Увлекательная художественная версия исторических событий более чем 70-летней
давности. Нюрнбергский процесс-международный суд над бывшими руководителями
гитлеровской Германии. В романе Александра Звягинцева - мастера
остросюжетного жанра и серьезных разысканий эпохи -пожелтевшие документы
истории оживают многообразными цветами эмоций и страстей человеческих.
Ей всего семнадцать. Она ничего не знает о своем прошлом. Ее зовут Кассандра.
Она обладает даром предвидения. Она уверена, что может спасти
человечество. Для этого надо всего лишь... придумать счастливое будущее.
Это книга о том, как жизнь меняет человека, и о том, что каждый
может изменить жизнь. Вербер, которого вы еще не знали.
После "Муравьев" и "Танатонавтов" я решил обратиться к классическому сюжету.
И создал своего собственного Шерлока Холмса. Роман "Отец наших
отцов" - один из моих любимых. Сначала кажется, что это детектив, в
котором действие развивается по законам жанра: преступление, расследование,
подозреваемые. Затем... Что делать, писать в предложенных рамках
я не люблю. Зато люблю удивлять. И это у меня неплохо получается...
Б. Вербер
Этот многомиллионный город занимает на поверхности земли всего два квадратных
метра! Его жильцы - самые трудолюбивые существа в мире! Их умение
подчиняться правилам - мечта любого диктатора! Их интеллекту можно только
позавидовать! Они - муравьи! И они живут среди нас. Или это
мы живем среди них? Чья цивилизация окажется жизнеспособнее?
Блистательный роман, по силе чувств даже превосходящий экранизацию.
Эмма и Декстер случайно познакомились на выпускном вечере. Они встретились
совсем не для того, чтобы никогда не расставаться, - уже завтра они
разойдутся и начнут новую, взрослую жизнь. Каждый - свою. Что произойдет
с ними через год? А через два? Через три, семь... двадцать? Роман
Дэвида Николса - одновременно грустная и смешная, трогательная и светлая
история любви, в которой каждый найдет для себя что-то очень важное.
"Один день" - книга особенная. Она напоминает нам о том, что все
лечшие слова, когда мы дорожим кем-то и любим его, должны быть сказаны
вовремя.
Есть, как вы думаете, растенье петуший гребень? Я о таком не слыхал, но
уверен, что есть: чубчик стиляжий, фесочка с кисткой, стрекозий бредень,
листья скорей лопастные, пять лопастей, шесть.
Новый роман Владимира Мощенко о том времени, когда поэты были Поэтами, когда
Грузия была нам ближе, чем Париж или Берлин, когда дружба между русскими
и грузинскими поэтами (главным апологетом которой был Борис Леонидович
Пастернак - ред.), была не побочным симптомом жизни, но правилом
ее. Славная эпоха с, как водится, не веселым концом... Далее,
цитата Евгения Евтушенко (о Мощенко, о "славной эпохе", о Поэзии): "Однажды
(кстати, отрекомендовал нас друг другу в Тбилиси еще в 1959-м Александр
Межиров) этот интеллектуальный незнакомец ошеломляюще предстал
передо мной в милицейских погонах. Тогда я еще не знал, что он выпускник
и Высших академических курсов МВД, и Высшей партийной школы, а тут
уже и до советского Джеймса Бонда недалеко. Никак я не мог осознать,
что под погонами одного человека может соединиться столько благоговейностей
- к любви, к поэзии, к музыке, к шахматам, к Грузии, к Венгрии,
к христианству и, что очень важно, к человеческим дружбам. Ведь чем-чем,
а стихами не обманешь. Ну, матушка Россия, чем еще ты меня будешь удивлять?!
Может быть, первый раз я увидел воистину пушкинского русского
человека, способного соединить в душе разнообразие стольких одновременных
влюбленностей, хотя многих моих современников и на одну-то влюбленность
в кого-нибудь или хотя бы во что-нибудь не хватало. Думаю, каждый
из нас может взять в дорогу жизни слова Владимира Мощенко: "Вот и
мороз меня обжег. И в змейку свившийся снежок, и хрупкий лист позавчерашний...
А что со мною будет впредь и научусь ли вдаль с мотретъ хоть
чуть умней, хоть чуть бесстрашней?"
Этот роман - не пересказ самого популярного любовного телесериала, не подражание
или новеллизация. Перед вами предыстория легендарного "Аббатства
Даунтон", отправная точка грандиозной семейной саги, покорившей сотни
миллионов зрителей по всему миру. Хотите знать, как познакомились
Кора и Роберт, а брак по расчету обернулся историей любви? Не понимаете,
почему огромное имение Грэнтэмов величают "аббатством", а не поместьем
Даунтон? Спрашивали себя, как удалось "эмансипированной" американке
превратиться в британскую леди и стать своей в лондонском "высшем
свете", обычно закрытом для чужаков? Задумывались, какие "скелеты в
шкафу" и опасные семейные тайны скрываются за парадным фасадом Даунтона
и что за страсти кипят в господских покоях и на половине прислуги? Хотите
знать, что произошло на борту "Титаника", вместе с которым едва
не пошло ко дну и поместье Даунтон? Читайте эту роскошную книгу и обо
всем узнаете!
Чарльз Буковски (1920-1994) - культовая фигура американской литературы,
отразивший в своем творчестве целую эпоху. Автор более 40 книг, среди
которых всемирно известные романы "Хлеб с ветчиной", "Почтамт", "Голливуд",
рассказы и стихи, переведенные на многие языки. Роман "Женщины"
написан им на волне популярности и содержит массу фирменных "фишек" Буковски:
самоиронию, обилие сексуальных эпизодов, энергию сюжета. Роман
представляет собой череду более чем откровенных сексуальных сцен, которые
объединены главным - бесконечной любовью героя к своим женщинам,
любованием ими и грубовато-искренним восхищением.
С юности живущее в женщине убеждение, что любовь - непременное условие ее
счастья, порой играет с ней злую шутку. На самом деле любовь - самая
жестокая из всех существующих лотерей в мире, которая вполне отвечает
поговорке: "Или пан, или пропал". Ни одно из человеческих чувств не требует
столько самоотречения, страдания и смирения. Герои этой книги вполне
испытали это на себе.
"Хочется вернуть страницу, на которой
любят, а под нашими пальцами уже другая - на которой умирают..."
Вот уж прав знаменитый француз Ламартин! В самом деле, я давно заметила,
как легко, почти играючи, переносится на лист бумаги история счастливой
страсти, исполненных надежд, преданности до гробовой доски, описание
прекрасных поступков и человеческого благородства. Но когда
дело доходит до совсем иного - перо словно начинает спотыкаться и вихлять
на каждом шагу, словно кто-то подталкивает тебя под руку: "Да уж
напиши ты об этом как-нибудь покороче". Что поделать! Где они, эти
воспоминания, письма, из которых можно было бы сделать желанный женскому
сердцу вывод: "Они жили долго, счастливо и умерли в один день..."
Впрочем, я не уверена, что такая редкая птица вообще на свете существует:
разве не ясно это по собственной жизни? Да и как знать, не
пресытимся ли мы безоблачным счастьем, не перестанем ли замечать его
вовсе? Не наскучит ли нам вереница похожих друг на друга дней, лишенных
испытаний, - а значит, возможности познать самих себя? Каковы мы есть
на самом деле - перед лицом невозвратимых потерь, опасности, бесконечных
трудов, жестоких разочарований? Не их ли преодоление позволяет
нам не пасть в собственных глазах, верить в свой разум и силу, беря
в подмогу вечное и нетленное: "Научи меня, Господи, молиться, верить,
надеяться, терпеть, прощать и любить..." Даже если это и бесконечно
трудно.