Русские художественные форумы. newcontinent.ru

Нигде не найти покоя тому, кто не нашел его в самом себе. Франсуа де Ларошфуко     «» Язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли. Шарль Морис Талейран     «» Умение прощать - свойство сильных. Слабые никогда не прощают. Махатма Ганди     «» Красота через три дня становится столь же скучна, как и добродетель. Бернард Шоу     Быть интересным - первая обязанность малоизвестного автора. Право быть скучным принадлежит только тем писателям, которые уже прославились. Эдмунд Берк Ирландия     Все жанры хороши, кроме скучного. Но скука - не жанр. Ф. Вольтер Всегда кажется, что нас любят за то, что мы хороши. А не догадываемся, что любят нас оттого, что хороши те, кто нас любит. Лев Толстой     Жизнь - это то, что происходит с нами, пока мы увлеченно строим совсем другие планы. Джон Леннон     Боже, храни меня от друзей - о врагах я позабочусь сам. Вольтер     Нет ничего глупее веры в то, что современные методы образования не душат полностью священное стремление к познанию. Альберт Эйнштейн     Нет такой уловки к которой не прибегал бы человек, чтобы избежать трудностей с процессом мышления. Д.Рейнальдс     Если знания человека не упорядочены, то чем больше он знает тем больше путаницы в его голове. Герберт Спенсер     Нет ничего свободней, чем мысль человека! Д.Юм     Ничто не вечно, ничто не закончено и ничто не совершенно     Еще Петр I писал в одном из своих указов, что "подчиненный перед лицом начальства должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы не смущать его разумением своим".     "Как распознать коммуниста? Ну, это тот, кто читает Маркса и Ленина. А как распознать антикоммуниста? Это тот, кто понимает Маркса и Ленина". (С) Рональд Рейган     Мир таков, каковы его созерцатели. М.Твен     Только те, кто предпринимает абсурдные попытки, смогут достичь невозможного. Эйнштейн.

  Интересная история   27Ноября 2006

* * *

Владимир Пестерев

Несостоявшийся дуэт

Повесть

Сколько раз я мысленно проводил осенние и даже зимние ночи за городом, в лесу, пытаясь подслушать, что скажет порывистый ветер, несущий клочковатые облака, подслушать и поскорее разнести его вести. Кто-то, когда-то придумал и сказал это до меня... Кто? Да это, по-моему, и не важно. Мне тоже захотелось «разнести его вести», рассказать кому-нибудь по секрету, или написать в письме. Кому только? Наверное, неизвестному читателю или же Женщине, живущей сейчас или в далеком прошлом. Именно с ней мне захотелось поделиться своим самым сокровенным. Сокровенным, шелестящим пожухлой листвой на согбенных ветках настороженных деревьев или прозвучавшим отчаянным вскриком ночной птицы, черным зигзагом прочертившей темнеющее пространство над головой

* * *

Тем более, что все началось с того, что... На втором курсе я влюбился и мне ответили взаимностью. Девушка, назовем ее Алёной, была прелестной. Она одевалась, как английская школьница, в скромные платья, которые, казалось, были куплены на вырост, с белыми воротничками. Она носила трогательные туфельки и короткие носочки. Ходила она немного неуклюже, косолапя, как подросток, носками туфелек внутрь. Мы пробирались по чугунным лестницам старого здания университета вверх, выше филологического факультета, и там, среди сломанных столов и стульев, курили английские сигареты. Она мне показывала нижнее белье, которое ей папа привез из Лондона. Я рассматривал с небрежным видом истинного знатока: «Да, да, очень практичное, легко поддается стирке...» Потом мы целовались. Губы у нее были всегда немного обветренными, сухими, но постепенно становились влажными и горячими. От нее пахло английскими сигаретами и очень необычными духами, запах которых меня тревожил. Я не мог определить его - свежий, горьковатый, вспоминалось море...

Много лет спустя я гулял по просторной пустоши, поросшей невысоким кустарником, вдали серебрилось море. И хотя на мне был толстый свитер и плотная куртка, я ёжился от пронизывающего ветра. И вдруг я присел на корточки, сорвал бледный листочек красноватого цвета, растер его между пальцами. К запаху английских сигарет примешался забытый запах.

- Что это за растение? - спросил я.

- Вереск, - ответили мне.

* * *

И все это я пишу потому, что вчера утром я получил письмо. От неё!

А до этого... До этого я побывал на встрече «однокурсников», с которыми учился в Московском университете. Ко мне подошла одна из них - солидная редактрисса на телевидении.

- Ты Алёну, подлец, помнишь или нет?

Жар бросился мне в лицо.

- Еще бы не помнить!..

- Она недавно приезжала, спрашивала о тебе.

- Спрашивала...Обо мне?..

- Спрашивала.

- Где она, как она?

- А это она напишет в письме. Прости, но я дала ей твой адрес...

* * *

И я получил письмо. И я прочел его, и суетливо забрался под душ, тщательно побрился, надел белоснежную сорочку. Потом, торопясь чрезвычайно, бросился на вокзал, сел в электричку и уехал в город Подольск. Почему я так поступил, постараюсь объяснить. Наше первое свидание с Алёной было, в некоторым смысле, неожиданным.

- Я собираюсь навестить дедушку с бабушкой, не хочешь поехать со мной? Они живут в Подольске, - сказала мне Алёна.

А я к тому времени был готов сопровождать её на край света и, естественно, согласился.

Мы шли по улочкам старинного подмосковного городка, было утро и неяркое осеннее солнце золотило пеструю, уже редкую листву на ветках старых деревьев.

- Они сейчас в храме, - сказала Алёна, искоса взглянув на меня.

Она тщательно повязала на голову косынку и тут же из английской школьницы превратилась в православную девушку на картине Венецианова. Аккуратная головка, пестрый платок. Взгляд наивный и вопрошающий.

Мы вошли в храм. Плавал запах ладана и горящих свечей.

Прихожан было немного.

Позже я напишу стихи про этот храм:

«В нем было тихо, тихо и прохладно,
Мерцал лампадки робкий светлячок.
Читал псалмы, с напевностью протяжной,
Над аналоем сгорбившись дьячок...»

Все было именно так, а справа от аналоя стояла пара немолодых людей и, что мне запомнилось, у мужчины была прямая, не по возрасту стройная спина. Мы тихо подошли.

- Дед, - сказала Алёна и тронула мужчину за рукав. - Дед, это я...

Мужчина оглянулся. У него были белые волосы, но очень густые темные брови и, удивительно живые, темные глаза. Меня он оглядел насмешливо, но дружелюбно.

У бабушки глаза улыбались очень ласково, лучиками разбегались симпатичнейшие морщинки.

- Подождите, сейчас закончится служба...

Я окунулся в неведомый до сей поры мир, пугающий и захватывающий одновременно. Вдыхал запахи ладана, впитывал звучные слова, как прохладные струи прекрасного водопада, омывающие мои горящие щеки. Я очень волновался и не удержался - взял прохладные пальцы Алёны в свои, очень горячие. Она их не отняла у меня...

«Христос истинный Бог нашъ, - протяжно произносил иерей, - молитвами Пречистыя Своея Матери, святых славных и всехвальных Апостолъ, иже во святых отца нашего Иоанна, архиепископа Константинопольскаго Златоустаго... святых и праведных Богоотецъ и Иоакима и Анны и всех святых, помилует и спасет насъ, яко благъ и Человеколюбецъ...»

Потом вступил невидимый хор, откуда-то сверху.

Потом служба закончилась...

Мы вышли из храма, Алёна представила меня. Дед пожал мою руку твердой, точно из дерева выточенной ладонью.

Мы пришли в небольшой дом, нижняя часть которого была из старинного красного кирпича, а верх деревянным. Комнаты оказались небольшими, но очень уютными. Я не сразу сообразил, что кажется мне необычным.

- Будем пить чай, - сказала бабушка. И тут начались совершенно удивительные вещи. Чай мы пили из настоящего самовара, пили из старинных чашек, ели удивительные пирожки, сказочное, с забытым вкусом (из раннего детства) варенье. Потом оказалось, что в доме нет электричества, нет телевизора и телефона, что вечера эти милые старики коротают при свете свечей или керосиновой лампы. Еще позднее выяснилось, что Алексей Иванович и Марья Алексеевна - русские дворяне старинного рода. Они купили этот дом очень дешево, и дом этот, как оказалось, принадлежал вдове подполковника Тимофея Павловича Арефьева В середине девятнадцатого века. Кстати, как потом выяснилось, Тимофей Павлович приходился дальним родственником знаменитому сослуживцу Дениса Давыдова по Белорусскому гусарскому полку А.П. Бурцову. А Бурцов приходится и мне дальним родственником. Я вспоминаю об этом, когда читаю строки:

«Бурцов, ёра, забияка,
Собутыльник Дорогой!...»

Но об этом я узнал много позже, и это к нашей теме не имеет ровно никакого отношения.

Дедушка Алёны отреставрировал дом, восстановив его в том виде, в каком он пребывал именно в середине позапрошлого столетия. Он продумал все детали, от бронзовых ручек на дверях, до заглушек и заслонок на русской печи, прикупил в антикварных магазинах кое-какую мебель. Но самое главное, до чего не додумался ни один музейный работник, он «отреставрировал» запахи. В прохладных комнатах пахло ладаном и лампадным духом, пахло испеченным хлебом, и щемяще-ностальгическим кисловатым запахом свежезаквашенной, восходящей опары, которую служанка приготовила «на завтра». Впрочем, нужно ли говорить об этом, никакой служанки у Марьи Алексеевны не было. Она все готовила сама. Кроме того Алексей Иванович, оказывается, курил старинные трубки, а табак составлял сам по старинным рецептам: донник, моршанский и еще что-то добавлял, я не помню.

Он предложил мне выкурить трубочку, но я отказался. Может быть мне сейчас так кажется, но он отреставрировал и звуки. Хорошо бы! Крики петухов на заре, шорох опадающей листвы, глухой стук срывающихся с веток деревьев созревших антоновских яблок. Шорох падающих метеоритов во время октябрьского осеннего звездопада. Хорошо бы отреставрировать ржанье лошади, клочья тумана на росистом лугу.

Алёна сидела напротив меня, щеки её мило пунцовели. Она поглядывала на меня ласково и, словно извинялась за «чудачества» своих стариков. Но извиняться было не за что. Я чувствовал себя великолепно, просто, как никогда ни до, ни после этого. Лишь иногда, как приблудный ветерок, меня тревожили странные предчувствия. Алёна казалось очень близкой, родной, и в то же время очень далекой. Далекой далекой, как та первая звезда на вечереющем го- ризонте. Пройдет полчаса, стемнеет и она «затеряется в толпе» других мерцающих звезд.

Дедушка рассказывал много интересного.

Мне постелили в «кабинете», впрочем, кавычки здесь совершенно неуместны. Я лежал на шуршащих, пахнущих какими-то травами, простынях, и слушал, как за окнами путается в ветках деревьев ночной ветер, как потрескивает старый дом. Я дышал запахами старинных книг в шкафу за стеклянными дверцами, и, уже засыпая, слышал как мышь точит в углу половую доску...

Мы приезжали к «старикам» еще несколько раз. Однажды Алексей Иванович сказал, что зять (отец Алёны), видный дипломатический работник «стесняется» приезжать к ним. Стесняется их «ветхозаветного быта», их религиозности. Однако, в словах его не было горечи. Мудрый старец слишком хорошо знал жизнь.

* * *

Вот почему, получив утром письмо, я немедленно отправился в Подольск. Храм стоял на месте, такой же величественный и прекрасный. Я вошел в него, поставил свечи перед Ликом Спасителя и Пресвятой Богородицы. Вышел из храма и стал разыскивать дом чудеснейших стариков. Но я его нашел

Под ногами шелестела листва, воздух был прозрачен и тих. Где-то далеко, «в другом мире», напоминая о чем-то, просигналил автомобиль. Я сел на какую-то лавочку и стал вспоминать. Я многое передумал за те полчаса, которые провел на лавочке. Мысли мои были тревожными. Я думал о прошлом - ... летней давности. О своей первой любви, которая, как и многие, закончилась тривиально. Воспоминание о ней тоскливой занозой живет в моем истерзанном сердце, и не могу я ее забыть, как герой Набокова подружку своего детства. А если и случается мне кого-нибудь «полюбить», увлечься кем-то, то я, да простят мне все мои пассии, невольно сравниваю. Нехорошо это, но я ничего не могу с собой поделать.

Все было слишком хорошо (так не бывает) и, может быть, поэтому , неожиданно для себя, (а я часто делаю что-то неожиданное для себя) я женился на банальной блондинке, которая из беззащитной и трогательной очень скоро превратилась в цепкую и чрезвычайно хищную особу.

Однажды, вскоре после «официальной регистрации нашего брака», она чрезвычайно серьезно заявила мне: «Ты будешь эссе писать, а тебе сорочки стирать?.. Вот тебе!..»

И показала мне весьма убедительную, зримую на «весь экран» дулю. Жена была похожа на взъерошенного диснеевского утенка, но дуля...

Наш, так называемый брак, для меня остается и по сей день сущей загадкой. Как чёрт на аркане потащил...

А может... Может быть, я испугался высокопоставленного папы любимой мной девушки. И спрятался. Как потом выяснилось, совершенно зря...

И эссе здесь совершенно не причем... Но я отвлекся, вернее, забежал вперед. Так часто бывает, когда мысли кружатся в голове, сталкиваются, мешают друг другу. Когда вспоминаешь и сравниваешь с сегодняшним днем. К чести моей сказать, я ни разу не задумывался над тем, как бы я прожил свое прошлое, имея за плечами свой нынешний опыт. Зачем? Жизнь, на то она и жизнь, чтобы состоять из ошибок, обид, шишек... На то она и жизнь, что ее не перепишешь на чистый лист, набело. Так не бывает, а если не бывает, о чем же тут жалеть.

И это я пишу женщине, восставшей в моей памяти из прошлого, в моей душе... Я посвящал ей стихи, много стихов, потом, когда повзрослел и понял, что ж я натворил. Как-нибудь позже я прочитаю их, вернее, приведу, где бы вы думали, в эссе... Тем более, что я очень давно её не видел и не знаю, какой она стала с тех пор. Вот и стараюсь сбивчиво рассказать что-то, начать разговор о том, что было со мной и чего не было. Просто-напросто не могло быть...

* * *

И наступило утро, самое главное время нового дня. Час пробуждения после долгой, тревожной ночи. Утро, возвращающее в героические времена, обновляющее и приносящее новые, пусть несбыточные, но все же надежды. По утрам в нас просыпаются силы, дремлющие в другое время, и нам кажется, что они неисчерпаемы. Ты просыпаешься сам, тебя будят собственные, дремавшие до сей поры силы, а не искусственный звон будильника. Будишь сам, под звуки звучавшей в тебе всю ночь небесной музыки, под наплывом неземных ароматов, которые окутывают тебя со всех сторон во сне и которые ты хранишь в бездонных запасниках собственной памяти. Не помню, кто сказал, но это так: Кто не верит, что каждый новый день несет ему неведомый и священный, еще не оскверненный утренний час, тот отчаялся в жизни, и путь его ведет вниз и во тьму. Во время сна жизнь человека частично замирает, и в это время добрый гений вновь пытается облагородить его жизнь. Всё великое свершается на утренней заре. «На утренней заре пробуждается всякий разум», - сказано в Ведах.

Как важно жить в постоянном ожидании рассвета! Который непременно наступит и начнется самый удивительный момент в твоей жизни. А потом еще и еще

Ведь именно утром я получил письмо.

Оказывается, она живет в Англии, давно, вышла замуж за потомка русских эмигрантов, носящих весьма благозвучную фамилию. Искусствовед, занимается музыкой, работает в... Она одновременно училась и на факультете журналистики, и в консерватории. Великим музыкантом становиться она не собиралась, понимала, что... К самой себе она всегда относилась трезво и благоразумно. Она хотела писать о музыке.

В письме было сказано, что у нее взрослая дочь, муж, к сожалению, умер...

Мой адрес она узнала у однокурсницы. Зачем пишет? Нахлынули ностальгические воспоминания, молодость прошла, но вспоминается все чаще и чаще.

Живет она в маленьком городе Бат.

Я достаю журналы, географические справочники. Чудный исторический город Бат, расположенный на юго-западе Англии. Бледные лучи раннего октябрьского утра слабым отблеском ложатся на знаменитый золотистый песчаник, из которого выстроен город. Он связан с именем Анны Датской (ХV11 век), благородной супруги короля Джеймса Первого, с именем Боу Нэша, законодателем мод в веке ХV111, и с именем писательницы Джейн Остин (Austen), жившей в конце ХV111 - начале Х1Х столетия.

Интересно, а сколько стоит туда билет? (14422 рубля + 5%, до Лондона, я выяснил... А из Лондона надо еще добраться до города Бат!)... Придется залезать в долги. У кого можно?.. У кого, у кого... Она носит древнее греческое имя, а фамилия её начинается на букву Ш...Щ...Ч, я еще не решил...

Но возвратимся к чугунным лестницам, запаху английских сигарет и английских же духов, настоенных на вереске, листочки которого буро-красные, такие нежные на ощупь. Опять вспоминается море. Я ощущаю его запах подрагивающими ноздрями

Кто что коллекционирует! Одни коллекционируют марки, другие трости с золотыми набалдашниками, а я коллекционирую запахи, изысканные запахи, заметьте. И философские конструкции-образы. Построить их в железобетонном порядке и разрушить одним небрежным щелчком! И вся логика рассыпается, как карточный домик. Логика собственной жизни, разрушенная небрежным щелчком. Это у меня хорошо получается. У меня, прожившего на этой земле достаточно долгую и небезгрешную жизнь.

И мне вспоминается многое из того, что я хотел бы напрочь забыть, хотя это и невозможно. Но я хотел бы. Или пережить заново, но это поставило бы меня в неравное положение с остальными. А этого я нисколько не заслужил. Я, как и все, был последовательным сторонником ошибок и заблуждений моего времени, повторял за другими или молча соглашался с тем, что назавтра оказывалось самой что ни на и есть тривиальной ложью или, в лучшем случае, удушливым туманом чужих мнений. Мнимое я принимал за действительное, не в силах стряхнуть с себя порочное пристрастие быть, как все...

Не могу сказать, что по истечении времени, с возрастом я набрался «житейского» опыта, но назидательность и ограниченное пристрастие стариков к законченным постулатом, которые ошибочно принимаются за истину, мне претило во все времена, и в этом я черпаю некоторое утешение. Если я смотрю на грозовую тучу, я хочу, чтобы из неё на плодоносные поля рано или поздно изливался благодатный дождь. Иначе многое теряет смысл. Но я инстинктивно отстраняюсь от того, что называется «мудростью» в стариковском понимании, ибо старость не является причиной тому, чтобы всем навязывать свой «богатый», но чаще всего попросту убогий опыт. В крайнем случае на старости лет можно посоветовать кому-то не поступать тем или иным образом. Но никому не дано право внушать другому поступать так - то и так, хотя другой и не считает это для себя возможным. Можно привести множество примеров того, как старики считали что-то невозможным и старались внушить это всем и вся. А молодежь, даже не догадываясь о «невозможном», перешагивала этот запрет и добивалась своего. И ничего, что не сразу получалось, ничего, что совершались ошибки и дорога была завалена буреломом. Старому - старое, а молодому жить и вершить молодые дела и совершать новые подвиги. Старость меньше всего годится в наставники, уверяю вас, поверьте - она не столькому научилась, сколько утратила. Это я знаю по собственному опыту. Мысленно обращаясь к себе в прошедшем времени, я не знаю - с чего начать.

Даже мудрейший из людей, прожив долгую и даже достойную жизнь, вряд ли сумел постичь «абсолютную истину». Я не решаюсь себе - молодому, давать советы, для этого мой опыт слишком ограничен, а жизнь сложилась не совсем удачно. Единственное, что я мог бы рекомендовать самому себе, так это поступать наперекор всем обстоятельствам, которые мешали быть самим собой. Надо слушаться собственного сердца, а не брюзжания стариков, которые неудачно прожитые годы объясняют особыми причинами. Ведь на деле получается, что они пытаются поучать исключительно из-за того, чтобы сохранить к себе какое - никакое самоуважение и вернуть веру в себя, которую они утратили давным-давно, утеряли на скользкой колдобистой дороге.

И поняв это, я тоже по мере сил стараюсь утешить себя весьма сомнительным доводом: нет, я еще не стар, просто я менее молод, чем мне хотелось бы. Но, невзирая ни на что...

Если я в чем-нибудь раскаиваюсь на самом деле, так это в благонравии и послушании, навязанными мне общепринятыми нормами. К сожалению, я слишком поздно пришел к тому, что «правильное» и «разумное» по мнению моих близких, оказывалось ошибочным и неприемлемым ни в чьей-нибудь, а именно в моей жизни, маршрут которой составлен на небесах. И никому, уверяю вас, никому не дано право его менять. В данном случае дисциплина должна быть железной.

И говорю самому себе - сегодняшнему: давай, выкладывай мне свою мудрость, старик!.. Я выслушаю тебя и уйду как можно дальше от всего того, что ты мне советуешь. Вот почему мне представляется море после сильного шторма, и выброшенные на берег сильнейшим прибоем пришедшие в негодность корабли...

Не я один пришел к таким неутешительным выводам. Первым был американский философ Г. Торо. Мне остается только заковычить его мысли, но я, из-за присущего моему возрасту упрямства, не стану этого делать. Мысль, которая вышла из под пера, уже не принадлежит её автору. Она принадлежит всем, и мне в том числе...
Вот почему, невзирая ни на что...

* * *

Алёна, Алёна, неужели я тебя скоро увижу? Почувствую твои обветренные горячие губы, нежные руки, дрожание глазного яблока под моим трепещущим языком...

Однако... Остановись, остановись, сколько тебе лет? По возрасту ты уже дедушка... Интересно, а сколько лет её дочери?

* * *

Вот так я и оказался в старинном английском городе Бат на югозападе Англии. Ах Англия, ах старинный город Бат. Ради всего этого стоило залезать в немыслимые долги, которые, придется (никуда от этого не денешься!) отдавать всю свою жизнь...

Мне хотелось, как английской писательнице Мэри Стюарт и её литературным персонажам, чтобы в высоком небе пел жаворонок, чтобы ослепительный солнечный свет изливался на мои смежённые веки и птичья песнь, как струи далекого водопада, омывала мое лицо звенящими нотами. Далекий небесный свод надо мной изгибался бы бездонным пространством, воздух пропитывали бы пряные, нежные ароматы, рождающие странные болезненные воспоминания: мысли о золоте, о пламени свечей, о молодых влюбленных. Цветы дрока дымятся на солнце, кадильный дым поднимается вверх, чуть дальше цветущий дрок кончается там, где начинается склон пологого холма, испещренного серыми грядами скал, поросших зимним терновником.

Но на улицах Бата ХХ1 век: парочка юнцов, с серьгами в ушах и крашеными волосами, две очаровательные леди, освещенные ярким солнцем, проехал мотоцикл, тарахтя естественно, но натужно. Мужчина с фотоаппаратом, который снимал издали Александр-Парк. Я смотрю на юг, на реку Эйвон.

Люди с интересом поглядывают на меня. Их фигуры как на объемном панорамическом изображении: выпуклые, на травянистом покрове, в окружении незначительных предметов - велосипеда, кресла-качалки или фургона для сбора мусора. Странное дело, но обыденность не раздражает меня. Не раздражают машины, старые и новые здания. Железнодорожная станция, многоэтажная крытая стоянка для автомобилей и даже, вот удивительно, газовый завод. Потом я «одним глазком» взглянул на Аббатство, на залы для балов, на Прайор-Парк, на Ройял-Кресент - знаменитую площадь Бата, где дома стоят полукругом.

Казалось невероятным, что в этом солнечном мире может существовать беда. Когда весна выдается поздней, долгой, холодной и дождливой, вода не сходит с полей, когда давно прошли сроки сева и хлебам пора зеленеть на пашнях. Когда и на юге, и на севере падает скот, дохнут самые неприхотливые сизорунные овцы, которым болезнь разъедает ноги, и они не могут пастись на верещатниках на склонах гор. Когда поздние заморозки погубили садовый цвет, а зеленя, если где и встали, то буреют и загнивают на корню в затопленных полях. С севера идут зловещие слухи и потерявший голову друид обвиняет верховного короля за то, что он увел страну от старой веры. Когда к осени страна превращается в бесплодную пустыню. В это не хотелось верить, как не хотелось верить в то, что на этой благословенной стране может лежать проклятье. Просто Господь послал испытания и истинная вера спасет ее...

Чтобы узнать, почувствовать Англию, надо прочитать много книг и журналов, и лишь потом совершить путешествие, отрешившись от всех своих повседневных забот.

Окунаясь в древние образы, я прятался от себя самого. Долго настраивал себя, как капризную скрипку. Принимая «английскую» ванну, я бормотал изречение китайского императора Чин-Тана: «Обновляйся ежедневно и полностью, и снова, и всегда». Я брился, надевал свежую сорочку, очень осторожно протирал лицо одеколоном. И, наконец, решился посмотреть на себя в зеркале. На меня смотрел мужчина средних лет, высокий, не по возрасту стройный, но с мешками под глазами. Одет смотревший на меня господин был просто: синие джинсы, синий плотный свитер, из=под плотного горла которого выглядывают воротнички белоснежной сорочки. Дорогие черные туфли с металлическими пряжками (не известно для чего). Затем мужчина надел полупальто, синее, с накладными карманами, капюшоном и деревянными пуговицами. Я где-то слышал, что именно такие полупальто носили английские шкиперы. Ансамбль довершал сине-зеленый шарф и, разумеется, очки, потому что, как это ни печально, я не очень хорошо вижу. А перед этим я позвонил. Позвонил и сразу же узнал ее голос. Впрочем, в нем появился легкий английский акцент.

Я говорил по-английски и, лишь представившись, заговорил на родном языке.

Она засмеялась и сказала ( я почувствовал, что она затянулась сигаретой): «Как это похоже на тебя...»

- Что именно?

- Совершать совершенно непредсказуемые поступки. Я, растерявшись, не знал, что ответить, и сказал, что оказался здесь случайно, проездом и воспользовался случаем.

- О, да, - рассмеялась она. - Все дороги ведут через Бат. Несколько незначительных фраз. Пара неудачных шуток.

- Мне не поверили, что я еду в Англию, - сказал я. - Сказали, что в эту страну не ходят поезда.

На этот раз смех прозвучал натянуто. Я попросил о встрече. Она задумалась на одно мгновенье. Я услышал, как она выпускает дым; сказала, растягивая слова: «Сколько лет прошло...» И согласилась встретиться в кафе возле гостиницы, в которой я остановился.

- Ты узнаешь меня? - спросил я.

- Неужели ты так изменился?

- Нет, не очень, однокурсники, которых я давно не видел, меня узнают.

- А узнаешь ли ты меня?

- Уверен, что, да...

* * *

Куда ни посмотри, всюду жизнь, что-то происходит. В небе, где кружатся чайки, проплывают два воздушных шара. Куда-то спешит вертолет, за самолетом тянется белый хвост. На реке пыхтят суда. В парке продолжается крикетный матч, на кортах играют в теннис. Я представляю ее дочь, и почему-то верхом на лошади в АлександрПарке, а может, и в Прайор-Парке. Она в тесных бриджах, в клубном пиджаке, на голове жокейка.

Я гляжу через чисто вымытые витражи кафе на улицу. В будний день немноголюдно. Солнце отражается в блестящих стойках бара. Тайком (от самого себя) съедаю два, потом еще одно пирожное. Очень вкусно. Потом пью кофе, потом закуриваю сигарету и некоторое время смотрю на бледное пламя зажигалки. Потом на свою руку. Она подрагивает. На безымянном пальце левой руки тонкое - серебряное кольцо, простое, но старинное, доставшееся от предков. Честное слово, ношу не из-за пижонства, скорее для памяти. Интересно, как я выгляжу со стороны? Официантка, подававшая третье пирожное, смотрит на меня с удовольствием. Она в джинсах, плотной вязаной кофточке и совсем не похожа на чопорных англичанок, существующих в нашем представлении. Пепельные волосы затянуты на затылке в небрежный узел. Это красиво, никаких мыслей о неряшливости не возникает.

Заказываю джин с тоником, для тонуса. Волнуюсь, стараюсь подавить волнение. Пальцы подрагивают, чувствую, какие они холодные. Смотрю на свою шкиперское полупальто, висящее на вешалке передо мной. Джин выпиваю залпом, запиваю кофе. Во рту привкус можевельника, очень английский привкус.

И тут входит она. Я вижу ее боковым зрением, но не оборачиваюсь. Она подходит, и я поднимаю глаза. Это уже не та девочка, которая носила платья на вырост. На ней длинная шотландская юбка (синее и красное), клубный пиджак синего цвета, белоснежная блуза с замысловатыми воланами. На плече сумка на длинном ремне. Сапоги на высоком каблуке подчеркивают стройную фигуру. Я встаю и молчу, молчу, даже когда она говорит мне по-русски:

Здравствуйте...

Что-то здесь не то. Смотрю в глаза. Они улыбаются и смотрят с откровенным любопытством. Она протягивает руку, я неловко пожимаю ее. Она садится напротив.

Здравствуй, - говорю я чужим голосом, и затем, совершенно некстати (причиной тому - моя крайняя растерянность), спрашиваю,

- а вообще=то, это ты?

- Не похожа?

- Похожа, но очень молодо выглядишь...

- Меня зовут Мэри Энн, - говорит она лукаво. - Мама не смогла прийти.

Она говорит протяжно, с едва ощутимым английским акцентом, а я перевожу дух.

Смотрю на нее пристально; наверное, это неприлично. На меня смотрит Алёна, которой я не знал, лет этак на десять старше студенческого возраста. У нее густые каштановые волосы и изумительные (как я их любил, как я люблю их в своих воспоминаниях до сих пор!) фиалковые глаза. Простите за «фиалковые», я не могу привести никакого другого сравнения. Нет той легкой неуклюжести вчерашнего подростка - уверенная в себе женщина сидит передо мной. Очень похожая на мать, но другая. Закуривает сигарету, которую достала из сумки, ловко прикуривает от изящной зажигалки. От нее пахнет дорогими духами, она из другого мира - мира благополучия и уверенности в завтрашнем дне. Она соглашается выпить чашку кофе, от пирожного отказывается.

Разговор завязывается неловкий. Она молчит и ожидает моих вопросов. Смотрит спокойно, с лукавым любопытством, предлагая мне выкручиваться самому. И я сбивчиво отвечаю на вопросы, которые она не задает... Где остановился, каким поездом приехал, в котором часу... Удобно ли устроился в гостинице?

- Пойдемте на воздух, - говорит она, - сегодня чудесная погода...

- У Вас много времени? - спрашиваю я.

- Сегодняшний день я дарю Вам, - отвечает она и с удовольствием смотрит на меня, когда я встаю и натягиваю полупальто.

Мы направляемся к выходу. Я ловлю ее взгляд в зеркале перед входной дверью. Я выше на полголовы. Она берет меня под руку и говорит, когда мы оказываемся на улице:

- Зовите меня просто Маша, Вам так будет удобнее, и никаких «вы»: Маша, ты...

Я смеюсь, испытывая удивительное облегчение. Гляжу на нее сверху вниз, она прижимает мой локоть к себе и в ее глазах мелькает легкая боль. Откуда эта боль?

Мы идем по освещенному солнцем тротуару.

- А хотите, поедем в одно место, где мы с мамой очень любим бывать, вдвоем? Она и я, и больше никого на свете...

Мы поворачиваем за угол и садимся в прекрасную машину - этакую карету, в которой должны ездить принцессы и короли, когда они навещают дальних родственников. Мы мчимся мимо домов, въезжаем в пригород, едем по маленьким деревенским улочкам, совсем неподалеку от Бата, и вырываемся на простор, несемся вдоль холмов, поросших дроком, вереском, бурой травой, останавливаемся у холма.

- Так будет удобнее, - говорит она, заглушив мотор, но говорит не мне, а себе.

Я непонимающе смотрю на нее, а она быстро стягивает сапоги, достает откуда-то сзади черные туфли на низком каблуке, надевает их. У нее стройные ноги, и она ведет себя со мной так, словно мы с ней всю жизнь знакомы. Мы выходим, она оставляет дверцы открытыми. И мы поднимаемся на этот холм, и перед нами открывается удивительная панорама с домами и строениями вдали.

Мне немного не по себе.

Небо пусто, земля замерла. Если бы была ночь, нас окружали бы звезды. Они собрались бы в узкую струю света и потекли бы, как незамерзающий ручей на морозе, звенящий льдинками.

Дул ветер, волосы Мэри Энн развевались, как флаги. Она смотрела на меня, а я смотрел вдаль, словно боялся встретиться с ее взглядом. Неловкость исчезла, но появилась тревога. Тревога пришла из прошлого, и прочно поселилась в настоящем, в солнечном ветреном дне, в ее глазах, глядящих испытующе. Чтобы развеять наваждение, я поцеловал ее руку, тонкую породистую руку с браслетиком изящных часов на запястье.

- Я очень волнуюсь, - сказал я откровенно.

- Я не волновалась, но сейчас стала волноваться тоже. Наверное, это оттого, что я ничего не знаю о Вас, а Вы обо мне...

- Так сразу обо всём не расскажешь, тем более, что...

- А мама мне многое рассказывала о Вас. О Вас и о себе, о том времени она говорит всегда с большой нежностью...

- И обо мне... с нежностью?! - с запинкой переспросил я.

- С очень большой нежностью, - сказала Мэри Энн и погрустнела.

И мне отчего-то стало ее жаль. И я не мог найти причины.

- Это Англия, - сказала она, окидывая взглядом горизонт. - Наша Англия. А у меня есть еще Россия.

- Твой отец, насколько я знаю, тоже имел к ней некоторое отношение?

Мэри Энн посмотрела на меня с недоверием, а затем звонко рассмеялась.

- И имел, и, скорее всего, имеет.

И она опять прижала мой локоть к себе.

- Я до сих пор не спросил тебя, чем ты занимаешься, какая у тебя профессия?

- Вы до сих пор ничего не спросили о маме, не говоря уж обо мне... Вы еще не пришли в себя, или вы сдержаннее англичан, считая неприличным задавать вопросы? Всё ждете, когда Вам сами расскажут всё то, что найдут нужным.

- Среди русских тоже встречаются воспитанные люди.

- И Вы ничего не рассказываете о себе...

- О себе мне рассказывать страшно, сразу обо всем...

- Почему?

- Знакомиться надо постепенно. Изо дня в день. Кажется, есть такая английская поговорка: «Если вы покажете корове, сколько она дала за год молока, она упадет в обморок. Этого делать нельзя, тогда она спокойно будет доиться изо дня в день. Доится себе и доится...» В глазах Мэри Энн запрыгали солнечные зайчики.

Перед нами раскинулась панорама очень уютного города, с пригородами, переходящими в деревушки, впрочем, нисколько не напоминающими наши. Это английские деревни. Вдали поблескивает река. А справа, далеко-далеко, начинаются перелески, наверное, сосны, под сенью которых хочется увидеть замшелые низины с прозрачной родниковой водой, бегущей из расщелин первобытных скал.

И там обязательно должна быть старая, из замшелого же камня часовня времен короля Артура. Хотя я и не уверен, мне кажется, он обитал совсем в других местах.

Ах, я опять поддался очаровательному влиянию Мэри Стюарт. И ничего не могу с собой поделать, у меня очень хорошая зрительная память.

Между перелесками - вересковые пустоши. Пахнет свежим ветром, пахнет солнечным днем.

Где-то здесь гуляла однажды Анна Датская, жена короля Джеймса Первого. Кругом был лес и в изобилии рос терновник - чрезвычайно колючий кустарник. Анна Датская (Энн) протянула руку и хотела сорвать серебристую ягоду, но уколола руку. Несколько капель голубой крови упали на землю, и на этом месте вскоре выросли дивные цветы - холодолюбы и цикламены. Вообще=то они растут высоко в горах в холодное время года, но они выросли здесь, в виде исключения и благодаря тому, что...

Королева Энн уколола руку. Я смотрю на Мэри Энн и представляю, как она в длинном королевском платье рвет терновую ягоду.

Картинка получилась еще та...

Мэри Энн - королева. Мне очень хотелось стать самым преданным ее подданным.

- Я проголодалась, - весело говорит Мэри Энн и начинает спускаться с холма. - Мы скоро будем обедать.

Мы садимся в машину, она заводится сразу, и мы едем молча. Мы ни о чем не говорим. Что-то произошло. Я ощутил беспокойство mи одиночество. Мэри Энн вела машину с сосредоточенной рассеянностью, глядя прямо перед собой. Искоса взглянув на нее, я обнаружил упрямую складку меж ее бровей.

Что-то произошло, что-то, не зависящее от нас и чему виной послужили события, происшедшие в далеком прошлом... может быть, до того, как мы появились на этот свет. Я почувствовал предопределение происходящего, ощутил связь с Небом, которое решает всё за нас, создавая видимость того, что вся наша жизнь строится исключи- тельно нами самими. Мы часто придаем значение лишь внешним и преходящим обстоятельствам, но за всем этим стоит нечто, управляющее и событиями, и нами, и нашими поступками. Ко всему сущему ближе всего созидающая сила, свершающая великие законы. Не работник, который расчищает запущенный сад, а Тот, который создал нас самих и окружающее нас пространство.

Я смотрю на Мэри Энн, и она чувствует мой взгляд, и улыбается. А я, словно переоделся в праздничные одежды, чтобы принести великую жертву, очищающую нас от прошлых и будущих грехов, освящающую сердца наши. Но, поразмыслив, я начинаю понимать, что жертва эта - я сам, и не безвинная жертва. Именно себя я приношу в жертву всему сущему за грехи, от которых необходимо очиститься. Я - обвинитель, и я - обвиняемый. И суд надо мной я произвожу с беспристрастностью и сурово. Есть обвинитель, есть обвиняемый, и суд непременно произойдет. И в конечном итоге неважно, чьи доводы окажутся убедительнее, главное - добрести до истин, ибо подлинные истины - это наши добродетели, которые, по словам Конфуция, не останутся сиротами в любом случае, у них непременно найдутся соседи. Это очень просто и сложно одновременно. Надо только постараться понять. «Мы стремимся постичь их, но не видим их, стремимся услышать их, но не слышим; отождествленные с самой сущностью вещей, они неотделимы от них».

Мимо нас проносятся раскидистые деревья, в окна врываются дивные ароматы. Мне чудятся давние голоса, они повсюду - над нами, слева от нас и справа, они окружают нас со всех сторон.

И я чувствую себя птицей, которая никогда не сможет спеть свою песнь. И знаете почему? Потому что деревья в дивном лесу, на ветках которых я бы смог распевать свои песни, давным-давно вырублены. И знаете, кто это сделал, кто вырубил этот лес? Этот лес вырубил я сам...

Мне показалось, будто неожиданно наступил декабрь, и лес, по которому я бреду (Мэри Энн осталась в теплой машине, бегущей по дороге солнечным днем), стал прозрачным, и бреду я вдоль извилистого и каменистого речного русла, с опасными размывами берегов, образовавшимися во время паводков и ненастий. Снега еще нет, но дует промозглый ветер с дождем, и тропа моя сильно обледенела. Я слышу волчий вой, доносящийся сверху, из= под линий снегов. Пойдет снег, и они спустятся вниз и будут угрожать одиноким путникам. Волки - это мои мысли, которые я прячу, отправляя их подальше от себя, туда, где снега и белеют угрюмые заснеженные вершины. Сырой морозец пощипывает щеки. А на мне очень лёгкая одежда, и лошадь моя окончательно охромела.

Машина развернулась около уютного заведения, стилизованного (я мало что в этом смыслю), видимо, под харчевню восемнадцатого, а, может, даже, и семнадцатого века. Деревянные стены, на них старинное оружие. В середине - закопчённый очаг. Свое шкиперское полупальто я вешаю на оленьи рога, склонившиеся над моей головой.

Нам подают великолепный (настоящий) бифштекс с кровью (кто сказал, что англичане не умеют готовить?), нам подают бутылку розового вина, нам подают...

Мэри Энн ест с большим аппетитом. «Она настоящая русская, - думаю я. - Может ее отец и смешанной крови, но она настоящая русская. Мама русская, папа - потомок эмигрантов». Мне неловко спрашивать, кем он был.

В ней я чувствую что-то чрезвычайно родное. И то, как она ест, как поправляет волосы, смотрит на меня весело и немного лукаво. Я подливаю ей вина.

- Произнесите тост, - просит она. - Мама говорила...

- Мама говорила, - задумчиво повторяю я, и жар бросается мне в лицо. Они говорили обо мне... Когда? По какому поводу?..

- Изволь...

Я поднимаю тяжелый бокал с бледно-розовым, искрящимся на солнце вином, смотрю сквозь него на Мэри Энн. Она видится мне смешной и толстой. И очень родной, с болью думаю я. Отношение к матери трансформировалось в отношении к дочери. Сублимация, а если говорить откровеннее, я немного схожу с ума. От ее голоса, ее жестов, ее улыбки. От того, как она ест, как улыбается и пьет вино, как смотрит на меня вопрошающим взглядом, в котором я иногда замечаю недоверие, недоумение и тревогу.

- Изволь... У меня был друг - грузин. В юности я немного занимался спортом: плавал и играл в водное поло. Мы были в некотором смысле конкурентами. Не хочу хвастаться, я плавал лучше, и, что греха таить, он недолюбливал меня за это. Но прошло много времени, и мы встретились, случайно, в Сухуми. Я отдыхал, он приехал навестить родственников. Мы обрадовались, он размахивал руками, кричал, бросался в мои объятья. Кавказцы - очень экспрессивные люди, к ним надо долго привыкать.

Иными словами, мы договорились пойти вечером на дискотеку, в Дом культуры глухонемых.

- Глухонемых?

- Именно такова была и моя реакция. Но он очень убедительно объяснил мне, что глухонемые обладают способностью слышать кожей, если не музыку, то хотя бы ритм: «Всё будет хорошо, они прекрасно танцуют, директор Дома культуры - мой дядя, он накроет нам столик в ресторане, не волнуйся. Дискотека - это так, предлог, для разминки. Правда, если тебе понравится глухонемая девушка, пожалуйста, мы пригласим ее за наш стол...»

- Вах! - сказал я. - Когда грузины хотят выразить сильное чувство, они говорят «вах»! И при этом, как правило поднимают вверх указательный палец.

- Как, как? - переспросила Мэри Энн и наморщила нос. - Вах!

Она комично подняла вверх указательный палец.

- В Грузии тебя бы приняли за свою... Тем не менее мы встретились, пришли в огромный прохладный зал с распахнутыми окнами, в которые врывались запахи субтропиков - эвкалиптов, магнолий, олеандров. Играла чудесная итальянская музыка, умиротворяющая, как южная ночь и шорох прибоя. Несколько пар медленно двигались в разных углах танцевального зала.

- Тебе (она сказала - тебе!) приглянулась какая-нибудь глухонемая девушка? - нетерпеливо спросила Мэри Энн.

Я кивнул головой.

- А вы уже были знакомы с моей мамой? - грустно спросила она.

- Был, - признался я.

- А Вы неисправимый ловелас, - сказала она, и я услышал в ее голосе огорчение.

- Это преувеличение.

- Я вытяну из вас всё... Всё, всё, всё и про все ваши романы.

- Так я тебе и рассказал...

- Вы просто обязаны будете сделать это.

- Однако...

- Однако, продолжайте, - нетерпеливо перебила она меня.

- Мне приглянулась чудесная глухонемая девушка. Она была в простеньком ситцевом платье, в стоптанных туфельках, но у нее были чудесные пшеничные волосы, зеленые глаза, от нее пахло морем, ветром, загаром. От нее пахло семнадцатилетней девушкой, живущей на берегу прекрасного теплого моря. Она была похожа на русалку, слу- чайно оказавшуюся на берегу...

- Представить себе не могу, как может пахнуть семнадцатилетняя девушка, - с иронией произнесла Мэри Энн.

- Выйдешь из-за стола! Перебивать мужчину на Кавказе, да еще тогда, когда он произносит тост!

Она, примиряюще, улыбнулась. Она была сдержанной англичанкой, у нее были безукоризненные манеры, но в ней, хотела она того или нет, порой проглядывалась простая русская девчонка... женщина... И мне это очень нравилось. Интересно, сколько же ей лет? Определить я не мог.

- Тост, - напомнила она, - т-о-ост...

- Я танцевал с каменным лицом, не зная о чем говорить и как себя вести. Впрочем, многое говорят руки, движения, убаюкивающий ритм музыки и танца, прикосновение коленей, которые невольно соприкасаются.

Мэри Энн поморщилась, украдкой, но я заметил это.

- Я пригласил глухонемую девушку во второй раз. В третий раз я подумал о своей холостой жизни, о том, что я мог бы с этой девушкой обрести счастье. Глухонемое счастье, когда не надо ничего объяснять, не надо выяснять отношения.

- Вы с мамой выясняли отношения?

- Никогда, - сказал я совершенно искренне. - Мы с твоей мамой слишком короткое время были близки, и нам было не до этого.

- Были близки... короткое время, - произнесла она задумчиво.

- На третье приглашение моя партнерша выразила нетерпение. Но виду не подала. Музыка прервалась, катушка старого магнитофона застучала лентой. Мы стояли и ждали, когда ее перевернут и поставят снова. И в это время...

Я сознательно сделал паузу и изобразил на лице весь трагизм создавшегося положения. Я закурил сигарету, выпустил дым, посмотрел на Мэри Энн с видом разочарованного человека.

- И в это время к ней подошел молодой человек и сказал: «Маша, пойдем потанцуем?» «Не могу, - ответила она, - тут ко мне пристал какой-то глухонемой идиот и никак не отвяжется!!!»

Мэри Энн долго смеялась, под ее глазами образовались замечательные складочки.

- А где же вывод, назидание, подоплека всего?

- Встречаются два человека, и оба думают, что другой - глухонемой, и поэтому ни тот, ни другой не могут договориться. Кошмарная ситуация, в которой каждый беспредельно одинок из-за собственного и чужого заблуждения.

- Это слишком по-философски. Кстати, эту девушку, как и меня, звали Машей.

- Ты Мэри Энн, - сказал я.

- Я Марианна... Мария и Анна.

Она посмотрела на меня испытующе:

- Одну мою бабушку звали Мария, другую Анна!

- Мою маму тоже зовут Анна, - простодушно откликнулся я. - Если бы ты была моей дочерью, то все равно носила бы имя Мэри Энн.

- Если бы я была Вашей дочерью?

Последнее она произнесла с неопределенной интонацией.

- Кстати, а как твоя мама оказалась в Англии? Я ж ничего об этом не знаю.

- В 1980 году она была в командировке, здесь, в Англии, и во время пресс-конференции задала несколько вопросов новому дирижеру Бирмингемского симфонического оркестра мистеру Саймону Рэттлу. Эти вопросы ему очень понравились, он не любил непрофессионалов, пишущих о музыке, а мама... Во время фуршета она познакомилась с музыкальным критиком газеты «Бирмингем Пост» мистером Бэри Грейсоном, тот представил ее журналисту Наколасу Кеньону из еженедельника «Обзервер». А тот предложил маме писать для них очерки о музыкальной жизни Москвы. Мама написала несколько, и они очень понравились. У Рэтлла жена Элиз и сын Саша. Они живут в лондонском районе Излингтон. У Рэтлла мама и познакомилась со своим будущим мужем... Он работал в «Бирмингем Пост» финансовым директором.

Она говорила обо всем этом, но как-то нехотя, точно думала о чем-то другом, своем...

- Прости, но я не знаю, как его... твоя фамилия? (Я немного ревную к покойнику!)

Мэри Энн назвала мне громкую дворянскую фамилию. Произнесла на английский манер. Я улыбнулся. Я представил себе запущенный сад, представил усадьбу где то рядом с Подольском, в крайнем случае, это мог быть Дом, в котором отреставрировали запахи. Я явственно услышал шорох листвы, увидел небо, синее - синее, но тревожное, Мэри Энн, задумчиво идущую по тенистой аллее...

Замечательная получилась картина. Я придумал ей длинное платье, испачканные легкие башмачки и книгу. Я только никак не мог придумать название этой книги.

- А Вы? - спросила она. - А Вы? Расскажите о себе, наконец.

- Если корове показать, сколько она...

- Но вы не все, вы расскажите самое смешное...

И я, стараясь не показывать волнения, немного сбивчиво рассказал ей о своей жизни, впрочем, многое я скрыл. Рассказал о своем неудавшемся браке, о всевозможных перипетиях своей не во всем сложившейся жизни. Я не приукрашивал и не преувеличивал, просто монотонно перечислял события, даты и имена, но говорил об этом, как о чем-то совершенно неважном и неинтересном. Самое интересное в моей жизни это то, что на втором курсе я влюбился в «одну чудесную девушку». Я рассказывал Мэри Энн, как мы с этой девушкой курили, и как поднимались по чугунным лестницам вверх, и даже как целовались...

- Эта девушка потом стала твоей мамой...

- А потом? - спросила она. - Были ли у Вас серьезные увлечения, увлечения надолго, которые длятся не один год?

- Были, - не считая возможным скрыть это, ответил я.

- Вы любили кого-нибудь?

На этот, во все времена, чисто женский вопрос я не знал что ответить.

- Это, скорее, то, что называется привычкой, которая... Впрочем, об этом очень трудно рассказывать.

- А Вы любили мою маму?

Этот вопрос застал меня врасплох. Что такое любовь? И как её интерпретировать?.. Под толстым слоем мнений, предрассудков и традиций, заблуждений и иллюзий, под всеми наносами, покрывающими нашу жизнь и в Париже, и в Лондоне, Нью-Йорке, Бате или Бирмингеме. В Москве или Подольске... Церковь и государство, поэзия и философия - хорошо бы под всем этим нащупать твердый грунт, который можно назвать реальностью. И сказать себе: вот это и есть реальность, и сомнений тут быть не может. И эта реальность - любовь, которая правит Вселенной.

Любил ли я ее мать? Я только лишь подумал об этом, как горы снежной тоски обрушились на меня. Между нами раскинулось время, как бездонное и бескрайнее море, но стоит мне войти по колено, туда, за кромку прибоя, как бездонное море превращается в крохотный водоем и ты видишь песчаное дно. А когда убеждаешься в том, что он мелок, становится не по себе. Только что ты закидывал в него удочку и воображал, будто ловишь отраженные в нем звезды.

Мне захотелось написать письмо ее матери... на ореховом листе, нацарапать несколько слов хвойными иголками и отправить его в прошлое... настоящее... будущее... И чтобы почтальон обязательно поднялся по старинным чугунным лестницам университета и вручил бы его адресату в платье словно на вырост, в трогательных башмачках, с глазами фиалкового цвета, глядевшими на меня обескураживающе доверчиво.

- Я любил твою маму, - произношу я с трудом, - я и сейчас ее люблю... Все мои неудавшиеся связи, не хочется произносить банальное «браки» - это трагическое следствие того, что мы расстались. Я и тебя очень люблю, успел полюбить потому, что ты очень на нее по- хожа и сначала я принял тебя за нее. Мне хочется обнять тебя, прижать к своей груди, целовать твои руки и запекшиеся ( как тогда, на лестнице...) губы и уверяю, в этом моем желании нет ничего греховного. Я не знаю, что со мной, это так непривычно. Я смотрю на тебя, и мне хочется петь и плакать. И мне хочется установить мировой рекорд по плаванию, который я не установил, когда был молод.

Мэри Энн смотрела на меня широко раскрытыми глазами и нервно закуривала сигарету. В моих словах, в моем голосе звучала непривычная англичанам страсть, и она пугала ее. Но, может быть, мне так только казалось.

- Прости меня, Маша, за несдержанность.

- Простить, за что? - Она встряхнула головой, точно отгоняя непрошенные мысли.

«And some fell among thorns, and the thorns grew up, and choked it, and it yielded no fruit» *, - говорю я тихо.

- Что-что? - переспрашивает Мэри-Энн.

- Да так, ничего, - отвечаю я и смотрю по сторонам. Официант принес счет. Я расплатился. Мы вышли к машине. Было очень тихо. Высоко-высоко над нами летел реактивный самолет. Он уже исчез, и до нас доносился легкий рокот его моторов.

- Поведите машину, - попросила она. - До города... Я выпила вина, и у меня кружится голова.

Я выжал сцепление, тронул с места незнакомую машину, она легко и покорно покатила по прекрасной дороге мимо деревьев, мимо пристроек, и в ее капоте отражались далекие перистые облака.

* * *

О чем думаешь, когда ведешь чужую машину по незнакомой дороге, и рядом с тобой молодая женщина, с которой ты познакомился всего несколько часов назад, но которая по странному стечению обстоятельств тебе очень дорога и её жизнь связана с твоей невидимыми, но очень прочными нитями? Ялукавил, когда говорил, что ничего не знаю о ее матери. Я думал о Бирмингемском оркестре, которым управлял молодой мистер Саймон Рэтлл. Впрочем, до него оркестром управляли сэр Эйдриан Болт с 1924-го по 1930 год; Хьюго Ригнолд, разносторонне талантливый музыкант, знавший и классику, и джаз; Луи Фремо, пользовавшийся особым успехом у публики. Хоровые традиции в Бирмингеме восходят к середине ХУ111 века. В 1834 году в Бирмингеме была построена городская ратуша, красивое здание с плохой акустикой, но с великолепным органом. С тех пор в Бирмингеме, каждые три года проводились фестивали,

* «Иное упало в терние, и терние выросло и заглушило семя, и оно не дало плода». Марк 4. 7

получившие международное признание. В 1846 году Мендельсон дирижировал на премьере своего «Илии» в ратуше, а тремя годами спустя - на премьере «Гимна Хвалы».

На последнем фестивале, в 1912 году, Сибелиус дирижировал на премьере своей Четвертой Симфонии...

Все это я прочел в каком-то справочнике и почти что заучил наизусть кучу имен, событий и дат, связанных с Бирмингемом, и всё потому, что именно с этим оркестром, этим городом свела судьба трогательную девушку, женщину, которая в студенческие годы носила английские платья с белыми воротничками, ходила, неуклюже ставя стройные ноги, увлекалась музыкой и любила широкоплечего болвана, который никак не мог определить, чего ему нужно в конце концов от этой жизни.

Но зачем она переехала в Бат? Надо спросить, но не сейчас... Я аккуратно притормаживал на поворотах, старался вести машину плавно, без рывков, и мысли... мысли окружали меня, метались в моей голове, как язычки пламени свечей в огромном, многолюдном храме.

* * *

Я веду автомашину и вспоминаю «прошлые связи»:

«Если кого я люблю, я бешусь порою от тревоги, что люблю напрасной любовью.
Но теперь мне сдается, что нет напрасной любви, что плата здесь верная, та или иная.
(Я пылко любил одного человека, который меня не любил, И вот оттого я написал эти песни.)»
Это - Уолт Уитмен, мой любимый поэт, писавший на английском языке. Вот в чем дело...

Как хорошо, что Мэри Энн не читает моих мыслей!.. И почему я так отвлекся? Наверное оттого, что некая дама, носящая античное имя, снабдила меня деньгами ( в долг) на поездку в Лондон, Бат и Бирмингем...

Прощайте, милая дама, долг я Вам непременно верну...

* * *

Я проснулся чрезвычайно рано... Сам. Меня разбудила не горничная, меня не разбудили шумы просыпающейся гостиницы, ни шум за окном, ни ветер, ни шорох затухающих звезд. Я проснулся сам в предчувствии ослепительного счастья. Проснуться ранним утром - это значит вернуться в героические времена; впрочем, не буду скрывать, тут я повторяю себя самого, но признаюсь, это чужие мысли. Нечто космическое присутствует в раннем пробуждении. Утро, пожалуй, самая важная часть нашего дня. В утренний час в нас просыпаются силы, которые дремлют в иное время, в нас пробуждаются новые, пусть несбыточные надежды, но это надежды... Трудно ждать чего=то хорошего от того дня, когда просыпаешься не сам, будит не добрый гений, а кто-то другой, предупреждающий о необходимости жить новым днем. Когда мы просыпаемся не от прилива новых сил, а по необходимости, не под звуки небесных сфер и утрен- них запахов, просочившихся в окно, а от звона назойливого будильника. Если мы пробуждаемся не по велению собственного «я», значит, мы не пробуждаемся вовсе к иной, лучшей, чем вчера, жизни. Лучшей, чем та, которая окружала нас накануне. Кто не верит в то, что наступающий день гораздо ярче и интереснее, чем вчерашний, тот обречен, тот отчаялся в жизни, его путь - в кромешную тьму и пустоту. Во время сна наш добрый гений проводит серьезную работу, он убирает из нашей души все лишнее, вчерашнее, привнесенное прошлым опытом и ошибками, и готовит нас к новой борьбе, в которой мы не всегда побеждаем. Главное стремиться к победе!

Нравственное совершенствование - это попытка стряхнуть наваждение вселенского сна, оцепенения. Кто так сказал, я мучительно стараюсь вспомнить (Г. Торо!): для физического труда бодрствуют миллионы; но лишь один человек на миллион бодрствует для плодотворного умственного усилия, и лишь один на сто миллионов - для божественной жизни, или поэзии, бодрствует (Боже, как он одинок!) для любви. Любви утраченной и вновь обретенной. Кто скажет мне, что я не жил до сих пор? Я жил, жил, бодрствовал в ожидании рассвета. Надежда не покидала меня в моем самом глубоком сне. Хорошо написать роман, изваять прекрасную статую, но насколько важнее и благороднее сделать прекраснее грядущий день! Вот высшее из искусств, хотя я и не знаю, как это у меня получилось.

Труби же, трубач! Говори о любви,

О том, что включает весь мир - и мгновенье, и вечность.
Любовь - это пульс бытия, наслажденье и мука,
В сердце мужчины и женщины сердце - во власти любви.
Всё в мире связует любовь,
Объемлет и всё поглощает любовь.

* * *

В окна светило яркое солнце, ветер колыхал занавеси; мне казалось, мне так только казалось, но из-за окон доносились трели невидимых мною птиц. Я стоял под душем и бормотал нетерпеливым голосом:

Любовь - это значит весь мир для влюбленных,
Пред ней и пространство, и время - ничто.
Любовь - это ночь и день, любовь - это Солнце и Месяц,
Любовь - это пышный румянец, благоухание жизни.
Нет слов, кроме слов любви, нет мыслей помимо любви.

Я уже был одет, выбрит, как для правительственного приема, но оставалось много времени, еще рано было спускаться в бар, чтобы выпить кофе. Я был весь в нетерпении, я перебирал эпизоды вчерашнего дня, как перебирает скупец золотые монеты, доставшиеся ему даром. Я подъехал к гостинице, притормозил, я посмотрел на Мэри Энн.

- Приехали, Маша, - сказал я усталым голосом. Ничего особенного не произошло, но меня переполняли впечатления, и я устал от них. И я не знал еще, что всё впереди.

- Когда я увижу твою маму? - спросил я.

Мэри Энн смотрела на меня и улыбалась, очень грустно улыбалась.

- Вы, то есть ты, так ничего и не понял!

В моей груди упал ледяной водопад, и я стал смутно о чем-то догадываться. А ведь ничего не произошло. Рядом со мной сидела Мэри Энн, Марианна, Маша и смотрела на меня грустными глазами.

- Хочешь... я буду называть тебя папой?!

Море тоски захлестнуло меня... Па - па, лопнувшие почки ее запекшихся губ. И всё стало неважным, всё, что я прожил до сих пор и что продумал и передумал, чего желал и чего опасался, всё стало неважным. Важным было одно, сосредоточенное в одном мгновении и звучащее с некоторым усилием из разлепившихся губ... Па - па!

- Ты не знаешь главного, ты не знаешь, - говорит Мэри Энн, - ты мой папа, отец, моя мама всю жизнь внушала мне, что в далекой, заснеженной России у тебя есть папа, которого она любила, когда была еще совсем девчонкой, любила и продолжает любить до сих пор.

- Правда, - Мэри Энн посмотрела на меня уже знакомым лукавым взглядом, - она боится, что ты будешь разочарован. Время не щадит людей, мама выглядит уже... Она волнуется...

Я притянул Мэри Энн за плечи, уткнулся, задохнувшись, в её пахучие волосы, захлебнулся, глядя за ее спиной на серый асфальт и припаркованный рядом автомобиль. Я вдруг обнаружил, что предметы вокруг меня стали расплываться. Я плакал, плакал тихими умиротворяющими слезами, которых я был недостоин. Мэри Энн гладила меня по голове, потом прижалась горячими губами к моему уху и я не сразу разобрался в жарком гуле ее торопливого шепота:

- А знаешь, у тебя есть внук, мальчику сейчас двенадцать лет, он во Франции, но послезавтра приедет. И знаешь, как его зовут...

Я отстранился от Мэри Энн и насторожился. И, честное слово, она назвала мое имя!

* * *

Я прекрасно понимал, что Мэри Энн трудно представить меня настоящим отцом, она меня не знала. Хотя мать и рассказывала ей романтическую историю первой любви, которая так скоро закончилась. Она задрапировала наши отношения в изящный романтический флёр, за которым многого не видно. Не видно обыденности, не видно некрасивых сторон. Всё оттого, что не было банальной матери-одиночки в том смысле, в каком мы привыкли видеть и оценивать обстоятельства рождения ребенка вне брака. Не было матери-одиночки, не было убожества коммунальных квартир и нищенского существования, не было бельем завешенных кухонь, керогазов, керосинок и кастрюль, запахов стирального мыла, детского болезненного крика, жидких волос на затылке, скрепленных рассыпающимся узлом. О папе (русском!) знали все, и Мэри Энн тоже: о нем говорили, как водится, в благородных семействах:

« С «папой» расстались в силу, не зависящих от нас, обстоятельств!..»

И не было никаких тайн, обязательных в старинных английских романах: с замками, привидениями, призраками в истлевших саванах, ржавых цепей и окровавленных кинжалов, воплей ужасов из далекого прошлого... Все было благородно ( я не люблю слова «интеллигент»!)...

Мэри Энн смотрела на меня, как смотрит молодая женщина на бывшего возлюбленного своей матери: с любопытством, доброжелательно и, разумеется, с иронией. Романтическая история, которая касалась ее, но скорее всего, и не касалась вовсе (А вдруг я ошибаюсь?!). Она смотрела на меня, как на постороннего, который (как оказалась!) вполне соответствовал ее вкусам и сложившимся представлениям. В этом она признается мне много позже.

Что же касается меня... Меня сразило слово «па - па», лингвистическая прелесть которого заключалась в чисто литературном образе лопающейся весенней почки (губ...), разлепившихся лепестков! А она произнесла его не без иронии, проверяя мою реакцию, со свойственным всем самостоятельным, независимым женщинам, лукавством. Но повторяю, я могу и ошибаться... Со мною такое случается...

Главным же было то, что меня никто, никогда не называл папой!..

* * *

Время тянется ужасно медленно, я нетерпеливо поглядываю на часы. Скоро, уже скоро за мной заедет Мэри Энн. Я нервно расхаживаю по гостиничному номеру, и в моей душе ширятся и ширятся чудесные строки, к великому сожалению, написанные не мной:

Труби же трубач! Сыграй в заключенье
Такую высокую песнь, какой не играл никогда!
Играй для моей души, воскреси в ней надежду и веру
И дай мне провидеть грядущее,
Даруй мне его предвкушенье и радость...

Княгиня Элен Васильчикова с дочерью Мэри Энн и внуком Владимиром ждут меня!!!

P.S. Выражаю искреннюю признательность мистеру Николасу Кеньону, миссис Элизабет Хиллиард, и особенно, миссис Мэри Стюарт, и мистеру Уильяму Мейкпису Теккерею за то, что они в разное время и в самых неожиданных обстоятельствах помогли мне узнать и полюбить Англию!

Москва Лондон Подольск

* * *

* * *

8 Антитабличная оптимизация PHP-Nuke 8

По секрету, всему свету, расскажу небольшую тайну от Нового Континента.

На днях готовится к выходу очередная 8 антитабличная оптимизация всем известного портального движка PHP-Nuke версии 8, от мастеров Mishka_Jabba_Hard (СНГ) и "Чудодейственной Алисы - (Советский Союз)" (псевдонимы известных мастеров)
Всё как всегда. Никаких, особых принципиальных изменений в движке не делается. Сохраняется полная стандартная PHP-NUKE 8, в том виде как она поставляется во всём мире.

1. Только небольшая русификация - достаточная для понимания русскими мастерами и людьми. Ведь многие или почти все неплохо понимают международный английский интерлинг, ни к чему мучать уставшее от давления глупостей сознание людей переводами типа "ЯРЛЫК" (Казанское авторство) или "Иконка". Или вот уже совсем глупейшее и обормотское "ЧА-ВО" - это только полностью закомплесованный с детства и недоразвитый в отрочестве специалист мог изобрести такие угнетённые духом названия для обыкновенных понятий. Вот где проглядывают недуги некоторых программистов-людей-переводил с чистого нашего русско-английского на непонятно какой ТАРО-БАРСКий. И заметьте, одновременое стояние для многих вопроса о целесообразности превода благозвучной им на слух абревиатурки "FAQ" - стоит перед большим числом пользователей, но это возрастное и обязательно пройдёт, со временем конечно. А я скажу, - стоит и просто необходимо, - что бы не пугать и не вводить людей и пользователей в заблуждение. Это просто список часто встречаемых и стандартных вопросов, на которые вполне разумно заранее заготовить список стандартных ответов. На многие так называемые "сообщения" в так называемых "форумах", также, было бы замечательно, заранее заготовить список стандартных и глубоко правильных по жизни ответов. Например на идиотически настойчивый вопрос - "Хотите те ли вы заработать?" вполне подойдёт адеКватное сетевое ответ-приветствие - "а пошёл ты ... и дальше с подстановкой любимых целевых мест для отсылания незнакомых кретинов".

2. Извлечение из кода PHP-Nuke, по возможности, всех HTML тегов форматирования выводимой странички. Это застарелая Франческина болезнь, а ещё более болезнь сообщества любителей этой реликтовой портальной системы. И какая в том необходимость и надобность - вводить в безвинный, чистый PHP код одиозные, жирные HTML теги - типа зазнаистого "FONT", глобалисткого "center", поднадоевшего "B" или уж совсем кретинические извращения с формированием двойных двоеточий и особых извращенных nuke-вских, квадратных скобочек, и развратно-симпатичных кругляшочков перед списочками. Это же ясно, всякому дураку, что без таких дизайнерских откровений современному пользователю-программисту никак обойтись. Ну ладно, ещё можно понять натыканный, якобы малолетними дизайнерами, HTML коды в файлах - шаблонов. Этож всё-таки, куда ни шло, шаблон и призван он, как бы для формирования украшения портальных страничек PHP-NUKE. Хотя куда как грамотней разместить оформление в выносном файле стилей ".CSS" например в style.css. В этом случае для изменения стиля всего портала достаточно бало бы внести изменения только в этот, один-одинёшенек, файл, который как раз специально предназначенный для задавания вида элементов и блоков на странице. Об этом уже столько понаписано, что просто неприлично продолжать, но вот только в движке Nuke всё остаются по старому. И в коде, и даже в коде библиотек намешаны нагромождения кодов PHP и HTML тегов БРррр.. (это не тег, это от негодования) Объяснить подобную упорную тупость можно только одним современным фактом - фактом современного маркетинга.

3. Традиционное newcontinent.ru избавление и очищение PHP-Nuke от табличных тегов и самой табличной вёрстки. Делается из принципа. Поскольку нет никаких причин, что бы заставлять пользователей и админов PHP-Nuke жить и страдать в ограничениях и творческой несвободе табличного дизайна. Не говоря обо многих других печальных последствиях неоправданноно применения таблиц и табличной вёрстки. PHP-Nuke в этом смысле пласт залежалого упрямства табличных аппологетов и мостодонтов, и просто бездарных HTML кодировщиков.
Излишний HTML код в PHPNuke - часто по три-четыре-пять! вложенных друг в друга таблиц.
Экзотически дикарский способ проведения прямых линий с помошью всё той же отдельной таблички.
Ужасающе глупейший приём использования прозрачного GIFа - всего лишь для отодвигания и-или раздвигания блочков. Очкавтирательство. Разработчики формата "GIF" морду бы начистили бы за такое варварское использование формата графических файлов, который они в поте лица разрабатывали и потом защищали своё авторство в международных судах) Все эти махинаторские приёмы кодирования нещадно тормозят работу движка PHPNuke, без нужды загружают сервера провайдеров, а главное делают код совершенно непонятным для изучения и оптимизации и новичкам и бывалым мастерам своего дела. И всё ради того, чтобы получше припрятать свои левые копирайты и банеры и чтобы мастер не смог бы оттыскать их в замусоренном, заваленном HTML коде, что бы побыстрей избавиться от лишнего груза доброхотов - вот для чего нужны таблицы с пяти-шести-семи! кратной табличной мусорилкой всяким ушлым прилипалам к светлому делу PHPNuke.
Долой самозванных PHPNuke прилипал и трёх рублёвых-PHP-Nuke-зануд.

А разница между использованием дивных тегов DIV и отстойных табличных существенная, поскольку блок заключенный в кристально чистые для понимания теги DIV теоритически можно разместить в любом месте страницы, спозиционировать его как угодно, хоть с перекрытием и при позиционировании можно использовать различные типы позиционирования стандартного CSS : такие значения директивы - "position" "absolute" - это по отношению к окну и-или "relative" - это по отношению элементу внутри которого происходит позиционирование. Внутри - сказано условно, так как с помощью таких директив CSS как margin-left, margin-right, margin-top, margin-bottom можно задавать как положительные значения, так и отрицательные и таким образом сдвигать, то бишь позиционировать их относительно заданного родительского элемента. Это даёт практически полную свободу для творчески настроенных и одарённых личностей для конструирования своих красивых страниц. За примерами далёко ходить не надо, а приводить их здесь в полном объёме было бы непристойной расточительностью времени и небольших читательских сил современного читателя - достаточно посмотреть архив выпусков рассылок города Подольск и-или архив выпусков художественных рассылок newcontinent.ru. Для просмотра кода страниц рассылок нужно открыть понравившуюся вам страницу и нажать ПРАВУЮ кнопку мышки или выбрать в меню вид, пункт "просмотр исходного HTML кода" и страница откроется в вашем редакторе в виде HTML и можно изучать и использовать, а проще скопировать примерыи образцы html вёрстки с локальным оформлением стилями CSS для создания на их основе своих неповторимых рамочек и сдвигов. Там есть довольно симпатичные примеры формирования рамочек с тенью, как раз за счёт CSS позиционирования. Также очень показательны и полезны примеры с плавающими, при помощи директивы "float", элементами "DIV" . Вообщем на здоровье и если это кому то окажется полезным - замечательно, а если что-то будет неясно можно уточнить на художественном форуме разработчиков и реставраторов - обязательно помогут.

4. В остальном никаких изменений. Это сделано для сохранения полной совместимости с PHPNuke. В сущности newcontinent-PHPNuke - это и есть стандартная PHPNuke и даже более стандартная чем сама PHPNuke, так, как из неё удалены наиболее одиозные и давно и морально устаревшие приёмы табличной вёрстки, мешаюшие жить и работать честным мастерам планеты. Старые, удалённые во время оптимизации HTML-теги безжалостно и бездарно нагло отъедали личный трафик и соответственно личные деньги. Ваши и Ваших посетителей, безо всяких на то, видимых причин и оснований. Чтобы этого не происходило, к стандартной теме оформления с табличками приложена и установлена по умолчанию тема newcontinent.ru от Mishka_Jabba_Hard. Тема, конечно, не верх дизайнерского искусства, но это и не требуется, а это для каждого мастера в отдельности, теперь он легко сможет сделать для себя свой красивый и неповторимый по настоящему дизайнерский шаблон на основе приложенной заготовки от newcontinent.ru.

* * *

История города Подольска
Подольские художники
Художники
фотографии города Подольска

Реклама

журнал Gjljkmcr

Подольск Жилье:
Продаю-Куплю-Меняю
Сниму-Сдаю
недвижимость
объявления

name

mail

---

Срочная подготовка документов по оформлению земельных участков в собственность, для совершения сделок (геодезия, Роснедвижимость, кадастровая палата, регистрационная палата) , подготовка догоров купли-продажи в простой письменной форме. По Подольскому району. 8903 1347521

Автореставрация

Продам BMW 340, 1936 Г. оригинальная комплектация!! Хор. состоянии! Находится в Кишиневе! $15 000, есть и другой на запчасти! Октябрь 26, Чт 19:09 РОМА

Продам "ГАЗ 12" оригинальная комплектация!! Все родное!! В отличном состоянии!! Находится в Кишиневе! $10 000! Октябрь 26, Чт 19:03 РОМА

продаются блоки от полуторки, колеса, итд ( все копанина_ сохран приличный) тел 89272519019 атаман metalldetektors@mail.ru Вт Ноя 07, 2006 2:58 pm

Очень хочется купить ГАЗ 13 "Чайка". К сожалению, цена в $40000 неподъёмна совершенно. Состояние не имеет значения, чья машина была - тоже неважно, Брежнева ли, председателя колхоза или дворника Васи. интересует автомобиль, желательно более или менее в комплекте, можно не на ходу. Andrej andrej@autotrade.lv Чт Окт 26, 2006 5:49 pm

Рекламная площадь
сдаётся .
обращаться
newcontinent@mail.ru

Бесплатные
мгновенные
АВТО объявления

name*

mail*

Подольские объявления

Выезд на дом опытного врача стоматолога на дом в Подольске. Доктор наук в области челюстно лицевой хирургии, парадонт, стоматит, воспалительные заболевания в челюстно-лицевой области. Обращаться 8903 1347521

Mazda 323 1994г. цвет тёмно синий 4800$ с торгом Подольск 8903 9790286

Продаю высокий кирпичный гараж в Шепчинках с подвалом. Подольск Шепчинки 8903 1347521

Продаются колонки S-90 Radiotechnika (типа 35ас :) Три полосы здоровый динамик баса, могут раскачать целый спортзал и создать уютненькую обстановочку в маленьком магазинчики или буфете :) И все то за 3500 Российских рублей и усилок Radiotechnika в придачу за 500. Раритет. Все ценности в Подольске самовывозом :) справки 89031347521

Деревообрабатывающие устройства Универсал-компакт

Продаю деревообрабатывающие станки Подольского кооператива Универсал-Компакт. Это экспериментальные устройства, которые разрабатывались в Подольском кооперативе Универсал компакт. Профессионалы хорошо знали эти уникальные и одновременно простые устройства. Углозапильные станки с кареткой, мощные и одновременно мобильные циркулярные пилы с диаметрами дисков до D70, багетные фрезерные модули для изготовления профильного погонажа (багета, плинтуса, штапика), одна из последних разработок рейсмусный двустронний рубанок на разборной станине с рабочими валами 600mm (остался в единственном экземпляре), модули автоподачи. Мобильные переносные столы на которые надёжно устанавливались мощные модули от 2,5 до 5 кв. Интересные клеёные деревянные основы с размещенным внутри рабочим узлом. Телефон для справок 8903 1347521

Быстрый ремонт мягкой кровли в Подольске и Подольском районе, Подмосковье Бригада кровельщиков выполнит работы по ремонту мягкой кровли на объектах Подольска, Подольского района, Подмосковья.

Набор группы дизайнеров, программистов, копирайтеров Набирается творческая авторская группа. ПРиглашаются программисты, дизайнеров, художники, копирайтеры для проекта по созданию автоматизированного портала о туризме, путешествия в Подольске и Подольском регионе.

Срочное оформление сделок с земельными участками в Подольском районе

Услуги по ускорению и оформлению земельных участков в собственность, при сделках купли-продажи в Подольском районе. Сопровождение землеустроительных дел в ФГУ Роснедвижимость, кадастровой палате, регистрационной палате. Помощь при выкупе земельных участков в собственность, при оформлении с административными органами договоров аренды и купли-продажи. Справки 8903 1347521

Приобретаю компьютеры и комплектующие П- 4. Нотебуки не ниже П-3 по договорной цене. Фотоапараты Canon-20D, 30D, Nicon, Объективы для CANON 350D sale@podolsk.biz

Продаю машину ВАЗ 2109 2000г. 120т.руб. Подольск, 9263531818

Продаю гараж в коорперативе "Кристал". Красная горка. 8903 1347521

Предлагается, Подольским организациям доменное имя PODOLSK.TV При желании покупателя домен podolsk.tv будет размещен на профессиональном хостинге со всеми опциями: базы данных mySQL , PHP, PERL, удобная контрольная панель "CPANEL" для управление сайтом(ами) , арт-студия Игоря Петреева сделает и разместит для Вас сайт под этим именем. С уже установленными компонентами: интер-активные форумы, доски объявлений, где Ваши посетители и Вы легко сможете писать и размещать свои объявления, система публикаций новостей компании, удобное и простое хранилище файлов (документы, прайсы, excel таблицы), красивая фотогалерея для быстрого и простого размещения Ваших фотоматериалов. Для желающих быстро заняться эффективной интернет-коммерцией будет установлен и настроен интернет магазин. И вы сможете эффективно продавать свои товары и услуги через интернет. Естественно всегда можно будет получить быструю и человеческую техническую поддержку. За подробностями об условиях продажи доменов и размещения сайтов можно обращаться на почту newcontinent@mail.ru или по телефону 8(903) 134 75 21

Allent Питерский

Allent Питерский

Allent Питерский

Chmorbid Подольский

Chmorbid Подольский

Mishka_jabba_Hard