Без всяких сомнений, на сей раз колдовство сработало. Они пролетели сквозь землю, сквозь тьму, и увидели непонятные очертания предметов. Стало совсем светло. Ноги их ощутили какую-то твердую поверхность. Потом все стало в фокус, они смогли оглядеться, и Дигори воскликнул:
- Ну и местечко!
- Очень противное, - сказала Полли и вздрогнула.
Прежде всего они заметили, что здешний свет не похож ни на солнечный, ни на газовый, ни на свет свечей, вообще – ни на что. Он был тусклый, невеселый, багряно-бурый, очень ровный. Стояли дети на мостовой среди каких-то зданий, может быть – на мощеном дворе. Небо над ними было темно-синим, почти черным, и они не понимали, откуда идет свет.
- То ли гроза сейчас будет, то ли затмение, - сказал Дигори. – Какая странная погода!
- Очень противная, - сказала Полли.
Говорили они почему-то шепотом и все еще держались за руки.
Стены вокруг них были высокие, а в стенах множество незастекленных окон, черных, словно дыры. Пониже, словно входы в туннель, чернели арки. Было довольно холодно. Камень арок и стен был красновато-бурый, - может, из-за странного света, - и очень, очень старый; плоский камень мостовой был испещрен трещинами. В одной из арок чуть не до половины громоздился мусор. Дети медленно оглядывались, страшась увидеть кого-нибудь в проеме окна.
- Как ты думаешь, живет тут кто? – шепотом спросил Дигори.
- Нет, - сказала Полли. – Это… ну, это… руины. Слышишь, как тихо.
- Послушаем еще, - предложил Дигори.
Они послушали, и услышали только биение собственных сердец. Тихо тут было, как в лесу, но совсем иначе. Тишина в лесу была добрая, приветливая; казалось, что сейчас услышишь, как растут деревья, а здесь – пустая, злая, холодная. Нельзя было и представить себе, чтобы тут что-нибудь росло.
- Идем домой, - сказала Полли.
- Да мы ничего не вдели, - сказал Дигори. – Давай хоть оглядимся.
- Нечего ту смотреть.
- А зачем волшебные кольца, если боишься смотреть на другие миры?
- Это кто боится? – сказала Полли и выпустила руку.
- Да ты вот, смотреть не хочешь…
- Куда ты пойдешь, туда и я.
- А не понравится – исчезнем, - сказал Дигори. – Давай снимем зеленые кольца и положим их в правый карман. Только помни, желтые в левом. Держи руку поближе к карману, но в карман не лезь, а то тронешь – и все!
Они переложили кольца и направились к одной из арок. Вела она в дом, и они увидели с порога, что там не особенно темно. Войдя в большую, вроде бы пустую залу, они различили в другом ее конце соединенные арками колонны; за ними мерцал все тот же усталый свет. Они вышли в другой двор, побольше. Стены там, совсем обветшалые, еле держались.
- Очень уж они ветхие, - сказала Полли, показывая на то место, где стена так накренилась, словно вот-вот свалится во двор. Между двумя арками не хватало еще одной колонны; там, где камень едва не падал, его ничто не держало. Здесь явно не было никого сотни, а то и тысячи лет.
- Если стояли до сих пор, - сказал Дигори, - значит, не упадут. Главное, ступать тихо, а то от звука и свалятся, знаешь, как лавина в горах.
Они взобрались по большим ступеням, и прошли анфиладу комнат, таких огромных, что просто голова кружилась. Им то и дело казалось, что они выйдут на воздух и увидят, что за земли окружают невиданный замок, но всякий раз они оказывались еще в одном дворе. Наверное, тут было очень красиво, когда здесь жили люди.
Так шли они из двора во двор и только в одном из них увидели фонтан; но из пасти какого-то чудовища вода не текла, и в самом водоеме она давно высохла. Растения на стенах тоже высохли, и живых тварей не было – ни пауков, ни букашек, никого и ничего, даже травы или мха.
Все было так тоскливо и одинаково, что Дигори собрался было надеть желтое кольцо и вернуться в уютный, зеленый, живой лес, когда перед ними предстали две высокие, может быть – золотые двери. Одна была приоткрыта. Конечно, дети заглянули в нее и замерли, разинув рты. Наконец они увидели то, что увидеть стоит.
Сперва им показалось, что в зале полно народу, просто сотни людей, но все тихо сидят вдоль стен. Конечно, и сами они стояли тихо, и решили, наконец, что у стен сидят не люди. Живой человек хоть раз бы пошевельнулся. Нет, это были, наверное, очень искусно сделанные восковые фигуры.
Теперь любопытство овладело Полли, ибо фигуры эти были одеты в поразительные наряды. Если наряды и вас интересуют, вы бы тоже подошли поближе. Они были такие яркие, что комната казалась не то, чтобы веселой, но хоть роскошной, что ли, после тех, пыльных и пустых. Да и окон здесь было больше, и света. Что до нарядов, описать я их толком не могу; скажу лишь, что на голове у каждой фигуры сверкала корона, одежды же были самых разных цветов – алые,
серебристые, густо-лиловые, ярко-зеленые, расшитые странными цветами и причудливыми зверями. И на коронах, и на одеждах сверкали драгоценные камни, сверкали и ожерелья; алмазы, рубины, изумруды выглядывали откуда только можно.
- Почему это платья не истлели? – спросила Полли.
- Заколдованы, - сказал Дигори. – разве ты не чувствуешь? Тут все заколдовано, я сразу понял.
- И какие дорогие… - сказала Полли.
Но Дигори больше интересовали сами фигуры, сами люди – и не зря. Сидели они на каменных тронах, у стен, посередине было пусто; каждый мог обойти и пристально осмотреть всех.
- Какие хорошие… - сказал Дигори.
Полли кивнула. И впрямь, лица были очень приятные, словно эти мужчины и женщины были не только красивы, но и добры; может быть, они принадлежали к какой-то лучшей, прекрасной расе. Однако, пройдя несколько шагов, дети заметили, что лица чем дальше, тем надменнее и важнее. К середине ряда они были сильными, и гордыми, и даже счастливыми, но какими-то злыми, потом – просто жесткими, а еще дальше – к тому же и безрадостными, словно обладатели их
сделали или испытали что-то страшное. Самая последняя – дама удивительной красоты, в невиданно богатых одеждах – глядела так злобно и так гордо, что просто дух захватывало. Она была на удивление огромна (хотя и все они были высокие). Много позже, в старости, Дигори говорил, что никогда не видел такой красивой женщины. Правда, подруга его прибавляла, что никак не поймет, что в ней красивого.
Дама, как я уже сказал, сидела последней, но и за ней стояли пустые кресла, словно ждали кого-то.
- Что бы все это значило? – сказал Дигори. – Смотри, посередине стол, а на нем что-то лежит.
Собственно, это был не стол, а широкая, низкая колонна. На ней лежал золотой молотой и стояла дужка, с которой свисал небольшой золотой колокол.
- Вот удивительно!.. – сказал Дигори.
- Тут что-то написано, - сказала Полли, наклонившись и вглядываясь в одну из сторон колонны.
- И правда, - сказал Дигори. – Но мы все рачно не поймем.
- Почему? – сказала Полли. – Поймем, наверное.
Конечно, письмена были странные, но, как это ни удивительно, они становились все понятней. Буквы не изменялись, а понятней делались. Если бы Дигори вспомнил собственные слова, он бы понял, что комната заколдована и колдовство начинает действовать. Но он не помнил ничего, его снедало любопытство, он просто выдержать не мог, - и скоро оба они узнали, что хотели. На каменной колонне было написано примерно так (когда дети читали их в той комнате,
стихи были получше):
Позвонишь – на меня не пеняй, беды разбудишь. Устоишь – до смерти страдай, счастлив не будешь.
- Не стану я звонить! – сказала Полли. – Зачем нам беды?
- Что ж, страдать до смерти? – сказал Дигори. – Нет уж, спасибо! Теперь ничего не поделаешь. Сиди, значит, дома и гадай, что было бы. Так и с ума сойдешь!
- Какой ты глупый! – сказала Полли. – Зачем же страдать? Нам и неважно, что бы случилось.
- Это же колдовство! – воскликнул Дигори. – Заколдуют, и будешь страдать. Я уже страдаю, оно действует.
- А я нет, - довольно резко возразила Полли. – И тебе не верю. Ты притворяешься.
- Конечно, ты же девчонка, - сказал Дигори. – Девочкам ничего не интересно, кроме сплетен и всякой чепухи, кто в кого влюбился.
- Сейчас ты очень похож на своего дядю, - сказала Полли.
- Причем тут дядя? – сказал Дигори. – Мы говорили, что…
- Как это по-мужски! – сказала Полли взрослым голосом, и быстро прибавила своим, настоящим, - а ты отвечай «как это по-женски», не обезьянничай!
- Буду я называть женщиной такую малявку! – сказал Дигори.
- Это я малявка? – закричала Полли, рассердившись по-настоящему. – Что ж, не стану тебе мешать. С меня хватит. Очень гадкое место, а ты – воображала и свинья!
- Стой! – закричал Дигори куда противнее, чем хотел бы, ибо увидел, что Полли вот-вот сунет руку в карман, где лежит желтое кольцо. Оправдать я его не могу, могу только сказать, что потом он очень жалел о том, что сделал (жалели об этом и многие другие). Он крепко схватил Полли за руку, отодвинул локтем другую ее руку, дотянулся до молотка и легко ударил колокол. После этого он выпустил ее, и они уставились друг на друга, не говоря ни слова и
тяжело дыша. Полли собралась заплакать, не от страха, и не от боли (Дигори чуть не сломал ей руку), а от злости, но не успела. Ровно через две секунды они забыли о своих ссорах – и вот почему.
Звон был очень нежный и не очень громкий; однако он не прекращался и становился все громче, и вскоре дети уже не могли говорить, они не услышали бы друг друга. Но они говорить не собирались, а стояли, разинув рот. Когда звон стал таким, что они не могли бы и кричать, сама мелодичность его уже казалась жуткой. И воздух в зале, и каменный пол под ногами дрожали крупной дрожью. Тут послышался и другой звук, словно откуда-то шел поезд, и третий,
словно упало дерево. Наконец большие куски стены и четверть потолка рухнули с грохотом – то ли по колдовству, то ли потому, что именно этой ноты каменная кладка выдержать не могла. Стены пошатнулись, и колокол умолк. Облака пыли рассеялись. Снова стало тихо.
- Ну, доволен теперь? – проговорила Полли.
- Спасибо, хоть кончилось, - сказал Дигори. Оба они думали так – но ошибались.
Читайте в следующем выпуске: «Нарния I. Племянник чародея. Глава 5. Страшное слово».
Прочесть предыдущие выпуски рассылки вы можете ЗДЕСЬ
