Не упустите уникальный шанс получить блестящее образование в самой "горячей" области - финансовом интернет-трейдинге, тем более, что период экономического кризиса - лучшее время для начала биржевых инвестиций. Практически все состояния мира созидались именно в такое - кризисное - время! Мы ждем вас в vCollege!

Искренне ваш,

Сергей Голубицкий

Приветствую вас, коллеги!

Продолжаем публикации эссе из серии "Чужие уроки". Сегодня - обзор с высоты птичьего полета одного из сателлитных подбрюший Советской Империи - Венгрии, которая умудрилась за кратчайший срок "независимости" обменять одно ярмо на другое. На сей раз - столь крепкое, что ни в каком обозримом будущем выбраться из него шанса не представится.

* * *

Сергей Голубицкий

«Чужие уроки»

Лиминоидныйi гуляш

«Новые члены ЕС изо всех сил пытаются вытащить себя из заболоченного
хаоса: подобно стадам африканской живности, знакомой нам по
телевизионным передачам, они переплывают реку и
карабкаются на дальний крутой берег. Словенская гну уже справилась с
задачей, эстонская антилопа только-только выбралась на поверхность, а
в спину ей дышат словаки с литовцами. И только венгерский бык раз за
разом скатывается по скользкому берегу обратно в бурлящую пучину, где
его поджидают аллигаторы. Единственное утешение - румыны с болгарами
еще барахтаются где-то на середине потока»
Элемер Ханкисс, венгерский социолог

Grand Finale

Мы продолжаем наши культурологические прогулки по сопредельным территориям, которые начались пару месяцев назад с воскрешения забытого образа Румынии. Сегодня мы займемся Венгрией, чей путь в посткоммунистическом пространстве отмечен уникальной бескомпромиссностью.

Расставшись с постылым советским прошлым, Венгрия отдалась свободному рынку самозабвенно, целиком и без оглядки: нет в мире другой такой страны, которая бы добровольно поставила на себе эксперимент по лекалам МВФ и МБРР столь высокой чистоты и пробы – практически полная приватизация экономики, отпуск цен, удушение на корню социальных программ помощи и поддержки населения, двери нараспашку для иностранных инвесторов, вступление в НАТО и ЕС.

Весьма показательный момент: все телодвижения совершались при безоговорочной поддержке населения, внутренне подготовленного к переходу многолетним органическим неприятием советской власти, которую в силу целого ряда объективных обстоятельств (о них мы еще поговорим) воспринимало не иначе как форму национального геноцида. Вступлению страны в НАТО предшествовал общенародный референдум (1997 г.), на котором венгры продемонстрировали головокружительное единодушие: 85 % голосов «за». Такой показатель не грозит не то, что Украине, но и Германии с Францией.

Что же Венгрия получила в сухом остатке? Свободную рыночную экономику, в которой иностранный капитал контролирует по различным подсчетам от 60 до 90 %, и население, пребывающее в состоянии невиданной и неслыханной депрессии и отчуждения. Разумеется, официальные источники информации, расположенные, как и полагается в финансово-экономическом доминионе, по ту сторону границ, энергично рапортуют о выдающихся успехах и достижениях: 80 % ВВП создается предприятиями частного сектора, объемы прямых иностранных инвестиция с 1989 года перевалили за 60 миллиардов долларов, долговые обязательства страны удостоены рейтинга инвестиционного класса, окончательное преодоление в 2007 году торгового дефицита, снижение инфляции понизилась с 14 % в 1997 году до 3,7% в 2006 (правда, в 2007 инфляция выросла обратно до 7,8%).

Можно долго спорить о цифрах и по разному оценивать достижения Венгрии в постсоветский период - в зависимости от геополитических пристрастий, поэтому предлагаю читателям анализ ситуации не по экономическим показателям, а по существу. Тем более, что это существо является для венгерского народа исторической idée fixe.

Имя существа – национальная самостийность. В отличие от той же Украины венгерская самостийность реализовывалась в истории не умозрительно, а через тысячелетнюю государственность, в которой национальный элемент играл не просто объединяющую (как у большинства европейских народов), а ключевую мировоззренческую роль.

Знаменитое венгерское восстание 1956 года началось с провозглашения студентами будапештского технологического университета «16 принципов». Принцип № 6 звучал так: «Мы требуем реорганизации экономической жизни Венгрии под управлением специалистов. Вся экономическая система, основанная на планировании, должна быть пересмотрена с учетом условий Венгрии и жизненных интересов венгерского народа». Неразрывную спайку понятий «свобода – экономика – нация» диктовала объективная реальность: Венгрия – предельно мононациональное государство, в котором титульная нация составляет более 90 % населения.

Как же выглядят в свете исторической idée fixe достижения Венгрии последних 19 лет? Боюсь, как грандиознейшее фиаско: освободившись от идеологического контроля Москвы, страна угодила в такую беспросветную финансово-экономическую зависимость от спрута Нового мирового порядка (в лице основных его агентов – ЕС, НАТО, МВФ, МБРР и т.п.), что впредь никакими народными ополчениями на улицах Будапешта отделаться не получится. Рискну предположить, что депрессия, охватившая нацию, вызвана именно коллективным подсознательным переживанием утраты национальной самостоятельности в масштабах, дающих десяток фор идеологическому ярму советского блока.

Сердце гунна

История Венгрии поражает, с одной стороны, колоссальной пассионарностью нации, с другой – трагическим несоответствием результатов прилагаемым усилиям. Причем на протяжении веков результаты эти становятся все печальнее и печальнее. Если бы венгры сидели, опустив руки, и смиренно наблюдали, как территория их страны постоянно скукоживается, а национальная самостийность разбивается о скалу интересов окружающих народов, можно было отделаться простым сочувствием. Однако пассивная жизненная позиция, столь характерная для православных народов, никаким образом не присуща мадьярскому племени.

Легендарными предками венгров долгое время считались неистовые гунны, создавшие в 5 веке под предводительством Аттилы величественную империю, простиравшуюся от германских лесов до уральских гор и Балтийского моря до устья Дуная. Родовая привязка венгров к гуннам возникла в воображении европейских народов после того, как мадьярские племена, объединенные князем Арпадом в IX веке, принялись аннексировать территории далеко за пределами родного Прикарпатья. Венгры добрались аж до иберийского полуострова, пока, наконец, не были остановлены германским королем и священным римским императором Отто Великим (битва при Аугсбурге, 955 г. н.э.). Но даже после укрощения амбиций территория мадьярского государства превышала территорию Франции, а численность населения было третьим в Европе.

Все эти преданья старины глубокой я привожу с единственной целью: продемонстрировать читателям величие государственных амбиций венгерской нации, чье королевство украшало европейскую историю более десяти веков. Самым характерным элементом национального характера венгров всегда являлась активная жизненная позиция и противоборство с оружием в руках всем, кто пытался ущемить их национальную самостоятельность.

Начиная с 1241 года судьба Венгрии складывалась трагично: сначала страну разорили монголы, затем почти на два века поработили турки (1526 г. битва при Мохаче – 1699 г. Карловицкое соглашение). Территориальные аннексии Оттоманской империи оказались не столь разрушительными по последствиям, как глубокая схизма, возникшая в национальном самосознании в результате разделения страны на три части: княжество Трансильвания, попавшее под сильное румынское влияние, королевская Венгрия на севере, сохранившая под управлением Габсбургов католическую веру, и оттоманская Венгрия в центральной части страны, принявшая кальвинизм.

Добавьте сюда латынь, которая до XIX века считалась государственным языком, и социальный раскол нации на невежественный крестьянский плебс и высокомерное увенчанное безграничными привилегиями дворянство (отсутствие налогов, исключительное право голоса и т.п.) и вы получите объективное обоснование трагической неспособности венгров обрести национальное единство в ключевые моменты истории. Именно оттоманская схизма представляется мне тем механизмом, который предопределил неслыханное бессердечие, с которым венгерские власти реформировали страну в посткоммунистический период: «Во время переходного периода на протяжении 15 лет в Венгрии напрочь отсутствовал какой бы то ни был дух общинного единения. Даже сегодня венгерское общество характеризуется почти полным отсутствием коммунального духа сотрудничества и солидарности. В 90-ые годы мы остекленелыми глазами наблюдали за полутора миллионами соотечественников, оказавшихся на улице, а сегодня игнорируем десятки и сотни тысяч безработных, прикрываясь собственными заботами и не желая даже пальцем пошевелить для облегчения их участи», - сокрушается выдающийся венгерский мыслитель Элемер Ханкисс.

Высшим достижением отчаянной борьбы венгров за восстановление самостийной государственности явился т.н. «Компромисс 1867 года», выбивший из Габсбургов право на «двойную монархию» (Австро-Венгерская империя). Этому паллиативному свершению предшествовали десятилетия насильственной германизации и первое мрачное знакомство с русскими: на пике революции 1848 года австрийский император Франц Иосиф, будучи не в силах самостоятельно противостоять республиканским реформам Лайоша Кошута и премьер-министра Лайоша Баттьяни, попросил собрата-единомышленника Николая Первого навести порядок на мятежных территориях, что последний не преминул исполнить с удовольствием, молниеносно оккупировав Венгрию.

Историческая перспектива открывает нам и еще одну важную черту венгерского национального характера – неспособность прощать обиды. Так травмы, нанесенные венгерскому самосознанию многочисленными русскими оккупациями (1848, 1945, 1956 г.г.), не идут ни в какое сравнение с трагизмом венгерско-еврейских отношений. На протяжении веков отношения эти складывались на редкость радужно – народы не только мирно сожительствовали на общей территории, но и поддерживали друг друга в добрых начинаниях: достаточно сказать, что евреи всегда занимали сторону венгров в их непрекращающемся противостоянии Австрии.

Идиллию разрушил вурдалак по имени Бела Кун, доведший до гротескового абсурда и без того ужасное положение Венгрии, лишившейся после поражения в Первой мировой войне Трансильвании (в пользу Румынии), Хорватии, Словении, пяти южных округов (в пользу Сербии) и Словакии. За территориальным оскоплением последовали все прелести послевоенного периода – галопирующая инфляция, повальная безработица, хроническая нехватка угля, продовольствия и т.п. – на пике которых 21 марта 1919 года Бела Кун учредил Венгерскую советскую республику, радостно рапортовав Владимиру Ильичу Ленину: «Мою личное влияние в революционном исполнительном совете столь велико, что наступление диктатуры пролетариата неизбежно, учитывая мою поддержку в народных массах».

Бела Кун взялся за нелюбимую родину основательно: национализировал промышленность, отнял всю землю у помещиков, забыв при этом передать ее крестьянам, после чего самозабвенно углубился в «красный террор». Вакханалия длилась всего 133 дня, однако этого хватило, чтобы испортить отношения венгров с евреями на десятилетия вперед.

В годы Второй мировой войны из одного миллиона евреев, проживавших на территории Венгрии, 600 тысяч были препровождены в концентрационные лагеря. Маятник чудовищной ненависти качнулся в обратную сторону в 1945 году, когда к власти пришел коммунистический генсек Матьяш Ракоши (урожденный Розенфельд) - «лучший ученик Сталина» (как он сам себя называл) и изобретатель «тактики салями», которая заключалась в методичном вырезании цвета нации – ломтик за ломтиком.

«Лысый убийца» (народное прозвище Ракоши) извел за 11 лет правленияii 350 тысяч интеллектуалов, что, в конце концов, переполнило чашу терпения венгров, которые восстали 23 октября 1956 года. Через 18 дней советские танки полностью сломили сопротивление студентов, народной милиции и ополчения, оставив после себя две с половиной тысячи убитыми, 13 тысяч ранеными и, похоже, уже пожизненно неприязненное отношение венгров ко всему, что связано с «русскими».

Отмороз ушей

Все последующие годы венгерский народ вел молчаливый, но при этом упрямо методичный подкоп под идеологическое влияние Короля Советской Горы. Обратите внимание, речь идет именно об идеологической, а не экономической узде, на которой Москва держала Венгрию вплоть до 1989 года. Под чутким руководством Яноша Кадора маленький сателлит коммунистического блока умудрялся мелкими шажками постоянно реформировать экономику, соблюдая при этом все необходимые ритуалы советской куртуазии.

Сравнивая с высоты 2007 года меру национальной самостийности Венгрии в 70-80-ые годы с одной стороны и в посткоммунистическую эпоху – с другой, я лично сомневаюсь в очевидности преимущества последней. Достаточно сравнить два условных Обета: Обет Советского Эдема и Обет Нового Мирового Порядка.

Первый звучал глупо, но оставлял пространство для маневра: «Вы нам делегируете право идеологического контроля и безоговорочную поддержку на уровне международной политики, в же обмен получаете самостоятельность распоряжаться пусть скудными, но национальными экономическими ресурсами».

Второй звучит возвышенно, однако убивает всякую перспективу: «Мы получаем у вас полный контроль над собственностью, а в обмен предоставляем вам абсолютную свободу действия». После того, как спала эйфория («Открытые границы! Можно путешествовать по всему свету! Можно читать любые газеты! Можно дружить с кем нравится!»), венгры неожиданно осознали, что на практике «абсолютная свобода» обернулось свободой двигать на все четыре стороны, выкручиваясь из прелестей либерального рынка самостоятельно.

Ситуация усугубилась, на мой взгляд, вопиющим по трагизму просчетом, когда экономическая реформа в стране началась с международной приватизации банковских учреждений. Сегодня три четверти венгерских банков принадлежат иностранцам, что не удивительно, поскольку у местных предпринимателей не было ни малейшего шанса противостоять международным финансовым корпорациям ни в плане денежных ресурсов, ни в плане профессиональной компетенции.

Утрата национального контроля за экономикой в Венгрии усугублялась и странным (по меньшей мере) подходом к технике приватизации: вместо того, чтобы реализовывать на открытых тендерах собственность предприятий целиком, Государственное Агентство Собственности продавало только контрольные пакеты, оставляя себе бессмысленную меньшую долю. В результате народное добро отлетало за демпинговые цены, а после последующих – очевидных! - маневров по перерегистрации и выведению капитала, миноритарная доля государства благополучно превращалась в пустышку.

Как бы там ни было, но Венгрия добилась чего хотела: адаптировала образцовую капиталистическую экономику и обрела вожделенные атрибуты подлинной демократии. Кстати, читатель наверняка обратил внимание на то, что в последние годы слово «демократия» полностью лишилось своего синонима - «народовластия»? Причина, полагаю, очевидна, ибо либерально-капиталистическая модель не имеет к народовластию ни малейшего отношения. В либерально-капиталистическом государстве XXI века власть целиком и полностью принадлежит финансовой элите. Трагикомичность положения Венгрии заключена в том, что финансовая эта элита еще и не венгерская!

Стоит ли после всего удивляться, что венгерское общество пребывает в невиданной в исторической перспективе апатии? Беспристрастные академисты констатируют в национальном сознании все мыслимые и немыслимые аспекты социальной регрессии: депрессивную панику, интеллектуальную слепоту, параноидальные страхи, глухое самоустранение и уход в семью, в общину, в прошлое, в детство, в инстинктивное существование, в иррациональность, в цинизм, культивирование в себе комплекса мученичества и так далее, и тому подобное.

Прискорбно, что социальная апатия сопровождается и культурной деградацией. В 60-80-ые году угнетенная советским идеологическим контролем Венгрия демонстрировала всему миру шедевры искусства и культуры: венгерская музыка, венгерская литература, венгерская поэзия и кинематография входили в золотой фонд европейской цивилизации. Не удивительно, что «народ Венгрии испытал стыд после того, как один выдающийся западный эксперт с презрением, при полном, однако, на то основании, констатировал, что переходные эпохи в странах Восточной Европы не создали абсолютно ничего своего, не предложили ни одной новой модели или организации, не привнесли ни одной новой концепции, не дали ни одного нового ответа – все, абсолютно все было скопировано с Запада. Ясно, что нельзя ожидать возрождения кинематографа, музыки или изобразительного искусства каждые двадцать-тридцать лет, но даже в сфере нового мышления, оригинальной интерпретации мира или хотя бы общественной дискуссии на эти темы – повсюду сегодня царит беспросветность, столь красноречивая в сравнении с бурлением 80-ых годов»iii.

Замечательная, все таки вещь – история! Только она и позволяет нам в «Чужих уроках» избавляться от удручающих минорных код. Вот и теперь: все венгерское прошлое говорит о том, что могучий пассионарный дух нации рано или поздно изыщет возможность для выхода из жуткой ловушки, в которую он сам себя загнал. Главное, однако, чтобы выход этот вел не только к реальному благу, но и обогатил новым опытом, который бы позволил в будущем избегать ситуаций с добровольным отморозом ушей.