Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Литературный интернет-журнал "Колесо" 22-5


Выпуск №22

сентябрь - октябрь
2009 г.

Литературный журнал
"КОЛЕСО"

Количество
читателей - 1858

http://koveco.info                                                                         Эл.почта: koleco@inbox.ru

часть 5

Евгений Петропавловский

Дед

Автобус миновал мост через Кубань и расположенный сразу за ним пост ГИБДД, после чего водитель прибавил газу. Тотчас через открытый верхний люк ударил поток свежего воздуха, и дышать в салоне, битком набитом дачниками, стало чуточку полегче. Дед цепко держался обеими руками за верхний поручень, прилагая немалые усилия, чтобы его не свалила с ног стоявшая рядом крупнотоннажная тётка, при каждом толчке «Икаруса» совершавшая мощные колебания из стороны в сторону. Наконец он не выдержал:

- Дама, извините, не могли бы вы не толкаться? Держитесь, пожалуйста, покрепче.

Женщина зыркнула злобным взглядом, однако удержалась от ругани. Видимо, смутилась его возраста. Что ж, и на том спасибо. Нынче уважение к чужим сединам - уже не правило, а, скорее, диковинный анахронизм.

...Кто бы знал, что седина у него с самого детства. Из-за неё получил своё прозвище, да так всю жизнь Дедом и проходил... Однако грех на судьбу жаловаться: хоть седой, но живым остался бог весть каким чудесным произволением. А младший братишка Алёша да старшая сестра Валя так до взрослости своей и не доросли, всю кровушку выпили из них фашистские вампиры; давно в безвестном рву гниют их косточки...

Что ж ему, он не жаловался; ценил жизнь, каждую её минуту, каждое, даже самое малое удовольствие. И, конечно, ничуть не обижался на то, что его, сызмальства сивого, кликали Дедом. И друзья в школе, и сослуживцы на работе, и соседи - да что там: даже покойная супруга и родная дочь иного обращения к нему, почитай, и не вспоминали. Он давно привык. А сейчас, вон, уже и внук вырос...

Вспомнив о внуке, он помрачнел. Неладно с Колькой. Двадцать четвёртый год парню, а он к постели прикован. Всё армия проклятая, будь она неладна. Когда внука по призыву забирали, тот радовался, что в десант попал, многие мальчишки об этом мечтают. Откуда бедняге было знать, что нынче у военных порядки ничем не отличаются от уголовных - не служба, а сплошное издевательство... Не минуло и полгода, как угодил Колька в госпиталь с отбитыми почками и повреждением позвоночника: это старослужащие «воспитывали» его за то, что отказался стирать кому-то из них одежду. Когда внука комиссовали по инвалидности, начались больничные мытарства: одна операция, за ней - вторая, третья... Дочь по сей день судится с Министерством обороны, чтобы деньги за моральный ущерб получить, и конца этому тягомотному делу пока не видно. А медицина сейчас - ох и небесплатная!

Понятно теперь Деду, отчего тонут наши атомные подлодки и валятся с неба самолёты; понятно, отчего федеральные войска – всякий раз, когда возникает необходимость - едва управляются одолеть в горах очередную жалкую горстку террористов... Разве может быть способна хоть на что-нибудь путное такая армия, которая, словно сумасшедшее животное, пожирает собственных детей? Нет, эта армия просто обязана умереть... И ведь умирает.

Вообще-то, подобное можно сказать и обо всей стране. Гибнет Россия, рассыпается на куски, тонет в хаосе зла и невежества. А люди, будто загипнотизированные - кто ещё не спился окончательно, те сидят перед телевизорами, смотрят «мыльные оперы», «Поле чудес» и «Как выиграть миллион»... Люди не хотят работать, не желают думать; их вполне устроит вариант, когда за них всё будет решать кто-нибудь «сверху». Сколько раз слышал Дед от своих ровесников, как не хватает стране «крепкой руки»... Забыли старые пеньки, начисто забыли те уроки, которые преподносила жизнь на их нелёгком веку.

А Дед ничего не забыл.

Он помнит, например, как фашисты устанавливали в Краснодаре свой «железный порядок... Сначала, в августе сорок второго, собрали фрицы всех евреев: большая процессия (точно на первомайской демонстрации, только вместо транспарантов люди несли в руках чемоданы и дорожные баулы) долго тянулась по улице Кирова на юг, в неизвестность… И охраны-то особой не наблюдалось, можно было при желании отделиться от этого шествия, свернуть на боковую улочку, убежать, спастись. Но никто из евреев даже не помышлял о бегстве. Одна девушка просила свою мать не идти вместе со всеми, вернуться домой - и получила рассудительный ответ:

- Ну что ты так боишься, милая, немцы просто переселят нас на новое место - возможно, там будет совсем неплохо...

И фрицы действительно определили им место. Очень компактное место в яме за Первомайским парком.

Потом стали регулярно расстреливать горожан: захватывали людей во время облав, добирали успевших схорониться евреев - тысячи и тысячи трупов сваливали в противотанковый ров, пересекавший Ростовское шоссе... В городе устроили три концлагеря: на территории нынешнего мясокомбината, на стадионе «Динамо» и там, где прежде был завод имени Калинина, а теперь выстроили торгово-развлекательный центр «Галерея»

А семилетнего Вову Дедкова, которого тогда ещё никто не звал Дедом, вместе с сестрой Валей и братишкой Алёшей отобрали у матери. Её отправили на работы в Германию; детей же разместили в одном из подсобных помещений при госпитале. Там были десятки мальчишек и девчонок. У них немцы брали кровь для переливаний своим раненым. Пятилетний Алёша протянул с неделю, после чего умер от истощения. А девятилетняя Валя жила ещё около месяца. И даже умудрялась заботиться о Вове. Иногда высокий худой врач Дитрих Ромберг, от которого за версту разило противным едким одеколоном, уводил Валю в свой кабинет... Она возвращалась потом с опухшими от слёз глазами - и каждый раз тайком приносила брату то сырую картофелину, то маленький подсохший недоедок хлеба...

Память сопротивляется ужасному прошлому - с годами всё более обширные куски пережитого начисто стираются, выпадают из детских воспоминаний. Но есть и такое, что никогда не забудется... Например, молодой краснощёкий санитар Эрих Зифельд - это он обычно держал мальчика, чтобы тот, нечаянно дёрнувшись, не сломал иглу, пока доктор производил забор крови. Санитар и теперь иногда приходит к Деду по ночам. Сюжет снов неизменен - он точь-в-точь воспроизводит происходившее в те злосчастные дни: семилетний Вова закатывает рукав своей ветхой рубашонки, а Эрих Зифельд в белом халате возвышается над ним, нетерпеливо вертит в пальцах резиновый жгут, поторапливая: « Schnell , Schnell !» - а затем подкрепляет свои слова мощной затрещиной, от которой у мальчика темнеет в глазах...

Проклятые воспоминания... Сделав над собой усилие, Дед отогнал их и всмотрелся в пробегавший за окном автобуса пригородный пейзаж. Понял: скоро ему выходить.

Он пробрался сквозь потную толпу к передним дверям и стал дожидаться своей остановки... Здесь пассажиры бурно обсуждали животрепещущую проблему дачного воровства, приводя многочисленные примеры из личного опыта: у одного на участке прошлой осенью выкопали картошку, у другого подчистую обобрали несколько яблонь, а у третьего взломали дверь садового домика и - поскольку поживиться оказалось нечем - попросту загадили помещение, поломали неказистую дачную мебель, исписали ругательствами стены...

- На сторожей и милицию тут надежды никакой, - в сердцах заметил один из пассажиров, мужчина лет пятидесяти. - Надо охрану дач брать в свои руки: организовать добровольную народную дружину, установить график дежурств. И тогда - хрен какие воры на наши участки сунутся!

- Правильно, - поддержала его сидевшая рядом старушка. - И в городе такая дружина не помешала бы. А то распустили бомжей, хулиганов разных – спасу нет. По вечерам нормальные люди боятся выйти из дому, город часам к девяти прямо вымирает: глянешь с балкона – пусто, как после атомной войны, одни машины шастают, да разве ещё пьяницы, им-то всё нипочём. У меня соседка собаку завела большую, специально чтобы не бояться выходить на улицу. Так и за собаку, говорит, милиция ей уже не раз замечания делала – дескать, почему без намордника. А как же в наморднике она хулиганов кусать сможет, правильно?.. Нет, народная дружина - хорошее дело, я приветствую.

Тут подал голос молодой парень:

- Да лабуда всё это, пусть, кому нечего делать, добровольными разными делами занимаются. А чтобы порядок в городе был, надо дать ментам нормальную зарплату. У меня отец милиционер, так он меньше мамы зарабатывает раза в три. Говорит, уволюсь и в частные охранники пойду, в частный клуб какой-нибудь, там хоть платят прилично.

- Нет, друг, ты не прав, - возразил парню кряжистый мужчина средних лет с восточными чертами лица. - Милиция - это одно, а народ, что ни говори, - большая сила. Если народ захочет, то в момент порядок везде наведёт. Лично я не против, чтобы ДНД возродили. Но не в таком виде, как при советской власти. Надо дружинникам дать больше прав. Чтобы могли документы проверять и обыскивать подозрительных, особенно по ночам... Сейчас у народа столько незарегистрированного оружия, мне самому на Сенном рынке предлагали купить «лимонку» – прямо так, в открытую, представь!

- А что, - подал голос ещё один дачник, слегка подвыпивший дядечка пенсионного возраста, - я в молодые годы частенько хаживал в ДНД... Помните, как народ это слово расшифровывал? Дуракам Нечего Делать. Нет, это в шутку, конечно… А чего было не пойти – на работе зарплата шла, да и отгулы давали.... Пусть бандитов дээндэшники не ловили, но попрошаек под пивнушками гоняли и ещё, там, бомжей разных… Да-а-а, хорошее было времечко… Но сейчас бы я в дружинники не пошёл. Разве что пусть меня экипируют автоматом Калашникова. Иначе как с бандитами бороться? Они ведь не то, что раньше. Оружие у многих, это мужчина правильно сказал. А если при оружии - они что, красной повязки испугаются?

...Чем бы ни завершился данный диспут, Деду не суждено было дослушать вялотекущие словопрения досужих дачников до конца. Поскольку подоспела его остановка, и он, кряхтя, выбрался из автобуса на солнцепёк.

И надо же: словно накликали ему беду этим разговором... Через десять минут, оказавшись перед дверью своего садового домика, он увидел, что замок выломан - его буквально выдрали с мясом из хилой фанерной панели. Чертыхнувшись, Дед открыл дверь и шагнул в сумрак помещения, предполагая обнаружить внутри форменный разгром, какой - судя по рассказам - имеют обыкновение оставлять после себя дачные мародёры... Однако вовсе не ожидал он узреть в домике двух молодых парней. Которые опомнились быстрее Деда: один из непрошеных гостей, подскочив сбоку, крепко схватил его за плечо и толкнул внутрь помещения. Дед, не удержавшись на ногах, полетел вперёд, ударился лбом о стену и упал набок, увлекая за собой стоявшие у стены грабли, тяпку, лопату, несколько запасных черенков, ручной опрыскиватель... Едва не потеряв сознание от удара, он перевернулся на спину. Но подниматься не стал, да и сил не было; перед глазами плыли багровые круги.

«Господи, хоть бы живым оставили, - мелькнула мысль. - Дочке с Колькой несчастий и без того хватает. Если сейчас ей ещё меня хоронить - совсем беда!»

А парни принялись возбуждённо обсуждать изменившуюся обстановку:

- Вот же принесло старого перца, - зло процедилл один, сутулый, с засаленными светлыми волосами. - И ведь будний день же... Чё теперь с ним делать?

- Ну, не знаю, - заколебался другой, плотный, стриженный почти «под ноль». - Дадим железякой по кумполу, чтобы вырубился. А пока оклемается, успеем ноги нарисовать.

- Ни фига себе! Да я только дозняк развёл! И чё теперь, новую нычку искать, чтобы спокойно ширнуться?

- Ну, тогда свяжем его. А в рот кляп вставим. Пусть полежит себе, пока мы приход словим...

Лишь теперь, разглядев шприц в руке у сутулого, Дед сообразил, что это наркоманы... Тем временем плотному, с короткой стрижкой парню (это он толкнул Деда, когда тот вошёл в домик) пришла в голову новая мысль - и он, шагнув вперёд, озвучил её:

- Слышь, старый, что-то у тебя ни жратвы тут, ни ценного ничего... Так не бывает, а? Наверняка ведь какой-нибудь тайничок имеется. Уж ты лучше скажи сразу, по-хорошему...

- Ага, - поддакнул сутулый; и, поставив на подоконник стеклянный пузырёк, принялся сосредоточенно набирать в шприц его мутное содержимое. - Пацаны рассказывали, чё такие вот пенсюки взяли моду закапывать в огороде золотишко на чёрный день. Ты, батя, небось, тоже граммульку-другую прикопал, верно?

- Сто процентов даю, что закопал... Короче, старый, вставай и - быстро - доставай свои заначки, пока я добрый, - плотный легонько пнул хозяина дачи носком кроссовки в бок. - Не то рассержусь - тогда по-другому будем с тобой разговаривать!

Но Дед не шелохнулся. Он, будто завороженный, смотрел на медицинский резиновый жгут, которым парень вертел в воздухе, то наматывая его на палец, то вновь разматывая (движения были машинальными - парень совсем забыл о резинке, коей собирался перед инъекцией перетянуть себе руку, чтобы лучше контурировались вены).

Откуда молодому наркоману было знать, что старик всё глубже и глубже погружался в пучину воспоминаний... Там, в этом тёмном провале минувшего, стоял перед маленьким Вовой санитар Эрих Зифельд и, держа в руке ненавистный медицинский жгут, готовился взять у мальчика очередную порцию крови...

- Ё-моё, ты что, оглох? - нетерпеливо прикрикнул коротко стриженный парень и снова пнул хозяина дачи кроссовкой, на этот раз в предплечье. - Я тебе говорю: вставай! Давай-давай, шнель, шнель!

И тут Дед встрепенулся. Он ждал этого. Он знал, что краснощёкий санитар рано или поздно выгавкнет ему знакомое: « Schnell , schnell !»

Он хранил в сердце этот страх целую жизнь, во сне и наяву. А теперь устал бояться.

Его рука уже сжимала гладкий черенок - и теперь, по-мальчишечьи резво вскочив на ноги, он изо всех сил ударил, целя штыком лопаты прямо в ненавистное лицо.

Ненависть придаёт человеку страшную силу.

...Сутулый наркоман с засаленными светлыми волосами, увидев, как череп его товарища раскололся надвое, заорал:

- Ма-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!

Всё ещё не понимая, откуда взялось это фуфло, эти отстойные глюки - откуда, зачем, почему, этого не может быть, это неправда-неправда-неправда! - он, выронив шприц, выскочил из жуткого, нереального, может быть, заколдованного дома и понёсся по тенистой дачной улочке, не чуя под собой земли и продолжая выкрикивать:

- Ма-а-а-а-ма-а-а-а-а-а! Ма-а-а-а-а-амочка-а-а-а-а-а-а!

Но маленький Вова Дедков не слышал его. Он не слышал и не видел ничего и никого, кроме распластанного у его ног, истекающего тёмной кровью санитара Эриха Зифельда. Он яростно кромсал штыком лопаты хрустко вздрагивавшую плоть фашистского вампира… Кромсал и кромсал до тех пор, пока не обессилел окончательно.

А потом – словно щёлкнул невидимый выключатель в небе, и мир погас.

Его место занял другой мир, в котором Деда не стало.

…Семилетний мальчик Вова вышел из домика и, оглядевшись по сторонам, удивился: как он оказался в этом незнакомом месте?

Ничего не понимая, он сел на залитое солнцем крыльцо. И, вспомнив сестру Валю и братишку Алёшу, горько заплакал...

 


Если Вам понравился данный выпуск, можете переслать его Вашим знакомым и друзьям.

Приветствуется всяческое распространение информации о журнале "Колесо"

http://koveco.info                              Эл.почта: koleco@inbox.ru


В избранное