ВЫПУСК 183
ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ ЧИТАТЕЛЕЙ

Читатель рассылки спрашивает: «Недавно прочитал Вашу диссертацию, размещённую на сайте www.fintraining.ru. Там очень много новых терминов. А нельзя ли было описать процессы на фондовом рынке старыми, всем привычными словами»?

*

Мой ответ: За долгие годы своего развития финансовая наука разработала обширный понятийно-категориальный аппарат, однако он отражает ранее достигнутые уровни научного знания, и для описания новых концепций и методов не подходит. Так, например, технические аналитики говорят о горизонтальном тренде (он же «нулевой тренд», «коридор цен», «флэт», «проторговка», «зона консолидации»).

– Нам нужна, – ответил Атос, – Шарлотта Баксон, которую звали сначала графиней де Ла Фер, а потом леди Винтер, баронессой Шеффилд.
(А. Дюма «Три мушкетёра»)

Я же для описания этого феномена использую следующее словосочетание: «стадия равновесия в фазе Инь». Вы можете спросить: «а для чего, собственно говоря, так усложнять терминологию»? Я отвечу: «моя терминология, прежде всего, указывает на сущность процессов, происходящих на рынке, а сложная она, или простая, это уже не так важно». Употребляя термин «горизонтальный тренд», технические аналитики фокусируют внимание на внешних проявлениях, не задаваясь вопросом о внутренней сути. А, как нам известно, вопросы терминологии
очень важны, ибо они отражают мироощущение.
На Руси очень любят заимствовать термины из других языков. В XIII-XIV вв. русский язык пополнился татарскими словами – «казна», «башка», «деньги» (казахская денежная единица до сих пор так и называется – «тенге», что буквально и означает – «деньги»). В веке XVII было очень много заимствований из польского – например, «артиллерия». А век XVIII принёс в русский язык лавину иностранных слов. Наши предки охотно перенимали немецкие, голландские и французские слова. Всё это привело к тому, что русский язык сильно
изменился. Поменялась даже ритмика речи. Сравните описания пейзажей из «Отцов и детей» Тургенева:

«Места, по которым они проезжали, не могли показаться живописными. Поля, всё поля, тянулись вплоть до самого небосклона, то слегка вздымаясь, то опускаясь снова; кое-где виднелись небольшие леса, и, усеянные редким и низким кустарником, вились овраги, напоминая глазу их собственное изображение на старинных планах екатерининского времени».

…с описанием природы в «Слове о полку Игореве»:

«Долго ночь меркнет. Заря-свет запала. Мгла поля покрыла. Щекот славий успе; говор галичь убудиси. Русичи великия поля черлеными щиты прегородиша, ищучи себе чти, а князю славы».

Так и на фондовом рынке – с течением времени его ритмика меняется. То, что было характерно для XX в., в наше время может отойти на второй план. А. Элдер в «Основах биржевой игры» пишет:

«Ранние специалисты по графикам писали, что подъёмы рынка происходят быстро и резко, а падения занимают более длительное время. Это было верно в их дефляционную эру, но с 1950-х справедливо обратное. Теперь спады проходят быстро, а подъёмы требуют гораздо большего времени».

С французским языком ситуация вообще особенная. Принесённый в Россию в 40-е гг. XVIII в. императрицей Елизаветой, он так прижился, что стал языком дворянства. Человек, считавший себя образованным, должен был знать французский язык. Следует также заметить, что его влияние не ограничилось сферой лексики, но также и затронуло грамматику. Например, русское выражение: «эта шляпа вам идёт» является калькой с французского “ce chapeau vous va bien”. Во французском языке шляпа действительно «может вам идти», но в старину
русские люди так не говорили. Желая похвалить наряд собеседника, они могли сказать: «эта шапка хорошо на тебе сидит» или «хороша на тебе шапка». И только с внедрением в русский язык грамматических норм французского, выражение «эта шляпа вам идёт» стало для нас привычным, перестав резать слух. Такая же история произошла и с фразой «выходной день». Это «калька» с французского выражения “jour de sorti”, что переводится как «день выхода», то есть день, когда культурный и образованный француз выходит из своего дома
не для того, чтобы пойти на работу, а с целью просто отдохнуть. – Русский человек времён царя Алексея Михайловича, например, охарактеризовал бы день, когда не надо работать как «праздник», то есть день, когда можно пребывать в праздности. В третьем томе «Войны и мира» есть характерный эпизод:

«Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
— Безухов est ridicule, но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique?
— Штраф! — сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по-русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
— Другой штраф за галлицизм, — сказал русский писатель, бывший в гостиной. — «Удовольствие быть» – не по-русски.
— Вы никому не делаете милости, — продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. — За caustique виновата, — сказала она, — и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, — обратилась она к сочинителю: — у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по-русски.
…
— Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme.
— Штраф! Штраф! Штраф!
— Но как же это по-русски сказать?..»

Революционеры начала XX в. для характеристики положения, создавшегося в стране, охотно использовали термины, заимствованные за рубежом, в основном из трудов классиков марксизма. Потом были разработаны новые понятия. Однако в двадцатые-тридцатые годы появилась тревожная тенденция: вещи и события перестали называть своими именами. Массовые репрессии называли «классовой чисткой» и «удалением из партии контрреволюционных элементов»; голодомор, разрушение крестьянских хозяйств и уничтожение работящих крестьян – «коллективизацией»
и «обобществлением средств производства на селе». Когда в 1941 г. сдавались в плен дивизии и корпуса, по радио говорили о том, что «Красная Армия ведёт тяжёлые оборонительные бои».
Тенденция прятать реальность за общими словами, словами-маскировщиками достигла своего апогея в семидесятые-восьмидесятые года. Перестройка и построение нового, демократического государства, казалось, поставили крест на этом: вещи стали, наконец, называть своими именами. Однако всё оказалось не так просто: в девяностые годы мы попали под новую лавину заимствований – на этот раз из английского языка. В нашем лексиконе появились такие слова, как «саммит», «менеджер», «брокер». А после этого новые термины снова
стали маскировщиками.
Кстати, термин «менеджер» у нас сейчас употребляют и кстати, и некстати, называя этим словом любого работника вообще. Продавец стал у нас «менеджером по продажам», оператор по приёму звонков с телефона – «менеджером по приёму клиентских заявок», курьер – «менеджером по доставке». На самом деле этот термин означает совсем другое. В «Современном экономическом словаре» читаем:

«Менеджер (от англ. manage — управлять) — специалист по управлению производством и обращением товаров, наемный управляющий. Менеджеры организуют работу на фирме, руководят производственной деятельностью групп сотрудников фирмы. Менеджер является должностным лицом фирмы, компании, в которой он работает, и входит в средний и высший руководящий состав фирм».

Надо понимать, что классический менеджер – это начальник. У него в подчинении есть другие люди. Менеджер не может быть работником, занимающим самый низкий уровень в служебной иерархии. Поэтому мы должны понять: даже заимствованные слова нужно употреблять правильно… Порой у меня возникает горькое чувство, когда я слушаю или читаю некоторых аналитиков, которые неуклюже пытаются использовать заимствованные слова для характеристики того или иного процесса, происходящего на рынке. Нет, чтобы сказать: «за прошедшую
неделю рынок сильно тряхануло, цены как будто взбесились, норникель очень сильно ходил вверх-вниз, что привело к большим потерям среди неопытных спекулянтов»… Вместо этого аналитик выдаёт следующую фразу: «прошедшая неделя характеризовалась экстремальной волатильностью цен». Надо понимать, что за этой «волатильностью» стоят большие деньги, большие выигрыши и проигрыши, чрезмерные эмоции, жизненные драмы. Вот о чём надо рассказывать, вот на что должны указывать слова. По милости телевидения, нас кормят какими-то
обрывками американского образа жизни (реклама, кино). Оттуда же берётся и терминология. Если же мы будем употреблять слова-маскировщики и в науке, то ничего хорошего из этого не выйдет. Наука требует точности определений. Это понимал ещё Цицерон. Недаром он ввёл в латинский язык понятие “definitio” (определение). В то же время я признаю необходимость заимствований. Без этого языку развиваться трудно. Ведь не зря те же римляне в своё время заимствовали из греческого языка огромное количество слов и выражений
– латинский язык и римская культура от этого только выиграли.
Писать и говорить по-русски очень сложно. Наш язык подобен норовистой лошади – не сможешь управиться, сбросит перед первым препятствием. Зато если научишься укрощать эту стихию – станешь знаменитым, получишь признание, да и самому будет приятно. По сложности своей грамматики русский язык не имеет себе равных. Улучшить, развить его очень трудно. Заимствования из французского, о которых мы уже говорили, и которые имели место в XVIII-XIX вв., сообщили нашему языку новый импульс развития, вытолкали его в новое измерение.
Однако современные заимствования из английского только вредят нашей речи. За долгие века своего развития русский язык стал настолько сложным, многогранным, и в то же время хрупким, утончённым, что привнесение в него оборотов английской речи безвозвратно разрушают его хрупкую гармонию.
Туркменские коноводы говорят, что ахалтекинская кровь способна улучшить любую породу, но нет такой крови, которая могла бы улучшить текинцев. В книге «Ахал-теке атлары» (Ашгабат, 1996) сказано:

«В ХХ веке для «улучшения породы» в Туркменистан было завезено несколько английских лошадей. К счастью, достаточно быстро выяснилось, что такое «улучшение» может привести к утере свойственных ахалтекинцам уникальных характеристик. Эксперимент был остановлен».

Так и в языковой сфере: нельзя улучшить русский с помощью английского. Чтобы понять это, достаточно почитать рекламные лозунги – расхожие словосочетания, такие кальки с американского английского, как «Суп дня» или «Теперь в новой упаковке» выглядят на фоне даже повседневной необлагороженной речи явными уродами.
Это моё частное мнение и вы вольны с этим не согласиться. Допускаю также, что мои суждения о языке могут подвергнуться сокрушительной критике со стороны профессиональных лингвистов.
Так или иначе, описывая вторичный рынок акций, я ввёл большое количество новых терминов. Примете вы их или нет – ваше дело, но мне удобнее говорить о рынке, используя новые слова, а не пытаться «соорудить» что-то более-менее пристойное из старых.

«Однажды, гуляя в горах, Исан встретил Кёдзана, который медитировал. Исан ударил его палкой по спине, но Кёдзан не повернулся.
– Ты можешь мне ответить? – спросил Исан.
– Даже если нет, я не стану занимать чужих слов, – ответил Кёдзан.
– Кой-чему ты научился, – похвалил Исан».
(Р. Х. Блайс «Золотой век дзэн»).