ВНИМАНИЕ!

Я прервал публикацию романа «СВИДЕТЕЛЬ ВЕЧНОСТИ»

и начинаю публиковать «ЗАБЫТЫЕ В ВЕКАХ»

Все вопросы по адресу:   atlantida33@mail.ru 

ЗАБЫТЫЕ  В ВЕКАХ

( приключения, фантастика) 

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ 

     Талантливый выпускник Харьковского Автодорожного института, старший лейтенант, «афганец» Валентин Кононенко  за спасение жизни нескольким людям, награждён… пятью годами лишения свободы. Но на жёстких нарах лагерного барака, среди суровых гор Таджикистана, ему снятся зелёные джунгли Амазонки.

     В этом виновато семейное предание, согласно которому, его прапрадед Данила Кононенко, волей судьбы, заброшенный в конце девятнадцатого века в Бразилию, нашёл приют у удивительного племени, неизвестного цивилизованному миру. Ни внешний вид этих красивых белокожих людей, ни их язык, ни обычаи совершенно не похожи на местные. Кононенко пришёл к выводу, что его гостеприимные хозяева, чьих предков называли “люди, пришедшие с океана”, потомки отважного народа, некогда приплывшего на кораблях в Южную Америку после гибели своей легендарной родины – Атлантиды.

    Научная общественность того времени не приняла всерьёз сообщение прапрадеда, и Валентин ещё в юности решил найти этот таинственный народ. Цель сама по себе недостижимая для простого советского  человека. А теперь младшего Кононенко отделяет от неё ещё и колючая проволока.

    Но где-то там, за тридевять земель, быть может, ждёт его прекрасная голубоглазая дочь  Атлантиды. Мечта зовёт и, оставив вежливое письмо начальнику лагеря, Валентин бежит вместе со своим таджикским другом Рустамом. Бежит весьма оригинальным способом.

Вопреки всему, в конце концов, они достигают своей цели, но на пути к ней, через горы Афганистана, через Париж, Рио-де-Жанейро, через джунгли и болота Бразилии, двух друзей ждут немало опасностей и… любовь.

Книга 1

ЛЮДИ АТЛАНТИДЫ 

Глава 1

ПОБЕГ

Эпизод 1 

    Валентин Иванович Кононенко, двадцати семи лет отро­ду, бывший старший лейтенант, а ныне разжалованный и осужденный за измену Родине сидел на нарах в ожидании своего друга Рустама Бурханова, чтобы сообщить ему нечто чрезвычайно важное. Рустам, как и большинство других зак­люченных, работал на руднике, добывая для Родины титан, тантал, ниобий и другие нужные ей металлы, которыми так богаты горы Таджикистана. Правда, официально считалось, что они добывают поваренную соль. На рудник их возили в крытых грузовиках под конвоем автоматчиков и собак. Ва­лентина же и еще некоторых особо опасных за пределы лаге­ря не выпускали даже под усиленной охраной. Они работали в ремонтном цехе расположенном внутри зоны за нескольки­ми рядами колючей проволоки с вышками и часовыми на них. Цех ремонтировал электромоторы, редукторы, лебедки и дру­гую технику.

    Особо опасным Валентин сделался через месяц после прибытия в зону, когда отказался подчиняться главному бандитскому «авторитету». Блатные установили в лагере свои порядки, делали что хотели, обирали так называемых «му­жиков», и никто не смел им перечить, потому что расправля­лись они жестоко. Однажды перед ужином, когда «автори­тет» стал «наезжать» на него, Валентин сказал тихо, но твер­до, что подчиняться ему не собирается и на авторитеты ему наплевать. Это была неслыханная дерзость. Бандит вскипел, но сдержал  желание немедленно расправиться с ос­лушником и, подозвав к себе здоровенного громилу, по клич­ке Циклоп, сказал:

–    Смотри, какой хорошенький мальчик, а не слушается. Надо из него сделать девочку. Он у нас будет Марусей. Для начала выбьешь ему зубы, чтобы лучше сосал...

–     Гы-гы-гы, сейчас выбить? – с готовностью отозвался громила и двинулся к Валентину.

–  Не-е, после ужина, – остановил его пахан. – Она должна хорошо питаться, чтобы задница у Маруси была аппетитная.   

      Циклоп заржал и спросил:

–     А может пусть будет Зиночкой? Мне Зиночку хочется.

–     Ладно, ты делай свое дело, — строго осадил его «авто­ритет».

–    Ну, поживи еще немного, –  почти дружески сказал вер­зила Валентину. – А то я думал сразу приварить тебе в челюсть.

–    Я вот тоже думал, с какой тебе врезать, с правой или с левой, – глядя ему в глаза, мрачно произнес Кононенко.

Оба блатных просто покатились со смеху и Валентин, уходя, услышал слова, сказанные сквозь смех: – Тебе еще допрыгнуть надо.

    Те из заключенных, кто слышал этот разговор, ужасну­лись, представив себе, что будет. Они знали, как из мужчины делают женщину. Если уж блатные брались за кого-нибудь всерьез, ничего кроме смерти не могло спасти несчастного от выполнения женских обязанностей, ни мольбы о пощаде, ни жалобы начальству. Здесь уже было несколько таких опущен­ных жалких существ, которые когда-то подверглись соответ­ствующей обработке. И зачем только он полез на рожон? Все знали, что Валентин попал сюда из Афганистана, где участво­вал в боях, но здесь это не имело никакого значения. В лаге­ре уже было несколько «афганцев», и все они подчинялись блатным. А этот темноволосый и кареглазый, среднего рос­та, с интеллигентным лицом и тихим голосом совсем не про­изводил впечатления человека способного постоять за себя. 

    Когда, у входа в барак, после прихода с ужина, верзила Циклоп подста­вил Кононенко ногу, и тот споткнулся, все поняли, – начинается. Бандит набросился на новенького с руганью, требуя, чтобы он извинился за выпачканный боти­нок. Валентин бросил на верзилу презрительный взгляд и со словами: – Придурок, ты его отродясь не чистил, – прошел внутрь барака. Блатной догнал его уже внутри, схватил за шиворот и повернул к себе. Огромный кулак со страшной силой устремился в лицо новичка. Некоторые из зрителей, собравшихся вокруг, даже зажмурились, ожидая услышать хруст костей и крик, но... живая кувалда почему-то пронес­лась мимо цели. Каким-то неуловимым движением Вален­тин ушел от убийственного удара и одновременно ухитрился въехать коленом в промежность противника.

    Бандит взвыл и согнулся в три погибели, а новичок, не теряя времени, схватил его за затылок и ударил коленом в лицо, а затем нанес удар носком ноги то ли в живот, то ли в солнечное сплетение. Здоровяк сначала завалился на бок, а потом, натужно кашляя и выплевывая зубы, на четвереньках пополз из круга образованного заключенными. Все происше­ствие заняло несколько секунд и заставило с удивлением взглянуть на строптивого «афганца». Однако, когда по знаку пахана, на Валентина пошли с ножами сразу двое урок, обхо­дя его с двух сторон, зеки решили, что теперь его песенка спета. Урки бросились на него одновременно. Казалось, спа­сти Валентина могло только бегство, но вместо этого он вдруг со­вершил  головокружительный пируэт.  В стремительном вращении за­мелькали руки, ноги, никто не понял, что это было, то ли ка­рате, то ли дзюдо, то ли еще что-то диковинное, но оба нападавших один за другим рухнули на пол. При этом один из них грохнулся плашмя на спину, и все услышали удар за­тылком о твердые плиты. Вокруг его головы образовалась темная лужа, отливающая красным в тусклом свете грязной лампочки. Тело конвульсивно дернулось и замерло. Нож ос­тался лежать на раскрывшейся ладони. Второй из нападав­ших шевелился и стонал.

    И в это время, на Валентина двинулся, сам пахан. В пра­вой руке он держал финку клинком от себя, видимо, намере­ваясь нанести удар снизу в живот. Жуткая тишина повисла в спертом воздухе барака. Ее нарушали только стоны одного из лежащих на полу урок. Кононенко медленно отступал, пятясь внутри круга. Приняв его отступление за испуг, «ав­торитет» пошел на него более уверенно. Но когда он сделал выпад, чтобы распороть противнику живот, Валентин опере­дил его буквально на долю секунды и нанес удар ботинком снизу по полусогнутой правой руке. Удар был такой силы, что кулак бандита описал стремительную дугу, и финка по самую наборную рукоять вошла в его левый глаз. Он так и упал лицом вперед с ножом в голове. Круг зрителей ахнул как один человек, а через секунду разноголосо загалдел. Ва­лентин повернулся вокруг своей оси, всматриваясь в лица окружавших его зеков.

– Еще есть желающие? – громко и отчетливо как команда прозвучал его голос, перекрывая шум.

    Встречаясь с ним глазами, начали пятиться даже те, кто в душе сочувствовал ему. Вскоре, вызванный кем-то, прибыл отряд охраны, а за ним фельдшер. Циклопу оказали помощь, уложив на нары, одного из двоих урок унесли в медсанчасть, а второму и пахану помощь уже была не нужна. Они скончались на месте. Валентина в наручниках увели в карцер, по­том судили и добавили к полученным ранее пяти еще десять лет. Конечно, разделаться с ним блатные могли и после, для этого в зоне существует множество способов, но к власти он не стремился, в авторитеты не лез, а связываться с ним было опасно, и его оставили в покое.

    Сидя в карцере и размышляя «на досуге» Валентин удивлялся тому, как жизнь ухитрилась исковеркать его судьбу. Он родился в Харькове и был единственным сыном в семье потомственных, интеллигентов. В их роду, наряду со знанием украинского и русского языка, традиционно обязательным было владение английским и французским. Он любил свою родину, нор­мально относился к советской власти, в школе и институте был активным комсо­мольцем, и не одобрял националистов ни своих, ни чужих. Правда, не одобрял до тех пор, пока не прочел точную формулировку национализма, а прочитав, понял, что он не одобряет не национализм, как таковой, а крайнюю его форму  шовинизм, то есть пропаганду исключительности одной нации, и ее превосходства  над другими. Его родители умерли один за другим в год окончания Валентином автодо­рожного института, куда он поступил вопреки семейной гу­манитарной традиции. В роду у них были в основном врачи и учителя.

    С первого курса увлекся самбо и одновременно работал в студенческом конструкторском бюро автомобильных двига­телей. Успевал учиться, конструировать двигатели, за­ниматься самбо, по которому через три года получил звание мастера спорта и еще посещал курсы португальского и испанского языка. Мо­жет быть, поэтому и не особенно преуспел в амурных делах, в отличие от многих сокурсников. Товарищи уважали его, но считали немного чокнутым, особенно когда он, в дополне­ние ко всем своим нагрузкам, занялся португальским. Это совсем уж было необъяснимо. Ну, кому в Советском Союзе нужен португальский!

    А Валентин и не собирался использовать его в своей стра­не. Ни одна душа не знала, что он мечтал о Бразилии, иначе его сочли бы совсем ненормальным. Все дело было в семей­ном предании. Согласно этому преданию прапрадед Вален­тина Данило Иванович Кононенко где-то в джунглях Ама­зонки, а может, и не Амазонки, открыл место проживания далеких потомков атлантов, приплывших на кораблях в Южную Америку после гибели Атлантиды. Рассказ об этом удивительном приключении прапрадеда захватил во­ображение мальчишки с раннего детства. Он прочел все, что мог достать об Атлантиде и, в конце концов, решил, что не­пременно доберется до Бразилии и найдет атлантов. С точки зрения большинства «нормальных» советских людей это было ни что иное, как «мечта идиота» и, понимая это, Валентин никому о ней не рассказывал, но втайне готовился к ее осуще­ствлению. А о прапрадеде ему было известно следующее:

    Данило Иванович родился в 1838 году в Харькове, а в 1863, т. е. в возрасте 25 лет, будучи молодым медиком, он отправился в качестве помощника судового врача на корвете «Витязь», в составе Российской атлантической эскадры, к берегам Америки. В Гондурасе сошел на берег и остался изучать быт местных племен. Он жил среди индейцев, лечил их, помогал, чем мог, учил и учился у них искусству жить среди дикой природы в гармонии с нею. От Гондураса до Парагвая тысячи километров. Как он попал в Парагвай неизвестно. Но когда началась война Бразилии, Аргентины и Уругвая про­тив этой страны, Данило Кононенко оказался там и активно включился в борьбу парагвайцев против завоевателей за сво­боду и сохранение прогрессивных реформ проведенных президентом Франсиско Солано Лопесом.  Воевал он столь успешно, что его подвиги принесли ему широкую известность, как среди друзей, так и среди врагов. За его голову была назначена со­лидная премия. Борьба была тяжелой и слишком неравной. В 1870 году парагвайцы потерпели поражение. Страна была оккупирована, а Кононенко с небольшим отрядом скрылся где-то на территории Бразилии.

 Дальнейший его путь неиз­вестен, но в 1872 году он живым вернулся в родной Харьков. Валентин знал из рассказов отца, что Данило Иванович встре­тил в джунглях людей с белой кожей, которые утверждали, что их далекие предки приплыли в Америку на кораблях с востока. Эти люди строят дома из кирпича, одеваются не так как индейцы, их язык не похож ни на какой другой и главное божество у них солнце, которое они называют «Ра», т. е. так же как древние египтяне. Солнце изображено над входом в их храм, построенный в виде ступенчатой пирамиды высо­той примерно метров пятнадцать-двадцать. Прапрадед был очень дружелюбно принят этим удивительным народом и обещал им никому не рассказывать о том, где они живут. Он прекрасно понимал, какая опасность грозит им, если их убе­жище будет обнаружено, тем более, что он видел у них крупные необработанные алмазы, которые находят где-то на их земле. Будучи сам свидетелем того, как в Парагвае тысячами истребляли индейцев гуарани, самуко, гуайкуру и других, он понимал, что если дело запахнет алмазами, этот народ про­сто сотрут с лица земли. Какое дело вооруженным до зубов искателям наживы до каких-то там потомков каких-то атлан­тов, о которых они понятия не имеют. Хранились в семье и два материальных свидетельства того давнего времени. Пер­вое из них – привезенный прапрадедом из странствий прозрачный необработанный кристалл слегка желтоватого цве­та размером с лесной орех. Уходя в армию, Валентин взял его с собой, и носил в кармане как талисман. Алмаз ото­брали при аресте, записали в описи вещей со слов Валенти­на как кристалл кварца и обещали вернуть после отсидки.

    Второе свидетельство – старая газета «Харьковские гу­бернские ведомости», где приводились критические выска­зывания оппонентов о сообщении сделанном доктором Д. И. Кононенко при большом стечении народа в одной из аудито­рий университета. Судя по всему, текст сообщения о жизни в глубине джунглей среди индейцев Южной Америки был опубликован в предыдущем номере газеты, который не со­хранился. Здесь же приводились лишь нелестные отзывы специалистов. Валентин помнил их почти слово в слово. За­головок статьи гласил: «Видел ли жителей Атлантиды харь­ковский доктор Кононенко»? Вот мнение о выступлении прап­радеда Валентина некоего профессора П. Г. Степаненко, пользующегося, как утверждает газета, большим авторите­том в ученых кругах:

    «Хотя доктор Д. И. Кононенко не является специалистом в той области, которую он затронул в своем сообщении, его наблюдения, как свидетельство очевидца, представляют оп­ределенный интерес, что же касается так называемых атлан­тов... Докладчик утверждает, что люди этого племени имеют белую кожу и у многих из них светлые волосы. Они называ­ют себя пришедшими с океана. Но это ли повод считать их атлантами? Некоторые индейские племена считают себя деть­ми солнца, а другие потомками медведя. Разве кто-нибудь принимает всерьез эти заявления? Это просто аллегории, столь распространенные среди индейцев, равно как и среди наших северных полудиких народностей. Доктор Кононенко говорит, что их обычаи совершенно не похожи на обычаи местных племен. Но, помилуйте, даже у нас в Малороссии в одной губернии и даже в одной волости, обычаи в двух со­седних деревнях столь сильно порой отличаются, что впору местных Одарок и Панасов также почитать пришельцами из Атлантиды, а то и прямо с Марса».

    Еще какой-то авторитет­ный ученый муж высказался так: «Вовсе уж несерьезно зву­чит причина, по которой доктор Кононенко отказывается на­звать место, где живут предполагаемые атланты. Он, видите ли, считает, что современное общество недостаточно циви­лизовано и опасается за судьбу своих подопечных. Он гово­рит, что связан клятвой, которую дал, какому-то, то ли вождю, то ли шаману...» – и дальше все в том же духе.

    Были еще какие-то записи оставленные Данилой Ивановичем, но их в 1917 году увез в Париж, эмигрировавший с семьей его стар­ший сын, т. е. старший брат прадеда Валентина. Валентин знал, что в Париже живут его четвероюродные брат и сестра с матерью, но Париж для советского человека, даже если он на свободе, так же далек как джунгли Амазонки или лунные горы. И все же мечта пройти по стопам своего славного предка и доказать, что он действительно видел потомков атлантов, продолжала жить в сердце сначала мальчишки, а потом уже взрослого молодого человека. С годами она не умерла, а на­оборот, окрепла.

    Сколько столетий со времен Платона пыт­ливые люди во всем мире ищут доказательства, спорят о том, была ли на самом деле Атлантида. Сколько написано поле­мических статей, сколько ученых трудов, сколько художе­ственной литературы. Особенно активизировались поиски Атлантиды в последнее столетие в связи с развитием техни­ки. Сколько погружений батискафов, специализированных подводных лодок, аквалангистов произведено в различных районах мирового океана. Сколько затрачено средств, в поис­ках следов легендарного острова с высоким уровнем циви­лизации, затонувшего, если верить Платону Афинскому, за одиннадцать с лишним тысячелетий до наших дней. Сколь­ко поднято из глубин на поверхность различных предметов, в надежде найти доказательства того, что на дне лежит зато­нувшая страна. Сколько сотен квадратных километров дна прощупано локаторами, сколько сфотографировано на оке­анском дне необычных образований, напоминающих стены, башни и другие творения рук человеческих. И все напрасно. Загадка и поныне остается загадкой, как и сотни лет до на­шей эры, когда Платон поведал миру об Атлантиде со слов Солона, которому открыли тайну этой страны египетские жрецы.

    А разгадка этой тайны, вполне возможно, находится где-то в джунглях Бразилии, где живут настоящие, реальные по­томки атлантов. Правда, тысячелетия могли стереть из их памяти или исказить до неузнаваемости древние знания. Но, во-первых, науке известны случаи, когда устные предания достаточно точно донесли до наших дней знания далекого прошлого, а во-вторых, если в Атлантиде был высокий уровень цивилизации, значит, у атлантов была письменность. Не хранятся ли у их потомков письменные свидетельства о стране предков, затерянной в глубинах океана и времени?

    Видел ли их Данило Иванович Кононенко? Судя по га­зетному отчету, он не смог привести веских аргументов в пользу своей гипотезы об атлантах но, может быть, он был у них не долго, может быть ему, как чужестранцу, они не от­крыли своих таинственных знаний? Значит, он Валентин Ко­ноненко должен довести до конца дело своего прапрадеда и открыть тайну, которая почти две тысячи четыреста лет волнует неравнодушные умы.

   Была еще одна проблема, которая занимала беспокой­ный ум младшего Кононенко. Ее подбросил преподава­тель теории механизмов и машин (ТММ), аббревиатура ко­торой обычно расшифровывается студентами так: «Тут моя могила». Преподавателя звали Марк Аронович и, естествен­но, студенты прозвали его Макаронычем. Макароныча лю­били, потому что был он человеком незаурядным, умевшим интересно преподнести даже свой довольно скучный пред­мет. Он был из тех преподавателей, которые не ограничива­ются рамками учебной программы. Всегда рассказывал что-нибудь интересное из истории техники и ухитрялся даже поучительные эпизоды из древней иудейской истории ка­ким-то непостижимым образом привязывать к теме занятий. Однажды он рассказал о «Машине Дина».

    Ребята узнали, что в шестидесятые годы журналы «Техника молодежи» и «Знание-сила» публиковали статьи об американском изоб­ретателе Дине, который, якобы, создал движитель основан­ный на использовании центробежной силы. Машина Дина была способна двигаться за счет центробежных сил без вза­имодействия с окружающей средой. Это вызвало большой интерес, так как появление такой машины открывало но­вые необозримые перспективы. Все современные средства передвижения взаимодействуют с окружающей средой. Ав­томобиль движется, отталкиваясь колесами от земли, самолет отталкивается от воздуха, отбрасывая его назад пропелле­ром, реактивный самолет и ракета отталкиваются от соб­ственных газов, также отбрасываемых в сторону противо­положную движению. А машина Дина не нуждается ни в окружающей среде, ни в запасах выбрасываемого вещества. Будучи, например, герметично закрытой, она могла бы дви­гаться одинаково успешно в воздухе, воде и в космосе. И хотя, как объяснил Макароныч, в конце концов, выяснилось, что все это была мистификация, его рассказ вызвал немало споров среди студентов.

    В высокооборотных механизмах центробежная сила дос­тигает огромной величины и иногда разносит их на мелкие части, но эту могучую силу нельзя использовать для движе­ния, во всяком случае, без взаимодействия со средой. Она является, если можно так выразиться, внутренней силой, замкнутой как джин в бутылке.

– «Неужели нельзя ничего придумать, чтобы выпустить джина»? — думал Валентин. Эта мысль запала ему в голову и исподволь созревала где-то там, в глубинах подсознания, а может надсознания. Он не мог тогда знать какую огромную роль в его жизни, и не только в его, сыграет идея под­брошенная Макаронычем.

    Итак, самбо, автомобильные двигатели, атланты, исполь­зование центробежной силы, португальский и испанский языки – ничего себе круг интересов у праправнука Данилы Ивановича Кононенко! А он еще увлекался фотографией и писал стихи. Сначала это были отдельные четверостишья по разным поводам, ко­торые он никому не показывал. Впервые Валентин предста­вил свое творчество, так сказать, на суд общественности, в стенгазете факультета на четвертом курсе после зимних ка­никул проведенных в Ленинграде. Его всегда удивляло, поче­му это Голландцы и другие корифеи живописи так часто изоб­ражали на своих полотнах безобразных жирных теток. То ли у них вкус был такой, то ли тогда не было красивых женщин. А посещение Эрмитажа «переполнило чашу терпения» и он разразился стихотворением:

В музее

Пусть Рубенс, Манэ и другие

Под Божьей звездой рождены,

Во мне их красотки нагие

Заветной не тронут струны.

Неужто такие девицы

Красивыми слыли тогда?

Жениться или удавиться -

И то, и другое – беда.

Я слышал, что вы — корифеи

Бургундское пили вино.          

Коль всюду подобные «феи», 

С тоски не запить мудрено.

Катите с бургундским бочонок.

На спор насчитаю за час

На улице сотню девчонок

Красивее в тысячу раз.

Музей я  покидаю, чтобы вновь

Спасибо современницам сказать,

Что дарят красоту нам и любовь,

Как жаль, что не умею рисовать!

    Стихи читали и обсуждали. Среди студентов нашлось много его единомышленников, хотя были и те, кто спорил. А студенткам его «творчество» понравилось безоговорочно. Это и понятно. Ведь это они были те самые «современницы».

    Потом он написал стихотворение, посвященное девочке, в которую был влюблен в десятом классе. Это была хорошень­кая мечтательница с большими серыми глазами и роскош­ными волосами, которые она заплетала то в одну, то в две косы. Она увлекалась романтическим творчеством Алексан­дра Грина. Ее любимой книгой была «Бегущая по волнам». Несмотря на все свое старание, Валентин так и не смог до­биться от нее взаимности. Она снисходительно позволяла провожать ее из школы, благосклонно принимала знаки вни­мания, но на все его предложения пойти куда-нибудь вместе неизменно отвечала словами «Бегущей» из своей любимой книжки: – «Я бегу... Я спешу...», извини Валентин, я не могу.– Другие ребята встречались с нормальными девочками, ходи­ли с ними в кино, целовались и... не только, а он почему-то влюбился в нее, ждущую то ли принца, то ли красавца капи­тана, который увезет ее на «Остров голубых и желтых скал». Теперь, когда юношеская влюбленность прошла, родилось стихотворение, как эхо первой любви:

 БЕГУЩАЯ ПО ВОЛНАМ

Лунный свет на оконной шторе,

Книжка Грина, коса и бант,

А в глазах твоих ночь и море,

И бегущая Фрези Грант.

Пусть давно это было, все же

Нашу юность забыть нельзя.

Мне казалось, ты тоже сможешь

По волнам пробежать, скользя…

Я смотрел на тугие косы,

Я тебе приносил цветы,

Только ты все искала остров

В океане своей мечты.

Я кричал, но в ответ ни слова.

Только шорох твоих шагов.

Ты спешила, не слыша зова,

Тая в дымке далеких снов.

Сбылись, нет ли, твои надежды?

Не скучаешь ли ты в пути?

Я к тебе не приду, как прежде,

Я бегу, я  спешу, прости.

Там на бархате моря, где-то,

Как чарующий взор кристалл,

Ждет меня за чертой рассвета

Остров синих и желтых скал.

У каждого из нас свой остров в  океане,

Сверкающий вдали, во всей своей красе.

Огни его подчас, теряются в тумане,

Дорога далека, пройдут ее не все

    Следующее стихотворение он написал вдохновленный женщиной — первой женщиной в его жизни. Лене было, двад­цать пять лет, у нее был муж и маленький сын. Они познако­мились, когда Валентин был уже на пятом курсе и жил один без родителей. Много позже, обдумывая, свое недавнее про­шлое, Валентин пришел к выводу, что эта миловидная моло­дая шатенка отдалась ему из любопытства, когда он признал­ся, что у него еще не было женщины. Их первая близость произошла бурно и безалаберно. Он привел ее платье в такое состояние что, встав с дивана и, посмотрев на себя в зеркало, она ужаснулась. Потом, когда, надев его куртку, едва прикры­вавшую попу, она гладила платье, Валентин любовался ее стройными ногами и вдруг сел на пол, обнял их и стал цело­вать колени и выше. Женщина гладила его голову мягкой ла­донью и говорила ласково;

–    Что ты делаешь, дурачок... Что ты делаешь...

    Вскоре они снова оказались в постели. На этот раз он снял все, что на ней еще оставалось, и взял обнаженную. С тех пор Лена забегала к нему два раза в неделю после работы. Валентин всегда покупал для нее цветы, но она ни разу не взяла их с собой, чтобы не вызывать подозрений у мужа. Он ласкал ее нежно и горячо. Ласкал все молодое красивое тело, покрывая женщину поцелуями от макушки до кончиков пальцев ног, и она просто таяла от его ласк. Он шептал, какая она красивая, какая нежная, какая сладкая, как прекрасны ее волосы, водо­падом разливающиеся по подушке. Говорил, что у нее самые красивые груди, что ее ножки могут свести с ума, и Лена при­зналась, что ее муж никогда ничего подобного не говорит и, вообще, делает свое дело, молча. И, тем не менее, она не соби­ралась порывать с мужем, и часто говорила, что их связь вре­менная, и ее пора заканчивать. Однако продолжала приходить и дарить ему короткое счастье. Лишь однажды она взяла от­гул, а Валентин не пошел на занятия, и они провели в постели почти весь день. Это был самый счастливый день в его жизни. В остальные дни она всегда спешила, забегая к нему после ра­боты. Ей еще нужно было успеть купить продукты и забрать сына из детского сада. Он раздевал ее, поминутно целуя все, что освобождалось от одежды. Потом они ложились в постель и наступали минуты счастья. Валентину безумно хотелось, чтобы они не кончались, чтобы Лена осталась на всю ночь и заснула у него на плече, а утром он разбудил бы ее поцелуями. Но она всегда убегала, поцеловав его последний раз у порога квартиры, и он оставался один. Только легкий запах ее духов, витавший в воздухе, еще напоминал о том, что здесь была жен­щина. Ему оставалось только ждать следующей встречи. Тог­да он и написал стихотворение, назвав его «Ты уйдешь»

Ты скоро уйдешь

Останется дождь

Стучать до утра в стекло,

Да эхо шагов,

Да запах духов,

И ласковых рук тепло.

 Мне снова грустить,

 Часы торопить,

 Мне снова свиданья ждать

 Ждать в мире одну

  – Чужую жену,

 И снова тебя терять.

Ты скажешь: «Прости,

Мне надо идти».

Вздохнешь, «невидимки» взяв.

Печаль затая,

Шепчу: – Ты моя.

И знаю, что я не прав.

Коснутся щеки

Гвоздик лепестки,

Но ты не возьмешь цветы.

Любовь нас ведет,

А где поворот

Не знаем ни я, ни ты.

    Но поворот оказался ближе, чем он думал. Родине потре­бовалось пополнить офицерский корпус молодыми людьми с высшим техническим образованием. Валентин получил повестку через несколько дней после защиты диплома. В от­личие от некоторых сокурсников, которые бросились добы­вать справки, о несуществующих болезнях, он честно явился в военкомат и был направлен в моторизованные десантные войска. Спортсменов, тем более мастеров спорта, в армии ценят, и Валентин не столько занимался бронетехникой, сколь­ко тренировался. Он освоил боевое самбо, а затем каратэ и стал чемпионом военного округа. Уже шла война в Афганис­тане и однажды специальная комиссия, тщательно проверив личное дело, рекомендовала молодого, но уже выдающегося офицера в спецподразделение особого назначения. Так Ва­лентин попал в Афганистан. Он участвовал во многих опас­ных секретных операциях, учился у «зубров» прошедших огонь и воду и совершенствовал свое мастерство. Но одно­временно он узнавал и изнанку так называемого «интерна­ционального долга». Со временем он не мог не заметить, что борьба против отдельных бандформирований постепенно превращается в борьбу против большей части афганского народа. Это понимали и многие его товарищи по спецназу, потому что там служили люди, которые были не просто ма­шинами для убийства. Многие из них, кроме железных мус­кулов и мгновенной реакции, имели светлую голову. Они вели между собой разговоры, которые не нравились начальству и о которых оно почему-то почти всегда узнавало. На Вален­тина прямо-таки взъелся замполит, который сам никогда грудь под пули не подставлял, но всех учил не щадить себя на примерах героев Великой Отечественной войны. Он всем осточертел, потому что был дурак, и Валентин однажды ему прямо об этом сказал, да еще в присутствии других. С этой минуты горе политработник только и ждал случая, чтобы ото­мстить, а в личном деле Валентина тем временем накапли­вались данные, говорящие о его неблагонадежности. Их под­разделение подолгу нигде не задерживалось, но вот уже два с лишним месяца они квартировали в Бамиане, примерно в 120 километрах от Кабула. Недалеко от их части, в маленьком бедном домике, жила семья узбеков, – престарелые мать и отец с до­черью, которую звали Зохида. Это была очень красивая де­вушка и очень скромная. Валентин несколько раз помогал старикам по хозяйству. Они всегда горячо благодарили его, но дороже всего ему была улыбка Зохиды.

    С ним провел «душеспасительную» беседу замполит, по­том представитель «особого отдела», потом его вызвали к более высокому начальству по политической части. У командования были сведения о том, что два брата Зохиды моджахеды и при том не простые, а полевые командиры. Ему категорически не рекомендовали ходить в этот дом. Но Валентин пренебрег этой рекоменда­цией и время от времени заходил помочь старикам и полю­боваться девушкой. А в середине лета ее отец тяжело забо­лел. Ему становилось все хуже. Валентин доставал для него лекарства в санчасти, но ничего не помогало, и меньше чем через месяц старик умер. И тут Валентин узнал, что афганс­кая правительственная контрразведка имеет сведения о на­хождении в городе братьев Зохиды. Ночью они обязательно придут проститься с отцом, т. к. уверены, что в городе их не ждут. Здесь их и решено было взять. Брать будут афганцы, а командира подразделения, где служил Валентин, попросили подстраховать их на всякий случай. Так Валентину стало известно об операции по захвату. В том, что братья не сдадутся, он был уверен. Значит, будет бой, и их убьют.  Силы очень  неравные. Домишко и весь район будут взяты в плотное кольцо и уйти им не удастся. Если сыновья погибнут, мать, которая и так уже плоха, этого не перенесет. Что будет с кра­савицей Зохидой? Родственников, насколько знал Валентин, у них нет, а оставаться девушке одной в такое время... Он колебался недолго, а, приняв решение, пошел в солдатскую столовую. Там работала посудомойкой пожилая женщина из местных. Она сразу поняла, что хочет от нее офицер, быстро сняла фартук, переоделась и ушла, а через полчаса уже сно­ва приступила к своим обязанностям. С наступлением тем­ноты все участвующие в операции заняли свои места. Брать­ев ждали до рассвета, а не дождавшись все же решили сде­лать обыск в доме, но никого не нашли.

    А через несколько дней Валентина арестовали. Афганцы узнали, что предупре­дил братьев кто-то из русских и его «вычислили». Вот уж был праздник на улице замполита. Он просто сиял от радости. Вот где пригодился весь компромат, собранный им на старшего лейтенанта Кононенко. Его судил военный трибунал. На суде он прямо сказал, что считает эту войну проигранной, а то, что ему удалось спасти жизни двух аф­ганцев и нескольких своих, которые непременно погибли бы в бою, он ставит себе не в вину, а в заслугу. Самое умное, что можно, по его мнению, сейчас сделать, это вывести из Афга­нистана войска и прекратить убивать своих и чужих. Его мнение выслушали и осудили на пять лет лишения свободы, признав изменником Родины. Суд состоялся 15 августа, а ровно через шесть месяцев — 15 февраля 1989 года советские солдаты поки­нули Афганистан. Командующий последним торжественно прошествовал через пограничный мост в сопровождении бронетранспортера. Но это Валентин видел уже по лагерному телевизору в красном уголке своего барака. К этому времени ему добавили еще десять лет, и сидеть ему оставалось четырнадцать с половиной.