Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Исторические анекдоты от Старого Ворчуна


Owls

Исторические анекдоты
от Старого Ворчуна
Вып. 983

от 05.01.2021 г.



Если из истории убрать всю ложь,
то это совсем не значит, что останется одна только правда -
в результате может вообще ничего не остаться.
Станислав Ежи Лец


В.В. Маяковский: несколько зарисовок о жизни поэта и его окружения. Часть III



“Человек”

В конце января 1918 года на квартире поэта А. Амари состоялся вечер поэтов, получивший название “Встреча поэтов двух поколений”. Состав присутствовавших и выступавших поэтов был очень внушительным: символисты Андрей Белый, Константин Бальмонт, Вячеслав Иванов, Юргис Балтрушайтис, футуристы Давид Бурлюк и Василий Каменский, а также Марина Цветаева, Борис Пастернак и Владислав Ходасевич.
Борис Пастернак вспоминал:
"Читали по старшинству, без сколько-нибудь чувствительного успеха. Когда очередь дошла до Маяковского, он поднялся и, обняв рукою край пустой полки, которою кончалась диванная спинка, принялся читать “Человека”. Он барельефом... высился среди сидевших и стоявших и, то подпирая рукой красивую голову, то упирая колено в диванный валик, читал вещь необыкновенной глубины и приподнятой вдохновенности".
Когда Маяковский закончил чтение, встал потрясённый Андрей Белый и сказал, что не представлял, что можно создавать поэзию такой силы в нынешнее время.

Через несколько дней Маяковский с большим успехом читал “Человека” в Политехническом музее. На этом вечере присутствовал Роман Якобсон с Эльзой и позднее вспоминал:
"Никогда я такого чтения от Маяковского не слыхал. Он очень волновался, хотел передать всё и читал совершенно изумительно".
Андрей Белый в этот вечер назвал Маяковского самым выдающимся русским поэтом.
После символистов, разумеется.

Михаил Осипович Цетлин (1882-1945) — поэт, печатался под псевдонимом "Амари"; эмигрировал в Италию, а потом во Францию вскоре после описанного вечера.

Кольца

Лиля Брик постоянно носила кольцо, подаренное Маяковским, на котором её инициалы образовывали бесконечное “люблюблюблюблю...”. На внутренней стороне кольца было выгравировано “Володя”.
Лиля подарила Маяковскому кольцо с гравировкой латинскими буквами “WM”, что должно было означать “Wladimir Majakovskij”, в внутри кольца было выгравировано “Лиля”.
Скорее всего, Лиля достала кольцо с гравировкой “W” или “M”, а остальное было делом техники.

Горький

Максим Горький (Алексей Максимович Пешков) одно время часто бывал у Бриков на улице Жуковского. Лиля Брик вспоминала:
"Не помню, сколько раз он был у нас, не помню, о чём разговаривали. Помню только, что мне он не очень понравился. Не нравилась его скромность, которой он кокетничал, и которая показалась мне противной, не нравилось, как он пил чай, прислонясь к уголку стола, как посматривал на меня. Помню, что без особого азарта играли с ним в тётку".


Жак

Среди многочисленных поклонников Лили Брик был и Яков (Жак) Израилевич, который был знаком с Бриками ещё до революции.
Роман Якобсон коротко характеризовал Жака следующими словами:
"Настоящий бретёр, очень неглупый, очень по-своему культурный, прожигатель денег и жизни".
Одно время Жак дразнил Якобсона из-за его флирта с молодой тётушкой Израилевича.
Роман отшутился – неужели Жак думает, что честная женщина может себе позволить что-либо неприличное.
Жак немедленно ответил:
"Кто посмел назвать мою тётку честной женщиной?"
Яков (Жак) Львович Израилевич (?).

Израилѐвич

Яков (Жак) Львович Израилевич был довольно тёмной личностью, даже даты его рождения и смерти точно установить не удаётся. По различным источникам в качестве года его рождения называются 1872, 1875 и даже 1887. Та же история и с годами смерти — 1939, 1942 или 1953.
Про Жака более-менее достоверно известно лишь, что он некоторое время был секретарём Марии Фёдоровны Андреевой (гражданская жена Горького в 1904-1921 годах). Позднее он, вроде бы, был директором Дома писателя в Лениграде; торговал антиквариатом. В 1939 году его арестовали за незаконную торговлю антиквариатом, но в 1940 году выпустили. И все эти сведения в сослагательном наклонении.
Одно время он был любовником Лили Брик и дрался из-за неё с Маяковским.
Сама Лиля Брик писала, что Маяковский прочитал письмо Израилевича к Лиле и в бешенстве от ревности помчался с дачи в Петроград:
"Поехали и мы с Осей. Мы были дома, когда пришёл Володя и рассказал нам, что встретил И[зраилевича] на улице (надо же), что тот бросился на него и произошла драка. Подоспела милиция, обоих отвели в отделение, И[зраилевич] сказал, чтобы оттуда позвонили Горькому, у которого И[зраилевич] часто бывал, и обоих отпустили. Володя был очень мрачен, рассказывал это и показал свои кулаки, все в синяках, так сильно он бил И[зраилевича]".
Роман Якобсон описывал данный эпизод несколько иначе:
"Маяковский очень ревновал Лилю к человеку, которого звали Жак. Жак был настоящий бретер, очень неглупый, очень по-своему культурный, прожигатель денег и жизни... После революции Жак одно время очень подружился с Горьким. Он был человек, который всегда оказывал услуги. Как-то Володя встретился с Жаком на улице. Тот шёл с Горьким. Один другого подцепил, вышло что-то вроде драки, после чего Горький страшно возненавидел Маяковского".
Шкловский тоже считал, что Горький поссорился с Маяковским с подачи Израилевича, который втёрся к нему в доверие через М.Ф. Андрееву.

История с сифилисом

Отношения между Маяковским и Луначарским вначале были довольно дружескими, хотя Маяковский поначалу и не разделял взгляды большевиков на искусство. Кроме того, их объединяла любовь к бильярду, так что их частенько видели за одним игровым столом.
Но однажды при встрече с Бриками (и Маяковским) Луначарский едва кивнул головой на их приветствие. Лиля рассказала об этом Шкловскому, а тот объяснил: Горький теперь всем (в том числе и наркому просвещения) рассказывает о том, что Маяковский
"заразил сифилисом девушку и шантажировал её родителей".
Источником этих слухов оказался Корней Чуковский, который охранял добродетель Сони Шамардиной ещё зимой 1914 года во время её короткого романа с Маяковским.
Лиля вместе со Шкловским потребовала объяснений от Горького, но тот лишь отделывался фразами типа:
"Не знаю, не знаю, мне сказал очень серьезный товарищ".
Однако имени этого товарища так и не назвал.
Потом выяснилось, что Чуковский ссылался на какого-то московского врача, но его имени и адреса Горький узнать не смог.
Лиля рассказала об этой истории Луначарскому, прибавив, что Маяковский не стал бить Горького только из-за его почтенного возраста и болезней.
Разумеется, сифилисом Маяковский не болел и заразить никого не мог, но зачем же Горький так злорадно распространял подобную сплетню?

Объяснение оказалось банально простым. До середины 1918 года Маяковский постоянно печатался у Горького в его издательстве “Парус” и сотрудничал с его газетой “Новая жизнь”, но
"Горький не мог простить Маяковскому, что тот улетел из-под его крыла, а И[зраилевич] и Ч[уковский] с восторгом помогли этой ссоре".
Так отношения Маяковского с Горьким испортились навсегда.
Роман Якобсон весной 1919 года вспоминал:
"Я не знаю ни одного человека, о котором он бы говорил более враждебно, чем о Горьком".


Блюмкин

Как-то весной 1919 года Маяковский после крупного карточного выигрыша пригласил Якобсона в частное кафе в Камергерском переулке. За соседним столиком сидел Яков Блюмкин, который уже вышел из тюрьмы после убийства Мирбаха.
Вначале Якобсон обсуждал с Блюмкиным иранский эпос “Авеста”, но Маяковский перевёл разговор на современное искусство и на Максима Горького. Маяковский очень зло острил по поводу Горького и предложил Блюмкину устроить совместный вечер, на котором выступить против Горького.
Составление этих планов было неожиданно прервано. Роман Якобсон вспоминал:
"Вдруг вошли чекисты проверять бумаги. Подошли к Блюмкину, а он отказался показать документы. Когда начали на него наседать, он сказал:
„Оставьте меня, а то буду стрелять!“ —
„Как стрелять?“ —
„Ну, вот как Мирбаха стрелял“".
Когда чекисты отказались отпустить Блюмкина, он что-то внушительно сказал чекисту, стоявшему у двери, и спокойно вышел из кафе.

Яков Григорьевич Блюмкин (1900-1929) — эсер, переметнулся к большевикам; террорист, чекист.

Просто эпизод

Однажды Осип Мандельштам стал упрекать Блюмкина за службу в ЧК.
Блюмкин рассердился, достал свой револьвер и стал им размахивать и угрожать Мандельштаму. Еле его успокоили.

Донос Пунина

В первом номере издания “Искусства коммуны”, вышедшем в декабре 1918 года, Н.Н. Пунин опубликовал практически донос на Николая Гумилёва:
"Признаюсь, я лично чувствовал себя бодрым и светлым в течение всего этого года отчасти потому, что перестали писать, или, по крайней мере, печататься, некоторые “критики” и читаться некоторые “поэты” (Гумилёв, напр.). И вдруг я встречаюсь с ними в “советских кругах”... Этому воскрешению я в конечном итоге не удивлён. Для меня это одна из бесчисленных проявлений неусыпной реакции, которая то там, то здесь нет, нет, да и подымет свою битую голову".
Николай Николаевич Пунин (1888-1953) — искусствовед и критик; гражданский муж Анны Ахматовой в 1922-1938 гг.

В.В. Маяковский: несколько зарисовок о жизни поэта и его окружения. Часть II

(Продолжение следует)

Дорогие читатели! Старый Ворчун постарается ответить на все присланные письма.
Труды Старого Ворчуна:

WWW.ABHOC.COM ,
на котором собраны все выпуски рассылок "Исторические анекдоты" и "Ворчалки об истории", а также
Сонник по Фрейду
Виталий Киселев (Старый Ворчун), 2021
abhoc@abhoc.com

В избранное