ЗАБЫТЫЕ В ВЕКАХ 

Глава 1

ПОБЕГ 

Эпизод 2

    К Рустаму он присматривался давно. Ему нравился этот парень, державшийся независимо и даже с некоторым досто­инством, если это слово вообще можно применить к заклю­ченному. Его почему-то сторонились блатные и, однажды, после отсидки в карцере и суда, Валентин спросил его об этом.

–    Они боятся, что я их в собак превращу или в ишаков, – улыбнувшись, ответил Рустам на чистом русском языке со­вершенно без акцента.

        Оказывается, когда к нему полез кто-то из блатных. Рус­там приказал ему стать на четвереньки и лаять громко по-собачьи. Сбежался весь барак, стоял дикий хохот, а урка все ползал на коленях и лаял во весь голос. Наконец Рустам по­жалел его, потрепал по голове, почесал за ухом и сказал:

–    Хорошая собака, послушная. Иди в конуру!

    Тот побежал на четвереньках и лег на нары, а через ми­нуту поднялся, дико озираясь и не понимая, почему все хохо­чут. Через несколько дней сразу несколько блатных решили проучить таджика, а кончилось все тем, что он ходил по ба­раку в сопровождении целой своры «собак» на радость осталь­ным зекам. Еще одна попытка обидеть Рустама привела к появлению «ишака». И тогда Бурханова, как и Кононенко, оставили в покое. Рустам рассказал Валентину, что такой способностью обладали все его предки по отцовской линии. Его отец, так же как и дед, был мулла. Он не боялся самых свирепых собак. Всегда шел прямо на них, и они убегали, поджав хвост и жалобно повизгивая. Дед, по его словам, од­нажды встретился зимой с барсом на горной тропе и барс, точно как собака, бежал, поджав хвост.

–    А как ты это делаешь? – спросил Валентин.

–    Не знаю. Просто хочу, чтобы человек стал, например, собакой или петухом, и он становится.

–    А меня можешь сделать петухом или бараном?

–    Нет, я никого не могу, пока меня не рассердят или не напугают. Просто так не могу, – признался Рустам.

–    Значит, эта способность проявляется у тебя в экстремаль­ных ситуациях, – полувопросительно, полуутвердительно произнес Валентин.

–    Возможно, –  неопределенно подтвердил Рустам. И было неясно, понимает ли он «ученое» слово экстремальный.

С этого разговора завязалась и стала крепнуть их друж­ба, а в условиях лагеря дружба значит очень  много. Рустам сказал сразу, что готов дружить с Валентином, потому что он – Валентин, хороший человек.

   С чего ты взял, может я последняя сволочь, – сказал Кононенко, глядя в голубые глаза таджика, а потом спросил:

  А почему у тебя глаза голубые?

–    В горах живет много голубоглазых таджиков. Говорят мы потомки воинов Александра Македонского, а правда ли это, кто знает. Я назвал тебя хорошим человеком потому, что ты приятно звучишь.

    Валентин вопросительно поднял брови.

–    Понимаешь, – пояснил Рустам, – когда я приближаюсь к человеку, я чувствую как бы звук, исходящий от него. Неслы­шимый звук. Ты же знаешь, что есть музыкальные звуки – красивые, а есть неприятные, совсем не музыкальные, как скрип, например. Так я и определяю.

–    И не ошибаешься?

–    Пока не ошибался.

    Вскоре Валентин узнал еще об одной удивительной спо­собности Рустама. Кто-то из зеков стащил у него из-под по­душки Коран на арабском языке, который Бурханов всегда читал на досуге.  Стащил просто ради интереса. Об этом зна­ли многие в бараке и с нетерпением ждали, что будет. Обна­ружив пропажу, Рустам не стал ни у кого ничего спрашивать. Он, молча, закрыл лицо ладонями и с минуту стоял неподвиж­но и сосредоточенно. Постепенно шум в помещении стал за­тихать. Все наблюдали за странным таджиком. Рустам отнял руки от лица, еще немного постоял с закрытыми глазами, и медленно пошел,  прикрыв веки, вдоль ряда нар. Вот он остановился, вошел в проход между нарами, завернул угол матраца и извлек из-под него свою книгу. После этого он по­грозил пальцем хозяину нар и сказал спокойно:

  –     Если еще раз так сделаешь, Аллах тебя накажет.

    Через несколько дней после их знакомства Валентин спро­сил Рустама, за что он сидит.

     За то, что я, якобы продал моджахедам два танка.

     А ты этого не делал?

     Подставили, меня как последнего дурака

     Как это было?

     В тот день, когда моджахеды в форме офицеров афганской армии приехали за отремонтированными танками, начальник завода не вышел на работу – заболел. А начальники помельче, как сквозь землю провалились. Офицеры торопят, я позвонил начальнику домой и он сказал, чтобы я подписал пропуск, а проходную он предупредит. Я подписал и танки ушли, а когда за ними приехали настоящие хозяева, меня взяли за штаны. Начальник утверждал, что я ошибся номером и разговаривал не с ним. Поверили не мне, а ему, тем более, что у  него где-то оказался высокопоставленный родственник. Я его по голосу ни с кем не мог спутать, но голос к делу не пришьешь, а моя подпись – вот она.  Вообще-то советскую власть мне любить не за что. Она сделала все, чтобы оставить меня сиротой. Всю жизнь преследовала деда и отца. Отца свели в могилу, а за ним и мать. Я остался один. В Афгани­стане живет старший брат отца. Он тоже мулла и очень ува­жаемый человек. Там у меня двоюродные братья и сестры. Все мои родственники против просоветского режима президента Наджибулы и ждут, не дождутся, когда его свергнут, но танки я, все-таки, не продавал.

    Рустам был на год моложе Валентина. Он окончил ма­шиностроительный техникум, потом работал механиком в научно исследовательском институте. А механик в НИИ это человек, который умеет все. Точить, фрезеровать, шлифовать, паять, варить, собрать любой прибор из деталей, найденных на свалке,  в общем, все. В лабораториях НИИ таких людей ценят на вес золота, хотя и не могут платить им столько, сколь­ко они заслуживают. Он завербовался в Афганистан вольно­наемным на завод по ремонту военной техники, чтобы ос­таться там с родственниками, когда моджахеды возьмут Ка­бул. Но,… не повезло. Теперь ему сидеть пять лет, и бежать из Союза в Афгани­стан гораздо труднее.

   А ты мог бы для побега применить свои способности, – сказал Валентин. – Загипнотизировал охрану и был таков!

–    Ты знаешь, где мы находимся? – спросил Рустам.

–    Приблизительно.

–    А я – точно. Наш лагерь расположен на юго-восток от Душанбе, на восточном краю Яванской долины. Мы на небольшом плато, на высоте около 1000 метров, а вокруг по­чти отвесные скалы, поднимающиеся еще примерно на столько же. Путь вниз только один – дорога по краю ущелья. Даже две машины не разъедутся. Там в скале через рав­ные промежутки специальные ниши вырублены, чтобы ма­шина могла въехать и пропустить встречную. Допустим, я загипнотизирую, как ты говоришь, всех охранников, что само по себе невероятно, а что потом? Я пойду по этой до­роге, которую сразу перекроют в нескольких местах, и пус­тят по ней погоню на машинах. Сколько же человек мне придется гипнотизировать на пути? Массовый гипноз! Если бы я это умел, я бы загипнотизировал всех еще в Афгане и бежал. Из этого лагеря за время его существования еще ник­то не убегал. Начальство этим гордится, хотя это заслуга не их, а природы.

--  Придется нарушить, эту традицию, – тихо, как бы про себя, сказал Валентин, но Рустам услышал и спросил:

–    Как?

–    Пока не знаю. Но, не сидеть же, мне тут до сорока лет. У меня других дел много. Меня атланты ждут.

–    Атланты? – удивленно  спросил Рустам, а потом улыбнулся: – Знаю:

Когда на сердце тяжесть и холодно в груди,

К ступеням Эрмитажа ты в сумерки приди,

Где без питья и хлеба, забытые в веках,

Атланты держат небо на каменных руках.

–    Это написал Александр Городницкий. Хорошие стихи. Очень хорошие, – сказал Валентин. – Но я имею в виду не этих атлантов – полубогов, а обычных людей, живших в Атлантиде. Уже много веков ищут Атлантиду, особенно интенсивно в наше время. Ищут и не находят. А я хочу найти не Атлантиду, а атлантов, вернее их потомков. 

–    Живых? – спросил Рустам. 

–    Вот именно.

–    Я почти ничего не знаю об Атлантиде, но слышал, что она вроде бы затонула, – неуверенно проговорил Рустам.

–    Понимаешь, – горячо начал Валентин, –  если это была большая страна в океане и, если о ней знали древние египтя­не, а может быть, и другие народы, значит, у атлантов были корабли. Неужели никто не спасся на кораблях, когда случи­лась катастрофа? А если некоторые спаслись, то их по­томки где-то живут, и может быть, помнят о своей родине.

–    Сколько лет прошло с того времени? –  спросил Рустам.

–    Первым рассказал об Атлантиде в своих сочинениях «Тимей» и «Критий» древнегреческий философ  Платон, ро­дившийся в 427 году до нашей эры. Он считал, что Атланти­да погибла за девять с половиной тысяч лет до его времени. Платон узнал об Атлантиде от своего родственника Солона, а тому поведал о ней один из египетских жрецов. По словам жреца, остров Атлантида превышал размерами Ливию и Азию вместе взятые. Он лежал к западу от Геракловых столбов, т. е. за Гибралтарским проливом, а дальше за ним лежала зем­ля, охватывающая весь океан. Значит, египетские жрецы зна­ли об Америке, которую европейцы открыли на несколько тысячелетий позже. На острове правил союз царей. Столица была очень богата. Ее окружали три кольца каменных стен с башнями. Стена первого кольца была покрыта медью, второ­го – оловом, а третья стена была покрыта орихалком испус­кающим огнистое сияние. Платон несколько раз упоминает этот, как он говорит, самородный металл, о котором больше ничего неизвестно. Современные знатоки предполагают, что это была желтая медь.

–    Что это за желтая медь?

–    Ну, так иногда называют латунь или бронзу, точно не знаю. Кроме каменных стен город был окружен тремя чрез­вычайно широкими и глубокими, наполненными водой рвами, а к ним от океана был проведен канал, по которому корабли могли входить во внутренние кольцеобразные рвы, используя их как гавани.

    Солон много рассказывает о богатстве храмов, дворцов и т. д., а дальше говорит о войне между Атлантидой и Афи­нами, якобы имевшей место очень давно, но это уже неин­тересно. Некоторые исследователи считают, что Платон про­сто выдумал Атлантиду для иллюстрации своих философс­ких воззрений, потому что он уделил много внимания описанию общественного устройства в Атлантиде. Но тог­да надо признать, что он выдумал и Америку. Удачная выдумка, правда?

    Некоторые из тех, кто занимался проблемой Атлантиды (ученые, писатели, историки) считают, что она погибла при­мерно за десять тысяч лет до нашей эры. В подтверждение этого приводят мифы разных народов, в которых рас­сказывается о глобальных катастрофах. По данным различ­ных ученых следы человека исчезают в Америке и Европе на рубеже 10-12 тысячелетия до нашей эры. Это же время было временем массовой гибели животных – мамонтов, мастодонтов и др. В это время отмечено изменение климата и найде­ны следы деятельности моря на высоте 4-5 км.

    Мне кажется, – заметил Валентин, – что все это не подтверждает, а опровергает дату гибели Атлантиды, приведенную Платоном, т. е. примерно в 10 тыс. лет до н. э. Во-первых, если это была глобальная катастрофа, уничтожившая жизнь на всей Земле, тогда кто сообщил, да еще, по-видимо­му, в письменной форме о гибели Атлантиды? Во-вторых, в таком случае сообщение должно касаться гибели всего жи­вого на Земле, а не одного, пусть и достаточно большого ос­трова, о котором большинство землян и представления не имело. Отсюда вывод: если и была глобальная катастрофа за 10 тыс. лет до н. э., то Атлантида погибла не тогда, а гораздо позже, когда на Земле снова возродилась жизнь, морские со­общения, когда были люди, которые сумели добраться до нее, вернуться назад и рассказать об увиденном. Думаю, это было 3-5 тыс. лет до нашей эры.

–    Ясно. Значит, все ученые идут не в ногу, один старший лейтенант Кононенко шагает в ногу, – подытожил Бурханов и вдруг громко расхохотался.

–    Ты чего? – удивленно спросил Валентин.

–    Если бы я не знал, что у тебя с мозгами все в порядке, – сказал Рустам, не переставая смеяться, – я бы решил, что ты свихнулся. Подумай, где ты находишься и о чем ты говоришь! Сидишь в лагере за колючей проволокой, сидеть тебе еще полжизни, а ты мечтаешь найти мифических атлантов, неиз­вестно даже в какой части света.

–    Во-первых, – улыбнувшись, ответил ему Валентин, – уче­ные тоже нередко ошибаюся. Вот, например, большинство ученых не верили в существование древней Трои. Они счи­тали, что Троя это просто выдумка Гомера. А жизнь показа­ла, что все ученые шли не в ногу, один только немецкий купец Генрих Шлиман шел в ногу. Именно он, а не ученые, нашел Трою и доказал, что она действительно существовала. А, во-вторых, я знаю, где искать атлантов. – И он рассказал историю своего прапрадеда.

    С тех пор они много раз возвращались к разговору об ат­лантах. А время шло и как вырваться за колючую проволоку, они еще не придумали, хотя Валентин по-прежнему верил, что придумает. Пока же он учился у Рустама таджикскому языку, который мог пригодиться в Афганистане так же как пуштунский, которым оба владели на бытовом уровне. Дело в том, что друзья пришли к выводу, что бежать надо в Афга­нистан. В союзе им деваться некуда и очень скоро их пойма­ют, а в Афгане режим Наджибулы уже дышит на ладан, и там родственники Рустама им помогут.

Однажды в их бараке появился, получивший очередной срок, рослый вор по кличке Бизон. Он с первых дней стал заявлять претензии на лидерство а, увидев Бурханова, ска­зал, что жидов и чучмеков давил на свободе и здесь давить будет. Во время работы на руднике несколько раз обозвал Рустама вонючим мусульманином, но тот стерпел молча. Предводитель блатных, опасавшийся конкуренции со сторо­ны вновь прибывшего, посоветовал своим не вводить нового в курс особых способностей Бурханова, и братва с готов­ностью подчинилась, в ожидании интересного зрелища. Ког­да зеков привезли после смены в лагерь. Бизон потребовал, чтобы Рустам поменялся с ним ботинками. У Рустама ботинки были почти новые, а у него поношенные.

– Хочу пойти на ужин в мусульманских ботинках. – Зая­вил он нагло и добавил без особой связи с предыдущим: – Мало я вас давил чучмеков, жидов и разных чурок.

К этому времени вокруг них уже собралась толпа любо­пытных и ворюга кочевряжился, стараясь показать свою власть и силу.

– А как насчет хохлов? – мрачно спросил Кононенко, выходя вперед и заслоняя собой Рустама.

– А хохлов я в рот ..., особенно, таких как ты, сосунок. – Презрительно произнес вор и, вдруг, почувствовав, что вок­руг что-то изменилось, огляделся. Его поразила внезапно наступившая тишина. Смеявшиеся и переговаривавшиеся в ожидании потехи заключенные, мгновенно смолкли, как только в круг вступил Чак. Так прозвали Валентина в честь каратиста Чака Норриса. А после оскорбительного высказывания Бизона тишина сделалась прямо-таки густой и зловещей. У всех в памяти свежа была страшная расправа, учиненная этим на вид совсем неопасным хохлом, которому теперь терять было нечего. Но тут вмешался Рустам.

–    Не обижай его, Валентин, – попросил он и, обратив­шись к озадаченному вору, сказал: – Ладно, меняться, так ме­няться. Снимай ботинки. – Потом повторил одновременно как бы ласково и в то же время требовательно: – Снимай ботин­ки! ...А теперь штаны... Трусы тоже...

    Бизон молча раздевался стоя в кругу зрителей. Затем он, под общий хохот, пополз по-пластунски вдоль прохода между нарами. До стенки было метров двадцать, пол очень грязный, а он все полз, оставляя за собой неровный след.

–    А теперь назад! – скомандовал Рустам, и ворюга пополз в обратную сторону.

–    Ладно, можешь одеваться, – разрешил Бурханов и вышел из круга.

    Бизон встал и дико озирался вокруг на ржущих и присе­дающих от смеха зеков. Его одежда валялась на поду. Грудь, живот и ноги спереди были покрыты липкой грязью.

– Ой, якый ты брудный! Дуже схожий на свыню! – Нарочно по-украински сказал Валентин, стоявший среди зрителей.

    Вор уже пришел в себя. Он еще не понимал, что с ним произошло,  но насмешка этого нахального хохла привела его в бешенство. С криком:

–    Я тебя, сука!… – он бросился на Ко­ноненко, как был голым. Все, кто стоял рядом с Валентином, мгновенно разбежались, а он перехватил руку налетевшего Бизона и, используя энергию его движения, бросил нападав­шего через себя, слегка при этом присев. Грохнувшись на пол, вор полежал секунд двадцать – тридцать, и начал медленно, со стонами подниматься.

–    Теперь у тебя и спина грязная, – сказал Валентин.

–    Ладно, иди, обмойся и оденься. – Миролюбиво предло­жил пострадавшему Рустам. – Сейчас на ужин позовут.

    Но, когда подали сигнал на ужин, Бурханов подошел к Бизону, и сказал:

–    Знаешь что, ты на ужин не ходи. Аллаху угодно воз­держание. – И строго добавил: – Сиди здесь!

    И ворюга на ужин не пошел. Когда все вернулись, он ти­хонько лежал на нарах. Утром Рустам снова посоветовал ему не ходить в столовую, а когда на рудник привезли обед, заста­вил со стороны наблюдать, как едят другие. После работы над своим сжалились блатные и посоветовали извиниться перед Бурхановым, чтобы тот совсем не уморил его голодом. И он пришел извиняться к нарам, где сидел с Кораном Рустам.

–    Да ладно, что там. Я зла не держу. Иди с миром. – Про­говорил Бурханов дружелюбно, – и вор поспешил ретировать­ся, услышав в след:

–    На ужин-то не забудь!

    Валентин попросил Рустама научить его совершать на­маз. Если придется жить в Афганистане, умение творить молитву в соответствии с мусульманскими обычаями очень может пригодиться. Заключенные смотрели, как он молится, и говорили друг другу: 

Смотри-ка, охмурил Чака наш му­сульманин.