Культура и мифология цивилизации Петербурга - Урала - об Этой и Той сторонах стекла

Доброе утро, день, вечер, ночь.

В предыдущей лекции мы определили "кухню" как исходное ("естественное") положение горожанина в Городе. Но если бы спектр возможных состояний (указателей, мест пребывания, транспортных средств) исчерпывался этим состоянием, Город не существовал бы как целое. Общество, социум существует там, где люди испытывают взаимную необходимость; социальный миф (а миф Города, как мы уже писали, по сфере своего проявления преимущественно социален) должен делать одних людей необходимыми для других.

Работоспособная "картина мифа", помимо "места обитания", должна предоставлять человеку "место личного приложения", т.е. специализацию. Так как миф пребывает в непрерывной связи со своими носителями, в нем непрерывно (хотя и с существенной инерцией) отражаются как личные устремления носителей, так и функции, востребованные средой их обитания; при этом "личные устремления" поколение за поколением проходят естественный отбор, порождая "успешные" и "неуспешные" (с точки зрения, разумеется, критически настроенных потомков) модели поведения.

Для нас это означает следующее. Если доминирующей ценностью в Городе является символ, формула, то "в цене" оказывается накопленный и ретранслированный опыт, причем значение имеет не его объем, а его внутренняя структурированность и последовательность - как, например, в веллеровском "Всем о жизни" (своде Ответов), или в вагнеровских "Сказках кота Мурлыки" (своде Вопросов), или в прогрессорских катехизисах Бориса Стругацкого. Успеха в этом можно достигнуть либо накоплением и систематизацией информационного запаса, либо причастностью к интенсивному информационному потоку. Первая личная стратегия приводит к положению "внутри" и роли "узла", вторая - к положению "снаружи" и роли "посредника". Оптимальной социальной структурой, построенной на таких элементах, является сеть.

Приводим для иллюстрации текст 

"УРБАНИСТИЧЕСКОЕ СОЗНАНИЕ КАК ИНТЕГРАТИВНАЯ ДОМИНАНТА СЕТЕВОГО ОБЩЕСТВА" (тезисы содоклада, прочитанного на Десятом заседании клуба "Запад - Запад")

На предыдущих заседаниях Клуба неоднократно поднималась тема этнической идентичности, в том числе идентичности Санкт-Петербурга.

К сожалению, в большинстве случаев это понятие употреблялось без расшифровки как некая вещь в себе, неразложимый иероглиф.

Возможны два оттенка понятия "нация": единство, апеллирующее к уникальной причине, и единство, апеллирующее к уникальной цели.

Первый вариант есть единство генетического происхождения.

Реализация такого единства основана на инстинкте кровного родства.

Такое единство привязано к территории.

Такое единство привязано историческому прошлому.

Обосновать единство, основанное на общей причине, в терминах рационального мышления невозможно.

Следовательно, такое единство исторически утверждает себя насилием.

Расширяясь и поглощая генетически инородный материал, такое единство выстраивает пирамидальные иерархические структуры, или империи.

Все идеологические системы, выстраиваемые империями, предназначены для оправдания их существования и, следовательно, вторичны.

Не видя в себе иной уникальности, кроме общности причины, империя неспособна адекватно оценить и уникальность поглощаемого ей материала.

История для империи предстает как процесс конкуренции.

Следовательно, даже расширяясь, империя тяготеет к автаркии и самодостаточности, частично компенсируемым экономическим разделением труда.

Иными словами, даже организуя физическое и экономическое пространство, империя неспособна к организации пространства информационного (концептуального и креативного).

Второй вариант есть единство мировоззрения.

Реализация такого единства основана на интуитивном доверии.

Такое единство не ограничено ни территориально, ни генетически.

Единство уникальной цели есть функциональное единство Проекта.

Функциональное единство может быть осознано только в терминах абстрактной необходимости.

Иными словами, оно может быть обосновано в терминах рационального мышления только постфактум.

Поэтому реализация такого единства основана на сверхрациональных идеологических (а фактически, религиозных) доминантах массового сознания.

Функциональное единство не постулирует самоценность индивида.

Оно только позволяет ему обрести ценность через причастность к некоему надличностному проекту.

Иными словами, оно возможно только в масштабах еще более глобального проекта, включающего в себя все планетарное человечество.

Отличие идеи функциональной вовлеченности от идеи мессианства состоит в акцентировании первой равноправного разделения ролей.

Таким образом, такая идентичность с необходимостью требует не только признания, но и осознания чужой идентичности.

История для Проекта предстает как процесс сотрудничества.

(Краткое изложение последней части статьи "Империя как детская болезнь цивилизации", лежащей на http://mumidol.ru/gorod/ethna.htm)

NB: Говоря об "урбанистическом сознании", я хочу еще раз акцентировать следующий методологический нюанс. Большинство из нас воспитано на противопоставлении разумного (сознательного) неразумному (бессознательному) и, возможно, поняли конфликт "толчка" и "призыва" как конфликт инстинкта и сознательного выбора. Это не так.

Еще Витгенштейн и Рассел доказали, что рациональное сознание не может выступать конечным источником целеполагания. Разум – не более, чем способность оперировать абстрактными символами. Сознание – не более, чем естественный механизм синхронизации распределенных вычислительных процессов мозга. Не случайно в стратегическом менеджменте задача "принятия стратегического решения" выведена за рамки формальной аналитики и требует участия лидера, носителя субъективной воли. Именно те доминанты мировоззрения, которые являются предметом интуитивного убеждения, придают стратегическому решению ценностную окраску, которой лишено алфавитно-символическое мышление.

Таким образом, задача идентификации петербургского этноса включает в себя выделение тех доминант (values), которые свойственны петербургскому проекту и только ему.

Поэтому более корректно было бы говорить об "урбанистическом бессознательном", распределенно существующем во всем русскоязычном пространстве (включая и дальнее зарубежье), но в наибольшей степени сконцентрированном в Санкт-Петербурге.

Ценность петербургского проекта для русскоязычного пространства состоит в утверждении космополитической урбанистической идеи.

Космополитическая урбанистическая идея в самом общем случае состоит в утверждении абстрактного поверх реального.

Таким образом, урбанистическая идея по природе антиличностна.

Таким образом, урбанизм тяготеет к преодолению частных случаев общими.

Урбанизм тяготеет к преодолению инфраструктурой всех возможных геометрий.

Это означает, что Город устраняет расстояния.

Урбанизм тяготеет к преодолению технологией всех возможных магических воззрений.

Универсальность технологии для горожанина означает возможность произвольного воспроизведения контекста Города в любой точке пространства.

Урбанизм тяготеет к преодолению парадоксальным принятием мира "как он есть" всех возможных эстетик.

Это означает, что понятие красоты для горожанина не протиктовано сходством с каким бы то ни было природным или антропоморфным эталоном.

Тем самым урбанистическое сознание устраняет эстетическую сторону комплиментарности как барьера между разнородными мировоззрениями.

Первой из важнейших доминант урбанистической идеи является утверждение декартовой системы координат поверх полярной.

Декартова система координат отличается от полярной отсутствием выделенных точек.

В полярной системе начало координат играет роль недостижимого идеала.

Таким образом, в московском сознании всякий город, не являющийся Москвой, является еще одной ее окраиной.

В декартовой системе начало координат играет роль образца.

Таким образом, в петербургском сознании всякий город, не являющийся Петербургом, является еще одним его вариантом.

Для декартовой системы координат органичен произвольный параллельный перенос.

Его эквивалентом в полярной системе координат являются вращение и масштабирование относительно особой точки центра.

В архитектуре и дизайне декартова система координат порождает строгие геометрически правильные формы.

В этом смысле советский конструктивизм впрямую наследует петровскому и послепетровскому классицизму.

В градостроительстве и телекоммуникациях декартова система координат разгружает транспортные узлы.

В политике и менеджменте декартова система координат соответствует матричным и проектным моделям управления.

В экономике и технологии декартова система координат соответствует демонополизации и децентрализации.

Второй из важнейших доминант урбанистической идеи является личное отчуждение от ближайшего окружения ("соседства", "neighborhood").

Первый шаг отчуждения приводит через одиночество к личной самодостаточности.

Она проявляется в том, что горожанину в намного меньшей степени, чем негорожанину, свойственно общинное сознание.

Общинное сознание основано на этике "возлюби ближнего".

Оно привязано географически и генетически.

Урбанистическое сознание, будучи привязанным инфраструктурно, в гораздо большей степени игнорирует как реальные расстояния, так и реальные отношения родства.

Ценность отчуждения приводит на втором шаге к этике "возлюби дальнего".

Именно эта этика создает сетевые сообщества, накладывающиеся на реальную геометрию пространства и преодолевающие ее.

Именно этика отчуждения устраняет фактор личного знакомства из отношений оферты и акцепта, превращая экономику из клановой в сетевую.

Будучи распространенной в категориальное пространство, этика отчуждения порождает сформулированное Достоевским явление почвенничества.

Явление почвенничества есть способность к адекватному переживанию произвольно чужой системы координат, символов и ценностей.

Экстремальный вариант почвенничества приводит к этике "возлюби чужого за то, что он не такой, как ты" (http://mumidol.ru/gorod/xeno.htm)

Таким образом, в конечном итоге ценность отчуждения интегративна.

Третьей из важнейших доминант урбанистической идеи является примат символа над ресурсом.

Иными словами, качество для горожанина превыше количества.

Иными словами, горожанин не может быть загипнотизирован масштабом.

Таким образом, горожанин в большей степени склонен к абстрактному мышлению и творчеству над символами алфавита.

В частности, горожанин обучаем легче и эффективней, чем человек, не обладающий доминантами горожанина.

Именно эта черта горожанина делает информационные технологии и сферу коммуникаций приоритетными отраслями урбанизированной территории.

Инвестиции в информационные технологии и образование для урбанизированной территории важнее, чем для любой другой.

Они реализуют ее основное конкурентное преимущество в условиях перехода мировой экономики от индустриализма через постиндустриализм к информационному обществу.

В конечном счете, именно это свойство урбанистической идеи дополняет североатлантическую экспансионистскую доминанту и восточноазиатские ценности недеяния и нейтралитета до полного спектра задействуемых человечеством стратегий.

Четвертой из важнейших доминант урбанистической идеи является принцип надстройки, или строительства на болотах.

Он задает основную стратегию взаимодействия Города с архаичным субстратом, стратегию пассионария, насаждающего технократию.

Ему альтернативен принцип осушения болот.

Принцип осушения болот требует от всякой программы общественного переустройства донесения ее до каждого члена общества.

Таким образом, он ставит реализацию социального проекта, выдвигаемого пассионариями, в зависимость от позиции субпассионарного большинства, либо требует силового подавления последнего.

В обоих сценариях историческая инерция проявляется в максимальном объеме; в отдельных случаях сценарии массовой пропаганды и массового принуждения даже дают абсолютно отрицательный эффект.

Оба этих сценария реализуют подход выравнивания.

Путь надстройки означает игнорирование субстратной среды.

Он ограничивает взаимодействие с ней административными и контрактными отношениями.

Иными словами, путь строительства на болотах развязывает руки мыслящему меньшинству.

Он не исключает возможности пополнения мыслящего меньшинства выходцами из субпассионарной среды, однако участие их в проектах мыслящего меньшинства является исключительно добровольным выбором.

Иными словами, Город не растрачивает свои силы, навязывая свои ценности тем, кто в них не нуждается.

Он просто ставит последних перед фактом собственного существования...

...следствия и обсуждение: www.geocities.com/west_west_99/stenogramma10.htm

Итак, погружаясь глубже в миф, мы обнаруживаем два "поста", на которые горожанин может быть "призван" - это положение Хозяина и положение Уходящего, визуализируемые как образы "внутренней" и "наружной" стороны окна. Принадлежность к той или иной стороне - видимо, свойство характера (быть ВНУТРИ и стыдиться этого, кстати - нормальное и неизбежное явление, равно как быть СНАРУЖИ и стремиться внутрь). На первый взгляд может показаться, что все определяет психическая доминанта экстравертности - интравертности; но эта связь не следует из модели (вышеописанного выбора между "ближе к запасу" - "ближе к потоку") и рушится серией контрпримеров: Виктор Цой, например, - явный представитель "внешней стороны" - был интравертом по своему соционическому типу.

Специфичность этой пары для Города подтверждается явным упрощением ее интерпретации теми, чей этнический миф не совпадает с петербургским. Например, БГ часто (вслед за Моррисоном) понимает ее как оппозицию "реального" и "нереального" ("помимореального", "сверхреального" итд):

Последний дождь - уже почти не дождь;
Смотри, как просто в нем найти покой.
И если верить в то, что завтра будет новый день,
Тогда совсем легко..

Ах, только б не кончалась эта ночь;
Мне кажется, мой дом уже не дом.
Смотри, как им светло - они играют в жизнь свою
На стенке за стеклом.

Мне кажется, я узнаю себя
В том мальчике, читающем стихи;
Он стрелки сжал рукой, чтоб не кончалась эта ночь,
И кровь течет с руки.

Но кажется, что это лишь игра
С той стороны зеркального стекла;
А здесь рассвет, но мы не потеряли ничего:
Сегодня тот же день, что был вчера.
http://www.aquarium.ru/discography/s_toj_stor208.html#@18

Янка Дягилева (как человек "внешней стороны") использует ту же самую оппозицию, но уже переворачивает акценты: есть спокойная, "придуманная", ограниченная жизнь - и есть полнота "настоящей" жизни, понимаемая как полнота трагедии.

Мы по колено в ваших голосах
А вы по плечи в наших волосах
Они по локоть в темных животах,
А я по шею в гибельных местах.
Мы под стpyей кpyтого кипятка,
А вы под звyк yдаpов молотка,
Они в тени газетного листка,
А я в момент железного щелчка.

Мы под пpицелом тысяч ваших фpаз,
А вы за стенкой, pyхнyвшей на нас...
Она на кyче pyк, сеpдец и глаз,
А я по гоpло в них, и в вас, и в нас...
http://yanka.nm.ru/accord/acc11.htm

Виктор Цой, делая свой собственный выбор, уже уравнивает в "моральных правах" уходящих и остающихся:

Они говорят - им нельзя рисковать,
Потому что у них есть дом,
В доме горит свет.
И я не знаю точно, кто из нас прав:
Меня ждет на улице дождь,
Их ждет дома обед.

Закрой за мной дверь, я ухожу.

И если тебе вдруг наскучит твой ласковый свет,
Тебе найдется место у нас -
Дождя хватит на всех.
Посмотри на часы, посмотри на портрет на стене,
Прислушайся - там, за окном,
Ты услышишь наш смех.

Закрой за мной дверь, я ухожу.
http://www.viktortsoy.boom.ru/creative/musician/text/song_072.htm

...Когда же Павел вышел из вагона и, покачиваясь, пошел по краю платформы к эскалатору, ему показалось, что у этих колебаний есть вполне конкретный смысл. Качнувшись вправо, он попадал в комнату, где люди, отрываясь от клавиатур, отхлебывали крепкий кофе, а иногда даже поднимались, подходили к окну, чтобы покурить или тяжело вздохнуть, и возвращались обратно. В этом мире были три угла в основании - клавиатура, электрогитара и кофе, и свет горел всю ночь. Качнувшись влево, он оказывался на каком-то полузаброшенном заводе, где гулко гремели катящиеся куда-то ведра, рассыпались в агонии какие-то станки, и все было безлюдным, послевоенным и черно-белым, насквозь процарапанным колючей проволокой. В этом мире смотрели не из окон, а в окна. Направо... Налево... Направо... Налево...

Так и не определив, куда именно следует повернуть, Павел прошел строго посередине, наступил на ребристую ступень и понял, что вышел двумя станциями раньше, чем следует, а теперь приедет точно домой, только если дождется единственно правильного автобуса. Он заказал Nescafe со сливками - в основном для того, чтобы погреть ладони, - немедленно пролил его в рукав, отряхнулся, затем развернул блестящий журнал и принялся читать по диагонали, смахивая перчаткой снежинки...
"Тонель" - http://www.mumidol.ru/gorod/tunnel.htm

Итак, мы видим, как в пределах Города возникают два раздельно существующих эстетических ряда; как говорят программисты, "сделаем трассировку" каждого из них, следуя описанному во второй части первой лекции "пути созерцателя".

Выход в "открытое пространство" связан с катастрофой (инициацией, столкновением, пробуждением). На этой стадии основным опытом "горожанина воспринимающего" является опыт языка, опыт называния, классификации (т.е. группировки по формальным критериям: "четный, прямоугольный, яркий"). Опыт ассоциации ("похоже-на") - нулевой, именно он уничтожается инициацией с наибольшей легкостью - как "приобретенный", "наносной". Это означает, что ассоциативные модели на этой стадии максимально зависят от первых впечатлений, максимально произвольны, безапелляционны и динамичны:

Багровый и белый отброшен и скомкан,
в зеленый бросали горстями дукаты,
а черным ладоням сбежавшихся окон
раздали горящие желтые карты.
Бульварам и площади было не странно
увидеть на зданиях синие тоги.
И раньше бегущим, как желтые раны,
огни обручали браслетами ноги.
Толпа - пестрошерстая быстрая кошка -
плыла, изгибаясь, дверями влекома;
каждый хотел протащить хоть немножко
громаду из смеха отлитого кома.
Я, чувствуя платья зовущие лапы,
в глаза им улыбку протиснул; пугая
ударами в жесть, хохотали арапы,
над лбом расцветивши крыло попугая.
http://inna77.narod.ru/maikovski.htm

Сравним, кстати, с "Ночью в эфире" Евгения Федорова:

И желтый тлеющий букет,
И в нем - участники игры,
И рыжей осени костры,
Дама и валет.
Да - и сияние монет,
Как будто бледное пятно
От шара, льющего в окно
Свой осторожный свет
Ночью в эфире.
http://www.tequilajazzz.spb.ru/jazzz/nve.txt

"Дама и валет" здесь не случайны. Для христианской традиции естественна связь "икона - окно", для классических школ живописи - связь "картина - окно"; но в карточной колоде вместо ИЗОБРАЖЕНИЙ выступают СИМВОЛЫ АЛФАВИТА. В этом же ряду связь "монет" со "светом" (как бы предвосхищающая квантовую теорию): перенос акцента с "количества как интенсивности" на "количество как цифровую запись числа". Формальное все еще одолевает ассоциативное.

Процесс накопления впечатлений (и их систематизации) есть процесс непрерывной осени и непрерывного выцветания. Категорию осени мы еще рассмотрим в отдельной лекции, а пока просто укажем ее направление: от произвольных выхваченных кадров к максимально устойчивому, к тому самому "временному, более которого нет ничего постоянного".

Это - образы растворения (вода, дождь, залитый костер, бегство и бродяжничество, падающие звезды и птицы (о них речь опять-таки в отдельной лекции), бред и "потеря себя").

Это - образы фатально действующих сил и опасностей (поезда и мосты, провода и трансформаторные будки, преступники и "стражи порядка").

Это - образы промышленных и архитектурных объектов неясного назначения (завод, забор с проходной и колючей проволокой, институт НИИЧАВО, "храм... неясно какой веры").

Это - образы возможных способов покинуть Город, обычно так или иначе связанные со смертью (реальной, иллюзорной) или безумием (утратой ориентации).

"...Дело о Здании было начато еще в те времена, когда Андре был мусорщиком и знать ничего не знал о мрачных кулисах города. Началось все с того, что в 16, 18 и 32 участках начали систематически пропадать люди. Пропадали они совершенно бесследно, и не было в этих исчезновениях никакой системы, никакого смысла, никакой закономерности. Оле Свенссон, 43 лет, рабочий бумажной фабрики, вышел вечером за хлебом и не вернулся, в хлебной лавке не появлялся. Стефан Цибульский, 25 лет, полицейский, ночью исчез с поста, на углу Главной и Алмазного найдена его портупея -- и все, больше никаких следов. Моника Лерье, 55 лет, швея, вывела на прогулку перед сном своего шпица, шпиц вернулся здоровый и веселый, а швея исчезла. И так далее, и так далее -- всего более сорока исчезновений.
Довольно быстро обнаружились свидетели, которые утверждали, что накануне исчезновения пропавшие люди заходили в некий дом, по описаниям -- вроде один и тот же, но странность заключалась в том, что относительно местоположения этого дома разные свидетели давали разные показания. Иосиф Гумбольдт, 63 лет, парикмахер, на глазах у лично знавшего его Лео Палтуса, вошел в трехэтажное здание на углу Второй Правой и Серокаменного переулка, и с тех пор Иосифа Гумбольдта не видел никто. Некий Теодор Бух показал, что исчезнувший впоследствии Семен Заходько, 32 лет, фермер, вошел в точно такое же по описанию здание, но уже на Третьей Левой улице, неподалеку от костела. Давид Мкртчан рассказал, как встретил в Глинобитном переулке своего давнего приятеля по работе Рэя Додда, 41 год, ассенизатора -- они постояли, болтая об урожае, семейных делах и прочих нейтральных вещах, а затем Рэй Додд сказал: "Погоди минутку, мне нужно зайти в одно место, я постараюсь быстро, а если через пять минут не выйду, ты иди, значит, я задержался..." Он вошел в какое-то здание красного кирпича с окнами, замазанными мелом. Мкртчан ждал его четверть часа, не дождался и пошел своей дорогой, что же касается Рэя Додда, то он исчез бесследно и навсегда...
Красный кирпичный дом фигурировал в показаниях всех свидетелей. Одни утверждали, что он трехэтажный, другие -- что четырех. Одни обратили внимание на окна, замазанные мелом, другие -- на окна, забранные решетками. И не было двух свидетелей, которые указали бы одно и то же место его нахождения.
По городу поползли слухи. В очередях за молоком, в парикмахерских, в локалях зловещим шепотом передавалась из уст в уста новенькая, с иголочки, легенда о страшном Красном Здании, которое само собой бродит по городу, пристраивается где-нибудь между обычными домами и, жутко приоткрыв пасти дверей, притаившись, ждет неосторожных. Появились друзья родственников знакомых, которым удалось спастись, вырваться из ненасытной кирпичной утробы. Они рассказывали ужасные вещи и в доказательство предъявляли шрамы и переломы, полученные в прыжках со второго, третьего и даже четвертого этажей. Согласно этим слухам и легендам дом внутри был пуст -- там не подстерегали вас ни грабители, ни маньяки-садисты, ни кровососущие мохнатые твари. Но каменные кишки коридоров вдруг сжимались и норовили расплющить жертву; под ногами распахивались черные провалы люков, дышащие ледяным кладбищенским зловонием; неведомые силы гнали человека по мрачным сужающимся ходам и туннелям до тех пор, пока он не застревал, забивал себя в последнюю каменную щель, -- а в пустых комнатах с ободранными обоями, среди осыпавшихся с потолка пластов штукатурки жутко догнивали раскрошенные кости, торчащие из-под заскорузлого от крови тряпья...
Поначалу это дело даже заинтересовало Андрея. Он отметил на карте города крестиками те места, где видели Здание, пытался найти какую-нибудь закономерность в расположении этих крестиков, добрый десяток раз выезжал обследовать эти места и каждый раз обнаруживал на месте Здания либо заброшенный палисадник, либо пустоту между домами, либо даже обыкновенный жилой дом, ничего общего не имеющий ни с тайнами, ни с загадками.
Смущало то обстоятельство, что Красное Здание ни разу не видели при солнечном свете; смущало, что не менее половины свидетелей видели Здание, находясь в состоянии более или менее сильного опьянения; смущали мелкие, но почти обязательные несообразности чуть ли не в каждом показании; особенно же смущала полная бессмысленность и дикость происходящего.
Изя Кацман как-то изрек по этому поводу, что миллионный город, лишенный систематической идеологии, должен неизбежно обзавестись собственными мифами. Это звучало убедительно, но люди-то ведь пропадали на самом деле. Конечно, пропасть в городе было не мудрено. Достаточно было сбросить человека с обрыва, и концы, таким образом, оказывались в воде совершенно. Однако кому и зачем нужно было сбрасывать в пропасть каких-то парикмахеров, пожилых швей, мелких лавочников? Людей без денег, без репутации, практически без врагов? Кэнси однажды высказал совершенно здравое предположение, что Красное Здание, если оно действительно существует, является, по всей видимости, составным элементом Эксперимента, а потому искать ему объяснения не имеет смысла -- Эксперимент есть Эксперимент. В конце концов, Андрей тоже остановился на этой точке зрения. Работы было невпроворот, дело о Здании насчитывало уже более тысячи листов, и Андрей засунул его на самое дно сейфа, изредка только извлекая, чтобы подшить очередное свидетельское показание..."
А.&Б.Стругацкие - "Град Обреченный"

Там, где предельный опыт роли "посредника" (опыт "зова - ухода") не встречает дополнения (роли "хозяина", "конечного дома"), получается нечто вроде

Прости. Прощай. Улетает опять самолет,
И дорога меня зовет.
Обещаю в последний раз -
Good-bye.
Good-bye, прости-прощай.

Разве место нам в четырех стенах,
Где звонят часы,
Где молчит телефон,
Где газет слова,
Где не жизнь, а сон?
Разве место нашим глазам в углах? -
Что за мир в окне?
Что за ветер в трубе?
Что за гром в тишине?
Что за солнце в свече?
Разве наше дело совсем табак?
http://tsoyfan.narod.ru/SecAlbum.htm#_Toc478391583
http://tsoyfan.narod.ru/Mp3/2ser/2ser_03.mp3

Возможен, однако, и другой вариант:

Тридцать лет тишины
Ни любви, ни войны,
Только звуки и запахи луны.
Я под этой луной
Стану розы иглой,
Чтобы жечь и царапать стекло.

Там, где мост, а за мостом твой дом,
Снова дождь, и я как птица в нем,
Скоро день, а мы все не о том
Там, где гром, вода и снова гром -
В глубине яблока
Я усну, а пока
Холодный ветер будет казаться нам огнем.
http://www.tequilajazzz.spb.ru/jazzz/30let.txt

А эта вещь БГ ("все-еще-ленинградского" периода) выглядит строгим ответом:

Сын человеческий, где ты?
Скажи мне еще один раз,
Скажи мне прямо, кто мы теперь,
Скажи мне истинно, где мы сейчас;
Ведь я думал, все будет честно,
Шелковый шарф на шлем,
Но это битва при закрытых дверях,
Борьба жизни с черт знает чем,
И кто-то считает, что это подвох,
И кто-то кричит, что провал.
И каждое слово - признак того, что мы
В комнате, лишенной зеркал.
<...>
И вот два достойных занятья
Для тех, кто выше нуля:
Торговля открытками с видом на плешь,
Или дикий крик: "Право руля!";
И значит я списан, как мертвый,
И мне положен конец,
Но я благодарен всем, стрелявшим в меня:
Теперь я знаю, что такое свинец;
И кто-то смеется, как серебряный зверь,
Глядя в наполненный зал;
А я просто здесь, я праздную радостный сон
О комнате, лишенной зеркал.
http://www.aquarium.ru/discography/ihtiologiy215.html#@562

ПРОРЫВ В СЕБЯ, или
Накат о вертикальном прогрессе и Великом джихаде.

...эта статья началась с многочисленных дискуссий о смерти русского рока: "Сплюнь, орбит без сахара, гы-гы-гы, попса".

При внимательном взгляде на этих людей проступают следующие общие черты:
- их музыкальные пристрастия сформированы либо подростковыми сообществами вокруг культовых команд восьмидесятых, либо детским сообществом вокруг акустического андеграунда девяностых (песочница "Форпост - Перекресток и обратно").
- большинством из них рок-н-ролл понимается либо как коллективное наступательное "Мы идем, мы сильны и бодры", либо как коллективное оборонительное "Я всегда буду против".

Миф северо-западной (атлантической) цивилизации, породивший Киплинга, Томаса Вулфа и англоязычный рок-н-ролл, североамериканский миф Границы и Прорыва на другую сторону, миф экспансии, самораспространения - вот корень этого экстравертного "коллективного наступательного".

Возражений против такого понимания нет. Есть возражения против его единственности. Под коллективным началом, под значком КИНО или ДДТ или под рукописной обложкой переписанной у подруги "Батакакумбы" беспроблемно спрятать личную несостоятельность, неуникальность: "не то, что НЕ ВХОДИТ в уста, оскверняет человека, а то, что НЕ ВЫХОДИТ - оскверняет". Экспансия в чистом виде приводит к пирамиде "лидер - подчиненный - неживая природа", к "малому джихаду", каковой есть упорядочение и преобразование окружающего мира, посадка деревьев и прокладка дорог. В политическом пространстве это идея империи, в культурном - идея "империи ДДТ" ("кумир" - "фанат" - "неврубающиеся").

Малый джихад формирует фундамент, подложку, социальную инфраструктуру, готовит сознание человека к саморазвитию, но не более. Дискета отформатирована, но еще не содержит никакой информации, не отличается от миллионов других дискет. Толпы "киноманов", ловящие кайф от абстрактно-гуманистических банальностей Бека Барахоева, зависли на стадии форматирования.

Поэтому -
распад коллективного движения восьмидесятых в разноцветную пыль девяностых - не "смерть рок-н-ролла", а следующая стадия саморазвития посвященных - Великий джихад, жизнь с внутренней стороны окна, Комната, лишенная зеркал, борьба с собственными демонами за собственную самость.

Интересно, что в первой процитированной вещи (группа "Вторая серия") при всем ее экстравертном порыве "дорога зовет" именно наиболее убедительно (и поэтически, и песенно) звучит припев. Там, где "мир в окне, ветер в трубе, гром в тишине, солнце в свече".

Да, "Солнце в свече". Капля воды свидетельствует о существовании океанов. Маг - о Боге. "Ты есть Он". Те, кто ищет истину за пределами своей конечной интуиции, обречены жевать Орбит без сахара.

Полное раскрытие личной интуиции снимает кажущийся разрыв коллективного и индивидуального. Интравертный прорыв - это не "вобрать в себя всю Вселенную", а "осознать себя всей Вселенной".

Почему остановившиеся на "малом джихаде" четко разделяют "Сплин до 1998 года" и "Сплин с 1998 года"? Потому что слово "мы" в значении "все, кто согласен со мной" последний раз употребляется Сашей Васильевым в "Фонаре под глазом". "Спи в заброшенном доме" - его последнее "коллективное наступательное", его Апрель, наступающий "уже навсегда". Когда мы победим, ничто не будет зависеть от "нас". Только от "тебя". Вот это-то и пугает тех, кто носит под платьем бронежилет.

Все последующие работы Васильева целиком отданы индивидуальному прорыву (как почти все поздние работы Цоя - прорыву коллективному, в то время как в раннем творчестве обоих Сценаристов их примерно поровну). Тому, что в поверхностном приближении прозвучал как "шар земной не сам кружится, это я его верчу", затем в "Иди через лес", затем - в "Я не хочу домой", затем - как агрессивная львиная самодостаточность "Гранатового альбома", затем - как самодостаточность просветленного в "Альтависте".

...на глубине сквозь сеть прорвется твоя Altavista.
И ты сыграешь азбуку Морзе, симфонию Глюка на клавиатуре
так, что навсегда уходя
так, что навсегда уходящее солнце замрет в этом жарком июле.

Смысловых пластов тут толпы. Выделять все не берусь из соображений "выпей море" (см. у Маяковского: "Человек, открывший формулу 2x2=4, был великим математиком, даже если он считал окурки. Тот, кто считает по ней паровозы, уже не математик"); но тем, кто до сих пор не въехал, какое отношение высшая истина имеет к производительности труда, привожу несколько "паровозов изо рта в рот".

Паровоз технологический: интенсив вместо экстенсива.
Паровоз социальный: окончательная победа личной инициативы над коллективной инерцией.
Паровоз экономический: информационные технологии и экспорт контента.
Паровоз политический: сетевая интеграция вместо пирамидальной экспансии.
Паровоз инфраструктурный: весь мир в окне.

Город располагает к тому, чтобы закутаться в одеяло в дождь в кресле у источника тепла... "но никто не бывает один, даже если б он смог". Твою личность продолжают телефон и Сеть, мгновенное онлайновое и длительное оффлайновое ("почерк" в вещах, отраженная субъектность в людях) присутствие и участие; ни с чем не сравнимое ощущение "бытия на вершине", всего, что произошло, под руками, и всего, что только может произойти, в руках; жизнь в абсолютных декартовых координатах. И "проектор Достоевского", делающий для тебя понятным образ мыслей любой другой нации и веры; острие карандаша мировой категориальной интеграции, мирового Великого джихада, триста лет назад показавшее на город на Неве.

"Вот вам вертикальный прогресс в чистом виде", очевидный и для технологов, и для экономистов, и для дзен-буддистов, и для специалистов по евгенике (впрочем, для каждых по-своему).

Здесь не может быть ни рецептов, ни практик. Только жизнь без оглядки ("со мною нет проводника"), жизнь в полный рост с максимальным ежесекундным участием.

...Я ждал его - завершающий аккорд императива "Приходить и оставаться", заклинание, по магической силе сравнимое лишь с "Лебединой сталью":

Мы легли на дно.
Мы зажгли огни.
Во Вселенной только мы одни.
Гни свою линию.

(c) LXE, Oct/Nov 2000
http://kitezh.onego.ru/intra.html

Пробуя выделить ориентиры "внутренней стороны" окна, мы натыкаемся на явную асимметрию. "Внешние" образы - преимущественно зрительные, это статические или динамические картинки, ограниченные в пространстве, имеющие фиксированные очертания, яркость (или неяркость), цвет (или оттенок). "Внутренняя стороны окна" крайне бедна на визуальные впечатления - в отличие слуховых, вкусовых, обонятельных, температурных, тактильных - в конечном счете, "глухого прибоя Вселенной" Саши Черного.

"Лучше взять кота под мышку
И по комнате шагать.
Счастлив ты,ворчун бездумный,
Мир твой крохотный уютен:
Ночью джунгли коридора,
Днем-пушистая кровать..." ("Ночные ламентации")

"Но сейчас деревья стучат ветвями в стекла...
Деревья, как звери, царапают темные стекла..." ("Игра")

"В одном из домов остыл кофе, молчит сигарета,
И те, кто придет узнать что нас нет, простят нас за это.
В этом году такое жаркое лето..." ("Альтависта")

Зрение требует выделенного направления зрения, накопление зрительных впечатлений - "смены картинки", т.е. либо движения, либо просмотра - сна, киноленты... И действительно, яркие образы у созерцателей "внутренней стороны" встречаются преимущественно во сне: "солнечный день в ослепительных снах" (КИНО), "пусть тебе приснятся реки" (ЧайФ) - и где-то в подразумеваемых корнях

"В моей душе лежат сокровища,
И ключ поручен только мне...
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю - истина в вине".
http://www.klassika.ru:8014/stihi/blok/po-vecheram-nad.html

Иными словами, "зрение" с внутренней стороны окна оказывается иллюзией. Узел сети воспринимает информационные потоки со всех направлений как равноправные - по той простой причине, что ему нечем различить направление; осознавая себя геометрической точкой, он переживает прикосновение (а всякий сигнал извне для горожанина - прежде всего прикосновение) всем телом. Образы, которые при этом рождаются, не имеют геометрической локализации; с определенными оговорками они могут располагаться "выше" и "ниже", но "ниже" - это скорее в смысле "глубже", и глубина осознается как давление.

К пределу "переживания всем телом" ближе всего переживание "приема жидкости внутрь".

Напитки

Исследуя коллективное бессознательное, невозможно пройти мимо культуры потребления воды.

Во всех известных нам традициях вода связывалась с жизнью и несла сакральную функцию. Во всех известных нам традициях напиток (в отличие от пищи) - источник не столько энергетического, материального ("подкрепиться"), сколько информационного (духовного) начала; вода ассоциируется с сопричастностью, соединением, растворением. Понимание, например, дионисийских культов (а позже - христианского таинства причастия) невозможно без отождествления вина с общей, роднящей всех людей "группой крови". Напиток всегда подразумевает какой-то "special ingredient", не создающий вкуса (или имеющий неприятный вкус), не несущий химической энергии (а подчас и "отбирающий" ее); функция этого "ingredient" сугубо ритуальна.

<...>

Предпочитаемые алкогольные напитки петербургской "неформальской" традиции (пиво и портвейн) большинство исследователей в первом приближении возводят к переводу слогана "Sex, drugs, rock-n-roll" как "Пиво, девушки, рок-н-ролл" и таким образом связывают с психоделическими, магическими корнями западного рока. Иными словами, "алкоголь есть experience", и потому сугубо личностен, индивидуален ("мое настроение зависит от количества выпитого пива, // я никому не нужен, и никто не нужен мне"), инструментален.

Намного интереснее разбор напитков на основе кофеина, то есть чая и кофе. Будучи внедрены в "неритмичной стране" на правах "заморской экзотики", они стали важным элементом урбанистической традиции, ассоциативно привязанным к дому, к внутренней стороне окна. В отличие от алкоголя, кофеин (тонизатор) АКТИВИЗИРУЕТ СВЯЗЬ С МИРОМ. Иными словами, чай и кофе вписывают человека в реальность. Как показывает сравнение психотипов людей, предпочитающих чай и кофе, водораздел здесь проходит строго по линии "взаимоотношения - взаимодействие" ("этика" - "логика").

"Чайная церемония" есть заимствованно восточноазиатский способ межличностного ("человек - человек") ОБЩЕНИЯ И ВЗАИМОПОНИМАНИЯ посредством взаимосозерцания. Это или гостеприимство, или поддержание баланса отношений ("гармонии мира").
Классическим запечатлением ритуала может служить седьмой трек "Синего альбома":

Танцуем всю ночь, танцуем весь день,
В эфире опять одна дребедень,
Но это не зря;
Хотя, может быть, невзначай;
Гармония мира не знает границ,
Сейчас
Мы будем пить чай.

Прекрасна ты, достаточен я,
Наверное, мы плохая семья,
Но это не зря;
Хотя, может быть, невзначай.
Гармония мира не знает границ,
Сейчас
Мы будем пить чай.

Мне кажется, мы - как в старом кино,
Пора обращать воду в вино,
И это не зря;
Хотя, может быть, невзначай.
Гармония мира не знает границ,
Сейчас
Мы будем пить чай.
http://www.aquarium.ru/discography/sinij_albo210.html#@412

Функция кофе иная. Кофе символизирует связь человека с пассивной, неживой реальностью, то есть взаимо-действие. Кофе - это ритуал ЭКСТРЕМАЛЬНОЙ МОБИЛИЗАЦИИ; если кофе пьют совместно, это означает не общение "сейчас", а готовность к совместному действию. Кофе, выпитый в одиночку ("Я иду по улице..."), "включает" сопричастность чему-то целеполагающему, плану, который превыше тебя, в конечном итоге - Городу как организованной структуре, Городу как целому.

Все как всегда
В этом пасмурном отражении
Та же вода, те же тени, глаза, движения
Словно скучный балет
Как таблица для умножения
То же небо, тот же кофе, та же музыка с дымом сигарет

Но меня здесь нет
Солнце смотрит доверчиво
На бессоницы след
Здесь искать больше нечего

Нечего красть
У неловкого тела города
Проще пропасть утомленными жаждой голода
Сном в зимнюю ночь
Помнить то, что помимо холода
Кроме неба, льда и кофе, кроме музыки с дымом сигарет

И меня здесь нет
Солнце смотрит доверчиво
На бессоницы след
Здесь искать больше нечего

Все как всегда
В этом пасмурном отражении
Та же вода, те же тени, глаза, движения
Словно скучный балет
Как таблица для умножения
То же небо, тот же кофе, та же музыка с дымом сигарет

Но меня здесь нет
Солнце смотрит доверчиво
На бессоницы след
Здесь искать больше нечего
Птицу незачем ждать
Улетит и останется
Постарайся понять,
Что мне с этим не справится...
http://www.tequilajazzz.spb.ru/jazzz/vrun.txt

Оригинал статьи: http://www.mumidol.ru/gorod/drink.htm

В двух последних лекциях мы реконструировали механизмы, связывающие личное призвание горожанина с "форматом" и "стилистикой" его среды обитания. Этой модели было бы достаточно, будь Город однороден "по горизонтали" и "по вертикали"; "по горизонтали" - по плотности населения и первичной (объективной) реальности, "по вертикали" - по тому уровню (этажу) абстракции, на котором первичная реальность осмысливается населением.

Это означает, что следующая лекция будет полностью посвящена "сакральной географии" Города: многоэтажности, взаимодействию "личность-личность" в пределах этажа, атрибутам "самых верхних" и "самых нижних" этажей, а также "особым точкам" (аномалиям Центра, Шахты и некоторым другим), в которых модель многоэтажности требует доинтерпретации.

С поклоном,
координатор рассылки LXE
mailto:lxe@euro.ru
http://mumidol.ru/gorod