ЗАБЫТЫЕ В ВЕКАХ – 1 

Глава 2 

Эпизод 2 

    Вскоре они подъехали к дому дяди Рустама в старом го­роде, на правом берегу реки, недалеко от проспекта Мейванд. По кабульским понятиям дом муллы Фарида был большим и богатым с довольно просторным двором и даже крошечным садиком. Нечего и говорить, как обрадовались родственники внезапному появлению Рустама, которого уже и не чаяли увидеть, т. к. знали, где он находится и за что. Валентина тоже приняли как дорогого гостя. Вскоре пришел и сам мулла, слу­живший в мечети Пули-Хишти – одной из наиболее почита­емых, не только в Кабуле, но и во всем Афганистане.

    Подали лагман, плоский продолговатый хлеб, потом плов, сладости и чай. Вот где пригодились Валентину знания обы­чаев, полученные от Рустама и приятно удивившие хозяев.

    После еды мулла уединился с гостями, чтобы расспросить о подробностях освобождения племянника. Рустам расска­зал, что бежали они с этапа, что побег спланировал Вален­тин, с которым они дружат уже три с половиной года. Грани­цу перешли с помощью контрабандистов, а машину купили уже здесь на севере Афганистана за золотой самородок, ко­торый Валентин нашел в шахте, и сумел спрятать от охран­ников. Советские номерные знаки на машине здесь были не редкость и не вызывали удивления. Рассказал Рустам и о том, за что попал в тюрьму Валентин Кононенко. Дядя слушал внимательно, иногда задавал вопросы, но поверил ли он, определить было трудно. Лицо муллы оставалось непрони­цаемым. Друзьям отвели отдельную комнату в доме. Перед тем как лечь спать, Рустам пояснил другу, что дядя играет не последнюю роль среди руководства сопротивления режиму Наджибулы, и его осторожность, при появлении в доме посто­роннего человека, вполне понятна.

    Проснулись они поздно. Их не будили, зная, что они ус­тали после трудной дороги. Машина стояла во дворе. Вчера, перед тем как подъехать к дому муллы Валентин и Рустам сняли все свои рычаги и переключатели и спрятали в багаж­ник. Теперь машина выглядела почти как обычная. Остава­лись, правда, различные отверстия на передней панели, но отверстие – дырка, а дырка она и есть дырка, что в ней осо­бенного. Два автомата, отобранные у насильников, преподнес­ли хозяину дома в качестве подарка, которому он обрадовался. В такое время автомат в хозяйстве вещь не лишняя.

    В середине дня им доставили национальную одежду. Они вырядились в длинные белые рубахи - перханы и широкие серые штаны. Им также купили жилеты, новые халаты, и со­ответствующую обувь. То, что не подошло по размеру, через некоторое время обменяли. Они подстригли бороды. Оглядев себя в зеркало, Валентин решил, что выглядит неплохо. Ко­роткая бородка и соединяющиеся с ней усы были ему к лицу. Вечером мулла сказал, что поручил надежному человеку за­няться приобретением для них всех необходимых докумен­тов. Чиновники администрации Наджибулы чувствуют, что их власть висит на волоске и готовы продать все, что угодно.

    Все было хорошо, но Валентин, все же чувствовал насто­роженность по отношению к себе. Ему не доверяли, несмотря на все старания Рустама.

    Не сказав ничего племяннику, дядя решил устроить про­верку, и в середине следующего дня к дому подъехала маши­на, из которой вышли двое мужчин, сам мулла и две женщи­ны в зеленых бурку – широких и длинных накидках, скрыва­ющих лицо и фигуру. Войдя в дом, женщины сняли накидки. Это были Зохида и ее мать Ханифа. Они не сразу узнали в молодом человеке с бородкой, одетом в афганскую одежду, того советского офицера, который бывал у них дома в Бамиане. Мужчины, сопровождавшие их, смотрели насторожен­но, готовые к решительным действиям. Наверняка под одеж­дой у них было оружие.

–    Здравствуйте Ханифа-ханум, здравствуйте Зохида! – улыбаясь, сказал Кононенко и шагнул навстречу женщинам.

–    Мама, это же Валентин! – радостно вскрикнула Зохида.

    И тогда пожилая женщина бросилась к нему. Она прижи­мала Валентина к груди, плакала и называла его своим сы­ном. Лицо  муллы сразу посветлело.

    Женщин приняли как дорогих гостей. Мать снова и сно­ва рассказывала всем, как Валентин спас от смерти ее сыно­вей. После угощения им дали возможность отдохнуть с до­роги. Потом они с Валентином, в сопровождении Рустама и его дяди, сходили в фотоателье и сфотографировались втро­ем на память. Благодаря недавно установленному американ­скому оборудованию, заказ выполнили быстро, и Валентин получил фотографию с надписью: «Моему младшему сыну. Храни тебя Аллах»!  На фото женщины стояли с двух сторон от него и улыбались.

    После этого матери и дочери, которые никогда раньше не были в столице, решили показать город. Их повезли сначала на левый берег реки. Проехали по проспекту Пуштунистана к бывшему королевскому дворцу, потом вернулись в старый город. Базары, мечети и, наконец, древняя крепостная стена на освещенном заходящим солнцем хребте Шер-Дарваз и крепость Бала-Хисар.

    Женщины переночевали в доме муллы. На следующее утро Валентин проснулся одновременно с ними, когда в пред­рассветной тишине певуче и зычно раздались голоса муэд­зинов, призывающих к утренней молитве. После легкого зав­трака подали машину, и Валентин проводил их в обратный путь – домой в Бамиан. Теперь к нему относились в доме дяди Рустама, как к родному. Примерно дней через пять Кононенко и Бурханов получили паспорта и метрические сви­детельства – все подлинное. В документах Рустама он зна­чился как Шердиль Масуд, а Валентин стал Асадуллой Хусейном. Оба граждане Афганистана. Еще через пару дней оба получили водительские права, а Валентин еще и документы на право владения машиной, а также новые номерные знаки.

    Мулла оказался прав. Купить сейчас можно было все. Кроме того, в качестве личного подарка, дядя Фарид вручил племяннику и его другу четыре чистых бланка паспортов – так, на всякий случай. В тех и других паспортах, тоже на всякий случали, стояли выездные визы.

Бродя по базару Чар-Чата, Валентин обнаружил в одном из духанов установку для ламинирования. Он отдал, покрыть прочной прозрачной пленкой, свою фотографию с Зохидой и Ханифой, и теперь ее можно было носить с собой. Ему при­ятно было сознавать, что есть на свете женщина, которая  называет его сыном..

    Обзаведясь документами, друзья направились во француз­скую миссию красного креста. И Валери, и Мишель оказа­лись на месте и очень обрадовались, увидев своих спасите­лей. Их шеф не забыл своего предложения. Ребят оформили на работу и притом, с такой зарплатой, которая по местным меркам считалась более чем приличной. В том крыле здания, где жили французы, было несколько свободных комнат и, по­лучив разрешение, Валентин перебрался в одну из них, что­бы не стеснять родственников Рустама. Они с Бурхановым перетащили туда кровать, тумбочку, небольшой стол и несколько стульев. Жен­щины обещали сегодня же сделать шторы на окно.

    Так начался очередной новый этап в его жизни. Делать приходилось все. Они с Рустамом были санитарами и сидел­ками, водили машину, ремонтировали испортившееся обору­дование и были переводчиками. Через несколько дней, после начала своей деятельности в миссии, Валентин решил сходить в обе­денный перерыв на один небольшой заводик, чтобы заказать некоторые новые детали для свой машины. По до­роге за ним увязался какой-то афганец. Он был сутулый, и одно пле­чо у него было выше другого.

  –  «Что ему нужно, этому кривому? – подумал Валентин. – Может, с кем меня спутал».

    Он зашел в контору завода, сдал свои эскизы и догово­рился о сроках и цене, а, выйдя из конторы на улицу, получил сзади сильный удар по голове. В глазах потемнело, а когда прояснилось, он уже сидел в машине, между двумя афганца­ми. Руки были связаны веревкой, голова болела. Машина направлялась за город. Сначала ехали на север в сторону пе­ревала Саланг, потом свернули на восток по узкой, почти не­проезжей горной дороге. Когда Валентин попытался выяс­нить, куда и зачем его везут, сидевший рядом с водителем «Кривой», как он его окрестил, начал кричать, что узнал его и теперь ему не уйти от справедливой кары.

–    Ладно, успокойся Саид, – сказал мужчина сидевший рядом с Валентином, – приедем, разберемся.

–    «Черт возьми, – подумал Кононенко, – неужели этот ви­дел меня раньше в форме и теперь узнал? Это совсем плохо»!

    Приехали в горное селение. Глинобитные домишки,  дувалы и кругом одна глина и камни. Даже весна не могла скрыть убожества здешней земли. Чем живут здешние дех­кане неизвестно. Валентина ввели в дом, который выглядел получше соседних. К его удивлению, в комнате стояло не­сколько стульев и стол, за которым сидел человек в чалме. На стол положили изъятые у него документы. Начался допрос. Кривой Саид, брызгая слюной, кричал, что это шурави, соба­ка, что документы у него фальшивые и что он – Саид хорошо помнит его в форме советского старшего лейтенанта. Требовал, чтобы ему разрешили расстрелять шпиона немедленно. Валентин говорил, что это ошибка, что он афганец, родствен­ник муллы Фарида и работает в миссии Красного креста.

–    Почему ты так плохо говоришь на пушту? – спросил сидевший за столом.

–    Я таджик, воспитывался во Франции, а там не с кем было говорить на пушту.

–    А по-французски умеешь?

–    Конечно.

–    Скажи что-нибудь.

    Валентин произнес несколько фраз.  Присутству­ющие выслушали их с такими выражением лиц, что было ясно – с тем же успехом с ними можно было общаться на языке снеж­ного человека.  Его еще долго допрашивали. «Кривой», почти впадая в истерику, требовал расстрела, а человек сидевший за столом, и оказавшийся заместителем командира какого-то отряда, видимо, сомневался. В конце концов, он сказал, что расстрелять русского они всегда успеют. Пусть посидит до завтра, а утром приедет командир и решит его судьбу. Кононенко-Хусейна отвели в какую-то каморку без окон, абсолют­но пустую и, закрыв на замок, поставили часового.

    Вот это так влип! Надо же было случиться, что он и этот полудурок Саид оказались в одно время в одном месте. Инте­ресно, сколько еще человек в Афганистане смогут его опоз­нать? Впрочем, вряд ли это теперь имеет значение. Возьмут завтра, шлепнут и все. Кто такой их командир? Что он за чело­век? Станет ли разбираться или отдаст этому ненормальному на расправу. Остальные настроены хоть и не дружелюбно, но, по крайней мере, нейтрально, а этот просто кипит от злости.

    Сначала Валентин ходил по каморке, потом присел на кор­точки у стены, потом сел на пол. Всю ночь мерз, то впадая в дремоту, то бодрствуя какое-то время, пока глаза опять не зак­рывались сами. Наконец настало утро, но потеплело нескоро. Время шло, а командира все не было. Ему принесли еду – кислое молоко и лепешку. Два раза выводили по нужде, но бежать было слишком рискованно. Вокруг полно вооружен­ных людей, посматривавших на него как на возможную ми­шень. Между собой моджахеды говорили по-узбекски.

    Под вечер за дверью раздались голоса. Часовой с кем-то спорил. Валентин узнал голос «Кривого». Часовой гово­рил, что он отвечает за жизнь заключенного, а «Кривой» злоб­но угрожал пристрелить его самого. Дверь отворилась.

–    Выходи! – крикнул «Кривой».

Щурясь от яркого солнца, Ва­лентин вышел наружу.

–    Иди, – и «Кривой» указал на дорогу, оставаясь сзади на расстоянии 3-5 метров и держа автомат наготове.

–     А ты оставайся здесь. Мне помощники не нужны. Я сам его застрелю, – сказал он часовому.

    Я за него отвечаю, я пойду с тобой, – настаивал охран­ник

Валентин медленно шел по дороге. Неужели застрелит? А что его остановит, если нет командира, а других он не слу­шает. Злость в нем мутит рассудок и делает невменяемым.

«Наложил Аллах печать на сердца их и на слух, а на взо­рах их завеса. Для них великое наказание», – вспомнил Ва­лентин. Только в данном случае это наказание, не деля них, а для него.

    Неужели это все? Конец его мечтам об атлантах, о кос­мических кораблях с центробежным движителем. Конец все­му? «К умеющим ждать все приходит вовремя». Вот и при­шло. Дождался. Обидно до слез. Теперь, когда он сделал ма­шину, каждый может воплотить в жизнь его идею. Значит, будут летающие автомобили, летающие «тарелки», летаю­щие подводные лодки. Будет слава, успех, красивые жен­щины, но... только не для него. Его зароют здесь, засыплют камнями и глиной. А он ведь почти не жил. У него всего-то была одна единственная женщина, и то чужая, и совсем недолго.

    Валентин где-то читал выражение, то ли «смертельная тоска», то ли «предсмертная». Теперь, когда последние ми­нуты жизни уходили, как вода между пальцами и не было сил их удержать, он понял, что это такое – «предсмертная тоска». Сердце сжалось в болезненный комок. Захотелось громко завыть, закричать: – «Нет! Нет! Нет! Не надо! Я не хочу»!  Тоска сковывала разум и лишала воли.

    К счастью у него были хорошие учителя – «зубры», не раз смотревшие смерти в глаза. Они говорили, что положение становится безвыходным лишь тогда, когда ты сам с этим согласишься. Главное, не впадать в панику, не поддаваться тоске и отчаянию. Они отнимут последние силы. Поддался – наверняка пропал. Устоял, значит, есть еще шанс. До после­дней секунды верить, что есть еще шанс. Вспомнив это, Кононенко призвал на помощь всю свою волю, чтобы подавить страх и собраться. Кажется, это ему удалось.

    За ними увязались мальчишки, но «Кривой» их прогнал. Встретился мужчина, ведущий на веревке ослика. Из некото­рых дворов выглядывали женщины и смотрели им вслед. В кишлаке уже все знали, что вчера поймали шурави. За пос­ледними домами «Кривой» приказал свернуть с дороги и идти вдоль склона горы. Прошли метров пятьдесят. Вот углубле­ние в скале шириной метров пять, глубиной метра три. Воз­ле него паслись козы, выискивая чахлую даже весной траву.

– Иди туда! – скомандовал «Кривой».– Здесь твоя дорога закончилась. – И он поднял автомат на уровень груди Вален­тина. Второй сопровождающий стоял в нерешительности. Его автомат висел на плече Заходящее солнце светило им в спи­ну, а Валентину в лицо. Лучше бы наоборот. Все складыва­лось не в его пользу.

–    Аллах покарает тебя за убийство невинного человека, – сказал Валентин и добавил: – Я хочу совершить молитву.

–    Ты неверный, шурави, собака, – злобно прохрипел «Кри­вой».

–    В шариате сказано: –  глядя ему в глаза, произнес Кононенко -  «Кто назовет правоверного неверным, тот сам неверный»!

    Он совсем не был уверен, что так сказано в шариате, но, скорее всего эти двое шариат не читали. Не ожидая разреше­ния, он разулся, связал ботинки шнурками.

–    Зачем связываешь? –  последовал вопрос.

–    Мне они больше не понадобятся, а тебе удобнее нести будет, – ответил Валентин, и опустился на колени, лицом в сто­рону Мекки и к своим конвоирам.

    Поставил ботинки справа от себя. Связанные они в ка­кой-то мере могли заменить нунчаки в умелых руках. Кроме того, если их набросить на ствол автомата, они зацепятся за мушку и потянут ствол вниз. Это позволит выиграть полсекунды или даже целую секунду, для решительного броска. Голова, несмотря на боль в затылке, работала с предельной ясностью, как всегда в минуты опасности. Мысли проноси­лись стремительно, но были как бы фоном для того, что про­исходило в реальном времени...

    Второй не опасен, пока его автомат висит на ремне, а этот целится прямо в грудь. При первом же резком движении он успеет выстрелить...

    Совершая намаз, Кононенко фиксировал глазами каждое движе­ние своих противников. Нужно молиться пока этот не осла­бит бдительность и не отведет ствол, или не снимет палец со спускового крючка. Пока он молится, вряд ли «Кривой» ре­шится выстрелить, но это не может продолжаться слишком долго. Надо что-то делать... Ствол, направленный на него, понемногу опускается... Вот «Кривой» оглянулся. Черный глаз автомата ушел немного в сторону... До них меньше трех мет­ров, но пока поднимешься на ноги... Поза на коленях не луч­шая для броска. Доносится приближающийся шум мотора. Видимо по дороге проезжает машина. «Кривой» поворачи­вается на звук. Теперь автомат уже не направлен на Вален­тина… Аллах дал ему одну секунду. Встать он уже не успеет. Остается кувырок. Этому его учили. Это у него хорошо по­лучалось. Нет, все-таки «К умеющим ждать»...

    Молниеносный кувырок вперед через голову. Стремитель­ное вращение вокруг «пятой точки», удар ногами сзади по ногам «Кривого».

    Тот падает. Валентин мгновенно вскакивает и, наступив босой ногой на руку, вырывает автомат. Второй моджахед торопливо и растерянно стаскивает с плеча оружие, но удар прикладом по шее валит его с ног.

    Палец Валентина на спусковом крючке. Двое лежат на камнях. Он поднимает голову и видит... направленные на него стволы трех автоматов. Четвертый человек без оружия. Эти четверо выскочили из только что подъехавшего открытого «Виллиса», похожего на те, что были у американцев во вре­мя второй мировой войны. Из своего углубления он не видел, как они подъезжали.

–    Не убивай их, брат, я сам их накажу, – слышит Вален­тин. Это говорит человек без оружия. Наверное, командир. Обращение «брат» явно хорошее предзнаменование.

«Кривой» встает и готов броситься на Валентина с голы­ми руками. Валентин наводит на него ствол и говорит как можно спокойнее:

–    Подойдите сюда, я отдам вам автомат. Только не давайте его этому сумасшедшему. Он хотел меня расстрелять ни за что.

    Один из четверых подходит. Двое держат Валентина на, мушке. Он отдает автомат и в тот же миг «Кривой» бросается на него. Но это уже не опасно. Резкий поворот, удар ребром ладони по кадыку, и сумасшедший опять лежит. Его подни­мают и сажают на заднее сиденье машины. Рядом усаживается, охая, второй пострадавший. Следующим садится один из при­ехавших, а за ним Валентин с ботиками в руках. Командир спереди, еще двое устраиваются на бортах.

    Путь совсем короткий, и вот его уже вводят в дом, где доп­рашивали вчера. Он обувается и садится на стул. За столом сам командир – человек лет сорока с суро­вым лицом. Он рассматривает паспорт Асадуллы Хусейна, удостоверение сотрудника миссии. По его просьбе Валентин повторяет рассказ о том, как его без всякой причины, захвати­ли в Кабуле и привезли сюда. Свой рассказ дополняет пове­ствованием о том, как «Кривой» самовольно хотел его рас­стрелять. В помещении кроме командира присутствуют «Кри­вой», заместитель и двое, из приехавших на машине.

    Во время рассказа Валентина командир то внимательно смотрит на него, то рассматривает что-то в открытой картон­ной папке, которую он держит на коленях. Кривой несколько раз перебивает Валентина, и с пеной у рта кричит, что он со­ветский офицер и его надо немедленно расстрелять. Наконец заговорил молчавший до этого командир:

–    Теперь слушай меня, Саид, – строго обратился он к Кри­вому. – Ты проявил бдительность и это похвально, но ты чуть было самовольно не расстрелял нашего лучшего агента и за это ты заслуживаешь сурового наказания. Если бы ты это сделал, я бы расстрелял тебя собственноручно, но, скорее всего, он сделал бы это раньше меня. Этот человек действительно служил в советской армии, но он выполнял наше за­дание и сделал много полезного для Афганистана. Его знают в лицо только три человека, и вам всем не следовало бы об этом рассказывать, но Саид поставил меня в безвыходное положение. Скоро у него будет новое задание, и он исчезнет отсюда, а я хочу, чтобы он исчез из твоей памяти, Саид, и из вашей тоже, – повернулся командир к остальным. – Забудьте о нем, забудьте его имя, забудьте, как он выглядит, и не вспоми­найте об этом, даже под пыткой, так же как он не сказал ни­чего, когда Саид хотел его расстрелять. Всем ясно?

    Ошарашенные моджахеды только кивнули головами. У Саида лицо выражало полное недоумение, а язык, кажется, прилип к небу. Удивленный, услышанным, гораздо больше ос­тальных, Валентин старался сохранять спокойствие, сообра­жая, что бы это могло значить. Командир приказал всем выйти и оставить его наедине с  задержанным. Когда дверь за ними закрылась, он положил папку на стол, взял оттуда прямоу­гольный листок в левую руку, а правую, встав из-за стола, подал Асадулле Хусейну.

–    Здравствуйте, Валентин, это мама вас спасла, – улыба­ясь, сказал командир.

    В левой руке он держал фотографию с надписью: «Мое­му младшему сыну».... Теперь Валентин понял все.

–    Значит вы брат Зохиды?

–    Старший. Вы тогда спасли мне жизнь. Мы были увере­ны, что о нас в городе не знают, и засада оказалась для нас, полной неожиданностью.

–    Но, теперь вы спасли меня, и мы квиты, – сказал Валентин.

–    Вы спасли две жизни, значит, я все равно ваш должник. Наша мать называет вас сыном, а мы будем называть братом. Я знаю, что вас разжаловали и посадили в тюрьму, и рад, что вам удалось бежать. Не держите зла на Саида. У него погибла вся семья. Ракета с вашего вертолета попала в дом. Мать, отец, жена, трое детей – все погибли. С тех пор он такой...

    Расспросив Валентина о том, что он собирается делать даль­ше и, узнав, что тот хочет уехать из страны, командир сказал, что это правильное решение. Здесь ему оставаться опасно.

–    У нас уже начинается другая война, – с горечью произ­нес он.

    Написав что-то на листе бумаги, и поставив печать, он протянул бумагу Валентину.

«Асадулла Хусейн мой брат, и его враги – мои враги», было написано на листе, а ниже стояла подпись «Дустум» и круглая печать, в центре которой были слова: «Во имя Алла­ха», а вокруг сложное переплетение узоров и какие-то непо­нятные значки.

–    Если вам понадобится помощь или убежище, вы знаете, где живет наша мать. Наш дом – ваш дом.

    После этого он вызвал своих людей и приказал отвезти Валентина на машине в Кабул. Ехали кружным путем, узки­ми кривыми улочками. К зданию миссии двое сопровождаю­щих подвезли его уже в темноте и, молча, уехали.

    Утром Валентин объяснил своему начальству, что его выкрали моджахеды, продержали сутки в горах, хотели рас­стрелять, а когда выяснилось, что он был принят за другого, отпустили. Рустаму и мулле Фариду рассказал правду. Мул­ла сказал, что его спасла рука Аллаха, но нужно быть осто­рожным. Может быть, более радикально изменить внешность, ибо такие инциденты не исключены и в будущем.

    Весь день Валентин чувствовал недомогание, а к вечеру еще и разболелась голова, знобило. Холодная ночь, проведенная в заключение, без теплой одежды, дала себя знать.   Он пожаловался на недомогание Валери. Та осмотрела его и пред­ложила померить температуру. Термометр показал тридцать восемь и три десятых градуса по Цельсию.

–    Это простуда, ты видимо переохладился, – констатировала врач. – Иди к себе и ло­жись в постель. Я сейчас приду.

    Она действительно скоро пришла со стаканом теплой воды и какими-то таблетками. Валентин уже лежал в посте­ли. Валери села рядом и пощупала его голову. Прикоснове­ние ко лбу мягкой женской руки было очень приятным даже в таком, как у него сейчас, состоянии. Валентин послушно проглотил предложенные таблетки и выпил воду.

–    Утром я зайду, а пока выздоравливай, спокойной ночи!   – сказала Валери и лас­ково погладила его по голове.

    Проснулся он, как всегда, в семь утра. Тем­пература, кажется, была нормальной. Встал, прошелся по комнате – никаких признаков болезни. Строго говоря, что-то есть... небольшая слабость, но, в общем, он был практически здоров.

–    Доброе утро! Как здоровье больного? – На пороге сто­яла, улыбающаяся Валери.

–    Знаешь, все прошло. Спасибо тебе, – сказал Валентин.

–    Вот возьми еще две таблетки. Выпьешь одну сейчас и одну вечером для закрепления успеха, – сказала женщина, – а чтобы ты не забыл, я вечером зайду и напомню.