Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Литературный интернет-журнал "Колесо"

Подписаться Бесплатная новостная рассылка . Подписчиков 492 RSS
←   Сентябрь 2009   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30


За последние 60 дней ни разу не выходила


Сайт рассылки: http://www.koveco.info/
Открыта: 17-12-2006

Автор
sayna

Статистика

492 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Литературный интернет-журнал "Колесо" 22-6


Выпуск №22

сентябрь - октябрь
2009 г.

Литературный журнал
"КОЛЕСО"

Количество
читателей - 1858

http://koveco.info                                                                         Эл.почта: koleco@inbox.ru

часть 6

Евгений Петропавловский

***

На склоне заката, облитого кровью реликтовых птиц,

седлают коней казаки из далёких небесных станиц -

сбиваются в стаи и мчатся в тиши, и верстают маршрут

в неверные сумерки, в пыль уходящих минут;

черны их бешметы, черны сапоги и папахи черны,

и только в зрачках - сумасшедшая сталь восходящей луны...

Ни гика, ни стука; не звякнет нечаянно бранная снасть -

как будто и звуки боятся на тёмную землю упасть.

Несутся безмолвные сотни к мерцающей первой звезде

по мёртвому Дикому Полю, которое ныне - везде…

Вдоль гиблых лиманов, отравленных рек и бесплодных полей

размашистой рысью, а после - намётом пускают коней,

безудержно мчат по украинным вехам родимой земли,

которую в сечах с врагом нестрашливо они берегли,

пока не приспела пора уходить на небесный кордон…

Летят казаки, словно лютая память грядущих времён.

Мелькают, мелькают копыта, едва ли касаясь травы...

Когда б супостат повстречался - ему не сносить головы;

но нет никого: ни чужих, ни своих, ни великой страны -

лишь Дикое Поле... И чёрным потоком - под сенью луны -

подобные стаду могучих кентавров, летят казаки

по следу былого, по древнему космосу русской тоски...

 

***

Я забываю имена,

ведь имена - всего лишь знаки

вдоль троп, взбирающихся на

вершину памяти. Во мраке

любовей, выжженных дотла,

они - астральные тела,

и в их незримом зодиаке

сориентироваться мне

всё невозможней; пыль желаний -

сквозь амальгаму встречных дней

сочась - всё злей и донжуанней

возводит в степень ноль обзор.

Мне в спину дышит Командор;

но я всё ближе к донне Анне,

переходящей в донну Икс.

Что имя? Лишь координата,

в которой проступает лик с

чертами всех, кого когда-то

любил… Живут их голоса,

но тем грустнее их глаза,

чем дальше нас листают даты...

 

ПРИЗРАК СТАРОГО ПАРКА

Кружит над миром осень золотая,

и всё покрыто палою листвой...

Бутылки из-под листьев выгребая,

идёт дедок с потрёпанной сумой.

Патрульно-постовой наряд не тронет

привычного, как дождик, старика;

порою на ходу смешок обронит

иной ханурик, выпивший слегка,

да пацанёнок, чуждый пацифизма,

засунет пальцы в рот и засвистит...

А дед плывёт, как призрак коммунизма,

и лишь себе под чоботы глядит...

Снимите, люди, шляпы виновато,

когда шагает в сумерки герой:

он - в ранге Неизвестного Солдата -

остановил фашиста под Москвой,

пред ним склонились Вена и Варшава,

ему сдалась в Берлине вражья рать...

Он заслужил в стране родимой право -

себе на хлеб - бутылки собирать.

...И он уходит в отблеск обветшалый.

А в небе, не прощая ничего,

струится журавлиный клин усталый.

И в том строю есть место для него.

 

В ПРИЗРАЧНОМ СВЕТЕ СЕЛЕНЫ

Лениво плыли облака,

луну молчаньем облекая,

и шепелявила река,

лимонный лёд луны лаская,

и, словно лунный сон, легки,

златоволосые русалки

меня под волны увлекли,

и было мне себя не жалко;

и расходились вдаль круги -

и становились тихим плёсом;

и плыли лунные стихи

большою лодкою без вёсел.

 

***

Я хочу быть с тобой, но ты рядом и так далеко,

а слова, словно пули, летят умирать в «молоко»,

растворяясь в кружении ветра, в искринках дождя,

я хочу быть с тобой, но теряешься ты, уходя,

ускользая на выдохе, даришь рукам пустоту,

бесконечные смыслы и злую её простоту;

так от камня, упавшего в тихую воду пруда,

разбегаются волны по кругу, уже никогда

не вернуться им к центру, и мчатся волна за волной,

искажая друг дружку, когда я хочу быть с тобой,

но ты рядом и так далеко, и позволена мне

параллельная жизнь контрапунктом в твоей тишине,

совпадая во времени, длясь, точно утренний сон,

все верней понимая, что я (навсегда?) обречён

шлифовать мизансцену, в которой до жути легко

прикоснуться к тебе, ведь ты рядом, но так далеко

отстоят наши жизни от схем, что таятся в словах,

я боюсь быть с тобой, но тебе не понять этот страх,

этот призрачный бег (от себя?) от тебя - потому,

что я рядом ещё, но уже погружаюсь во тьму...

 

***

Моё поколение мечено боем.

Афган и Чечня будут помнить о нём.

Чужой полумесяц и солнце родное

горят над могилами Вечным Огнём.

Сменяя друг друга, приходят закаты.

О, сколько ещё нам отмеряно лет!

И всё-таки вы нас простите, ребята,

за то, что мы живы, а вас уже нет…

за то, что немыслимо ярко и звонко

стараемся жить всем невзгодам назло,

за то, что женились на ваших девчонках,

за то, что иначе сложиться могло...

Теперь уходить нам всё дальше и дальше -

«сегодня» свои превращать во «вчера».

Моё поколение снова на марше

в немеркнущем свете святого костра.

Мы будем себя торопить и эпоху -

в полях ускорений, в разгоне страстей -

до судного дня, до последнего вздоха,

до красной черты на шкале скоростей,

и там, где дорога извилисто-зыбка,

нам будут светить до усталых седин

железные звёзды на тех пирамидках,

что выше любых непокорных вершин.

И с этих высот нам смотреть неустанно

в тревожные, но не чужие края,

моё поколение, вечная рана,

и неопалимая гордость моя!

 

***

Каждый - чья-нибудь утрата; листопад играть с листа и

в зыбком озере заката, осыпая птичьи стаи,

убывать дано не только временам, летя по кругу,

но и чувствам; и поскольку понимание друг друга -

это видимость пространства, остающегося между

суетой непостоянства и неспешностью надежды,

нам отпущено так много: исчезая, возвращаться

в каждом жесте; а дорога, о которой словно снятся

наши дни, идёт всё круче, всё стремительней теряя

эти отблески и тучи. Эти слёзы, дорогая,

ни к чему кромешным птицам, что скользят по глади взгляда;

сердцу в сердце не излиться на изломе листопада,

на излёте паутинок переменчивого света

мы войдём в круженье льдинок, в невесомый абрис ветра,

понимая что сложенье наших соприкосновений

в каждом новом отраженье - это больше, чем ступени

в никуда; и что не нужно ничего прекрасней этих

птиц, протяжно и предвьюжно вспоминающих о лете,

и что нет неоспоримей этой радости печальной -

быть всё дальше и любимей и уйти, оставшись тайной...

 

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ

Я когда-то к этой девочке ходил -

уводил на дискотеку и в кино.

Боже мой, как я тогда её любил!

Чёрт возьми, всё это было так давно...

В час летучего цветения планет

я увлёк её в шальное забытьё;

била дрожь нас, и она шептала: "Нет", -

а я слушал - и не слушался её...

Только лето отзвенело в листопад,

а когда снежинки смежил белый свет,

от неё к другой ушёл я... Наугад

расставаться так легко в шестнадцать лет.

Я обиды пустяковой не простил.

Вышло глупо это. Грустно. И смешно.

Боже мой, как я тогда её любил!

Чёрт возьми, всё это было так давно...

Нам понадобилась тьма тоскливых дней,

чтоб истлела нас связующая нить.

Мы характеры выдерживали с ней.

Оба выдержали. Некого винить.

С той поры я стольких женщин разлюбил,

что ни шанса на вакансию в раю.

А лукавый шепчет: "Ты кого ловил?

Может, птаху упорхнувшую свою?"

Ах, не знаю. Ей, наверное, сейчас

не до юношеских выцветших тревог:

муж, работа, дети ходят в энный класс...

Словом, дай ей бог всего, что я не смог.

Да и я, сыграв грошовый эпизод,

поважней себе не вышакалю роль.

Скоро ночь. Подруга новая придёт.

На столе - вполне приличный алкоголь.

И, должно быть, у меня достанет сил

не крутить в усталой памяти кино

о той девочке, которую любил

так безжалостно, нелепо и давно.

Если ж выйду, ошалевший от тоски,

чтобы мчаться к ней, как в юности, легко -

не возьмёт меня, наверное, такси...

Потому что это

очень

далеко.

 

ЛЕДЯНОЙ ПОХОД

Лютый месяц, восемнадцатый год.

Начинается Первый Кубанский поход…

Корниловский полк, белая кость;

почти каждый – уже нездешний гость.

На рукавах и знамёнах у них черепа.

В задонские степи влечёт их судьба.

В чёрных мундирах смертными птицами

По карте вниз – кровавыми вереницами –

Струятся от Ростова до Екатеринодара:

- Кроши краснопёрых! Руби комиссаров!

Под Выселками и Кореновской от красных заслонов

летят пух и перья… А с чёрных шевронов

скалятся корниловские черепа:

«Дави коммунию, как клопа!»

…Снег пополам с дождём, промокли шинели;

под Новодмитриевской – обледенели.

Так в белых панцирях и ринулись в бой

белогибельной армией ледяной…

Над станицей - безостановочный

трёхлинеечный треск винтовочный,

строчат пулемёты, орудия бухают…

Не слышно лишь, как в бездну ухают

души рыцарей Ледяного похода –

белые птицы –

с чёрного небосвода.

…А днём на станичном майдане - в ряд -

Семь виселиц. На них комиссары висят…

Тысяча и пятьдесят вёрст

Пройдены. Теперь – в полный рост,

в последний час – последний удар:

не сдаётся красный Екатеринодар.

Пешей цепью и конной лавой –

не за наградами, не за славой –

мчатся на пули усталые птицы.

Пять суток сраженье клубится...

А когда победа совсем близка,

вдруг просачивается в войска –

и усиливается, гремит:

- Корнилов убит!

- Ко-о-орни-и-илов у-у-уби-и-ит!

- Как это вышло? Кто был с ним рядом?

- Да очень просто: шальным снарядом

накрыло штаб – и пиши атанде;

ещё контузило адьютанта…

Полуживые -

скорбной гурьбою -

корниловцы выходят из боя.

И мчится на север чёрная стая,

в яростных стычках обозы теряя.

Этот маршрут и непрям, и долог.

А на Дону закипает сполох:

достали пики, наточили клинки –

и сбросили красную власть казаки;

а теперь дожидаются допомоги

от тех, кто ещё в дороге…

Это только начало. Страшная будет война.

Но пока что она никому не видна.

Победно ликует Екатеринодар:

«Раздавили гидру! Отразили удар!»

…Могилу Корнилова раскопают –

покойника разденут, заплюют, испинают,

по улицам потащат с хохотом:

- Ну как там, в аду? Хорошо али плохо там?

- Пущай в костерочке поджарится, сука!

- Другим благородиям будет наука!

Тот, кто более всех на язык востёр,

первым начнёт разводить костёр.

И толпа устроит маленький ад

тому, кто уже не вернётся назад.

Так ребёнок глумится

над мёртвою птицей –

злой ребёнок,

набирающийся силёнок,

пока его душа до большого зла -

не успела, не доросла…

 

Если Вам понравился данный выпуск, можете переслать его Вашим знакомым и друзьям.

Приветствуется всяческое распространение информации о журнале "Колесо"

http://koveco.info                              Эл.почта: koleco@inbox.ru

В избранное