При закрытии подписчики были переданы в рассылку "Полезные советы родителям" на которую и рекомендуем вам подписаться.
Вы можете найти рассылки сходной тематики в Каталоге рассылок.
Граник С.-М. Pro memoria: Хрупкому и ускользающему следу рыжего хвоста посвящается… / Ил. Е.Коробейниковой; Дизайн и ил. Д.Парфёнова. — Екатеринбург: Филантроп, 2007. — 155 с.: ил. Уже по «хрупкому следу хвоста» — уж не знаю, чей это хвост, но сведения о его наличии вынесены прямо на обложку, — можно догадаться, что перед нами книга безумно оригинальная, чрезвычайно нестандартная и удивительно своеобразная.
Эти образы и грёзы, а точнее — штампы, настолько примитивные, что их и критиковать-то как-то неловко, оформляются в лучших традициях отечественной графомании. «Легкокрылом» рифмуется с «накрыло», «любовью» — на полном серьёзе с «кровью», «луна» — «больна», «разлуки» — «руки»; так что когда «ночи» тащат за собой «отзвук чувственных пророчеств», это уже выглядит как большое творческое
достижение.
Как угодно, но завязка получается неубедительная. Если мы здесь заметим, что писательница изъясняется несколько невнятно, это ведь не прозвучит прямым оскорблением? В сущности, повесть представляет собой череду эпизодов из советского, бестолкового и неприглядного детства. То ребёнок мыло съедает и пугает всех родственников, то валандается по коридору и кидается бабушкиной шапкой, то сдуру переводит мамин будильник, то подбирает на помойке игрушечную лошадь, то закатывает традиционные детские истерики по поводу и без… Пересказ этих эпизодов накладывается на описание общежитского существования ― измученная сомнительным тантальством мать всё-таки покинула вулкан родительского деспотизма и пребывает теперь в свободном плавании по волнам неустроенного быта (причём никакого мужа-и-отца в этих волнах по-прежнему не видно). А в самом конце спасённая жертва приземлённой идейности… получает ордер на квартиру! «Моя мама вне себя, она счастлива». Теперь у любительницы Гёте и Дега будет отдельная квартира, у ребёнка ― своя комната! Прямо коммунально-бытовой хэппи-энд. Разумеется, финал повести украшен лирической нотой: «Я выхожу в коридор, мне почему-то грустно. Вдруг я понимаю, что вовсе не хочу уезжать. Я люблю этот дом, эту улицу и даже школу». Что может быть банальнее такой лирической ноты, я даже не знаю. И не знаю я, чего ради затевалась повесть. Ради череды мгновенных зарисовок в обрамлении тонких душевных движений? Да только особой тонкости читатель, пожалуй, не видит. Не в том же тонкость, что бывший ребёнок, а ныне писательница с наслаждением перечисляет свои детские чудачества, причём никак не может выбрать тон повествования ― то умиляется, то пытается иронизировать. Точнее, себя-ребёнка автор описывает со снисходительным сочувствием (вот, мол, что я вытворяла-то!), прочих ― с презрением и даже некоторой брезгливостью. Честно говоря, мне непонятно, чем вполне положительные (за исключением вредных одноклассников и плохой учительницы в «школьной» главе) персонажи провинились перед автором, и с какой стати Сарра-Мария Граник изображает их в таком неприглядном виде? И, к сожалению, эта повесть, как многие мемуарные повествования о детстве, грешит вполне типичным недостатком: автор пересказывает события, ограничиваясь воспоминанием как таковым, не в силах осмыслить его обобщённо, не умея сопоставить индивидуальный опыт с общечеловеческим. Автобиографическая повесть хороша только тогда, когда автор может поделиться уникальным опытом переживания детства как особой категории пространства-времени. Здесь же, в детских переживаниях Муськи (автобиографическая героиня С.-М. Граник) нет ничего своеобразного, ничего такого, что может быть интересным, радостным или притягательным для постороннего человека. Содержание повести сводится к перечню «случаев»; ребёнок не «растёт», не становится умнее, не приходит к новому осмыслению действительности, не делает для себя ни одного морального вывода — только демонстрирует неспособность к адекватному познанию окружающего мира… Остаётся предположить, что глубина и художественное совершенство сочинений Сарры-Марии Граник недоступны примитивно мыслящему существу, каковым в данном случае выступает рядовой рецензент. Должно быть, мне ещё расти и расти до лирических высот и философских глубин, а пока следует лишь почтительно взирать, разинув рот, на произведение тюменских дизайнеров. «Дизайн и иллюстрации» этой книги на совести Д.С.Парфёнова, «просто» иллюстрации принадлежат Е.А.Коробейниковой. Много разных «почеркушек» тушью или карандашом ― то линия, то штриховочка, то целая картинка: пейзажик, интерьерчик, кое-что подцвечено акварельными кляксами разной степени яркости; ясное дело, художница не лишена таланта, но говорить об уникальности её творческой манеры как-то не представляется возможным. Элементы «дизайна» состоят по преимуществу в том, что всякая русскоязычная надпись в книге дублируется латиницей, точнее ― переводится в сомнительный транслит. Надписи типа «Ya konkvistador v'pancire jeleznom» или «Moy Puh», разумеется, производят неизгладимое впечатление. Только в чём их концептуальный смысл ― не всякому дано понять. На обложке книги, кстати, нарисована длинная тлеющая сигара, торчащая из отдельно взятого приоткрытого рта ― алые губы и штук семь зубов ― в сопровождении завитушек и меандров. И пусть бы этот претенциозный «шедевр» тюменско-екатеринбургской полиграфии затерялся среди прочих полиграфических изделий ― мало ли ерунды выходит у нас в стране! Но авторы этой «мемории» вовсе не считают, что произвели на свет урода. Они, судя по всему, гордятся своим произведением и считают его достойным всяческих похвал и премий. В частности, это изделие номинировано на звание «Лучшей книги года». На что рассчитывали номинаторы, ещё можно предположить. Но какими соображениями руководствовались люди, включившие этот «пряный аромат кубинских лощёных непознанных форм» в шорт-лист номинации «Лучшая книга для детей и юношества», — я просто не могу понять! Какое отношение к детской литературе имеют эти персонажи — писательница Раиса с её борщом, лирическая героиня стихотворений с её «чудесными образами» и «заветными далями», унылый «лишний человек» в трамвае? Какое отношение к детской литературе имеет пресловутая жертва семейного деспотизма, ловко улучшившая свои жилищные условия, и подросший ребёнок, вытряхивающий на публике содержимое своих семейных шкафов? Как специалист, имеющий некоторое отношение к мониторинговым исследованиям отечественного книжного рынка, я считаю своим долгом заметить, что представлять эту книгу как одну из лучших в стране — либо непростительная для профессионалов наивность, либо неприкрытый цинизм. А в качестве рядового читателя, среднестатистического книгопотребителя, я не желаю видеть в своей библиотеке эти «образы и грёзы», благоухающие «ароматом непознанных форм» и претендующие на художественность и глубокомыслие.
|
В избранное | ||