Доброе время суток, дорогие читатели!

      Сначала что-то типа анонса – поделимся ближайшими планами. Хотя всегда надо помнить старую байку о том, что лучший способ насмешить Бога – рассказать ему о своих планах.

       Мы вовсе не случайно в первых выпусках рассылок коснулись темы I Мировой войны. Как мы, кажется, уже проговаривались, в ближайшее время мы хотели бы достаточно подробно коснуться эпохи Революции 1917 года и Гражданской войны. А события этой эпохи в значительной мере были предопределены Мировой войной. Многие историки даже склонны утверждать, что если бы Россия не вступила в эту войну, то революции можно было бы либо избежать, либо она могла привести к другим историческим последствиям.

        Но пока мы эти наши планы немного отложим ради того чтобы в ближайших трёх выпусках обратиться к теме самой истории как предмета знаний.

Статья, которую мы предлагаем вашему вниманию местами (особенно в начале) нам показалось немного нудноватой. Но в других местах она нам очень понравилась и её автор мыслит примерно в том же направлении, что и ведущий рассылки. Наши оценки, видимо, весьма близки.

Александр Балод

Восемь ножей в спину науке, которая называется история .

 «История – это чушь».

Генри Форд

Грозная тень грядущего

Современная историческая наука находится в кризисе – это признают практически все, в первую очередь сами историки. Конечно, каждый понимает это явление по-своему. Некоторые ученые даже призывают не делать из кризиса проблемы. Кризис – ординарное событие для любой социальной науки; некоторые из них пребывают в этом состоянии едва ли не с момента своего создания.
Хулиганскую фразу, ставшую эпиграфом данной статьи, приписывают знаменитому американскому изобретателю и бизнесмену Генри Форду. Сразу же признаюсь, что я ни в малейшей степени не разделяю его точку зрения; напротив я – давний поклонник науки, которой покровительствует сама муза Клио.
В эпоху, получившую позднее наименование «застойной», когда деревья были большими, а главным богатством советского человека являлось изобилие не материальных благ, а свободного времени, чтение книг по истории было одним из моих любимых видов занятий. При этом я был далеко не одинок. Фраза о том, что Советский Союз – самая читающая страна в мире была одним из немногих правдивых лозунгов советской пропаганды. Советские люди читали много и охотно (особенно учитывая тот факт, что книги были дефицитом – а обладать тем, чего нет у других, всегда престижно), хотя парадоксальный факт – книгам о современности они почему-то упорно предпочитали историю.
Все объяснялось просто – все прекрасно знали о существовании цензуры и о том, что практически любое печатное слово, которое публикуется, в той или иной степени содержит ложь. В книгах о прошлом этой лжи было меньше. Принято считать, что советские люди овладели новым способом чтения – «чтение между строк». Даже если это и так, мало кто из нас получал от этого удовольствие. Подавляющее большинство мечтало о временах, когда можно будет открыто и честно говорить про все.
Мало кто верил, что такие времена наступят – однако жизнь, как учит нас история, непредсказуема и может не только оправдать, но и превзойти самые смелые ожидания. Русский народ обрел, наконец, долгожданную свободу слова и печати. И что же? Люди всегда переоценивают значимость тех благ, которых они лишены. Жизнь в эпоху демократии и рыночной экономики стала другой. Говорить и публиковать теперь можно все – или практически все. Однако это не кажется теперь столь важным, потому что и чтение, и разговоры о прочитанном стали занимать в жизни гораздо меньше времени, чем раньше.
Впрочем, исполнение желаний принесло разочарование не только тем, кто эти желания уже давно перестал испытывать. Многие из трудов зарубежных ученых, укрытых за железным занавесом и дверьми спецхрана, к которым мы наконец получили доступ, не оправдали ожиданий. Да и отечественные научные светила, освобожденные новой демократической властью от бремени марксистско-ленинской присяги, смогли проявить себя главным образом на почве ниспровержения того, что писали раньше они сами или их уважаемые коллеги.
Страна слишком долго жила в атмосфере тотальных запретов и поэтому жаждала тотальных разоблачений, которые и предоставили ей в изобилии историки-перестройщики. Впрочем, критическая публицистика, даже возведенная в ранг науки – очень недолговечный жанр. За разрушением должно следовать созидание – а в этой сфере возможности ученых оказались намного скромнее.
Поглотив неимоверный объем информации о преступлениях красного режима и подробностях личной жизни его вождей, люди обратились к своим повседневным проблемам, - среди которых вопросам истории оставалось не слишком много места.
Советская книготорговля руководствовалась идеологическими установками, - плановая система хозяйства не принимала во внимание вкусы и потребности людей. Рыночная экономика их усреднила и вульгаризировала.
Но наука Клио, несмотря ни на что, сохранило множество поклонников. Впрочем, даже они сейчас с тревогой думают о ее дальнейших судьбах. Технические науки создали современный мир. Что сделали их собратья-гуманитарии?
Зачем нужна – и нужна ли вообще наука, именующая себя «история»?
«К исторической науке накопилось немало серьезных вопросов, - пишет популярный писатель и публицист А. Бушков, автор «Хроники мутного времени» и цикла книг «Россия, которой не было». К его деятельности на историческом поприще, - в первую очередь, в части заигрывания с «новой хронологией», я отношусь весьма неоднозначно. Чтобы убедить человека, воспитанного в консервативных традициях, что хан Мамай и Александр Невский – одно и тоже лицо, требуются намного более основательные аргументы, чем те, что приводят в своих работах литератор Бушков и математик Фоменко. Но в данном случае он однозначно прав – вопросы к исторической науке действительно есть.
Бывший репортер светской хроники, а ныне популярный писатель и создатель исторических книг (кстати, вы обратили внимание, какое количество литераторов объявили себя знатоками истории?) Илья Стогов высказался на ту же тему с безапелляционностью и прямотой, присущей представителям «молодой шпаны»: «современная наука история ни в каком смысле не является наукой. За словом «история» сегодня скрывается частично коллекция допотопных анекдотов, частично – набор колотых горшков, а по большей части – дырка от бублика. Никакой науки за этим словом не скрывается». («Грозная тень грядущего: Карманный календарь по всемирной истории»).
Оставим в стороне резкость формы высказывания, все эти дырки от бублика и колотые горшки. В конце концов, Стогов - журналист, а первая заповедь журналистики состоит в том, что для привлечения внимания публики к проблеме необходимо сделать из нее сенсацию. Обратимся к сути вопроса, - тем более что существование проблемы признают не только дилетанты, пытающиеся этим оправдать свое вторжению на чужую территорию (которую они, как это и принято в дипломатии, объявить ничейной или спорной), но и признанные профессионалы, специалисты в своей области.
Ножи в спину истории – это не более чем метафора, литературно-публицистический прием. Речь идет просто о тех вызовах, которые ставит перед историей и другими социальными науками наша эпоха. Будущее науки, называемой «история» зависит от того, сумеет ли она дать на них достойный ответ (не правда ли, получилось вполне в духе Арнольда Тойнби, признанного знатока философии истории?).
Что же это за вызовы?

1. Идеологический вызов: хозяин и работник

Прошлое нашей страны переписывалось в предыдущем столетии так часто, что это уже перестало кого-то удивлять. История, как учит нас марксизм, – составная часть идеологической «надстройки» общества. Люди старшего поколения прекрасно помнят времена, когда главной обществоведческой дисциплиной был предмет под названием «история КПСС». То, что сделала с историей советская власть – продолжение очень и очень давних традиций. Карл Маркс в свое время назвал средневековую философию «прислужницей богословия». Эти слова наверняка можно было бы отнести и к средневековой истории – просто этот предмет еще не имел в ту эпоху статуса самостоятельной науки и ничем не выделялся среди общей толпы церковных служек и прислужниц
Здравомыслящему человеку трудно поверить, что масштабы фальсификации истории в былые времена достигали столь гигантских размеров, как это утверждают академик Фоменко и компания (античность – эпоха, выдуманная политиками средневековья), но несомненно одно – любая власть стремилась создавать удобную для себя версию прошлого.
Целью коммунистов было построение нового общества, очередного «великолепного нового мира», - в чем они, признаться, не слишком преуспели. Гораздо в большей степени им удалось осуществление другой, более частной задачи, - создания собственного, идеологически правильного образа прошлого.
В коммунистическом обществе допускалась единственная идеология - марксистско-ленинская. Господство ее обеспечивалось тем, что советская власть сумела осознать и умело использовать возможности, которыми обладает тоталитарная система общественного устройства.
Впрочем, коммунистическую империю подвел конструктивный недостаток, общий для большинства колоссов - глиняные ноги. Здание марксизма рухнуло аккурат в сроки, предсказанные великим астрологом Нострадамусом. Историки, по меткому замечанию одного публициста, пострадали едва ли не больше всех, потому что стояли ближе других к стенам здания. Я бы даже внес уточнение – они не просто находились поблизости, а сами составляли часть несущей конструкции, выступая в роли барочных атлантов и кариатид, поддерживавших своими натруженными руками тяжелый хрустальный свод величественного строения марксистско-ленинской идеологии.
Впрочем, пострадали далеко не все. Многие из бывших атлантов пережили крушение свода достаточно спокойно, и тотчас начали активные и небезуспешные попытки поиска новой ниши (или постамента?).
Демократизация общества, о которой так много говорила многострадальная российская интеллигенция, как это ни странно, вызвала не пресловутую «деидеологизацию» истории, а новый виток ее политизации. Плюрализм и свобода слова стали, наконец, свершившимся фактом. Казалось бы, для историков наступает «золотой век», открывающий множество новых возможностей – отмена идеологических запретов, неограниченный выбор тем для исследований, доступ к закрытым архивам, свободный диалог с зарубежными коллегами. Но все оказалось далеко не так просто.
Наиболее свободными среди всех историков оказались историки демократического направления. Случилось странное – на какое-то время тема исторических разоблачений затмила по своей популярности на газетных полосах и телеэкранах неизмеримо более важные для жизни общества экономические и социальные вопросы. Забыв слова французского историка Мишеля де Серто о том, что место историка «поблизости от проблем политики, но в стороне от места, с которого осуществляют политическую власть», некоторые из видных ученых поменяли свое амплуа, превратившись в политиков, телекомментаторов, публицистов и пропагандистов.
Впрочем, медовый месяц прошлого и настоящего, науки и политики длился не слишком долго. Злые языки (тот же А. Бушков в своей «Хронике мутного времени») утверждают, что ученых мужей с их рассказами про леденящие душу злодеяния Сталина или пикантные взаимоотношения вождя мировой пролетарской революции со светской львицей Инессой Арманд попросту использовали - в качестве то ли дымовой завесы, то ли пресловутого «зрелища», духовной подачки, брошенной для потехи народу для того, чтобы он не мешал серьезным людям вершить за кулисами серьезные дела (такие, как переход государственной собственности, созданной трудами предшествующих поколений в частные руки). В политтехнологии есть такое выражение - «говорящая голова». Если главное действующее лицо не подходит на роль такой «головы», или просто не желает выходить из тени, в этом качестве выступает пресс-секретарь партии, секретарь по идеологии или просто представительный человек с хорошо подвешенным языком и приятными манерами. «Голова» - это всего лишь функция, исполнитель, которого в случае, если он начинает проявлять строптивость или оказывается не нужен своим настоящим хозяевам, легко заменить.
Простодушные совки не сразу разобрались в политическом механизме современной демократии и в том, кто есть кто на политической сцене, - а тем более за ее пределами, и с легкостью необыкновенной принимали за новых хозяев жизни простых приказчиков. Хвала великому Шекспиру, чьи мысли всегда приходят на помощь пишущей братии! Не только жизнь, но и политика – театр, в котором есть не только актеры, разыгрывающие свои роли, но и сценаристы, режиссеры и, самое главное, - сторона, решающая проблему, которая так беспокоила по-своему очень даже неглупого управдома Ивана Васильевича из незабвенной пьесы Булгакова – «кто будет оплачивать столь шикарный банкет»?
Очень быстро пути «головы» и «кошелька» разошлись; политика двинулась своим путем, наука – своим. Впрочем, это не означает, что историки больше не нужны политикам. Нет худа без добра - потеряв главного хозяина в лице государства, историческая наука имеет шансы приобрести новых покровителей в лице представителей самых разных политических сил и течений. Правители стран, образовавшихся на развалинах бывшего СССР, нуждаются в новых вариантах истории с националистической, «самостийной» окраской. Спрос, как известно, рождает предложение; историки – тоже люди, и не могут не подчиняться действию экономических законов (даже те из них, кто не приемлет марксистскую теорию «экономического детерминизма»). Хотя объективность «местечковых» концепций истории вызывает сильное сомнение в профессиональной среде историков, само по себе их возникновение для стран, утверждающих свое право на суверенитет и независимость – закономерное явление. Патриотизм и стремление к истине – чувства, которые часто входят в противоречие друг с другом. «Возможно, ни одна националистическая версия истории в мире не способна пройти проверку научным исследованием», - считает английский историк Джон Тош («Стремление к истине»).
Да и очередные виражи большой российской политики также могут вызвать (и уже вызывают) спрос на новую интерпретацию событий прошлого.
Следует честно признать, что годы господства в нашей исторической науке единственно верной идеологии и последовавшая за ними волна разоблачений и саморазоблачений поставили под удар репутацию российских историков, их способность быть честными, объективными и беспристрастными.
Историки обманывали людей, потому что сами были частью политической системы, искренне заблуждались, или не хотели вступать с властью в прямой конфликт. «Инакомыслящие» литераторы создавали произведения «в стол», которые публиковались уже после крушения советской власти. По-видимому, специфика профессии историка делала этот путь невозможным или, по крайней мере, трудновыполнимым (впрочем, быть может, такие случаи просто не получили достаточно широкую огласку?).
Не следует думать, что наша ситуация, как всегда уникальна, - это всего лишь крайний случай общей тенденции. И не вина историков, что в России все тенденции свойственно доводить крайности, а иногда и до откровенного абсурда.
Тот же Мишель де Серто считает, что в любом обществе историк должен находиться поблизости от власти. И более или менее явно руководствоваться директивами, которые во всех современных обществах возлагаются на историю - воспитывать и мобилизовывать.
Не будем сами впадать в уже осужденные нами крайности. История никогда не была и вряд ли будет когда-нибудь полностью беспристрастной наукой, однако не стоит поголовно обвинять всех ученых в том, что их труды «политически ангажированы». В тоталитарном обществе историк – тот же государственный чиновник. Однако, как это ни странно, в жизни встречается и такое редкое явление, как «честный чиновник». Честный исторический чиновник при советской власти стремился забраться куда-нибудь подальше, - не в Урюпинск, разумеется, а, например, в ту же Древнюю Грецию.
В демократическом обществе ситуация меняется. И хотя материальное бытие определяет сознание, их отношения складываются не столь прямо и однозначно, как это считали Карл Маркс и его последователи. Ученый мир – сообщество, живущее по своим законам. Совсем не обязательно, что за борьбой научных школ непременно скрывается противостояние тех или иных политических сил или интересы богатых заказчиков. Да и сами авторы многих, казалось бы, предельно политизированных и откровенно «заказных» версий исторических событий порой истово верят в правильность своего подхода.
Вопрос можно поставить и шире – насколько вообще историки (в равной мере это относится и к представителям других социальных наук), учитывая их расовую и национальную принадлежность, пол, социальный статус, культуру и политические взгляды могут быть объективны в своих оценках?
И все-таки слова историка-постмодерниста К. Дженкинса о том, что история все больше превращается в метод, «позволяющий людям отправляться в прошлое, думая о современности, копаться там и перестраивать его в соответствии со своими потребностями» - преувеличение, которое, хочется верить, не воплотится в реальность.

(продолжение следует)

Переписка с читателями

В полученных за последние дни  письмах нас спрашивают в основном о нашей игре. Кое кто хотел бы вступить в игру, но колеблется. Никак люди не могут понять, что же эта игра из себя представляет.

Тут надо сразу сказать достаточно категорично. Можно очень долго объяснять как надо плавать, но пока сам не вступишь в воду плавать никогда не научишься. Наполенон по этому поводу говорил (а Ленин вслед за ним повторял), сначала надо ввязаться в бой, а там посмотрим.

Так что мы убеждены, что никаких дополнительных объяснений уже не требуется. Но мы ещё в 4 выпуске обещали рассказать о том, как вообще возникла эта игра. И вот с небольшим опозданием выполняем это обещание. Может быть, удастся ещё кое что объяснить.

Сергей Баранов

Моё хобби (фрагменты мемуаров)

Родился я в апреле 1964 года в семье студентов в городе Иваново. Чтобы не мешал родителям учиться, отправили они меня в деревню, и многие мои первые воспоминания поэтому чисто деревенские. Самый любимый запах с тех пор – запах дыма от берёзовых поленьев, которыми топили баню. Жил я с бабушкой и прадедушкой. Дед погиб под Кёнигсбергом. Похорнка на него пришла 9 мая 1945 года. А прадед мой был солдатом на той самой I Мировой войне, с которой мы начали нашу рассылку, и был награждён георгиевским крестом. А с 1918 по 1920 ушёл с друзьями в леса, чтобы не оказаться мобилизованным в Красную армию. Участвовал он и в Великой Отечественной войне, но в тыловых частях, в основном занимался строительством оборонительных сооружений, рыл окопы.

Мне было всего 4 года, а прадед мой взялся учить меня читать. Вырезал бумажки с буквами, и учил меня складывать слова. Я крепко задумывался, вздыхал, и бумажки разлетались в разные стороны от моего дыхания. Прадедушка строго внушал – «Когда учишься читать – не дыши».

Когда в деревню приезжали мать и отец, это был для меня огромный праздник. И вот, когда я уже немного умел читать, отец, достав откуда то школьный исторический атлас, принялся рассказывать мне откуда есть пошла земля русская, и показывал ход событий по картам. По его трактовке истории получалось, что русские никогда ни на кого не нападали, а земля русская росла за счёт тех соседей, которые нападали на нас первыми. Но когда государство распалось на мелкие княжества, враждующие между собой пришли татаро-монголы и завоевали Русь. Он подробно рассказывал, как прекрасно монголы умели воевать (он как раз тогда читал трилогию Яна).

Видимо, этим рассказом отец навсегда пробудил во мне огромный интерес и к истории и к географии. Уже с 6 лет я читал горы книг, но наибольший интерес у меня пробуждали книги о истории, и учебники даже больше чем исторические романы. Учебник для 4 класса по истории я изучил ещё до того, как поступил в 1 класс. А в 4 классе моей любимой книжкой был вузовский учебник по истории Древней Греции.

       Но я долго колебался, когда выбирал профессию. Очень хотелось делать что то более конкретное. История казалась (и продолжает казаться) занятием слишком несолидным для настоящего мужчины. История прекрасное хобби по-моему, но не самая лучшая профессия. И всё-таки в итоге поступил я на исторический факультет Ивановского университета. А потом сменил более дюжины разных профессий. Работал и в музеях, и в библиотеках, и в газетах, и на телевидении и в школе пару лет преподавал свои любимые историю и географию. Профессии я менял достаточно осознанно. Хотелось копить не столько богатство, сколько разнообразные впечатления. Довелось поработать даже и дворником, как раз во времена «поколения дворников и сторожей», о которых пел БГ.

С раннего детства я кроме истории увлекался самыми разнообразными играми и осознанно их коллекционировал. Возникла постепенно идея найти некую идеальную игру. Но во всей моей коллекции игр ничто меня до конца не устраивало. И вот где-то в 14 лет пришла в голову мысль, что игру не обязательно искать, а можно придумать самому. Я и придумал. И всю жизнь до сих пор играю. Постоянно меняя и совершенствуя правила и игровые модели. Персональный компьютеров 30 лет назад ещё не было, и вместо компьютера я всю игру делал из пластилина, который и запоминал всю огромную игровую информацию. Сначала игра занимала ящик в столе, потом сам стол, потом уже в 1995 году я придумал, как всё это из горизонтального перевести в вертикальный формат. Игра получилась не настольная, а настенная. В 2000-2003 я её даже в своём редакционном кабинете на стену повесил. (В прежней моей газете помещений хватало, и у меня был свой огромный кабинет).

Позапрошлым летом ремонт в квартире сделал, и игра моя теперь в квартире занимает буквально целую стену от края до края. В конце минувшего лета на этой стене был создан тот самый мир, в который предстоит играть участникам нашей игры. (Когда-нибудь читатели рассылки может быть ещё сподобятся увидеть это незабываемое зрелище, которое представляет собой эта стена на сайте нашего клуба).

Много времени я тратил раньше и на компьютерные игры. Самая любимая – «Колонизация» Сида Мейера, которую наверно мало кто знает, потому что она очень старая 1994 года (ходят смутные слухи что вроде бы делают ремэйк).

«Цивилизация» конечно тоже вещь. Но что-то меня на современную графику не тянет, больше нравится условность. И третья цива в итоге всё же нравиться  чуть больше, чем четвёртая.

Но колонизация это почти совсем как моя пластилиновая игра. Сид Мейер только не додумался до главной моей фишки. Играть нужно не сразу за всю нацию, а за каждого отдельного индивидуума (юнита). В экономическом аспекте они производят товары и услуги и в зависимости от того, как они себя ведут, меняется конъюнктура рынка. То есть финансовый счёт должен быть не один как в большинстве компьютерных игр, а у каждого юнита должен быть свой кошелёк и своё имущество.

В такой игре играешь по сути дела в Бога (а если выразиться поскромнее - в демиурга), который создал пластилиновое человечество и пытается добиться гармонии и просветления в нём. Но у пластилиновых человечков собственная свобода выбора, которая моделируется генератором случайных чисел…

Когда я в очередной раз гостил в Москве, и жил в квартире у своих друзей в главном здании здании МГУ, в ночь с 17 на 18 апреля 2007 года стукнула мне в голову идея, что в мою пластилиновую игру, можно играть по емэйлу. Предложить игрокам принимать решения за моих пластилиновых человечков. Но ясно ведь, что нет гарантий, что подобное развлечение будет заведомо интересно всем. Нужно определённый склад личности иметь, чтобы не жалко было на подобные фантазии и забавы время тратить. Поэтому пока у нас будет такой как бы эксперимент, главная цель которого выяснить – есть ли вообще спрос на подобное хобби и способен ли мастер игры справляться со своими обязанностями.

В подобные игры в детстве играли многие люди задолго до наступления эры компьютеров. Лев Кассиль описал эти свои детские игры в книге «Кондуит и Швамбрания». Играл в подобные игры в детстве и Даниил Андреев, автор уникального философско-религиозного трактата «Роза мира». В 1979-1986 я встречал несколько людей, которые тоже как и я в детские годы сами изобретали для себя подобные игры. Так что, сама идея эта явно носится в воздухе.

Жанру игр по емэйлу, конечно же, трудно конкурировать с компьютерными играми, в создание которых вкладываются огромные финансовые и интеллектуальные ресурсы. И всё-таки попробуем хотя бы найти свою нишу. Как тележурналист я очень хорошо представляю, как видеокартинка мешает тому глубинному видению и внутренней фантазии, которая дремлет в каждом. Я избегаю смотреть телевизор, если а если  включаю его, то больше слушаю, чем смотрю), больше предпочитаю радио. Как говорят, те кто работает на мясокомбинате, колбасу обычно стараются не есть. Поэтому я недолюбливаю и те компьютерные игры, в которых графика чересчур реалистична. А вот игра по емэйлу без всякой особой графики даёт огромный простор для фантазии.

Наверняка и этот автобиографический  рассказ не даёт достаточно внятного  представления об игре. В следующий раз попробуем немного коснуться самого процесса игры, раз уж так нас об этом просят. И постараемся написать об этом побыстрее.

А пока на прощанье наш исторический анекдот.

Французский поэт Жан де Мен (1250-1305?) написал вторую часть известного «Романа о розе», куда включил такие строки:

«Шлюхами будете, были и есть;
Всё продаете – и тело, и честь».

Говорят, что эти строки вызвали такое негодование придворных дам, что они добились от королевы разрешения выпороть дерзкого поэта. Однажды они подстерегли де Мена в темном уголке, схватили, раздели и уже приготовились пороть его, но тут поэт попросил, чтобы первый удар ему нанесла самая распутная [по другой версии – самая некрасивая] дама. Дамы так растерялись, что ни одна из них не рискнула взять в руки кнут. Так хитрый поэт избежал порки.

Эта история вошла в придворный фольклор, а сцена несостоявшейся порки была даже изображена на одном из старых луврских гобеленов.

До свиданья!

Да будут счастливы обитатели всех миров!

Сергей Баранов (Сель)

Мастер игры