...Образы искусства емче и многоаспектнее, чем афоризмы теософем или философские рассуждения. Они оставляют больше свободы воображению, они предоставляют каждому толковать учение так, как это органичнее и понятнее именно для его индивидуальности. Откровение льется по многим руслам, а искусство - если не самое чистое, то самое широкое из них...

Даниил Андреев, "Роза Мира".

И я, с лицом питекантропа
Брожу среди камней шершавых
О чем-то думая высоком,
Ищу какие-то там травы.
Топор купил на барахолке
Хороший кремневый топор.
Хороший… Только что в нем толку?
Увы, я дикий до сих пор!
И вот хожу, ищу ответы
Извечных истин Бытия…
Во рту дымится сигарета
Для устрашенья комарья.

Я видел трактор, суть бульдозер,
Его друзья - бульдозера
Бульдозер это сваи возит
От котлована до копра.
Какой напор, какая сила
Какие зверские глаза!
А рыло? Дьявольское рыло!
А руки, ноги, тормоза!!.
Да, штучка класс! Одно лишь жалко,
На что он сдался мне зимой?
Вот будь он соковыжималкой,
Я б утащил его домой.

Снег из туч

Испражняться надо

А если не веришь

Но ты не летишь -

Продолжение следует...

СЛОВО

Будильник звонил долго и упорно.
- Встаю. Иду, иду… Встаю, встаю… Сейчас… - то ли во сне, то ли вслух бормотал Сергей Николаевич.
Он натянул одеяло на голову и решил, что встанет сразу же, как только прекратится этот жуткий звон. Голос будильника сорвался, пошел волнами, потом закашлялся, сбился и, пару раз болезненно звякнув, затих совсем. Сергей Николаевич не шелохнулся. Он вскочил гораздо позже, когда маленькая стрелка застыла на восьми, а по "Маяку" пропикало семь.
- Проспал!.. - он заметался по комнате в поисках брюк. - Проспал, черт её побери!!.
Дома никого не оказалось и завтрак разогревать пришлось самому. Яичница вышла безвкусной, чай вчерашним, а кусок шоколада, оставленный, по всей видимости, ему, был кем-то старательно обгрызен. Без сомнения, Мисюськина работа, - думал он, поправляя перед зеркалом галстук. - Маленькое чудовище…
Схватив папку и на ходу застегивая пиджак, Сергей Николаевич вылетел из квартиры.
- Проспал-пропал, пропал-проспал и не туда попал… Влип!
Он спешил к трамвайной остановке.

- Вы что это? - спросил Сухощавый.
- Да ничего, как будто, - удивился Сергей Николаевич. - Присаживайтесь, здесь не занято.
Он подвинулся и Сухощавый, кивнув, уселся рядом. В репродукторе прохрипело, двери закрылись. Трамвай тронулся.
- В слове "тополь" у них две буквы "Пе" и всего одна "О", - совершенно не к стати объявил Сухощавый.
Сергей Николаевич сострадательно улыбнулся и попытался отгородиться газетой.
- Хотя с другой стороны, у нас в слове "кофе" всего одна "Фе", а не две, как у них.
В голосе его звучало такое разочарование, что Сергею Николаевичу стало его жаль.
- Да не волнуйтесь вы так, - сказал он, складывая газету вчетверо и засовывая ее в дипломат, - это всего лишь слова.
- Слова, - согласился Сухощавый, - но какие!
Он многозначительно поднял указательный палец, и Сергей Николаевич с удивлением заметил, что палец этот оказался вдвое длиннее, чем ему положено было быть от природы.
- Слово, - продолжал Сухощавый, - выражает все божественное могущество Отца. Оно вне всяких качеств и Слово это - Сын Божий.
- Но-но-но! - Сергей Николаевич повысил голос. - Вы не больно-то! Слово слову рознь!
- Совершенно с вами согласен! - обрадовался Сухощавый, причем так громко, что на них удивленно оглянулись.
- Здесь существует одно очень важное различие, - засипел он, понижая голос до шепота. - Произнесенное Слово несет в себе все, оно может выражаться и изменяться, но Слово произносящее неизменно и вечно, так как заключено в Слове выраженном и рождается непрерывно.
- Да, - согласился Сергей Николаевич, - духовный мир заключает в самом себе вечное начало.
А сам подумал: и зачем я разговариваю с этим психом?
- Вот именно! - гаркнул Сухощавый и снова на них обернулись. - Все творение есть произнесенное Слово, в котором слышится Слово Живое и которое есть Сам Бог. Это Слово - душа творения.
- Да-да… - рассеянно поддакивал Сергей Николаевич.
Он вдруг вспомнил, что забыл пробить билет.
- Чего "да-да"? - обиделся Сухощавый. - Пошел ты к чертовой матери!
И он в негодовании покинул купе.
- Забавный малый, - глуповато улыбаясь, пробормотал Сергей Николаевич, обращаясь к мужчине, сидящему за столиком напротив. - Не в себе малость.
Он пошарил по карманам, заглянул в папку, но билета так и не обнаружил. Мужик напротив подозрительно пошмыгал носом, словно принюхиваясь к чему-то, утер соплю, но промолчал. Вот наказанье-то, - сокрушался Сергей Николаевич, - а если контролер поймает?..
Не придумав ничего лучше, он вставил в компостер десятирублевую бумажку, пробил ее и начал пробираться к выходу. Поезд подъезжал к станции, в тамбуре уже толпились старухи с рюкзаками, узелками и чем-то вонючим.
- Слово, слово - врать здорово… - напевал Сергей Николаевич, нервно теребя в руке фальшивый билет.

Но и этим все не закончилось. Получилось так, что он ошибся станцией и слез на целую остановку раньше. А тут еще, как на грех, смеркаться начало. Город кончился, дома остались позади и со всех сторон его обступил лес. Темный, высокий, зловещий. Лес казался живым существом. Существом грозным и чем-то недовольным.
- Раненый зверь, раненый зверь…- повторял Сергей Николаевич, закрывая голову папкой.
Очень скоро дорога зашла в тупик. Она просто-напросто уперлась в неприступную стену тополей, и свернуть с нее было некуда. Потоптавшись на месте и неизвестно кому отвесив нелепый поклон, Сергей Николаевич развернулся и зашагал обратно. А лес продолжал шуметь.
- Раненый зверь, раненый зверь… - бормотал Сергей Николаевич, стараясь глядеть только себе под ноги, - он мстит, раненый зверь…
- Как комар! - крикнул кто-то из чащи.
Сергея Николаевича охватила жуть. Он понял, что в лесу этом обитает Зло. Да, а слов там нет совершенно. Словно отвечая на его мысли, лес зашумел еще сильнее. Небо совсем заволокло тучами, и со всех сторон стали сбегаться Тени.
А я вот что сделаю, - решил Сергей Николаевич, - пойду-ка я своей дорогой и не буду ни на что обращать внимания. Он спустился в подземный переход и, перебежав по нему на другую сторону улицы, оказался в безопасности.
- Словом убить можно, словом напугать можно, словом и излечить можно! - констатировал он, ставя свой дипломат на землю и усаживаясь на него верхом.
- Это верно, - отозвался проходящий мимо молодой человек. - А вот вы бы лучше сказали, который у нас теперь час.
- Пять минут.
- Это метафора?
- Нет, аллегория.
- Ну и на здоровье! - и молодой человек потопал дальше.
На кого же он похож? - думал Сергей Николаевич, - кого же он мне напомнил?..
- Мат сплошной и все не по существу, - воскликнули справа.
- Да сами вы дурак! - обиделся Сергей Николаевич и, взяв папку под мышку, направился в сторону Центральной площади.
Тоже мне, умник выискался, - рассуждал он, брезгливо обходя наваленные на тротуаре груды пожелтевших, невероятно истрепанных книг. - И вовсе интеллект зависит не от словарного запаса. От умения мыслить, вот от чего он зависит! Да-да, потому-то эти болтуны ничего и не могут: они болтают, больше чем говорят; свистят, больше чем дышат.
- А сами-то вы, Степан Данилыч? - с укоризной проскрипели справа.
Сергей Николаевич обернулся и увидел, что рядом с ним идет Сухощавый.
- Во-первых, я не Степан Данилович, а во вторых…
- Это не важно, - перебил Сухощавый. - Вы ведь поняли, что я обращаюсь именно к вам.
- Да, но только потому, что больше здесь никого нет.
- А я? - обиделся Сухощавый.
- Вы? Ну не с самим же собой вы говорили.
- Нет, с вами и говорил.
- А почему же тогда называли меня каким-то Степаном Даниловичем?
- Да какая вам разница?! - Сухощавый остановился и досадливо топнул ногой. - Люди свои, сочтемся. Вы меня поняли, я вас понял, чего вам еще надо?
И тут Сергея Николаевича осенило. Он попросил Сухощавого постоять здесь минутку и некуда не уходить, а сам помчался в гастроном.
- Хлеб у вас есть? - спросил он продавщицу, и уточнил - Единый.
- Нет, Единого нету, - очень холодно и даже хамски.
- А что есть?
- А что вам надо-то? - с усмешечкой.
- Еды надо.
- Нет, - удивленно, - еды нет…
Расплатившись, Сергей Николаевич вышел из магазина черным ходом. "Жуд" - вот какое слово занимало его теперь. Кто это, или что это? Жадный еврей или неядовитая змея? А какого оно цвета, (желтого!), и как ассоциируется с "пенопластом"? Впрочем…
И тут прогремел гром.

Когда Сергей Николаевич открыл глаза, трамвай стоял на светофоре. Сухощавый по-прежнему сидел рядом, но вид у него был такой, словно он воды в рот набрал. Сергей Николаевич зевнул и достал из папки рукопись. "Аппельпост" - гласила первая страница и Сергею Николаевичу представились апельсины. Дальше больше: "Швах", "Шемамфораш", "Хворапха" и какая-то "Рюха". В голове от всей этой мерзости зашумело. Сергей Николаевич захлопнул папку, искоса взглянул на Сухощавого и когда трамвай остановился, поспешил сойти. Ни в какую редакцию он уже не собирался. Ему хотелось только одного - поскорее найти первую попавшуюся помойку и выбросить проклятую папку вместе с этим несчастным аппельпостом к чертовой матери.
- Зачем же так? - удивились справа. - Вы лучше мне ее подарите.
Конечно же, это был Сухощавый.
- Вам? - спросил Сергей Николаевич, пряча папку за спину. - А что вы с ней, интересно, будете делать?
- Как что? Я буду ее разгадывать!
- Разгадывать?
- Да, разгадывать. Слова, которые лежат в ней, очень нуждаются в том, чтобы их разгадали.
Сухощавый облизнулся.
- Поймите, любое Слово должно нести в себе какой-нибудь смысл. Оно было у Бога, и Оно было Бог. Если смысла нет, Слово перестает быть Словом, (да даже просто словом), и может наделать немало бед. Я занимаюсь тем, что ищу смысл в тех словах, в которых другие найти его уже давно отчаялись.
Сергей Николаевич выпятил нижнюю губу и сказал: "пф-ф".
- Прошу вас, - Сухощавый молитвенно сложил руки, - отдайте мне папку.
- Черт с вами, - Сергей Николаевич высокомерно швырнул папку на землю, - забирайте.
Сухощавый упал на колени, схватил папку и раскрыв ее, жадно принялся перелистывать страницы. Господи, - подумал Сергей Николаевич, - да он набросился на нее, словно дикий изголодавшийся зверь на кусок говядины. Нет, это очень опасный тип, (совсем не как комар), с ним надо держать ухо востро. И тихонько, на цыпочках, чтобы Сухощавый ничего не заметил, Сергей Николаевич стал отступать.
- Шемамфораш… Швах… Шемамфораш… - шипел Сухощавый над папкой.
Спасло слово "зуд": Сергей Николаевич со всех ног бросился наутек. Он несся, не чуя под собой ног и ничего не замечая вокруг. Несся, словно был большой осой, несся, подпрыгивая на кочках как надувной резиновый шарик. Перед глазами у него стояла жуткая картинка: Сухощавый, раздувающийся и увеличивающийся в размерах от разгаданных им слов. Уже далеко позади осталась трамвайная остановка, уже скрылся из виду парк, а Сергей Николаевич все несся и несся, все подпрыгивал и подскакивал, все жужжал и жужжал…
Остановился он только тогда, когда вылетел на Центральную площадь и путь ему преградил сердитый милиционер.
- Куда пр-решь? - прорычал он и Сергей Николаевич остановился.
А на площади толпился народ. Много-много народу. Пестрая толпа обступила фонтан, в котором что-то плескалось и плюхалось, время от времени оглашая окрестности диким ревом.
- Ом!! Ом!! Ом!! Ом!.. - орал обезумевший народ.
Сергей Николаевич поежился.
- Чего это они? - спросил он у милиционера. - Митингуют?
- Не знаю, - чистосердечно признался страж. - Кажется, был такой электрик. Омом звали.
- Немец?
- Не уверен. Может индус?..
- И, стало быть, это они его славят?
- Да кто ж их разберет, убогих?!
- Словарь надо купить, вот что… - пискнул Сергей Николаевич, поскользнулся и упал с моста вниз, прямо на трамвайные рельсы.

Он вскочил, с ужасом посмотрев на часы. Маленькая стрелка показывала восемь.
- Проспал!.. - он заметался по комнате в поисках брюк. - Проспал, черт ее побери!..
Дома никого не было. Кое-как перекусив и не успев даже толком побриться, Сергей Николаевич схватил папку с рукописью и, на ходу застегивая пиджак, выскочил из квартиры.
В трамвае к нему подошел человек. Сухощавый, невысокого роста.
- Вы что это? - спросил незнакомец.
- Да ничего, как будто, - удивился Сергей Николаевич. - Присаживайтесь, здесь не занято.
- Poplar, - сказал Сухощавый, - poplar, это слово…

…Нищета современной словесности, ее неспособность по-настоящему увлекать породили суеверный подход к стилю, своего рода псевдочтение с его пристрастием к частностям. Страдающие таким предрассудком оценивают стиль не по впечатлению от той или иной страницы, а на основании внешних приемов писателя, его сравнений, звучания фразы, особенностей синтаксиса и пунктуации. Подобным читателям безразлична сила авторских убеждений и чувств. Они ждут искусностей (по выражению Мигеля де Унамуно), которые бы точно сказали, достойно произведение их интереса или нет. Эти читатели слышали, что эпитеты не должны быть тривиальными, и сочтут слабым любой текст, где нет новизны в сочетании прилагательных с существительными, даже если главная цель сочинения успешно достигнута. Они слышали, что краткость – несомненное достоинство, и нахваливают того, кто написал десять коротких фраз, а не того, кто справился с одной длинной. <...> Они слышали, что соседство похожих слогов рождает какофонию, и старательно делают вид, что их мутит от подобной прозы, хотя то же явление в стихах доставляет им удовольствие (по-моему, в равной мере притворное). Короче, таких читателей занимает не действенность механизма, а его строение. Они подчиняют чувства этике, точнее – общепринятому этикету. Упомянутый подход оказался столь распространенным, что читателей как таковых почти не осталось – одни потенциальные критики…

Х. Л. Борхес. «Суверенная этика читателя».

Желающим заработать, есть интересное предложение:

Литературной Лаборатории "GoldBee" cрочно требуется литературный агент - деловой человек, имеющий связи в литературных кругах или виртуозно владеющий Internet. О заработной плате договоримся!!! Все подробности по адресу: tot@students.ru

Желающие разместить свои объявления в нашей рассылке, пишите сюда: dir@udm.ru.

Поможем, чем сможем! :)