Е.Е. ШЕВЧЕНКО

Шевченко Е.Е., старший преподаватель Российской академии правосудия.

Договор финансирования под уступку денежного требования порождает для его контрагентов (финансового агента и клиента), как правило, взаимные обязанности и корреспондирующие им права - оказание финансовой услуги агентом и их оплата клиентом.

Основной обязанностью клиента является также передача агенту финансируемых требований. Если договор финансирования под уступку денежного требования носит консенсуальный характер, то в договоре финансирования данная обязанность возникает с момента заключения договора, при реальном договоре - с момента оплаты денежных средств финансовым агентом. В тех случаях, когда заключение реального договора связано с передачей денежного требования, указанная обязанность у клиента отсутствует.

Определение момента перехода права требования важно не только потому, что это позволит судить об исполнении клиентом обязательства по передаче требования, но и потому, что необходимо знать, когда договор считается заключенным в тех случаях, когда вступление его в силу связывается с уступкой требования.

Представляется, переход права должен связываться с совершением сделки уступки требования. В этой связи моментом передачи требования должна считаться дата подписания сторонами акта его передачи (в том случае, когда сделка уступки совершается в письменной форме) либо договора финансирования, чье вступление в силу связывается с уступкой требования. В юридической литературе по этому вопросу представлены различные точки зрения.

Так, по мнению О.А. Колесникова, момент перехода требования необходимо связывать с уведомлением должника об уступке <*>. В противном случае, по мнению автора, допустима ситуация, когда кредитор имеет право требовать от должника исполнения долга, а должник не несет соответствующей обязанности, к примеру после совершения сделки об уступке права, когда не уведомленный об уступке должник исполняет обязательство прежнему кредитору.

"Становится непонятно, чье требование удовлетворяет должник и праву какого лица придает ценность как имуществу своим исполнением, если право уже передано новому кредитору" <**>.
--------------------------------
<*> Автор полагает, что "для завершения цессии необходимо принять обязательственное право путем осуществления правомочий прежнего кредитора или посредством направления должнику письменного уведомления об уступке", при этом "обязательственное право должно считаться перешедшим, а должник становится обязанным новому кредитору не ранее чем в момент, когда он узнал или должен был узнать об уступке права другому лицу" (См.: Колесников О.А. Переход обязательственного права в обязательственном правоотношении: Автореф. дис... канд. юрид. наук. М., 2000. С. 9).
<**> См.: Колесников О.А. О моменте перехода обязательственных прав на основании сделки // Арбитражная практика. 2001. Специальный выпуск. С. 11.

Такой подход к разрешению вышеуказанного вопроса не является безупречным: в некоторых случаях инкассация платежа первоначальным кредитором может соответствовать интересам цессионария. Соответственно право требования, о переходе которого не уведомлен должник как объект гражданского оборота, имеет определенную экономическую ценность и может быть средством получения финансирования в максимально короткие сроки. Примером здесь может послужить конфиденциальный факторинг, при котором получение долга возлагается на цедента, обязанного передать фактору все полученное от должника. Должник выполняет свою обязанность в адрес цедента, но в интересах цессионария, который вправе отменить поручение об инкассации долга и получить исполнение непосредственно от должника, уведомив его соответственно. Примерно такая ситуация имеет место в отношениях агентского факторинга или, например, поставки, при которой продавец дает покупателю указание перечислить стоимость товара на счет третьего лица. Адресат исполнения обязательства не всегда является субъектом данного обязательства, его структура не изменяется: существует право и корреспондирующая ему обязанность.

Действующее гражданское законодательство различает сделку уступки требования и действия первоначального кредитора по уведомлению должника. Этот вывод следует из анализа положения ч. 3 ст. 382 ГК, согласно которому, "если должник не был письменно уведомлен о состоявшемся переходе прав кредитора к другому лицу, новый кредитор несет риск вызванных этим для него неблагоприятных последствий. В этом случае исполнение обязательства первоначальному кредитору признается исполнением надлежащему кредитору". Таким образом, российское законодательство не препятствует совершению сделок, основанных на скрытой цессии, в частности не ограничивает право сторон по заключению договора конфиденциального факторинга, широко применяемого в зарубежных странах. В частности, А.Д. Минеев указывает, что такие сделки пользуются наибольшей популярностью в развивающихся странах, и приводит пример Польши <*>. Внесение же изменений и дополнений в ГК РФ, как это предлагает О.А. Колесников, фактически поставит их под запрет. Как отмечают французские ученые, "уведомление дебитора ценно не для удостоверения правомерности передачи, но для запрета добровольного платежа продавцу" <**>.
--------------------------------
<*> См.: Минеев А.Д. Эффективность факторинговых операций коммерческих банков. Дис... канд. экон. наук. М., 1998.
<**> См.: К. Гавальда, Ж. Стуфле. Указ. соч. С. 258.

В юридической литературе по вопросу о моменте перехода имеется и иная точка зрения. Так, Ю.Л. Ершов полагает, что момент перехода права требования должен определяться указаниями закона.

Документарное определение момента перехода, по его мнению, возможно только при передаче вещей, но не обязательственных прав, не имеющих материального носителя. Соответственно автор приходит к выводу о том, что "активных действий клиента (по передаче требований. - Е.Ш.) в договоре финансирования под уступку денежного требования в подавляющем большинстве случаев не требуется" <*>. При этом он отмечает, что определение момента перехода существующего требования в том случае, если договором предусматривается обязательство по его передаче, невозможно, поэтому существующее требование передается в момент заключения договора". В качестве исключения им рассматривается случай уступки, совершение которой обусловливается каким-либо обстоятельством.
--------------------------------
<*> См.: Ершов Ю.Л. Об обязанностях клиента по передаче требования в договоре факторинга // Журнал российского права. 2002. N 3. С. 106 - 107.

К числу сторонников точки зрения о том, что существующее требование переходит к новом кредитору при заключении договора об уступке, относится Е.А. Крашенинников <*>.
--------------------------------
<*> См.: Крашенинников Е.А. Основные вопросы уступки требования // Очерки по торговому праву. Ярославль, 1999. С. 24.

Таким образом, ряд современных цивилистов возвращается к распространенной в советское время точке зрения, согласно которой момент перехода прав к цессионарию связывался с моментом заключения договора об уступке <*>. Данная позиция основывалась на нецелесообразности нормативного регулирования обязательств по передаче права, что нашло отражение в законе: положениями ГК РСФСР такие обязательства не устанавливались. Так, договор дарения был сконструирован как исключительно реальный договор (ст. 256 ГК РСФСР 1964 г.). Предметом купли-продажи выступало имущество в целом (ст. 237 ГК РСФСР 1964 г.), однако положения о данном договоре применялись только к передаче вещей.

Предписаний о финансировании под уступку денежного требования Гражданским кодексом РСФСР 1964 г. не устанавливалось.
--------------------------------
<*> См.: Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Общее учение об обязательстве. М., 1950. С. 225 - 226.

В действующем ГК РФ содержится ряд договоров (к примеру, дарение, купля-продажа), предусматривающих обязательство по передаче имущественных прав, разновидностью которых являются права требования. Данное изменение гражданского законодательства не случайно: новый подход к регулированию цессионных отношений должен способствовать развитию оборота дебиторской задолженности, поскольку направлен на расширение сферы применения принципа диспозитивности в гражданских правоотношениях.

Согласно ч. 1 ст. 824 ГК РФ клиент уступает или обязуется уступить финансовому агенту денежное требование. Причем ни в этом, ни в каком-либо другом положении гл. 43 ГК РФ не уточняется, любое ли требование - будущее и существующее - может быть предметом уступки консенсуального договора. Таким образом, гражданским законодательством право сторон по заключению договора, устанавливающего обязанность по уступке существующего требования, не ограничивается и, следовательно, допускается.

Можно, конечно, полагать, что возможно лишь возникновение обязанности по передаче будущего требования. Однако анализ других договорных конструкций, устанавливающих обязательство по уступке требования, опровергает этот тезис.

Так, круг уступаемых при дарении требований ограничен правами, вытекающими из заключенных на момент уступки сделок, поскольку обещание подарить все свое имущество или часть его без указания на конкретный предмет дарения (вещь, имущественное право, в том числе требование, или освобождение от обязанности) является ничтожным в соответствии с ч. 2 ст. 572 ГК РФ. Поскольку будущие требования не могут быть предметом дарения, консенсуальный характер договора об уступке требования не может быть обусловлен необходимостью их передачи <*>. При этом не видится оснований для исключения договора финансирования под уступку денежного требования из ряда договоров, предусматривающих обязанность по уступке существующего требования. Другими словами, не ясно, почему содержание обязательства данного договора должно ограничиваться правами и обязанностями по уступке будущего требования. В этой связи следует согласиться с учеными, указывающими на возможность возникновения обязательства по передаче требования в рамках отношений финансирования под уступку денежного требования и при этом не ограничивающими предмет уступки будущими правами <**>.
--------------------------------
<*> При анализе положений о купле-продаже к такому выводу нельзя прийти, руководствуясь подобной логикой, т.к. законом прямо не запрещается купля-продажа будущих прав. Так, согласно ч. 2 ст. 455 ГК РФ договор купли-продажи может быть заключен в отношении товара, который будет создан или приобретен продавцом в будущем. С учетом п. 4 ст. 454, который устанавливает, что положения, предусмотренные настоящим параграфом, применяются к продаже имущественных прав, если иное не вытекает из содержания или характера этих прав, данный вывод может показаться спорным. Однако без детального анализа данного вопроса представляется преждевременным ограничивать предмет уступки при купле-продаже права кругом существующих требований.
<**> См.: Гражданское право. Ч. 2 / Под ред. Ю.К. Толстого, А.П. Сергеева. М., 1997. С. 440; Комментарий части 2 ГК РФ для предпринимателей. М., 1996. С. 168.

Таким образом, субъекты гражданского права вправе совершать сделки, устанавливающие обязательство уступки права, к одной из которых следует отнести и финансирование под уступку денежного требования. Обязанность клиента по уступке как существующего, так и будущего требования следует считать выполненной с момента передачи требования, который может определяться датой подписания акта передачи требования. Соответственно отказ от передачи, в частности отказ от подписания акта, свидетельствует о неисполнении клиентом данной обязанности.

Условие о сроке выполнения обязанности цедента, в том числе клиента, по передаче требования не относится законом к числу существенных условий, поэтому стороны вправе не указывать его в договоре. В этой связи передача требования должна осуществляться в разумный срок после заключения договора об уступке в соответствии с ч. 2 ст. 314 ГК. Стороны могут избежать применения данного положения, указав в договоре конкретный срок передачи требования.

Следует заметить, что для финансового агента и клиента точное определение наступления срока передачи требования является всегда исключительно важным. Поэтому данное условие договора финансирования было бы целесообразно закрепить в качестве объективно существенного условия. Именно так поступил законодатель при регламентации отношений по хранению: срок передачи вещи на хранение отнесен к существенным условиям договора хранения, предусматривающего обязательство профессионального хранителя принять вещь на хранение (ч. 2 ст. 886 ГК РФ).

Действия по выполнению обязанности по уступке будущих требований осуществляются по специальным правилам ст. 824 - 833 ГК РФ, отличающимся от предписаний, регулирующих отношения по передаче существующих требований.

Так, если в договоре финансирования под уступку существующего денежного требования может быть указан любой срок передачи права, то переход будущего требования ограничен законом временными рамками. Согласно ч. 2 ст. 826 ГК при уступке будущего требования оно считается перешедшим после того, как возникло право на получение с должника денежных средств. До момента возникновения право перейти не может. Отсюда можно сделать вывод о том, что недопустимо заключение реального договора финансирования, вступление в силу которого связывается с передачей будущей дебиторской задолженности.

Представляется, что формулировка "после того" в положении ч. 2 ст. 826 ГК РФ допущена не только в целях исключения передачи будущего требования до его возникновения, но и в целях закрепления сложившегося в судебной практике правила "полной перемены лиц в обязательстве" (т.е. при передаче права должна перейти и обязанность кредитора перед должником) <*>. При отсутствии согласия должника на перевод долга передача кредитором своих прав и обязанностей новому кредитору признается недействительной. Во избежание таких последствий кредитором обычно выполняется обязанность перед должником, после чего новому кредитору передается одно лишь право, на уступку которого согласия должника не требуется. Соответственно момент перехода будущего требования связывается не столько с возникновением права, сколько с погашением цедентом своей кредиторской задолженности. Поэтому в случае заключения реального договора, вступающего в силу с передачей товара, выполнением работ и оказанием услуг, право требования может быть передано при его возникновении. Однако, если между должником и кредитором заключается договор, устанавливающий обязанность кредитора, его право требования не может перейти без перевода долга до выполнения им своей обязанности перед должником. Поэтому, думается, затруднительно было определить в законе момент времени, начиная с которого возможен переход будущего требования.
--------------------------------
<*> Об этом см. подробней: Габов А.В. Некоторые проблемные вопросы уступки права // Юридический мир. N 3. 1999; Почуйкин В.В. Уступка требования в гражданском праве // Актуальные проблемы гражданского права. Вып. 4. М., 2002.

Таким образом, следует признать неточным указание в юридической литературе о том, что "будущее денежное требование считается перешедшим С (выделено мною. - Е.Ш.) момента возникновения права на получение с должника денежных средств по денежному требованию" <*>.
--------------------------------
<*> См.: Павлодский Е.А. Финансирование под уступку денежного требования // Закон. 1998. N 6. С. 123.

При подготовке Конвенции ЮНСИТРАЛ возобладала иная точка зрения о моменте перехода будущего требования. В соответствии с ней будущее требование предлагалось считать перешедшим в момент заключения договора об уступке. При этом отмечалось, что "на практике цессионарий приобретает права в будущей дебиторской задолженности только в том случае, если такая задолженность будет фактически создана, однако с юридической точки зрения моментом передачи будет считаться момент уступки" <*>. Этот подход был первоначально закреплен в ст. 10 проекта Конвенции, устанавливающей, что "без ущерба для права конкурирующего заявителя требования существующая дебиторская задолженность передается, а будущая дебиторская задолженность считается переданной в момент заключения договора уступки, если только цедент и цессионарий не укажут более поздний момент" <**>.

Показательно, что в итоге от данной нормы при подготовке Конвенции было принято решение отказаться <***>. Очевидно, что она могла существенно повлиять на участие ряда государств в международном соглашении. Тем самым момент перехода будущего требования, впрочем как и существующего, должен определяться внутренним правом стран - участниц Конвенции.
--------------------------------
<*> См.: Финансирование под дебиторскую задолженность: аналитический комментарий к проекту Конвенции об уступке при финансировании под дебиторскую задолженность. A/CN.9/489.13.03.2001. С. 43 - 44.
<**> См.: Финансирование под дебиторскую задолженность: аналитический комментарий к проекту Конвенции об уступке при финансировании под дебиторскую задолженность. A/CN.9/489.13.03.2001. С. 43.
<***> Конвенция ЮНСИТРАЛ по уступке дебиторской задолженности в международной торговле, принятая резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН 31 января 2001 г., не содержит положений, определяющих момент передачи как существующего, так и будущего требования. (См.: United Nations Convention on the Assignment of Receivables in International Trade. A/56/588 and Corr. 1.)

Как отмечает Л.А. Новоселова, в теории существуют две точки зрения о порядке перехода будущего или обусловленного права требования при уступке <*>. Согласно так называемой "теории промежуточности" уступленное требование возникает у цедента, а затем переходит к цессионарию. Согласно "теории непосредственности" требование возникает непосредственно в имуществе цессионария, не входя ни на мгновение в имущество цедента.
--------------------------------
<*> См.: Новоселова Л.А. Финансирование под уступку денежного требования // Вестник ВАС РФ. 2001. N 4. С. 110 - 111.

По мнению Е.А. Крашенинникова, "теория непосредственности" не согласуется с распорядительным характером уступки, который проявляется в том, что уступленное право выделяется из имущества цедента и переходит в имущество цессионария <*>.

Можно согласиться с этим доводом, однако при этом следует заметить, что действие данной теории предполагает создание юридической фикции. Именно так рассматривалась норма проекта Конвенции ЮНСИТРАЛ, предусматривающая, что будущее требование считается перешедшим в момент заключения договора об уступке <**>. Поэтому при разрешении дискуссии по определению момента перехода будущего требования следует руководствоваться не столько соображениями логики, "распорядительным характером уступки", сколько анализом правовых последствий того или иного решения.
--------------------------------
<*> См.: Крашенинников Е.А. Основные вопросы уступки требования // Очерки по торговому праву. Ярославль, 1999. С. 17.
<**> См.: Финансирование под дебиторскую задолженность: аналитический комментарий к проекту Конвенции об уступке при финансировании под дебиторскую задолженность. A/CN.9/489.13.03.2001. С. 43.

На самом деле, прежде чем перейти к цессионарию, требование должно возникнуть из договора, заключаемого цедентом с должником, т.е. первоначально требование должно появиться у цедента, который уже затем передает его фактору, выполняя перед ним свое обязательство. Однако более раннее определение момента перехода требования (до его возникновения) позволит цессионарию иметь преимущество при взыскании задолженности с должника по сравнению с другими кредиторами. Таким образом, теория "непосредственности" должна способствовать развитию отношений по уступке требования, и в частности факторинга. Именно по этим соображениям при разработке Конвенции ЮНСИТРАЛ предпочтение было отдано норме, определяющей момент перехода будущего требования моментом заключения договора об уступке.

Нормативное закрепление "теории непосредственности" в большей степени отвечает интересам финансовых агентов и в меньшей - контрагентов должника. Таким образом, этот шаг будет способствовать росту предложения по оказанию факторинговых услуг, но в то же время понизит спрос на них. Поэтому выбор "теории непосредственности" или "теории промежуточности" в науке гражданского права должен основываться на экономическом анализе рынка факторинговых услуг в России. При этом необходимо учитывать, что теория "непосредственности", наделяя финансовых агентов, по сути, правом на первоочередное удовлетворение требований, весьма существенно ограничивает права иных контрагентов должника.

Следует отметить, что проблема выбора той или другой теории ограничивается сферой уступки будущих прав.
"Теория распорядительности" в целом нашла закрепление в положениях ГК РФ. Ее непосредственное проявление видится в праве сторон определять момент уступки в соответствии со своими интересами. Закон указывает на возможность заключения договора, устанавливающего обязательство уступки, и при этом не предусматривает автоматической, т.е. не требующей от сторон совершения каких-либо действий, передачи требования. Переход требования связывается с совершением сделки, например с подписанием акта передачи (данным действием выражается воля цедента и цессионария, направленная на осуществление передачи требования), иначе было бы не ясно, как определять факт выполнения цедентом обязанности по передаче требования.

"Теория непосредственности" имеет отношение только к вопросу об уступке будущего требования до его возникновения. Ее нормативное закрепление позволит финансовому агенту осуществлять финансирование под передачу несуществующего права и иметь право на первоочередное удовлетворение должником его требования (требования других кредиторов, возникшие после момента заключения договора финансирования под уступку денежного требования, будут исполняться должником после этого).

В случае дополнения норм ГК РФ соответствующим правилом оно должно иметь диспозитивный характер. Иначе стороны будут лишены права по передаче будущего требования после его возникновения, что представляется нецелесообразным.

Помимо рассмотренного выше положения, устанавливающего, что при уступке будущего требования оно считается перешедшим после его возникновения, ч. 2 ст. 826 ГК РФ предусматривает норму, непосредственно с ним связанную, согласно которой дополнительного оформления уступки будущего требования не требуется.

Данная норма включена в ГК РФ в целях ускорения процедуры финансирования. В частности, при уступке большого количества требований, что, как правило, имеет место при "глобальной цессии", документарное оформление перехода каждого из них требует больших затрат, в том числе затрат по времени, поэтому является достаточно обременительным <*>.
--------------------------------
<*> При составлении акта передачи не допускается определение предмета передачи общими признаками, позволяющими определить его в момент передачи. Обычно в акте он описывается конкретным и исчерпывающим образом. Поэтому в отличие от договора, в котором может быть указан лишь общий критерий уступаемых требований (ч. 2 ст. 826 ГК), в акте о передаче должно быть определено каждое из них.

Согласно ч. 1 ст. 158 ГК РФ сделки совершаются устно или в письменной форме (простой или нотариальной). Данное положение прямо не предусматривает устную форму сделок. Однако в юридической литературе принято выделять таковую. Отсюда вышеуказанное положение ч. 2 ст. 826 ГК РФ освобождает стороны договора не только от составления документов, но и от необходимости устного согласования передачи будущего требования. Думается, что действия по передаче будущего требования, другими словами - сделка уступки, все же совершаются сторонами после возникновения требования. Согласно ч. 3 ст. 158 ГК РФ молчание признается выражением воли совершить сделку в случаях, предусмотренных законом или соглашением сторон. Так, при возникновении будущего требования финансовый агент или клиент могут отказаться от передачи требования; в противном случае, соглашаясь с передачей, они вправе не предпринимать никаких активных действий - их молчание будет свидетельствовать о намерении осуществить передачу требования. В данном случае молчание следует рассматривать как пассивное действие, направленное на прекращение прав у одного лица и возникновение их у другого лица.

Подобное норме ч. 2 ст. 826 ГК РФ положение установлено Конвенцией ЮНСИТРАЛ: если иное не предусмотрено договором, уступка одного или более будущих требований действительна без нового акта о передаче для уступки каждого отдельного требования (п. 2 ст. 8). Согласно Конвенции УНИДРУА "условие факторингового контракта, по которому уступаются будущие требования, передает их фактору в момент возникновения требования без необходимости нового акта о передаче" (п. "b" ст. 5). Из анализа данного положения Конвенции можно сделать вывод о том, что передача будущего требования в международном факторинге осуществляется автоматически, без каких-либо действий сторон (помимо, разумеется, заключения контракта). Следует заметить, что иностранное "act" имеет два значения: "действие" и "документ". В приведенном положении Конвенции УНИДРУА, очевидно, имеется в виду именно "действие". Вышеуказанная норма Конвенции ЮНСИТРАЛ сформулирована несколько иным образом: в ней не указывается, что положение договора "передает" требование.

Думается, что в данной норме речь идет о том, что при уступке будущего требования стороны вправе не оформлять свои действия по передаче. Такой подход, отраженный также и в российском законодательстве (ч. 2 ст. 826 ГК), представляется более приемлемым.

Разрешение вопроса о том, происходит ли передача будущего требования в силу сделки, совершаемой при возникновении будущего требования, либо в силу договора, имеет немаловажные последствия. Так, в одном случае может быть признана недействительной сделка, в другом - договор об уступке в целом либо в какой-то его части.

Думается, что именно поэтому в соответствии с Конвенцией УНИДРУА может быть признана недействительной уступка (передача) будущих требований, но не сам договор либо его условие, которое "передает их фактору в момент возникновения".

При "глобальной цессии" невозможно выделить условия факторингового контракта, передающие конкретные будущие требования, переход которых не соответствует закону. Условие здесь одно - "уступка всей дебиторской задолженности поставщика".

Соответственно если бы Конвенция устанавливала правило недействительности сделки уступки (ее следует отличать от самой уступки - передачи), то в случае незаконности перехода конкретного будущего требования необходимо было бы признавать ничтожным факторинговый контракт в целом, а следовательно, уступку всех требований, им предусмотренных. Неэффективность такого правового регулирования очевидна, поэтому Конвенция УНИДРУА исходит из того, что недействительными следует признавать не действия сторон, направленные на передачу, а их последствия - саму передачу.

При уступке требования у первоначального кредитора обычно возникает ряд обязанностей.

Обязанность по уведомлению должника по уступке обычно возлагается на цедента в случае заключения соглашения об открытой уступке требования <*>. Нормы ст. 382 - 390 ГК РФ прямо не указывают, какая из сторон извещает должника об уступке.

Отдельные авторы, отмечая, что положение ч. 3 ст. 382 ГК возлагает риск неблагоприятных последствий на цессионария, а не цедента, делают вывод о том, что обязанность по уведомлению должника лежит на новом кредиторе. Извещение должника об уступке совершается в интересах нового, а не прежнего кредитора, поэтому, на мой взгляд, об обязанности цессионария можно говорить лишь условно. Другое дело, когда цедент обязуется уведомить должника об уступке - здесь налицо обязанность, за неисполнение которой последний несет ответственность.
--------------------------------
<*> При скрытой цессии таковой обязанности соответственно нет. В этой связи нельзя согласиться с учеными, предлагающими в нормативном порядке установить императивную обязанность по уведомлению должника об уступке (См.: Керимова М.А. Уступка права требования в гражданском праве России: Автореф. дис... доктора юрид. наук. Ставрополь, 2002). Такое нововведение ограничит право сторон совершать сделки скрытой цессии, к которым относится конфиденциальный факторинг.

Сторонами в рамках выполнения обязательства по передаче требования помимо извещения должника о переходе права при открытой уступке требования, как правило, совершаются и другие действия: цедент предоставляет цессионарию документы, удостоверяющие право требования (ч. 2 ст. 385 ГК РФ), а цессионарий предоставляет должнику доказательства перехода требования (ч. 1 ст. 385 ГК РФ). Следует отметить, что совершение данных действий не имеет смысла при скрытой цессии, поскольку инкассацию платежа осуществляет первоначальный, а не новый кредитор. С этой точки зрения возлагать на нового кредитора обязанность по предоставлению должнику доказательств перехода требований, а на первоначального кредитора - обязанности по передаче документов, удостоверяющих право требования, и сообщению цессионарию сведений, имеющих значение для осуществления требований, было бы не совсем правильно. Так, в ч. 1 ст. 385 ГК не указывается, что цессионарий обязан предоставить доказательства должнику, но устанавливается право должника не исполнять обязательство в его адрес в случае невыполнения кредитором таких действий. Очевидно, что в случае скрытой цессии должник не может настаивать на предоставлении доказательств и соответственно воспользоваться своим правом, т.к. непосредственно в отношения с новым кредитором он не вступает.

В отличие от предоставления должнику доказательств перехода требования передача первоначальным кредитором новому кредитору документов, удостоверяющих право требования, и сообщение сведений, имеющих значение для осуществления требования, включаются законом в обязанности цедента. При скрытой цессии в совершении таких действий обычно нет смысла, поэтому, на мой взгляд, ч. 2 ст. 385 ГК следует дополнить словами: "если иное не предусмотрено договором об уступке".

При открытой цессии неисполнение указанных обязанностей может затруднить осуществление новым кредитором своего требования. Однако непередача цессионарию документов и непредъявление их должнику не влияют на переход требования в соответствии с договором об уступке: оно считается перешедшим независимо от совершения этих действий.

Порядок совершения действий по передаче требования определяется нормами гл. 24 ГК РФ (ч. 1 и ч. 2 ст. 385, ч. 3 ст. 382 ГК РФ). Данные нормы распространяются и на отношения финансирования под уступку денежного требования, а положения гл. 43 ГК РФ лишь конкретизируют их.

Согласно ч. 1 ст. 830 ГК РФ "должник обязан произвести платеж финансовому агенту при условии, что он получил от клиента либо от финансового агента письменное уведомление об уступке денежного требования данному финансовому агенту и в уведомлении определено подлежащее исполнению денежное требование, а также указан финансовый агент, которому должен быть произведен платеж". Данное положение в целом соответствует норме ч. 1 ст. 385 ГК, указывающей, что должник вправе не исполнять обязательство новому кредитору до представления ему доказательств перехода требования к этому лицу, однако в отличие от последней предусматривает возможность уведомления должника как первоначальным, так и новым кредитором. Сторона, извещающая должника, может быть определена договором об уступке, однако при отсутствии такового условия неясно, какая из сторон обязана это сделать, поскольку в законе нет диспозитивной нормы, решающей этот вопрос. Между тем не видится необходимости в нормативном регулировании данного аспекта отношений ввиду того, что в уведомлении должника заинтересован прежде всего финансовый агент: при отказе клиента он вправе сам известить дебитора.

Кроме того, ч. 1 ст. 830 ГК РФ прямо устанавливает необходимость уведомления должника для того, чтобы он исполнил свое обязательство в адрес нового кредитора, в отличие от ч. 3 ст. 382 ГК РФ, которая устанавливает только риск неблагоприятных последствий для нового кредитора в случае исполнения должником обязательства предыдущему кредитору. Однако принципиальных различий в регулировании этих отношений между двумя нормами не видится: из положения ч. 3 ст. 382 ГК вытекает правило, предусмотренное ч. 1 ст. 830 ГК.

Л.Г. Ефимова заявляет, что право не уведомлять должника о состоявшейся уступке требования косвенно вытекает из ч. 1 ст. 830 ГК РФ, и возможность скрытой уступки рассматривает как особенность, характерную только для уступки в отношениях финансирования под уступку денежного требования и отличающую ее от обычной цессии <*>. Между тем анализ вышеназванных нормативных предписаний не дает оснований для такого вывода: ч. 3 ст. 382 ГК РФ также не запрещает, а следовательно, разрешает совершать закрытую уступку, которая тем самым (в силу общего характера норм гл. 24 ГК РФ) возможна при купле-продаже права и других договорах об уступке требования.
--------------------------------
<*> См.: Ефимова Л.Г. Банковские сделки. Комментарий законодательства и арбитражной практики. М., 2000. С. 258.

Наиболее существенное дополнение нормами гл. 43 ГК РФ общих положений о перемене лиц в обязательстве ГК РФ заключается в том, что первыми устанавливаются обязательные требования к содержанию уведомления - в нем должно быть "определено подлежащее исполнению денежное требование, а также указан финансовый агент, которому должен быть произведен платеж", а также к форме уведомления - оно должно быть составлено в письменной форме (ч. 1 ст. 830 ГК РФ). Как уже было сказано ранее, для идентификации права требования достаточно указание основания его возникновения и должника. Следовательно, в уведомлении должна быть представлена информация о должнике, финансовом агенте и о договоре, из которого вытекает уступаемое требование.

Части 2 и 3 ст. 830 ГК РФ по сравнению с нормами главы 24 ГК РФ в этом плане не устанавливают ничего принципиально нового: "По просьбе должника финансовый агент обязан в разумный срок представить должнику доказательство того, что уступка денежного требования финансовому агенту действительно имела место. Если финансовый агент не выполнит эту обязанность, должник вправе произвести по данному требованию платеж клиенту во исполнение своего обязательства перед последним. Исполнение должником денежного требования финансовому агенту в соответствии с правилами настоящей статьи освобождает должника от соответствующего обязательства перед клиентом".

Одним из доказательств перехода требования, которое может быть представлено должнику, является акт передачи права, составленный финансовым агентом и клиентом. Между тем в ч. 2 ст. 826 ГК РФ указывается, что дополнительного оформления уступки будущих прав не требуется. В том случае, если стороны воспользовались данным правом, финансовый агент лишен возможности представить акт передачи права должнику. Однако о факте перехода требования может свидетельствовать уведомление об уступке, составленное клиентом, в этом случае его необходимо рассматривать как одно из доказательств. Как правило, передача будущих прав совершается в тех случаях, когда договором предусматривается оптовая уступка, достижение соглашения о которой свидетельствует о высокой степени доверительности в отношениях сторон. В таких случаях маловероятен отказ клиента от направления должнику извещения об уступке. Между тем ввиду того обстоятельства, что прямо законом обязанность клиента по уведомлению должника не установлена, финансовому агенту следует настоять на включении ее в текст договора.

Согласно ч. 2 ст. 830 ГК РФ финансовый агент обязан представить должнику доказательство в течение разумного срока. Думается, что последний следует определять в соответствии с ч. 2 п. 2 ст. 314 ГК РФ. Правило же о том, что должник имеет право исполнить свое обязательство в адрес первоначального кредитора в случае, если цессионарий не представит доказательств уступки, имеет общий для положений ч. 2 ГК РФ характер, поэтому его следует переместить в положения гл. 24 ГК РФ.

Содержание обязанности клиента по передаче права требования финансовому агенту конкретизируется положением ч. 1 ст. 827 ГК РФ: он должен уступить действительное право требования - в противном случае клиент несет ответственность перед финансовым агентом за действительность права, если договором финансирования под уступку денежного требования не предусмотрено иного. Согласно ч. 2 ст. 827 ГК денежное требование, являющееся предметом уступки, признается действительным, если клиент обладает правом на передачу денежного требования и в момент уступки этого требования ему неизвестны обстоятельства, вследствие которых должник вправе его не исполнять.

Таким образом, из ч. 2 ст. 827 ГК РФ вытекает, что ответственность клиента за недействительность права наступает в следующих случаях: 1) кредитор не обладает правом на передачу требования; 2) кредитор обладает правом на передачу требования, однако знает об обстоятельствах, вследствие которых должник вправе не исполнять его.

Представляется, что отсутствие права на передачу требования предполагает, что клиент владеет самим требованием. В этой связи следует заметить, что ч. 2 ст. 827 ГК не устанавливает ответственности за уступку клиентом требования, которым он не обладает. Соответственно возникает вопрос: должен ли клиент вообще обладать требованием, может ли клиентом выступать агент (посредник) клиента, которому в принципе могут быть даны полномочия на передачу требования? Согласно ч. 1 ст. 824 ГК РФ предметом уступки по договору финансирования является "требование клиента к третьему лицу, вытекающее из предоставления клиентом товаров, выполнения им работ или оказания услуг третьему лицу", поэтому в том случае, когда клиентом передается не принадлежащее ему либо вообще не существующее требование, он может быть привлечен к ответственности. Думается, что наличие у клиента права требования можно рассматривать как третье условие его действительности.

Обязанностью финансового агента по договору финансирования под уступку денежного требования является передача денежных средств. Реальный договор, чье вступление в силу связывается с финансированием, такую обязанность не предусматривает. Она возникает либо в консенсуальном договоре, либо в реальном договоре, заключаемом с момента передачи требования.

Положения ст. 824 ГК РФ не устанавливают ограничений очередности выполнения клиентом и финансовым агентом своих обязанностей. Так, не противоречит закону заключение договора, предусматривающего финансирование после передачи требования, в том числе после его инкассации. Предварительное финансирование, часто практикуемое за рубежом, которое, наоборот, состоит в передаче средств до получения платежа, а в большинстве случаев - непосредственно при возникновении и передаче требования, также соответствует положениям гл. 43 ГК РФ. Такое финансирование обычно предоставляется не одной суммой, а двумя: при уступке требования уплачивается около 80% от его номинала, при получении исполнения от должника - остальные 20%. Подобный порядок оплаты требования прямо не предусматривается нормами ст. 824 - 833 ГК РФ, однако и не запрещается, а следовательно, допускается ими.

Ответственность за ненадлежащее исполнение обязательства уступки предусматривается положениями ст. 827 ГК РФ. Кроме того, как указывалось выше, клиент может быть привлечен также к ответственности за неисполнение данного обязательства в том случае, когда сделка уступки не совершается, что имеет место, к примеру, при отказе клиента от подписания акта передачи.

Положениями гл. 24 ГК также устанавливается ответственность за передачу недействительного права (ст. 390 ГК), однако понятие действительности права прямо ими не устанавливается. Между тем положениями данной главы устанавливаются нормативные требования к уступке права. Согласно ч. 1 ст. 388 ГК РФ уступка требования кредитором другому лицу допускается, если она не противоречит закону, иным правовым актам или договору; согласно ч. 2 этой же статьи не допускается без согласия должника уступка требования по обязательству, в котором личность кредитора имеет существенное значение для должника. В соответствии со ст. 383 ГК РФ переход к другому лицу прав, неразрывно связанных с личностью кредитора, в частности требований об алиментах и о возмещении вреда, причиненного жизни или здоровью, не допускается. Таким образом, ст. 390 ГК устанавливается ответственность за передачу недействительного права, а ст. 383 ГК и ст. 388 ГК исходят из того, что недействительным должно признаваться не требование, а сама передача.

Думается, что разграничение ситуаций, в которых недействительными являются уступка и само требование, не имеет правового значения: и в том и в другом случае необходимо вести речь о недействительности сделки уступки, т.е. действий сторон, направленных на передачу требования. Соответственно следует исходить из того, что положением ст. 390 ГК РФ устанавливается ответственность за ненадлежащее исполнение первоначальным кредитором обязательства уступки в целом, в том числе за нарушение нормативных требований, предусмотренных ст. 388 ГК и ст. 383 ГК.

Следует заметить, что ст. 412 ГК РФ предусматривается право должника зачесть против требования нового кредитора свое встречное требование к первоначальному кредитору, но при этом положениями гл. 24 ГК РФ ответственность цедента перед новым кредитором в таких случаях не устанавливается. Видимо, здесь следует применять ст. 390 ГК РФ, а само право рассматривать как недействительное, несмотря на то что норма, из которой вытекала бы недействительность требования при использовании должником своего права в соответствии со ст. 412 ГК РФ, по сути, отсутствует.

Нормативного разрешения здесь требует вопрос о том, следует ли возлагать в рассматриваемой ситуации ответственность на цедента независимо от того, известны были ему обстоятельства, вследствие которых должник вправе не исполнять уступаемое требование, или нет.

Указанные пробелы в законе свидетельствуют о необходимости правового определения понятия "действительность" требования.

Перенос положения ч. 2 ст. 827 из гл. 43 в гл. 24 ГК РФ позволил бы устранить данную проблему.

В соответствии с ч. 2 ст. 827 ГК РФ финансовый агент при уступке недействительного права должен доказать то, что клиент не обладал соответствующим правом (и правом на его передачу), а также то, что на момент его передачи ему были известны обстоятельства, вследствие которых должник вправе его не исполнять. Думается, что доказывание факта осведомленности клиента может оказаться затруднительным, поэтому положение ч. 2 ст. 827 ГК РФ целесообразно изложить в иной редакции: "Денежное требование, являющееся предметом уступки, признается действительным, если клиент обладает правом на передачу денежного требования и в момент уступки этого требования ему не известны или не должны быть известны обстоятельства, вследствие которых должник вправе его не исполнять".

Вполне допустима ситуация, когда ненадлежащее исполнение клиентом обязательства обнаруживается после передачи им своего требования финансовому агенту. Примером здесь может послужить поставка товара со скрытыми недостатками. В соответствии со ст. 832 ГК РФ должник имеет право предъявить данные требования к зачету при исполнении своего обязательства финансовому агенту.

Возникает вопрос: вправе ли последний учесть эти требования при финансировании клиента?

Как указывалось выше, в коммерческой практике зарубежных стран в случае предварительного финансирования клиенту уплачивается обычно около 80% от номинальной стоимости финансируемого долга. Остальные 20% передаются клиенту после получения средств с должника за вычетом вознаграждения <*> фактора и стоимости предъявленных к зачету должником требований. В этой связи следует заметить, что в ст. 824 - 833 ГК РФ, по сути, отсутствует положение, дающее финансовому агенту право требовать от клиента возмещения стоимости принятых к зачету требований должника, об основании которых клиент не был осведомлен при передаче требования.
--------------------------------
<*> В этой связи активные действия по исполнению своей обязанности по уплате вознаграждения клиент, как правило, не совершает - финансовый агент удерживает его из указанных 20% суммы финансирования. Вероятно, поэтому в положениях ст. 824 - 833 ГК РФ данная обязанность не выделяется. Данная специфика уплаты вознаграждения финансовому агенту за оказанные услуги позволяет не рассматривать подробно соответствующее обязательство клиента.

Клиент при уступке права вполне может не знать о скрытых недостатках поставленного должнику товара, поэтому уступаемое финансовому агенту право требования оплаты такого товара будет действительным в полном объеме согласно ч. 2 ст. 827 ГК РФ.

Соответственно в таких случаях клиент не несет ответственности перед финансовым агентом за недействительность соответствующей части требования (к примеру, составляющей сумму, на которую снизилась стоимость некачественного товара).

Представляется, что вышеуказанное дополнение положения ч. 2 ст. 827 ГК РФ словами "или не должны быть известны" разрешает эту проблему.

В Конвенции ЮНИСТРАЛ правило об ответственности цедента за недействительность уступаемого требования сформулировано несколько иначе. В соответствии с ч. 1 ст. 12 Конвенции, если цедент и цессионарий не договорились об ином, в момент заключения договора об уступке цедент заверяет, что: а) цедент обладает правом уступать дебиторскую задолженность; b) цедент не уступал дебиторскую задолженность ранее другому цессионарию и с) должник не имеет и не будет иметь никаких возражений или прав на зачет. В отличие от нормы ч. 2 ст. 827 ГК РФ в данном положении обстоятельства, вследствие которых должник вправе не исполнять требование, не обязательно должны быть известны цеденту - он несет ответственность даже в том случае, когда он не знал о них. То различие, что ответственность первоначального кредитора по Конвенции связана с предъявлением должником своих требований к зачету (цедент отвечает, если должник имеет возражения или права на зачет), а по ГК РФ - с обстоятельствами, влекущими возможность заявления встречных требований (клиент отвечает, если он знает при уступке об обстоятельствах, вследствие которых должник вправе не исполнять уступленное требование), думается, не имеет значения.

Следует также обратить внимание на то, что действительность требования определяется по Конвенции не только на момент уступки требований, но и в дальнейшем, поскольку цедент гарантирует, что "должник не имеет и не будет иметь никаких возражений или прав на зачет", как указывается в п. "с" ч. 2 ст. 12 Конвенции. В российском праве, думается, нет смысла распространять момент определения действительности уступаемого требования на будущее время - после уступки, поскольку она связывается с обстоятельствами, являющимися основаниями для возражений и прав на зачет, а не с появлением возражений и прав должника на зачет. Соответственно должник может предъявить их финансовому агенту после передачи требования - важно лишь, чтобы данные обстоятельства существовали на момент уступки права.

В ч. 2 ст. 827 ГК РФ не выделяется такое условие недействительности права, как более ранняя его уступка другому лицу. Думается, что требование в такой ситуации в соответствии с ч. 2 ст. 827 ГК РФ можно считать недействительным, поскольку цедент при второй уступке уже не обладает правом на передачу требования.

По общему правилу клиент не отвечает за исполнимость уступаемого требования, однако иное может быть предусмотрено договором (ч. 3 ст. 827 ГК РФ). В этом случае требование должно характеризоваться не только признаком действительности, но и признаком исполнимости.

Особый интерес вызывает различие между формулировками в ч. 1 и ч. 3 ст. 827 ГК РФ: "несет перед финансовым агентом ответственность" и "отвечает". Очевидно, что в случае недействительности права, являющегося предметом уступки, финансовый агент вправе потребовать от клиента возмещения убытков <*>. Возникает вопрос: имеет ли он право требовать возмещения убытков, включая упущенную выгоду, либо только реального ущерба в случае неисполнения должником требования?

Анализ положений ГК РФ позволяет сделать вывод о том, что обороты "отвечает" и "несет ответственность" имеют одно и то же значение. В соответствии с данным выводом финансовый агент вправе потребовать от клиента уплаты стоимости долга и уплаты упущенной выгоды (в виде вознаграждения за финансовые услуги): ответственность первоначального кредитора за неисполнимость требования (равно как и за его недействительность) не ограничена.

Такое развитие ситуации для клиента крайне невыгодно: он не только лишается финансирования и остается с нереализованной дебиторской задолженностью, но еще и должен уплатить определенную сумму финансовому агенту. Поэтому клиенту следует уступать право по договору факторинга с правом обратного требования только в том случае, если он уверен в его исполнимости либо если финансовый агент согласен на включение в договор условия о возмещении убытков в меньшем размере в соответствии с ч. 1 ст. 15 ГК РФ.
--------------------------------
<*> Диспозитивный характер гражданско-правового регулирования на современном этапе предоставляет возможности сторонам в рамках заключаемого договора определить меры (санкции) гражданско-правовой ответственности за каждый случай неисполнения либо ненадлежащего неисполнения обязательств.

Однако, как показывает анализ практики по заключению договоров финансирования под уступку денежного требования, стороны не используют предоставленные им возможности по договорному саморегулированию своих отношений, в том числе по установлению санкций в форме неустойки.

Договором между кредитором и должником может быть установлен запрет на уступку сторонами права требования. Однако в п. 1 ст. 828 ГК РФ устанавливается правило о том, что уступка денежного требования финансовому агенту является действительной, даже если между клиентом и его должником существует соглашение о ее запрете или ограничении. Тем самым применение положения к отношениям финансирования под уступку денежного требования ст. 388 ГК РФ, согласно которому уступка требования кредитором другому лицу допускается, если она не противоречит закону, иным правовым актам или договору, ограничивается. Однако, несмотря на действительность передачи клиентом требования в нарушение договора с должником, он не освобождается от ответственности за нарушение установленного договором запрета или ограничения по уступке прав (п. 2 ст. 828 ГК РФ). И только клиент, но не финансовый агент, несет такую ответственность. В соответствии с п. 2 ст. 832 ГК РФ исключается правомерность предъявления должником требований, которые последний мог бы предъявить клиенту в связи с нарушением им соглашения о запрете или об ограничении уступки права требования.

Следует отметить, что положения ст. 828 ГК РФ направлены на развитие отношений финансирования под уступку денежных отношений. Аналогичные нормы существуют в Конвенциях ЮНСИТРАЛ (ст. 9) и УНИДРУА (ст. 6).

В ч. 1 ст. 824 ГК РФ выделяется уступка как элемент финансовой услуги, оказываемой по договору финансирования под уступку денежного требования, и как способ обеспечения исполнения обязательства по возврату денежной суммы финансовому агенту.

Статья 831 ГК РФ, регламентирующая права финансового агента на суммы, полученные от должника, развивает вышеуказанное положение о различных формах уступки. Согласно ч. 1 данной статьи в случае, если по условиям договора финансирования под уступку денежного требования финансирование клиента осуществляется путем покупки у него этого требования финансовым агентом, последний приобретает право на все суммы, которые он получит от должника во исполнение требования, а клиент не несет ответственности перед финансовым агентом за то, что полученные им суммы оказались меньше цены, за которую агент приобрел требование. В соответствии с ч. 2 ст. 831 ГК РФ в случае, если уступка денежного требования финансовому агенту осуществлена в целях обеспечения исполнения ему обязательства клиента и договором финансирования под уступку требования не предусмотрено иное, финансовый агент обязан представить отчет клиенту и передать ему сумму, превышающую сумму долга клиента, обеспеченную уступкой требования. При этом если денежные средства, полученные финансовым агентом от должника, оказались меньше суммы долга клиента финансовому агенту, обеспеченной уступкой требования, клиент остается ответственным перед финансовым агентом за остаток долга.

Представляется, что нет необходимости выделять уступку как способ обеспечения исполнения обязательства. Дебиторская задолженность является менее ликвидным активом, чем деньги, поэтому при уступке требования клиент всегда преследует цель его реализации, получения финансирования; в гораздо меньшей степени он заинтересован в возврате денежной суммы обратно финансовому агенту и получении права требования. Поэтому, уступая требование для обеспечения исполнения кредитного обязательства, цедент не возвращает денежную сумму.

Установленные ч. 1 и ч. 2 ст. 831 ГК РФ правила определения прав финансового агента на суммы, полученные от должника, не имеют непосредственной связи с видом уступки (способом обеспечения исполнения обязательства и встречной финансированию обязанности). Поэтому представляется возможным изложить ст. 831 ГК РФ в следующей редакции: "Финансовый агент приобретает право на все суммы, которые он получит от должника во исполнение требования, а клиент не несет ответственности перед финансовым агентом за то, что полученные им суммы оказались меньше цены, за которую агент приобрел требование, если иное не предусмотрено договором".

Как было указано выше, если факт ненадлежащего исполнения обязательства клиентом по основному договору становится должнику известным после передачи требования - при его предъявлении финансовым агентом, - но до погашения долга, то должник вправе предъявить соответствующие требования к зачету.

Какие последствия наступают в случае, если данное обстоятельство выясняется после погашения должником долга перед финансовым агентом? В соответствии со ст. 833 ГК РФ должник не вправе требовать от финансового агента возврата сумм, уже уплаченных ему по перешедшему к финансовому агенту требованию, если должник вправе получить такие суммы непосредственно с клиента.

Однако должник, имеющий право получить непосредственно с клиента суммы, уплаченные финансовому агенту в результате уступки требования, тем не менее вправе требовать возвращения этих сумм финансовым агентом, если доказано, что последний не исполнил свое обязательство осуществить клиенту обещанный платеж, связанный с уступкой требования, либо произвел такой платеж, зная о нарушении клиентом того обязательства перед должником, к которому относится платеж, связанный с уступкой требования (ч. 2 ст. 833 ГК).

Конвенция УНИДРУА регулирует отношения по возврату должнику денежных сумм в случае нарушения клиентом договора аналогичным образом (ст. 10). Конвенция ЮНСИТРАЛ предусматривает иное правило: согласно ст. 21 неисполнение первоначального договора не дает должнику права требовать от цессионария возврата каких-либо сумм, уплаченных должником цеденту или цессионарию. Указанное правило направлено прежде всего на защиту интересов нового кредитора. Исключения из правила о запрете должнику требовать от цессионария возврата денежных сумм, предусматриваемые ст. 10 Конвенции УНИДРУА (и ст. 833 ГК РФ) для случаев неосновательного обогащения или недобросовестности со стороны цессионария, были "сочтены неуместными в контексте широкого диапазона сделок по финансированию или обслуживанию", охватываемых Конвенцией ЮНСИТРАЛ. В связи с этим в аналитическом комментарии к проекту Конвенции указано, что "такие исключения, действующие в качестве гарантии цессионария применительно к исполнению первоначального договора цедентом, являются, возможно, уместными в особых связанных с факторингом ситуациях, рассматриваемых в Оттавской конвенции" <*>.
--------------------------------
<*> См.: Финансирование под дебиторскую задолженность: Аналитический комментарий к проекту Конвенции об уступке при финансировании под дебиторскую задолженность. A/CN.9/489/Add.1. 22.05.2001. С. 16.

Следует отметить, что положения ст. 824 - 833 ГК РФ также регулируют широкий круг отношений, не ограничиваясь факторингом. Поэтому с вышеуказанной позицией, которая легла в основу ст. 21 Конвенции ЮНСИТРАЛ, можно согласиться применительно также к отношениям финансирования под уступку денежного требования. Однако более точно позиция по этому вопросу отражена в положениях ст. 833 ГК РФ и ст. 10 Конвенции УНИДРУА: необходимо допускать право должника требовать возврата денежных сумм, уплаченных финансовому агенту, в случаях неосновательного обогащения или недобросовестности последнего.

Положения ст. 10 Конвенции УНИДРУА и ст. 833 ГК РФ имеют большое сходство, однако при этом они не являются идентичными.

Согласно ст. 833 ГК РФ должник вправе требовать от финансового агента возврата денежных сумм в случае ненадлежащего исполнения обязательства, но не исполнения обязательства, в отличие от Конвенции УНИДРУА. Данная особенность положений ст. 833 ГК РФ основана на том, что уступка права при наличии неисполненной обязанности не допускается в российском гражданском праве. Указанный подход нашел свое отражение в ст. 824 ГК РФ, согласно которой предметом уступки договора финансирования могут выступать требования, вытекающие из предоставления товаров, выполнения работ и оказания услуг.

Между тем в гражданском праве развитых стран допускается уступка прав кредитора без перевода его обязанности. На необходимость введения правила, позволяющего передавать право требования с сохранением обязанности на цеденте, указывают и современные российские авторы <*>. С их предложением можно согласиться, однако следует заметить, что такое нововведение не будет действовать без закрепления норм, детально регулирующих отношения между цедентом, цессионарием и должником, складывающихся при передаче права отдельно от обязанности. В качестве ориентира для разработки данных положений следует взять Конвенцию ЮНСИТРАЛ об уступке прав требований в международной торговле, которая в этом аспекте представляет собой несомненную ценность.
--------------------------------
<*> См.: Почуйкин В.В. Уступка требования в гражданском праве // Актуальные проблемы гражданского права. Вып. 4. М., 2002.

"Бюллетень нотариальной практики", 2004, N 1