Любовь
Лукьянова:
“Узнав о
моем
родстве с Раисой
Максимовной,
от меня
отвернулись
все соседи”
Любовь
Лукьянова,
казалось бы,
с рождения была
обречена на
одиночество.
Инвалид с
детства — с
этим
страшным
диагнозом
она могла бы
промучиться
всю жизнь. Но
ей повезло. В
это сложно
поверить, но
женщине-калеке
удалось
выйти замуж
и родить ребенка.
Она была
по-настоящему
счастлива и
любима, пока
не потеряла
всех.
Сначала
умерла ее
дочь, потом
не стало
мужа. А в 1999
году скончалась
ее
троюродная
сестра
Раиса Горбачева
—
единственная
поддержка и
опора для
немощной
женщины.
Сегодня
родственница
Раисы
Максимовны
живет в
забытом
богом
поселке
Белый Яр.
Живет
одними
воспоминаниями,
бережно
хранит вещи,
подаренные
первой леди
страны, и
перечитывает
теплые
письма,
присланные
из далекой
Москвы. А еще
она много
лет
собирает
газетные
вырезки о
чете Горбачевых
и пытается
связаться
со своей знаменитой
родней. Но
двери в дом
семьи экс-Президента
СССР пока
для нее
закрыты...
Более
получаса я
плутала по
небольшому
алтайскому
поселку в
поисках
Садового
переулка.
Окончательно
заблудившись
среди
множества
крошечных
улочек и тесных
подворотен,
взяла такси.
—
Это где-то на
окраине
Белого Яра
находится,
среди
древних
бараков... —
пояснил
водитель.
Под
ней сидит
человек.
Девочка?
Женщина?
Старушка?
С
первого
взгляда не
разберешь.
— Е-мое,
— не
сдерживает
удивления
водитель. — Я
такого даже
в кино не
видывал!
Я
молча
выхожу из
машины.
Шофер еще
долго делал
вид, что
заводит
машину.
— А
я вас уже
больше часа
жду. Думала,
случилось
что, —
выкатилась
из-под
скамейки
женщина. — Ну,
здравствуйте,
давайте
знакомиться.
Надеюсь, мой
внешний вид
вас не очень
смутил?
Любовь
Никифоровна,
— представилась
она. — Та
самая
родственница
Раисы
Максимовны
Горбачевой...
“Ребенка
рожала — о
себе не
думала”
Страшный
недуг
сковал
маленькую
Любу еще в
утробе
матери.
Несмотря на
благополучно
протекающую
беременность
Веры Прокоповны,
ее дочь
появилась
на свет без
двух рук и одной
ноги. Врачи
крошечного
роддома в
Биробиджане
не смогли
установить
диагноз
новорожденной,
о столь
необычном
пороке
никто из них
и слыхом
не слыхивал.
“Инвалид с
детства по
необъяснимым
причинам, —
вынесли
нелепое
заключение
акушерки. —
Ну что, мамашка,
будем
определять
младенца в
детдом?” —
обратились
к Вере Прокоповне.
Но родители
девочки
отказались
отдавать ребенка
на
попечение
государства.
СПРАВКА
"МК"
Синдром
Адама —
достаточно
редкое
заболевание.
При развитии
этой
патологии
конечности
ребенка скручиваются
и
“отсыхают”
еще в
материнской
утробе.
Причина
заболевания
не выявлена.
Вера
Прокоповна
умерла,
когда
дочери не
было и
десяти лет. Отец
Любы вскоре
снова
женился. В
новой семье
убогонькая
девочка
пришлась не
ко двору, и
мачеха
сдала падчерицу
в минусинский
дом
инвалидов...
В
доме
инвалидов
Люба быстро
нашла общий
язык с
коллегами
по
несчастью и
сразу же завоевала
симпатии со
стороны
мужской
половины интерната.
—
За мной, как
это ни
покажется
странным, многие
ухаживали, —
вспоминает
Любовь
Никифоровна.
— А я боялась
с кем-то
отношения
завязывать,
стеснялась
своего
уродства.
Анатолий
появился в
доме
инвалидов в
начале 70-х
годов. В
юности он обморозил
ступни ног в
тайге на
прокладке БАМа,
однако
продолжал
трудиться
на стройке —
возводил в
Минусинске
кинотеатр.
Женщина-калека
приглянулась
парню с первого
взгляда.
Сотрудники
интерната
сразу предупредили
Анатолия:
“Плюнь ты,
она такая неприступная”.
Но юноша не
сдался:
“Через
месяц будет
моей”, —
твердо
решил он.
—
Однажды
директор
дома
инвалидов
купил билеты
в театр. Все интернатовские
разбились
на пары и
отправились
на премьеру
спектакля. Я
же
постеснялась
выходить на
улицу. Тем
более, у меня
было много
работы.
Пенсию
инвалидам с
детства
тогда не
выплачивали,
так что мне
приходилось
принимать
заказы —
пальцами ног
я научилась
вязать
кофточки,
носочки, шапочки...
— делится
Любовь
Лукьянова. —
Толя в тот
вечер даже
не стал
слушать мои
оправдания.
Поднял меня,
усадил в
инвалидную коляску
и повез по
всему
Минусинску.
Я ведь десять
лет прожила
в том городе,
но ни разу его
не видела. Мы
поехали в
кафе, в парк, и
он все время
повторял:
“Никого не
стесняйся,
ты у меня
самая
красивая”. А
на прощание
подарил
букет
хризантем.
Спустя
неделю
после той
прогулки
Анатолий
сделал Любе
предложение.
Девушка
дала
согласие
сразу.
— В
доме
инвалидов
нам не
разрешили
сыграть
свадьбу —
сказали, не
положено. Мы
тогда поехали
к моей тетке
в
Биробиджан,
где и
отметили торжество,
— говорит
Лукьянова.
Через
год
молодожены
решили
завести
ребенка.
26-летняя Люба
даже не
стала
консультироваться
с врачами,
она не
сомневалась,
что медики
вряд ли
одобрят
столь
рискованное
решение.
Только на
восьмом
месяце
беременности
Лукьянова
впервые
появилась
на пороге
женской
консультации.
Врачи развели
руками:
“Тебе
остается
уповать
только на
волю
Господа
Бога”.
Вопреки
неутешительным
прогнозам
акушерок
роды прошли
благополучно.
Девочка появилась
на свет
весной 1980 года.
Рост и вес
соответствовали
норме.
— Светланка
у меня была
словно
игрушка — глазастенькая,
белобрысая.
Просто
кукла, —
улыбается
Любовь
Никифоровна.
— В отличие
от других
детей она
росла
спокойным
ребенком —
не шалила, во
дворе от
меня не убегала.
Бывало,
сядем мы с
ней в
песочнице и
лепим
куличики.
Только ей
вздумается
куда-то
отойти, я ей
тут же
напоминаю:
“Света, мама не
может за
тобой
бегать”. И
дочь сразу
послушно
усаживалась
назад.
Но
в 1986 году
случилась
беда.
—
Однажды в детском
саду, куда
ходила моя
дочь,
вспыхнула
кишечная
инфекция.
Госпитализировали
15 детей,
пятерых из
них спасти
не удалось.
Среди
погибших
оказалась и
моя Светланка...
“Я
до сих пор
донашиваю
вещи,
подаренные
Раисой
Максимовной”
После
этого
супруги
решили
переехать к
брату Любы, в
поселок Белый
Яр, что в 30 км
от Абакана.
Инвалиды
встали в
очередь на
жилье. В
списке они
оказались… сто
девяностыми.
—
Это мой брат
уговорил
нас сюда
переехать. Эх,
если бы
заранее
знать, как
жизнь
сложится... —
вздыхает
собеседница.
— Мы ведь
здесь со
слезами
квартиру
себе
выбивали.
Пять лет
мыкались по
углам. А в 91-м
году тетя
Маша из
Биробиджана
посоветовала
обратиться
к нашей родственнице
Раисе
Максимовне
Горбачевой.
“Она
богатая,
обязательно
поможет, —
уверяла она. —
Ты ей только
письмо
напиши”.
Тогда
Люба
окончательно
осознала,
что означали
странные
посылки с
импортными
шмотками,
которые
приходили ей чуть ли
не каждый
месяц из
столицы на
протяжении
многих лет.
Обратного
адреса на
почтовых
коробках не
было. Лишь
однажды
Любе пришло
письмо
следующего
содержания:
“Наверное,
вы удивлены,
что я вам
помогаю. Мы с
вами
никогда не
виделись, но
наши
родители
тесно
общались
между собой,
так как
являлись
сестрами по
отношению кдруг
другу.
Р.Горбачева”.
—
Не прошло и
месяца
после того
разговора с
теткой, как
ко мне
пришли из
районной
администрации
и
предоставили
ордер на просторную
“двушку”
с балконом в
новой
пятиэтажке,
— продолжает
Лукьянова. —
Но нам
пришлось
отказаться от
такого дара.
Я сама не
могла
подняться
по
ступенькам,
а мужу с
больными
ногами нелегко
было
таскать
меня с этажа
на этаж. И тогда
начались
мучительные
поиски
жилья. В итоге
выбор пал на однокомнатнуюмалогабаритку
в
двухэтажном
бараке.
Видели бы вы,
какой была
эта комната
до того
момента, пока
мы сюда не
перебрались!
Вся
квартира
пропахла
сыростью,
крысы
проели дыры
в полу, клопов
было
видимо-невидимо,
стены мхом
поросли. Муж
собственными
руками
лепил стены,
подоконники,
залатывал
дыры, менял
прогнившие
трубы.
Только
через год мы
сюда
переехали...
Конечно,
Раисе
Максимовне
не
составило
труда
выхлопотать
для
родственницы-инвалида
квартирку в далекой
Хакасии.
Михаил
Горбачев на
тот момент
занимал
пост
Президента
СССР. До его отставки
оставалось
полгода.
—
Каким
образом
Горбачева
узнала о
моем
местонахождении,
я до сих пор
не пойму, —
пожимает
плечами
Любовь
Никифоровна.
— Она
отправляла
мне посылки
до самой
смерти. Я до
сих пор
донашиваю
ее платья,
куртку, даже
туфли
сохранились,
но их я
только по
праздникам
надеваю. Она
и мужу моему,
и Светланке
помогала —
костюмы,
рубашки,
детские
вещи присылала.
А на мое
45-летие Раиса
Максимовна
выслала мне
переводом 50
тысяч
рублей. Мы с
мужем на те
деньги первый
раз на
курорт в
Ялту
съездили. Я
до этого ни
разу не
видела моря.
На
тумбочке у
Любови
Никифоровны
лежит книга
Раисы Горбачевой.
Тут же
вырезки из
прессы —
Лукьянова собрала
все заметки,
связанные с
жизнью
знаменитых
родственников.
— А
хотите, я вам
подаренные
Раисой
Максимовной
вещички
покажу, —
неожиданно
предложила
собеседница.
Любовь
Никифоровна
зубами
открывает
платяной
встроенный
шкаф. “Вот
эту
беленькую шубку
она
прислала на
мое
тридцатилетие,
— показывает
женщина
посеревший
с годами полушубок
из
искусственного
меха. — Он в
шкафу уже
много лет
пылится, я
ведь на
улицу только
летом
выезжаю. А с
наступлением
холодов
носу из дома
не кажу. Шубу
в квартире
ношу. У нас
зимы лютые, а
окна
пластиковые
мне
поставить
не по
карману”.
Здесь
же, на гвозде,
висит
залатанная
бордовая куртка-аляска
с
подкладкой
в мелкий
цветочек, в
прихожей
стоит
начищенный
до блеска
лакированный
ботинок —
тот самый,
который Лукьянова
надевает
только по
праздникам.
— В
нашем
магазине
туфли
больно
дорогие — 250 рублей.
Зато те, что
Раиса
Максимовна
подарила, до
сих пор как
новенькие
смотрятся. Летом
я на улицу в
тапочках
выезжаю, —
рассказывает
Любовь
Никифоровна.
— А еще
Горбачева
мне шапку
покупала,
добротную
такую, с ушами.
Только у меня
ее через
неделю
украли — я ее
даже
поносить не
успела.
По
словам моей
собеседницы,
первая леди
страны
приходилась
ей
троюродной
сестрой. А
мама
Лукьяновой
с матерью
Горбачевой
являлись друг
другу
двоюродными
сестрами.
—
Если бы была
жива Раиса
Максимовна,
она бы мне
помогла. А
что мне надо?
Коляску для
инвалидов с
электроприводом
да
холодильник
новый. Этот
на 20-летие
подарили, —
мечтает
Любовь Никифоровна.
— А еще мне
лекарства
необходимы,
чтобы боль в
спине
снимать.
Потрогай, какая
у меня на
спине шишка,
врачи
говорят, это
почка
вылезла.
Помню, когда
у меня
возникли
серьезные
проблемы с
желудком, Раиса
Максимовна
выслала мне
какое-то
лекарство, и
у меня вмиг
все прошло.
“Выходит,
я совсем
никому не
нужна?”
В 2000
году от
тяжелой
болезни
скончался
муж Любови
Никифоровны.
Организм
строителя-монтажника
не
справился с
неизлечимым
недугом —
раком желудка.
Он сгорел за
какие-то
полгода.
Любовь
Лукьянова
хотела
похоронить
мужа рядом с
дочерью. Но
везти гроб с
телом в
Биробиджан,
где
покоится
шестилетняя
Светлана,
оказалось
некому.
Вдова на
последние
деньги заказала
покойному
супругу
памятник и
похоронила
Анатолия на
местном
кладбище.
—
Знаете, а я
ведь за все
это время ни
разу у мужа
на могилке
не была, —
утирает
слезу плечом
Любовь
Никифоровна.
— Что мне там
делать?
Соседи
говорят, что
его могила
вся бурьяном
поросла,
памятника
уже совсем
не видно. А
траву я
косить не
могу. Толя
перед смертью
мне сразу
сказал: “Ты
не ходи ко
мне, не тревожь
и себя не
мучай”. А к
дочурке я уж
и подавно не
доберусь. В
другой
город меня
никто не
повезет.
Ведь меня в округе
не
особенно-то
жалуют...
А
не жалуют Любовь
Никифоровну
в Белом Яре
как раз из-за
легендарной
родственницы.
Долгое
время сама
Лукьянова
скрывала от
односельчан
этот факт
своей
биографии.
Проговорилась
лишь
однажды, в
беседе с
местными
журналистами.
С тех пор
между
жителями
Белого Яра и
несчастной женщиной
словно
пропасть
разверзлась.
Пропасть
под
названием
“зависть”.
—
После
смерти мужа
за мной
взялась
ухаживать
одна
женщина, —
делится
Любовь
Никифоровна.
— Сначала
все шло
нормально. А
однажды она
закатила
мне
истерику.
“Почему у
тебя, безрукой-безногой,
и ребенок
был, и муж, и
родня
богатая, а у
меня в 42 года
ничего нет!”
— упрекала
она меня. Так разве
я виновата,
что Бог дал
мне
почувствовать
себя женой и
матерью! А
потом все
забрал...
Недавно
Любовь
Никифоровна
взяла
кредит в
банке — 12
тысяч
рублей. Заменила
развалившийся
диван на
новую тахту
и кресла,
соседские
мужики за три
тысячи
рублей
залатали
дыры в полу,
постелили
линолеум,
потолок
выложили
белыми плитками.
—
После этого
со мной
соседи и
вовсе
здороваться
перестали, —
добавляет
Лукьянова. —
Думают, мне
эти деньги с
неба
свалились. А
я теперь
каждый
месяц по
полторы
тысячи
рублей
выплачиваю
из пенсии.
Жить
практически
не на что.
Выехать из
города не
могу, на
билет
средств не
хватает. А
недавно я в
магазин
поехала. На
входе в
центральном
гастрономе
построили
крутой
мраморный
трап для
инвалидов–колясочников.
А у меня
подошва на
тапках
скользкая,
заехать по
мрамору не
могу, буксую.
Так мне
никто не
помог
забраться.
Народ стоял
и безмолвно глазел.
Пришлось
вернуться
домой с пустой
сумкой.
В
том же Белом
Яре, на
соседней
улице, живет ее
родной брат
Александр.
Он тоже не
желает
знаться с
сестрой.
— А
ведь
когда-то я
его от
смерти
спасла, — вспоминает
Любовь
Никифоровна.
— Мне тогда лет
пять было.
Инвалидную
коляску еще
не купили, на
одной ноге
прыгала.
Однажды в
нашем доме
случился
пожар. Я
схватила
Сашку в зубы
за
распашонку,
запрыгнула
на подоконник
и выбросила
орущий
сверток в
сад. Следом
за ним сама
туда
прыгнула. Я
эту историю
Саше
рассказала,
а он в ответ
усмехнулся:
“Неправда, я
этого не
помню”. А
откуда он
может
помнить,
ведь ему
тогда и года
не было!
Разругались
мы с братом
больше
десяти лет
назад. Саша
ведь
насильно
сдал папу в
дом
инвалидов. И
не
оповестил
меня о его
смерти. Отца
хоронили,
как
безродного...
Родных
у Любови
Никифоровны
по всей
России
наберется с
добрый
десяток. Но
ни один из них
не желает
знаться с
убогой
родственницей.
Двоюродные
сестры,
проживающие
в Норильске,
Красноярске,
Берлине и
Москве, как
будто
вычеркнули
из памяти
инвалида.
—
Вот уже пять
лет, как
никому нет
дела до меня,
— печалится
Любовь
Никифоровна.
— Раньше
хоть
соседка
приходила, а
сейчас ни
одной живой
души рядом
не осталось.
Недавно мне
телефон
установили,
да только
звонить
некому. А на
пятидесятилетие
мне даже
никто поздравительной
открытки не
прислал. Кошка
была, так ее
местные
хулиганы
отравили. Выходит,
я теперь
совсем
никому не
нужна?
“Не
надо меня
жалеть”
В
комнате у
Любови
Никифоровны
все приспособлено
под ее рост.
Низенький
журнальный столик,
наспех
сколоченные
табуретки,
кругом — на
окне,
телевизоре,
зеркале —
незатейливые
ажурные
скатерти. На
кухне уже
много лет
ржавеет
плита, которой
Любовь
Никифоровна
никогда не
пользовалась,
в раковине —
идеальная
чистота: хозяйка
дома даже
при всем
желании не
дотянется
до нее. На
полу —
игрушечный
столик, на нем
плитка, где
Лукьянова
кипятит
чайник, а по
утрам
готовит
скромный
завтрак из
одного яйца.
—
Раз в месяц
покупаю
себе
продукты —
батон колбасы,
буханку
хлеба и
сухой лапши
— мне этого
снадобья
надолго хватает.
Я ведь кушаю
как птичка.
Да и на 700
рублей особо
не
разгуляешься
— а это все,
что остается
от моей
жалкой
пенсии, —
вздыхает
Любовь
Никифоровна.
— Я вообще
себе еду не
готовлю, в
моем
положении
это
невозможно
— для инвалидов
еще никаких
приспособлений
не изобрели.
Хотя
недавно по
телевизору я
видела
рекламу
небольшого
станочка,
который сам
чистит
овощи.
Отправила в фирму-изготовитель
денег, а мне
прислали
три швейные
дорожные машинки.
К чему они
мне? Мне и
шить-то
нечем. Я их
обратно
выслала.
Пока
мы
беседовали,
на кухне
вскипел
чайник. Привычным
движением
ноги Любовь
Никифоровна
подъехала к
плитке,
зубами
повернула рычажок.
Так же
проворно
подняла
зубами чайник
и налила в
кружку
кипяток.
—
Посуду
наверху
достань, это
для гостей, я ведь
на те полки
даже не
допрыгну, —
указывает
она на сушку.
— Вообще,
повезло, что
Бог подарил
мне одну
ногу. С ее
помощью я
всю
домашнюю работу
делаю. И полы
подметаю, и
скатерти
вяжу... Так же
зубы меня
выручают —
таким образом
я сумки
тяжелые
поднимаю.
Правда, они
уже почти
под корень стесались,
а поставить
новые —
слишком
дорого.
За
долгой
беседой мы и
не заметили,
как на улице
стемнело. Я
прощаюсь с
собеседницей.
Любовь
Никифоровна
неохотно
отпускает
меня. И уже на
пороге:
“Можно я вас
провожу, а то мне
так не
хочется
опять одной
оставаться?”
— извиняется
она за свою
навязчивость.
Медленно
идем к
автостанции,
что
находится в
центре
города.
Расстояние
в десять
минут
Любовь
Никифоровна
с трудом
преодолевает
за час. По
разбитым
дорогам
Белого Яра
она еле-еле
катит скрипучуюдосочку
на четырех
колесах.
Прохожие не
скрывают удивления,
глядя на нее;
кто-то
брезгливо
отводит
глаза и
провожает
нас словами:
“Какой
ужас!”
—
Я стараюсь
не обращать
внимания на
насмешки в
мой адрес, —
ловит мои
мысли
Любовь Никифоровна.
— В свое
время мама
научила, если
мне будут
сочувствовать,
всегда
давать отпор:
“Не жалейте
меня!”. Но,
честно
сказать, после
таких
прогулок я
еще долго в
себя прихожу.
Не морально,
к этому я
привыкла, —
физически.
Под вечер
так нога
опухает, что
ее поднять
невозможно.
Мы
проезжаем
по парку,
любимому
месту Любови
Никифоровны
и ее
покойного
мужа.
—
Я сюда летом
часто
приезжаю.
Сяду около
пруда,
всплакну,
вспомню, как
мы тут с
мужем рыбачили,
—
сдерживает
слезы
собеседница.
— В мою душу ведь
никто не
заглянет, а у
меня там
кошки скребут.
Я вот иногда
слушаю
женщин,
которые жалуются
на свою
судьбу, и
думаю: что же
тогда мне
делать? У них
есть руки,
ноги, а у меня?
Мне часто
один и тот же
сон снится —
будто я танцую
на
дискотеке.
Тошно мне от
этого. И за
что меня Бог
наказал?
Недавно, совсем
отчаявшись,
я
обратилась
к врачу: “Сделайте
мне укол,
чтобы я
уснула и не
проснулась”.
А он мне:
“Сколько
отмерено
лет, столько
и живи”. А
сколько мне
еще
отмерено
мучиться?..
До
отправления
автобуса в
Абакан
оставалось
десять
минут.
Любовь Никифоровна
заметно
сникла. И
вдруг...
—
Я вам самое
главное
забыла
сказать, —
опустила
глаза моя
собеседница.
— Несколько
лет назад
мне удалось
разыскать
адрес Ирины, дочки
Раисы
Максимовны.
Я отправила
ей письмо и
свою
фотографию.
Но ответа
так и не дождалась.
Карточки
тоже не
вернулись. Наверное,
по тому
адресу уже
никто не
живет. К
Михаилу
Сергеевичу
мне
неудобно
обращаться,
у него и без
меня
проблем
хватает.
Может быть,
вы мне
поможете?
В
этот момент
она зубами
выдернула
из-под кофты
аккуратно
сложенный
лист бумаги.
—
Это я из
газеты
вырезала.
Видите,
здесь снят
дом, где
живет Ксюша,
внучка
Горбачева, и указан
ее адрес, —
заикаясь от
волнения,
тараторит
Любовь
Никифоровна.
— Может, вы
сходите к ним
и
передадите
мою просьбу.
Говорят, в
Подольске
находится
дом
инвалидов,
но попасть
туда очень
сложно.
Вдруг
родственники
откликнутся
и помогут
пристроить
меня туда. Оставаться
в Белом Яре
мне совсем
невыносимо.
А еще хуже —
возвращаться
в пустую
квартиру,
где тебя уже
давно никто
не ждет...
Р.S.
“МК” будет и
дальше
следить за
судьбой Любови
Никифоровны.
Надеемся,
что
родственники
женщины-инвалида
все-таки
откликнутся
и тоже
помогут
Лукьяновой.