Тьмускорпионские новости -- Выпуск # 48 от 18/12/2000

В романе "Трудно быть богом" Стругацкие подробно и дотошно воссоздают облик и характеры средневековья на далекой планете. /.../

В романе братьев Стругацких "Хищные вещи века" мы найдем множество деталей, которые выглядят как прямые реминисценции из "451 градуса по Фаренгейту" или "Утопии 14". Грезогенераторы, погружающие человека в транс, бессмысленные и жестокие "развлечения" людей, не знающих, как убить время, как выбраться из тоски тупого и сытого существования. Общество "меценатов" развлекается тем, что выкрадывает из музеев старинные шедевры... и уничтожает их. Кто попроще, идет к "рыбарям", в старое метро, где оборудовано нечто вроде театра ужасов -- с той, однако, разницей, что там и в самом деле можно погибнуть. Четырехчасовой рабочий день, курортный климат, полная сытость -- и никакой духовной жизни: Страна Дураков. В нее направлен разведчик Совета Безопасности Иван Жилин, чтобы найти и обезвредить тех, кто производит и распространяет новый необычайно сильный наркотик -- слег.

Слег оказывается комбинацией из грошовой радиодетальки, патентованного репеллента, теплой ванны и музыки -- в комплексе эти средства выворачивают человека наизнанку, до самых темных глубин подсознания. Радиодеталь и репеллент продаются во всех магазинах, да и никто не производит их специально во зло людям, просто кто-то случайно открыл феномен воздействия этого комплекса на психику. Есть преступление, но нет преступников, нет банды отравителей -- люди сами ринулись к слегу, безобидные вещи стали в Стране Дураков орудием психического самоуничтожения.

В мире, где сохранилась еще Страна Дураков, техника используется по-разному -- и для конструкции грезогенераторов, и для создания установки, вырабатывающей антивещество. Дело не в технике, а в целях, которым она служит, в людях, которые владеют ею. "Чем же таким, -- мысленно обращается Жилин к обитателям Страны Дураков, -- ваш мозг отличается от мозга Рабле, Свифта, Ленина, Эйнштейна, Макаренко, Хемингуэя?.." Человечество рано или поздно справится со Страной Дураков -- не потому, что в его распоряжении есть технически более совершенное оружие, но потому, что гуманистическая идея сильнее безыдейности зоологического существования.

Творчество братьев Стругацких нередко вызывало полемику. Их упрекали в излишней "выстроенности" и однозначности характеров. Отмечалась критикой и некоторая абстрактность социальных концепций, возникавших в их книгах. Надо признать, что отдельные произведения Стругацких действительно давали предмет для спора. И все же мне кажется важным подчеркнуть верность авторов главной своей теме, проходящей через многие их романы и повести, -- теме, начатой в "Хищных вещах века" (и в "Попытке к бегству"); определить ее можно как тему ответственности, налагаемой на человека его возросшим могуществом, возросшей возможностью изменить судьбы мира.

В упомянутом уже романе Стругацких "Трудно быть богом" она утверждается еще более последовательно. Посланец Земли Антон, преобразившийся на планете в ее обитателя дона Румату, снабжает деньгами и информацией вождя восставших крестьян (на планете что-то вроде нашего средневековья), помогает сберечь людей, труды и открытия которых способствуют прогрессу: ученых, художников, философов.

С одним из них, мудрецом Будахом, Антон-Румата беседует о том, как сделать людей счастливыми. Постепенно Будах понимает, что одного материального изобилия для этого недостаточно, и просит:

"-- Сделай так, чтобы больше всего люди любили труд и знание, чтобы труд и знание стали единственным смыслом их жизни!" /.../

Нравственные и духовные качества космонавтов воспитаны и испытаны космическими безднами, трудом и подвигом -- эта сознательная нравственность, духовность противостоит той, что создана бетризацией [в романе С.Лема "Возвращение со звезд". -- БВИ.]. Так разрабатывается мотив, намеченный у Стругацких: счастье, "преподнесенное на блюдечке", не обогащает человека, весь путь духовного совершенствования надо пройти самому. /.../

Каков же вывод?

Азимов, допустим, с одной стороны, Стругацкие и Лем -- с другой, едины в своей посылке: НТР ставит перед человечеством серьезнейшие проблемы, ее развитие может привести не только к материальному благополучию, но и к социальному и духовному кризису. /.../

В романах Стругацких опасность отнюдь не отрицается. Да, соглашаются они, технический прогресс, социальный и духовный, может быть обращен во зло человеку и человечеству. Но сама по себе техника еще мало что решает, в конечном счете все зависит от идеи, во имя которой она используется. /.../

Вместе с тем стремительное развитие фантастики подводит ее уже вплотную к подлинному человековедению, к характерам сложным и многоплановым. Так, сюжетное напряжение повести братьев Стругацких "Пикник на обочине" создается и поддерживается не столько приключениями ее героя Рэдрика Шухарта, сколько эволюцией его характера. Приключения здесь как раз довольно однообразны, в сущности, это варианты одной и той же ситуации: удастся ли Шухарту уцелеть в очередном своем путешествии в Зону -- странное и страшное место на Земле, в котором побывали некие пришельцы из космоса, оставив после себя множество всевозможных добрых и злых чудес. Опытный читатель, разумеется, понимает, что герою ничего не угрожает, по крайней мере до финала (а в финале такого читателя подстерегает неожиданность), но суть тут не в том, удастся ли выпутаться герою, а в том, что он при этом думает и как воспринимает мир и себя самого. (Хочу заранее оговориться -- в мою задачу не входит оценка повести в целом, речь идет только о ее герое, на примере которого с чрезвычайной наглядностью обнаруживаются перемены, происходящие в фантастике; подробный анализ повести мог бы увести в сторону от цели, хотя сам по себе он был бы небезынтересен).

Рэд Шухарт -- личность сложная. С одной стороны, незаурядный человек: смел до отчаянности, хладнокровен, решителен, ловок. Все эти качества ему, так сказать, профессионально необходимы, он -- сталкер, человек, тайком пробирающийся в Зону (формально вход в нее разрешен только работникам международного исследовательского Института), выносящий оттуда всякую всячину и сбывающий ее разным подозрительным дельцам. При всем том Рэд по-своему добр, самоотвержен, честен, он -- за себя, но не против других: сталкер, но не гангстер (как Стервятник Барбридж, хладнокровно устилающий трупами путь к добыче, -- кстати, именно ему Рэд спасает жизнь, рискуя собственной).

С другой -- он не может понять одну простую истину: если только за себя, то логика жизни приведет тебя к тому, что ты, сам того не желая, станешь опасностью для других. Рэд -- индивидуалист в самом прямом смысле слова. Смутно он чувствует, что живет не так, что что-то в его мировоззрении неверно -- недаром же он так тянется к Кириллу Панову, бескорыстнейшему человеку, преданному науке, советскому ученому, работающему в Институте. Но Кирилл один в Институте и в городке Хармонте, куда после посещения пришельцев стекаются толпами всевозможные бизнесмены, старающиеся нажиться на космических чудесах. Это им Рэд сбывает добытый в Зоне "хабар", предпочитая не размышлять о том, зачем он им нужен. Стругацкие рисуют человека, наделенного множеством прекрасных качеств, но социально примитивного, безграмотного, не умеющего критически отнестись к действительности, фактически безоговорочно ее принимающего, хотя он и нарушает некоторые законы и правила.

На наших глазах этот человек проходит тяжкий путь познания. Гибнет после похода в Зону Кирилл Панов -- по собственной оплошности, но Рэд мучается оттого, что мог ее предотвратить, только не сообразил вовремя. После этого он уходит из Института, где некоторое время работал лаборантом, и опять принимается за сталкерство; общение с Кириллом держало его в институте, хотя там платили меньше, чем он мог заработать сам, а теперь ничто не держит. Еще поход в Зону -- Рэд выносит оттуда смертельно опасный "ведьмин студень" и против собственной воли отдает его каким-то темным личностям; он понимает, что из этого может выйти, но другого выхода у него нет -- через несколько минут его арестуют, жена и дочь останутся без денег, а за "ведьмин студень" заплатят много. (Потом мы узнаем, что в некой частной лаборатории произошла катастрофа -- при попытке исследовать "эту штуку" погибли люди). Дочь Рэда превращается в животное -- такое случается с детьми побывавших в Зоне.

Годы тюрьмы; гибель людей; боль, которую он испытывает, глядя на свою Малышку, -- таков итог жизни Рэда. Виновата Зона? Пришельцы? Нет, даже Рэд понимает, что дело не в них, а в людях. (Между прочим мы узнаем, что Зона немало дала человечеству, например, "этаки", вечные и к тому же саморазмножающиеся портативные источники энергии). Перед нами коллизия, хорошо знакомая по "обычной" литературе, -- субъективно добрый и честный человек, приносящий себе и другим зло по причине своей социальной близорукости; фантастическое допущение, Зона, придает этой коллизии особую остроту, потому что действия такого человека могут в данном случае серьезно повлиять на судьбу человечества.

Тут мы и подходим к последнему приключению Рэда, к его последнему походу в Зону, к самой большой его победе и самому тяжкому поражению. Чуть не погибнув, пожертвовав жизнью другого человека, он добирается до главного чуда Зоны, Золотого Шара, исполняющего самые заветные желания. Момент высшего торжества -- вся смелость, воля и сноровка нужны были Рэду, чтобы достичь цели. И к глубочайшей трагедии -- он вдруг осознает, что не готов, духовно и нравственно не готов к встрече с Шаром. Он как ребенок, понимающий добро и зло только в конкретной, осязаемой форме; полиция и тюрьма -- плохо, деньги и любимая женщина -- хорошо. Ребенок, очутившийся перед Золотым Шаром, мог бы попросить тысячу порций мороженого для себя и тысячу тумаков для обидчика -- желания Рэда, в сущности, того же порядка.

Но то, что естественно для ребенка, неестественно для взрослого, сильного человека, вдруг получившего возможность распоряжаться судьбами мира. Рэд думает: "Расплатиться за все, душу из гадов вынуть, пусть дряни пожрут, как я жрал... Не то, не то это... То есть то, конечно, но что все это значит? Чего мне надо-то? Это же ругань, а не мысли... Пусть мы все будем здоровы, а они пускай все подохнут. Кто это -- мы? Кто -- они? Ничего же не понять". По сути, в этом сбивчивом, спотыкающемся, лихорадочном внутреннем монологе обозначается одна из главнейших проблем современности -- диспропорция между материальным могуществом человека и уровнем его социально-этического развития. Рэд может попросить у Золотого Шара все, что он хочет, -- и вдруг понимает, что за душой у него только "ругань, а не мысли". "Шпана. Как был шпаной, так шпаной и остался... Вот этого не должно быть! Ты, слышишь? (это уже Золотому Шару. -- Ю.С.). Чтобы на будущее это раз и навсегда было запрещено! Человек рожден, чтобы мыслить (вот он, Кирилл, наконец-то...)". И тут же с горечью добавляет: "Только ведь я в это не верю. И раньше не верил, и сейчас не верю, и для чего человек рожден -- не знаю. Родился -- вот и рожден. Кормятся кто во что горазд".

В момент, когда Рэд размышляет около Золотого Шара, событийный ряд завершен, приключенческий сюжет исчерпан, перед нами -- драма характера в чистом виде, внутренний конфликт предельной остроты. Ведь Рэд и раньше догадывался, что ничего не смыслит в природе общества, в котором живет, но не считал это существенным: я делаю свое дело, не пойман -- не вор, и так далее. А сейчас, в финале повести, он осознает свою социальную безграмотность как недостаток, более того, -- как трагедию. И для Золотого Шара ему удается найти только чужие слова -- того парня, жизнью которого он пожертвовал: "Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный!" Рэд сам чувствует, что этих слов мало, но других у него нет.

Драма характера не завершается и не исчерпывается в финале, наоборот, мы можем представить себе несколько продолжений, несколько вариантов поведения Рэда в будущем. Герой фантастики обретает ту же самостоятельность, становится так же способен к саморазвитию характера, как и герой "обычной" литературы. Это весьма важный, можно сказать, принципиально важный этап художественной эволюции НФ.

Возникновение такого героя в фантастике закономерно. Утопическая, популяризаторская и чисто приключенческая НФ в нем не нуждалась -- ее герой был либо "среднестатистическим" человеком, либо "точкой приложения" научных знаний и сведений, либо функцией сюжета. Такой герой понадобился фантастике с тех пор, как космические пришельцы, роботы и прочие технические чудеса все чаще стали выступать как своего рода метафора НТР; "подарки", оставленные человечеству в "Пикнике на обочине" неведомыми пришельцами, по своей художественной функции ничем не отличаются от, скажем, вполне реального открытия атомной энергии -- и тут и там прежде всего встает вопрос о том, как сумеет человек распорядиться собственным открытием или достижениями внеземного разума. Но тут же встает другой, вытекающий из первого, вопрос -- какой человек? Насколько он социально подготовлен к новой ситуации, созданной техническим прогрессом (или космическим визитом)? Естественно, разные люди подготовлены по-разному, и Рэд Шухарт перед Золотым Шаром напоминает дикаря перед компьютером -- он, в сущности, не ведает, что нужно делать с этой штукой. Но это неведение -- следствие как личных качеств Рэда, так и условий, в которых он живет, которые определяют уровень его социального самосознания; фантастике такого рода уже необходим герой социально детерминированный. Причем в повести Стругацких есть деталь, подчеркивающая, что дело отнюдь не только в недостаточном интеллектуальном развитии, недостаточной образованности Рэда. Среди ее персонажей есть знаменитый ученый Нобелевский лауреат профессор Вальтер Пильман, доказавший, в частности, что Зона -- результат Посещения. Ученый сидит в кабачке (куда нередко заглядывает и Рэд Шухарт) и с удовольствием разглагольствует о цели и смысле Посещения, выдвигая весьма остроумные гипотезы. Однако вопрос о последствиях его мало интересует, главное для него -- сам факт Посещения, доказательство существования внеземных цивилизаций. Мысленно попробуем привести этого интеллектуала к Золотому Шару -- есть ли уверенность, что он сможет найти нужные слова, те, которых не нашел Рэд Шухарт? Высоколобый профессор и отщепенец-сталкер, столь далекие друг от друга, неожиданно сближаются -- уровень их социального развития примерно одинаков. К чему это может привести? Заглянем в другую повесть Стругацких -- "Отель "У погибшего альпиниста". Там пришельцы из космоса, представители высокоразвитой цивилизации, помогают... политическим бандитам, поскольку те убедили их, что борются за счастье человечества.

Однако Рэд Шухарт не только "представитель" определенной социальной группы, он, как было сказано выше, -- личность, причем интересная, незаурядная. Это говорит о том, что коллизия повести настоятельно требовала именно такого героя, способного вызвать не только интеллектуальный, но и эмоциональный отклик читателя. Героя, само присутствие которого в произведении предполагает не только интеллектуально-философский диспут на актуальную тему, но и сопереживание человеку, так сказать, на собственной шкуре ощущающему злободневность этой темы. /.../

Абстрактной, не наполненной конкретным личностным содержанием этической концепции вряд ли есть место в художественном произведении, поэтому фантастике, самим ходом своего развития приблизившейся вплотную к этическим аспектам НТР, герой-личность стал насущно необходим. Не удивительно, что появился он у Станислава Лема, одного из талантливейших современных фантастов, художника, не эксплуатирующего уже найденное, открывающего новые художественные возможности НФ. Этическую проблему приходится решать и герою "Пикника на обочине" -- отсюда и повышенное внимание Стругацких к внутреннему миру Рэда Шухарта, отсюда психологизм более углубленный, чем в предыдущих их книгах. Правда, повесть Стругацких ближе к традиционной НФ с ее активно действующими героями и динамичными сюжетами -- я бы сказал, что в "Пикнике на обочине" удачно использованы возможности, заложенные в такой фантастике. "Голос Неба" же обнаруживает ее новые возможности.

Есть, впрочем, один момент, сближающий эти две повести. Обе они -- о поражениях. И обе на первый взгляд отличаются от большинства произведений современной социальной фантастики с их оптимистическими финалами, преисполненными надежды на то, что человек и человечество преодолеют кризисные ситуации, возникающие в ходе НТР, что социальные проблемы будут решены так же успешно, как научные и технические. Оптимизм современной НФ представляет собой одну из важнейших ее мировоззренческих черт; думаю, в нем -- одна из причин популярности фантастики. Чаще всего в финале нас ожидает победа героя, которому мы сочувствуем, или по крайней мере надежда на победу, вера в нее.

Однако было бы преждевременным упрекать авторов "Пикника на обочине" и "Голоса Неба" в пессимизме. В сущности, фантастические ситуации, созданные Стругацкими и Лемом, ставят перед их героями задачу найти ту самую "этическую панацею для всего человечества", от поисков которой отказывается профессор Хоггарт. Задачу, разумеется, неразрешимую не только для них, но и для общества, в котором они живут. Важно тут другое -- нравственное и интеллектуальное бесстрашие человека, идущего навстречу этой неразрешимой задаче и делающего все лично от него зависящее, чтобы когда-нибудь она была разрешена. Важна уверенность Хоггарта в том, что Отправители наделены социально-этической мудростью, что этические проблемы, над которыми бьется человечество, могут быть разрешены и уже разрешены какой-то инопланетной цивилизацией. Важно то, что наивно-эгоистичный Рэд Шухарт вдруг понимает: его счастье каким-то еще неизвестным ему образом зависит от счастья других, всех живущих на Земле, и мучительно пытается отыскать эту ускользающую от него формулу всеобщего счастья, вместо того чтобы урвать для себя кусок пожирнее с помощью всемогущего Золотого Шара. /.../

Дух Вольтера и Свифта оживает в "Звездных дневниках Ийона Тихого" и "Кибериаде" Лема, в произведениях американских писателей, цикле рассказов Генри Каттнера о Хогбенах и памфлете Р.Уормсера "Пан Сатирус", в романе братьев Стругацких "Понедельник начинается в субботу", в рассказах И.Варшавского и К.Булычева. /.../

Однако в ситуациях будущего возможны иные критерии интеллекта и гуманности. Дело наших фантастов воссоздать эти ситуации и критерии, используя самые передовые нормы морали и нравственности, которые заложены сейчас. Это задача огромной сложности. Пытаясь решить ее, фантасты нередко прибегают к разного рода "обходным путям". Так, братья Стругацкие в романах "Трудно быть богом" и "Обитаемый остров" прибегают к своеобразной "игре в поддавки" -- нравственный облик человека грядущего общества рисуется на максимально выигрышном для него фоне, в сопоставлении с людьми, находящимися на низком, даже по сегодняшним меркам, уровне социального развития.

Смелков Юлий. Фантастика -- о чем она? -- М.: Знание, 1974. -- С. 10, 16-19, 25-30, 36-38, 50.

...А вот чудеса маленькой Грези -- из одноименного рассказа -- они пока не ко времени в том страшном мире, в котором она живет. Маленькая волшебница может дать "счастье всем даром, и пусть никто не уйдет обиженным".

Гаков Вл. Б.н.: (Рецензия на сборник В.Осинского "Кто там?")//Литературное обозрение. -- 1976. -- # 7. -- С. 52-53.

Перец сказал ему: ... обращайтесь к Перецу, он посмотрел на Переца. До Переца донеслось кваканье (Байкал, 1968, # 1, с. 55-57).

Калакуцкая Л.П. Склонение собственных имен (фамилий) в отношении к норме//Ономастика и норма. -- М.: Наука, 1976. -- С. 131.

И Янус, весь какой-то колеблющийся, двоящийся, расплывчатый, но именно ему отдана роль рассказчика, ему поручено произнести одну из самых значительных реплик: "Да вы просто не представляете, как тут у нас весело, и вообще -- не надо думать". Он произносит ее, эту реплику, и трет лоб, вспоминая, кто же это сказал. В книге много таких тайн-цитат, а эта почти дословно воспроизведена из "Хищных вещей века" братьев Стругацких. Она отсылает читателя к социальному памфлету, лишний раз подчеркивая, что повесть Салури тоже имеет сатирико-фантастическую окраску.

Гордеева Г. Тайна прямоты//Литературное обозрение. -- 1982. -- # 10. -- С. 38. -- [Речь идет о книге Рейна Салури "Память": Повести и рассказы. Пер. с эстонского. -- М.: Советский писатель, 1981. -- 280 с. 30.000 экз. 95 коп.].

У Конан Дойля или у Стругацких найдутся ситуации не менее замысловатые, но там замысловатость нужна ради нее самой, а у Кафки она прием [в "Превращении"], причем не самый важный.

Зверев А. В защиту Клода Лантье//Литературное обозрение. -- 1982. -- # 10. -- С. 23.

-- непременно должна быть точная ссылка на источник цитаты (книга, журнал, год выхода, страницы);

-- если ассоциация неявная, пожалуйста, поясните, почему вы сочли цитату связанной с творчеством Стругацких.

Один раз в год (ориентировочно -- в мае) я буду подводить итоги этого маленького конкурса, и победителям (тем, кто пришлет самые интересные и оригинальные цитаты) обещаю в качестве поощрения высылать книги современных отечественных фантастов с автографами авторов. Призовой фонд уже формируется.

Рассылка осуществляется следующим образом: еженедельно в понедельник (каковой начинается обычно в субботу) отправляется два выпуска (1 -- цитаты в художественных произведениях; 2 -- цитаты в публицистике).

БВИ.