Ради трех валютчиков Хрущев изменил Уголовный кодекс

(Федосеев Сергей Михайлович - начальник Службы контрразведки Управления НКВД по г. Москве и Московской области с июля 1941 года. С 1944 года - начальник контрразведки Управления НКГБ по Ленинградской области. С 1946 года - начальник отдела внешней контрразведки центрального аппарата М ГБ СССР, с 1951-го - заместитель начальника Первого главного управления МГБ. С 1954 года - начальник кафедры Высшей школы КГБ. В 1960-1965 годах руководил Службой по борьбе с контрабандой и незаконными валютными операциями Второго главного управления (контрразведка) КГБ, в ведение которого указом Президиума Верховного совета СССР были переданы все дела, связанные с нарушением правил о валютных операциях. Кандидат экономических наук, полковник в отставке, автор ряда учебников и книг, а также статей о деятельности спецслужб).

НОВЫЙ Уголовный кодекс, вступивший в действие в январе этого года, отменил наказание за незаконные операции с валютой. Более того, в нем просто нет "валютной" статьи, до недавнего времени хорошо знакомой всем любителям заморских денег. Исчезла она не сразу и не слишком легко, но, по крайней мере, совершенно законным образом. Чего не скажешь о появлении той самой "восемьдесят восьмой", которая предусматривала для валютчиков "особо крупных размеров" смертную казнь. Ведь эта трансформация произошла по личному распоряжению Никиты Хрущева, ради трех человек решившегося на то, до чего не додумался даже его предшественник. Их фамилии хорошо знакомы даже нынешним тридцатилетним: Ян Рокотов, Владислав Файбишенко и Дмитрий Яковлев...

КОСОЙ, ВЛАДИК И ДИМ ДИМЫЧ

В начале 60-х годов московский "черный рынок" мало чем отличался от валютных толкучек арабского Востока. Тут тоже существовала своя иерархия: бегунки, перекупщики, хранители товара, связные, телохранители, посредники и купцы. Видимая часть черного рынка - это осаждавшие иностранцев фарцовщики и бегунки. Посредники же, оставаясь в тени, создавали личную вспомогательную сеть из 20-30 бегунков и замыкались на "купцов" - так тогда называли теневых "акул черного рынка", обладавших значительным капиталом. Они были известны по кличкам лишь узкому кругу лиц и избегали самостоятельных контактов с иностранцами. Роль наводчиков играли бегунки и посредники - они прокладывали "купцам" дорогу и подготавливали условия для их деликатной "работы".

Среди московских "купцов" выделялись трое: Ян Рокотов (Я и Косой), Владислав Файбишенко (Владик) и Дмитрий Яковлев (Дим Димыч). Рокотов официально нигде не работал, но жил ни широкую ногу, любил покутить, провести время с "девочками". Ян сумел завязать отношения с сотрудниками ряда посольств в Москве, служившими для него главным источником валюты, а также с учившимися в военных академиях арабскими военнослужащими, которые охотно (и в весьма больших количествах!) снабжали его золотыми монетами.

Придет день, когда Рокотову предъявят фотографии 84 арабских офицеров, и окажется, что только с десятью из них он не вступал в тайные сделки. Золотые монеты царской чеканки провозились ими через границу в специальных потайных поясах под одеждой. В каждом можно было одновременно разместить до 500 монет десятирублевого достоинства. Они тогда "шли" на черном рынке по 1500, а потом и по 1800 рублей. А осенью 1960 года в ходе досмотра вещей арабских контрабандистов было обнаружено и изъято более 20 килограммов золотых монет.

Рокотов был, пожалуй, одним из первых, кто ввел и широко использовал систему бегунков. Ему легко, как никому другому, удавалось находить доверчивых молодых людей, которым не составляло труда заморочить голову и втянуть в бизнес. Успехи Косого, его уверенность в безнаказанности во многом объяснялись многолетним сотрудничеством с ОБХСС в качестве тайного осведомителя. По его доносам были поставлены под удар десятки студентов, соблазнившихся возможностью получить быстрый и легкий, как им казалось, заработок. Правда, своих основных сообщников он всячески оберегал - их имена Рокотов назвал только после ареста.

24-летний Владислав Файбишенко начал карьеру валютчика в 1957 году, во время Московского фестиваля молодежи и студентов, с мелкой фарцовки. И хотя Владик был самым молодым среди московских "купцов", он не уступал им ни в чем. Например, валюту Файбишенко хранил в специальном тайнике, который искусно оборудовал в квартире, снимаемой им у одинокой пожилой женщины.

Третьей крупной фигурой был 33-летний аспирант Института народного хозяйства им. Плеханова Дмитрий Яковлев. Выходец из Прибалтики, где остались многие знакомые, именно там он проворачивал основную часть своих валютных операций. Яковлев вырос в интеллигентной, обеспеченной, вполне благополучной семье. Был большим знатоком западной детективной литературы, владел тремя иностранными языками. Его интеллект проявился, в частности, в умении выкручиваться из самых сложных ситуаций, и способности избавляться от слежки. Тем не менее, КГБ удалось выявить более пятидесяти его связей по нелегальному бизнесу - в основном среди иностранцев.

Первый этап разработки "купцов" был завершен в сентябре 1960 года. Выяснилось, что Рокотову, Файбишенко и Яковлеву принадлежала главная роль на валютном черном рынке. Но оперативникам еще не были ясны все детали: иногородние и заграничные связи "купцов", месторасположение тайников и т.д. Поэтому все трое оставались на свободе, не подозревая, что постоянно находятся в поле зрения спецслужб, и лишь в конце осени I960 года с небольшим интервалом во времени были задержаны с поличным.

ИЗ БЕРЛИНА С ВОПРОСОМ

В декабре 1960 года стало известно, что в ЦК КПСС принято решение заслушать сообщение КГБ о ходе выполнения постановления "Об усилении борьбы контрабандой и нарушением травил о валютных операциях". Интерес людей со Старой площади к этой новой для КГБ стороне деятельности не был случайным. Находясь с визитом в Западном Берлине, Никита Хрущев в сердцах бросил упрек в адрес западных политиков, что-де "под крылышком оккупационных властей город превратился в грязное болото спекуляции, и черная биржа здесь правит бал". В ответ кто-то из сопровождавших его западноберлинских деятелей осторожно заметил: "Такой черной биржи, как ваша - московская, не сыскать и во всем мире..." Сильно уязвленный этим замечанием, Хрущев по возвращении из поездки немедля, еще будучи на аэродроме, потребовал представить ему справку о действительном положении вещей. Похоже, после этого и родилась идея заслушать информацию КГБ на Президиуме ЦК КПСС. Она должна была, по замыслу руководителей комитета, сопровождаться демонстрацией предметов и ценностей, изъятых у контрабандистов и валютчиков.

Первым посетил эту необычную выставку, устроенную в одном из залов Кремля, тогдашний секретарь ЦК КПСС Ф. Р. Козлов. А 31 декабря 1960 года с экспонатами познакомились и члены Президиума ЦК: Хрущев, Микоян, Косыгин и Игнатов. Роль экскурсовода выполнял Шелепин - в то время председатель КГБ СССР. Выступить же с информацией перед ними Шелепин поручил мне, предупредив, чтобы я, не увлекаясь подробностями, лишь сжато изложил проблему. Первая часть моего доклада, касавшаяся общей характеристики черного рынка, его питательной среды и проведенных КГБ операций, вызвала заметный интерес Хрущева. Но больше всего его заинтересовало дело Рокотова.

Как только речь зашла о валютных махинациях Яна Косого, Хрущева словно подменили: "Что ждет Рокотова и Файбишенко?" Я объяснил, что действующее законодательство дает право суду приговорить Рокотова и Файбишенко к 5-6 годам тюремного заключения. Хрущев насторожился и с недоверием посмотрел на меня. Я продолжил свои пояснения, заметив, что, согласно принятому недавно Указу Президиума Верховного Совета СССР, срок наказания за нарушение правил о валютных операциях и контрабандную деятельность увеличен до 15 лет. Но указ этот был принят после того, как Рокотов и Файбишенко оказались под арестом, и потому такая мера наказания не может быть применена к ним - в соответствии с общепринятой в мире юридической практикой закон обратной силы не имеет. Нарушение такого порядка неизбежно вызовет негативную реакцию за рубежом и ему нельзя будет дать убедительную мотивировку. "Это может отрицательно сказаться на наступившем потеплении в наших отношениях с Западом", - дополнил меня Шелепин. Доводы, которые казались нам достаточно убедительными, вызвали у Хрущева прилив гнева.

- Обожглись на молоке, теперь на воду дуете! - раздраженно крикнул он, явно имея в виду политические репрессии прошлых лет.

Желая смягчить остроту разговора, Микоян заметил, обращаясь к Хрущеву: - Никита, ты не горячись... Они говорят дело. И вообще, как мне кажется, беда наша не в недостаточной жесткости законодательства, а скорее в отсутствии последовательности и необходимой твердости в исполнении норм закона. А что мы наблюдаем сейчас? Наказываем - и заслуженно - преступника, а через год-два без сколько-нибудь достаточных оснований снижаем ему срок. Давайте, наконец, будем последовательны... А то, что предлагаешь ты, вряд ли оправданно.

Окончание в следующем номере.