Приезд брата был для нас истинный праздник. Со мною он был ласковее, чем с другими, и чаще играл и шутил. У старшей сестры была огромная датская собака "Дорогой": брат часто сажал меня на нее и заставлял катать, а сам погонял. Приезжая, брат всегда привозил много разных гостинцев, конфект и проч., очень любил нам делать подарки и никогда не отдавал их все вдруг. Дома он очень входил в хозяйство и занимался усадьбой и садом; он сам раскрасил красками стены и потолки в зале и гостиной, наденет,
бывало, белый фартук, станет на высокую скамейку и большими кистями рисует,- так он нарисовал бордюры, букеты и арабески. По утрам он занимался со мною и Annette и учил нас географии и истории; расскажет сначала сам, а потом заставит повторить сперва Annette, потом меня. Брат приехал за нами, чтоб отвезти нас в Петербург в Патриотический институт, где он преподавал историю. Он хлопотал сам обо всем, входил во все подробности, даже в заказ нашего гардероба, делал нам платья дорожные, для поступления в институт
и для других случаев. (Ел. Вас. Гоголь-Быкова (сестра писателя).
* * *
В Петербурге брат старался доставить нам всевозможные удовольствия: возил нас по нескольку раз в театр, зверинец и другие места. Раз повез он нас в театр и велел нам оставить наши зеленые капоры в санях извозчика; кончается спектакль, зовем извозчика, а его и след пропал; пришлось, таким образом, брату заказывать новые. Квартиру брат переменял при нас два раза и устраивал решительно все сам, кроме занавесок, которые шила женщина, но которые он все-таки сам кроил и даже показывал, как шить. Вечерами
у него бывали гости, но мы почти никогда не выходили; иногда он устраивал большие вечера по приглашению, и тогда опять всегда сам смотрел за всеми приготовлениями и даже сам приготовлял какие-то сухарики, обмакивая их в шоколад,- он их очень любил.
Не выходя к гостям брата, мы все-таки имели возможность наблюдать их приезд из одного окна своей комнаты, которое выходило в переднюю. Мы прожили таким образом с братом, кажется, с месяц; в это же время он нас сам подготовлял к поступлению в институт, не забывая в то же время покупать нам разные сласти и игрушки. Несмотря на всю свою молодость в то время, он заботился и пекся о нас, как мать. (Е. В. Гоголь-Быкова).
Назначенного вместо Орлая, нового директора—Ясновского ожидали в Нежине со дня на день еще на сырной неделе; но сдача прежней службы (по дворянским выборам) и семейные дела задержали его приезд. Прошел Великий пост, прошла и Светлая неделя, а гимназия оставалась по-прежнему без начальника. Профессор Шаполинский, временно исполнявший обязанности директора, и ранее не находил нужным вмешиваться в распоряжения инспектора Белоусова, как ближайшего заместителя директора; а теперь Казимир Варфоломеевич,
живший всегда анахоретом исключительно для своей науки, на 37-м году жизни решился вдруг сделаться семьянином. Совершенно понятно, что на первых порах после свадьбы свой собственный дом быль для пего куда ближе казенного с сотнями чужих и довольно распущенных детей. Таким образом, всю тяжесть управления зтою громадною семьей должен был нести на своих плечах постоянный помощник неприбывшего еще главы дома — инспектор Белоусов. Всего более озабочивали его студенты-литераторы и театралы, которые, того и гляди,
могли выкинуть опять какое-нибудь непредвидимое коленце. Но тут на выручку Николаю Григорьевичу явился профессор немецкой словесности—Зингер, сумевши пробудить опять в молодежи охоту к литературными занятиям.
Нежинской гимназии в отношении преподавателей новых иностранных языков вообще посчастливилось, благодаря незабвенному директору ее Орлаю: как завзятый филолог, придавая особенное значение чтению иностранных авторов в оригинале, он успел завербовать для своего заведения таких двух образцовых словесников, глубоко преданных своему делу, как француз Ж а н – Ж а к (по-нежинскому И в а н Я к о в л е в и ч) Л а н д р а ж е н и немец Ф р и д р и х - И о с и ф 3 и
н г е р (перекрещенный ножницами точно также в Ф е д о р а О с и п о в и ч а).
«Зингер открыл нам новый, живописный родник поэзии», говорит в своих воспоминаниях Кукольник. «Любовь к человечеству, составляющая поэтический элемент творений Шиллера, по свойству своему прилипчивая, быстро привилась и к нам и много способствовала развитию характера многих. До Зингера на немецких лекциях обыкновенно отдыхали сном послеобеденным. Он умел разогнать эту сонливость увлекательным преподаванием, и не прошло и года — у нового профессора были ученики, переводившие «Д о н – К а
р л о с а» и другие драмы Шиллера; а вслед затем и Гёте, и Кернер, и, Виланд, и Клопшток, и все, как называли, классики германской литературы, не исключая даже своеобразного Жан-Поль-Рихтера, в течение четырех лет были любимым предметом изучения многих учеников Зингера».
К числу этих многих до 1827 года Гоголь во всяком случае не принадлежала. Едва ли не им же временное увлечение товарищей немецкою литературой было названо «нашествием готов». Но однажды как-то он подготовил заданный Зингером урок лучше обыкновенного и заслужил двойку с крестом, а после класса Федор Осипович совершенно неожиданно взял его под руку и пошел разгуливать с ним по коридору.