В Михайлов. Произведения

ЛАБИРИНТЫ ДВУНОГОЙ КРЫСЫ

Окончание: 


АВТОПОРТРЕТ КИСТЬЮ МАЛЯРА. СБЛИЖЕНИЕ


Чаще всего они появляются ночью. Стоит только проснуться. Поводом может быть
все, что угодно: желание встать в туалет, слишком страстные и от этого слишком
громкие стоны соседей справа, возня детей у соседей слева, чьи-то пьяные разборки…
Мизантропия начинается с соседей и родственников. Сначала в голове появляется
легкий гул, затем приступ непонятной злобы, и только после этого голова буквально
взрывается мыслями. И если в первое время я тщетно пытался справиться, подавить
этот приступ, то сейчас просто наблюдаю, как они (мысли) носятся в голове, словно
потревоженные пчелы.
Я не ищу виноватого (самое глупое занятие в подобной ситуации), не пытаюсь анализировать
или раскладывать по полочкам – в любом случае это будет подтасовка фактов, попытка
показать круглое квадратным или наоборот. У меня в голове словно тасуется колода
карт: мамины сны, наш развод с Солнцем, муха, нелепая смерть, белиберда, которую
начал выдавать компьютер, откровения книг: чужих и собственных.
Я перемешиваю колоду событий и пытаюсь найти так называемую первую карту, открывшую
дорогу всем остальным. Параллельно (нелепость человеческого мышления) думаю о
том, была ли она вообще? Была ли вообще когда-нибудь первая карта? И насколько
вообще правомерно говорить о начале как таковом? Или действительность надвигается
на нас аналогично законам Кулона, Всемирного тяготения и (забыл название) для
магнитного поля? Вдруг там тоже в числителе стоит количественная величина, а
в знаменателе квадрат расстояния? Вдруг само событие – это всего лишь географический
или координатный центр, и происходящее опутывает бесконечное пространство пусть
даже ничтожно малым полем? Другими словами, ничто никогда не начинается и не
кончается, а есть лишь некий порог восприятия, превращающий непрерывный процесс
в некую дискретную череду последовательностей?
А дальше напрашивается совсем другая аналогия: канализационная труба. Там тоже
тишина и покой, пока кто-то не спустит в унитаз воду. Тогда на головы обитателей
обрушивается поток испражнений в виде ударов судьбы, испытаний и Божьей кары.
Что-то было не так. Я чувствовал это, но не мог понять, определить, выразить…
Подобное ощущение бывает за рулем автомобиля, когда вроде бы все работает нормально,
но общее впечатление… Именно общее впечатление мешало мне спокойно спать по ночам.

Не таким было практически все: капли дождя, которые тарабанили совсем по-другому,
ветер, солнце, небо, птицы… Не так было с бабами, с друзьями, с родственниками,
с братом… С братом было совсем не так. Настолько не так, что брата у меня больше
не было – так я решил.  
С Солнцем тоже все было не так. После олимпийской третьей попытки она окончательно
перевела меня в разряд друзей, разрубив, тем самым, гордиев узел наших отношений.
Это был финал, заключительный аккорд замечательной, долгой песни любви, которая
тоже, увы, оказалась не бесконечной.  
С ума сходил либо я, либо весь остальной мир, и если логика подсказывала наиболее
вероятное решение этой дилеммы, то ход событий говорил совсем о другом. Я словно
погружался в мир собственных фантазий, который весьма привлекательно, для меня,
выглядел на страницах книг, но в реальности. Подобное погружение в реальность
книги с переносом ее законов на обычную жизнь попахивало серьезным психиатрическим
диагнозом. Но факты говорили, что с ума сошел как раз Мир вокруг, а если быть
более точным, Мир всегда был несколько не в себе, я же просто начинал это ВИДЕТЬ.
В любом случае, сумасшествие – это всего лишь необычное восприятие реальности,
и если Мир сумасшедший, а я нет, само понятие нормы резко переворачивалось в
пользу Мира.
Тревога не была постоянной. Временами она проходила совсем, и я мог неделями
наслаждаться прелестями безмятежного существования. Судя по всему, нам обоим
требовались эти передышки или перемирия, после которых…
Во время одного из таких перемирий мне и приснился сон. Японские рыбки. Я никогда
не видел их раньше, только слышал, что в Японии разводят рыбок, способных предсказывать
землетрясения. В моем сне рыбки были небольшими, но удивительно красивыми: всевозможных
цветов и оттенков, немыслимых форм, с пышными плавниками и хвостами. Удивительнее
всего (если может быть что-то удивительное во сне) были их лица: человеческие
лица моих знакомых и близких людей. Я смотрел на них через прозрачное стекло
аквариума. Почувствовав мой взгляд, они подплыли к стеклу и, в свою очередь,
начали рассматривать меня. Где-то в аквариуме была рыбка и с моим лицом. Я точно
знал…
Мне открылось, что мы и есть японские рыбки в гигантском, в нашем понимании,
аквариуме. Возомнившие о себе средства спокойного сна, существующие лишь для
того, чтобы предсказывать землетрясения. А предсказание - это всегда боль, тревога,
неспособность найти себе место и одновременно желание залечь подальше на дно,
закопаться в ил с головой и даже не шевелить жабрами. И все было бы хорошо, если
бы это был океан, а не несколько литров воды с прозрачными стенками из стекла.
А где-то далеко уже начался сейсмический процесс, и люди с азиатскими лицами
спешно покинули свои дома, забыв или решив не брать (дюже громоздкий) аквариум,
и единственное, что нам остается - это метаться из угла в угол, откусывая друг
другу хвосты и плавники.
Проснувшись, я словно вознесся над бескрайними просторами океана судьбы, среди
которых затерялось утлое суденышко бытия. Был штиль. На ясном небе ни облачка.
Команда отдыхала. Кто спал, кто играл в карты, кто пил пиво, в общем, каждый
занимался своим делом, и никто не обращал внимания на маленькую темную точку
на краю горизонта, несущую смерть. А компьютер мне давно уже говорил об этом,
своими сбоями, своими частыми сбоями, электронной головной болью машины, такой
же тупой нервной реакцией, которая заставляет зверей забиваться в далекий темный
угол, а людей искать тонометры и пить лекарства. Но были и японские рыбки, которые
продолжали метаться в своем аквариуме: Ленка, Люсик, Солнце... То, что раньше
было бессмыслицей, стало обретать значение в своем метании перед надвигающимся
ударом стихии, которая проглотит нас вместе с аквариумом, и мы, подстегиваемые
инстинктом бежать, поднимаем ил, мутим воду, и рвем от бессилия друг другу хвосты.

Нам остается только ждать. Самое противное, что может быть - это ждать, когда
ты всем телом чувствуешь надвигающуюся беду, тело качает адреналин, а инстинкты
подавляют мозг. Беги! Но бежать нельзя, некуда, невозможно. Сражаться тоже не
с кем, да и как можно сражаться с проявлениями безликого Нечто? Вот и мечусь
я, как курица на дороге - дура дурой, мечусь, пока не задавят меня колеса бытия,
а я даже не цель, а так, случайно забредшая в зону боевых действий живность,
семипалатинская ящерица, до которой и дела то никому нет. Я так и не узнаю, за
что, почему, кому это надо, и надо ли это кому-нибудь вообще? На полигоне гудят
трактора, снуют рабочие, инженеры. Генералы, как стая борзых ждут своего часа.
Идет проверка двигателей. Все суетятся, спешат, отсчет уже начат. 
А я аккурат в перекрестии вечности, как в прицельной сетке… Мы почему-то думаем,
что вечность сродни бесконечности, то есть, хренова куча времени, безумно хренова.
А вечность оказывается совсем другое. Вечность - это вам не время, а наоборот,
ось «У», соприкасающаяся с иксом времени только в мгновении, в моменте, точке
пересечения осей или в самом центре прицельной сетки. И шмаляет кто-то или что-то
своими временно-вечными зарядами по мишеням, а среди них потревоженными муравьями
носимся мы: объекты, которыми можно пренебречь. Вокруг пороховые газы, радиация,
токсины… Мы мутируем, учимся дышать чем-то бензольным и три-гекса-каким-то, не
понимаем, почему все так, а из разломов времени нас атакуют повторяющиеся мухи...

 
 ...и муха была как муха. Обычная весенняя муха. Серо черная в клеточку. Даже
не зеленая. Средних размеров муха. Не бомбовоз. Но и не мелочь пузатая. Она сидела
на окне и была слегка под кайфом. Так, по крайней мере, мне показалось, потому
что, когда я ее давил, она даже не попыталась обратить на меня свое мушиное внимание.
Может, конечно, это был мушиный суицид. Каренина вон под поезд бросилась, а я
для мухи, как трансатлантический лайнер буду. В общем, убил я ее почти машинально
и совсем забыл об ее существовании. Кто из нас размышляет над бренными останками
замученных мух и тараканов. 
Я собирался на обед к маме. Мама обещала наварить вареников, а вареники у мамы
- это я вам скажу не просто так. Вареники у мамы - это почти праздник. Для кого
Новый год праздник, а для меня мамины вареники. И не потому, что они раз в год,
отнюдь нет, вареники мама варить любит, а потому, что это так же здорово, как
блины. 
Накладывает мама вареники, а сама... 
-Что случилось? 
-Мне сейчас такое рассказали. 
А рассказали маме вот что: В одной из близлежащих деревень жила была зажиточная
семья. Держали они хозяйство большое, огород имели гектаров несколько, тем и
жили. Главой семьи был здоровенный мужик, настоящий крестьянин в хорошем смысле
этого слова. Жил он с матерью, которая несколько лет назад попала в аварию, в
результате чего у нее отнялись ноги, и пропало зрение. Была у него также жена
и два сына. Старший служил в ОМОНе, а младший жил с ними и помогал по хозяйству.
Узнали они, что можно бабке операцию сделать, да такую, что и ходить сможет и
зрение к ней вернется. Стали собирать деньги. И вот позавчера вечером к ним в
дом ворвались бандиты. Мужика пристрелили сразу, слишком он для них большой был.
Жену его тоже. Бабку забили до смерти и принялись за сына. Жгли утюгом, отрезали
уши, глаза... А деньги у них в валютном банке хранились. В конце концов, его
тоже убили. Бабка тем временем очухалась. Не добили ее ребятки. Кое-как выползла
из дома и давай истошно орать. Сбежались люди. Начали ее спрашивать, что и как.
Она говорит, что это ее внучатый племянничек, по голосу его узнала. Жил он там
же в деревне, не работал, не учился. От армии они же его и отмазали, денег давали,
а он вон как. 


Муха сидела на своем прежнем месте. Невозмутимая, как Будда. Плевать она на меня
хотела. Я, было, усомнился в успехе вчерашней охоты, вдруг она оказалась живучей,
но на подоконнике лежало вчерашнее тельце. А с сегодняшним уже два одинаковых
мушиных трупика. Гнездо они тут свили, что ли? Две весенние мухи - это еще не
повод для беспокойства, и я занялся своими делами. 
Часов в пять пришла Юлька. 
-Я к тебе покурить. Можно? 
-Ко мне или покурить? 
-А все вместе нельзя? 
-Думаю, можно, по крайней мере, с моей стороны возражений нет. 
Юлька была как мартовский заяц. 
-Чего это с тобой? 
-Да, б...дь, п...ц! 
-Емкое определение. 
-Пошел ты! 
-Грубая ты, Юлька. 
-Тебе бы так. 
-Ну так рассказывай, не томи. 
-Еду я в нашем гребаном автобусе. Народу... Недалеко выпившие педеростки. И одного
из них начинает тошнить прямо в автобусе. 
-На тебя? 
-Еще чего. Мне и так хватило. Автобус битком, его рвет на себя, соседи пытаются
уворачиваться, но не тут то было. Он к выходу... - она брезгливо поморщилась,
- такое впечатление, как будто я вся в этом. 
-Тебе нужен душ и коньяк. 
-Да не отказалась бы. 
-Спинку потереть? 
-Знаю я твои спинки. 
-Тем более. 


-А правда, почему евреев? 
Чистенькая Юлька курила, сидя по-турецки на столе. Разговор почему-то зашел о
Великой Отечественной. 
-Не бывает двух избранных народов. Один должен был уступить. 
-Ну и кто уступил? 
-А ты как думаешь? 
-Не хотела бы я быть такой избранной. 
-Это селекция. 
-Что? 
-Ну, как морозоустойчивая картошка. Берут картошку, сажают, затем отправляют
в холодильник. Какая выживет, сажают снова, пока не начинает цвести при минус
тридцати. А теперь смотри. Две тысячи лет их истребляли, как только могли, выжили
самые-самые. И потом бах, жить разрешили. Для всех остальных все осталось по-прежнему.
Это как после 4g вернуться в нормальный мир. Остальных к земле прибивает, а эти
вот-вот взлетят. 
-Мне мама рассказывала, что когда немцы пришли к нам в деревню, они открыли школу,
и платили учителям деньги, чтобы те учили русских детей по русской программе.
А потом пришли ГПУшники. Бабушке так и не дали заслуженного учителя. 
-Радуйся, что срок не дали. 
-Так бабушка и радовалась. И никуда старалась не лезть... 
Подай сигареты. 
-Сначала тебя изнасилует страшный маньяк. 
-Уже? 
-Я соскучился. 
Нас разбудила все та же проклятая муха. Только теперь она ожила и играла полет
шмеля на своих крыльях. 
-Вставай, охотник, - Юлька толкнула меня в бок коленкой, - я хочу ее шкуру. 
-Это третья ее реинкарнация. Я ее уже убивал вчера и позавчера. 
-Значит, так убивал. 
-Вот убивал я ее как раз на совесть. Доказательства на подоконнике. 
-Может это чернобыльский Феникс? Была птица, а стала муха. 
-Готово! - Я бережно поднял с пола тельце. 
-На кой она тебе? 
-Положу к остальным. Статистика, однако. 
-Тише мыши, едет крыша. Свари кофе, а то мне уже пора. 
   
   
-У тебя муха. 
-Она в это время обычно оживает. 
-Ты себе муху завел? 
-Она сама завелась, причем вечная. 
-Бить пробовал? 
-Не помогает. Каждое утро в одно и то же время появляется вновь. У меня их уже
целая коллекция. Показать? 
Ленка сидела в моем халате, который был размеров на пять больше ее, выкупанная,
с мокрыми волосами и совсем без косметики, что (все вместе) делало ее похожей
на маленькую девочку, завернутую в папин плащ. Ленка угощалась кофе с гренками.
-Может, у тебя что-то пропало, вывелись мухи... 
-Это одна и та же муха. 
-Ты отпечатки пальцев сверял? 
-Нет, но я провел расследование. Это одна и та же муха. Если бы оживали окуклившиеся
мухи, то им ничего не мешало бы оживать по несколько, хотя бы по две. Или ты
думаешь, они делают это по очереди? 
-Нет, но ты убиваешь их сразу же, как замечаешь, одну за другой, поэтому тебе
и кажется... 
-Ничего мне не кажется. Я даже специально оставлял ее полетать, чтобы проверить
такую версию. Я ведь тоже начал с более правдоподобных гипотез. Одновременно
двух не бывает. 
-И как ты это тогда объяснишь? 
-Никак. Не знаю, и все тут. Я даже не академик, да и те такую фигню временами
несут. 
   

-У меня в голове не укладывается... - у мамы все валится из рук, - поверить не
могу, как так можно. Хорошо, если сразу насмерть... 
Взрывное устройство. За последнее время я настолько привык к этому словосочетанию,
что давно уже не испытываю ничего, когда в очередной раз слышу, что где-то...
А где-то - это соседний дом, и погиб сын маминой знакомой. Вернее сын знакомой
маминой знакомой. Случайно, обычно в это время они дома все, он был дома один.
Брат уехал по своим делам, мать ушла в гости, и тут такое... Милиция (а что еще
от них ждать) арестовала родного брата погибшего, обвинив во всем его. 
-Ну ссорились они, ну не дружили, но чтобы вот так убивать брата... 
-Да брось ты. Этим ментам лишь бы кого-нибудь взять. 
-Ты тоже не веришь, чтобы Володя пошел на такое. 
-Конечно нет. Зачем ему? Это он с кем-то что-то не поделил. Может, должен был,
или... А может, это Володю и пытались убрать, да вместо него попался этот. 
-Тем более что он не совсем нормальный. Институт бросил, никогда не работал...
Володя у них деловой. Свое дело имеет, зарабатывает, женился недавно. Пытался
и брата пристроить... Заплатил за него в институт, компьютер ему купил, а тот
вместо института в кино. Так и выгнали. Потом произошло между ними что-то, что
они друг с другом не разговаривали. Но не убивать же... Завтра похороны, - мама
тяжело вздыхает, - приходи. 
-На похороны? 
-Я вареников наварю, - оставляет она без внимания мою реплику.  


-Выпустили Володю, - мама, видно, переживает. 
-Не удалось на него повесить? 
-Оказывается, их там было двое. Он и еще приятель какой-то. Разбирали в подвале
гранату. Думали, учебная, а она возьми и рвани. Того сразу насмерть, а приятель
еще своими ногами из подвала вышел. Лучше бы он умер. Ни глаз, ни лица... Где
гранату взяли, не известно. Ирка (Вовина мать) дура говорит, что Володя злой.
Наказал говорить, что ни о каких гранатах не знает... 


Осенью погиб Птер. Его нашли на главной улице засыпанным листьями. Ни денег,
ни документов (документы он не носил), лицо обезображенное до неузнаваемости.
Его сначала похоронили как неизвестного, но потом, уже через месяц, когда мать
обратилась в милицию… 
Я перестал с ним общаться более десяти лет назад. Не то, чтобы мы рассорились,
но он был известным на всю округу планокуром, и у него дома постоянно вертелись
всякие личности, с которыми я не хотел иметь ничего общего. К тому же я перестал
накуриваться, и общих интересов у нас как-то не стало.
Я приехал сразу на кладбище. Его еще только выкопали, и матери предстояло пройти
через опознание. В могиле лежало три плохо сколоченных деревянных ящика.
Между двух разбойников, - промелькнуло у меня в голове. 
Подошла мать Птера.
-Хорошо, что ты приехал. Ты как крестный (я когда-то крестил Птера) должен будешь
положить его в гроб, обмыть, одеть…
Я не стал с ней спорить, это было бесполезно, но на всякий случай решил не на
долго потеряться. 
Подъехал Дюк.
-Привет. Что здесь?
-Выкопали. Сейчас будут перекладывать в гроб. Хочешь поучаствовать?
-Честно говоря, не очень.
-Тогда давай не будем мозолить глаза.
-Садись, - пригласил он меня к себе в машину.
Мы поговорили немного о всякой ерунде, обсудили несколько свежих сплетен. Вспомнили,
как когда-то давно…
 

Дом престарелых. Трава, деревья, птички поют. Если не обращать внимания на останки
лавочек и развалины, работающие на полставки забором, милый райский уголок. Май,
цветочки, девочки в мини совсем рядом. Сегодня этот рай только наш. Мой, Макса,
Птера, Дюка и розового столового по рубль двадцать. Мутно-красное пойло. Патентованное
средство для головной боли. На Максе черный берет с тремя звездочками и кобура
(настоящая) с пистолетом, стреляющим присосками. В кобуре он как живой. Макс
цапается с Птером. Это их естественное состояние. Подходит к нам престарелый
с триммером во всем теле и грязным стаканом в такой же грязной руке. В его глшазах
мольба и ожидание чуда. Подойдя на положенное количество шагов, он становится
по стойке смирно, приподнимает несуществующую шляпу и называет фамилию. Несколько
секунд он играет в "замри", после чего оттаивает и просит пару капель для согрева
души. Мы приглашаем его за воображаемый стол. Макс наливает стакан с горкой,
он не равнодушен к старикам. У того на глазах выступают слезы. Чистый Голливуд!
Макс продолжает прерванный разговор: 
-Птер, я тебя сейчас застрелю.
Престарелый расплескивает живительную влагу. 
-Не надо, молодой человек. Послушайте старика. Я свое уже прожил. Дрожащим голосом
он поет о пацифизме, любви, грехе и раскаянии. 


-Привет, Папуля, что сейчас делаешь? 
-Ничего. 
-Тогда я зайду, - Юрка и положил трубку. 
-Ты один? - спросил он с порога. 
-Совершенно. 
-Тогда можно я у тебя набью? 
-Куда ж от тебя денешься. Заходи. 
-Да я тут быстро. Ты пока одевайся. Погода… - он мечтательно подкатил глаза.

Пока я бегал за пиджаком, он быстро соорудил две папироски. 
-Ты случаем не Кио? 
-Это фигня. Я знаю типа, который сразу два набивает. Зажимает вот так между пальцами
(указательный-средний и средний-безымянный). 
Погода и впрямь была сказочной. Стояла ранняя осень. У нас осень всегда праздник,
а в этом году она выдалась особенно замечательная. Тепло, солнечно. Деревья начинают
желтеть... 
-Будешь? 
-Я этим не увлекаюсь. 
-Как знаешь. 
Он быстро выкурил папиросу и, разорвав ее на части, развеял прах по ветру. 
-Давно мы так с тобой гуляли... 
-Давно... 
-Затрахало меня все, - начал Юрка с фатальной обреченностью в голосе, - а тут
еще Ленка загуляла. 
-С чего ты взял? - насторожился я. 
Ленка гуляла со мной, и Юрке этого знать не полагалось. 
-Изменилась она. Стала приходить сытой. А у нее с этим никогда проблем не было.
Ведет себя по-другому. 
-Ну, мало ли от чего бабы ведут себя по-другому. 
-Да нет, она и в постели другая. Не такая... Чувствуется чье-то влияние. 
-И что ты собираешься делать? 
-Ничего. 
-Совсем ничего? 
-У нее всегда была натура б...ская, да и мне по большей части плевать. Лишь бы
не заразила. 
-Мозги ж у нее есть. 
-Мозги то есть, но когда она начинает передком думать... Хотя на это тоже плевать.
Плевать на все. 


-А меня Ленка бросила. - Заявил с порога пьяный Юрка. 
-Это надо отметить. 
-Я уже вторую неделю отмечаю. 
-И кто обладатель переходящего красного знамени? 
-Стасик. 
-Стасик? 
-Ты его знаешь? 
-Нет, но в детстве мы так мандавошек называли. 
-А он и есть мандавошка. 
-Ну и хрен с ними. 
-Сегодня свадьба. 
-Свадьба?! 
Это было новостью. Про Стасика Ленка, а она бывала у меня раза три в неделю,
рассказывала, но о свадьбе…
-Пойдем куда-нибудь выпьем. 
По дороге Юрка вел себя как свинья. Плевался на прохожих, лаял, приставал к людям...
Это еще можно было терпеть, но когда он стал истошно орать за Родину, за Сталина
и бросать камни в светящиеся (а был уже вечер) окна, я решил ретироваться. С
ним это бывает. Иногда, правда, но бывает. Помнится, один раз он заявился ко
мне с работы в состоянии помрачнения сознания, и пришлось его, как раненого бойца
тащить домой. Дорога проходила через кладбище, которое последние лет тридцать
работало исключительно парком и местом выгула собак. На узкой тропинке мы столкнулись
с юношей и огромной псиной. 
-Рядом, - сказал юноша псине. 
-Нельзя, – приказал я Юрке. 
Утром, а, вернее, под утро меня разбудил звонок в дверь, который больше походил
на сигнал звукового оповещения ГО. Счастливая и нарядная Ленка кинулась мне на
шею. 
- Ты не поверишь, я вышла замуж несколько часов назад! 
-Мне уже сообщили. 
-Юрка? 
-А то кто ж. 
-Я к тебе с шампанским и цветами. 
-А муж? 
-Нажрался и спит. Не будем о грустном. 
-Давай о веселом. 
-Давай. Ты мне нужен. Устрой мне брачную ночь. 
-Я, конечно, привык исполнять обязанности законных супругов, но... Ты можешь
по конкретней. 
-Давай я покурю пока, а ты поставишь цветы, приготовишь бокалы и отнесешь меня
в постельку. Шампанское на десерт.   
За шампанским мы как-то вдруг заговорили о Юрке. 
-Согласись, он не прав. Как-то он это все слишком лично воспринял, а я хотела
его на свадьбу пригласить. 
-Ну, когда от тебя уходят... 
-Да никуда я не уходила. Замуж - не в монастырь, а он... Да ну его. 
-Ну и как тебе Стасик? 
- Идеальная модель Люсика, только при деньгах. 
-Я таких называю Несси. 
-Блин, я тебе всю постель туфлями выпачкала. Совсем забыла, что там дождь. 
-Ничего, зато на полу следить не будешь. 
-Ты не обижаешься? 
-А как ты догадалась? 
Закрыв за Ленкой, я перестелил постель и провалился в сон. 


ФИЗИКА ДЛЯ ДАУНОВ. ФИНАЛЬНЫЙ ЗАБЕГ


Купер лежал на спине на зеленой, пока еще зеленой, молодой траве и смотрел в
бездонное небо. Была весна, очередная весна в деревне, где он застрял, пожалуй,
надолго. Первое время он тосковал, ждал, мечтал о другой жизни, но со временем
привык, смирился, принял новую реальность, как и роль местного дурачка Дениски.
Быть дурачком сейчас было проще, а, главное, безопасней. До тех пор, конечно,
пока он оставался человеком без прошлого, которое (прошлое) не выходило из головы
особо бдительных Божьих людей. Слава богу, пока им было не до него. Повсюду воцарялось
Царство Божье, Всеобщее Процветание и Всеобщее Счастье, исключительно с большой
буквы. Все были счастливы, за исключением тех, кто служил тьме, и таких с каждым
днем находили все больше и больше. Повсюду рыскали ищейки, повсюду шли публичные
процессы врагов Бога и рода человеческого. 
Купер старался держаться подальше от людей (мало ли) и все больше времени проводил
в степи среди коров. С коровами не надо было притворяться. Он мог быть собой
или никем, мог сутками вот так лежать и смотреть в небо, отчего на душе становилось
совершенно тихо и спокойно, несмотря на повсеместный бардак, который словно бы
оставался там, в иной реальности, тогда как Купер плыл в небесных просторах подобно
облакам. Свободный и беззаботный. 
-Денис Глебов, агент Купер, Илья Свиридов? – услышал он спокойный мужской голос.

В данной ситуации это не предвещало ничего хорошего.
Кто-то сумел подойти к нему совершенно неслышно, что было довольно-таки не легко.
Напяливать на себя личину идиота при подобных обстоятельствах было глупо, и Купер
ограничился тем, что принял сидячее положение. Рядом с ним стоял мужчина в джинсах
и футболке. Лет сорок, спортивного вида, высокий. 
-Вы кто? – спросил Купер, стараясь сохранять спокойствие.
-Вот моя визитная карточка.
Он протянул Куперу совершенно чистый кусок плотной, дорогой бумаги.
-Это?
-А вы попробуйте на свет.
На карточке проступили водяные знаки, вернее знак. Знакомая Куперу эмблема. Мужской
и женский профили, образующие инь-яновских рыбок.
-Какое имя вам больше нравится? – спросил незнакомец.
-Даже не знаю. Наверно, Денис.
-Отлично, Денис. Я прибыл за вами.
-Простите, а вы…
-Я никто и кто угодно, так что можете сами придумать мне имя, или же обойтись
без имени, как вам удобней, - он улыбнулся открытой, честной улыбкой человека,
которому нечего скрывать, - позвольте пригласить вас на небольшую прогулку, -
продолжил он.
-Куда?
-Сначала туда, - он махнул рукой, - там джип.
-А потом?
-Вас ждет Директор.
-После всего, что произошло?
-А что произошло? – он непонимающе посмотрел на Купера, - вы справились с заданием,
сделали все, как надо. По крайней мере, от вас ожидали нечто похожее, - он говорил
так, словно речь шла о чем-то совершенно ординарном, обычном, обыденно-бытовом.
-А как же Царство Божие на земле? Или вы один из его архангелов?
-Вы о чем? – спросил незнакомец, словно совершенно не понимал, о чем шла речь.
-О чем?!
-Вам вредно столько бывать на солнце.
-Что вы хотите сказать? – Купера порядком начало раздражать поведение гостя.
-Только то, что говорю, а иногда и того меньше. Но никогда больше. Так что не
ищите в моих словах скрытый смысл.
Купер вдруг по-настоящему почувствовал себя идиотом-Дениской.
-Пойдемте, а то мы можем опоздать к ужину, - сказал, как ни в чем не бывало,
незнакомец.
Купер поднялся на ноги.
-Только не говорите, что ничего не знаете о Спасителе.
-Как пожелаете. Когда-то я прочел Библию раза два, но чтобы сказать, что я эксперт
в этой области.
-Только не надо делать вид, что вы ничего не знаете.
-А что вы, собственно, о нем знаете? 
Подобного вопроса Купер не ожидал.
-По крайней мере, то, что от любых спасителей надо держаться подальше.
-Нет, серьезно.
-Серьезно…
-Серьезно. Что вы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО знаете. Сейчас поясню. Если мне не изменяет память,
а она никогда не пыталась быть верной, годах в двадцатых в Америке прошла радиопостановка
«Война Миров» господина Уэллса. По-моему Орсона Уэллса. Радиопередача была построена
так, что радиослушатели совершенно перестали понимать, искусство это или действительно
Земля подверглась нападению коварных марсиан. 
-Хотите сказать…
-Конечно. Ведь, если разобраться, какие у вас факты? Пара-тройка радиопередач,
несколько телепередач, люди на джипах… Причем все в масштабе отдельно взятой
деревни или деревни и лагеря в пустыне.
-Но зачем?
-С другой стороны, - незнакомец совершенно не обратил внимания на вопрос Купера,
- против этих сомнительных, безусловно, фактов слова человека, которого вы впервые
увидели не более получаса назад.
Купер словно получил хороший прямой справа. 
-Интересно? – незнакомец подмигнул.
-У меня такое чувство, словно я Алиса в стране чудес, и в следующий момент может
случиться все что угодно.
-А теперь попробуйте ответить себе на такой вопрос: В обычной жизни вы, конечно,
были в большей степени уверены в завтрашнем дне.
-Несомненно.
-Вопрос: Почему?
-Потому что…
-Не спешите. 
Незнакомец задал свой вопрос в тот момент, когда они подошли к проселочной дороге,
на которой стоял джип.
-Садитесь в машину и подумайте. 
Ну конечно же! Купер от всей души рассмеялся. Он хохотал до слез, до боли в животе,
до полного изнеможения. С него разом слетело напряжение жизни, и он стал голым
и беззащитным, как младенец, но на этот раз это было понимание того, что он всегда
был голым и беззащитным, и только страх и желание безопасности создавали иллюзию
защищенности и благополучия, будь то иллюзия рационализма или иллюзия господа
бога, которые, если разобраться, являются ни чем иным, как снотворными пилюля
для дураков.
-Все верно, Глебов, любая мистификация – это своего рода реальность, как и любая
реальность – это  своего рода мистификация. Ты знал, ты всегда знал это, потому
что ты и сам мистификация и мистификатор в одном флаконе. Ты сам сотворил Глебова,
обнаруживая улику за уликой, а потом напялил его как карнавальный костюм, - он
незаметно перешел на «ты».
-У меня не было выбора.
-Брось. Выбор есть всегда, как, впрочем, и его отсутствие. Ты ведь уже понимал,
что ты и Глебов… Но есть и другая сторона вопроса. Попробую сформулировать так:
Утверждение Купер – это Глебов, а Глебов – это Купер является верным, если под
ним не подразумевается утверждение Купер – это ТОЛЬКО Глебов, а Глебов – это
ТОЛЬКО Купер.
-…! – выругался Купер, который совершенно ничего не понял.
-Помедитируй над этим. Считай, что это твой коан.
-Кто ты?
-Я… - он рассмеялся, - давай лучше я расскажу тебе одну историю. 
«Дело было пару тысяч лет назад. Где-то в районе Средиземноморья… Или нет. Не
помню. Помню, что это была пустыня. Или нет… Скорее всего, это было просто пустынное
место. Почти. Там жил молодой человек, отшельник, который бежал от людей в поисках
ответа на самый главный вопрос, заставляющий бежать от всех радостей и удовольствий
жизни. 
Был вечер. Отшельник разжег костер. Надо было приготовить еду (он ел один раз,
вечером), к тому же он любил сидеть и смотреть на огонь. Вокруг было достаточно
сухой травы и деревьев, чтобы огонь мог гореть до самого утра.
К костру подошли двое мужчин. Одному было около тридцати пяти, возраст другого
определить было трудно. Одеты они были как странники, но больше походили на ангелов
или бесов, чем на людей.
-Можно подсесть к твоему огню? – спросил один из них, - у нас, правда, нет ничего,
даже воды или сухой корки хлеба, зато мы можем поделиться с тобой историей.
-Буду рад вашему обществу, - ответил отшельник, - только мне тоже особо нечего
предложить, кроме места у костра и более чем скромного ужина отшельника.
-Ты богат тем, чем богат, а это, согласись, уже что-то.
Они подсели к огню.
-Как ты, наверное, понял, мы принадлежим к древнему сословию комедиантов, - заговорил
другой, чей возраст не поддавался определению, - у нас в запасе много разных
небылиц, но тебе я хочу рассказать действительно правдивую историю про Учителя
и его единственного друга. Он (Учитель) был сыном простых ремесленников и даже
появился на свет в каком-то сарае. В детстве он был таким же, как все, а потом,
когда немного повзрослел, отправился, как и ты, искать ответ на вопрос, который
невозможно произнести вслух. Однажды, как и ты, он уединился в пустыне без воды
и пищи на долгие сорок дней. Он пообещал, что умрет, если не услышит Бога, и
он готов был сдержать обещание. Бог с ним заговорил, но без помощи слов. Слова
не пригодны для того, что говорит Бог. В один миг он познал все устройство Мира,
включая свое место, судьбу или роль. Чудом было и то, что после сорока дней он
не только остался жив, но и смог покинуть пустыню. Он пошел к людям и начал с
ними говорить. Он говорил с теми, кого встречал: с рыбаками, проститутками, разбойниками,
и его речь была настолько удивительной, несмотря на совершенную простоту, что
все те, кому довелось его слышать, бросали свои дела и следовали за ним. В пустыне
сделался он совершенно другим человеком. Он стал посланником Бога Живого, буквально
сыном или неотъемлемой его частью, и сам Бог говорил через него. Но люди знали
другого Бога, Бога-тень или Отражение, которому поклонялись в храмах, каждый
на свой лад. И был этот Бог Богом Мертвым. И если Живой Бог был Богом пустыни
и тишины, Богом избранных, то второй Бог был Богом толпы, Богом святынь, Богом
храмов. За него стояли те, у кого была власть. Несмотря на это, испугались служители
Бога Мертвого посланца Бога Живого. Но мало им было его погубить, необходимо
было погубить, извратить, сделать мертвым каждое его слово. Тогда послали они
в его лагерь своего человека, которому надлежало создать церковь посланца, чтобы
укрепить Бога Мертвого и его силой. Тогда, чтобы помешать их планам, послал Учитель
лучшего друга своего, чтобы тот изобразил предателя. Ценой жизни своей хотел
он предостеречь, показать людям истинное лицо того, кому они поклонялись и продолжают
поклоняться. Принял он смерть на кресте, и на кресте увидел, как его именем окрепнет
Мертвый Бог. Воззвал он в сердце своем к Богу Живому: Зачем ты меня покинул?!
– возопил он. Тогда пали последние преграды, и понял он, что все есть лишь лицедейство,
игра, иллюзия, что порок или добродетель не более чем роли, маски, костюмы. И
те двое, казавшиеся непримиримыми врагами, были одним лицом. Тогда засмеялся
он в сердце своем, восстал из мертвых и отправился по миру играть роль за ролью.
-А что стало с другом? – спросил отшельник.
-Другу тоже пришлось умереть: ему ни за что не простят роль предателя.
-Но ведь он тоже понял? Перед смертью?
-О какой смерти ты говоришь?
Наступило утро, за ним день. Комедианты давно уже ушли дальше по своим делам.
Отшельник же долго еще продолжал сидеть и смотреть на остывшие угли. Он был похож
на мертвое изваяние, настолько глубоко погрузилась душа отшельника. Вдруг громкий
смех вырвался из его груди, смех вернул его к жизни. Отшельник быстро поднялся
на ноги и зашагал в город: отведать вина и прекрасных женщин. 
-Всего лишь маска, - повторял он по дороге.»
Джип остановился возле одного из памятников колхозного зодчества, которые можно
встретить в самых невообразимых местах. Это был полу развалившийся сарай непонятного
назначения. Незнакомец пошел открывать ворота. Не хватало еще, чтобы нас завалило
обломками этого убожества, - подумал Купер. Подобный способ умереть его как-то
не устраивал.
-Не развалится? – спросил он незнакомца, когда тот вернулся в машину.
-Ты опять клюнул на видимость.
Машина заехала в сарай, который дернулся и подался вверх, и только через пару
секунд Купер понял, что они находятся в своеобразной кабинке лифта, которая опускалась
вниз. Спускались они целую вечность. Так казалось еще и потому, что вокруг было
совершенно темно. Такой тьмы Куперу видеть еще не приходилось. Тьма была абсолютной.
Казалось, что она разъела все вокруг.
-Не хочешь включить свет? – спросил Купер у незнакомца. 
-Тебе этого лучше не видеть.
-А что там? – вернулся он к роли Дениски.
-Ничего. Совсем ничего.
Наконец, лифт остановился. Зажегся тусклый, голубоватый свет. Перед ними начинался
ровный, достаточно просторный для одной машины туннель с прекрасным дорожным
покрытием.
-Вот теперь можно и фары.
Машина рванула вперед так, словно они участвовали в гонках.
-Реальность, - рассуждал незнакомец, ведя машину, - или так называемая реальность
это своего рода дыра в стене. Окно. У одних оно большое и вымытое, у других маленькое
и тусклое, но, в принципе, это не меняет дела. Ученый, маньяк, поэт, религиозный
фанатик… Все это не более, чем вид из окна. Какой из них лучше… вопрос эстетики,
не больше. И как ты правильно заметил, твоя роль – это роль крысы в лабиринте
реальности. Как и многие другие, ты несешься по лабиринту, пялишься в окна… И
только редкие люди пытаются найти выход, выбраться наружу, увидеть мир таким,
какой он есть.
-Меня вполне устраивал мой вид из окна.
-Если бы он тебя устраивал, ты бы продолжал его созерцать, а не пошел бы сначала
в нестандартку, а потом и сюда. Директор случайных людей не приглашает.
-Меня пригласили не для этого.
-Для этого. Только ты, как и все остальные боялся отойти от окна. 
-Насколько я понимаю, уход от окна – это смерть.
-Все есть смерть: сон, выдох, чихание, любовь… Люди так сильно прильнули к окнам,
что не хотят видеть сам лабиринт или картину в целом. Поэтому и приходится выдергивать
таких как ты из привычного мирка и забрасывать в эту страну абсурда или дзен
промышленного масштаба. Только так ты сможешь что-либо понять.
-Я наоборот перестал что-либо понимать. 
-Это потому что настоящее понимание выглядит как полное непонимание.
-Очередной парадокс?
-Настоящий парадокс – это здравый смысл. Но ты не замечаешь этого в силу привычки,
как не замечаешь на себе давление воздушного столба, как рыбы не замечают океан.
Ты привык к тому, что дважды два четыре, а «А» либо является «В» либо нет. Ты
не представляешь, сколько надо совершать усилий, чтобы не видеть, что «А» – Это
«А», «В», «С» и все, что угодно, в зависимости от того, будешь ты колоть этим
орехи или слушать музыку. 
Туннель внезапно закончился.
-Держи. Вот приглашение на имя Дениса Глебова, так что теперь ты он. Удачи.
Садовая 18 дробь 5. Здание точно межгалактическая крепость перед осадой. Мощная,
внушающая почтение бронированная дверь, тонированное стекло, бетон, бесконечное
число этажей. И только адрес над входом, ни названия, ни опознавательных знаков,
ничего. 
Небо затянуто низкими серыми тучами, словно бы олицетворяющими или овеществляющими
тайну, которой покрыто здесь практически все. На дверях только кнопка звонка.
Чутье подсказывало Куперу, что и дальше все будет по сценарию, написанному человеком,
под чьим именем ему предстояло воплотить этот текст в реальность.
-Что вам угодно? – спросил монотонный механический голос из невидимого динамика.
-Я по приглашению… 
-Покажите.
-Кому?
-Просто покажите.
-Сейчас. 
Купер достал из кармана приглашение и приложил к двери.  
-Все в порядке, проходите.
Начало получилось один к одному.  
-Входите. 
Двери сразу же закрылись за Купером, и он оказался почти в полной темноте. Впереди
чуть светился силуэт двери, за которой должен был находиться просторный вестибюль,
хотя в этом мире нельзя было доверять никому и ничему. Даже зданиям. На этот
раз за дверью был вестибюль. Никуда не делся, злорадно подумал Купер, как и пара
охранников по обе стороны двери. 
-Стойте, – приказал охранник. 
Купер остановился.
-Следуйте за мной, – сказал  правый охранник и пошел, не оглядываясь вперед.
Второй охранник шел за Купером
Они нырнули в низкую дверь под лестницей ведущей наверх и оказались в тусклом,
сером коридоре. «Серый грязный пол, полностью заглушающий звук шагов. Серые стены
с отвалившейся местами штукатуркой, плесенью и сочащейся водой. Грязный серый
потолок с обязательными атрибутами всех киношных подвалов – паутиной и грязными
тусклыми лампочками в грязных патронах, свисающих на давно потерявших цвет проводах.
Большая часть лампочек перегорела еще в прошлом веке, а иных и вообще не было.
Кое-где были выдраны даже патроны, и с потолка свисали оборванные оголенные провода.
В воздухе стоял тяжелый запах пыли, гниющих овощей и помойки.» Все было так,
слово в слово. С каждым таким совпадением Куперу это нравилось все меньше и меньше.
Он не мог объяснить себе причину этого недовольства, и ему ничего боле не оставалось,
как наблюдать за все нарастающим неприятным чувством. 
Из-за очередного поворота, здесь их было бесконечное множество, на них  выскочил
лифт. Он появился настолько внезапно, и был также уместен, как эротические картинки
на страницах Корана, что казалось, будто он специально сидел здесь в засаде,
чтобы, совершив молниеносный бросок, разом проглотить свою жертву. Первый охранник
нажал на кнопку вызова лифта. Двери бесшумно открылись в тот же момент. Лифт
ждал, и от этого, в конечном счете, рядового события, недовольство в душе Купера
сменилось тревогой. Внутри лифт был как лифт: затоптанный линолеум, пластик,
два ряда кнопок, даже полы вымыты. Двери закрылись с каким-то грустно-меланхолическим
вздохом. Лифт с характером философа, - подумал Купер и улыбнулся. 
За лифтом был совершенно иной мир. Светлый просторный коридор, большие окна,
красивые двери, ковролин на полу. Пройдя метров двадцать, они остановились  возле
все той же двери с массивным (кованая бронза) №-27. Первый охранник аккуратно
постучал. 
-Войдите! 
Он открыл дверь и отошел в сторону. Второй охранник слегка подтолкнул Купера
в спину. Едва Купер вошел в кабинет, на него накинулся с поцелуями маленький
толстый живчик, очень подробно описанный Глебовым. 
-Входите, пожалуйста,  - все с теми же собачьими проявлениями любви он фактически
силой усадил Купера в дорогое кресло, - я представлял вас себе несколько гм…
другим. Очень рад познакомиться. Менеджер по найму Эммануил Степанович Долгий.

-Денис Глебов, - выдавил из себя Купер. 
-Никогда так не говорите, молодой человек, если вы конечно не принц крови. У
нас принято называть имя-отчество, либо титул и фамилию, если конечно таковой
имеется. 
-Денис Сергеевич, - Купер забыл настоящее отчество Глебова и назвал первое, что
пришло ему в голову. 
Спектакль все меньше нравился Куперу. Здесь все шло по заранее написанному сценарию,
причем все участники, Купер был в это уверен, прекрасно понимали, что никто не
принимает происходящее за чистую монету. 
-Совсем другое дело. Надеюсь, вы не обедали? 
-Спасибо, я не хочу. 
-Это ответ вашего воспитания, а теперь давайте спросим ваш желудок. 
-Спасибо большое, я, правда, сыт. 
-Обед с вновь посвященным - одна из моих почетных обязанностей. Я бы даже назвал
это привилегией. Тем более что Леночка для вас так старалась. Надеюсь, вы не
станете лишать нас этого удовольствия? 
По сценарию Купер должен был согласиться, к тому же вкусный обед был более чем
уметен, но желание воспротивиться заранее установленной форме спектакля оказалось
сильней.
-Извините, но я на диете, - сказал он грустно, - легкое расстройство здоровья.
-Увы, - вздохнул Эммануил Степанович, - в таком случае, приступим к делу. Сигару?
-Спасибо, не курю. 
-А я закурю. 
Он достал из ящика стола дорогую сигару, повертел ее в руках, словно сомневаясь
в своем выборе. Достал уже из другого ящика небольшую (разумеется искусственную)
красивую женскую голову и нажал пальцем на переносицу. Голова открыла большой
зубастый рот и превратилась в голову монстра. Эммануил Степанович засунул кончик
сигары в этот рот и убрал палец с переносицы. Челюсти шумно сомкнулись, после
чего открылись вновь, чтобы выплюнуть откушенный кусочек. Эммануил Степанович
положил голову на стол, засунул сигару себе в рот, достал из кармана зажигалку,
выполненную в виде шиваланги с подробными анатомическими деталями. 
-Дело в том, что мы не принимаем на работу, как вы наверно думали, - вернулся
он к сценарию, прикурив сигару, - мы посвящаем в сотрудники. Наша фирма столь
сложна, многогранна и безгранична, что любой человек, знает он того или нет,
фактически является нашим сотрудником… Хочет он того или нет. Надеюсь, вы понимаете,
о чем я говорю? – сделав это отступление от текста, он внимательно посмотрел
в глаза Куперу, - для начала, вам придется заполнить несколько анкетных бланков.
К сожалению, мы не лишены формальностей (и в телефонную трубку) Леночка! 
Леночка была молодой, красивой и стервозно-умной, по крайней мере, таково было
первое впечатление Купера. 
-Леночка, познакомься. Это Денис Глебов. Помоги ему с анкетами. 
-Прошу, пригласила Леночка Купера в соседнюю комнату, где был огромный двуспальный
стол, на котором совершенно свободно соседствовали компьютер, бланки, дорогие
наливные ручки. С другой стороны стола, рядом с креслом для посетителей лежала
толстая пачка бумаги.
-Это типовая анкета. Если будут вопросы, задавайте, - сказала она, садясь за
компьютер..
ТИПОВАЯ АНКЕТА №-326   
1. Фамилия___________ 
2. Имя______________ 
3. Отчество__________ 
4. Год рождения______ 
5. Национальность_____ 
6. Образование________ 
7. Семейное положение___ 
8. Пол_________________ 
9. Предпочитаемый пол__    
И так далее. В конце концов, анкета, как ей и полагалось, отправилась в машинку
для резки бумаги. 
-А теперь пройдите, пожалуйста, в кабинет № 3, - сказала Леночка, отправив анкету
в утиль, - это по коридору и вниз.
В кабинете № 3 Купера ждал видный мужчина средних лет, этакий представитель вымирающего
вида непьющих интеллигентов.
-Вы не представляете, как я рад вас видеть. Разрешите представиться: менеджер
по найму Арбитраж Адольфович. 
Он таял в улыбке. Арбитраж Адольфович улыбался весь целиком, от густых черных
с проседью волос до шнурков на ботинках, - вспомнил Купер. 
-Проходите, пожалуйся, устраивайтесь. Сигару? 
-Спасибо, я не курю. 
-Вот и хорошо. Я тоже не курю. Скажу вам по секрету, я терпеть не могу табачный
дым, но служба, понимаете ли… Выпьете? Коньячку? 
-Спасибо я… 
-Не отказывайтесь. Это из фонда самого Директора. Вряд ли вам еще где-нибудь
такой предложат. Знаете, стоит его открыть, как на запах тут же слетаются отовсюду
гости. Мне же приходится оставаться непреклонным. Работа – это одно, а тут… Сами
понимаете. 
-Тогда с удовольствием
-Структура нашей фирмы достаточно проста…


Комната, скорее, была похожа на коридор, огромный красный коридор, настолько
она была узкой и длинной. Стены и потолок были обклеены темно-красными бархатными
обоями, а пол выложен красным мрамором. Освещали комнату свечи, которые горели
вдоль стен, вставленные в подсвечники, сделанные в виде кинжалов или мечей, лезвия
которых глубоко входили в стену, а рукоятки служили опорами для свечей. Вдоль
стен стояли темно-красные кресла, на которых сидели люди в темно-красных длинных
плащах с большими капюшонами. Капюшоны были надеты на головы, и Купер не мог
разглядеть их лица. В дальнем конце комнаты горел огонь, вырывающийся прямо из
мраморного пола. Над огнем было нечто, что Купер пока еще никак не мог идентифицировать.
Сразу за огнем стояла обнаженная женщина. Ее лицо было закрыто маской.   
-Подойди, - приказала женщина Куперу.
Он повиновался. Вблизи он смог рассмотреть ее. Несомненно, женщина могла служить
эталоном красоты. На бедре у нее была точно такая же, как у Жени татуировка.
В любой другой ситуации эта женщина легко завладела бы мыслями и чувствами Купера,
но здесь, в этой комнате находилось нечто более чудесное, и это нечто свободно
парило над костром. Это была книга с нечетным количеством страниц, о которой
Купер что-то слышал когда-то. Книга была удивительной, чудесной во всех отношениях
и существовала вне времени и пространства, по крайней мере, тех, какие доступны
человеческому восприятию. С огромным допущением можно было сказать, что он имела
пирамидальную форму, потому что само понятие формы было к ней неприменимо. Книга
медленно вращалась вокруг своей оси, и каждый поворот рождал сутры в виде лишенных
формы форм. 
Когда Купер подошел к огню, книга озарила все вокруг ярким золотым светом. Купер
инстинктивно отвел глаза и…
Сияние книги осветило лица людей. Купера бросило в жар. Он увидел пустые глазницы,
зашитые рты и залитые воском уши.
-Такими вас сделал Он, - просто сказала женщина.
Все верно, подумал Купер, - мы не видим и не слышим, мы постоянно болтаем, но
не говорим, а если хотим сказать…
-А теперь будь внимательным.
Книга повернулась, и Купер увидел символ, похожий на сферу, в которой, как и
в петле Мебиуса, внешняя поверхность плавно переходила во внутреннюю. 
НЕ ИЩИ НИ НАЧАЛА, НИ КОНЦА. ТАКОВА МУДРОСТЬ ЗМЕЯ, НЕ ТОЛЬКО КУСАЮЩЕГО СВОЙ ХВОСТ,
НО И СКРЫВАЮЩЕГО ГОЛОВУ СВОЮ В ХВОСТЕ. ТАКОВЫ ЕГО ВОЛЯ И ПОСЛАНИЕ, - выжгла книга
в его сознании. 
-Доставь послание, – приказала женщина.
-Доставь послание, - повторили за ней хором люди своими зашитыми ртами, и в их
голосах звучала мольба.
Купер вылетел из сна с силой снаряда, вылетающего из ствола орудия. В голове
шумело. ДОСТАВЬ ПОСЛАНИЕ, - шумело в висках. 
Купер встал с постели, почти бегом ринулся на кухню, открыл холодильник и вылил
себе на голову добрую половину пластиковой бутылки минеральной воды, затем тяжело
сел на стул с легким сожалением о том, что не курит. Посидев пару минут, он вытер
с пола воду, зашел в ванную и тщательно вытер полотенцем волосы, после чего вернулся
в спальню, где мирно спала Ирина. Ее лицо было безмятежно и счастливо. Ирина
улыбнулась во сне, и Купера накрыла волна желания.
-Если хочешь, не делай ничего, - прошептал он, привлекая ее к себе, но она уже
проснулась, и…


-Не опоздаешь? – спросила Ирина глядя на часы.
-Еще полно времени.
-Все равно.
Она волновалась еще больше, чем Купер, для которого встреча с ДИРЕКТОРОМ была
лишь встречей с директором, тогда как для нее… 
Он подошел к окну, за которым, на огромном пустыре полынной звездой раскинулся
безобразно-бетонный офис Директора. Больше всего он был похож на гигантскую,
забытую строителями кучу бетона, которая так и застыла там, где ее вывалили без
всякой надобности недобросовестные строители, или на окаменелую кучу дерьма какого-нибудь
доисторического монстра. И там, под этой кучей обитал Директор, вернее витал
последние несколько миллионов лет. 
Оставалось чуть более часа. Шестьдесят минут на то, чтобы решить или решиться
ГДЕ, по какую сторону действительности… 
Да, господа знатоки, это вам не ЧТО? ГДЕ? ГОГДА? Тут как у саперов. Бррр. Пошлятина
какая. А, правда, ГДЕ? Хотя сама пространственная постановка вопроса является
неверной в корне. Иисусы, Будды, Сократы с Диагенами… Они все были там, что не
мешало им с разным чувством комфорта существовать и здесь. С другой стороны,
что чисто здешнее стоит того, чтобы отказаться от ТАМ? Что? - думал Купер глядя
в окно на безобразную архитектуру офиса, - титул и деньги? Да не хочу я денег.
По крайней мере, много. Хлопотно это и слишком уж обязывает. Совсем без денег
тоже плохо. Неуютно без денег. Это опять таки Сократам с Диагенами было хорошо.
Им и без денег было не плохо, но там были совсем другие ценности… Мне бы так,
чтобы в кармане что-то лежало, не много, но достаточно, чтобы не напрягаться
и не работать. Титул? Насмотрелся я тут на них. Все титулованные, важные. Все
у них по протоколу. Попробуй не за ту вилку взяться… Власть? могущество? А когда
они в последний раз своей смертью помирали? Те, кто у власти? Знание? Понимание?
Хватит с меня пониманий. Я тут подсмотрел слегка в замочную скважину, одним только
глазом взглянул, и уже тошно стало, а если все понять? 
Купер удивительно ясно представил себе, как Директор ведет его за ручку по небесным
коридорам. Спрашивает у архангельши в мини с подкрашенными и подстриженными по
последней моде крыльями, здесь ли Сам? Кивает Куперу на стул – подожди, а сам
скрывается за дверью. Потом секретарша-архангельша ведет его… 
Куперу вдруг стало смешно: Да ведь я счастливый человек. Я ничего не хочу. Хочу,
конечно. Жить спокойно, не напрягаясь. Чтобы Ирина была рядом, и чтобы, как у
Стругацких, кусок хлеба под рукой, щедро намазанный икрой. И чтобы хлеб мягкий
и белый, а икра свежая и черная, икринка к икринке и посолена вкусно, а между
ними оппортунистическая прослойка масла. И чтоб стоял, когда надо. Но не за этим
Директор столько лет из меня душу вытряхивал!
Время. 


Тусклый серый коридор. Серый грязный пол, полностью заглушающий звук шагов. Серые
стены с отвалившейся местами штукатуркой, плесенью и сочащейся водой. Грязный
серый потолок с обязательными атрибутами всех киношных подвалов – паутиной и
грязными тусклыми лампочками в грязных патронах, свисающих на давно потерявших
цвет проводах. Большая часть лампочек перегорела еще в прошлом веке, а иных и
вообще не было. Кое-где были выдраны даже патроны и с потолка сиротливо свисали
оборванные оголенные провода. В воздухе стоял тяжелый запах пыли, гниющих овощей
и помойки. От всего этого Купера заметно поташнивало. Коридор петлял уже целую
вечность, и он совершенно потерялся в пространстве и времени. Оставалось только
ругать себя за то, что не успел соблазнить ни одной Ариадны или, на худой конец,
торговки нитками. 
-Прямо по коридору, – сказал вооруженный до зубов охранник. 
А где здесь «прямо по коридору», если коридор построен так, что может служить
демонстрацией траектории отдельно взятой частицы вещества в свете броуновского
движения? «Прямо по коридору» длилось уже целую вечность. Купер устал. Сильно
хотелось пить и кашлять от обилия пыли, но еще сильней хотелось выматериться
и смачно, от всей души, двинуть по чьей-нибудь важной физиономии, по какой-нибудь
скучающей, чванливой харе, наблюдающей сейчас за Купером в экран монитора, чтобы
до крови, чтобы умылся юшкой, гад…


ПОВОРОТ. 
Куперу не более пяти лет. Тяжелый жуткий кошмар закончился не менее жутким пробуждением.
Его рвет прямо в постели. Противная вонючая густая масса забивает нос. Глаза
слезятся. На душе хуже, чем в желудке. Над ним мать: ахает, суетится, сворачивает
одеяло. В носу чешется, и кажется, что он провонялся этим навсегда…
Приступ тошноты и головокружение заставляют Купера остановиться и прислониться
к стене. В воздухе стоит запах блевотины. Он даже не заметил, как его стошнило
прямо на пиджак и рубашку. Его продолжает рвать с такой силой, словно сейчас
наружу полезут внутренности: сначала желудок, а потом и кишки, включая прямую.

С Купера, словно шкуру, сдирали живьем детство, которое хоть и воняло блевотиной,
но было его родным, единственным детством…
ПОВОРОТ. 
Меланхоличный, усталый голос Директора звучит отовсюду. Он не только снаружи,
но и внутри Купера, и от этого становится еще хуже. 
-Война… Пожалуй, это единственное, чему вы способны отдаваться без остатка. Даже
любовь стала чем-то половинчатым, и подобно, пусть даже самой красивой, но мертвой,
отрезанной от организма части тела, чем-то отвратительно-ужасным. Поэтому только
война, только борьба за жизнь, борьба за любовь, борьба за место под солнцем
или за пространство в собственной голове. Что бы сделалось с вами без этой борьбы?
Во что превратил бы вас мир, о котором вы столько кричите? В стадо разжиревших,
атрофированных уродов? Посмотри, что стало с когда-то великолепными животными
после того, как их изувечили одомашниванием? Таков путь мира, и только война
оттачивает ум, закаляет дух, делает тело красивым. Путь воина – это путь мудрости,
путь красоты, путь гармонии и силы. Но человек, похоже, сумел отравить даже войну.
Человек превратил воинов в убийц, вождей в политиканов, любовь в грех, а искусство
в бизнес. 
Директор говорил, и его голос был тем ножом, которым он резал теперь плоть Купера
и бросал на съедение голодным псам. 
ПОВОРОТ. 
Куперу около шести лет. Отец вернулся домой с пьяной компанией. Он невменяем.
Мать плачет. Отец орет на нее что-то плохое, грязное. Пьяное тупое лицо, выпученные
глаза, красные пятна. Он швыряет на пол мамин хрусталь. 
-Сейчас я его успокою, – говорит один из гостей и бьет отца по лицу ладонью.
Даже не столько бьет, сколько толкает. Рука прилипает к лицу с мерзким противным
и очень оскорбительным шлепком. Отец падает на пол возле дивана. Грязно ругаясь,
он пытается подняться на ноги, и гость с брезгливым выражением лица, будто ему
приходится иметь дело с грязью, хватает отца за шиворот и тем же ударом отправляет
на диван.
-Извините, – говорит он маме… 
Острая боль прошлой обиды и чувства собственной беспомощности разрывает сердце,
словно кинжал предателя…
ПОВОРОТ. 
Голос Директора вновь заполняет абсолютно все:
-Но война – это только второй ключ. Первым всегда была любовь: настоящая полноценная
любовь, включающая в себя весь мир. Именно благодаря любви люди поняли радость
экстаза, именно благодаря ней стали искать путь за пределы привычной реальности.
Поэтому у нее всегда было столько противников. И если война – это путь, навязанный
жизнью, то любовь – путь отважных сердцем, ибо только отважное сердце не испугается
окунуться в самую глубину любви, которую сторожит смерть. У них много общего:
у любви и смерти, но это лучше всего постигать без слов. И если смерть сама явится
за тобой в нужный момент и сделает все как надо, тебе останется ее только принять,
в любви у тебя больше свободы. Невозможно сказать, что такое любовь, зато можно
открыть, что есть ложь. Запомни: все, что требует воздержания – яд. Любовь как
средство рожать детей – слепота. Любовь, как вид похоти – глупость. Лишь лишенное
похоти сближение душ в любовном экстазе способно указать тебе путь туда, о чем
нельзя говорить. Лишенное похоти, но не лишенное близости тел…
И снова кинжал вонзился в плоть Купера.
ПОВОРОТ. 
Куперу лет десять. Они поймали маленького котенка. Он жалобно мяукал, а они забивали
его камнями. Им никак не удавалось его добить. Над котенком уже возвышался целый
холм камней, а он продолжал смотреть на детей жалобными глазами и уже беззвучно
открывал и закрывал красный от крови рот. Детворе это все уже надоело, но они
не могли просто так уйти. Это стало вопросом страшной извращенной чести. И тогда
Купер, охваченный смертным куражом, и чтобы доказать всем, что он круче, взял
котенка и бросил еще живым в костер… 
ПОВОРОТ. 
-Подумать только! Вся эта махина придумана лишь за тем, чтобы где-то в районе
пятой ноги на какой-то задрипанной планете, до которой и дела то никому нет,
размножались, плодились, пожирая, подминая под себя и гадя, как могут гадить
только они – избранники, созданные по образу и подобию. Хороший же он себе выбрал
образ: двуногие черви, засравшиеся по уши и неспособные уже остановиться. Но
вы настолько надулись чванством и чувством собственной важности, что даже гадить
можете только из великой своей богоподобности… 
ПОВОРОТ. 
На Купера наваливается тоска. Осязаемая, с миллионами серых никчемных лиц и потных
осклизлых рук. Никчемность и бессилие. Сколько раз это было? Не сосчитать. Это
когда бьют, а ты боишься ответить, потому, что тогда… Или когда предаешь любимого
человека. Предаешь с улыбкой, глядя в глаза, а он даже представить себе не в
состоянии и готов ради тебя… Или… Купер падает прямо в затхлую лужу, в грязь,
пахнущую нечистотами. Рядом с его лицом раздувшийся труп неизвестно как попавшей
сюда крысы. Мы с тобой одной крови: ты и я. Словно читая его мысли, крыса улыбается
и хитро подмигивает одним глазом. Купер кричит на весь коридор и, ругаясь на
чем свет стоит, ползет дальше, поминутно поскальзываясь и тычась лицом в мерзкую
зловонную жижу. Слезы и грязь застилают глаза, поэтому ползти приходится на ощупь.
Ползти мучительно трудно, как во сне, когда пытаешься изо всех сил бежать, но
не можешь сделать ни шага, а Это уже совсем близко… 
ПОВОРОТ.   
-Бог, Дьявол, Природа, с большой буквы, Наука с большой буквы… Человечество постоянно
создает себе новых, все более ужасных монстров, которые требуют все более изощренных
жертв. Только воспаленное общечеловеческое сознание способно порождать такие
чудовища, и только люди способны называть любовью и мудростью то, чем известны
эти порождения кошмаров. И только третий ключ, ТИШИНА, нет, не ответит на вопросы,
ибо это породило бы еще большую ложь, тишина отнимает вопросы, давая, тем самым,
единственно верный ответ.    
ПОВОРОТ. 
Сознание возвращалось медленно. Боли уже почти не было, по крайней мере, такой.
Купер лежал, где упал, в луже собственной блевотины и нечистот. Он был настолько
вымотан, что ему даже не было противно. Главное, отступила боль, остальное не
имело значение. Купер почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы можно было встать
и идти. Впереди, всего в нескольких шагах был очередной поворот, и от этого хотелось
оставаться здесь вечно, но Купер понимал, что в этом случае…
ПОВОРОТ.  
-Твоя боль иллюзорна, как и весь тот бред, который ты собирал всю жизнь. Ты слишком
прикипел, прирос к своему маленькому я, которое корчится теперь в предсмертных
судорогах. Для того чтобы родиться, надо умереть, и умереть дважды. Когда умрешь
ты, в тебе все еще буду оставаться я, и только убив меня…
ПОВОРОТ. 
Коридор резко кончился, и не было больше ничего и нигде. Купер исчезал, словно
остатки утреннего тумана, а вокруг загорались тысячи солнц, но что-то в этих
солнцах было не так, было фальшиво, театрализовано, декоративно.
-В прятки решил поиграть? – вырвалось у Купера.
Послышался смех и из-за солнц появился Директор. Он был неописуемо прекрасен,
как Бог. Никого и никогда Купер не любил еще так, как в этот момент Директора.
Он был олицетворением наивысшего счастья, экстаза, блаженства… Он был…
Но рука Купера уже нащупала нож. 


МИФ ПОСЛЕДНИЙ 


Комедианты! Конечно же! Как я мог… 
Нет богов, есть только маски или роли. В таком случае, мистика - это попытка
вернуться в реальность, сойти со сцены, разотождествиться с ролью, чтобы занять
место среди зрителей!
Все.
Точка. Два часа ночи. Пора спать. Твою мать! С этой писаниной отсидел себе ноги.
Мурашки носились, как потревоженные муравьи, но в этой боли было и что-то приятное.
У меня был миг озарения, когда все становится на свои места, а кровь буквально
начинает светиться. 
Книга написана, теперь надо найти подходящего автора. Лицедейство или комедиантство,
чьим духом я был пропитан требовали последней мистификации, а именно автора,
такого же реально-нереального, как и все в этой книге. Я открыл телефонный справочник
и ткнул пальцем в первую попавшуюся фамилию. Михайлов Валерий Николаевич. Замечательно.
Он полностью подходил на роль автора: с одной стороны, он реально существовал,
по крайней мере, на страницах телефонного справочника, с другой, он даже не слышал
о книге, что делало его авторство несомненным.
Вот теперь все. Пора спать.
В моей голове зазвучал вдруг голос Директора.
-Ты замечательно поработал, мой друг. Особенно мне понравилась идея с автором.
Ты молодчина.
-Дописался …! – сказал я себе вслух.
-Ты не понял? Ты еще не понял? Ведь это ты та самая мистификация. Ты пишешь Купера,
который находит тебя. Если бы не он… - Директор рассмеялся довольным смехом,
- поздравляю, ты открыл дверь или получил приглашение. Можешь расценивать это
как угодно.
-А можно сначала попИсать?
Я вышел из комнаты… 
ПОВОРОТ. 
   03 11 03