Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

История и мифология античного мира.

Подписаться Бесплатная «Серебряная» новостная рассылка . Подписчиков 1.979 RSS
←   Апрель 2005   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30


За последние 60 дней ни разу не выходила


Сайт рассылки: http://www.greek.h11.ru/
Открыта: 09-03-2004

Автор
Алексей Фанталов

Статистика

1.979 подписчиков
-1 за неделю
←   Все выпуски   →

История и мифология античного мира. ЦАРЬ ПИРР В БОРЬБЕ С РИМОМ И ОБЪЕДИНЕНИЕ ИТАЛИИ 1.


Информационный Канал Subscribe.Ru

Здравствуйте, уважаемые читатели! В этой и последующих публикациях книги Моммзена (до специального объявления) мы будем следовать ученому в отсчете событий от даты основания Рима (754 - 753 гг. до н.э.). Следовательно, если Вы встречаете в тексте "Истории" дату 300, это означает 474 год до нашей эры.

Алексей Фанталов.

fantalov@mail.ru

 

 

Теодор Моммзен, "История Рима" (т. 1, книга 2)

Из Главы 7 (ЦАРЬ ПИРР В БОРЬБЕ С РИМОМ И ОБЪЕДИНЕНИЕ ИТАЛИИ) 1.

 

 

Во времена бесспорного всемирного владычества Рима греки часто раздражали своих римских повелителей, выдавая за причину римского величия ту лихорадку, от которой Александр Македонский умер 11 июня 431 г. в Вавилоне.

Так как воспоминания о том, что на самом деле случилось, были далеко не утешительны для греков, то они охотно предавались мечтаниям о том, что могло бы случиться, если бы великий царь привел в исполнение то, что замышлял незадолго до своей смерти, — если бы он направил свое оружие против Запада и со своим флотом стал оспаривать у кар­фагенян владычество на море, а со своими фалангами — у римлян владычество на суше.

Нет ничего невозможного в том, что Александр действительно носился с такими замыслами. В кораблях и в войске не было у него недостатка, а с такими возможностями самодержцу трудно не искать повода к войне. Было бы достойно великого греческого царя, если бы он защитил сицилийцев от карфагенян, тарентинцев от римлян и прекратил морские разбои на обоих морях; италийские послы от бреттиев, луканцев и этрусков, появлявшиеся в Вавилоне в лице бесчисленных послов от разных других народов, доставляли Александру довольно много удобных случаев, чтобы познакомиться с положением дел в Италии и завязать там сношения. Карфаген, у которого было так много связей на Востоке, неизбежно должен был привлечь к себе внимание могущественного монарха, и Александр, по всей вероятности, имел намерение превратить номинальное владычество персидского царя над тирской колонией в фактическое; недаром же подосланный из Карфагена шпион на­ходился между приближенными Александра.

Но все равно, были ли это одни мечты или серьезные замыслы, царь умер, не занявшись делами Запада, а вместе с ним сошло в могилу и то, что было у него на уме. Лишь в течение немногих лет грек соединял в своих руках всю интеллектуальную силу эллинизма со всеми материаль­ными силами Востока; хотя труд его жизни — эллинизация Востока — и не погиб с его смертью, но только что созданное им царство распалось, а возникавшие из этих развалин государства хотя и не отказывались от своего всемирно исторического призвания распро­странять греческую культуру на Востоке, но среди непрерывных раздоров эта цель преследовалась слабо и заглохла.

При таком положении дел ни греческие государства, ни азиатско-египетские не могли помышлять о том, чтобы стать твердой ногой на Западе и обратить свое оружие против римлян или против карфагенян. Восточная и западная системы государств существовали одна рядом с другой, не сталкиваясь между собою на политическом поприще; в особенности Рим оставался совершенно в стороне от смут эпохи диадохов. Устанавливались только экономические сношения; так, например, родосская республика — главнейшая представительница нейтральной торговой политики в Греции и вследствие того всеобщая посредница в торговых сношениях той эпохи непрерывных войн — заключила в 448 г. договор с Римом; но это был конечно торговый договор, весьма естественный между торговой нацией и владетелями берегов церитских и кампанских.

Даже при доставке наемных отря­дов, обыкновенно набиравшихся для Италии и в особенности для Тарента в тогдашнем главном центре таких вербовок — Элладе, имели весьма незначительное влияние политические сношения вро­де, например, тех, какие существовали между Тарентом и его метрополией Спартой; эти вербовки наемников вообще были не что иное, как торговые сделки, и хотя Спарта постоянно доставляла тарентинцам вождей для войн в Италии, она вовсе не была во вражде с италиками, точно так же как во время североамериканской войны за независимость германские государства вовсе не были во вражде с США, противникам которых продавали своих подданных.

И эпирский царь Пирр был только отважным вождем военных Истори-отрядов;  несмотря на то,  что вел свою родословную от Эака и ческое Ахилла и что при более миролюбивых наклонностях мог бы жить и умереть «царем» маленькой нации горцев, или под македонским верховенством, или в изолированном положении независимого владетеля, он был не более, как искатель приключений. Однако его сравнивали с Александром Македонским; и конечно замысел осно­вать западно-эллинское государство, для которого служили бы ядром Эпир, Великая Греция и Сицилия, которое господствовало бы на обоих италийских морях и которое низвело бы римлян и карфагенян в   разряд  варварских   племен,   граничивших   подобно  кельтам  и индийцам с системой эллинистических государств, —  этот замысел был столь же широк и смел, как и тот, который побудил македонского царя переправиться через Геллеспонт.

Но не в одних только резуль­татах заключается различие между экспедициями восточной и за­падной. Александр был в состоянии бороться с персидским царем, стоя во главе македонской армии, в которой был особенно хорош штаб; царь же Эпира, занимавшего рядом с Македонией такое же положение,   какое   занимает   Гессен   рядом   с   Пруссией,   собрал значительную армию только из наемников и путем союзов, осно­ванных лишь на случайных политических комбинациях. Александр вступил в персидские владения завоевателем, а Пирр появился в Италии в качестве главнокомандующего коалиции, состоявшей из второстепенных государств; Александр оставил свои наследственные владения вполне обеспеченными безусловной преданностью Греции и оставленной в ней сильной армией под начальством Антипатра, а порукой за целость владений Пирра служило лишь честное слово, данное соседом, на дружбу которого нельзя было вполне полагаться. В случае успеха наследственные владения того и другого завоевателя переставали бы служить центром тяжести для вновь образовавшихся государств;  однако было бы легче  перенести центр македонской военной монархии в Вавилон, чем основать солдатскую династию в  Таренте  или  в  Сиракузах.

 Несмотря  на  то,   что  демократия греческих республик находилась в постоянной агонии,  ее нельзя было бы втиснуть в жесткие формы военного государства, и Филипп имел основательные причины к тому, чтобы не включать греческие республики в состав своего царства. На Востоке нельзя было ожидать национального  сопротивления;   господствовавшие  там  племена  с давних пор жили рядом с племенами подвластными, и перемена деспота была для массы населения безразличной или даже жела­тельной. На Западе, пожалуй, и можно было бы осилить римлян, самнитов  и  карфагенян,   но  никакой  завоеватель  не  был  бы  в состоянии  превратить  италиков  в   египетских  феллахов  или  из римских крестьян сделать плательщиков оброка в пользу эллинских баронов.

 Что бы мы  ни принимали  в  соображение — личное ли могущество   завоевателей,    число   ли   их   союзников,   силу   ли противников, — мы приходим все к одному и тому же убеждению, что замысел македонянина был исполним, а замысел эпирота был предприятием  невозможным;   первый  был  выполнением  великой исторической задачи, второй был очевидным заблуждением; первый закладывал фундамент для новой системы государств и для новой фазы цивилизации, второй был историческим эпизодом. Дело Алек­сандра пережило своего творца, несмотря на его преждевременную смерть, а Пирр видел собственными глазами, как рухнули все его планы,   прежде   чем   его   постигла   смерть.   У   них   обоих   была предприимчивая и широкая натура,  но Пирр был не более,  как замечательным полководцем, а Александр был прежде всего самым гениальным  государственным человеком  своего  времени,  и  если уменье отличать то, что сбыточно, от того, что несбыточно, служит отличием героев от искателей приключений, то Пирр должен быть отнесен к числу этих последних и имеет так же мало права стоять наряду со своим более великим родственником,  как Коннетабль Бурбонский наряду с Людовиком XI.

Тем не менее с именем эпирота связано какое-то волшебное очарование, и оно внушает необыкно­венное сочувствие частью благодаря рыцарской и привлекательной личности Пирра, частью и еще более потому, что он был первым греком, вступившим в борьбу с римлянами. С него начинаются те непосредственные сношения между Римом и Элладой, которые по­служили основой для дальнейшего развития античной цивилизации и в значительной степени для развития цивилизации нового времени.

Борьба между фалангами и когортами, между наемными войсками и народным ополчением, между военной монархией и сенаторским управлением,   между личным талантом  и  национальной силой — одним словом, борьба между Римом и эллинизмом впервые велась на полях сражений между Пирром и римскими полководцами; и, хотя побежденная сторона после того еще не раз апеллировала к силе оружия, каждая из позднейших битв подтверждала прежний приговор.

 

АТЛАС МИФОВ.

 

http://subscribe.ru/
http://subscribe.ru/feedback/		 Подписан адрес:
Код этой рассылки: culture.people.greek		 Отписаться
В избранное