Х Р О Н О Г Р А Ф Ъ

Историческая рассылка    Выпуск № 24 (215), май 2006 г.

Информационная поддержка сайта 

Хронографъ. Неизвестные страницы истории.

Смертник без срока давности

Жена Виктора Суворова до сих пор считает, что он должен был застрелиться

В особом представлении Виктор СУВОРОВ (Владимир Богданович Резун), двадцать лет назад приговоренный в СССР к расстрелу за преступление, не имеющее срока давности, не нуждается. В 1991–1992 годах его книги «Ледокол» и «Аквариум» разошлись миллионными тиражами и наделали немало шума в тогда еще много читающей России.

Договориться о встрече с ним было непросто. Резун предпочитал ограничиться лишь телефонным разговором. Однако наша встреча состоялась.

– Вы знаете, где находится «Раddington»? – спросил он. – Это первый лондонский вокзал, воспетый незабвенной Агатой Кристи. В шесть часов, паб «Brunel».

– Найду. Но как я вас узнаю? В Москве ходят упорные слухи, что вы часто меняете внешность: носите парики и чуть ли не ходите в женском платье, а ваши книги пишут специалисты из британской разведки.

На том конце провода повисло молчание. Затем последовал ответ:

– Я буду с начальником моей охраны. Она – женщина. Надеюсь, что она придет в женском платье, а я – маленький, лысенький, и в руках у меня будет «Ледокольчик».

В Лондоне существует централизованная служба, которая за разумную плату сообщит номера телефонов, с которых вам звонили, когда вас не было дома. Узнать, с какого номера звонил Резун, мне не удалось.

ФИЛОСОФИЯ

В шесть часов вечера на угловом столике паба «Brunel» меня уже ожидала запотевшая пинта светлого пива.

– Татьяна, начальник моей охраны, – представил Владимир Резун светловолосую женщину с огромными ярко-синими глазами. И без перехода продолжил: – Я только что из Германии. Выступал перед журналистами «Немецкой волны». Знаете, что я им сразу же сказал? «Первый вопрос я сам прочитаю в ваших глазах. Вот он: «Витя! Как ты дошел до жизни такой?» О том, как я работал в разведке, я частично описал в своих книгах. Но необходима одна существенная оговорка. Главный герой «Аквариума», книги о работе в ГРУ и истории моего побега на Запад, – Виктор Суворов, а не Владимир Резун. С самого начала я как бы стремился показать читателю, что книга эта – не документальное повествование, что в ней я меняю многое. Начиная со своего имени. То, что происходило со мною в реальной жизни, было гораздо хуже, грязнее, страшнее и драматичнее. Даты, места и имена моих друзей (никого «подставлять» я не хотел) в книге полностью изменены.

Вход – рубль, а выход – два. Вы должны понять, что из такой организации, как ГРУ, просто так никто не выходит. Могу сказать точно, что и сейчас там ничего не изменилось. И менять ничего не надо. Это действительно самая мощная и предельно эффективная разведка мира. Я ее люблю. И этот мой восторг я, как мог, пытался выразить в своих книгах.

– Что больше всего привлекало вас в работе?

– Прежде всего – философия. Ее можно свести к простой формулировке: «Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что».

С первого же момента, как я переступил порог организации, я был поражен тем, что все шло вразрез с моими представлениями о деятельности разведки. Никакому каратэ, дзюдо, айкидо нас не обучали. Даже из пистолета мы не стреляли. Естественно, я пришел с вопросами к своему «слону». «Слонами» у нас называли тех, кто, никак не проявив себя ни в добывании, ни в обработке информации, отправлялся в академию преподавать азы нашего ремесла. В книге «Аквариум» я частично описываю эту систему. И вот я прихожу к «слону» и спрашиваю, как понять такое положение вещей. И он объяснил мне философию ГРУ на конкретном примере. Мужики-профессионалы, строившие Останкинскую башню, конечно, имели при себе страховочные пояса. Но они никогда ими не пользовались. И никогда не срывались. А молодые «салабончики», забыв пристегнуться, срывались. Почему? Потому что, работая наверху, опытные мужики знали, что они на самом деле ничем от падения не застрахованы. И они никогда не расслаблялись. Так же и шпиончики: когда идут на задание, не имеют при себе никакого страхового пояса. Идут, твердо зная одно: все, чем они по-настоящему располагают, – их мозги. И если они сделают ошибку, то пистолетом себе уже никак не помогут. Это один из моментов философии ГРУ: никогда не делай ошибок в своих логических рассуждениях, если сделал – дело проиграно. И это работает.

Следующий момент. Если помните, любой фильм о Джеймсе Бонде начинается с такой сцены: в шикарном кабинете сидит босс. Он вызывает к себе Бонда и говорит: нужно пойти туда-то и сделать то-то и то-то. Бонд берет под козырек: «Йес, сэр». Пошел. Работает. На самом деле разведка так не работает. Так работают следователи КГБ и МВД, Шерлок Холмс, герои Александры Марининой и полицейские во всем мире: есть преступление – нужно найти преступника. А мы должны поставлять информацию, которой еще нет. Как в 1941 году разведке могли поставить задание на добывание чертежей атомной бомбы, которой еще нет и про которую в мире еще никто ничего не понимает, включая самого американского президента? В этом смысле, мне кажется, работа журналиста и разведчика из ГРУ чем-то похожи. Ставится «боевая задача»: нужна сенсация (неизвестно какая), пойди и достань.

И в ГРУ все происходило именно так: меня вызывают и ставят боевую задачу. Эта задача, извините за выражение, фуфло полнейшее. Например: проникнуть в штаб НАТО и достать план ведения третьей мировой войны. Нас эти планы заведомо не интересовали, потому что время начала третьей мировой войны выбирал бы Советский Союз, Запад бы только реагировал: мы – навязываем, а они – действуют. Итак, мне вручают бумагу с подобным заданием и говорят: «Распишись и выполняй». И если через год я вернусь с пустыми руками, меня отправят служить на китайскую границу, а на мое место придет кто-то другой.

Расписавшись за эту боевую задачу, я кладу эту бумажку в долгий-долгий ящик. А сам начинаю работать в какой-то совершенно другой области – начинаю искать свою сенсацию, свою новость. Потому что знаю, что если я эту сенсацию, эту новость найду, то про ту бумажку, которую я подписывал год назад, никто никогда и не вспомнит.

Так вот, благодаря подобной философии аналитики ГРУ уже в 1941 году вычислили атомную бомбу. В то время компьютеров не существовало, и число публикаций по самым разным научным темам аналитики писали просто на огромной стене: тема – такая-то, статей – столько-то. Даже указывалось количество печатных знаков в каждой публикации. Было наглядно видно, как тема нарастает-нарастает и вдруг – обрывается. Наша реакция мгновенна: мы сразу выходим на след. И это мне очень нравилось. В такие мгновения я чувствовал себя охотничьим псом. Мне до сих пор жаль, что карьера моя закончилась так быстро.

Мы работали очень продуктивно и делали очень полезную работу: подрывали Советский Союз. Хотя и получалось это непроизвольно. Уже тогда мы жили в страшном, диком капитализме. Скажем, если Микояну или Гуревичу нужна была какая-то гаечка, а кому-то состав клея, которым крепились керамические плитки к фюзеляжу нашего «Бурана», они готовы были платить за вербовку любые деньги. Но подобные запросы поступали одновременно в резидентуры по всему миру. Срабатывал рынок: кто быстрее? Допустим, кто-то из наших уже вышел на дело, и вдруг из Москвы поступает шифровка: «Микоян за эту гайку платить не готов». Это означало, что где-то кто-то ее уже достал. Начиналась гонка. Или, допустим, придумал какой-нибудь «дядя» на Западе какую-то электронную штуку для космического корабля. Запад говорит «дяде», что эта штука слишком дорогая. В тот же момент «весь в белом» появляюсь я и эту штуку у «дяди» покупаю. Я говорю: «Дядя, я заплачу тебе в десятки раз больше, чем эта штука стоит. Подумай, тебе же самому это интересно: если мы в Советском Союзе эту штуку немедленно сделаем, Запад моментально узнает, что она у нас есть, и немедленно закажет ее. И у тебя же». Так и происходило. Со временем «дядя» начинал свою штуку улучшать. Мы снова прибегали к нему и покупали, уже улучшенный вариант. И гонка эта шла практически по всем направлениям. И эти все новые и новые направления создавали мы. Я не хвалюсь, так было.

Где-то через год работы в резидентуре нас в обязательном порядке отзывали в отпуск. Делалось это не для того, чтобы я отдохнул, а для того, чтобы начальство в Москве смогло посмотреть мне в глаза: «Чем же ты, гад, на самом деле там занимался?» На нашем языке этот вызов назывался «на львиную шкуру». Проработать один год и вернуться обратно на Запад для дальнейшей работы – это само по себе уже было что-то. Человек, проработавший три года и вернувшийся обратно, уже точно считался «выездным» для следующего раза. Я проработал четыре года в таком страшном месте, как Женева, и получил продление на пятый год. Но тут ситуация сложилась таким образом, что нужно было уходить: лед тронулся. И я ушел...

ЖЕНЕВСКАЯ ГРЯЗЬ

– Так все-таки почему?

– Система выше нас была насквозь гнилая. В «Аквариуме» я пишу: «Вена». На самом деле была Женева. Заведомо играю на понижение, потому что Вена была запасной столицей шпионажа. Женева была центром. И страшнее, важнее, главнее и драматичнее Женевы вообще ничего не бывает.

Общеизвестно, что Гитлер, захвативший пол-Европы, не тронул Швейцарию, поэтому все связи сходились в швейцарских городах: Берн и Женева. Берн – город маленький. Женева же была столицей мирового шпионажа. Если наши сотрудники вербовали человека из Южной Африки, с которой в то время никаких дипломатических отношений не было, то в обмен на портфель заранее оговоренных документов ему выдавали портфель денег. Но деньги эти выдавались ему не в Южной Африке. Делалось это так. В «Credit Swiss» или «Sousite de bank Swiss» открывался счетик. Начальство вызывало меня и говорило: «Счетик такой-то. Иди и вложи столько-то». Я иду и вкладываю. То же самое с американцем или шведом.

Еще надо представлять себе, что на нашем языке означало слово «бюджет». Разведка без денег работать не может. Откуда они брались? Советский Союз продавал на Запад нефть, древесину, пушнину. Деньги отмывались, перемывались, возвращались в Союз и вкладывались в швейцарские банки в виде золота.

Однажды я присутствовал при передаче такого груза. Прилетает самолет Аэрофлота – Ил-76. Слово «Аэрофлот» на фюзеляже явно только что нарисовано, а красные звезды недавно закрашены. Выходят пилоты. Рыбак рыбака видит издалека. Вот и я сразу же почувствовал в них военную косточку. На всякий случай присутствует советский дипломат мелкого ранга, который не имеет ни малейшего понятия, что там за груз и сколько его. Если что, он предъявит свой диппаспорт. Самолет открывается – пусто. Но груз есть, и очень тяжелый: ящики с золотом слоем лежат на полу.

Стержнем экономики Советского Союза был в те годы ВПК, военно-промышленный комплекс. На самом же деле – Военно-промышленная комиссия при Совете Министров. Именно она двигала средствами всех чудовищно раздутых министерств. ГРУ в отличие от КГБ было организацией небольшой, но за нами стоял весь бюджет ВПК.

Так что деньги в Швейцарию текли несчитанными. Никому бы и в голову не пришло требовать расписки, когда кто-нибудь дарил ценному информатору (на нашем языке – «жопе») сувенирчик. Все на доверии. Миллион долларов США на нашем языке назывался «кирпичом». И счет шел именно на эти «кирпичи», ими можно было выложить Китайскую стену.

Демократия цветет с головы. И в Женеве цвело крепко, и чувствовали мы это особенно остро. Потому что в Женеве была наша третья по величине дипломатическая колония. Первая – в Нью-Йорке, вторая – в Париже. Но что такое Нью-Йорк? Небоскребы и не очень хороший климат. Швейцария – курорты, тишь да покой. Сколько же там было блатных! Что там творилось! Там был сын представителя СССР в ООН в Нью-Йорке товарища Малика, сын товарища Полянского. Такое вытворяли! Основные вопросы, которые обсуждались на совещаниях дипломатов: кто-то по пьянке в очередной раз разбил машину. И все в таком же роде. Наша «послица», Зоя Васильевна Миронова, только приговаривала: «Но ведь он же чей-то сын». Вроде бы она жалела «бедных» родителей, а с другой стороны, эти мама и папа могли занимать такой пост, что кто и кого выгонит было вопросом, точного ответа на который она и сама не знала. То есть реально ситуация выглядела так: были мы – серая скотина, которая очень крепко вкалывала, и были маменькины и папенькины сынки и доченьки, которые в Женеве расслаблялись в свое удовольствие и сводили результаты нашего труда не просто к нулю, а к минусу.

Тогда у Брежнева было три советника: товарищи Александров, Цуканов и Блатов. Назывались они «помощники Генерального секретаря». Что эти «шурики» ему подносили на подпись, то он и подписывал. Брат одного из них – Александров Борис Михайлович – работал в нашей системе, получил звание генерал-майора, не выйдя ни разу при этом за рубеж. Но для того чтобы продвигаться дальше вверх по служебной лестнице, ему необходима была запись в личном деле о том, что он выходил за рубеж. Конечно, сразу же резидентом. Причем самой главной резидентуры. Но он никогда не работал ни на подхвате, ни в добывании, ни в обработке информации. Для успешного продолжения карьеры ему было достаточно пробыть резидентом всего шесть месяцев, и в личном деле у него появилась бы запись: «Был женевским резидентом ГРУ». Он бы вернулся в Москву, и на него посыпались бы новые звезды.

Все знали, что будет провал. Но кто мог возразить?

Наш резидент был мужик! На него можно было молиться. Перед своим отъездом в Москву он всех нас собрал. На внутренней двери нашей части посольства была приварена табличка, снятая с какого-то столба в Советском Союзе, с черепом и костями и надписью: «Не влезай! Убьет!» Всей резидентурой мы хорошо выпили и закусили, а в конце пьянки резидент сказал: «Ребята! Я ухожу. Я вам сочувствую, тому, кто будет работать на подхвате у нового резидента: ему принимать агентуру, бюджет. Не знаю, чем это закончится. Сочувствую, но помочь ничем не могу».

И вот прошло три недели после приезда нового товарища – и ужасающий провал. Надо было кого-то подставить. Козлом отпущения оказался я. Понятно, что со временем наверху разобрались бы. Но в тот момент у меня выбора не было. Выход один – самоубийство. Но сделай я это, про меня бы потом сказали: «Ну и дурак! Не его ж вина!» И я ушел.

– Законный по российским меркам вопрос: не испытывали ли вы искушения прихватить с собой «кирпичик»?

– Мне бы и пол-«кирпича» хватило. Обвинений мне было предъявлено много и разных. Но в том, что я ушел с деньгами, никто и никогда не обвинял.

«ЛЕДОКОЛ»

– Не будь этого провала, вы все равно бы ушли?

– Наверное. Я давно начал собирать материалы о начале Второй мировой войны, и эта критическая масса во мне однажды взорвалась бы. Мне нужно было написать, что на самом деле Вторую мировую войну начал Советский Союз...

Вход в ГРУ – рубль, а выход – два. Из КГБ на Запад кто-то перебегал регулярно. Из ГРУ же уходили немногие. И каждый раз это было мощно!

Первым в 1946 году ушел Игорь Гузенко – шифровальщик в Оттаве, откуда мы тянули ядерные секреты. В то, что он сотрудник ГРУ, американцы не верили до тех пор, пока он не предъявил портфель с досье на всех западных ученых, занимающихся работами в области ядерной физики.

Вторым был Олег Пеньковский – человек, перед мужеством которого я преклоняюсь. Когда на занятиях в «Аквариуме» нам рассказывали про него, то причины его предательства сводились к очень простому набору чисто человеческих слабостей: любил баб, деньги, выпивку... Я все время задавал себе вопрос: почему же он, регулярно бывая в Лондоне и Америке, все время возвращался обратно в Союз? Если бы он остался, то баб и выпивки ему бы хватило на всю оставшуюся жизнь. Я думаю, что возвращался он потому, что искренне верил, что своим «предательством» спасает мир.

У меня есть все основания думать, что он действовал не сам. Были в руководстве армии умные люди, которые искали способ передать американцам информацию: «Сейчас Хрущ начнет блефовать, но вы, пожалуйста, не бойтесь! Удержитесь!» Не могли же начальник Генерального штаба Бирюзов или начальник ГРУ сами пойти к американцам. Мне кажется, что именно они ставили Пеньковскому эту задачу. Ведь он выдавал американцам секреты, доступа к которым не имел. И все – абсолютно точно.

– Его казнь – полковника сжигают в печке – вы описали на первых страницах «Аквариума»?

– На этот вопрос я отвечу так. Я ничего не утверждаю. Но вы представьте себе ситуацию. Вот я – молоденький шпион – ухожу на работу за рубеж. Большой Дядя, Кир Лемзенко, – 6-й подъезд на Старой площади – последняя инстанция. Этот человек должен принять окончательное решение: «выездной» я или «невыездной», можно ли отпустить меня в Женеву на целый год. Ответственность на нем лежала колоссальная, потому что за каждого сбежавшего его вызывали «на львиную шкуру» и начинали пороть. Но и не выпускать нас – специалистов, на подготовку которых были затрачены огромные деньги, – он не мог. Процедура называлась: «Решение ЦК состоялось». И вот он меня спрашивает: «Ну что, Володь, ты в коммунизм-то веришь?» Я говорю: «Ага!» Сам-то он не верит. В коммунизм на Старой площади вообще никто и никогда не верил. Но он смотрит. Смотрит внимательно и понимает, что я тоже не верю. Значит, идеологией меня не удержишь. Купить меня он тоже не может. Мне враги всегда больше заплатят: ему-то надо всех держать, а им достаточно переманить только одного, да и жизнь у них была намного лучше. При Сталине держали заложников. Но когда сбежали дочка самого Сталина, сыночек Полянского, стало ясно, что заложники не работают.

Как меня удержать? Только страхом. Как и кого пугали, я не знаю. Но пугали. И очень серьезно. Свой ключик был к каждому. Это я знаю точно.

ЛИТЕРАТУРА

– Как давно вы почувствовали «писательский зуд»? И насколько достоверны ваши книги?

– Писать книги я начал раньше, чем себя осознал. Но делал это мысленно, как бы смотрел на себя со стороны. Что-то вроде: «Вот он идет. Вот ему набили морду».

В «Аквариуме» я писал, что торговал арбузами на колхозном рынке. Это, конечно, неправда. С 11 лет я учился в элитарных учебных заведениях. И псевдоним свой я не придумал. Офицеры в армии делятся на два основных типа. Интересы первых полностью сосредоточены на чистке сапог и на том, чтобы солдатские койки были аккуратно заправлены. Я относился ко второму типу – «шибко грамотных». Мы чем-то интересовались, спорили, задавали вопросы. Таким давались клички: Бонапарт, Суворов, Кутузов. Я просто воспользовался той кличкой, которая прилипла ко мне в училище.

Сейчас у меня десять книг. Три из них выходили только на Западе. «Советская Армия: проблемы и решения» – сумма того, что я знал о структуре армии. «Спецназ» и «Советская разведка» – краткий курс того, что мне преподавали три года в «Аквариуме», и того, что я сам видел, проработав четыре года в Женеве. В этих книгах я пытался ответить на вопрос, уйдет ли Советский Союз из Афганистана. Я считал, что этого произойти не может, потому что если это случится, Советский Союз немедленно рухнет. На мой взгляд, продлить агонию коммунизма после смерти Сталина руководители партии могли, только перехватив нефть. Был такой секретный доклад в 1954 году – «Доклад Локомотива». Было ясно, что рядом с капитализмом мы сосуществовать не можем: жизнь-то на Западе была лучше, и народ туда убегал. Поломать же локомотив капитализма путем прямого столкновения – путем ядерной войны – не выход. Ну, хряпнемся мы, и больше ничего в этой войне нам не светит. Нужно было найти что-то такое, что можно было у них «отвинтить». Таким винтиком могло стать создание нового государства Белуджистан. Белуджи тогда жили в Иране, Афганистане, Пакистане и требовали независимости. Мы единственные поддерживали эту идею. Начиная с 1956 года наши миллиарды и самая современная военная техника шли в Ливию, Египет, Сирию. Мы даже не интересовались, кому мы это все дарим – друзьям или врагам. Уже в 1955 году мы в Афганистане строили такие автострады и пробивали такие тоннели, которых у нас самих никогда не было. Мы готовились. Нам нужно было взять Запад за жабры – перехватить Суэцкий канал.

Но в 1988 году мы вывели войска. Это было крушение последней надежды. В 91-м Союз рухнул... Издавать сейчас эти книги в России я не хочу: они были актуальны, когда писались. Сейчас эти «горячие пирожки» окаменели.

Чаще всего меня упрекают в том, что в книгах отсутствуют ссылки на реальные документы. Это так. Я пользуюсь общедоступными источниками. Мое оружие – логика. Но могу сказать, что я – один из самых внимательных читателей «Красной Звезды», «Военно-исторического журнала». «Советскую военную энциклопедию» я знаю почти наизусть.

Все книжки у меня про Россию и с любовью к России. Иначе я давно бы переключился на какого-нибудь Джеймса Бонда. Последняя – «Очищение» – должна выйти у вас в июле этого года. Потом – в Германии и Израиле. Эта книга о том, почему Сталин обезглавил свою армию. В ней я оправдываю его действия полностью.

– Почему вы пишете под псевдонимом?

– Скрывая свое имя, я скрывался не от ГРУ и КГБ. Они сразу узнали, кто я такой. Это была защита близких от соседей. Я предполагал, что мои книжки сразу станут читать по «вражьим голосам» и соседи станут говорить им: «Это твой сыночек?» Я сразу изменил и свое имя, и имена всех своих товарищей.

Можете верить, можете – нет, но, выходя на пенсию, ребята, с которыми я учился, звонили моему отцу и говорили: «Я проработал в разведке после ухода Владимира двадцать лет, и меня никто не трогал. Сейчас я выхожу на пенсию и хочу сказать вам большое спасибо за то, что ваш сын меня не заложил».

ТАТЬЯНА

– Расскажите о вашей современной жизни.

– В «Аквариуме» я описываю себя как одинокого волка. В реальной жизни у меня были жена и двое детей: двух и шести лет. То есть в жизни все было гораздо хуже. «Звонкая девочка» из группы контроля, которая упомянута в книге одним только словом, все-таки была в Куйбышеве и работала в штабе военного округа. Вот она сидит...

Так получилось, что двадцать семь лет назад я встретил своего телохранителя – Татьяну Степановну. И до сих пор не жалею. Она из города Тукумс, который находится теперь на территории Латвии. Нашей дочке Наташе двадцать шесть лет. Сыну Александру скоро будет двадцать два. Они уже больше англичане. У Наташи сын – наш внук Лео. Ему уже стукнуло два года. Почему-то первое слово, которое он научился говорить по-русски, было слово «собака». У нас два кота: Мишка и Гришка. Они потомки кота Владимира Буковского.

Я работаю преподавателем в одном очень престижном учебном заведении – профессор. Но это больше для того, чтобы не терять связь с армией. В Америке мне недавно присвоили звание академика. В Польше – доктора наук. Татьяна занимается внуком, ходит в спортивный зал. У нее много английских подруг. Она «испытательный полигон» для всех моих безумных идей и полностью несет ответственность за всю хозчасть моего творчества.

– И все-таки, как вы уходили из Женевы? Сейчас уже можете об этом рассказать? Решение принимали вдвоем?

– Вдвоем, но будем считать, что диктофон этого не слышал... Я действительно, как это описано в «Аквариуме», послал визитку со словом из трех букв на обороте: «GRU». И через сорок минут у нас уже было английское подданство. Наверное, это – рекорд.

Мы ушли 10 июня 1978 года. Это было ровно двадцать лет назад. Помню, как в аэропорту Базеля, куда нас перебросили, объявили посадку в самолет Аэрофлота. Татьяна автоматически подхватила детей и туда... И я говорю ей: «Стой! Нам уже не туда!» Мне иногда кажется, что, по-моему, она до сих пор считает, что я должен был застрелиться.

– Это – правда?

Ответом мне был длинный-длинный взгляд синих глаз...

Автор выражает благодарность Всеволоду Новгородцеву и Наде Слоу за помощь в подготовке материала.

Илья КЕЧИН

Лондон–Москва

«Совершенно секретно»

Июнь 1998г.

Обсудить материалы в Форуме >>>