Кулуары конференции

Выпуск 6а.


Юлия Патлань (Киев)



О ТРАДИЦИЯХ В ТВОРЧЕСТВЕ ВАСИЛИЯ ЕРОШЕНКО


С творчеством Василия Ерошенко (1890-1952) советский читатель познакомился сорок
лет назад с выходом книги "Сердце орла" (1), долгое время  единственной. Но и
после появления сборников "Квітка справедливості" (2) и "Избранное" (3) они не
получили должной оценки литературоведов. Подробный анализ особенностей художественного
творчества писателя практически отсутствует (4).
Это было вызвано полной неизвестностью писателя на родине до 1957 года, а так
же тем, что рассказы и сказки В.Я. Ерошенко написаны преимущественно на эсперанто
и японском языках. Они известны в китайских переводах (Лу Синь и др.), публиковались
в изданиях для незрячих рельефно-точечным шрифтом Брайля. Большинство его произведений,
опубликованных в эсперанто-периодике, японской и китайской печати 20-х годов,
а также подготовленные автором или при его участии сборники (5) труднодоступны
 для современного исследователя. Гибель нескольких архивов Ерошенко привела к
почти полному отсутствию достоверной информации о его жизненном пути и зрелом
творчестве после возвращения в Россию (1924-1952).
Поэтому ряд публикаций в периодике 1970-80-х гг. был посвящен главным образом
восстановлению и освещению жизненного пути В.Ерошенко и лишь краткому знакомству
с его произведениями. Авторы публикаций и книг (В.Рогов, Р.Белоусов, А.Харьковский,
Н.Гордиенко-Андрианова и др.) (6) были вынуждены реконструировать события и факты,
что привело ко многим неточностям. Первыми исследователями акценты делались на
социально-политической ситуации 20-х гг. и на участии В.Я. Ерошенко в революционном
движении Японии, Китая, Индии. В подходах к оценке творчества писателя преобладали
социально-политические критерии. Как следствие, собственно художественное творчество
В.Я.Ерошенко – аллегорические и сатирические сказки, рассказы, обработки бирманского,
индийского, чукотского, туркменского фольклора - до сих пор не получило оценки
в контексте литературного процесса начала века, как в России, так и в странах
Востока, и прежде всего – в Японии и Китае.
Не предпринимались попытки рассмотреть произведения Ерошенко в связи с творчеством
философов и писателей многих стран, с которыми он встречался (П.А.Кропоткин,
Р.Тагор, Акита Удзяку, Арисима Такео, Эгути Киёси, Лу Синь и др.). Без проведения
подобного сопоставления невозможна объективная оценка творчества писателя как
такового и используемых им средств художественного отображения действительности.
Более того, до сих пор нет полных переводов на русский и украинский языки значительной
части сохранившихся произведений, включенных в т.наз. "Полное собрание сочинений
Ерошенко" (7), пьесы “Облако персикового цвета” ("Розовое облако"), написанной
на японском и переведенной на китайский язык Лу Синем, сатиры 1920-1921 гг.,
произведений последних лет жизни (8).
Можно перечислить произведения, до сих пор известные отечественному читателю
только по упоминаниям: "Дождь идет", "Божество Кибоси", "Морская царевна и рыбак",
"Кораблик счастья", "Во имя человечества", "Сон в весеннюю ночь", "Две смерти",
"Красный цветок", "Гибель Кенаря", "Расточительность морского дракона", "Самоотверженная
смерть безбожника", "Голова ученого", "Сосенка" и др.
Вопрос о внутреннем мире автора, об истоках и основах его мировоззрения, о применяемых
им художественных средствах остается  открытым. Высказывалось мнение, что “слепой
сказочник занес на литературную почву Востока семена революционного романтизма"
(Ф.Шоев) (9). Отмечается также влияние романтических произведений М.Горького
(“Старуха Изергиль", "Песня о Соколе", "Песня о Буревестнике") на творчество
В.Ерошенко (сказки "Цветок справедливости", "Сердце Орла", “На берегу”, стихотворение
“Homarano” (в русском  переводе – “Любовь к людям”).
И.Н. и Ю.С. Мурашковские делают вывод о том, что в творчестве В.Я.Ерошенко “впервые
в литературе Востока применен романтизм; впервые даже для европейского романтизма
он создается на широкой фольклорной основе с использованием восточной системы
аллегорий; впервые в восточной литературе использован жанр сатирической сказки
(по типу сказок Салтыкова-Щедрина; впервые в японской литературе появляется герой-иностранец;
впервые в молодой эсперанто-литературе в широком масштабе появился фольклорный
романтизм” (10). Нам кажется, что подобные выводы должны быть подтверждены широким
сопоставительным анализом текстов Ерошенко,  произведений национальных литератур
Японии и Китая и эсперанто-литературы этих стран, что невозможно без участия
востоковедов.
 В то же время Р.С. Белоусов, к примеру, указывает на “слабые стороны творчества
Ерошенко” – отвлеченность образов, известную дидактичность его сказок на социальные
темы (11). Не нужно забывать, что сказки В.Я.Ерошенко предназначались для восприятия
на слух его учениками, и  позднее  записывались под диктовку его друзьями, а
опубликованные варианты, по нашему мнению, вторичны. Сам Ерошенко видел свою
главную задачу в просвещении слепых. Он был прежде всего тифлопедагогом, что
и определяет некоторые особенности его произведений, рассматриваемые иногда 
как недостатки. Отсюда и  прямолинейная назидательность, четко выраженная и неоднократно
повторенная авторская позиция, что  непривычно для европейского читателя, которому
оригинальные произведения Ерошенко напоминают переводы с восточных языков (12).
Однако именно своей фольклорной основой и принадлежностью к устной традиции творчество
Ерошенко очень близко мировоззрению восточного читателя.
Достаточно важно, что В.Я. Ерошенко неоднократно выступал с лекциями о русской
литературе, среди которых “Андреев и его пьесы”, “Андреев и его символические
драмы”,  “Женские образы в современной русской литературе”, “Женский вопрос в
новейшей русской литературе” (13).
До сих пор не переведена и не опубликована у нас притча В.Ерошенко “Красный цветок”,
написанная им в 1923 г. после возвращения из России, и сохранившаяся в переводе
Лу Синя на китайский язык (14). Ерошенко, безусловно, опирается на одноименную
сказку В.Гаршина. Он обращается к теме “Цветка справедливости” и пишет о том,
что для счастья рабочих нужно вырастить кроваво-красный ландыш. Как и у Гаршина,
действие происходит во сне, на грани бреда, а три песни, составляющие текст “Красного
цветка” Ерошенко, представляют собой продолжающиеся сны. Но если герой Гаршина,
уничтожая красный цветок – символ мирового зла, свято верит в то, что “скоро
распадутся железные решетки... и весь мир явится в новой, чудной красоте” (15),
то рассказчик Ерошенко, потерявший веру в то, что солнце когда-нибудь взойдет,
находит в своем сердце увядший красный цветок счастья и пересаживает его в сердце
своего ученика. Ерошенко как бы продолжает мысль Гаршина о том, что для защиты
мира от зла нужно подставить собственную грудь, даже если это и принесет гибель
самому герою. Вероятно, писатель рассчитывал на понимание китайских читателей,
знакомых с творчеством Гаршина по переводам Лу Синя, да и самого Лу Синя, ведь
исследователями отмечалась схожесть лусиневского “Светильника” с тем же “Красным
цветком” (16).
Вероятно, можно провести и другие параллели  между  творчеством В.Гаршина и В.
Ерошенко (рассказ В.Гаршина “Трус” и стихотворение в прозе В.Ерошенко “La tago
de l’monda pacigxo” (“День всеобщего мира”), “Attalea princeps” и “Тесная клетка”).
Иногда темой его выступлений становились русские народные песни. Необходимо отметить,
что он в качественно новых условиях фактически продолжал традицию странствующих
сказителей, кобзарей и лирников, постоянно исполняя русские и украинские народные
песни и впервые знакомил с ними своих слушателей (например, “Песня о Степане
Разине” была опубликована в китайском переводе Лу Синя). Отсюда и некоторые особенности
произведений Ерошенко, присущие устному народному творчеству:
1.часто встречающееся обрамление ("Зимняя сказка", "Мудрец-время", "Рассказы
увядавшего листа", "Кувшин мудрости"),
2.введение образа рассказчика, которому присущи некоторые черты автора.
Рассказ ведется от первого лица с упоминанием реальных событий. Недостаточно
четкое различение образа рассказчика и сказителя, характерное для фольклора,
приводит зачастую современных интерпретаторов к неадекватному прочтению его сказок.
По ним нередко пытаются написать биографию автора.
В использовании обрамления можно видеть как влияние литературной традиции романтизма
или раннего Горького (вспомним  хотя бы вставные легенды о Ларре и Данко в “Старухе
Изергиль” и “Песню о Соколе”, которую старый чабан “рассказал” “унылым речитативом,
стараясь сохранить мелодию песни”), так и фольклорной традиции.
Путешествуя по Индии, Ерошенко записал “Рассказы Веталы” – древнеиндийский цикл,
представляющий собой “обрамленную повесть”. Это – двадцать пять разнородных рассказов,
объединенных эпизодом из жизни царя Викрама. У Ерошенко остались одиннадцать
рассказов с прологом и эпилогом, опубликованные в японском варианте как “Рассказы
Байтала” (17).  Так же композиционно организованы и новеллы из цикла “Рассказы
увядшего листа”, которые объединяет авторское предисловие, где вводится образ
рассказчика – засохшего листа и образ дерева, присутствующие во всех шести новеллах
(“Уличное дерево”, “О стране мечтаний”, “Тайна маленькой девочки”, “Человек-лошадь”,
“Первое сокровище”, “Девушка с маленькими ножками”) (18).
Глубокое знакомство Ерошенко с  бирманским фольклором и буддизмом позволяет высказать
предположение о творческом использовании им в сказке “О стране мечтаний” близких
и понятных японскому и китайскому читателю традиционных образов буддийской иконографии,
атрибутов Шамбалы. Это остров счастья среди моря вечной любви, где течет река
неисчерпаемой радости, высится гора свободы, цветут цветы верности и доверия
и растут деревья добродетелей. Но если на Руси легендарное Беловодье традиционно
размещали за Гималаями, то Ерошенко указывает, что страна “великого духа, способного
перевернуть мир”, находится на севере, намекая  на революционную Россию.
Нужно сказать и о том, что “Рассказы увядавшего листа” написаны ритмизованной
прозой, чему способствует фиксированное ударение в эсперанто,  и своим ритмомелодическим
ладом приближены к фольклорному творчеству сказителей-певцов, известных как на
Руси, так и в странах Востока. Так, лейтмотивом сказки “Сердце орла” (оригинал
на японском языке) становится несколько раз повторяющаяся песня орлов. Ритмической
прозой написаны баллада “День всеобщего мира” и “Чукотская элегия”. Практически
во всех произведениях Ерошенко использует прием ритмико-синтаксического параллелизма,
ритмически организующий текст.
Н.Н.Гордиенко-Андрианова называет В.Я.Ерошенко “наследником свободолюбивых слепых
украинских гомеров-кобзарей” (19).  Нам кажется возможным рассматривать Ерошенко
как странствующего философа-педагога, просветителя, близкого к Г.С.Сковороде,
с баснями которого вполне могут быть сопоставлены его аллегорические учительные
сказки-притчи.

Примечания.

 Ерошенко В.Я. Сердце орла, Белгород: Белгородское книжное издательство, 1962,
-  212 с.
2 Ерошенко В.Я. Квітка справедливості. К., Молодь, 1969, – 260 с.
3 Ерошенко В.Я. Избранное., М.: Наука,  1977, –   262 с.
4 Статья В. Оводенко "Сердце, верное народу"' является одной из первых и едва
ли не единственной известной нам попыткой такого анализа. См.: Литературный Белгород.
Сборник статей. Белогород: Белгородский государственный пединститут, 1970, –
С. 97-114.
5 На японском яз.: “Yoakemae no uta” (“Песни перед зарей”), Токио, 1921; “Saigo
no tameiki“ (“Последний стон”), Токио, 1921; “Zinrui no tameni” (“Ради человечества”),
Токио, 1924; на кит. яз.: “Сказки Ерошенко”, Шанхай, 1922; “Облако персикового
цвета”, Шанхай, 1923, “Корабль счастья”, Шанхай, 1931; на эсперанто:  “Rakontoj
de velkinta folio kaj aliaj” (“Рассказы увядшего листа и другие”), Шанхай, 1923,
“La gxemo de unu soleca animo” (“Стон одинокой души”), Шанхай, 1923. Указано
только первое издание. – Ю.П.
6 Гордієнко-Андріанова Н.М. “Запалив я у серці вогонь...”, К.: Веселка, 1973,
1977; Харьковский А.С. Человек, увидевший мир, М.: Наука, 1978, – 292 с.; Осыков
Б.И. Музыкант, путешественник, поэт, педагог. Белгород, 1989, – 47 с.; Лазарев
В.Я, Першин В.Г. Импульс Ерошенко, М.: ТАМП, 1992, – 139 с.
7 Eroshenko zenshu. (Полное собрание сочинений Ерошенко, в 3-х тт.) Tokyo: Misuzushobo,
1959.
8 См.: Erosxenko V. Krucxo da sagxeco. (Кувшин мудрости) Toyonaka, Japanio: Japana
Esperanta Librokooperativo, 1995.
9 Харьковский А.С. Человек, увидевший мир, М.: Наука, 1978, – С.92.
10 Мурашковска И.Н., Мурашковский Ю.С. “Я зажег в своем сердце огонь...” См.
http://www.triz.minsk.by/e/
11 Белоусов Р.С. Мечтания скитальца // Ерошенко В.Я. Избранное., М.: Наука, 
1977, – С.33.
12 Харьковский А.С. Человек, увидевший мир, М.: Наука, 1978, – С.231.
13 Белоусов Р.С. Мечтания скитальца // Ерошенко В.Я. Избранное , М.: Наука, 
1977, – С.13-14.
14 Erosxenko V. Cikatro de amo. Toyonaka, Japanio: Japana Esperanta Librokooperativo,
1996, – P.43-78.
15 Гаршин В.М. Красный цветок // Гаршин В.М. Рассказы, М.: Просвещение, 1989,
– С.136.
16 Эйдлин Л. Лу Синь //Лу Синь. Избранные произведения. М.: Художественная литература,
1981, – С.20.
17 Ерошенко В.Я. Избранное, М.: Наука,  1977, – С. 143-186.
18 Там же, С. 99-118. См. также: Erosxenko V. Lumo kaj Ombro. Toyonaka, Japanio:
Japana Esperanta Librokooperativo, 1979, – P.31-58
19 Гордієнко-Андріанова Н.М. Людина з легенди // Ерошенко В.Я. Квітка справедливості,
К., Молодь, 1969, – С.8