Писатель и художник Лев Одинtsov

Писатель и художник Лев Одинtsov
http://www.odintsov.ru/

Лев Одинtsov

E-mail

ПРОЗА 

Россия, Курляндия и еще чуть-чуть на запад. 

Глава 13.

В Петергофе, на границе с зоной Кронштадской аномалии мы пересели в кареты на колесах. Василий Яковлевич не скупился, все экипажи запрягли четверками лошадей.

Мне выдали синий однобортный кафтан, панталоны и ботфорты. Одежда пришлась в пору, и я с удовольствием принял ее. Не голышом же, в конце концов, идти в бой за поруганную честь. Пока я одевался, до меня донеслись обрывки разговора велетеня с Василием Яковлевичем.

- А я говорю вам, Василий Яковлевич, что за графом глаз нужен! – сказал господин Марагур. – Ex ungue leonem.

- Да какие тут когти?! Брось ты, он же сломлен. Вспомни, как он орал.

- Еще бы не орать! Начни человека батогами охаживать да щипцами прижигать, любой заорет и мать родную продаст! Но поверьте моему опыту, этот Дементьев – того сорта господин, который так просто не сдастся.

- Ладно, вот и приглядывай за ним, - приказал Василий Яковлевич. – Ни на шаг не отпускай! А если что, то не мне тебя учить!

Признаюсь, господа, что эти слова оказались лучшей похвалой в моей жизни. Я почувствовал… благодарность к велетеню, и мне захотелось оправдать его опасения.

Мы перебрались в летние кареты и продолжили путь. Я опять ехал в самом большом экипаже, но на этот раз компанию мне составил господин Марагур. Доктор Биттехер остался в Петергофе, его миссия была закончена.

- Ну, как себя чувствуешь? – спросил господин Марагур.

- Благодарю. Превосходно, - ответил я.

- И на черта ты полез в эту историю?! – поинтересовался он.

- А ты? – вопросом на вопрос ответил я.

- Я, - протянул велетень. – Я – что? Мне платят, я и работаю. Но ты-то, ты! Ты же граф, у тебя состояние, положение в обществе! Не все ли тебе равно, кто будет…

Тут велетень осекся. Он покосился на меня, пытаясь оценить, не сболтнул ли он лишнего и не пора ли ломать мне хребет?

- Ну, да, - откликнулся я. – Не все ли равно, какой сыр жрать на завтрак?!

- Ага, - согласился господин Марагур.

О том, что я кинулся в это варево ради любимой женщины, ему в голову не приходило. Ну, и хорошо.

Я любовался пейзажем за окном, слушал пение птиц и стрекот кузнечиков. А ведь в нескольких верстах отсюда, в Санкт-Петербурге лютует зима, метели метут, нищие на улицах замерзают насмерть. А в Петергофе и Кронштадте жара такая, какой в России не каждое лето выдается. Птицы поют, цветы цветут, женщины гуляют в легких платьях. И ведь все это севернее Санкт-Петербурга! Коронный город – Кронштадт! Сколько ученых ломали головы над этой аномалией, а так и не нашли причину! Ходит, правда, слух, что Христиан фон Вольф с Ломоносовым разузнали, что к чему, да матушка-Императрица приказала засекретить их изыскания.

В Ораниенбауме мы наняли за два рубля две весельные шлюпки. На море был штиль, и гребцы быстро доставили к гранитным берегам Кронштадта. Там мы узнали, что дом капитана-поручика Косынкина находится недалеко от деревни Толбухино, до которой еще восемь верст. Василий Яковлевич нанял три коляски, и мы отправились в путь. Всех нас, видимо, утомила дорога, и на протяжении всего пути мы почти не разговаривали.

Наконец, наше путешествие подошло к концу. Впереди у самого берега мы увидели… дом капитана-поручика Косынкина.

- Он редут-с перестроил, который шведы-с захватили, когда высаживались-с тут, - сообщил нам извозчик.

Пенаты капитана-поручика Косынкина назвать домом можно было только условно. Это была настоящая крепость. Василий Яковлевич сотоварищи пребывали в замешательстве, оказавшись у толстых стен, окруженных земляными рвами, и глядя на огромную башню, выложенную из нетесаных камней песчаника. Стоит ли говорить о том, как радовался я! Впрочем, виду я не подавал, напротив, старался вести себя так, будто ожидал сюрприза наподобие того, что был заготовлен в Осиной роще.

Василий Яковлевич действовал неофициально и рассчитывать на поддержку властей не мог. Оно и понятно. Вряд ли Императору Павлу понравилось бы, что у него под носом суетится деятель, озабоченный тем, чтобы дать Великому Князю вперед батьки на царском стульчаке посерить. Однако дом капитана-поручика Косынкина был не валдайским трактиром и не меблированными комнатами в Шевалдышевском подворье, а крепостью, обитатели которой, скорее всего, не привыкли к тому, чтобы к ним заваливались заговорщики мелкими шайками, душили горничных и пороли хозяина. Василий Яковлевич думал о том, что ждет визитеров, когда они пройдут под тяжелыми арками этого замка? Да уж, на пороге такой крепости призадумаешься, особенно, после истории с зимними осами. Честно говоря, будь я на его месте, пожалуй, предпочел бы, чтобы Павел передал Александру царский стульчак естественным образом. Впрочем, справедливости ради можно сказать, что наши места не сильно отличаются.

Тут произошло странное событие. Со стороны Толбухина мимо нас проехал шарабан, запряженный парой лошадей. Правил им мальчишка лет четырнадцати. Он вез господина преклонных лет, вырядившегося как incroyables. На нем были белый фрак с ярко-зеленым воротником, ярко-красный жилет и ярко-желтые брюки, и – конечно же, – на голове красовалась шляпа с чрезвычайно высокими загнутыми полями. Старик-incroyables смотрел на меня холодными глазами, улыбался и махал рукой. Я был уверен, что я уже где-то видел его. Однако экстравагантный костюм сбивал с толку, и я не смог сосредоточиться и вспомнить, когда и при каких обстоятельствах мы встречались раньше. Рядом с ним сидел еще один персонаж, достойный компании этого старика. Это была египетская мумия, которая мычала и делала страшные глаза. То есть это, конечно, была не настоящая мумия, а кто-то, с головы до пят спеленатый тканью золотистого цвета с прорезями для глаз. На коленях у мумии сидел невероятных размеров пушистый кот абрикосового цвета. Вид у животного был недовольный. Кот словно хотел сказать, что вот если бы мы тут не шлялись и не попались бы им навстречу, то и мумия бы сейчас не кривлялась и его бы соответственно не побеспокоила своим ерзаньем. Кроме меня, никто не взглянул на проезжавшую мимо странную компанию. Должно быть, мои спутники не желали, чтобы их запоминали в лицо местные жители, и при приближении шарабана отвернулись в сторону. Сперва мне пришло в голову, что встретившийся нам господин – обедневший дворянин, который вырядил своего холопа и везет его куда-нибудь на ярмарку, чтобы заработать на жизнь каким-нибудь диковинным представлением. Однако наши извозчики смотрели вслед шарабану с изумлением. И непохоже было, чтобы они видели этих паяцев в Кронштадте раньше.

На что-то решившись, Василий Яковлевич выбрался из коляски. Велетень распахнул дверцу экипажа и жестом пригласил меня выйти. Иванов и еще два господина последовали нашему примеру. Едва мы ступили на землю, как тяжелая рука господина Марагура опустилась мне на плечо. Я попробовал стряхнуть ее. Велетень хмыкнул, надавил мне пальцем под ключицу и пробормотал:

- Не рыпайся, а то Биттехера нет поблизости.

Я решил выждать более удобного случая.

- Значит так, - заявил Василий Яковлевич. – Пойдете втроем. Граф Дементьев, господин Иванов и ты, Марагур. Ты, Дементьев, скажешь, что Иванов - твой друг и доверенный человек, а велетень, скажешь, охраняет вас. Если сделаешь что-то не так, Марагур тебе тут же голову отвернет. А мы отъедем на версту обратно и будем ждать вас.

Марагур, Иванов и я остались у входа в замок, а Василий Яковлевич с двумя своими помощниками сели в коляски и уехали.

Я подошел к воротам замка, схватил за кольцо и постучал. Отодвинулась задвижка смотрового окошка, и сквозь решетку я увидел лицо старика-привратника.

- Кто такие-с? – поинтересовался он.

- Граф Дементьев, - представился я.

- А, - откликнулся привратник.

Заскрежетали засовы и ворота отворились.

- Проходите-с, господа, - пригласил нас старик.

Мы вошли внутрь. Велетень пригнулся, чтобы пройти под аркой. Опухший Иванов озирался с опаской.

- Зимние осы здесь не водятся, - подбодрил я его.

- Мало ли чего! – огрызнулся он, как видно, уверенный в том, что трюком с Осиной рощей таланты мадмуазель де Шоней не исчерпываются.

- Попрошу вас-с обождать здесь, - произнес привратник, запирая ворота. – Я приглашу лакея-с, он проводит вас-с.

Прямо перед нами был разбит цветник, поражающий воображение разнообразием цветов и запахов. В центре размещался фонтан - три грации с кувшинами, из которых лилась вода. Все дышало таким умиротворением, что хотелось забыть обо всем и остаться навечно здесь, пристроившись где-нибудь, где попрохладнее, среди граций где-нибудь. Впрочем, Иванов продолжал крутить головой, словно ждал, что вот-вот откуда-нибудь выпрыгнут саблезубые тигры и порвут на части его опухшую рожу.

На крыльце перед главной башней появился молодой человек в ливрее.

- Господа, прошу-с вас. Рудольф Константинович ожидают-с вас.

Мы вошли в донжон. Центральная часть башни оказалась без перекрытий, и мы оказались как бы внутри огромного каменного колодца. Мы стояли на лестнице, которая уходила вверх по спирали под самую крышу, которая непременно должна была подпирать небо. Воздух был спертый, словно мы оказались в хлеву.

- Во ети твою! – воскликнул Иванов.

Он побледнел и, вцепившись в перила, смотрел вниз.

- Что там? – спросил я.

Послышались хлопки – словно огромная птица готовилась взлететь. Я посмотрел вниз и при свете, пробивавшемся сквозь узкие бойницы, увидел громового ящера, томившегося на дне этого каменного мешка. Чудовище злобно сверкало глазами и хлопало кожистыми крыльями.

- Это Яша, - сообщил лакей. – Не беспокойтесь, господа, он надежно-с прикован-с.

Правая задняя лапа ящера была закована в кольцо, от которого тянулась тяжелая цепь к другому кольцу, торчащему из каменного пола.

- Зачем вы его держите тут? – спросил велетень.

- Рудольф-с Константинович увлекаются боями-с ящеров, - объяснил лакей. – Завтра как раз-с турнир-с. Что ж, господа, попрошу-с следовать за мной-с.

Мы двинулись вверх друг за другом, обходя по спирали огромный колодец, на дне которого хлопало крыльями и лязгало зубами чудовище. Мы преодолели половину лестницы, когда лакей толкнул массивную дубовую дверь в стене, и мы оказались в небольшом зале с камином. Лакей попросил нас обождать и скрылся за следующей дверью. Через мгновение он вернулся и предложил нам войти в кабинет. Мы шагнули через порог и ступили на пол, выложенный синими изразцами со сценками из жизни распутного рыцаря.

Капитан-поручик оказался высоким, статным стариком, имевшим привычку все время кривить рот так, словно взор его смущала какая-то непристойность.

- Граф, - он вышел из-за стола навстречу мне и протянул руку.

Мы обменялись рукопожатием. Несмотря на преклонные лета, Рудольф Константинович оказался крепким и энергичным господином.

- А это кто? – он указал взглядом на моих спутников.

- Господин Иванов – мой друг, доверенное лицо, а это господин Марагур, он охраняет нас!

- Ну и пускай за дверью ждет, - заявил капитан-поручик. – А еще лучше бы устроить бои громового ящера с гоблином!

Мне стало неловко за Марагура. Рудольф Константинович, видно, был из тех людей, кто не считает sapiens того, кто не homo.

- Я должен убедиться, что здесь только один выход, - пробурчал велетень.

- Один, один, - ответил Косынкин. – Через бойницу же не пролезешь, особенно с такой опухшей рожей, - он кивнул на Иванова.

- Я подожду вас за дверью, - сообщил велетень и, многозначительно переглянувшись с Ивановым, вышел.

- Ну, что, граф, взял-таки свое Афанасий Федорович! – воскликнул капитан-поручик.

- Не понял? – вскинул я брови.

Косынкин махнул рукой.

- Да ладно! Не понял он! Мамзель твоя, говорю, небось князя Дурова ублажает! Далась же она тебе! Плюнул бы ты на нее. Оставайся лучше в Кронштадте, завтра на бои ящеров пойдем. Я, знаешь ли, брат, большие надежды на Яшку своего возлагаю.

По лицу капитана-поручика пробежала тень, он сделался мрачным.

- Я, граф, все на Яшку поставил. Если он выйдет победителем, озолотит меня. А если – нет, - Рудольф Константинович поджал губы и покачал головой. – Не сдобровать мне тогда. А противник у Яшки серьезный. У барона Бриджа громовой ящер Юшка. Хороший ящер, я его видел! Это, граф, скажу тебе серьезное искусство – подготовить ящера к бою. Надо голодным его держать, чтоб он злее был! А с другой стороны передержишь без пищи, ослабнет зверь, тоже нехорошо. Я своему неделю только пить даю, есть не даю, и это, граф, скажу тебе существенное послабление моему бюджету. Завтра решится все.

Капитан-поручик тяжело вздохнул.

- А вы вот что, Рудольф Константинович, - сказал Иванов. – Вы тайком на Юшку ставочку сделайте. Да вот хоть через секретаря своего. Если Яшка ваш победит, то и хорошо. А не дай-то бог, Юшка сильнее окажется, так вы хоть затраты окупите.

- Что?! – взревел хозяин. – Да как ты посмел предлагать мне такую низость! Чтобы я – я! – капитан-поручик Косынкин – делал ставку на чужого ящера!

- Позвольте, позвольте, Рудольф Константинович, да я ж как лучше хотел, - оправдывался Иванов.

- Подлость, низость! Никогда, никогда Косынкины не опустятся до этого! Вон, вон из моего дома!

Он начал дергать за шнур. За дверью зазвенел колокольчик. В кабинет вбежал лакей.

- Гришка, проводи этого господина! – приказал капитан-поручик.

- Да, - поддержал я гнев хозяина и закричал на Иванова. – Как ты смел так оскорбить дворянина! Ты мне больше не друг! Пошел вон отсюда! И велетеня с собой прихвати, пока его ящеру не скормили!

Появился господин Марагур. Он закрыл собою дверной проем, готовый и впрямь сразиться с громовым ящером, если потребуется.

- Позвольте, позвольте, Рудольф Константинович! – верещал Иванов. – А как же мадмуазель де Шоней. Где она, разве она не здесь?

- Дураки вы! – проревел капитан-поручик. – Раз граф Дементьев здесь и без нее, значит, сцапал ее Афанасий Федорович! Она так и говорила! Да, впрочем, нате, вот вам!

Он взял со стола запечатанный пакет и протянул его мне. Я спрятал бумаги под кафтан.

- Отправляйся в порт, граф, к западному рейду, там стоят торговые суда. Найдешь “Изумрудную Джейн” - корабль английского купца мистера Спелмана. Покажешь эти бумаги, и он возьмет тебя на борт, отвезет в Амстердам. Там и найдешь свою мамзель в объятиях князя Дурова! – капитан-поручик усмехнулся. – А теперь прочь! Подите прочь, господа!

Черт! Вот так форшмакъ! Угораздило ж его назвать англичанина Спелмана в присутствии Иванова и Марагура! Теперь и думать нечего о том, чтобы выпроводить их без меня! Они немедленно кинутся в порт, в Амстердам, искать Аннет там, и я им буду уже не нужен!

- Что ж, прощайте, Рудольф Константинович, извините, если что не так.

Капитан-поручик отмахнулся. Господин Марагур посторонился, и мы покинули кабинет. Гришка повел нас вниз по лестнице. Следом за лакеем шел Иванов, за ним я, а замыкал шествие велетень. Едва за нами закрылась дверь, как господин Марагур потянул меня за плечо. Я обернулся, он показал мне кулак – размером с мою голову. Я молча развел руками. Велетень еще раз потряс кулаком перед моим носом, и мы двинулись дальше.

У выхода на улицу Иванов остановился. Он больше не крутил во все стороны головой. Уверенный в том, что ни зимние осы, ни другие неприятности здесь его не поджидают, он разглядывал громового ящера, томившегося внизу.

- Что, брат Иванов, не довелось тебе здесь служанку-то придушить, - посочувствовал я.

- Вот, смотри, граф, допрыгаешься!

С этими словами он отпустил перила и повернулся к выходу. Я присел, подхватил его за ноги, да и перекинул в пролет к громовому ящеру.

- А-а-а! – завопил Иванов.

Однако на помощь ему подоспел велетень. Его реакция оказалась молниеносной. Одной рукой он отшвырнул меня к стене, а другой успел ухватить Иванова за ногу. Тот повис в пролете, полы кафтана накрыли ему голову. Еще мгновение и господин Марагур вытянул бы Иванова, но громовой ящер ринулся вверх за добычей. Его цепи хватило на то, чтобы ухватиться зубами за полы кафтана. Велетень рванул на себя, одежда затрещала и порвалась. Ящер остался внизу с обрывками кафтана в зубах.

Господин Марагур поставил Иванова на площадку. Однако ноги того подкашивались, от пережитого ужаса он уже и орать не мог, а только хрипел и булькал. Велетень поддерживал его, чтобы тот не упал. Когда же господин Марагур стянул остатки кафтана, в которых запутался Иванов, то оказалось, что головы-то на плечах уже нет. Тело заканчивалось окровавленной шеей, из которой торчали какие-то трубки и кости. Все это булькало и брызгало кровью. Внизу громовой ящер с удовольствием чавкал.

Велетень поморщился, глядя на обезглавленного Иванова.

- И что теперь? – спросил он меня.

- Да брось ты его вниз, - посоветовал я.

Господин Марагур перекинул тело Иванова через перила. Громовой ящер подхватил его на лету, кинул себе под ноги и, задрав морду, с благодарностью тявкнул. Велетень схватил меня, поднял и перенес над перилами. Я повис в воздухе над ящером.

- Ну, граф, в Кронштадт, говорил, к капитану-поручику Косынкину! Вот тебе не Кронштадт, а кронштец настал, - прохрипел велетень.

Громовой ящер подпрыгнул вверх. Я поджал ноги. Чудовище клацнуло зубами, едва не оторвав подошвы ботфорт.

- Рудольф Константинович расстроятся, когда узнают-с, что Яшку накормили-с, - произнес лакей.

- Да, у нас тут тоже есть один с причудами! – откликнулся я. – Ему тоже не понравится, что его человека скормили ящеру. А мы давайте ничего говорить им не будем. А ты, Гришка, поди и сделай ставку на Юшку. А то завтра по миру пойдете вместе с капитаном-поручиком своим.

- И то верно, - согласился лакей.

Господин Марагур смотрел на меня, словно ждал, что я и ему перед смертью дельный совет дам.

- Ну, давай, туда или сюда, - сказал я. – Долго мне так висеть?! Только подумай, что скажешь Василию Яковлевичу? Как это у тебя на глазах твоего подопечного громовому ящеру скормили?! Боюсь, это как-то отразится на твоем гонораре.

Я попал в точку. Велетень перенес меня обратно и поставил на пол.

- Ладно, пойдем, - произнес он. – По дороге придумаем что-нибудь. И отдай мне бумаги.

Он вытащил у меня пакет.

Мы вышли из донжона в мрачном расположении духа. Господин Марагур оказался в неловкой ситуации. Он не знал, как предстать перед Василием Яковлевичем и объяснить, что в его присутствии Иванова скормили голодному чудовищу. Несложно предугадать, что скажет Василий Яковлевич – “Мне не нравится, когда моих людей пожирают громовые ящеры”. Очевидно, это происшествие не лучшим образом повлияет на репутацию велетеня и отразится на его финансовом положении. С другой стороны, преподнести Василию Яковлевичу какую-нибудь выдуманную версию исчезновения Иванова означало для господина Марагура попасться мне на крючок, а в планы велетеня, видимо, не входило подыгрывать мне.

Мое настроение также было пасмурным. Месть душегубцу за Любку не прибавила мне радости, и даже удовлетворения особого я не испытывал. Меня передергивало каждый раз, как я вспоминал разорванную шею Иванова, булькавшую кровавыми пузырями. Смерть негодяя нисколько не улучшила моего положения. Я пребывал в зависимости от Василия Яковлевича и его компании. Велетень отобрал у меня письма для англичанина, кроме того, он знал, что Аннет следует искать в Амстердаме. Справиться с Марагуром так же ловко, как я проделал это с Ивановым, мне было не по силам. Так что volens nolens приходилось быть паинькой и продолжать затеянную кампанию в неприятной компании с велетенем, Василием Яковлевичем и еще двумя их товарищами, пока живыми.

И только лакей Гришка выглядел невозмутимо, словно в их доме было в порядке вещей скармливать часть гостей громовому ящеру. А что? Очень удобно. Можно в гости ходить с пустыми руками. Главное - наносить визиты не по одному, а мелкими группками – по двое, по трое. А, уходя, одного кого-нибудь скинул в кормушку ящеру, - вот и этикет соблюден. Нехорошо, конечно, получилось, что дали чудищу сожрать Иванова накануне турнира. А так – все ничего.

Он попрощался с нами возле фонтана с грациями. Привратник открыл ворота, и мы покинули пределы крепости капитана-поручика Косынкина.

Извозчик поджидал нас. Только сейчас я подумал о том, что втроем с Ивановым мы бы не уместились в коляске.

- Вот что, - господин Марагур повернулся ко мне. – Я расскажу Василию Яковлевичу все как есть. А тебе сейчас оторву ногу. Это будет заслуженным наказанием за смерть нашего друга. Думаю, Василий Яковлевич…

Однако ни велетень не успел сообщить, что он думает, по поводу того, что подумает Василий Яковлевич, ни я не успел подумать о том, что думать о предложении Марагура оторвать мне ногу и на этом посчитать конфликт исчерпанным. Послышался топот копыт. По дороге мимо нас мчался шарабан, правил которым бородатый мужик, а двое пассажиров на ходу целились в нас пистолетами.

- Ложись! – крикнул я и всем корпусом толкнул велетеня в живот.

В то же мгновение раздались выстрелы. Господин Марагур свалился в ров перед крепостью, я упал на него сверху. Мне представилась возможность в очередной раз поразиться быстроте реакции велетеня. Он отбросил меня в сторону и выпрыгнул наверх. Выбравшись, я увидел, как господин Марагур догоняет шарабан. Пара гнедых проигрывала ему в скорости. Да уж, этих велетеней заставить бы извозчиками служить, так и лошади бы не понадобились! И на улицах бы почище стало! А то навоз, конский запах!

Наблюдая за погоней, я задумался о своем поступке. Этот велетень пытал меня, только что хотел оторвать мне ногу, а я спас его от смерти! Нет, чтобы самому спрыгнуть в ров, глядишь, его бы и подстрелили. Правда, оставалась угроза, что они и меня бы убили. Но я спас велетеня потому… потому что относился к нему с уважением! Вот так декантацiя со мной приключилась! Надо же так привязаться к собственному палачу!

Впрочем, у меня еще оставался шанс отделаться от этой противоестественной приязни. Двое господ в шарабане держали наготове еще два пистолета. Они выстрелили в упор в догонявшего их велетеня. Я нисколько не сомневался в том, что обе пули попали в грудь господину Марагуру. Но с таким же успехом можно было выстрелить в проплывавшее над головою облачко. В два прыжка велетень догнал шарабан и свернул головы обоим стрелявшим. Бородатый кучер предпочел не останавливаться. То ли его не волновали радикальные превращения, произошедшие с его нанимателями, то ли он не хотел разделить их участь. Велетень дал ему спокойно уехать с двумя трупами. Он направился обратно. Я сел в коляску и велел нашему кучеру ехать навстречу господину Марагуру.

- Сволочи, кафтан мне попортили, - пожаловался велетень, усаживаясь рядом со мной.

Он даже не запыхался.

- В следующий раз спасайся сам, - сказал он и сквозь дыры в одежде показал мне железные латы. – Впрочем, ты заслужил ногу.

- Ага, значит, оторвешь и оставишь на память…

Господин Марагур расхохотался.

- Слушай, тебе не кажутся эти шарабаны подозрительными?! – спросил я.

- Да что ты, граф? - с сарказмом заявил господин Марагур. – Шарабаны, из которых в меня стреляют, кажутся мне обычным делом!

- Кстати, раз уж мы на “ты”, меня зовут Сергеем, - сказал я.

- Клавдий, - представился велетень.

Мы протянули друг другу руки, моя по локоть утонула в его ладони.

- Я вот думаю. Тот шарабан – с мумией – как-то связан с этим шарабаном или нет?

- С какой еще мумией? – спросил Клавдий.

- Когда мы стояли тут у ворот с Василием Яковлевичем, нам навстречу проехал шарабан. В нем сидел какой-то господин и египетская мумия, - рассказал я, вспомнив о том, что Марагур не видел их, потому что сидел, отвернувшись от дороги.

- А Брахмапудра какая-нибудь тут не проезжала?! – воскликнул Марагур. – Что ты мелешь?! Мумия египетская!

- Не настоящая, конечно, мумия, а кто-то, завернутый в золотистую ткань, - пояснил я.

О том, что господин, сопровождавший “египетскую мумию”, показался мне знакомым, я умолчал.

Велетень пожал плечами и сказал:

- Возможно, все возможно. Наверно, это была очередная шутка мадмуазель де Шоней. Но! - он вдруг сделал ударение на этом “но!” - Может быть, это и не ее рук дело…

Тогда я не придал значения его словам.

- Кстати, граф… Сергей, я хотел тебя спросить. Ведь ты не помнишь ничего толком?

- Не помню, - подтвердил я.

- Так зачем ты полез в эту авантюру? Чего тебе в Москве-то не сиделось?!

Да, умел господин Марагур не только ответы получать, но и вопросы задавать.

- Как тебе сказать? – произнес я.

- Неужели из-за Аннет? – спросил Клавдий.

- Да, я это делаю ради нее, - признался я.

- Зачем?! – воскликнул велетень.

- Любовь, - ответил я.

А что еще мог я сказать?!

- Любовь! Любовь! – закричал Марагур. – Ну, и чудной же вы, люди, народец! Неужели вы и впрямь полагаете, что любовь стоит жертв?!

- Любовь – это счастье, - возразил я.

- Счастье! – взревел Клавдий. – Если тебе оторвать ногу, выбить глаз, а потом отправить в рукопашную схватку, ты будешь счастлив?!

- Ну, причем здесь это? – удивился я.

- Да при том, - заявил Марагур, - что любовь – это война, это бойня, а влюбленный человек – это слепой калека, который лезет в самую гущу и думает, что попадет в райские кущи! А когда опомнится, уже поздно, уже угодил в самое пекло! Шансы вырваться минимальны! И несчастный знай крутит головой: где же горнист, когда же он сыграет отбой?! Не понимаю я вас, не понимаю!

- Но как же жить-то без любви? – спросил я.

- Да вот мы же живем! И детей заводим. Только не отравляем друг другу жизнь! Вот тебя взять! Ты же даже не знаешь, доберешься ли живым до этой мамзели! И это - счастье?

Я не знал, что велетеню ответить. Мы доехали до Василия Яковлевича и двоих его товарищей.

- Только что мимо нас промчалась коляска с трупами, - сообщил Мирович. – Никогда не видел, чтобы люди после смерти так драпали! А где Иванов?

- Они застрелили его, - соврал Марагур.

- Черт! – заорал Василий Яковлевич. – Мне не нравится! Не нравится, когда стреляют в моих людей!!!

Совсем как Шварц. И чего он не пошел в полицеймейстеры?!

Его товарищи, особенно единственный оставшийся в живых из числа покусанных и опухших господ, приуныли. Им тоже не нравилось, что убивают людей Василия Яковлевича, а регулярность, с которой это происходило, удручала. У опухшего лицо пошло багровыми пятнами, которые вкупе с побелевшими следами от осиных укусов превратили его рожу в красочную мозаику. Второй господин напротив побледнел. Окажись я на их месте, я б давно плюнул на завещание Императрицы и вышел бы из партии Василия Яковлевича, причем, в уведомительном порядке.

- Выходит, кто-то следует по пятам за нами и ждет удобного случая, чтоб отбить у нас графа, - высказался покусанный и опухший господин.

- А мне сдается, что они и его пристрелить хотели, - заявил велетень.

Мильфейъ-пардонъ, а ведь он был прав! Да ведь я и сам так же считал, только думал об этом как-то не всерьез, а так – мимоходом! Если б я был уверен в том, что они хотели освободить меня, на кой хрен тогда мне было прыгать вслед за Марагуром в ров и прятаться там от пуль?! А может, покусанный прав, может, они хотели освободить меня? А я, дурак, помог велетеню расправиться с теми, кто пришел мне на помощь! Я вспомнил, как их шарабан мчался по дороге. Их лица я не успел разглядеть. Однако все же у меня оставалось стойкое чувство, что целились они не в одного велетеня. О, нет, они целились в нас обоих!

Мне стало тошно. Я не был безусым юнцом, чтобы отвлеченно размышлять о смерти. Я брал штурмом Измаил, видел вблизи смерть товарищей, разъяренный янычар чуть не снес мне голову, оставив шрам на левой щеке, - прошло столько лет после всех этих событий, но я до сих пор просыпаюсь в холодном поту по ночам, и отнюдь не прихожу в щенячий восторг при виде военных мундиров, мне страшно за тех, кто их носит. Недавние происшествия в Москве, участь невинной Любки, смерть ее душегубца Иванова, двое в шарабане, легким движением рук превращенные из живых людей в мешки с костями, - все это освежило память. Я подумал, что неплохо бы улизнуть при первой же возможности и самому последовать тому совету, который только что мысленно дал опухшему и тому, еще одному господину, который пока никак не пострадал. Плюнуть на завещание Императрицы и на мадмуазель де Шоней тоже… плюнуть.

А что? Что я себе вообразил? Как безмозглый мальчишка, кинулся вдогонку за какой-то авантюристкой из-за одного единственного взгляда, в котором мне что-то эдакое почудилось! Да, в конце концов, пойду вон в бордель, возьму девицу на ночь за рубль, а дома, перед тем, как в постель лечь, еще рубль ей дам, так она меня и не таким взглядом одарит! И стрелять никто не будет при этом. Да, может быть, я и воду забвения выпить согласился, потому что надоела мне эта Аннетка как горькая редька! А она – нате вам! – опять приворожила меня - воспользовалась тем, что мне память отшибло, и я забыл, что она из моих печенок форшмакъ сделать успела!

Бежать! Бежать! Подальше от всех этих интриг! В Москву, к полицеймейстеру Шварцу! Под опеку Развилихина! Он вампир, ему все нипочем!

- Что-то, граф, приуныл ты, - оторвал меня от мрачных мыслей Василий Яковлевич. – Сам-то не знаешь, что это еще за новая партия тут образовалась? Кому твоя смерть нужна?

- Черт их знает, - пробурчал я.

- А что с телом Иванова? – поинтересовался Василий Яковлевич.

- Там у Косынкина громовой ящер был, - махнул рукой Марагур.

- И что? – насупился Василий Яковлевич и посмотрел на меня, как-то слишком внимательно.

- У ящера сегодня в меню была человечина анъ шмизъ, - сообщил я.

- Что? – переспросил Мирович.

- Ну, что, что?! Скормили мы Иванова ящеру, - ответил Клавдий.

- Как? – хором воскликнули Василий Яковлевич и последний живой господин из числа покусанных и опухших.

- А куда было труп девать? – развел руками велетень. – Feci, quod potui, faciant meliora potentes.

Василий Яковлевич поднял брови и скривил рот, выражая этой гримасой согласие с таким решением проблемы.

- Что сообщил Косынкин? – спросил он.

Велетень протянул ему пакет.

- Капитан-поручик сказал найти в торговом порту судно англичанина Спелмана, вручить ему эти бумаги. Спелман должен будет отвезти нас в Амстердам, где скрываются мадмуазель де Шоней и князь Дуров.

Василий Яковлевич улыбнулся, его лицо прямо-таки просветлело от услышанных новостей.

Послышался цокот копыт. Мимо нас – теперь в обратном направлении в сторону Толбухина – проезжал шарабан со стариком-incroyables, мумией и абрикосовым котом. Я напрягся, приготовившись прыгнуть в сторону или за спину Клавдия, если вдруг кто-нибудь – да хоть бы тот же кот - затеет стрельбу. Марагур тоже насторожился. Василий Яковлевич с товарищами следили за приближавшимся шарабаном. После смерти Иванова они решили не поворачиваться спиной к незнакомцам. Господин в шарабане казался опечаленным. Однако, как и в прошлый раз, он помахал нам рукой. Я опять поймал себя на мысли, что где-то уже встречал его, но где – припомнить не мог. Его шарабан поравнялся с нами. Василий Яковлевич поднял руку в ответном приветствии. Чертова мумия проехала мимо него, как неживая. И это огорчило меня. Было бы любопытно посмотреть, как отреагирует Василий Иванович на ее гримасы. Я смотрел на нее с разочарованием, но как только наши взгляды встретились, мумия вновь сделала страшные глаза и заерзала. Дремавший на ее коленях персидский кот поднял сонную морду и взглянул на меня так, словно ему лень было вставать, а то бы он расцарапал мне рожу.

- Что это за клоуны такие? – спросил Василий Яковлевич у извозчиков.

Те пожали плечами.

- Мы их не видали-с раньше, барин, не видали-с. Они, выходит так-с, что недавно-с тута появилися. Совсем-с уж недавно-с.

- Странно все это, - произнес Василий Яковлевич. – Ладно. Поехали в порт искать англичанина.

Мы расселись по коляскам и отправились в обратный путь.

Глава 14.

В городе царило необычное оживление. Повсюду морские офицеры и штатские чиновники в парадных мундирах суетились в ожидании какого-то события. Мы оказались возле причала, когда движение полностью перекрыли. Василий Яковлевич, а за ним и все мы покинули коляски и, смешавшись с толпой, наблюдали прибытие в Кронштадт каких-то важных персон. Из роскошной шлюпки на гранитный причал вышел молодой человек – от силы ему было лет двадцать. Он был одет в богатое светское платье. Должно быть, высокопоставленный вельможа. Он помог перейти на причал юной красавице, своей жене. Вокруг них суетилось несметное число адъютантов, готовых всем скопом броситься в воду, если молодой человек или его прелестная супруга изволят оступиться. Мы как зачарованные следили за ними. Впрочем, Марагур не забывал сжимать мое плечо. Толпа вокруг гудела.

- Смотрите, смотрите, это же шлюпка матушки-Императрицы!

- Они прибыли на шлюпке Императрицы!

- Бедная матушка, государыня наша сама-то за всю жизнь ни разу-то не воспользовалась шлюпкой своей!

Молодой человек улыбался и окидывал взглядом толпу. Его внимание привлек возвышающийся над толпой Марагур. Заметив велетеня, вельможа начал шарить взглядом по толпе, высматривая кого-то, кто, как он, видимо, полагал, должен был находиться рядом с Клавдием. Затем он подозвал к себе полковника из своей свиты и что-то приказал офицеру, указав на нас с Клавдием. Адъютант кивнул и направился в нашу сторону.

В это мгновение рядом с нами возник товарищ Василия Яковлевича, тот, что не был покусан, - за целый день я так и не узнал ни его имени, ни имени последнего оставшегося в живых опухшего господина.

- Василий Яковлевич приказал немедленно уходить! Немедленно! – сказал он и потянул Марагура за рукав.

Велетень, сметая всех на своем пути, двинулся прочь от причала. Меня он тащил за собой, некусаный господин следовал за нами. Обернувшись, я увидел, что полковник нагоняет нас, пробираясь по коридору, проделанному велетенем. Мы вышли к коляскам.

- Идиоты, идиоты, - зашипел Василий Яковлевич. – Вы притащили хвост за собой!

Он имел в виду офицера, подоспевшего следом.

- Подпоручик Мирович! Господин подпоручик! – именно так к Василию Яковлевичу обратился полковник, имея при этом такой учтивый вид, с каким, наверное, не к каждому генералу он обращался.

- Рад видеть вас, ваше сиятельство, - ответил Василий Яковлевич,

- Взаимно, Василий Яковлевич, взаимно. Очень рад. И имею честь передать вам приглашение от графа Северного… графа Норда и его супруги. Граф просил вас немедленно пожаловать к нему. Прошу следовать за мной. Буду весьма признателен.

- Что ж, с удовольствием. Вот только нам нужно разместиться. Мы и сами только что прибыли, - кивнул Василий Яковлевич.

- Не извольте беспокоиться, - ответил полковник. – Пусть ваши друзья следуют за нами. Разместимся все вместе. Места всем хватит. В тесноте, как говорится, не в обиде. Тем паче, что в связи с прибытием графа Норда вы свободных мест сейчас в Кронштадте все равно не сыщете.

- Что ж, благодарю ваша светлость. Прошу вас, - Василий Яковлевич жестом предложил офицеру следовать вперед, бросил нехороший взгляд на некусаного товарища и шепнул велетеню. - Не спускай глаз с Дементьева и не давай ему ни с кем общаться.

Опухший рассчитался с извозчиками, и мы двинулись за полковником на встречу с графом то ли Нордом, то ли Северным, приплывшим в Кронштадт на шлюпке покойной Императрицы.

Я получил новую пищу для размышлений. Выяснилось, что Василий Яковлевич, несмотря на преклонные года, был всего лишь подпоручиком. Однако полковник заискивал перед ним. В то же время Василий Яковлевич явно не желал публичной известности ни своей миссии, ни своему имени. Интересный какой-то он подпоручик!

Вельможа ожидал нас в роскошной карете, украшенной искусной резьбой и покрытой позолотой. Многочисленная свита суетилась подле, готовая занять места в многочисленных экипажах. Граф то ли Норд, то ли Северный пригласил Василия Яковлевича присоединиться к его поезду. Мирович принял приглашение вельможи, хотя явно был недоволен ни задержкой вообще, ни тем, что случился контакт с этим молодым графом, в частности.

Он вернул велетеню бумаги капитана-поручика Косынкина и приказал нам отправиться к западному рейду, найти там англичанина Спелмана и договориться, чтобы тот был готов отчаливать в любую минуту.

- А вы? – спросил некусаный товарищ.

В толпе я заметил белый фрак с ярко-зеленым воротником и алым жилетом. Рядом я заметил и мумию, которая ловила мой взгляд, чтобы опять пугать меня бешеными глазищами. Я показал ей язык и отвернулся. Мимо нас прокатила последняя карета из поезда графа, и мы вчетвером отправились к западному рейду искать английского купца.

Глава 15.

Англичанин оказался рыжим толстяком. Он обрадовался, когда увидел бумаги, и сообщил, что некая барышня специально заплатила ему, чтобы “Emerald Jane” стояла на рейде, пока не появится предъявитель этих документов. Клавдий попросил мистера Спелмана приготовить судно, чтобы рано утром флейт мог отправиться в плавание. Рыжий толстяк радостно сообщил, что будет готов отчалить через два часа.

- Все же дождитесь, пока мы окажемся на борту, - усмехнулся Марагур. – К тому же скоро совсем стемнеет. Лучше отправимся в путь с утра.

- Мистер Спелман, а признайтесь, наверняка не ожидали, что с документами к вам пожалует велетень? – спросил я англичанина, с сердитым видом уставившись в его глаза.

Я так насупился, что чуть в барсука не превратился, но как ни старался, Спелман не обратил внимания на мою мимику.

- Это ж Россия! – радостно ответил он и развел в сторону красными, волосатыми ручищами.

- Граф Дементьев очень гордится дружбой со мной, - сообщил Марагур англичанину и пихнул меня локтем - по-дружески.

- Тише ты! – огрызнулся я. – Я же не велетень!

- Ладно-ладно, пойдем, - ответил Клавдий.

Мы наняли две коляски и отправились в резиденцию графа Норда-Северного.

Дворец Петра Великого оказался полуразрушенным деревянным домиком, явно рассчитанным на гостей, привыкших к спартанскому образу жизни, а не сопровождаемых огромной свитой, численность которой сделала бы честь многим королевским дворам Европы. В результате именно челядь, следовавшая за четой Нордов-Северных, приобщалась к суровым, походным условиям. Вельможа с супругой расположились в доме. Для остальных были разбиты палатки под открытым небом. Мирович побеспокоился, чтобы нас обеспечили кровом и сытным ужином. Проводив нас к небольшой палатке, он приказал быть наготове, но по возможности успеть передохнуть. Сам Василий Яковлевич отправился в домик – ожидать аудиенции у вельможи.

После всех событий прошедшего дня больше всего на свете мне хотелось спать. Наскоро поев, я расстелил тюфяк и лег. Некусаный господин последовал моему примеру.

- Спокойной ночи, господа, - сказал он, растянулся на втором тюфяке и отвернулся к стене.

- Да уж, пора на боковую, - согласился опухший и улегся между нами.

- Вот проныры! – воскликнул велетень. – А графа Дементьева кто сторожить будет?

- А кроме тебя его все равно никто не удержит, - признался некусаный.

- Ладно, отосплюсь по пути в Амстердам, - согласился Клавдий и уселся на выходе из палатки.

Только что я собирался бежать, но теперь хотел спать. К тому же вылезти из палатки мимо велетеня не представлялось возможным. И я со спокойной совестью закрыл глаза. Хорошо бы граф Норд-Северный нескоро принял Мировича, чтобы отдохнуть успеть. Вдруг улизнуть не удастся и придется плыть в Амстердам. Тогда мне предстояло как-то избавиться от Мировича и его друзей. Я рассчитывал, что во время морского путешествия представится случай скормить их рыбам. Пожалуй, начну с самого Мировича. Без него остальные и сами разбегутся, в том числе и велетень, который вряд ли захочет бесплатно гоняться за кем бы то ни было. Главное, до того, как он оторвет мне ноги, успеть убедить его в том, что неотмщенная смерть нанимателя нисколько не скажется на его репутации. Затем вопреки давешнему желанию бежать в Москву я предался мечтам о том, как встречусь с Аннет, но скоро выяснилось, что дружище Морфей меня не покинул. Не чета каналье Лепо!

Не знаю, сколько я проспал, а проснулся от сильной боли. Кто-то подкованным каблуком наступил мне на левую руку. Уж не знаю, как, но как-то я удержался и не вскрикнул, и даже не обругал обидчика. Я открыл глаза, пытаясь понять, кто это разгуливает по палатке и наступает нам на руки. Оказалось, что я лежу на спине, а моя рука во сне попала в дыру между стенкой и дном палатки, и на нее наступил кто-то, проходивший мимо. Справа посапывали опухший и некусаный. Велетень сидел у выхода. Кусок неба, видневшийся за его спиной, уже посветлел. Мне стало жаль Марагура: за всю ночь даже глаз не сомкнул.

Осторожно пошарив рукой, я обнаружил, что смогу пролезть через дыру в палатке. Я еще раз оглянулся на Клавдия, вздохнул, а затем приподнял полотно, перекатился через левый бок и оказался на улице. Теперь я лежал на траве животом вниз, слева от меня возвышалась палатка, впереди простиралась тень от велетеня. Я приподнялся на локтях, согнул ноги в коленях, в такой неприличной позе отполз в сторонку, поднялся с земли и отправился прочь.

Свобода! Я был свободен! Мне оставалось укрыться подальше от Василия Яковлевича и его компании, обождать, пока они отправятся в Амстердам и спокойно вернуться в Москву, по пути разыскав каналью Лепо с моими пожитками. И впредь держаться подальше от вице-канцлеров и прочей придворной шушеры. Я вспомнил Аннет, ее взгляд. Прошла-то всего неделя с того дня, как ее увезли неизвестные прямо из-под моего носа, но теперь мне казалось, что прошла целая вечность. А вечность, знаете ли, такое время, за которое многое меняется. Бог с ней, с этой Аннет, не сошелся же свет на ней клином! Не последний же это эклеръ! С этими мыслями я пошел прочь, подальше от палатки, которую охранял ничего не подозревавший велетень.

Где-то в Кронштадте проживал мой приятель, поручик Лунич, Пашка, дворянин из евреев. Мне нужно было разыскать его. Он дал бы мне кров – переждать, пока Мирович не отбудет в Амстердам, да и деньги были мне нужны. Пашка дал бы в долг.

Я шел между деревьями и разбитыми тут и там палатками, большинство из которых сотрясались от храпа. Из одной доносились женские стоны и чье-то тяжелое дыхание. Я вспомнил, как Пашка хвалился, что у него красивые горничные, и прибавил шагу.

Мой путь проходил мимо домика Петра Великого. Окна гостиной были ярко освещены, и сквозь неплотно сдвинутые шторы я увидел полковника, передавшего Мировичу приглашение от вельможи. Офицер открыл дверь и в помещение вошел сам Василий Яковлевич. У входа в дом горел костер, возле которого храпели караульные. Я притаился в тени деревьев, наблюдая за окнами. При этом я ругал себя за то, что теряю время. Но любопытство брало верх. Я был уверен, что если подслушаю разговоры Мировича, то многие тайны откроются передо мной. По крайней мере, я узнаю точно, в какую историю вляпался. Я не удержался от соблазна и со скучающим видом направился к дому. Поравнявшись с костром, я остановился и оглядел караульных. Убедившись, что их сон разве что громовому ящеру потревожить под силу, я прокрался к дому. Окно оказалось приоткрытым, и я подслушал разговор подпоручика Мировича с графом Нордом-Северным.

- Мой дорогой друг, - раздался голос вельможи. – Я рад видеть вас своим гостем.

- Благодарю вас, Ваше Императорское Величество, - отвечал Василий Яковлевич.

Что за черт?! Мирович обращался к графу, именуя его Императорским титулом!

- Прошу вас, Василий Яковлевич! – чуть ли не застонал вельможа. – Высочество! Не Величество, а Высочество.

Рольмопсъ твою щуку! Под псевдонимом графа то ли Норда, то ли Северного скрывался Цесаревич! Великий князь Александр Павлович! Конечно же! Кто же еще мог воспользоваться Императорской шлюпкой!

- Для меня вы Император! Я знаю, именно так хотела государыня. И если бы не вице-канцлер, который своим предательством обеспечил тихий переворот! Именно переворот, по-другому не назовешь нарушение воли Императрицы в том, что касается престолонаследия.

- Прошу вас, Василий Яковлевич! Прошу вас! Я знаю, вы всегда верой и правдой служили моей покойной бабушке…

- Служить Екатерине значит служить России, - перебил Мирович великого князя.

- Конечно, конечно. Я знаю, на вашем счету много тайных миссий, - продолжал Великий князь.

- Миссий исключительно в интересах государства Российского, - уточнил Мирович.

- Не сомневаюсь, Василий Яковлевич, не сомневаюсь. Но я прошу вас прекратить вашу нынешнюю миссию. Дело в том, что я получил секретное послание от князя Афанасия Федоровича Дурова. Он сообщил мне, что второй экземпляр завещания моей великой бабушки в его руках, и он готов выдать его мне, а также выдать и шпионку, некую мадмуазель де Шоней, участвовавшую в заговоре. Собственно, с этой целью я и отправляюсь в заграничное турне. Так что вы можете считать свою миссию законченной. И вас ждет хорошее вознаграждение.

Вот так-так! Значит, Афанасий Федорович намерен выдать Аннет в качестве шпионки! Что ж, это вполне в духе князя Дурова. Мне нужно было немедленно разыскать Лунича, занять денег и бежать к Спелману; и велеть англичанину сразу же отчалить, не дожидаясь велетеня и остальных. Я надеялся, что он меня послушается.

Мильфейъ-пардонъ, но я же только что хотел бежать в Москву! И черт меня дернул подслушивать этот разговор!

Я обернулся и увидел старика-incroyables, который также подслушивал, пристроившись рядом.

- Привет, - он помахал мне рукой.

- Эй, подслушивать нехорошо! – прошипел я.

- Исчезаю, исчезаю, - шепотом ответил старик-incroyables и на цыпочках удалился.

Я вновь прислушался. Великий князь и Василий Яковлевич продолжили обсуждение вопросов вознаграждения за труды.

- Ваше Императорское Величество, вы же знаете, я никогда не искал ни славы, ни богатства. Мне нужно ровно столько денег, сколько требуется на скромное существование и безукоризненное исполнение долга, - доносился до меня голос Мировича.

Вот фанатик! Непременно надо скормить его морским рыбам!

- Василий Яковлевич…

Оглушительный выстрел не дал Великому князю договорить. Надо мной раздался звон, и на голову посыпались осколки стекла. Кто-то выстрелил то ли в меня, то ли в окно гостиной, в которой находились Мирович и Великий князь Александр. Я бросился бежать прочь от дома. Караульные у костра вскочили.

- Вот он! Вот он! Держи его! – заорали они, кинувшись мне навстречу.

Они приняли меня за преступника, покушавшегося на жизнь Его Императорского Высочества.

- Держите его! – послышался сзади голос Мировича.

Он успел выпрыгнуть в окно и броситься за мною. Прыткий старик!

- Отведай меланжъ, голубчик! – с этими словами я ударил первого караульного ногою в пах.

Он завыл и согнулся от боли. Второй караульный наставил на меня ружье. Сзади в меня вцепился Мирович. Я рванулся вперед, треснула ткань, и в руках Василия Яковлевича остался мой воротник. Я вырвал ружье из рук гвардейца, отбросил оружие, схватил солдата и развернул так, чтобы спрятаться за его спиной от очей Мировича. Василий Яковлевич пытался напасть на меня, но я использовал гвардейца в качестве живого щита. Я держал его за шкирку и толкал на Мировича. Рассвирепевший старик отшвырнул солдата в сторону, но в то же мгновение я врезал ему кулаком в переносицу.

Гвардеец, наевшийся меланжа, выстрелил в воздух. Я метнулся к деревьям, среди призрачных силуэтов которых успел заметить фигуру Марагура. Он вытягивал голову поверх палаток, пытаясь разглядеть, что происходит, однако поста своего не покидал. Я бросился в заросли кустов, продрался сквозь ветки, выскочил на маленькую лужайку и нос к носу столкнулся со стариком-incroyables.

- Черт! Черт! – кричал он и колотил себя кулаком по колену.

Увидев меня, он преобразился, его рот растянулся в улыбке, он помахал мне рукой и сказал:

- Привет!

- Кто-то покушался на графа! – выкрикнул я. – Вы никого не видели?!

Старик покачал головой. Я в который раз поразился его глупому виду. Белый фрак с ярко-зеленым воротником, ярко-красный жилет и ярко-желтые брюки. Да, уж. Если ваш ребенок выбирает такие цвета, знайте, он никогда не станет художником. Разве что маляром. Или будет изображать египетскую мумию на публике.

Позади послышался шум. Кто-то продирался через кустарник следом за мною.

- Должно быть, злодей скрылся там где-то, - выдохнул я и, взмахнув рукой в неопределенном направлении, ринулся вперед, вернее, можно сказать, куда глаза глядят.

Офицеры выскакивали из палаток и озирались по сторонам. Навстречу мне, негромко охая, пробежала бабенка в одной юбке. Небось, она и стонала давеча. В сумерках мелькнули красивые груди с темными кружочками. И чего я не побежал сразу к Пашке?! Говорил же мне папенька в детстве: “Будешь подслушивать, отрежу уши на пельмени!”

Хоп! Странным образом эта фраза мне напомнила старика-incroyables. Казалось, что детское воспоминание как-то связано с ним. Я даже остановился, чувствуя, что вот-вот из глубин памяти всплывет его имя, и я пойму, где и когда мы встречались.

- Вон он! Вон он! – послышались крики.

Я упал на землю и пополз между палатками. Вспоминать старика-incroyables было некогда.

- Он где-то здесь, где-то здесь! – доносились до меня голоса.

Я обогнул дерево, прополз в соседний проход и замер. Передо мной над палаткой торчали головы некусаного и опухшего, а над ними возвышался Марагур. Они всматривались вдаль, не замечая того, что творилось прямо под ногами.

- Вы не видели его? – спросил кто-то бегущий по тропинке за палаткой справа.

- Кого? – спросил Марагур.

- А что там случилось? – поинтересовался опухший.

Что мне оставалось делать? Выбор был невелик. Я пролез через дыру в палатку и пробурчал как бы в ответ опухшему:

- Да нам-то что за дело.

Они и не заметили моего отсутствия.

- Так… интересно, - ответил опухший. – А ты спишь все?

- Крепкий же сон у тебя, дружище, - одобрил Марагур.

Я остался в палатке и наблюдал через откинутый полог жуткий кавардак, поднявшийся вокруг. Все бегали и суетились. Из-за обилия горящих факелов лагерь стал похож на огненный муравейник. То и дело к нам заглядывали какие-то офицеры, при этом каждый из них всем своим видом говорил, что все вокруг бестолочи, на которых нельзя положиться, и если бы лично он в ответственный момент не спал, то террорист на пушечный выстрел не подошел бы к покоям Великого князя, а если бы и подошел, то его бы немедленно схватили. Под их тяжелыми взглядами мы чувствовали себя виновными в том, что неизвестный злодей не отыскался в нашей палатке. Впрочем, они охотно рассказывали о том, что произошло, сообщая такие подробности, о которых мог быть осведомлен только самый первый прибывший на место происшествия. Велетень и опухший с некусаным комментировали каждый рассказ нечленораздельными возгласами. А я думал о том, что делать с оставшимся без воротника кафтаном?! Но ничего путного так и не придумал.

Один из темных силуэтов, передвигавшийся без факела, приблизился к нам, и мы узнали Мировича. Он прижимал мокрое полотенце к лицу.

- Сударь, что случилось? – спросил некусаный.

Василий Яковлевич опустил руку.

- Ой, что это с вами? – воскликнул опухший.

Лицо Мировича перекосилось и выглядело настолько чужим, что мы, пожалуй, и не узнали его, если б он не прикрывался полотенцем.

- Какой-то мерзавец покушался на жизнь графа Норда, - сообщил он.

- Ага, мы слышали. Но вы-то что ж, сударь? Что с вами-то стряслось? – спросил опухший.

- Вот сукин сын! – закричал Василий Яковлевич. – Представляете, я поймал его…

- Поймали! – с восхищением воскликнул Марагур.

- Поймал! Но чертов солдат помешал! Из-за этой бестолочи подлец улизнул! Да еще успел наградить меня остолбухой!

- Так что ж солдат-то заодно с ним был? – спросил велетень.

Мирович махнул рукой и в двух словах пересказал случившееся.

- Ну и ну, - протянул Марагур, выслушав рассказ Василия Яковлевича.

- Это происшествие, господа, лишний раз свидетельствует о том, что нам необходимо в кратчайшие сроки закончить свою миссию, выполнить свой долг…

- Так!.. – сорвалось у меня.

“Так вам же Его Императорское Высочество велели прекратить!” - чуть было не выкрикнул я, но вовремя заткнулся.

- Что – так? – заглянул в палатку Мирович.

- А? – отозвался я

- Ты что-то сказал, граф? – спросил Василий Яковлевич.

- Я молчу. Так, поперхнулся что-то во сне, - ответил я.

- Во сне? – изумился Мирович. – Тут стреляют, а он спит!

- Крепкий сон у него, - подтвердил велетень.

- Вставай! – приказал Василий Яковлевич и добавил, обращаясь ко всем. – Нам нужно срочно убираться отсюда. Есть еще одна причина, из-за которой стоит поспешить.

- Что еще? – спросил Марагур.

Василий Яковлевич усмехнулся.

- Да то, что полиция задержала тут извозчика одного с двумя трупами в коляске.

- И что? – не унимался велетень.

- Ну, что-что! Извозчик говорит, что какой-то велетень прямо на ходу свернул им головы.

- Ну и что? – опять спросил Клавдий Марагур.

Он словно репетировал ответы полицеймейстерам.

- Memento quod es veletenio, - ответил Мирович. – И сдается мне, что в Кронштадте велетеней не так уж много. Я лично за весь вчерашний день ни одного не видел. Так что – в путь, господа! Нам нельзя задерживаться.

Пришлось покинуть палатку. Марагур зажег факелы, и мы отправились прочь от домика Петра Великого и разбитого вокруг лагеря. При свете мы разглядели физиономию Василия Яковлевича. Огромная гематома расползлась с его переносицы на оба глаза.

- Ну и врезал же он вам! – выдохнул некусаный.

- А ты не злорадствуй! – рассердился Василий Яковлевич.

У ближайшего трактира Мирович разбудил спавшего извозчика, тот привел еще двоих, и, рассевшись по коляскам, мы поехали в порт. Василий Яковлевич шествовал в первом экипаже, мы с велетенем – во втором, опухший с некусаным замыкали поезд. Стало совсем светло. В небе не было ни облачка. День обещал быть ясным.

Едва мы отъехали от трактира, как некусаный закричал:

- Эй, Дементьев, а что это с твоим кафтаном?

- Ничего. Что с ним может быть?! – ответил я.

- Поправь воротник! – крикнул некусаный. – Он у тебя вовнутрь завернулся.

- Давай я поправлю, - Марагур повернулся ко мне и схватился за воротник.

Вот черт! Я ж говорил: этому велетеню детей бы нянчить!

- Что за ерунда?! – закричал он. – Дементьев, почему у тебя воротник оторван?!

- Как оторван?! – изумился я.

- Что?! – как бешеный заорал Мирович.

Он на ходу выпрыгнул из коляски и бросился с криком к нам:

- Стой! Стой!

- Тпру! – скомандовал кучер.

Мирович как сумасшедший вцепился в меня.

- Скотина! Скотина! Это был ты!

Его лицо, и без того изуродованное гематомой, исказилось от гнева.

- Что вы, сударь?! Что с вами?! – кричал я.

Он вытащил меня из коляски и, схватив левой рукой за отворот кафтана, правой пытался ударить меня в лицо. Я едва успевал уворачиваться от его кулака. Изумленные велетень, опухший и некусаный прыгали вокруг нас.

- Что, сударь, что такое?! – кричали они.

Слава богу, Мирович выдохнулся, так и не попав ни разу по моей физиономии. Он стоял, тяжело дыша и продолжая держать меня – вернее, держась за меня.

- Что вы, сударь? Вы, что, с ума сошли? – кричал я.

- Он… это… был… он,.. – задыхаясь, выдал Мирович.

- Что – он? – спросил велетень.

- Он… стрелял… в графа,.. – выдохнул Василий Яковлевич.

- Как это?! – изумились велетень и опухший с некусаным.

- Да вы, что, совершенно спятили?! Как я мог стрелять в графа? – заорал я.

Мирович отдышался и, собравшись с силами, вновь ринулся на меня. Но вмешался велетень. Он левой рукой отстранил от меня размахивавшего кулаками Василия Яковлевича, а правой удерживал меня, словно думал, что и я сейчас кинусь в драку со стариком.

- Да, в конце-то концов, что случилось? – воскликнул Марагур.

- Я же говорю, это был граф Дементьев, он стрелял в графа Норда, а потом еще и мне рожу разукрасил! – сообщил Мирович.

- Боже мой, Василий Яковлевич, как могло это быть? – изумился Клавдий.

- Не знаю, как, но это был он! Я догнал его и успел оторвать ему воротник! И я б схватил его, если бы не растяпа-солдат!

- Сударь, да о чем вы?! Я проспал всю ночь как убитый! – возмутился я.

- Сейчас ты будешь не как убитый, а просто убитым! – заверил меня Василий Яковлевич.

- Вы говорите, что оторвали злодею воротник? – спросил Марагур.

- Оторвал, - подтвердил Мирович.

- И у графа оторван воротник, это очень подозрительно, - констатировал велетень. – Но он за всю ночь ни разу не покидал палатку.

Опухший с некусаным подтвердили слова Марагура.

- Видит бог, Василий Яковлевич, граф не покидал палатки.

- Это был он, он! – упрямо твердил Мирович. – Я оторвал ему воротник.

- А где он? – спросил велетень.

- Кто – он? – переспросил Василий Яковлевич.

- Воротник, - уточнил велетень.

Мирович пожал плечами.

- Я его выбросил.

- Выбросили! – воскликнул Клавдий. – Corpus delicti!

- Слушай, дружище, ты чего тут раскомандовался?! – взорвался Мирович. – Я говорю, это был он! Он!

Лицо Василия Яковлевича исказилось от ярости, однако в голосе уже не было прежней уверенности. Скорее он возмущался просто от злости. Я решил, что и мне пора внести свою лепту в доказательство собственного алиби.

- Ага! Я это был! И стрелял в графа из пальца! А потом еще и к вам вернулся, вместо того, чтобы сбежать! – прокричал я.

- Это не мог быть он, - произнес велетень. – Только непонятно, что случилось с его воротником.

- Да, это интересно. Куда делся твой воротник? – поинтересовался опухший.

- Куда делся мой воротник?! – закричал я на опухшего. – Ты, опухшая рожа, еще спрашиваешь!

- А при чем здесь я?! – опешил он.

- При чем?! – продолжал я разыгрывать спектакль. – А кто всю ночь держал меня за воротник?! Ты, небось, и оторвал его во сне!

- Я,.. – развел руками опухший.

Мирович наконец-то успокоился. Похоже, что он не очень поверил в то, что мой оторванный воротник и воротник, оторванный у террориста, не более, чем совпадение. Но решил на время смириться с этой версией.

- Ладно, поехали, - буркнул он и, стряхнув с себя лапу велетеня, направился к коляске.

Мы расселись по своим местам. Извозчики, очевидно, привыкли к тому, что господа имеют обыкновение ссориться под утро. Они, как ни в чем не бывало, щелкнули кнутами, и мы поехали дальше.

Глава 16.

- Ага, вот и вы! – Спелман махал треуголкой. – Добро пожаловать! “Emerald Jane” к вашим услугам.

Мы поднялись на борт флейта.

- Ой, что это с вами?! – радостно закричал англичанин, увидев физиономию Мировича.

Похоже, Спелману любое происшествие доставляло радость.

Мирович отмахнулся.

- Ну, это ж Россия! – развел руками англичанин.

Будто в других странах нельзя в морду получить! Особенно в портовых городах.

- Я мистер Спелман, - представился рыжий толстяк и весело добавил. – Хозяин судна и шкипер. Здесь меня зовут капитаном. Но для друзей я просто Джон. Зовите меня Джоном и все.

Вдруг послышалось утробное мяуканье, мы обернулись. Возле бакборта стояла парочка, увидев которую я уже не удивился. Старик-incroyables смотрел на нас ледяными глазами, как обычно улыбался и махал рукой. Мумия делала страшные глаза. У их ног отирался и недовольно мяукал огромный, абрикосовый кот.

- А это кто такие? – удивился Мирович.

- А, бродячие комедианты, - объяснил Джон. – Попросились доставить их в Амстердам. Надеются на удачу в Европе. А там полно и не таких циркачей.

Затем Спелман показал на троих мужчин, державшихся каждый сам по себе.

- Вот еще пассажиры, - сообщил англичанин.

- Это одна компания? – спросил Василий Яковлевич.

- Не, они по отдельности путешествуют, - рассказал Спелман. – И еще одна парочка плывет с нами. Очень странная, скажу я вам. Да вот и они.

Джон указал в сторону грот-мачты. Незнакомка невысокого роста стояла спиною к нам возле деревянных клетей с курами, овцами и свиньями. Рядом с нею стоял карапуз, едва достававший ей до пояса, очевидно, ребенок. Женщина обернулась, и я узнал Мадлен, эльфийку канальи Лепо. Карапуз, конечно же, был никто иной, как мосье Дюпар. Когда корриган обернулся, мне показалось, что он смотрит на нас одновременно с кормовой и носовой частей корабля.

- Послушайте, мистер Спелман, а такого однорукого мужичонки с двумя бабами нет среди пассажиров? – спросил я.

- Нет, - хохотнул он и добавил. – Просто Джон, господа. Друзья называют меня просто Джоном.

- А здоровенного детины такого, вампира, кстати, нет? – не унимался я.

Я б не удивился, если бы ближе всех к нам стоявший матрос снял свою круглую шляпу и оказался бы полицеймейстером Шварцем.

- Да нет же, нет, - сказал шкипер. – А, что, они тоже хотели плыть в Амстердам?

- Не знаю, не знаю, - пожал я плечами.

- Не спускай глаз с этого умника, - вполголоса приказал Мирович велетеню.

- Да куда он денется с корабля? – возразил Марагур.

- Он никуда не денется, он украдет у кого-нибудь пистолет и перестреляет нас, - прошипел Василий Яковлевич.

Я подумал, что воспользуюсь его советом – если случай представится.

- Мы скоро отчалим? - спросил Мирович.

- Через полчаса, - ответил шкипер.

- Поторопитесь, пожалуйста, давайте отчалим по возможности поскорее, - попросил Василий Яковлевич.

Спелман проводил нас в кубрик, находившийся в рубке за фок-мачтой, и показал каюты. Всего их было четыре.

- Здесь две каюты свободны, - сообщил Джон. – Если вам мало, я прикажу боцману, и он уступит вам свою каюту. Она находится по соседству с моей на корме.

Эта мысль пришлась Мировичу по нраву.

- Мистер Спелман, - сказал он, - мне кажется, будет удобно, если мы втроем разместимся здесь, а наши неразлучные друзья господа Марагур и граф Дементьев – в каюте боцмана.

Видимо, Василию Яковлевичу хотелось держаться подальше от меня, особенно ночью.

- Это запросто, - согласился шкипер и гаркнул. – Боцман!

На крик явился коренастый матрос с таким свирепым выражением лица, что я даже вспомнил капитана-поручика Косынкина и подумал, что Рудольф Кондратьевич был бы счастлив, если бы у его ящера был характер, как у этого боцмана.

- Гарри, освободи свою каюту для этих господ, - приказал ему шкипер.

Боцман посмотрел на меня, а затем на Марагура. Причем, когда он взглянул на велетеня, выражение его лица заметно смягчилось, словно боцман считал, что для гармонии мира кто-то непременно должен ходить со зверской рожей, и взял на себя эту неблагодарную миссию, но, встретив морду, не уступающую ему по свирепости, решил, что пришло время расслабиться.

Василию Яковлевичу шкипер выделил отдельную каюту. Опухшего с некусаным разместили в каюте, оборудованной под аптеку.

- Больше свободных помещений нет, - развел руками Спелман.

- А те две каюты? – спросил Мирович.

Оказалось, что одну заняли старик-incroyables с мумией. А вторую трое господ, путешествовавших по отдельности, но согласившихся разместиться под одной крышей. Что ж касается Мадлен с мосье Дюпаром, то они были приняты на борт с условием, что будут ночевать где придется.

Мы прошли на корму. И боцман показал нам свою каюту, которую по приказу шкипера освобождал для меня и велетеня.

Я обратил внимание на то, что напротив кубрика с каютами шкипера, его помощников и боцмана была еще одна рубка. По всей вероятности, ее построили недавно. Дерево не пропитали гарпиусом и выкрасили в желтый цвет, в то время как внутренняя часть бортов и переборок была зеленого цвета. Я подумал, что в этой рубке находятся еще какие-нибудь помещения или каюты еще каких-нибудь важных членов команды. Но осведомиться не успел. Шкипер сказал, что ему нужно встать на вахту, поскольку выход из порта он не доверяет помощникам.

Мы вернулись на палубу. Шли последние приготовления к отплытию. Матросы лазали по канатам, а снизу в глаза бросались их пятки, такие черные, словно на мачты они выбрались из угольной шахты.

- Распустить марсель на фок-мачте! – надрывался боцман. – Распустить грот!

Мирович поглядывал на пристань и заметно нервничал. Он словно опасался, что на пристани появится Цесаревич Александр, недовольный тем, что подпоручик ослушался его. А может, он боялся, что в порт явятся полицеймейстеры, узнают, что на борту судна находится Марагур, и поинтересуются, не тот ли это велетень, что намедни головы двум господам на ходу открутил. Опасения Мировича оказались ненапрасными. Однако не полицеймейстеры и не Цесаревич, а тот, кого мы меньше всего ожидали увидеть, стал причиной трагического происшествия. “Эмералд Джейн” успела отчалить, когда капитан-поручик Косынкин появился на пристани верхом на коне.

- Дементьев, мерзавец! Вернись, негодяй! – заорал он, спешившись.

- Что случилось, Рудольф Кондратьевич? – крикнул я.

- Кто это? – спросил Мирович.

- Это капитан-поручик Косынкин, - ответил велетень.

- Дементьев, негодяй! Ты отравил моего Яшу! Мерзавец, ты разорил меня! – надрывался Косынкин.

Он как сумасшедший носился по пристани и, казалось, всерьез подумывал: не броситься ли вплавь за флейтом. Разыгралось целое представление, единственным актером в котором был капитан-поручик. Боцман, старик-incroyables с мумией, эльфийка с корриганом, трое неизвестных, матросы стояли вдоль штирборта и наблюдали за Косынкиным, предвкушая веселую потеху.

- Какая муха его укусила? – воскликнул я.

- Муха! – откликнулся Мирович. – Это не муха, это…

Он не успел договорить. Его голос перекрыли громкие возгласы зрителей, напуганных действиями капитана-поручика. Косынкин вытащил пистолет, замер и прицелился. Все находившиеся на борту присели, укрывшись за фальшбортом. Пулю в лоб на посошок никто не хотел получить. В то же время любопытство брало верх, большинство приподнимали головы над поручнем и следили за действиями капитана-поручика. Я стоял во весь рост, уверенный, что с такого расстояния Косынкин не попадет в меня. Я был убежден, что и Рудольф Кондратьевич понимает, что промахнется, но хочет покуражиться надо мной.

- Эй, граф, остерегись, - окликнул меня хриплый голос.

Рядом со мной на корточках сидел пассажир, один из трех незнакомцев. Его лицо казалось грязным из-за щетины, многих зубов не хватало, одежда была засаленной. В общем, он выглядел, как человек, который ночью в безлюдном месте может зарезать, а днем в толпе заразить педикулезом. Глядя на него сверху вниз, я скривил губы, дав понять оборванцу, что не собираюсь с ним разговаривать, а тем более прислушиваться к его мнению.

- Аннетке не понравится дырка в твоей голове, - прошептал он так, чтобы державшийся рядом со мной велетень не расслышал его слов.

- Что?! – удивился я.

Он с гримасой, выражающей досаду, бросился на меня, чтобы заставить пригнуться. Прогремел выстрел. Голодранец обмяк и повис на мне. Я подхватил его на руки. Из его шеи хлестала кровь. Я осторожно опустил его на палубу и склонился над ним. Вокруг гудели голоса, визжала Мадлен.

Смертельно раненный незнакомец схватил меня за отворот и потянул к себе. Он пытался что-то сказать. Его речь перебивалась бульканьем крови.

- Ящик… (бульк)… граф…(бульк)… открой(бульк)… ящик…(бульк)… кают(бульк)… шкипера… Аннет просила(бульк), - прохрипел он и умер.

Все, кто оказались на борту флейта, были шокированы случившимся.

- Это Россия, - высказал общение мнение английской стороны Спелман.

Радости в его голосе не было. Боцман многозначительно кивнул.

- Вы с ума сошли! – крикнул я Косынкину.

- Слушай, Марагур, - донесся до меня голос Мировича. – Ты знаешь, почему в Центральной России не водятся громовые ящеры и почти не встречаются драконы?

- А что? – отозвался Клавдий.

- Да то, что яд зимних ос для них смертелен, - разъяснил Василий Яковлевич.

- Это вы к чему? – не понял велетень.

- Да к тому, что ты виноват в смерти громового ящера Косынкина.

- Я?! – изумился Марагур. – Да при чем здесь я?!

- Как – причем? – вскинул брови Мирович. – А кто Иванова скормил ящеру?

- Ах, ну да, - спохватился велетень.

Честно говоря, я этого тоже не знал. Выходило, что Иванов, опухший от укусов зимних ос, для ящера оказался смертельной отравой. Боюсь, что даже если бы я знал об этом, все равно не удержался б от искушения скормить душегубца чудовищу. Конечно, жалко было капитана-поручика. Судя по реакции на смерть питомца, Косынкин не воспользовался предсмертным советом Иванова и не сделал тайной ставки на Юшку, Хрюшку или как там звали соперника Яшки.

Впрочем, мне было не до того, чтобы горевать по поводу смерти громового ящера и неприятностей капитана-поручика, превратившегося в маленькую точку на кронштадтской пристани. Гораздо печальнее было то, что из-за моего никчемного куража погиб человек, подосланный мне на помощь. Он умер и, умирая, собрался с последними силами, чтобы выполнить долг перед Аннет. Я с тоской посмотрел на Мировича и мысленно обругал себя. Погиб тот, чья помощь ох как была мне нужна. Может, вдвоем мы справились бы с фанатиками, навязавшимися мне в попутчики. И судя по всему, погибший был единственным на борту, кого подослала Аннет. В противном случае он не мучился бы так перед смертью, чтобы сказать мне про какой-то ящик в каюте шкипера.

Я с тоской огляделся по сторонам, всматриваясь в лица людей, теша себя надеждой, что у погибшего были сообщники. Однако, судя по всему, он путешествовал в одиночку. По крайней мере, никто из присутствующих не реагировал на происшедшее так, как если б был связан с погибшим.

Я подумал о том, что мои помощники могли не знать друг друга. И вспомнил про старика-incroyables с его мумией. Он ведь встретился нам еще у замка Косынкина и с тех пор неотлучно следовал за нами. А может, я видел его и раньше как раз в компании с Аннет, и поэтому он кажется мне знакомым. Но действие воды забвения не дает припомнить обстоятельства нашего знакомства. Я пристально посмотрел на него. Старик-incroyables улыбнулся и помахал мне, мумия состроила страшные глаза. Странная все же парочка. Но, похоже, что непросто так пересеклись наши пути. Вот только не было у меня уверенности, что они работали на Аннет. Я больше был склонен думать, что старик-incroyables как-то связан с теми господами, которым велетень свернул шеи.

А еще больше я был склонен думать, что события последних дней сделали меня чересчур мнительным и подозрительным, и на самом деле старик-incroyables просто придурок, который и попадается на глаза нам не чаще прочих кронштадтцев, да только из-за его экстравагантного вида я обращаю на него внимание.

примечания

К главе 13.

Ex ungue leonem – (латынь) по когтям видно льва

Христиан фон Вольф – немецкий философ и математик, ученик Лейбница и учитель Ломоносова.

Incroyables – щеголи, названные так за шляпы с высокими загнутыми краями.

Декантация - процесс переливания вина в декантер для насыщения его кислородом.

Volens nolens – (лат.) волей неволей.

ан шмиз – блюдо в “мундире”

Feci, quod potui, faciant meliora potentes – я сделал все, что мог, пусть кто может, сделает лучше

К главе 15.

Emerald Jane – (англ.) изумрудная Джейн

Флейт – парусное морское транспортное судно. На протяжении XVI-XVIII веков флейты занимали господствующее положение среди торговых судов на всех морях.

Меланж - механическая смесь яичных белков и желтков.

Memento quod es veletenio – (лат.) помни, что ты велетень

Corpus delicti – (лат.) основная улика

К главе 16

Бакборт – название левого борта на корабле до начала XX века.

Штирборт – название правого борта на корабле до начала ХХ века.

Гарпиус – древесная смола, которой покрывались борта для защиты от гниения.

(продолжение в течении недели)