В "Отечественных Записках" 1830 года, в февральской и мартовской книжках, была помещена, без имени автора, повесть Гоголя под заглавием: "Бисаврюк, или Вечер накануне Ивана Купала. Малороссийская повесть (из народного предания), рассказанная дьячком Покровской церкви". Неизвестно, какой гонорар получил Гоголь за эту повесть... Издатель "Отечественных Записок" Свиньин во многих местах повести исправил по-своему слог и придал ему тяжелые
обороты напыщенного литературного изложения . Гоголь прекратил вследствие этого свое участие в "Отечественных Записках". (Н. С. Тихонравов)
* * *
В декабре 1830 г, вышел альманах "Северные Цветы на 1831 год" (цензурное разрешение подписано 18 декабря), где напечатана глава из "исторического романа" Гоголя за подписью оооо .
1 янв. 1831 г. вышел N 1 "Литературной Газеты", где напечатана глава из малороссийской повести Гоголя "Учитель" (подписано П. Глечик) и его статья "Несколько мыслей о преподавании детям географии" (подписано Г. Янов).
16 янв. 1831 г. вышел N 4 "Литературной Газеты", где напечатана статья Гоголя "Женщина", подписанная его фамилией. (А. И. Кирпичников. Опыт хронологической канвы к биографии Гоголя)
* * *
В первые годы литературной своей деятельности Гоголь работал очень много; к маю 1831 года у него уже готово было несколько повестей, составивших первый том "Вечеров на хуторе близ Диканьки". Не зная, как распорядиться этими повестями. Гоголь обратился за советом к П. А. Плетневу. Плетнев хотел оградить юношу от влияния литературных партий и в то же время спасти повести от предубеждения людей, которые знали Гоголя лично или по первым его опытам и не
получили о нем высокого понятия. Поэтому он присоветовал Гоголю, на первый раз, строжайшее incognito и придумал для его повестей заглавие, которое возбудило бы в публике любопытство. Так появились в свет "Повести, изданные пасичником Рудым Паньком", который будто бы жил возле Диканьки, принадлежавшей князю Кочубею. Книга была принята огромным большинством любителей литературы с восторгом. (П. А. Кулиш)
Глава пятнадцатая. Около сцены, на сцене и за кулисами.
Ты что это, брать, в молчальники опять записался?— заметил как-то Гоголю Кукольник.— Снял бы хоть раз маску, Таинственный Карло.
— Во многом глаголании несть спасения,— был унылый ответ.— Все мы носим невидимую маску, которую снимаем только под видимой.
— Зафилософствовал! А что, в самом деле, скоро масленица; не устроить ли нам маскарада или хоть спектакля?
Гоголь встрепенулся.
— Умное слово приятно и слышать! Билевич, правда, против спектаклей; но толцыте—и отверзется.
— Все ведь теперь во власти Белоусова,— подхватил Кукольник. — Шаполинский хоть и директорствует, но только номинально.
— Ну, он-то, как и Белоусов, за нас. Лишь бы нам предоставили самим выбрать пьесы.
— Слава Богу, мы уже теперь не мальчики! Нынче же созовем свой театральный комитет.
— И прекрасно. А режиссером будешь по-прежнему ты, Нестор? Знаешь что: я, признаться, не прочь бы взять на себя русские пьесы...
— А сделай, брат, одолжение. С меня будет и иностранных да музыки.
— Вот за это сугубое спасибо. Идем же, идем сейчас к Белоусову.
Согласие инспектора Белоусова было получено без затруднений, а вечером того же дня в библиотечной комнате состоялось и заседание «театрального комитета», в состав которого двумя заправилами были допущены только намеченные ими вперед актеры. После довольно оживленных прений был составлен полный репертуар, да тут же разобраны и роли. «Коронною» пьесой был назначен фонвизинский «Недоросль», а две главные в ней роли, П р о с т а к о в
о й и М и т р о ф а н у ш к и, предоставлены самим режиссерам; роль С к о т и н и н а взял себе Божко, К у т е й к и н а — Григоров, Ц ы ф и р к и н а— Миллер, С о ф ь и — Бороздин Яков, С т а р о д у м а— Базили.
Далее из русских пьес выбор остановился еще на двух оригинальных: «Неудачный примиритель» Княжнина и «Лукавин» Писарева, да на одной переводной— «Береговое право» Коцебу; а из иностранных—на двух французских комедаях Мольера и Флориана и одной немецкой — Коцебу.
Ближайшею заботою Гоголя были теперь кулисы. По этой части он нашел себе незаменимого помощника в Прокоповиче: тот без устали рыскал для него по городским лавкам за всякими материалами, а затем, по указаниям своего друга-патрона, оклеивал вчерне кисеей и бумагой деревянные остовы, сколоченные стариком-дядькой Симоном. Сам Гоголь давал декорациям «последнюю политуру», расписывая их широкою кистью декоратора-художника. Под его волшебною
рукою вырастала то новая сцена с окнами и дверью, то раскидистое дерево, то целая малороссийская хата. Последняя возбуждала немалое недоумение и любопытство остальных актеров, так как ни в одной из репертуарных пьес не значилось такой хаты. Но на все расспросы по этому поводу у «Таинственного Карло» был один загадочный ответ: