Все они уже привыкли к подобного рода специальным совещаниям, на которых подводили итоги, перераспределяли обязанности, совместно боролись с искушением поддаться панике, так как в этом деле сюрпризы возникали, как грибы после дождя.
Похищение без требования о выкупе, два убитых похитителя, осужденный педофил, арестованный теперь за убийство, которое он совершил несколько лет назад…
– Во что еще мы не успели вляпаться? – спросил Бригсток. – Фристоун, по слухам, до сих пор «ширяется» – значит, у нас тут замешаны наркотики. Не хватает разве что проституции и, возможно, незаконного ввоза оружия.
Портер засмеялась.
– Я не шучу: подпольный оружейный завод и пара тройка украденных из библиотеки книг – и у нас будет полный, блин, набор.
Сразу после полудня все четверо – сам Бригсток, Хигнетт, Портер и Торн – сделали хорошее дело, собравшись в кабинете Бригстока в Бекке хаусе. Солнце старательно пробивалось сквозь легкие облака и налеты грязи на окне. Торн не побеспокоился даже снять свою куртку. Все присутствующие в кабинете стояли.
– Мы обязаны передать Фристоуна куда следует, – сказал Хигнетт. – Позвоним этому Хулихэну, дождемся, когда нас погладят по головке, и будем дальше стараться найти Люка Маллена.
– Может быть, Фристоун помог бы нам в этом, – произнес Торн.
Несколько секунд Бригсток не сводил с Торна глаз, прежде чем задать неизбежный вопрос:
– Вы, как я понимаю, уже вычеркнули Фристоуна из числа подозреваемых?
– Почти вычеркнул. – Он почти не лгал.
– Но мы очень тщательно изучаем все, что с ним связано, – добавила Портер.
Какие бы настроения ни витали в кабинете – раздражительность, смущение, решительность – никто не мог поспорить с оценкой Портер. Наконец то вышли на след Филипа Квинна в Ньюкасле, но целый букет преступлений, за который его в конце концов посадили за решетку, давал ему железобетонное – если даже не крепче – алиби на ту ночь, когда убили Конрада Аллена и его подружку. Таким образом, единственное оставшееся в списке имя принадлежало человеку, которого Торн и Портер арестовали в парке
Бостон мэнор. Этот человек сейчас сидел в камере предварительного заключения полицейской тюрьмы Колиндейл, в пяти минутах от Бекке хауса.
– Откуда вообще всплыло имя Фристоуна? – Хигнетт и выглядел, и говорил, как будто начал несколько отрешаться от происходящего. Как будто все было намного проще, когда людей похищали из за денег. Когда отрезали уши, чтобы поднять сумму выкупа, – во всяком случае, тогда все знали, на каком они свете. Он кивнул Торну: – Какой то ваш приятель, да?
– Бывший старший инспектор, сейчас занимается «глухарями» в консультативном отделе. – Заметив, что Хигнетт кивнул – как будто это было существенно, – Торн почувствовал, что его только что в чем то обвинили. А точнее, в том, что он охотился на призраков и доставил этим арестом ужасное неудобство всей команде. – Она когда то работала с Тони Малленом и помнит, как Фристоун ему угрожал. Я решил, что его следует проверить. Это казалось разумным шагом в расследовании, пока
вы рассматривали… другие варианты.
Кажется, мысль о том, что Люк Маллен совершил два убийства – что он, озверевший, бегал с ножом, а потом скрылся, – слава Богу, была отброшена. Торн надеялся, что это стало результатом того, что некоторые полицейские одумались и не могли не задаться вопросом: выдержали ли давление некоторые бывшие копы?
Хигнетт смотрел себе под ноги и кончиками пальцев поглаживал столешницу, как будто проверяя, есть ли на ней пыль.
– Значит, имени Фристоуна не было в списке, который составил Тони Маллен?
– Нет… – После этого ответа повисла пауза, лишь подчеркивавшая его важность.
– Однако эту возможность не стоило исключать, как и любую другую, – заметила Портер.
– Вы с самого начала полагали, что его можно рассматривать в качестве подозреваемого?
– Да, было такое предположение, – ответил Торн. – Но мы уже побеседовали с парочкой сотрудников МКОБ, которые наблюдали за Фристоуном, когда он вышел из тюрьмы в 2001 году.
– И насколько я понял из ваших отчетов, эти беседы убедили вас, что он – не наш похититель.
– До некоторой степени убедили.
– Но вы продолжали беседовать с людьми, расследовать это дело…
– Дело лишь в добросовестном расследовании, сэр, – ответила Портер. – И честно сказать, выбор у нас был небогатый.
Торн был благодарен Портер за помощь. Он лукавил, и по голосу это было слышно, но он не мог сказать, насколько ему еще хватит осторожности не признаваться, почему он на самом деле считает Гранта Фристоуна заслуживающим внимания. Он говорил об этом с Бригстоком с глазу на глаз, но не мог быть стопроцентно уверен, есть ли у Тони Маллена где либо еще уши.
Бригсток будто прочитал его мысли и задал свой вопрос:
– Мы будем сообщать Тони Маллену, что Фристоун арестован?
– Нет, – мгновенно отреагировал Торн.
Хигнетт поинтересовался, почему «нет», и у Торна чесался язык сказать: «Потому что я не доверяю этому козлу», – но он продолжил более почтительно:
– Мы должны хорошенько подумать, прежде чем говорить родителям Люка, что мы кого то арестовали.
Он посмотрел на Хигнетта и попытался найти выражение, которое не выходило бы за рамки вежливости:
– Я имею в виду, что не знаю, как вы обычно это делаете…
– Нет никакой установленной процедуры.
– Разумеется, я больше думаю о миссис Маллен, – сказал Торн. – Мы даем надежду, возможно, необоснованную. Это может привести к горькому разочарованию.
По лицу Бригстока было видно, что он не может не восхищаться выдумкой Торна. И его нахальством.
– Это я понимаю, но думаю, что мистер Маллен будет очень недоволен, если узнает истинное положение дел.
Торн ни секунды не сомневался, что рано или поздно Маллен об этом узнает.
– Придется с этим смириться.
– Надеюсь, Фристоун здесь будет недолго, – сказала Портер.
Хигнетт некоторое время качал головой, ожидая, когда сможет вставить слово.
– У нас на Фристоуна ничего нет. Ничего, что связывало бы его с этим похищением. А мы занимаемся именно похищением. И у нас нет времени на то, чтобы валять дурака, тут и обсуждать нечего. Давайте передадим его в руки Грэма Хулихэна и найдем себе настоящего подозреваемого…
– Хулихэн завалит это дело, – сказал Торн. – Дело об убийстве Хенли уже давно не возобновлялось. Бог знает, когда его сотрудники в последний раз беседовали с сестрой Фристоуна и когда планировали побеседовать. Да, нам повезло, и мы оказали ему большую услугу – он будет должен нам бочку коньяку, когда мы в конце концов передадим ему Фристоуна, который подозревается в убийстве Хенли. В чем, кстати, я тоже серьезно сомневаюсь…
Хигнетт жестом велел Торну замолчать, потом указал на Бригстока и себя:
– Когда вы в конце концов передадите Фристоуна, то мы, а не вы, инспектор, получим по шее от начальства Хулихэна за то, что не сделали этого раньше. – Он отвернулся от Торна, обращаясь непосредственно к своему коллеге Бригстоку: – Я считаю пустой тратой времени, Рассел, даже сам разговор о том, чтобы допросить Фристоуна…
– Почему бы нам просто не попытаться? – спросил Торн.
– Потому что у нас нет ни малейшего повода. – У Хигнетта был такой вид, как будто он поставил точку в этом вопросе, пресекая дальнейшие возражения. Он сделал шаг к двери, когда в нее небрежно постучали, и открыл поворотом ручки.
Холланд пару лет назад спас Торну жизнь, ворвавшись в его спальню с пустой винной бутылкой в качестве единственного оружия. Той ночью Торн заработал шрам на подбородке и еще парочку, но в менее заметных местах.
Нюх Холланда, его способность появляться в самый подходящий момент, как и тогда, не подвели.
– Похоже, я пропустил все самое интересное? – воскликнул он.
– Если вы имеете в виду Фристоуна, – ответил Хигнетт, – то в этом нет ничего интересного.
Входя в кабинет, Дейв поймал взгляд Торна. Молчаливый обмен взглядами дал Холланду понять, что его введут в курс дела позже.
– Как прошла встреча с Уорреном? – спросил Торн.
– Странный малый: сам бывший наркоман, ставший горячим проповедником здорового образа жизни. Но я считаю, кое что мы «нарыли». – Все внимание было приковано к Холланду. – Его заботила конфиденциальность в отношении клиентов, поэтому, хотя прямо он этого и не сказал, но у меня появилось очень сильное подозрение, что он знал Аманду Тиккел. Она была их клиентом.
– Вот вам и связь с Грантом Фристоуном, – заметила Портер.
Торна вдохновили утренние результаты, но, вновь очутившись в стенах Бекке хауса, он ощущал, как энергия в нем все угасает и угасает. Сейчас же он почувствовал, что пальцы начинают покалывать, а кровь – пульсировать в висках.
– Они могли быть клиентами Уоррена в одно и то же время, – добавил он. – Если они были знакомы – вот вам и прямая связь между Фристоуном и похищением Маллена.
Он посмотрел на Хигнетта. Потом на Бригстока.
– Сэр?
Хигнетту ничего не оставалось, как только глупо моргать. Выходило, что он сел в лужу.
– Похоже, вот и «малейший повод», – сказал Бригсток.
По окончании совещания Бригсток попросил Торна задержаться, сообщив, что хочет с ним переговорить по делу об убийстве в результате неосторожного вождения автомобиля – Торн готовил по нему материалы для суда.
– Тони Маллен и так расстроен, – начал Бригсток, как только они остались наедине.
– Ему известно о Фристоуне?
– Расстроен из за тебя.
– Вот как?..
– Что у вас там, блин, вчера произошло? – Бригсток зашел и сел за письменный стол, как будто собирался за ним поработать.
– Тревор Джезмонд заходил поздороваться, да?
– Звонил.
– Держу пари, сейчас он жалеет, что бросил меня на это дело.
– Маллен жаловался, что ты их с женой изводишь.
– Спросите у Портер, – ответил Торн. – Она там присутствовала. По правде говоря, это Маллен и его жена орали.
– Он утверждает, что от тебя одни неприятности.
– Неприятностей у него хватает.
– Я просто тебя предупреждаю.
Торн повернулся к двери. Его всегда поражало то, как быстро улетучивается хорошее настроение: фьють – и ты уже забыл, что оно у тебя было.
– Спасибо. Будем считать, предупредил.
Бригсток на этом не закончил:
– И не стоит также наживать себе врага в лице Барри Хигнетта.
– Ты хочешь сказать, что у меня и без того полно врагов?
– Нет. Просто это глупо. Хигнетт хороший полицейский, не дубина. Он просто один из тех странных козлов, которые держатся за место, понимаешь? Которые вцепились в свой пистолет, потому что не хотят показаться нерешительными. Он полная противоположность этому герою из телепрограммы «Минутка» – тому, который соглашается со всем, что ему говорят окружающие, и постоянно меняет свое решение.
– Ясно, – Торн понял, что Бригсток имел в виду. Эта программа была одной из любимых передач его отца. Старик любил выкрикивать популярные афоризмы из нее в самый неподходящий момент.
– Хорошо, когда тебя окружают такие люди, как Хигнетт, – продолжал Бригсток. – Когда нибудь он займет высокий пост, и тогда ты захочешь, чтобы он был на твоей стороне. Пятьдесят на пятьдесят, что прав окажется он, а не ты.
– Больше, я думаю, – ответил Торн. Он протянул руку к дверной ручке. – Почти уверен.
* * *
Возможно, когда льет дождь, быстрее добраться из одного места в другое пешком, чем ехать на машине. Во всяком случае, не надо «договариваться» с разношерстными турникетами системы безопасности и бороться за место для парковки автомобиля у Пиль центра и тюрьмы Колиндейл…. Торн с Холландом довольно часто ходили пешком, это уже вошло у них в привычку. Они пересекли Аэродром роуд и шли теперь размеренным шагом, как всегда – Холланд слева.
Они быстренько закончили тот короткий разговор, который беззвучно начали в кабинете у Бригстока полчаса назад. Торн рассказал Холланду о возражениях Хигнетта и поблагодарил за то, что он появился как нельзя кстати. Холланд ответил, что всегда пожалуйста, что это еще один плюс «убойного отдела» – впрочем, никто подобный счет не вел.
Они никогда еще так просто не обсуждали то ночное происшествие с пустой винной бутылкой.
– И тогда Господь Бог велел этому малому бросить наркоту, да?
– Выходит, что так, – ответил Холланд. – Он теперь вместо «ширева» читает молитвы.
– Ну да, заставь дурака Богу молиться – он и лоб расшибет.
Холланд широко шагнул, чтобы не вступить в собачьи экскременты.
– Если Уоррен все же знал Тиккел, может, следует и к нему присмотреться?
– А смысл? – спросил Торн. – С чего бы ему похищать Люка Маллена? Конечно, если только Господь не велел ему так поступить.
Колиндейл был уже хорошо виден – трехэтажное строение, разбитое на квадраты, коричневые и белые. От Пиль центра его отделяло метров четыреста унылого низкорослого кустарника. Сам участок был спроектирован вдоль бывших посадочных полос, начиная от смотровой башни аэродрома, которая находилась, как и полагается, на месте старого аэродрома Хендон, рядом с музеем военно воздушных сил. Знаки вдоль края полосы предупреждали: «Осторожно! Опасно!» Торн догадался, что дело было в состоянии некоторых
нежилых строений, но ему нравилось думать, что было в этом предостережении что то более зловещее. Он представлял, как лондонское криминальное сообщество закатит грандиозную пирушку, когда им сообщат, что одно из самых больших полицейских формирований расположено на свалке токсичных отходов…
– А что насчет тех двух женщин из МКОБ? – поинтересовался Холланд. – Кэтлин Бристоу и Маргарет Стринджер… С ними мне тоже необходимо побеседовать?
– Только если тебе на самом деле нечем больше заняться. Теперь, когда мы арестовали Фристоуна, сможем все узнать из первых уст. Чего бы нам это ни стоило.
– Логично, но Портер рассказывала, что ты постоянно твердишь о необходимости быть аккуратными.
– Серьезно? А что еще она рассказывала?
– Больше ничего. Просто пришлось к слову, вот и все…
Чем ближе они подходили, тем больше здание скрывалось из виду за недавно возведенным забором. Вывеска на воротах гласила, что в строящемся доме «шикарные студии и квартиры». Торн, насмотревшись за последние годы на подобные новостройки, что росли как грибы, не стал бы биться о заклад, что вид из окна его кабинета станет намного лучше.
Они повернули направо на островке безопасности, где бледно желтые нарциссы храбро боролись за место под солнцем с пакетиками от чипсов и упаковками из закусочных. Безо всякой веской причины, как казалось Торну, две молодые женщины стояли у края островка и наблюдали, как мимо проезжают машины. Холланд предположил, что они стажеры Всемирного Совета Мира, которые провалились на зачете по правилам дорожного движения. Торн удивился: может, это заблудившиеся туристки, которые приняли островок за маленький парк?
– Кенни Парсонс кое что порассказал мне о Портер, – начал Холланд.
– Да?
– Та еще штучка.
Торн как ни в чем не бывало смотрел на заграждение, поставленное «Британскими авиалиниями», и боролся с искушением безжалостно выпытать у Холланда всю известную ему информацию. Но меньше всего он хотел, чтобы кто нибудь догадался о его заинтересованности.
– Сплетни меня не интересуют, – ответил он. – Я вообще не думаю, что у нас есть время на подобные разговоры. А ты, Дейв?
Холланд промолчал и просто повернулся к дороге, но Торн заметил, что он подавил улыбку, и понял – Дейв ни на секунду не поверил в его искренность. Он размышлял над тем, существует ли некая линия поведения, которой нужно придерживаться, чтобы не так ясно в ответственные моменты читались твои мысли. Он оглянулся на огромную картину с изображением блестящего самолета, летящего над океаном, и подумал о том, что выходные проведет в одиночестве.
– Я проверю Бристоу и Стринджер, – сказал Холланд, – как выпадет свободная минутка. Раз уж я начал проверять.
– А мне казалось, что это Энди Стоун не может удержаться, чтобы не бегать за женщинами.
На этот раз Холланд широко улыбнулся и продолжил:
– Я уже сделал пару звонков и оставил сообщения. Ожидаю, когда перезвонит Бристоу, и пытаюсь найти теперешний адрес Маргарет Стринджер.
– Неужели нельзя его достать в отделе образования?
Как обычно, движение было оживленным в обоих направлениях. Им пришлось перекрикивать шум машин и тяжелых полицейских автомобилей, направлявшихся к метро или на север, чтобы выехать на шоссе А1.
– Сведения о ее последнем месте проживания, указанные в отделе образования Бромли, уже несколько лет как устарели.
– Типичная картина, – заметил Торн. – Хотя могу поспорить – свои налоговые декларации они не забывают высылать вовремя.
– Нет, она уже у них не работает. Должно быть, переехала, после того, как уволилась.
– А когда это было?
– В апреле 2001 года. А Кэтлин Бристоу сразу после этого ушла на пенсию.
Торн припомнил замечание Ропера о том, что Бристоу было давно пора на пенсию, но все же это становилось любопытным. Начинало казаться, что жизнь тех сотрудников комитета, кто занимался делом Гранта Фристоуна, так или иначе изменилась после того, что произошло с Сарой Хенли: Бристоу и Стринджер обе бросили работу; Нил Уоррен сел на иглу; для Ропера и Ларднера это дело тоже явно не прошло бесследно.
Преступление и наказание. Нечто увлекательное и сверхъестественное.
Складывалось впечатление, что никто из имевших отношение – пусть даже косвенное – к смерти молодой матери в 2001 году не остался безнаказанным. Торн вошел в здание Колиндейла, чтобы поговорить с человеком, которого обвиняли в убийстве этой женщины. Он не имел понятия, как и почему (как и до сих пор не мог представить себе Гранта Фристоуна в роли похитителя), но не мог не задаться вопросом: неужели убийство Сары Хенли и сейчас, спустя пять лет, продолжает портить людям жизнь?
Допрос был отложен, пока все не успокоились.
Законный представитель Фристоуна через две минуты встал и настоял на том, чтобы процедура была приостановлена. Он попросил Торна и мисс Портер переговорить с ним за дверью.
– Какого рожна вы впутываете сюда похищение?
– Давай выясним одну вещь, – ответил Торн. – Потому что нас интересует похищение. Мы не можем вдаваться в подробности.
– Что за вздор! Не забывай, с кем разговариваешь!
А Торн, похоже, и не забывал.
Дэнни Донован, как и большинство законных представителей, которые работали на адвокатские конторы и которым вменялась в обязанность защита прав и интересов подозреваемых, был бывшим копом. Его вышвырнули из полиции лет пятнадцать назад за вождение в нетрезвом виде, а недостаток юридического образования – оно не являлось строго обязательным для подобной работы – он с лихвой компенсировал смекалкой и знанием дела. Он знал эту систему. Он знал разницу между лазейкой и прямым нарушением. Он ориентировался
в делах полицейского участка и, что важнее всего, был в курсе всех приемов, которые использовали такие, как Том Торн, – потому что сам когда то их применял. Одно это вызывало недовольство и раздражение у тех, кто продолжал служить в полиции. Но Донован еще и сам усугублял ситуацию. Он либо вызывающе напоминал людям, кем он был и что делал раньше, либо ударялся в воспоминания, как они дружили в молодости: называл офицеров по именам и заглядывал то в один, то в другой кабинет «убойного отдела»
– попить чайку.
Ему было за пятьдесят. И он был конченым человеком. Многие считали, что его работа «законником» состоит в том, чтобы тыкать пальцем в тех людей, которые выгнали его взашей. До недавнего времени Торн думал, что это слишком суровое суждение, но сейчас он был готов взять свои слова обратно. Плюс Тони Маллен, обливающий его грязью в глазах начальства, – Торн был сыт по горло этими наглыми бывшими копами.
– Моего клиента арестовали по обвинению в убийстве, – сказал Донован, – в котором, как мы уже установили, он ни коим образом не признает себя виновным.
– А другого мы и не ожидали.
– «Убийство». Так было написано в ордере на арест. Так записано в протоколе о возбуждении дела. И насколько я понимаю, именно об этом вы и должны его спрашивать.
Торн хорошо знал Донована, но Портер такого «счастья» общения с ним еще не имела.
– Я уверена, что вы понимаете, на что намекает детектив Торн, – сказала она. – Мы полагаем, что убийство, в котором обвиняют вашего клиента, может иметь отношение к расследуемому делу. Чрезвычайно деликатному делу.
– Это ваши трудности, – презрительно фыркнул Донован и потер согнутым пальцем под носом. Его волосы были скорее желтоватыми, чем седыми, и довольно удачно гармонировали со светло коричневым костюмом и искусственным загаром.
– Еще пара вопросов – всего то.
– Еще пара – это слишком много. Я проконсультировал своего клиента по сути предъявленных ему обвинений, а теперь вы забрасываете его вопросами, к которым он совершенно не подготовлен.
– Брось, ты знаешь правила, – произнес Торн. – Иной раз вопросы как раз и должны быть «неподготовленными», верно?
Воспоминания о бравой юношеской дружбе работают в двух направлениях.
Или не работают вообще.
– Мне со своей колокольни не видать, – ответил Донован. – По крайней мере, в том случае, когда не предоставлено и намека на доказательства.
Портер старалась говорить с неохотой, как будто Доновану все таки удалось вытянуть из нее информацию.
– Послушайте, существует большая вероятность того, что Фристоун был знаком с одним из тех, кто похитил ребенка. Они, возможно, в одно время получали помощь у некого консультанта по наркотикам.
– «Большая вероятность»… «возможно»… – У Донована был такой вид, как будто он не мог решить, то ли ему закричать, то ли плюнуть на все. – Я скажу, что у вас есть – ни черта! Считаете, я болван?
– У нас есть шестнадцатилетний мальчишка, – уточнил Торн. – По правде говоря, его кто то похитил, и мы, блин, изо всех сил стараемся его вернуть. И если повезет, мы сможем это сделать, Дэнни.
– Его отец тоже из бывших, – сказала Портер. – Он с ума сходит. Уверена, не мне вам рассказывать…
Торн знал, что у Донована двое детей. Он хотел было продолжать давить на отцовские чувства, но решил, что и так хватил через край. На пару секунд ему показалось, что у них получится его убедить. Как будто простое, без прикрас воззвание к чувствам может послужить рычагом для достижения цели. Но потом Торн заметил: то, что он принял за выражение сочувствия – даже жалости, – стало до ужаса напоминать самодовольную ухмылку.
– Извините. Если вы быстро не придумаете чего то поинтересней, вам прекрасно известно, что я посоветую сделать своему клиенту.
– Любопытно узнать, что же? – проговорил Торн.
– В его же собственных интересах – и рта не раскрывать. – Донован вернулся в комнату для допросов и закрыл за собой дверь.
Торн громко бросил в сторону закрытой двери только одно слово. Не часто он употреблял подобные словечки за пределами футбольного поля. Он даже не был уверен, что оно дошло до адресата. Но в тот момент это слово казалось ему самым подходящим.
Люк
Это как будто тебя похоронили.
Запах грязи и сырости, и пол над головой.
И, как всегда, темно. Тяжело, как будто частички воздуха, если бы их можно было видеть, были большими и черными. Но он был уверен, что на улице день. Если как следует напрячь слух, то можно услышать далекий шум улицы. Возможно, автострады.
И когда совсем недавно сюда спускался этот мужчина, принес завтрак – чай и тост – намного больше света полилось в подпол, когда он открыл дверь.
Мужчина сдержал свое обещание: поскольку Люк не стал кричать, когда он снял с его лица скотч, мужчина развязал ему и руки. Теперь он и в самом деле мог изучить пространство.
Его пальцы ощупали каждую трещинку, каждую выемку в шершавых стенах, он стер пальцы о камень и гвозди, занозы впивались ему в ладони, когда он проводил ими по паутине и потолку. Он ощупал полки, покрытые песком и пылью, корзины, липкие банки и рамы для картин. Он добавлял к общей картинке, что сложилась в его голове, деталь за деталью. Он знал, где что располагалось, и мог быстро пройти из одного угла помещения в другой, ни секунды не помогая себе руками.
Он решил: это хороший знак, что с лица убрали скотч и развязали руки. Значит, этому человеку он начал нравиться. Если его похититель и дальше будет продолжать вести себя в том же духе и перестанет рассказывать всякие ужасы, возможно, он мог бы попросить его отправить одно послание. Может быть, его тюремщик, в отличие от Конрада и Аманды, позволит ему сказать то, что он хочет.
Да, похитили его именно они. Но они не мололи разную отвратительную чушь. Большую часть времени они хорошо к нему относились, пока не умерли.
Он изо всех сил старался не думать о Конраде и Аманде, потому что всякий раз, когда задумывался, видел их лежащими в спальне в луже крови, похожей на алую подкладку пиджака. Потом он перепугался еще сильнее, потому что их убил его тюремщик, и Люку стало казаться, что этот человек и ему тоже причинит вред. И не имеет значения, каким добрым он притворяется.
Он перепугался. Как там сказал этот идиот тренер по регби: он должен был разорвать блокировку. И как заметил его отец: он не должен был оправдываться, когда тренер задавал ему жару. И как сказала Джульетта: он не должен был пререкаться с отцом… Это чересчур!
Мужчина все еще находился в доме.
Что то ронял…
Он слышал, как что то падало на пол где то над его головой. Он заплакал. И не мог сдержаться. Он старался быть рассудительным, убеждал себя, что этот человек просто передвигал вещи, но он слышал грохот, когда вещи ударялись о дощатый пол. Он заплакал, когда представил, что его лопатой забрасывают грязью. Он рывком поднялся с пола и начал быстро прохаживаться из одного конца подвала в другой. Прибавляя шаг, натыкаясь на стены и жалобно скуля.
С грохотом передвигаясь в темноте.
Как новорожденный младенец в большом взрослом гробу.
