Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Энциклопедия культур Deja vu

Подписаться Бесплатная «Серебряная» новостная рассылка . Подписчиков 1.262 RSS
←   Июль 2007   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31


За последние 60 дней ни разу не выходила


Сайт рассылки: http://ec-dejavu.ru
Открыта: 17-02-2004

Автор
А.Бокшицкий

Статистика

1.262 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Энциклопедия культур Deja vu


 

        ЭНЦИКЛОПЕДИЯ    КУЛЬТУР              

 

НОВЫЕ   СТАТЬИ     

 

Шампанское   При Александре I гусарский загул, как противопоставление чинному официозу, вошел в моду, чем молодые офицеры эпатировали штатских. Шампанскому часто отводилась ключевая роль. Дочь графа Ф. Толстого вспоминала, как по Черной речке в Петербурге в конце 20-х годов XIX в. разъезжал черный катер с поставленным на нем черным гробом; гребцы же сидевшие рядом с факелами заунывно пели «Со святыми упокой...», что пугало окрестных крестьян и особенно дачниц. Вскоре стало известно, что факельщики — это кавалергарды и что в гробу находится не покойник, а шампанское, и само действие завершается попойкой на свежем воздухе.

                          Л. Выскочков 9 стр.

 

Опьянение   Философы и мистики средневековья часто вели речь об особом состоянии, которое именовали цзуй. Дословно цзуй можно перевести как «пьяный», «опьяневший», и в современных словарях мы найдем именно такое значение. Однако средневековые философы говорили не столько об опьянении вином, сколько о состоянии сознания, абсолютно отличном от обыденного человеческого опыта. Быть в состоянии цзуй - это пребывать в мистическом пространстве бытия, где все кажется иным, находится вне своего обычного порядка вещей. Непосредственно понятие цзуй сополагается с древними «винопитиями» с духами. Вступить в контакт с духом возможно, лишь пребывая в цзуй, то есть покинув рамки материального мира и привычного мироосмысления, — ведь в пространстве духов все должно выглядеть иначе.

                                А. Маслов 5 стр.

 

Инкубы и суккубы     Демоны, принимающие мужской (инкуб, от лат. incubare — «лежать на») или женский (суккуб, от лат. succubare — «лежать под») облик и вызывающие ночной кошмар или вступающие в половую связь с человеком. Высказывается масса предположений о характере полового акта с инкубом: он протекает «с наивысшим наслаждением», «необычайно чувственно», или напротив, «он не несет никакого наслаждения, но ужас». Инкубу приписывали необычную физическую природу: его член изображается раздвоенным; похожим на змею; на горящую головню; он ледяной, как, впрочем, и сперма демона. Связь с суккубом могла длиться целыми десятилетиями. Средневековье оставило многочисленные предания о соблазнительницах-суккубах, атакующих и святых отшельников, и доблестных рыцарей.

                           А. Махов 6 стр. 5 илл.

 

Каббала   Первый вопрос расколдованного мира—вопрос о том, в чем была сущность колдовства. Это не столько склонность к иронии, сколько выражение сомнения в том, что демистификация может окончательно преодолеть колдовство и что традиция может когда-либо передать сохранно то, что подлежит передаче. Это суть попытки деидеологизирующей редукции, из которых одна ощущает себя призванной разоблачить традицию как средоточие отсталости и необоснованного духовного опекунства, а другая либо демонизирует всякое изменение в составе традиции как недопустимую фальсификацию и порчу ее, либо, взяв тон культурного пессимизма, сетует на синдром расколдованности, потери корней и отчуждения, которым якобы болен модернизм.

                         Андреас Кильхер 30 стр.

 

Память    Рассказ Борхеса «Фунес, чудо памяти» и «Маленькую книжку о большой памяти» А. Лурии связывает общая тема гипертрофии памяти. Герои обоих текстов, Иренео Фунес и Соломон Шерешевский, обладают беспредельной памятью и не способны запрудить поток наседающих на них воспоминаний. «Мыслить—значит забывать о различиях, обобщать, абстрагировать. В загроможденном предметами мире Фунеса были только подробности, к тому же лишь непосредственно данные». Это предложение не только совпадает с оценкой, даваемой Лурией своему пациенту, но и кажется реинсценировкой 122-го афоризма Ницше: «Хорошая память. Некоторые потому не становятся мыслителями, что у них слишком хорошая память».

                         Р. Лахманн 35 стр.

 

Обман   В силу того, что дьявол — первый лжец и отец лжи, отношения с ним содержат элементы обмана, если не полностью облекаются в его форму. В средневековой демонологии отношения, основанные на силе, между дьяволом, человеком и Богом невозможны; в легендах редки случаи непосредственно материального, грубого воздействия дьявола на человека: демоны действуют тут искушением и обманом; позднее же дьявол — тонкий и бесплотный искуситель — все более «воплощается », обретая черты грубого и кровавого палача. С другой стороны, и человек, и Бог не могут победить дьявола   силой: человек — потому что не может, Бог — потому что не хочет. Побеждает лишь тот, кто заставляет работать на себя принцип справедливости. Достичь этого можно, помимо прочего, и обманом: и Бог, и человек обманывают дьявола, одерживая тем самым над ним справедливую победу.

                               А. Махов 7 стр.

 

Каллиграфия   Китайская иероглифическая письменность своим истоком была связана с культурой магии и медиумных гаданий, и, несмотря на несколько тысячелетий существования, отголоски этого «письменного магизма» не только не были забыты, но многократно усилились в каллиграфии. На первой стадии своего существования китайские иероглифы были связаны исключительно с сакральными функциями гадания. Первыми в период правления династии Шан, приблизительно в ХVI-XIII вв. до н.э., появились надписи на панцирях черепах и на лопаточных костях быков, они носили в основном гадательный характер. Этот письменный язык называется цзягувэнь. По сути он представлял собой систему знаков, использовавшихся для коммуникации с духами, — первые иероглифы являлись особой формой петиции к духам.

                    А. Маслов 9 стр.

 

Двойник   (двойник как образ средневековой христианской демонологии) Неумолимая логика монашеского самоуничижения приводила к парадоксальному выводу: монах, видевший в себе одни пороки, не мог в конце концов не увидеть в себе самого дьявола. Дьявол предельно чужд и враждебен человеку и всему человеческому; но, с другой стороны, человек, по-настоящему беспощадный к себе в бичевании собственных грехов не мог не придти к выводу, что он сам — и есть дьявол. Чужой человеку дьявол по этой логике в конце концов оказывался двойником человека — при том, что само понятие «двойника» раннехристианской культуре, конечно, было неизвестно.

                                   А. Махов 3 стр.

 

Экзорсизм   Акт изгнания демона или демонов из тела одержимого. В роли последнего мог выступать не только человек, но и животное, и даже неодушевленный предмет: так, на немецкой картине XV в., изображающей Марию Магдалину и Иоанна Евангелиста, последний изгоняет благословением яд из чаши с вином, — яд выходит из чаши в обличии змея. Древние галльские экзорсизмы, озаглавленные «экзорсизм воды (и, соответственно, соли, масла)», видимо, также направлены на предварительное очищение материальных субстанций (воды, соли, масла), которые затем, возможно, использовались в ритуально-сакральных целях.

                                 А. Махов 8 стр.

 

Политес     Во французском языке учтивость — наиболее общее выражение идеологии светского общества — обозначается рядом не вполне синонимичных терминов; особенно интересна среди них лексическая пара civilité/politesse. Сivilité (слово, происходящее от корня со значением «гражданство», «общество») означает скорее внешнюю, морально-поведенческую сторону дела — вежливость, благожелательность и предупредительность к окружающим; а politesse (от глагола роlir — «шлифовать», «делать гладким, лощеным») выражает внутреннюю, чисто эстетическую компоненту — изящество и благородство манер, высшее сословно-классовое отличие.

                                    С. Зенкин 9 стр.

 

Медуза    Иногда мы смотрим на нечто красивое с ощущением, что это может нам повредить. Мы восхищаемся этой красотой, но без радости. Впрочем, слово «восхищенно» здесь неуместно: скорее мы «почитаем» предмет или существо, чья притягательность оборачивается для нас отвращением. Существует высказывание Платона об отказе различать красоту и испуг. И тогда нам приходит на ум слово «оцепенение»: оно мешает нам спасаться бегством от того, чего нужно избегать, и заставляет «почитать» даже сам страх до такой степени, что мы, с риском погибнуть, предпочитаем его нашей собственной безопасности.

                            П. Киньяр 8 стр. 18 илл.

 
В избранное