Перейдя овраг, Копылов повернул в узкую улочку, в конце которой, на пустыре, высилась заброшенная колокольня. Петр удивился:
— Зачем Максиму встречаться со мной в таком месте? Уж ежели рядом был, мог в дом зайти, там поговорить.
Тот не ответил, и Петр молча последовал за ним, подумав, что Копылов, возможно, о планах Максима не осведомлен. Войдя в гулкую пустоту деревянного строения, где сквозь местами провалившуюся кровлю падали широкие лучи солнечного света, Петр остановился в недоумении, ибо помещение было пусто.
Он встретил тяжелый взгляд коричневых тусклых глаз, почти терявшихся между густой бородой и клочковатыми бровями, чувствуя, как волна гнева за глупую доверчивость охватывает его, но выразить свое негодование не успел.
Копылов сказал, что о его дружбе с Максимом узнал от других монахов, потом и сам Грек подтвердил свое уважение к Петру, рекомендовав его как человека надежного в любом деле.
При этом он достал из отворота длинного рукава кафтана печать с изображенными на греческом языке словами: «разум и вера». Ее всегда ставил на сургуче своих писем Максим, который и объяснил Петру значение неизвестных слов.
Грек очень дорожил печатью, сделанной для него из особого, необычайной твердости дерева, далеким афонским другом, тоже монахом.
При виде знакомой вещи, с которой Максим никогда не расставался, Петр убедился в правдивости слов Копылова, но все же с некоторым раздражением заметил, что незачем прятаться, можно было обо всем переговорить в мастерской, ибо Спиридону он доверяет так же, как себе.
Однако Геннадий рассудительно заметил, что его уполномочили говорить только с Петром. Отнюдь не сомневаясь в порядочности его сына, он не мог нарушить полученное указание, тем более, дело тайное, крайне важное.
Признавая, что в словах Копылова есть свой резон, даже уверившись, что Грек знает о его миссии, Петр все же не мог избавиться от чувства досады, неприятной уверенности, что его опять втягивают в какое-то опасное дело, так не вовремя, когда сын только начал подниматься и нуждался в нем.
Не сдержав себя, он нетерпеливо и подозрительно заметил:
— Ты, боярин, все говоришь, говоришь, а до дела никак не дойдешь. Что нужно от меня, кто этого требует и зачем? Я ведь не солдат наемный, которому заплатили, и он отправился воевать. Возможно, ни дело твое боярское, ни заботы твои меня вовсе не касаются, у меня своих больше, чем нужно.
Однако Копылов жестко отчеканил:
— В свое время все узнаешь, однако наперед должен я проверить, крепок ли ты в вере христианской.
Поскольку этот вопрос предполагал сомнение в вере Петра, тот пришел в еще большее негодование. Вдобавок ко всему, Копылов не понравился ему сам по себе — напористостью, еле уловимой снисходительностью, подозрительностью, ясно читаемой в его глазах.
Потому, с запальчивостью отрезав: «Мало людей вправе проверять меня, а ты явно не из их числа будешь», кожевник направился к выходу.
Не сделав и нескольких шагов, был остановлен ледяным голосом:
— Не дело порохом вспыхивать, когда речь идет о государевых интересах. Здесь осторожность нужна, обстоятельность, а поспешание не только вредно, но равносильно предательству. Царское поручение нельзя исполнять впопыхах, а тем более, когда чувства разум застят. И коли ты этого не понимаешь — что ж, и правда, для дела не подходишь. Впрочем, здесь и моя вина — знал, что с твоим сыном произошло, как много пережить пришлось, видно, не ко времени явился. Однако прощай, мне и об этом говорить не следует.
Петр замешкался. Не потому, что задели его слова Копылова, но тот упомянул о беде сына, возможно, знает что-то о черве, да не признается, пока кожевник не выполнит поручение боярина.
Да какими пустяками против возможности излечить сына стоят надменные слова или неприязнь к едва знакомому человеку. Петр все сделает, ежели есть хоть малейшая надежда на то, что Геннадий сможет Спиридону помочь.
— Вопрос о крепости веры твоей возник не случайно. Напрасно думаешь, что я желал оскорбить тебя. Видели тебя добрые христиане с иезуитом, Луиджи Патрици, с которым ты разговаривал, как с хорошим знакомцем, если не другом.
Обернувшись, Петр негодующе воскликнул:
— Да что же это за христиане такие, сплетники да доносчики, даже в Домострое это осуждается!
Впрочем, возмущение его тут же и угасло, как только вспомнил о возможных знаниях боярина. Он молча выслушал строгий ответ:
— Радение о чистоте веры превыше всего, в том числе требований дружбы и даже норм морали. И потому даже если малейшие сомнения возникли, ты должен доказать свою искренность.
— Что же я должен сделать? — спросил Петр, ловя себя на нечестивой мысли — вот ужо свернуть бы тебе шею, вьюн, сразу на земле чище станет.
Тот с готовностью, видно, что заранее все продумано, ответил:
— Живет в городе старый еврей, Малелеил. Много лет назад один боярин заложил у него серебряный крест, коего касался сам апостол Петр, в честь которого ты и был назван. Боярин происходил из семьи славной, в вере крепкой, да оказался дурной овцой в стаде. Пил много, гулял, все свое состояние промотал, и был вынужден обратиться к ростовщику. Денег на то, чтобы выкупить крест, у него потом так и не нашлось, да он, надо признать, и не очень об этом думал. Так и остался крест у еврея. Теперь надобно вернуть
его в лоно церкви. Негоже святой вещи лежать вместе с хламом, тем более, у человека другой веры.
Петр с удивлением заметил:
— Ежели крест в закладе, почему вы не выкупите его?
Копылов разочарованно пожал плечами:
— Сколько ни пытались, все не удается. Семья Малелеила много пострадала от боярей, потому теперь он и не хочет иметь с нами дела. Но вот если придет человек со стороны, в котором он не заподозрит нашего посланника, наверняка согласится.
Петру так и не стало ясно, в чем именно состоит его испытание -великие дела, выкупить заложенный крест. Он понимал, что Геннадий многого недоговаривает, но вместе с тем не нашел ничего дурного в его просьбе. И действительно, не место святой вещи в лавке процентщика.
Копылов, приподняв полу кафтана, снял с пояса увесистый мешок с деньгами, назвав сумму, которой было более чем достаточно для выкупа, даже если ростовщик заломит втридорога. Геннадий, передавая кошель, не забыл подчеркнуть степень высокого доверия к Петру, который тут же подумал:
«Ох, вертишь ты что-то, друг. То испытывать собираешься, то о доверии речь ведешь. Сомнительная птица ты, боярин, да уж ничего не поделаешь. Впрочем, если что подозрительным покажется, могу вернуть деньги в любой момент да и распрощаться с ним.»
Подумав так, на всякий случай спросил, где найти боярина в случае надобности, тот без колебаний назвал свой дом, однако удивился:
— Да что может быть не так? Дело-то совершенно простое и безопасное. О встрече с Малелеилом уже договорено, назначенный час близок, нужно спешить.
Захватывающий фэнтезийный
боевик.
Эта книга много недель находилась в списке
бестселлеров Ozon'a.
В настоящее время, ее нет ни в одной из
он-лайновых библиотек.
Все в Москве знают купца
Григория Клыкова.
Да только людям невдомек, что раньше он был
разбойником,
а его помощник, Федотка, — не человек вовсе, а
лесной оборотень-корочун…
Все права на произведения,
опубликованные на сайте и в рассылке, охраняются
в соответствии с законодательством РФ, в том
числе об авторском праве и смежных правах. Любое использование произведения, полностью или частично, без разрешения правообладателя
запрещается.