же обратимся к Тому, Кто держит в руке Своей жизнь и смерть каждого.
Петр наклонил голову, с почтением выслушав слова священника, затем, простившись с ним, направился к Григорию. Они покинули поле, возвратясь по тропинке к дороге, где уже ожидали Хорс с Оксаной, Потап и Федотка.
Поле почти со всех сторон было окружено непроходимой чащей леса, перемежающимся болотистыми топкими местами. Они грозили смертью любому, кто по неосторожности забредет туда. Возле рощи же, через которую, прорубившись топорами, можно было попасть на поле, встречались три дороги, ведущие в город из небольших дальних деревень.
Редко появлялись на них путники, вряд ли эти проселки даже заслуживали название дорог, однако Петр на всякий случай расставил там часовых, чтобы никто не помешал собравшимся на поле.
Одну из них сторожили Григорий с Федотом, другую — Хорс с Оксаной, на третью кожевник направил Потапа, собираясь присоединиться к нему. Однако плотник запротестовал:
— Предосторожность твоя понятна, но вряд ли враг здесь появится. Если же и увижу кого, кто вознамерится на поле пробиться — сам сумею остановить. Тебе же следует быть рядом с теми, на поле. Ты собрал их всех, тебе они поверили. Им надо знать, что ты рядом, поддерживая в их решении.
Петр, прислушавшись к словам друга, вернулся по тропе в рощу, на молящихся взглянул только издали, не желая отвлекать их.
Он подошел к лошади, погладил ее жесткую, теплую от солнца гриву, шелковистые уши, тихо, успокаивающе поговорил с ней. Внимательно оглядываясь по сторонам, он заметил единственный молодой вяз, выросший среди берез, подивившись, что вчера даже не заметил одинокое деревце.
Петр чувствовал, что растущее напряжение постепенно охватывает его, сменяя утреннее спокойствие. Он не знал, что должно произойти и вдруг сомнение охватило его — да случится ли вообще что-то?
Бездействие угнетало, но кожевник понимал — он сделал все, что мог, дальнейшее не зависит от его усилий. Остается только ждать, надеясь на лучшее. Петр стоял среди деревьев, заложив большие пальцы рук за пояс, чутко прислушиваясь к царящей вокруг тишине, напряженно ожидая каких то событий.
И только Петр подумал об этом, как увидел Световида, небрежно прислонившегося к широкому стволу вяза. То ли нарочно, чтобы позлить, то ли случайно так вышло, но истукан принял излюбленную позу самого Петра — слегка расправив плечи и задумчиво опустив голову.
При этом он предавался занятию, которое было совершенно не свойственно кожевнику — с тщанием обтачивал ногти маленькой пилочкой. Последние в этом нуждались, однакоже не было заметно, чтобы сей процесс хоть чуточку пошел им на пользу.
Поняв, что Петр заметил его, Световид осведомился с досужим любопытством:
— А чего это ты так радуешься, Петенька?
Отвечать на этот вопрос кожевник не стал, только бросил взгляд на своих товарищей и понял, что снова никто вокруг не видит беса, тот явился только ему.
— Снова пришел меня запутывать, с толку сбивать? — спросил Петр. — Не хочется тебе, чтобы молебен, угодный Господу, проводили?
— Да мне как-то все равно. А насколько ересь твоя Богу угодна — у Патриарха Московского спроси, он тебя живенько на костер определит, вместе с батюшкой Михайло.
Внезапная мысль пронзила Петра. Он подступился к Световиду и схватил того за грудки:
— Что тебе известно, идол? — проревел он. — Опять какую-то гадость учуял, как в прошлый раз?
— Так ты же мне не поверил тогда, — отвечал собеседник, растаял, проходя сквозь пальцы Петра, и снова возник у другого дерева. — С чего теперь спрашиваешь.
— Хватит игрушки играть, — воскликнул кожевник. — Прямо говори — удастся молебен или нет?
— Про это не знаю, — Световид смахнул с ногтя невидимые опилки и полюбовался им. — Конечно, порой мне открывается будущее, но только иногда, если речь идет о судьбе отдельных людей. Про исход ритуала я ничего не могу увидеть, хоть у Хорса спроси. Впрочем, и не хочу — надо оно мне очень.
— Тогда зачем явился, идолище?
— А разве не помнишь, Петенька, с чего наша дружба-то началась?
Это слово неприятно ударило по ушам кожевника, но дело было слишком важным, чтобы отвлекаться на мелочи — тем более, он знал, что Световид с превеликим удовольствием уведет разговор в сторону.
— Я показал тебе, как добро борется со злом — помнишь ангела и диавола, что стены твои покрошили, горшки да склышечки перебили? А теперь вспомни, кто из них тогда победил.
Кожевник задумался, и понял, что ответить на этот вопрос не может — обе фигуры, темная и светлая, исчезли прежде, чем он успел увидеть окончание их битвы.
— В том-то и дело, Петенька, никто. Знаешь наверняка, что борьба между добром и злом вечная. А задумывался ли, что это значит?
Он хитро посмотрел на собеседника, но тот не доставил ему удовольствия ответом, поэтому Световид сказал:
— Да то, Петруша, что она бессмысленная. Сегодня бьются свет с тьмой, завтра, и через год, и через тысячу лет... А зачем, зачем, коли никто победить не может?
Он погрозил пальцем с надгрызенным ногтем.
— А теперь спроси, кто в этой борьбе проиграет. Ты! И все честные люди, которые пытаются быть на стороне добра. Вы словно солдаты, пушечное мясо, в войне, которую никто не желает выигрывать, а ведут сугубо ради самой войны. Не задумывался над этим?
Захватывающий фэнтезийный
боевик.
Эта книга много недель находилась в списке
бестселлеров Ozon'a.
В настоящее время, ее нет ни в одной из
он-лайновых библиотек.
Все в Москве знают купца
Григория Клыкова.
Да только людям невдомек, что раньше он был
разбойником,
а его помощник, Федотка, — не человек вовсе, а
лесной оборотень-корочун…
Все права на произведения,
опубликованные на сайте и в рассылке, охраняются
в соответствии с законодательством РФ, в том
числе об авторском праве и смежных правах. Любое использование произведения, полностью или частично, без разрешения правообладателя
запрещается.