Hello comrade,

не ссыте нас до хуя доктор ганибал всех переебал сами станете драконом

Best regards,
elena

В этом выпуске – замечательный текст Михаила Вербицкого пятилетней давности, не потерявший, однако, актуальности ни на йоту.

Современный мир отказался от трансцендентного – слова «душа», «абсолют», «вдохновение» давно ни к чему не применимы. Поэтому не будем подходить с мерками трансценденции к современности. Современный человек – человек Поппера: лишенное индивидуальных черт существо, чье поведение определяется набором простых экономических и биологических факторов.
Попперовский человек кушает, срет и размножается, и при этом, сам по себе, развивает производство, военное дело, науку и культуру. Примерно таким же образом микроскопические полипы образуют колонии удивительной красоты. В чем же функция производства, науки и культуры? Впрочем, с производством все понятно – надо же что-то кушать. Наука имеет две функции: она повышает производительность труда («мирная наука») и эффективность вооружений («военная наука»); как показывает история цивилизации последнего столетия, мирная наука есть побочный продукт науки военной и сама по себе нежизнеспособна.
Толпу броуновских индивидов удерживает в рамках социального – культура. Культура не имеет никакой другой функции, кроме полицейской – зачем жрущему и срущему индивидууму культура? Она ему не нужна – но без культуры, стыдные инстинкты толпы выйдут на поверхность, и общество захлестнет волна неразумного разрушения. Культура есть бесконечная безнадежная война общества – «Старшего Брата» – с быдлом, гопником: животным, населяющим тело попперовского человека.
Современное производство, военное дело и науку надо усовершенствовать. Цивилизации Третьего Пути нужны мощные бомбы, точные пушки и быстрые танки, а также ракеты и истребители. Культура как сдерживающий механизм не нужна в обществе, одержимом идеей, глобальным Проектом – нужны совершенно новые, небывалые формы человеческого общежития. К чему-то подобному приближалось разве что искусство 1920-х в России: отметив двадцатилетие партизанской войны против Культуры, авангардисты Серебряного Века сразу стали одним из отделов большевистского правительства.
Безуслово, русская Революция 1917-го года была одним из последствий великой революции в общежитии, подготовленной Серебряным Веком. Чтобы вывести на улицы толпы рабочих с оружием, требуется тотальный слом культурного механизма – исполнителем этого социального заказа стал русский авангард.
Менее удачной попыткой подобной революции был сюрреализм.

Мы, несомненно, варвары – формы современной цивилизации внушают нам отвращение. Безусловно, мы ищем свободы, но свободы, основанной на наших глубочайших духовных нуждах и наиболее бескомпромиссных и жестких желаниях плоти. Застарелые жесты, поступки, слова старой Европы – ложны ходят отвратительными кругами.
(манифест сюрреалистов – Революция здесь и навсегда).

Культуру следует уничтожить.
Контр-культура, подполье, андерграунд суть выражения неточные и неправильные, поскольку обозначают сразу много вещей. Следует говорить об анти-культуре – силе, направленной на слом традиционной культуры и высвобождению низменных, телесных, животных инстинктов человеческого стада. Анти-культура есть часть культуры, поскольку пользуется тем же языком – но контекст анти-культуры несравненно шире. Культура никогда не признается себе в своей полицейской функции, предпочитая вместо этого рассуждать бессмысленно о красивых живчиках, форме и содержании и красота спасет мир. Основной тезис анти-культуры – это признание и обоснование подлой, полицейской функции культуры. Одновременно с этим, анти-культура упивается аморальной субверсивностью, подстрекательностью своей работы. Анти-культура есть культура животного нигилизма и анархии.
Основателем анти-культуры и крупнейшим идеологом ее были маркиз де Сад и его гениальный продолжатель Лотреамон. Отрывки из де-садовских текстов использовались в революционной пропаганде вплоть до второй половины XIX века. Эссе «Французы, еще одно усилие, если вы желаете стать республиканцами» из «Философии в Будуаре» широко распространялось (в том числе и отдельной брошюрой) во время Революции 1948 года. При всей дикости соединения графоманской порнографии и политической риторики, тексты де Сада на удивление целостны и органичны. Порнография, фокусирующая сознание читателя на телесности и животности человека, дополняет философские и политические рассуждения, ведущие к нигилизму и той же самой животности.
Лотреамон добавил к де-садовскому социальному нигилизму и порнографии третий элемент – пассионарное религиозное чувство и мистицизм. Действительно, от осознания скотской, биологически-механической природы человека всего шаг до попытки эту природу преодолеть. Преодоление животной природы возможно только через религиозный опыт – экстремальный мистицизм это кредо последовательного адепта анти-культуры. Экстатический эротизм де Сада следует, интерпретировать таким же образом, несмотря на педалируемый маркизом анти-клерикализм.
Массовую культуру часто обвиняют в культе эротики и насилия, в забвении общечеловеческих ценностей, в растлении малолетних. На самом деле, только это и извиняет ее существование, делает ее интересной и достойной увековечения – более достойной, по крайней мере, чем раздувшаяся от собственной важности культура галерей, музеев и академий. Массовая культура есть наиболее примитивная, циничная, чудовищная форма оболванивания масс. Десять Российских Гуманитарных Университетов, двадцать Фондов Сороса вместе взятых не сравнятся ни в бюджете, ни в степени произведенного оболванивания с одним боевиком Чака Норриса. Но для достижения такой эффективности, голливудским торговцам образами пришлось обратиться к незатронутой ранее области культурных архетипов, пластов табуированного языка и мышления. Опровержение устоявшихся веками табу и моральных ценностей привело к небывалому возрождению человека скотского. Иногда кажется, стоит лишь подтолкнуть рушащуюся пирамиду пуританской морали, подрытую годами либеральных реформ – и она обрушится, подгребая под себя и либералов и разжиревшее под их контролем телевизионное быдло.
Но это только кажется.
В коммерческом разгуле показной телесности и насилия очень мало призывов громить магазины и насиловать женщин – иначе все бы немедленно кинулись грабить магазины и насиловать. Грабить магазины и насиловать женщин не по правилам, только и всего. Человек Будущего, этот белозубый американец, олыбающийся с экрана голливудских боевиков – то самое Скотское Быдло, об освобождении которого заботился де Сад. Оказалось, что стать скотским быдлом – недостаточно для того, чтобы освободиться. На том уровне тотального контроля, на котором существует нынешняя цивилизация, никаких моральных абсолютов не нужно – их и не осталось. Кто теперь вспоминает о категорическом императиве? Слезинка ребенка беспокоит сегодня только прыщавых технократов в штормовках, целевую аудиторию озабоченных этическими вопросами бр. Стругацких. В области этики, кока-колонизация Европы и мира отбросила человечество в первобытное прошлое.
Об этом никто и не жалеет. Моральные абсолюты есть нечто несовременное и несовместимое с либеральными ценностями. Добро отрастило себе бронированные кулачища и никак не отличается от зла. Милосердие и жестокость равно неосуществимы. Благодарность и неблагодарность оборачиваются порабощением. Слова «правда» и «ложь» давно не имеют никакого смысла. Есть только «Система»: набор произвольных правил общежития, ограничений, проплаченных зелеными бумажками – и призрак вседозволенности, нагло ухмыляющийся над толпой идиотов в париках и униформах.

«Мы несомненно варвары – формы современной цивилизации внушают нам отвращение. Безусловно, мы ищем свободы, но свободы, основанной на наших глубочайших духовных нуждах и наиболее бескомпромиссных и жестких желаниях плоти. Застарелые жесты, поступки, ложь старой Европы ходят отвратительными кругами.» – писали сюрреалисты в манифесте «Революция здесь и навсегда».

Двадцатый век был веком небывалой «мягкой» тирании промывания мозгов, тирании клистирной трубки телевизора, тирании общечеловекокультуры – и веком окончательного уничтожения трансцендентного начала в культуре и в жизни. Естественно, что анти-культурное начало в этом веке доминировало – практически любого интересного артиста можно отнести к анти-культуре или андерграунду. Говорится, что антикультура есть паразит, придаток, маргинальная глава на теле культуры; в наше время, непонятно, кто и у кого – маргинальная голова. Говорится, что носители контр-культуры суть маргиналии, а условный центр представлен нобелевскими лауреатами и лидерами продаж – вездесущей номенклатурой культурного бизнеса. Придурки! «Power comes from a barrel of a gun» – отвечает носителям стыдливой условности Председатель Мао. Либералы скукоживаются под вздохи антисептических ветров. Реальность побеждает условность, и через запятнаные покровы столетия проступает звериный лик Вседозволенности .

Михаил Вербицкий