Доброе время суток, дорогие подписчики!

Предыдущий выпуск нашей рассылки, похоже, получился немного великоват. Будем стараться до таких объёмов наши выпуски впредь не раздувать.

Окончание статьи Александра Балода

Восемь ножей в спину науке, которая называется история .

7. Чудовище стозево и лаяй, или триумф фольк-хистори

Может быть, самый опасный из всех вызовов. Двадцатый век – эра расцвета так называемого жанра «нон-фикш», или документалистики. Историческая публицистика в последние годы пользовалась намного большей популярностью, чем труды профессиональных ученых-историков. Вспомним книги Игоря Бунича, Виктора Суворова, Эдуарда Радзинского или Александра Бушкова. Главное оружие их создателей - профессионализм, только не научный, а литературный. Популярность их произведений вызывает среди историков чувство недоумения, смешанного с презрением. Появился даже специальный термин для обозначения сочинений подобного рода - «Фольк-хистори» (история для народа).
К числу основных направлений фольк-хистори обычно относят:
Беллетризированные биографии и версии исторических событий.
«Новую хронологию» академика А.Т.Фоменко и его школы.
Националистические, или «самостийные» варианты истории.
Конспирологическую историю (история тайн и заговоров), криптоисторию. «Люди обожают все таинственное» - произносит один из персонажей популярного американского писателя Дэна Брауна. Обожают они и самого автора «Кода да Винчи», сделавшего основой сюжета романа «конспирологическую» версию жизни Иисуса Христа.
Расцвет фольк-хистори оказался сюрпризом для историков; большинство из них поначалу не знали, как реагировать на это явление и даже делали вид, что его просто не существует. Впрочем, постепенно ученые почувствовали необходимость более активных действий. Всякая реформация неизбежно рождает контрреформацию, - и кому, как не историкам, знать это?
Наибольшее негодование историков, как и следовало предполагать, вызвала «новая хронология» Фоменко. Если остальные жанры фольк-хистори можно было интерпретировать просто как другие сегменты системы исторических знаний, - например, популяризацию, пусть и не слишком умелую, достижений фундаментальной исторической науки, то с теориями Фоменко ситуация обстояла совершенно иначе. Школа Фоменко поставила под сомнение святая святых традиционной исторической науки - хронологию событий мировой истории. Историкам не оставалось ничего иного, как попытаться нанести свой контрудар. Впрочем, как это часто бывает в ситуации неравенства сил, в выигрыше снова оказался противник.
Разбор положений «новой хронологии» - отдельная тема, на которую и так написано более чем достаточно. Многие ее гипотезы – это не история, а скорее пародия на нее в исполнении даже не Александра Галкина, а юмориста Евгения Петросяна, снискавшего сомнительную славу «первого пошляка» российской эстрады, своего рода «золотая калоша». Наверное, историки-профессионалы правы, и главный корень всех проблем «новых хронологов» - даже не плохое знание, а полное непонимание событий истории.
Древний мир и античность – фантом, или в терминах постмодернизма «симулякр»(подобие подобия) средневековья. Почему? Просто потому, что эти эпохи слишком напоминают средневековый мир, а излишняя похожесть нелогична. Один из основных теоретических постулатов хронологов - принцип «неумножения сущностей», заимствованный из анналов средневековой философии. Те исторические сущности, которые представляются им лишними, ненужными и неправильными, фоменковцы объявляют мнимыми или фантомными. В число таких «лишних» сущностей вошла едва ли не большая часть традиционной истории человечества.
Увы – историю, как и Россию, не всегда можно понять умом, – даже умом академика математических наук. Коренная ошибка сторонников новой хронологии (многие из которых, кстати, являются представителями точных наук) состоит в полном несоответствии применяемых ими методов изучаемому объекту. История Чингисхана – это выдумка, потому что такого не могло быть. Может быть, сторонники Фоменко просто не знакомы со знаменитым «принципом Питера», который в числе прочего гласит: «Происходит не просто нечто более странное, чем мы предполагали; странность происходящего превышает и то, чего мы не смели предположить».
Впрочем, пространные и неудобоваримые комментарии к трудам Фоменко («Антифоменко») не имели успеха среди читателей, и скорее создали дополнительную рекламу его школе. Сенсация, как и фокус, интересна всем, - разоблачение фокуса, которого требовал герой Булгакова, не вызывает ничего, кроме скуки (если при этом не сопровождается отрыванием головы).
Главным борцом с химерой фольк-хистори в нашей стране выступает историк Д. М. Володихин. Назвав в характерном для него патетическом стиле фольк –хистори «Чудовищем стозево и лаяй», он заявил, что люди, не принадлежащие к научному сообществу, не имеют право участвовать в профессиональных диспутах, - по крайней мере, до тех пор пока не сумеют «овладеть методическим и техническим арсеналом, которым располагают его оппоненты», - суждение, которое едва ли возымеет действие на активность представителей фольк-хистори.
Фольк-хистори, по мнению Володихина, опасна не только своим дилетантизмом, но и своими амбициями – в первую очередь тем, что пытается занять в глазах общества то место, которое раньше занимало сообщество ученых-историков и тем самым способствует его изоляции и превращения в «секту профессионалов». Что влечет для них нешуточные проблемы, вплоть до угрозы снижения финансирования. Что же, финансирование – это серьезно; уже упомянутый философ-киник наверняка в этом месте перестал бы ходить вокруг Зенона, а остановившись, ехидно усмехнулся и покачал головой.
С грустью приходится признать – доля вины за успех «истории для народа» лежит на самих историках. И дело не в том, что, как считают некоторые, историки не сумели вовремя дать отпор «популяризаторам» и «конъюнктурщикам». История – одна из немногих наук, которая интересует людей сама по себе, а не в виде материальных продуктов, создаваемых на основе внедрения в жизнь ее достижений. Увы, историки не слишком успешно используют открывающиеся перед ними возможности. Разрыв между историей, точнее историками и жизнью грозит оказаться пропастью.
Большинство работ историков имеет слишком специализированный характер, перегружены цитатами, комментариями и ссылками, и в таком виде попросту неинтересны для широкой читательской аудитории. Впрочем, дело не просто в форме научных работ, ссылках и комментариях, а скорее в их содержании – историки не занимаются (или недостаточно занимаются) тем, что интересно обществу.
Может быть, они не считают для себя солидным идти навстречу вкусам широких масс. Те ниши, которые они оставили пустыми, теперь заполняет фольк-хистори. Спрос рождает предложение, - иначе и не может быть в условиях свободы слова и рыночной экономики. Люди читают биографии Радзинского, как когда-то запоем читали книги Пикуля, потому что они написаны более увлекательно, чем труды историков, изучают «новую хронологию» Фоменко, потому что разуверились в традиционной хронологии и искренне верят в то, применение математических методов способно произвести переворот в любой отрасли знаний, и читают книги про тайны истории того же Балабухи … просто потому, что любят тайны.
Что мешает историкам бросить вызов «стозевому чудовищу» и сразить его, как Святой Георгий поразил змия? Сразить не критикой и требованиями запрета, а чем-то более существенным – например, гипотезами и книгами, которыми будут зачитываться десятки и сотни тысяч людей по всему миру?

8. Вызов современности: как нам обустроить Россию, или что пил «вельможа в случае»

Вызов современности – это вызов практического использования истории. Существует две диаметрально противоположных точки зрения по этому вопросу. Сторонники одной из них утверждают, что история не способна ничему научить. Английский историк Дж П. Тэйлор пишет «Единственный урок, который можно извлечь, исследуя прошлое – это бессвязный и непредсказуемый характер человеческой деятельности: история представляет собой цепь случайностей и ошибок». Ему вторит американец Алан Смит, специалист по интеллектуальной истории: «общепризнано, что история не может быть столь же полезна как инженерное искусство, коммерческая деятельность или животноводство, а также что определенная история, как правило, далекая от нас по времени, месту и культуре, вовсе не может быть сколько-нибудь полезной» («Не требуем ли мы слишком многого от истории?»).
Историки-традиционалисты уверены, что историческая наука должна дистанцироваться от злободневности. Одержимость современными проблемами – не для историка, потому что она снижает научную ценность его работ и, напротив, повышает вероятность того, что он из объективного наблюдателя превратится в рупор интересов одной из противоборствующих политических сил (опасение, как показывает российский опыт, вполне оправданное). Такие взгляды весьма популярны в ученой среде. Однако не может же любая наука быть только «вещью в себе», инструментом для удовлетворения любопытства ученых и способом тренировки ума? Неужели история не может принести людям практическую пользу?
Сторонники второй точки зрения убеждены в практической значимости науки. История – не отвлеченная дисциплина, ее выводы содержат прямые уроки для всех, кто может и желает учиться. Все мы слышали фразы о том, что «прошлое – это ключ к проблемам настоящего и способ заглянуть в будущее». Ключ - это хорошо. Однако прошлое и настоящее – это не абстрактные понятия. Настоящее – это не просто глобальные вопросы в духе «Что делать?» Чернышевского, «Как нам обустроить Россию?» Солженицына или «В чем сила, брат?» героя популярного фильма. Гораздо важнее решить конкретные проблемы, стоящие перед обществом – такие, как формирование среднего класса, повышение уровня жизни или наркомания среди молодежи. Прошлое – бездонный колодец. Неужели для того, что решить какую-то конкретную проблему дня сегодняшнего (например, рост преступности) необходимо изучать все исторические события и вехи дня вчерашнего?
Социальные науки в том виде, как они существуют сейчас, рождались в 19 веке. Престиж научных знаний – и технических, и гуманитарных в ту эпоху был невероятно высок. Ученые верили в прогресс, и эту веру разделяли с ними простые люди. Основания для оптимизма были более чем веские - открытие законов природы уже позволило привлечь на службу человеку новые источники энергии и создать механизмы, облегчающие человеческий труд. И это только начало! От ученых – гуманитариев ждали, что они откроют социальные законы, которые позволят создать новое, более совершенное общественное устройство. Именно это и обещал людям отец социологии Огюст Конт, утверждавший что история – ключ к судьбам человечества.
Увы - чересчур оптимистические ожидания были обмануты; ключ то ли не был найден, то ли попросту не подошел к той двери, за которой скрыты сокровенные тайны истории. Социальные последствия технического прогресса оказались несравнимо более противоречивыми, чем это считали энтузиасты научно-технической перестройки. Мир слишком медленно менялся в лучшую сторону – если вообще предположить, что он двигался в нужном направлении. Более того, все без исключения попытки воплотить в жизнь глобальные социальные утопии заканчивались оглушительным провалом.
Представителям социальных наук пришлось умерить свои амбиции. Историки забыли про заветный «ключ», успокоив себя мыслями о том, что ученые должны заниматься «чистой наукой» и преподаванием, а не пытаться изменить окружающий мир.
И все-таки Карл Маркс был прав. Жить в обществе и быть свободным от общества невозможно, - как для отдельного человека, так и для целой науки. Пресловутая башня из слоновой кости – не более, чем миф, а жизнь – это борьба за выживание. Чтобы повысить падающий престиж своей дисциплины, историкам поневоле пришлось думать о том, как придать ей социальную значимость.
«Прошлое, - провозгласил Люсьен Февр, - это воссоздание человеческих обществ и человеческих существ вчерашнего дня силами людей и в интересах людей, включенных в человеческие отношения дня сегодняшнего».
В сообществе историков заговорили о важности включения в круг предметов, изучаемых историей, новых тем, отражающих происходящие в современном мире перемены: процессов глобализации и интеграции, распространения информационных технологий, повышения роли средств массовой информации, экологических проблем, проблем международного терроризма и миграции и т. д. и т. п.
Однако одного желания принести пользу «отношениям дня сегодняшнего» недостаточно, необходимо иметь эффективные средства. Социальные науки, возникшие в 19 веке (экономика, социология, психология, политология) создавались, в большей или меньшей степени, как прикладные дисциплины, предназначенные для решения конкретного круга проблем. История, древнейшая из наук, хотя и претерпела за период своего существования определенную модернизацию (и даже, извиняясь за дешевый каламбур, легкую «постмодернизацию») всегда была фундаментальной дисциплиной. Может ли история, оставаясь самой собой помочь людям решать их насущные проблемы? Или она должна для этого предстать в обличье другой науки?
Изменения, начавшиеся в европейском обществе несколько веков назад, приобрели необратимый характер. Мир меняется буквально на наших глазах; бухгалтера Корейко с его деревянными счетами сменил электронный калькулятор, на смену калькулятору приходит персональный компьютер, который умеет не только считать и писать, но и делать еще множество полезных вещей, - а сколькому он еще научится в самом ближайшем будущем?
Шекспировский герой жаловался на то, что «распалась связь времен». Если не современники, то далекие потомки создателя Гамлета в полной мере осознали правоту его слов. Связь времен распалась, потому что настоящее стремительно меняется и становится все более непохожим на прошлое.
В основу науки Клио положен принцип «историзма»: каждая эпоха человеческого развития представляет собой уникальное проявление человеческого духа с присущими ей культурой и ценностями. «Прошлое – это другая страна», - как очень точно заметил писатель Л. Хартли. Главный предмет, который интересен историку – это уникальные явления эпохи; научные же законы создаются на основе изучения и анализа повторяемости.
Вы скажете, что поиск повторяемости – тоже один из принципов, которому следует историческая наука? Почему же тогда существует так мало книг (если вообще они существуют) по истории нашей страны, написанных профессиональными историками, в которых даются практические советы о том, «как нам обустроить Россию» - заметим, не просто исторических примеров того, как хорошо или плохо поступали те или иные исторические личности различных эпох, или предложений возродить былые формы политического или социального устройства, в которых за названием практически невозможно разглядеть содержание, а действительно полезных советов, - созданных на основе изучения российского и мирового исторического опыта, а не просто пытающихся его слепо воспроизвести или отрицать?
Посткоммунистическую эпоху России часто сравнивают то со смутным временем начала 17-го века, то с реформами Александра Второго, то с периодом революции и гражданской войны 20-го века, однако это вряд ли что-то меняет по существу. Сравнение ситуации в современной России с событиями практически любой из предшествующих эпох даст знатокам тысячу поводов начать бесконечную дискуссию о сходстве и различии в истории, которая заведомо закончится ничем. Или, может быть, я ошибаюсь, и в исторических спорах действительно сплошь и рядом рождается столь нужная нам сейчас истина? Вот только почему мы об этом ничего не знаем?
Обратим внимание на следующее обстоятельство. Мелкие и мельчайшие факты далекого прошлого, подробности жизни Цезаря и Александра Македонского манят взоры историков и вдохновляют их на создание многотомных научных монографий. И в то же время громадные массивы информации о событиях недавнего прошлого, лежащие буквально под руками, остаются для них незамеченными; а ведь это тоже исторический опыт, да еще какой! Или может быть, ценность фактов оценивается историками прямо пропорционально степени их удаленности во времени?
Повторяемость и закономерность всегда были слабым местом историков; что же говорить о современном мире, который столь резко порвал «связь времен» с предшествующим процессом истории.
В эпоху перемен в людях усиливается стремление понять, что происходит со всеми нами. Но рассказывают нам об этом почему-то не профессиональные историки, а совсем другие люди, порой весьма далекие от ученой премудрости. Конечно, на осмысление важных событий необходимо время – однако ритмы эпохи ускорились, и возможности ждать появления таких работ годы и десятилетия нет. Об истории той же самой пресловутой олигархии и ее роли в судьбах России мы почему-то узнаем не из исторических монографий, а из книг литератора Бушкова. Прошлое олигархии – это не только древнегреческий аристократ Алкивиад, друг Сократа и враг народа Греции, или дворец дожей в Венеции. Нам тоже есть что вспомнить, - хотя бы те же строки, вышедшие из-под пера незабвенного Грибоедова: «Вельможа в случае, тем паче, не как другой, и ел, и пил иначе». По части вельмож, которые пили и ели иначе, чем другие, у России накоплен богатый опыт – от полумифического Рюрика до полувиртуального Абрамовича, бывшего губернатора Чукотки и нынешнего владельца футбольной команды «Челси».
Могут возразить, что необходимо различать фундаментальную науку и заурядную пропаганду знаний; популярные книги по истории – не более чем сектор массовой культуры, паразитирующий на достижениях подлинной науки. Сами бойцы фронта фольк-хистори наверняка считают иначе, - для них научные монографии всего лишь сырье, коллекция иллюстраций, примеров и исторических анекдотов. Да и живем мы не в средневековую эпоху, воссозданную в «Имени розы» Умберто Эко, когда монополией на грамотность обладали монахи, а церковные библиотеки были едва ли единственными хранилищами человеческой мудрости.
Бесчисленные свидетельства эпохи лежат у нас под ногами; однако важны не сами факты, а теории, их объясняющие. Кто-то пошутил, что у историков есть две главные проблемы – нехватка фактов и их переизбыток; проблема сегодняшнего дня – даже не избыток, а настоящее «буйство» информации, которая растет и множится, как растительный мир бассейна Амазонки в период дождей. Революция, начатая книгопечатанием, продолжена распространением компьютерных технологий и созданием всемирной веб-сети.
Конечно, в мире существует и тайная, скрытая от взоров людей сторона жизни, которую специалисты по конспирологии считают гораздо более важной, чем публичная и открытая; однако хорошо известно, что большая часть докладов разведывательных служб составляется на основе сведений из открытых источников, а не донесений тайных агентов. Наиболее ценным качеством в наше время становится не просто владение информацией, а умение ее понять.
Так что же такое наука Клио – вчерашний день, который изучается во имя дня сегодняшнего или попытка бегства из «страны настоящего» в «страну прошлого?» Может быть, и в самом деле не так уж и ошибались авангардисты, утверждавшие, что изучение прошлого бессмысленно и бесполезно, потому что новый мир создает не опыт, а фантазия.
Попытки некоторых российских историков принять участие в текущей политической жизни также не принесли заметной пользы для общества. Качества, необходимые для политика, редко расцветают в тиши архивов и библиотек. Ученому, покинувшему стены учебной аудитории, бывает очень непросто сохранить свою независимость и найти общий язык с людьми, полными жизненных амбиций и руководствующихся в своих действиях не столько стремлением к добру и правде, сколько природными инстинктами и материальными интересами. Кому, как не историкам знать, что в коридорах власти обитают именно такие люди? Увы, теория и практика, – две разные стихии.

Грядущая катастрофа и как с ней бороться: рецепты доктора Дуремара.

Грядущая катастрофа - это конечно, преувеличение, риторический прием, такой же, как и «ножи в спину». Для тех, кто никогда не изучал марксизм-ленинизм, напомню – я просто повторил название знаменитой статьи Ленина. Частое упоминание имен классиков марксизма - отличительная особенность человека, получившего образование в советском вузе; шинель, из которой мы все выросли – не только гоголевская, но и красноармейская.
Слова, тексты, и тем более заголовки – всеобщее достояние, как учит нас не к ночи будь помянутый постмодернизм. Писатель – всего лишь простой писец, «скриптор», а ученый-историк – не более чем «нарратор» (кстати, что это такое?).
Можно вспомнить и Фукуяму: «Конец истории и последний историк» - чем не название для статьи? Только слишком уж мрачно.
Попробуем ощутить в себе прилив оптимизма, хотя речь все-таки пойдет именно о кризисе. Главная причина этого кризиса - разочарование общества в гуманитарных и социальных науках. Технические науки изменили мир, сделав его таким, как он есть (пусть даже не все его проявления мы принимаем за безусловное благо). Что сделали гуманитарии, те же историки, для того, чтобы технические достижения пошли на благо, а не во вред людям? Может быть, предложили миру альтернативы, более притягательный магнит, чем безудержная гонка за мифом - называется ли он техническим прогрессом или ростом благосостояния?
Тем более что по словам некоего историка «современная историография более не предсказывает будущее и не извлекает из прошлого уроков; она создает настоящему образ иного, который с завершением эры географических открытий миру больше неоткуда взять». Что же это за образ иного? Увы – я, как и большинство простых людей, что-то не вижу образа этого иного за дымкой исторических трудов, – разумеется, если не считать таковым стиль жизни древних майя, средневековых монахов, или французских аристократов эпохи просвещения.
Так что же делать историкам, чтобы избежать катастрофы – или, мягче, кризиса? Может быть, единственная альтернатива - центробежное движение внутри самой науки? На международном конгрессе исторических наук в Осло в 2000 г. прозвучала мысль о невозможности дальнейшего существования истории в качестве целостного интеллектуального проекта (идея хотя и спорная, но поддержанная многими историками). На смену истории приходят истории, или, как выразился Р. Спэнг, «тотальная история уступает место микроистории».
Может быть, историкам стоит отказаться от своих громких амбиций, и довольствоваться скромной ролью «хранителя социальной памяти» и полезной учебной дисциплины, предоставляющей взрослым людям тему для умных бесед, а юному поколению - прекрасные возможности для столь необходимой им тренировки ума? Крайний случай отказа амбиций, - признание того, что наука - всего лишь способ удовлетворения любопытства ученых историков и узкого круга их единомышленников. Некая разновидность хобби, которым занимаются в свободное время; или даже в рабочее – если тебе улыбнулась жизнь, и нет необходимости думать о «хлебе насущном». Что, конечно же, полнейшая чушь.
Одно из направлений, в котором двигаются историки – это превращение Клио в подраздел других конкретных наук и отраслей знания. Любой вид человеческой деятельности имеет свою историю – так давайте же изучать историю холодного и горячего оружия, болезней и здоровья, культуры и невежества, кинематографа и компьютерных игр, домашних растений и диких животных, обжорства и голодания, олигархов и бомжей. Хотя почему-то упорно лезет в голову вопрос – та ли эта наука, о которой мы говорили, и не лучше ли оставить ее специалистам по холодному оружию и домашним животным, отошедшим от дел?
Еще один способ - опять-таки, умерив свои амбиции, осваивать новые сферы индустрии услуг. Наша эпоха – эпоха зрелищ (что в чем-то роднит ее со столь любимой историками эпохой Древнего Рима). Для кого-то история - наука, но для большинства – еще одна разновидность шоу.
Почему бы не пойти на поклон к шоу бизнесу, став его консультантом по вопросам истории? Создатели фильмов и сериалов, разработчики компьютерных игр, авторы литературных триллеров охотно используют для своих произведений исторические сюжеты. Воссоздание исторической атмосферы, или хотя бы ее костюмно-декоративное оформление требует наличия специальных знаний. Почему бы не погреться в лучах славы Голливуда и Болливуда (или как там еще называется его индийский симулякр Голливуда?).
Разумеется, придется поступиться принципами. Клио многолика; однако шоу-бизнес интересует только один ее облик – прекрасной и загадочной дамы. Голливудское средневековье – это не голод, чума и жизнь в одной хижине со свиньями, а отважные рыцари в сверкающих доспехах, красавицы в шелках, голосистые миннезингеры, король Артур в поисках Святого Грааля и благородный разбойник Робин Гуд, защитник всех угнетенных.
В отношении современности к прошлому есть что-то от чувства, которое испытывает пожилой человек к поре своей юности. Вспоминается доброе и светлое – потому, что от этого становится легче жить. Так рождается «историческая ностальгия» - своего рода новая сказка об утраченном времени. Стихия шоу-бизнеса – не реальная, а мифическая, лазурная, глянцевая, призрачная «история». Со вздохом признаем – постмодернистский термин «симулякр» будет тут как нельзя более к месту.
Историческое шоу, как и всякое шоу, «must go on» - с участием экспертов или без него. Обратим внимание, что историки много ругали фольк-хистори, однако почему-то забыли его главный жанр - кинопроизводство. Какой-то неленивый эксперт по римской истории насчитал без малого два десятка неточностей в популярном фильме «Гладиатор» (с участием актера Рассела Кроу). При известном старании это число можно было бы, наверное, довести до полусотни. Вот только имеет ли этот показатель хоть какое-то отношение к кассовому успеху фильма?
Некоторые историки сами создают нечто в стиле фольк-хистори, как например, А. Валентинов, один из основателей жанра «криптоисторического романа» и автор романа-расследования «Спартак». Но это – скорее индивидуальный путь, чем выход для всего сообщества. Один из членов временного правительства мог бежать из Зимнего дворца, скрывшись то ли под женской, то ли просто под чужой одеждой. Но вряд такой фокус удался бы, если в бегство ударилось все правительство министров-капиталистов.
Впрочем, переодеваться в чужое платье не обязательно – можно, например, попробовать сменить устаревший костюм на более новый. Вместо тяжеловесной формы научной монографии, напичканной многочисленными цитатами, ссылками и комментариями, можно предложить читателям книгу-расследование или, например, книгу-путешествие. Вопреки тому, что утверждают постмодернисты, наука и литература – две разные сферы деятельности, которым есть чему поучиться друг у друга. Прообраз книги-расследования - детектив, а исследования- путешествия – даже не «роман странствий» или путевые записки, а миф, стержень сюжета которого всегда составляет путешествие героя.
Разрастание пропасти между исторической наукой и обыденным сознанием, которое Аллан Мегилл назвал «беспрецедентным», может повлечь за собой такое странное явление, как превращение фундаментальной истории в «мертвую науку» - по аналогу с «мертвым языком» латынью. Язык древних римлян, как известно, явился основой для формирования нескольких современных языков. Когда-то он даже был международным языком ученых; его изучали в старых российских гимназиях и до сих пор преподают в университетах. Но это – мертвый язык, остановившийся в своем развитии, язык, на котором не говорит ни один из ныне живущих на земле народов. Устроит ли историков такая участь?
Наиболее перспективный вариант развития – смена парадигмы. Наверное, самое главное, чего сейчас требуется история – новая методология, новые подходы и новые теории. Соотношение между интерпретацией и фактом должно изменено в пользу теории – что бы ни говорили по этому поводу постмодернисты. Если сами историки не могут их создать, необходимо брать извне? Откуда - разумеется, отовсюду. Не только из философии, экономики и тем более – социологии. Вспомним нашумевшую книгу Паршева «Почему Россия не Америка?». Многие явления российской жизни, которые обычно рассматривали как форму проявления «национальных особенностей русского характера» на поверку объясняются более материальными, я бы даже сказал, «земными» причинами. Попросту – климатом. Россия – не Америка не потому, что русские по тридцать лет и три года валялись на печи, били друг другу морду и пили водку, а американцы осваивали Дикий запад, стреляли из револьверов в индейцев и пили виски. В Европе и Америке гораздо более благоприятный климат, и это – важнейший фактор исторического развития. Почему Россия так велика, вопреки словам Кутузова о том, что отступать некуда, – да просто потому, что русские освоили практически незаселенные земли с климатом, плохо пригодным для комфортной жизни, - и территории эти составляют сейчас большую часть страны. Казалось бы, речь идет об очевидных вещах, - но почему-то никто не делал из них таких далеко идущих выводов, как Паршев. Философия и теория есть везде (в этом постмодернисты отчасти правы) – вот только чтобы обнаружить ее, необходимы пытливость, смелость мысли и талант.
Смена парадигмы – это замечательно. Но есть и еще одна сторона, о которой часто забывают. Революция – это не только смена идеологии или дележ собственности (называемый приватизацией или как-то иначе); это еще и смена социальной элиты, господствующего класса. Может быть, в этом – главное последствие социальных переворотов.
Науку создают люди. Историческая наука такова, каковы ее творцы - историки. Профессия ученого-гуманитария – хотя и уважаемый, но далеко не самый престижный вид деятельности в современном обществе, - хотя бы потому, что она достаточно скромно оплачивается. В эту профессию, как правило, идут люди с определенными чертами характера, к числу которых можно отнести любовь к коллекционированию фактов, аккуратность, педантизм и скрупулезность; Индиана Джонс – не историк, а археолог, хотя если честно признаться – откровенный авантюрист, случайно надевший костюм университетского профессора.
Может ли нынешнее поколение историков, с их образованием, жизненным опытом и складом характера работать как-то иначе? Сомневаюсь. Может быть, для выживания науки Клио необходимы не только новые идеи, но и ученые нового типа?
«Дилетантизм идет на смену профессионалам!» - бьют тревогу борцы с демоном фольк –хистори. Совсем не обязательно – просто само понятие требований, которые предъявляются к профессионалу, меняется. Нужны ученые с другим образованием, иным мировоззрением, может быть – с другим жизненным опытом и более высоким уровнем амбиций. Какие причины могут заставить квалифицированного знатока финансов или менеджера средней руки сменить высокооплачиваемую работу на участь ученого-историка – тот еще вопрос; однако чтобы не говорили марксисты, в нашем мире существуют не только материальные интересы.
Может быть, некоторые исторические проблемы разумно осваивать научными коллективами, состоящие из специалистов разного профиля – но только не такими, о которых я уже рассказывал. Научному коллективу необходимо то же, что и любому другому, например, воинскому – цель, иерархия и правильная организация; главная разница состоит, наверное, в том, что командир не тот, у кого больше звездочек, а тот, кто талантливее и умнее, - потому что в науке нет и не может быть устава (что так и не смогли понять марксисты).
Великий Шлиман (куда же без него!), раскопавший то ли древнюю Трою, то ли, как принято сейчас говорить, город, похожий на древнюю Трою, не был профессионалом в привычном понимании этого слова. Потомок древних викингов и друг Юрия Сенкевича, любимца советских телезрителей Тур Хейердал был, наверное, заурядным и легковесным историком. Но то, что он сделал для науки, превосходит значимость десятков исторических монографий.
Может быть, новым историкам действительно удастся обнаружить философский камень – смысл мировой истории. В науке процесс иногда важнее результата; рыцари короля Артура так и не смогли отыскать Святой Грааль, но этот поиск стал едва ли не самой романтической легендой в истории человечества.
Как бы то ни было, будущее науки истории под угрозой, и решать его предстоит самим историкам. Вы, наверное, убедились, что автор – не воинствующий критик, а скромный любитель истории. Зачем же тогда так необходимы упомянутые выше ножи? Ножи –холодное оружие, инструмент насилия, которым так богата история человечества. Заменим их на другой предмет, инструмент не устрашения, а помощи и оздоровления. Размышления и советы – это слишком плоско и скучно. Поэтому давайте поменяем в названии «ножи» на «пиявки», - своего рода лекарственные средства, которые в меру своих скромных сил помогают выжить и сохранить здоровье.

Подробный рассказ о дальнейшем ходе игры отложим до ближайшего следующего выпуска. Там у нас наступает уже январь Второго года. Арелатский купец Ив Барбье, учредив первую акционерную компанию, что позволило ему снарядить каравеллу, ещё в октябре отправился на ней в плаванье в надежде пересечь море Тьмы (так в XV веке европейцы называли Атлантический океан) и доплыть до другого его берега. Предполагается, что там должна быть Азия. И почти одновременно из Лузитании отправилась каравелла, снаряжённая на средства королевской казны. Она пытается достичь Азии, плывя вдоль Африканского побережья на юг. Пока спустя три месяца никаких сведений об этих двух экспедициях нет.

А в Астурии прошла свадьба. Наследный принц Карл II женился на принцессе Урсуле единственной дочери короля Паннонии.

Наш традиционный анекдот

В основе повести Юрия Николаевича Тынянова "Поручик Киже" лежит подлинный факт, художественно переосмысленный талантливым писателем. Первым же, кто рассказал о поручике Киж - так на самом деле называлась сия вымышленная персона, - был отец знаменитого русского лингвиста Владимира Ивановича Даля, поведавший о том своему сыну - автору знаменитого "Словаря живого великорусского языка". В.И. Даль, записывая то, что рассказывал ему отец, включил в "Рассказы о временах Павла I" и сюжет о некоем несуществующем офицере, появившемся на свет из-за ошибки одного из писарей. Отец рассказал В.И. Далю, что однажды некий писарь, сочиняя очередной приказ о производстве обер-офицеров из младших чинов в старшие, выводя слова: "Прапорщики ж такие-то в подпоручики", перенес на другую строку "Киж", да еще и начал строку с большой, прописной буквы. Император Павел, подписывая приказ, принял "Киж" за фамилию и написал: "Подпоручика Киж в поручики". Редкая фамилия запомнилась Павлу. На следующий день, подписывая другой приказ - о производстве поручиков в капитаны, император произвел мифическую персону в капитаны, а на третий день - и в первый штаб-офицерский чин - штабс-капитана. Через несколько дней Павел произвел Кижа в полковники и велел вызвать к себе. Высшее военное начальство переполошилось, предполагая, что император хочет произвести Кижа в генералы, но отыскать такого офицера нигде не смогли и наконец докопались до сути дела - канцелярской описки. Однако, опасаясь гнева императора, донесли Павлу, что полковник Киж умер. "Жаль, - сказал Павел, - был хороший офицер".

До свиданья!

Да будут счастливы обитатели всех миров!

Сергей Баранов (Сель)

Мастер игры