Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

В Михайлов. Произведения

  Все выпуски  

В Михайлов. Произведения


Информационный Канал Subscribe.Ru

ВАЛЕРИЙ МИХАЙЛОВ
ПРОИЗВЕДЕНИЯ

Сегодня в номере:

Я ПОКАЖУ ТЕБЕ ГОРОД ЧАСТЬ 3 продолжение
НАРКОМАНСКИЕ СКАЗКИ

ЧАСТЬ 3

ГЛАВА 3. РЕДАКТОР

В просторном, дорого, но не кричаще отделанном, прекрасно оборудованном кабинете, где все под рукой, но в то же время ничто не мешает и не отвлекает, в удобных дорогих креслах сидели двое. Со стороны могло показаться, что это старые приятели, коротающие свободное время за чашкой кофе. Как уже было сказано, они пили кофе и непринужденно беседовали на, казалось бы, совершенно отвлеченную тему. Было время заката, и солнце окрашивало комнату в наиживописнейшие тона.
-Именно понимая все это, начинаешь особо остро чувствовать красоту таких вот моментов, - сказал хозяин кабинета.
-Вы еще можете все изменить. Уезжайте, Сергей Николаевич.
-К сожалению, это невозможно. У меня есть дочь. Вы, как никто другой, должны меня понять.
-Думаете, они оставят ее в покое?
-Вряд ли.
-Тогда что?
-Сложный вопрос, Алеша, - он тяжело вздохнул, - с тех пор, как я превратился в Редактора, я понял одно: В этом чертовом эксперименте все играют чужие роли. Никто не является тем, за кого себя выдает.
-Включая нас с вами.
-Включая нас с вами… А хотите водки? Настоящей хорошей водки? А?
-Можно и водки.
Сергей Николаевич, или Редактор открыл замаскированный под шкаф холодильник и достал оттуда бутылку, две небольшие рюмки. Следом на столе появились огурчики, колбаска, сыр…
-За что выпьем?
-Не знаю. В душе сумбур какой-то.
-Вот давайте за этот сумбур и выпьем.
-Согласен. Ясность иногда - это очень хреново.
-Жаль, что при таких обстоятельствах. Ну да ладно.
-При других обстоятельствах… - произнес задумчиво Каменев, и не стал продолжать фразу, - а, может, все-таки рискнете? - спросил он вместо этого.
-Бесполезно.
-Но ведь… - вновь осекся Каменев.
-Вас выпустили, потому что вы ключ.
-Они знали, что я вернусь?
-Для этого вас и выпустили.
-Как и тех двоих?
-Насчет Светланы ничего не скажу - темная лошадка. А парень, похоже, да.
-И все же, что бы вы мне посоветовали?
-Не пускайте туда Дюльсендорфа.
-Легко сказать.
-А разве не этому вы учились?
-Не знаю. Да и роль противовеса мне, честно говоря, совсем не импонирует.
-Мне тоже много чего не импонирует, однако…
-В том-то и дело, дружище.
-Давай лучше выпьем еще?
-А потом еще, сразу, чтобы хоть на какое-то время…
-Напиваться стоит при хорошем настроении. Иначе водка только усугубляет.
В последний раз запустив свой лучик в окно, солнце исчезло за горизонтом.
-Включить свет?
-Не знаю. А вообще, лучше так.
-Хорошо. Пусть будет так. Простите, я вас не задерживаю?
-До полуночи я в вашем распоряжении.
-Полночь… До чего же мы любим условности!
-В полночь за вами придут.
-Я не о вас. Я вообще. Возьмем хотя бы литературу. Меня всегда смущал тот факт, что всякая нечисть появляется с боем часов, тогда как это не более чем условность нашей двуногой цивилизации. Существуют не так много мест, где календарная полночь, назовем это так, совпадает с астрономической, и если уж нечисть так привязана к полуночи, она должна появляться не с боем часов, а с появление солнца в зените на противоположной точке земного шара.
-Зато исчезают они с первыми петухами. То есть возвращаются к себе, уже исходя из реального времени.
-Значит, это такая же процедура, как политический арест. Сначала звонок по телефону, потом среди ночи, обязательно среди ночи и обязательно после полуночи…
-Потому что они и есть настоящая нечистая сила, они, а не привидения и бесы.
-А они и есть привидения и бесы. Попав туда, они перестают быть людьми.
-Или только ими становятся.
-Возможно. Взять хотя бы моих экспериментаторов. Когда-то большинство из них были весьма неплохими людьми… Да тот же Дюльсендорф. Ученый бессеребренник. Почти фанатик. Он же изначально хотел добра для всех, а теперь…
-Теперь он служит эксперименту, которому, по большому счету, нет никакого дела до человечества и прочей несущественной с его точки зрения ерунды.
-Зачем же тогда, по-вашему, он все это создал?
-Не знаю. Возможно, чтобы разобраться…
-Разобраться в чем? По-моему, с нашей помощью можно только еще сильнее запутаться.
-Вы все еще слишком хорошо о себе думаете, о всех нас. С чего вы взяли, что он хочет разобраться именно в нас? Может он как математик… Берет лист бумаги, точит карандаш, пишет формулы…
-Не знаю. Я вообще ничего не думаю… Особенно в последнее время.

Предназначение. Почему-то почти все думают, что за этим словом обязательно должно скрываться нечто грандиозное, нечто великое, нечто превращающее человека в героя, заставляющее его превозмогать себя, превозмогать других, если, конечно, (это сочетание слов достойно существования). Предназначение… Слово, за которым так и видится имя счастливца, вписанное большими буквами в книгу истории на ее золотых страницах. Предназначение…
Какая глупость! Какая наивная чушь! Только единицам дано понять, что это такое, что это значит: жить и не сметь поступить иначе, жить так, как написано, как сказано, как предопределено. Шаг вправо, шаг влево… Хотя, если верить Его словам, не тем, что у Него всегда есть для толпы и тех одиннадцати, что считают себя Его избранниками, а настоящим, истинным словам, сказанным шепотом наедине, у каждого в этой жизни есть предназначение. И даже жалкое, казалось бы, никому не нужное существование бедняка - это тоже своего рода предназначение. Предназначение для большинства, предназначение для тех, кому нужен пастырь, предназначение для овец.
Очень немногим в это мире суждено стать богачами или прославиться. Еще меньше тех, кому суждено стать героями, а тех, кому дано хоть в чем-то здесь разобраться, хоть что-то понять в этом запутаннейшем и в то же время очень простом мире, вообще единицы, не говоря о тех… Но об этом молчок. Большинство же вообще являются здесь декорациями или статистами, безликой массой, одной из стихий, что подобно наводнению и урагану с завидной постоянностью обрушивается на грешную землю.
Почему я говорю об этом с такой уверенностью? Да все потому, что я человек с Предназначением. Один из тысяч миллиардов. Человек с предназначением, от которого отказался бы любой, включая меня! Если бы я мог хоть на шаг отступить от заданной роли! Но небеса распорядились именно так, а с небесами без толку спорить.
О собственном предназначении я узнал… Да, собственно, сколько я себя помню, столько я о нем и знал. Я не знал, ни что меня ожидает, ни в чем заключается моя роль, иначе я бы еще тогда наложил бы на себя руки. Нет, я знал лишь то, что наступит время, и я буду призван исполнить свой долг. И все. Откуда я об этом узнал? Даже и не догадываюсь. У меня не было видений, мне не слышались голоса, ко мне не являлись волхвы, да и чудес, настоящих чудес, заставляющих верить, если честно сказать, я не видел. Ни одного. Я просто знал об этом всегда.
Знал и молчал. Я не кричал о предназначении на каждом углу, что бы, наверно, сделал любой мальчишка на моем месте. Никому. Ни родителям, ни священникам, ни верным друзьям… Никому, ни слова, никогда. Даже той, что я встретил, и которую мне пришлось оставить, даже той, которую я встретил позже, и которая оставила меня. Никому, ни слова, никогда… Воистину тот умник, тот хитрый сукин сын, который выписал наши роли, знал что надо, а чего нельзя.
И вот однажды я встретил Его. Окруженного другими. Не понимающими ничего из того, что он пытался им дать. Слепоглухонемыми от рождения, настолько слепоглухонемыми, что даже не осознавали этого. Нормальные слепоглухонемые люди, такие, как все или почти все. Отчаявшись, он только и делал, что твердил им: Слушайте, смотрите, бодрствуйте… Но что для них были эти слова!
Он тоже сразу узнал меня. Пойдем, сказал он, я знаю, кто ты, и для чего здесь. Он заговорил со мной, и некая, невидимая сущность коснулась моего естества. Сомнений не осталось, и я присоединился к нему. Если бы я знал, что меня ожидало!
Пойми, мы с тобой здесь только актеры, убеждал он меня накануне, хоть и главные, но все же актеры. Не нами придумана эта пьеса, не нам ее судить. От нас ничего не зависит. Мы лишь затем, чтобы исполнить, так исполним же начертанное до конца.
Признаюсь, я смалодушничал. Я хотел отказаться, хотел просто уйти, хотел найти хоть одну возможность не делать того. Он словно прочел мои мысли. Это действительно будет предательством, сказал он тогда мне, странная штука жизнь. Есть только один способ не предать, который для всех других будет выглядеть, как предательство. Что так, что этак. Предательство по форме или предательство по духу?
Я не могу тебя принуждать, но пойми, я больше ни на кого не могу рассчитывать… Эти его слова были решающими.
Я сделал все, чего он хотел, но… Не надо было мне приходить тогда в сад. Ох, не надо. Но я не мог… не мог вот так, не простившись… И я нашел Его там, нашел готового к встрече. Мы крепко обнялись и поцеловали друг друга, чтобы больше никогда уже не встретиться в этом мире.
Прости, сказал он мне на прощанье, прости, ибо обрекаю тебя на смерть и вечный позор… Прости.
Что ж, если так. На это не наша воля, хотел я ему ответить, но было уже поздно, да и нельзя мне было с Ним говорить, иначе все было бы напрасно. Я и так чуть не погубил все своим поцелуем.
Прости…
Его ждали смерть и вечная слава, меня смерть и вечный позор. У каждого героя есть свой злодей, и здесь ничего не попишешь. Мы всего лишь актеры, как сказал мне когда-то он. Всего лишь актеры…
Мне осталось сыграть последнюю сцену, наверно, одну из самых легких. По крайней мере, в исполнении. Мертвое, сухое дерево я заприметил еще давно.
Веревка легко перекинулась через сук.
Прости. Прости и до встречи! Крикнул я в никуда…

Проснувшись, я почему-то вспомнил, как классе в седьмом мы судили… Как же ее имя-то? Ладно. Она, кажется, что-то у кого-то украла. Тоже у какой-то девчонки из нашего класса. Что-то, помнится золотое. Доказательств не было, за руку ее никто не поймал. Просто потом, после ее ухода чего-то не досчитались. Не пойман - не вор, так решили взрослые, но не мы. Мы всем классом тогда сбежали с уроков и, собравшись в беседке детского садика, расположенного недалеко от школы, устроили над ней суд, точно мистер Линч с сотоварищами. Разговоры, разговоры, разговоры… Слезы, клятвенные обещания, опять разговоры… Признаться честно, все мы тогда были разочарованы. Класс хотел крови, хотел драки, настоящей бабьей драки с мутузеньем друг друга каблуками, с выдергиванием волос и пусканием когтей в глаза. Нам и дела, собственно, никакого не было до истины. Кровь - вот единственная истина толпы…
За окном шел дождь со снегом. Ноябрь. Первый месяц зимы. Настоящей тоскливо-промозглой зимы с обязательной сыростью, ветром, и еще хуже, морозами. Ненавижу морозы. Для меня нормальная температура окружающей среды находится в районе 30 градусов по Цельсию. Зимой у меня всегда остервенелая депрессия, остервенелая, холодная депрессия, когда не хочется ничего, особенно не хочется вставать, вылазить или вылезать из-под одеяла, напяливать на себя кучу одежды и идти в этот холодный, грязно-мокрый кошмар. От одной только мысли об этом мне стало холодно, и я еще сильней закутался в одеяло.
Наверно, я заснул, потому что не услышал, как вернулся Каменев, который где-то прошлялся всю ночь. Он был злым, небритым, и от него разило водкой.
-Валяешься? - спросил он меня с явным раздражением в голосе.
-Ненавижу зиму.
-Это хорошо.
-Хорошо?
-Твоя ненависть нам сегодня понадобится.
-Опять маневры?
С того дня, как он снял меня с крыши, он не давал мне покоя. Постоянные рассказы о себе и об эксперименте, постоянные тренировки, а в последнее время добавились еще и маневры. Так я называл учебные вылазки в большой мир. Он заставлял меня воровать какую-то ерунду на базаре, зачастую на глазах у ментов, заставлял ходить на футбол, участвовать в потасовках.
-Ты должен быть неуязвим в любой ситуации, - говорил он, покупая билеты на матч, где 22 бугая под истошные вопли зрителей пинали ногами мяч, а зачастую и друг друга.
Подобные мероприятия наводили на меня тоску, как и пьяные драки, которые часто провоцировал он сам. Моей же задачей было выйти из всего этого бедлама без какого-либо ущерба для здоровья, чего я и сам желал не меньше, чем Каменев.
-Сегодня боевая вылазка.
-Кого бьем?
-Всех. Одевайся. Сейчас уже люди придут, а ты еще тут валяешься.
-Ненавижу эту страну! - с чувством сказал я, выползая из-под одеяла в плохоотапливаемую чуть теплыми батареями комнату.
Труднее всего было заставить себя откинуть одеяло.
-На завтрак время есть?
-Конечно. Никто не знает, сколько мы там пробудем.
-Где?
-Увидишь.
-Хорошо, - согласился я. В таком состоянии он все равно бы ничего не сказал, - чем будем завтракать?
-Картошка, капуста, рыба.
-Какая рыба? Колбаса?
-Селедка. Замечательная, - он улыбнулся.
-Селедка - это хорошо.
Только мы сели за стол, как заявилась парочка Каменевских бойцов.
-Знакомьтесь.
-Игорь, - сказал я, не подавая руки, - руки в селедке.
-Ганс, - он автоматически протянул руку и тут же убрал.
-Генрих.
Ребята, как ребята. На громил совсем не похожи.
-Пошли, - распорядился Каменев, и мы поднялись из-за стола, так по-человечески и не поев.

Машина остановилась возле небольшой частной автомастерской на краю города, услугами которой, судя по всему, мало кто пользовался.
-Мы закрываемся, - сообщил нам, вынырнувший из гаража мужик и тут же получил хороший удар кулаком по лицу, я бы даже сказал профессиональный удар. Всего в гараже было пять человек. Все какие-то однотипные. Неопределенного возраста, неопределенной национальности, в одинаковых спецовках. Мы, вернее Ганс, Генрих и Каменев справились с ними в считанные секунды. Чуть больше ушло на то, чтобы привязать их к стульям.
-Нам нужна девочка Света. Где она?
-Пошел ты!
-Ганс.
Ставший вдруг похожим на здоровенного бульдога Ганс с силой ударил его по лицу.
-Где она? Кто-нибудь может мне сказать? Нет? Тогда мы сделаем вот что. Мы будем играть с вами в бутылочку.
Ганс и Генрих, словно дети, играющие в кукол, усадили крепко привязанных к стульям пленных за стол.
-Правила игры, если кто не в курсе, проще простого, - принялся объяснять Ганс, - на кого укажет горлышко бутылки, тот и квач. Вопросы есть?
Вопросов не было. Тогда Ганс манерно кивнул Генриху (они все делали немного рисуясь, что должно было наводить на подопечных еще большую тоску), и тот крутанул бутылку.
Бутылка остановилась напротив типа с разбитым лицом.
-И так, все тот же вопрос нашей викторины. Что скажете?
-Тип грязно выругался.
-Ну да! Ты и так умеешь! Готов, значит, ради нее в огонь и воду? И побоев ты не боишься? Ладно, проверим.
-Сожгите этого мудака, - приказал Каменев.
-Где тут у вас бензин? - спросил все у того же мужика Ганс.
Пленные сидели за столом совершенно белые.
-Нет, Ганс, бензин не пойдет. Мы тут не самосожжение протеста готовим. Нам не надо, чтобы он слишком быстро… Облей его маслом. Одну голову и подожги. Только рот залепи.
-Что тут у них?
-Да вот, ведро с отработкой.
Среди инструментов Генрих нашел кисточку и отдал ее Гансу.
-Приступим.
Ганс нарочито медленно пропитал волосы мужика маслом, затем прикурил сигарету от зажигалки и только после этого поднес пламя к голове жертвы. Волосы, пропитанные маслом, затрещали и вспыхнули. Пахнуло паленой шерстью, горелым маслом и еще чем-то жутко неприятным, как в подъезде, когда соседи готовят еду.
Меня буквально вывернуло наизнанку.
-Пойди умойся, - распорядился Каменев, - вода в багажнике.
На свежем воздухе меня стошнило еще раз. На этот раз желудок давал пустые спазмы, вызывающие почему-то боль во всем теле. Глаза слезились, а в носу неприятно щекотали остатки еды. Зато запах блевотины стал своего рода панацеей от той, казалось, навсегда въевшейся в меня вони сжигаемого заживо человека.
Умывшись, отсморкавшись и тщательно прополоскав горло и рот, я сел прямо на землю возле машины, предварительно подстелив под себя какую-то картонку.
Было промозгло и сыро. Накрапывал мелкий, отвратительный дождь, но в тот момент это было даже здорово.
А в ушах продолжал стоять треск горящих волос и жуткий, ни на что не похожий человеческий крик.

-Николсон, сука, а такой с виду тихоня!
Николсон, или, как он любил себя называть, Никола Сонов держал небольшой, но уютный бар на первом этаже собственного дома. Скорее даже не бар, а что-то вроде частного клуба. Тихое, уютное заведение, которое мгновенно обросло постоянными клиентами, да так, что все места, а мест было столов 6, постоянно были заказанными, по крайней мере, так объясняли тем, кто пытался случайно забрести к нему на огонек. Бар был ночным и закрывался в пять утра.
Ганс посмотрел на часы.
-Сколько? - спросил Каменев.
-Половина пятого.
-Уже скоро.
Несмотря на время, спать не хотелось. После экскурса в гараж я пребывал в состоянии легкого анабиоза, которое меня всегда спасало от нервных перегрузок. Защитный предохранитель вновь где-то перегорел, и я был совершенно апатичным, словно вместе с содержимым желудка из меня вылилось и содержимое души. Есть тоже совсем не хотелось. Ничего не хотелось.
-Один неверный шаг, и они сделают с тобой нечто подобное! - прокричал в мое бледное, полуобморочное лицо Каменев, когда они вышли из гаража.
Эта фраза постоянно вертелась в голове, словно повторяющийся обрывок песни на заигранной пластинке.
Наконец, последние посетители покинули бар.
-Пора, что ли?
-Пошли.
Все, кроме меня (у меня оружия не было) дружно, словно на военном параде передернули затворы маленьких автоматов с большими глушителями на стволах. Мы вышли из машины и быстрым шагом направились к входной двери. Холодный, мокрый ветер вяло ударил в лицо, и я тут же вспомнил ХРОМУЮ СУДЬБУ Стругацких. Эпизод, когда мокрый ветер точно так же надавал пощечин людям, пришедшим за своими детьми.
-Ненавижу эту страну! - с чувством сказал я.
-Что это с ним?
-У него всегда так на погоду.
-А чем тебе погода непогода?
-Холодно.
-Холодно? Ты, брат, настоящих холодов не видел.
-И не хочу.
-Мы закрываемся, - только и успел сказать рослый детина, работающий официантом, вышибалой и охранником в одном лице. Сколько ему платили? Короткая очередь в живот сложила его пополам.
Следующим оказался Николсон. Гнусный, надо сказать, тип.
-Девчонку! Не упустите девчонку! Ее надо брать живой!
Все-таки она ушла.
В потаенной комнате, достаточно уютной, чтобы чувствовать себя комфортно, на небольшом столике дымился кофе. Его только начали пить. Рядом, в пепельнице тлела недавно прикуренная сигарета. Трудно было не догадаться, что она ушла буквально у нас из-под носа.
-Дверь! Здесь должна быть вторая дверь!
Мы начали лихорадочно срывать все со стен и двигать мебель: Диван, стол, небольшой шкаф.
Ход оказался за шкафом. Небольшая нора, в которую надо было пролазить на четвереньках.
-Пошли!
Мы пулей выскочили из бара и…
Небольшой серый автомобиль промчался на бешенной скорости по улице.
-Моргана! - сказал с чувством Каменев, словно выругался, - черт!
-Может, стоит наведаться?
-Не получится. Она сейчас под охраной эксперимента.
-И что тогда?
-Тогда ничего! Блин! Ненавижу ветряные мельницы! - и он разрядил свой автомат в никуда.
-Полегчало? - спросил его Ганс.
-Я же только хотел…
-Все мы только хотели. Пойдем. Скоро здесь будут менты.
И тут состояние апатии резко исчезло, словно кто-то повернул рубильник или включил вилку в розетку. Наваждение кончилось. Я снова был в настоящей реальности, в этом агрессивном и жестоком мире со своими Экспериментами, Дюльсендорфами и Каменевыми. Я был злым и остервенелым. Все вопросы отпали кроме одного, который вырос до космических размеров: За какую цену? За какую цену они меня возьмут?
Вы меня, суки, еще запомните!!! - подумал я и от души выругался.
Проехав всего несколько кварталов от бара Николсона, Каменев высадил ребят, и они скрылись в нависшем густом утреннем тумане.
-Теперь ты понял, в какую игру вляпался? - спросил он меня, когда мы остались в машине вдвоем.
Я кивнул.
-Помни об этом. Иначе…
Мне не надо было объяснять, что может случиться иначе, и он это понял.
Дома он, не раздеваясь, вошел в комнату и достал из бара бутылку водки и две стопки.
-Давай. За одного очень хорошего человека. Не чокаясь.
Мы выпили, и по его виду я понял, что лучше вопросов не задавать. К тому же водка, положенная на бессонную ночь требовала свое.

-Да тише ты! - прошипел на меня Каменев.
-Тише, тише… нихрена же не видно. Что я тебе, мышь летучая?
-А тебе незачем смотреть. Ты чувствуй. Чувствуй и иди. Глаза можешь вообще закрыть.
-Ага. Перекрывая какой-нибудь канал восприятия, мы тем самым заставляем работать другие в более интенсивном режиме.
-Поначитался… - пробурчал Каменев.
Но глаза я закрывать не стал. Все равно, даже в кромешной тьме с закрытыми глазами начинаешь чувствовать себя неполноценным. К тому же усиливать другие чувства мне не хотелось. Не находили мои чувства ничего здесь хорошего. Один запах чего стоил. Пахло канализацией, затхлостью, сырой землей, гниющей картошкой, прелыми тряпками, и еще бог знает чем столь же приятным. Под ногами было скользко, а иногда вообще хлюпало. Руки, а я шел, обшаривая темноту руками, то и дело натыкались на мокрые, скользкие от какого-то отвратительного налета стены. Хорошо хоть потолок, или как эта дрянь называется у спелеологов был достаточно высоким, чтобы можно было идти в рост. Правда, с потолка капало нечто мерзкое и холодное.
-Они что, тоже через эту дыру туда ходят? - спросил я чуть слышно Каменева.
-У них есть парадный вход.
-Понятно. А мы значит через вход для прислуги.
-Скорее, через слуховое окно или канализацию.
-А откуда ты узнал об этой калитки?
Он оставил мой вопрос без ответа.
Вообще это скорее напоминало один из моих снов. Заброшенный склад на краю города, готовый вот-вот рухнуть от малейшего дуновения ветерка. Темный сырой подвал. Разобранная кирпичная кладка, за которой начинается хрен знает как появившийся ход в подземелье… Одним словом, фантастика.
-Словно кто-то специально все это делает, - продолжил я мысль, но уже вслух.
-Ты о чем?
-Да обо всем этом. Тебе не кажется, что эту дырку здесь сделали специально для нас?
-А ты еще в этом сомневаешься?
-Эксперимент?
-Хрен его знает. Или ты думаешь, кто-нибудь понимает, что в данном случае стоит за словом эксперимент?
-Не понял?
-Слишком много всего закрутили. Нарвались на ряд необъяснимых явлений, которые назвали экспериментом. Затем его мистифицировали. Как и многое другое.
Он хотел уже развить свою тему и дальше, но вовремя осекся. Мы находились под небольшим окошком, из которого доносился шум.
-Больше ни слова.
Каменев аккуратно убрал решетку, и мы выбрались в уже достаточно приличный коридор. Он был похож на подземелья средневековых замков глазами Голливуда. Правда, картину средневековости портили идущие вдоль стен кабеля и трубы, но если все это хорошенько задекорировать… Вообще в последнее время слишком многое в моей жизни напоминало Голливуд. Дешевый американский Голливуд, со всеми его отвратительными стандартами, разработанными на потеху среднестатистическим идиотам. Неужели и жизнь бывает такой дурацкой! Воистину, что вверху, то и внизу.
-Стой, - еле слышно приказал мне Каменев.
Я мгновенно отреагировал. Все-таки не плохо он меня вышколил за это время.
Мы прижались к стене и стали думать зону безопасности. Оказывается, эти штуки можно создавать и направлять усилием чего-то там в сознании.
-Пошли.
Теперь надо было двигаться как можно тише. К сожалению, на звуки и (о боже!) запахи на наше умение не распространялись. Несколько минут мы осторожно двигались вдоль стены, пока не оказались у входа в помещение, которое я видел во сне. Та же огромная зала, выложенная белым мрамором. Небольшое возвышение у дальней стены, круглый бассейн радиусом метра полтора. Грандиозный, абсолютно прозрачный, цветок лотоса посреди бассейна. Даже огонь горел в цветке лотоса как в моем сне. Только вместо факелов были электрические светильники, создающие атмосферу полумрака. Идеальное место для дискотеки, почему-то подумалось мне. В зале были люди. Двенадцать человек, а не пятьдесят, как во сне. Да и одеты они были в самую обычную одежду. Вот только лица были закрыты одинаковыми масками. Карнавал, да и только. Как и во сне они читали молитву на непонятном языке. Стоял достаточно сильный гул, чтобы можно было услышать наше присутствие.
Зона безопасности удачно расположилась в одном из углов залы, и мы незаметно пробрались туда.
Молитва резко оборвалась на полуслове. В наступившей тишине был слышен каждый шорох. Попробуй мы сейчас хоть пошевелиться…
Тишина продолжалась около минуты, затем люди в длинных черных балахонах внесли в залу странную помесь разделочного стола и раскладушки. Установив приспособление, они чинно удалились. Другие так же одетые люди (они встретились у входа) ввели под аккомпанемент собственных шагов отца Маги. Он был немного бледнее обычного, но выглядел спокойным. У меня сжалось сердце. Отец Маги - Редактор! Это объясняло если не все в нашей с ней размолвке, то, по крайней мере, многое. Балахонщики (так я окрестил для себя этих церемониймейстеров) ловко уложили его на приспособление так, что руки ниже локтей и ноги ниже колен оказались навесу. Вот уж действительно Прокрустово ложе. Затем под руки и ноги поставили что-то вроде специальных тазиков. Проделав все это, балахонщики удалились.
К алтарю приблизилась женщина, буквально излучающая силу и власть, несмотря на невысокий рост и изящное сложение. Балахонщик, преклонив колени, вручил ей небольшой меч. Ни слова не говоря, она повернулась к Редактору и, ловко взмахнув мечом, отсекла ему кисть правой руки. Хор грянул мрачный гимн, а женщина стояла и смотрела, как кровь наполняет тазик. Затем пение стихло, и жрица, обойдя алтарь, вновь взмахнула мечом. Вновь зазвучало пение. Эта сцена повторилась еще два раза с той лишь разницей, что после того, как она отсекла ему вторую ногу, пение не кончалось до тех пор, пока не перестала течь кровь. Тогда жрица положила меч на Редактора острием вниз. Это послужило сигналом для балахонщиков, которые торжественно вынесли красивой работы большую чашу, скорее всего из золота, куда слили кровь. С чашей в руках они опустились перед жрицей на колени, а она принялась читать молитву. Затем она вылила большую часть крови в цветок лотоса, который тут же окрасился в рубиновый цвет. Затем она пригубила из чаши и бережно передала ее остальным участникам этого действа.
Пойдем, - сказал Каменев, - остальное тебе можно не смотреть.
Мы выбрались из пещеры, и только тогда я понял, что дрожу.
-Как ты? - спросил он, пристально посмотрев на меня.
-Трясет как при гриппе. Горячка, как у героев Достоевского.
-Ничего, это пройдет.
-Скажи, она знала?
-Кто?
-Ну, когда все еще было хорошо, и ни о каком эксперименте…
Я боялся произнести имя Маги, словно это могло навлечь на нее беду.
-Она ничего не знала, да, наверно, ничего не знает и сейчас. Эти ребята умеют убеждать.

 

                       НАРКОМАНСКИЕ СКАЗКИ

 

         -А где Карлсон?

         -Он улетел…

         Наркоманская сказка.

 

         Жили-были дед и баба, ели кашу с молоком.

         Наркоманская сказка.

 

         Парк культуры.

         Наркоманская сказка.

 

         Ямщик, не гони!

 

 

         Не руби сук у которых живешь.

         Мудрость № 1.

 

         Пейте, дети, молоко – будете здоровы.

         Наркоманская песня.

 

         Эсеры были левыми.

         Урок истории № 1.

 

         Собственноручно изменять жене.

         Урок эротики №-1.

 

         Ужин при свечах – геморрой.

         Откровение №-1.

 

         Мы не Люссаки!

         Девиз клуба имени Гея Люссака.

         Без комментариев.

 

         Присвоение звания.

         Статья УПК.

 

         Секс – не дай ему отсохнуть!

 

         Куда любить Родину?

         Кстати, об эротике.

 

         Чем отличается фракция от фрикции?

         Кстати, об эротике.

 

         Проверено: миннет.

         Исправьте ошибку по вкусу.

       

         Поп и попа пишутся различно только в единственном числе.

         Грамматика и не только.

 

         Что выходит из внутренних органов?

 

         Весна – это когда распускаются почки и дают метастазы в печень.

 

         Ну и что, что я сплю с его женой? Он же спит с моей любовницей.

         Вопрос совести №-1.

 

         Он очень любил детей. Бывало, снимет презерватив, и налюбоваться не может.

 

         Об активистах. Где-то уже было деление на активных и пассивных.

 

         Президент не отец народа, а муж.

 

Если б я был султан, был бы холостой.
          (надпись на пачке папирос)
          Наркоманская сказка.

         ЧЕМ больше женщину мы любим?
        Вопрос философии.

         Души прекрасные порывы.
         Остатки образования

         Лучший бальзам для души - это неприятность ближнего.
         О душе…

         Любовь на теплотрассе – это не любовь, а влечение.
         В назидание потомкам

         Капля трудового порыва убивает лошадь!
         Минздрав предупреждает.

Не верну – считайте меня коммунистом.

 

Мэрзость.

 

Лень – мать всех.

 

Поллюция нравов.

 

Неоднократно переходить дорогу с летальным исходом.

 

Рука бойцов колоть устала…

Наркоманская сказка.

 

Порядочный мент – пятно на всем коллективе.

 

Кто имеет права человека?

 

С корабля на баб.

 

Гей для душа.

 

Весь Мир - бардак

Все люди - братья.

 

Нет, я не Байрон…

Ну и кайф!

 

И поет мне в землянке гормон.

Песнь отшельника.

 

Близкие и недалекие люди.

А слова-то синонимы!

Откровение №-2.

 

О внебрачной любви:

Мораль укрепляет руки.

 

Весна – пора любви и шизофрении.

 

Переводится ли филфак как сексолюбие?

Вопрос грамматики.

 

Второе имя лохнесского чудовища?

 

Согласившись помочь с долгами, он начал с супружеского.

 

Дети – цветы жизни? Цветочки -

Ягодки еще впереди.

 

«Иногда лучше жевать, чем говорить!»

Иногда лучше рекламировать леденцы.

Маленькая пошлость.

 

Поэтапная реорганизация коллектива.

Чекисты шутят.

 

Гусь свинье не товарищ. А вот слоны, бегемоты и носороги родственники. Да и мы с вами недалеко ушли. Даже органы для пересадки подходят. Вот вам и биология.

 

Наиболее удачным оказался его посмертный роман.

 

Человек человеку друг, товарищ и жена товарища.

 

Основным его недостатком было мужское достоинство.

 

Мой друг, Отчизне посвистим.

 

О рефлексах и замещении.

Многие девочки, мечтающие о собаках, выходят замуж за военных.

 

Попробуй-ка поймай!

Твой кайф.

 

Лучше казаться дураком, чем казаться умным.

 

Два токаря на плющихе.

 

Мифическая птица Пенис.

 

Ноль без мамочки.

 

Палит не только солнце.

 

Политика – это родео, где Кресло – это седло бешеного быка.

 

Оставь надежду, всяк сюда входящий!

Надпись над вратами в почтовый сервер.

 

Прямое и обратное:

Религия – это опиум для народа.

Тогда опиум – это…

Урок логики № 1.

 

КЛЯТВА

Я, (фио) перед лицом своих товарищей торжественно клянусь быть!

 

Вылизывая задницы, он прекрасно овладел языком.

 

Избранное и из бранное? – вопрос грамматики.

 

Сапер ошибается один раз, мужчина…

 

Милые женщины!

Врага надо знать в лицо, но для этого совсем не обязательно вписывать его имя в паспорт.

 

Мама мыла Раму, напевая: «Харе».

Мантра.

 

Он настолько сжился с кинематографом, что даже вместо жены нанимал дублера.

 

От леди до б…ди…

А до смерти четыре шага.

 

Розыгрыш – шутка, подколка, лотерея.

 

Не говори гой, пока не увидишь.

 

Из Искры возгорится Изба.

 

Зав. Кардиохирургическим отделением Данко.

 

Наркоман – как ружье на стене. Если он вхож к вам в дом, к третьему акту он вас выставит.

 

Имеющий уши, да не болтай языком.

 

Пролетариату нечего терять, кроме собственных цепей, колец, колье…

 

Прежде, чем продавать Родину, подумай: чем будешь платить.

Начинающим предателям.

 

Нет зубов – нет и кариеса.

 

Сидят и кушают бойцы товарищей своих.

 

На леченом коне далеко не уедешь.

О преимуществах косяка.

 

Тубить иль не тубить?

Англо-русская дружба.

 

А теперь покатай меня, большая черепаха.

Эпиграф к Кама-сутре.

 

Тишина и покойники.

 

Жил-был поп, и был у него приход.

Наркоманская сказка.

 

Заплатил налоги – спи спокойно…

Из некролога. 

 

Как часто приходится одевать женщину, чтобы ее раздеть!

 

Пенистый… От слова пенис?

 

111

 

гомоапатия.

 

Дуры-гриль

 

Взять быка за коня.

 

Лучше чаще, чем никогда.

 

Чай БЕСЕДА. Пирамидка для чайников.

 

Какнуть в Лету

 

Или пишите сюда


http://subscribe.ru/
E-mail: ask@subscribe.ru
Отписаться
Убрать рекламу

В избранное