А потом поили мёдом,
А потом поили брагой,
Чтоб потом, на месте лобном,
На коленках признавалась
В несодеянных злодействах!
Опостылели мне вина,
Опостылели мне яства.
От великого богатства
Заступи, заступник – заступ!
1918
Ирина Ратушинская
Государь-император играет в солдатики – браво!
У коней по-драконьи колышется пар из ноздрей…
Как мне в сердце вкипела твоя оловянная слава,
Окаянная родина вечных моих декабрей!
Господа офицеры в каре индевеют – отменно!
А под следствием будут рыдать и валяться в ногах,
Назовут имена… Ты простишь им двойную измену,
Но замучишь их женщин в своих негашёных снегах.
Господа нигилисты свергают святыню… недурно!
Им не нужны златые кумиры – возьмут серебром.
Ты им дашь в феврале поиграть с избирательной урной
И за это научишь слова вырубать топором.
И сегодня, и завтра – всё то же, меняя обличья, –
Лишь бы к горлу поближе! – и медленно пить голоса,
А потом отвалиться в своём вурдалачьем величье
Да иудино дерево молча растить по лесам.
1982
Юлий Даниэль
А может, лучшая победа… (Цветаева)
Я стал умён… (Пушкин)
А вдруг вот так приходит зрелость,
Когда впотьмах спасенья ищем:
«Мне автором прослыть хотелось…» –
Твердит испуганный Радищев.
Когда на торную дорогу
Впотьмах бредём, себя жалея:
«Земля недвижна… грешен Богу…» –
Петляет голос Галилея.
А вдруг вот так приходит смелость –
Хитрить, не труся непочёта:
Ведь то, что как-то раз пропелось,
Уже не спишется со счёта.
А вдруг разумна Божья милость:
Мы все в ничто пустое канем,
Но то, что как-то воплотилось,
Не зачеркнётся покаяньем!
…Но, вспоминая в час вечерний
Про всё про то, что днём сказали, –
Как жить нам после отречений?
Какими нам истечь слезами?
Что думать жесткими ночами
О сбереженной нами жизни,
Когда страницы за плечами
В немой застыли укоризне?