Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Возвращение родины

  Все выпуски  

Возвращение родины: Время Столыпина (83)


Добрый день дорогие друзья.

 

     Наша сегодняшняя тема - Пётр Аркадьевич Столыпин. Интересна точка зрения о нём О.Платонова, а так же современников Столыпина,  Лява Тихомирова и В.В. Розанова.  Все они подчёркивают, что не аграрная реформа была основной заслугой  Петра Аркадьевича (здесь итог его деятельности был отрицательным).

     Главная заслуга Столыпина состояла  в энергичных действиях для подавления революционеров, в укреплении государственного аппарата, выдвижении на передний план государственной работы коренныхнациональных интересов.

 

 У могилы П.А. Столыпина,  Лев ТихомировЛев Тихомиров   

В минуту последнего, хотя заочного, прощания с человеком, которого я высоко ценил, на которого возлагал много надежд и которого благородная личность возбуждала во мне искреннюю привязанность, - в такую минуту невольно вырывается слово чисто личное, свободное от условностей, такое, какое от меня слыхал почивший при его жизни.

То, что читающие эти строки имеют перед собой, - не статья. Это мое грустное размышление над могилой утраченного человека, близкого не по внешним условиям и отношениям света, а по чувству, развившемуся за четырехлетнее знакомство... Четыре года - это почти вся кратковременная политическая жизнь правителя, промелькнувшего в нашей государственности, как мимолетный блестящий метеор.

Теперь его оплакивают, и - есть за что. Дай Бог, чтобы нам не пришлось оплакивать его еще сильнее, если Россия начнет справлять по нем тризну междоусобиц... Его редкий талант распутывать усложнения и парализовать опасности только и давал нам последние пять лет возможность жить среди такого положения, которое само по себе представляет не столько общественный и политический строй, сколько хаос борющихся сил, лишенный внутреннего равновесия.

Не Петр Аркадьевич создал это положение. Он им был захвачен, как и все мы, малые люди, но на него легла тяжкая задача, на нас не лежавшая: в этом расшатанном, хаотическом состоянии страны и государства вести государственный корабль.

И он его повел. Вчера еще никому не известный, он проявил несравнимое искусство кормчего. На разбитых щепках некогда великого корабля, с изломанными машинами, с пробоинами по всем бортам, с течами по всему дну, при деморализованном экипаже, при непрекращающейся бомбардировке врагов государства и нации, Петр Аркадьевич Столыпин страшным напряжением своих неистощимых сил, беспредельной отдачей себя долгу и редкими правительственными талантами умел плыть и везти пассажиров, во всяком случае, в относительном благополучии.

Его долго не признавали и отрицали, как теперь, может быть, станут превращать в кумир. Я не преклонялся перед ним, не преклоняюсь и теперь ни перед чем, кроме его благородной рыцарской личности. Но не обинуясь скажу, что за те свыше двадцати лет, в течение которых я знал целый ряд крупнейших наших государственных деятелей, не вижу ни одного, который бы был выше Столыпина по совокупности правительственных способностей. Были лица более глубокие в смысле философии государственности, более, конечно, твердого характера, более, конечно, обширных знаний и, конечно, - более определенного миросозерцания. Но правителя, соединяющего такую совокупность блестящих качеств, необходимых в то время, когда одному приходится заменять собою десятерых, правителя такого самоотвержения, такой напряженной сердечной любви к России - я не видал.

Думаю, что не случайно он попал в свое время на первое место. Тогда на первом месте мог быть только он. Положение было слишком непривлекательно и страшно. Дело, конечно, не в опасности смерти. Многие отдавали жизнь свою не менее беззаветно. Но страшна была самая трудность дела, отнимавшая надежду на успех. В этом отношении у Петра Аркадьевича были внутренние опоры, которых в такой степени, мне кажется, не обнаруживалось у других. Это - вера в Бога и в Россию. Эго давало ему веру в успех даже без отчетливого представления, в чем он будет заключаться. В этом был, думаю, секрет его уверенности, которая давала шансы на успех сама по себе.

У Петра Аркадьевича Столыпина были необычайно чуткие русские инстинкты. Он, я прямо скажу, как истый человек интеллигенции, не знал России, особенно Великороссии, но кровь предков говорила в нем. Он, по общеинтеллигентскому несчастью, не знал православной веры, что порождало его ошибки в церковной политике. Но кровь предков громко говорила в нем, и его душа была глубоко русская и христианская. Он так верил в Бога, как дай Господь верить Его служителям пред алтарем... Он так верил в Россию, что в этом перед ним можно только преклоняться. И в этой вере он черпал огромную силу.

Года три назад, после одной моей долгой речи, полной недоумений в отношении его политики, он ответил: "В сущности, ваши слова сводятся к вопросу, что такое я: великий ли человек, русский Бисмарк, или жалкая бездарность, умеющая только влачить день за днем?.. Вопрос странный для меня... Что такое я - не знаю. Но я верю в Бога и знаю наверное, что все, мне предназначенное, я совершу, несмотря ни на какие препятствия, а чего не назначено - не сделаю ни при каких ухищрениях".

Позднее, уже при последней нашей встрече в этой жизни, тринадцатого мая сего года, на мои доказательства, того, что у нас нет умиротворения и положение крайне обостряется, он сказал просто: "Я верю в Россию. Если бы я не имел этой веры, я бы не в состоянии был ничего делать"...

Для него голос веры был аргументом.

Я возразил, что и я верю, но только тогда, когда Россия действует в свойственных ей условиях. А он верил - безусловно, во что бы то ни стало и невзирая ни на что... Эго был один из тех людей, которым можно устраивать триумф "за то, что он не отчаялся в спасении отечества".

И вот с той необоримой силой, которую дает вера, он, ничем не смущаясь, стоял на руле в то время, когда кругом кипела буря и корабль трещал по всем швам, а шквалы ежеминутно готовились снести самого кормчего в бездну. Я говорю не о смерти. Это не в счет. Он сам говорил мне: "Когда я выхожу из дому, я никогда не знаю, возвращусь ли назад". Но не в этом дело, а в шквалах политических. Все время нашего знакомства я только и слышал о хронических готовящихся его "падениях". Сколько раз тончайшие политики назначали чуть не дни этого. Но он не падал и не упал до конца. Его держало на месте то, что вместо него невозможно было найти другого человека, и у самих противников в последнюю минуту не подымалась рука на него. Всякий понимал, что таких талантов, такой находчивости, такой вечной бодрости не найти. Где взять человека, имеющего в себе такой неистощимый арсенал правительственных средств? И не было, и нет такого. Он один в самую трудную минуту умел найти способы сделать, казалось бы, невозможное, или предотвратить, казалось бы, непредотвратимое. Его личность заменяла все, и государственный корабль, скрипя и треща, двигался, вез сто миллионов пассажиров и подчас даже отражал врагов пальбой из своих подбитых орудий с видом некоторой победоносности.

И я спрашивал себя четыре года, как спрашиваю теперь пред могилой его: что, если бы такой капитан шел на настоящем корабле, а не на нашей дырявой посудине? Какие бы страницы славы он прибавил к славным летописям прошлого? Я спрашивал себя (и его самого): зачем плыть на такой рухляди? Допустим, что человек исключительных талантов делает чудо мореплавания, не идя так долго ко дну, и поражает удивлением всякого, следящего за этим непостижимым плаванием. Но ведь не может чудо продолжаться вечно, не может никакая находчивость капитана спасти в конце концов от крушения эти обессмысленные щепки некогда победоносного корабля!

Это было предметом вечным разногласий моих со покойным. Конечно, не он разбил корабль. Он поплыл на том броненосце, где служил юнгой и лейтенантом в ту роковую минуту, когда ему пришлось принять место капитала. Но как не озаботиться исправлением?

Я знал и понимал, что это легче сказать, чем сделать. Тем более что корабль ведь не стоит мирно в доке, а идет в бурном море, среди неприятельских миноносцев. Но вопрос по крайней мере в плане, в намерениях, в решимости пользоваться каждой минутой, возможной для починки...

Об этом я много раз спорил с ним, между прочим, и при последнем свидании 13 мая.

Потом я отправил ему 6 июля в подкрепление беседы длинное письмо, которое привожу ниже особо. Оно писано ровно за два месяца до смерти Петра Аркадьевича. Но лично говорить с ним уже больше не пришлось. Он то выезжал в имение, то был занят спешными делами... И, наконец, сложил свои кости за Царя и Родину в такой же чарующей красоте смерти, как умел жить.

Эта смерть составила большой удар для моих надежд, которых я до конца не оставил. Я верил в него именно по искренности его отношения к делу, и он знал это. Мне теперь остались дорогой памяткой его слова, заключившие последний горячий спор. "Я, - сказал он, - знаю очень хорошо, что, когда я паду, вы будете приходить ко мне еще охотнее, чем теперь". Это правда. Я ценил в нем именно его личность, а потому-то и верил, что в конце концов он увидит, что я прав, хотя в действительности оказался только один пункт, на котором он, по собственным словам, согласился со мной, - это именно в отношении произведенного в 1906 году подрыва русской гегемонии в Империи. Однако я верил, что такой отзывчивый ум, проникнутый русским чувством, не может, наблюдая смысл совершающихся фактов, не перейти к сознанию самого содержания национальных русских начал.

А если бы П.А. Столыпин дошел до этого - кто мог бы лучше его найти формы и способы воссоздания разрушенных храмин России?

Этого, однако, не случилось. Теперь он ушел навсегда, а мы остались с нашим истрепанным кораблем, на котором едва ли кто способен проплыть благополучно, кроме Столыпина...

Я не упрекаю, конечно, покойного. Он делал, как ему указывал разум, поступал по-своему, как и должно. Иначе он бы и не заслуживал названия государственного человека. Но дозволительно пред могилой его высказать сожаления, которые он слышал от меня при жизни. Дозволительно думать, что, может быть, теперь он бы не был и в могиле, если бы не верил несуществующему умиротворению. Но все - увы! - пошло таким путем, как пошло... Теперь остается только поблагодарить его хоть за то, что он дал, - за эти пять лет спокойной жизни. Это достаточный срок для того, чтобы люди, способные думать, могли приготовиться к какому-либо прочному устроению родины.

Много ли у нас надумали и что теперь сделают, когда ушел Столыпин, по жалобам своих противников, мешавший им, - все это увидит тот, кто доживет... Боюсь, что ничего, пожалуй, не сделают и без него, и тогда придется еще не раз вспомнить Петра Аркадьевича, умевшего выручать нас из бед даже и на нашей дырявой посудине...

Царство ему Небесное и вечная память...

"Московские ведомости". 1911. N 207

 

 

   Олег Платонов "История Русского народа в ХХ веке" (книга 1,  стр. 266-284) :

 

  “Столыпин  был выдающимся   русским государственным деятелем с

сильной державной волей, превыше всех своих интересов ставившим

интересы России. Однако в силу воспитания и образования многие

жизненные воззрения Столыпина имели западные образцы, и поэтому

его политические взгляды не всегда отражали интересы России. Сто-

лыпин родился в Дрездене. Детство и раннюю юность провел в основ-

ном в Литве, на лето выезжая в Швейцарию. Учился в Виленской гим-

назии. Окончил Петербургский университет. Служил в западных гу-.

берниях вплоть до сорока лет, т.е. большую часть жизнь прожил вне

центральной исторической России и, когда в 1903 году стал саратов-

ским губернатором, чувствовал себя там как бы иностранцем. В самом

деле, в коренной России Столыпин был не чаще, чем в Германии, ко-

торую считал "идеалом для многих культурных стран".

   "Достигнув власти без труда и борьбы, силой одной лишь удачи и

родственных связей, Столыпин всю свою недолгую, но блестящую ка-

рьеру чувствовал над собой попечительную руку Провидения, пи-

сал в своих воспоминаниях государственный секретарь С.Е. Крыжа-

новский. И это наблюдение верно. Выдвижение Столыпина на высшие

государственные должности связано с поддержкой его тестя Б.А. Ней-

гардта, влиятельного царского сановника, на дочери которого он же-

нился еще в студенческие годы. На посту министра внутренних дел

Столыпин  в 1906 году заменил П.Н. Дурново, имевшего в леволибе-

ральных кругах репутацию "карателя". Новый министр сразу же стал

налаживать отношение с либералами. В частности, у него начались не-

гласные контакты с председателем I Государственной Думы кадетом,

масоном С.А. Муромцевым и встреча с лидером кадетов П.Н. Милю-

ковым. По сути дела, шла речь о создании думского министерства. Ид-

ти на сговор с I Государственной Думой было совершенно неплодо-

творно - она не хотела работать на благо России, а стремилась к даль-

нейшему  разрушению ее основ. Поэтому контакты Столыпина с дум-

скими деятелями оказались безуспешными.

   Новый  этап контактов с "прогрессивной общественностью" происхо-

дит в июле 1906 года, когда Столыпин в беседе с Гучковым предлага-

ет ему пост министра промышленности и торговли, сообщив, что вы-

бор уже одобрен Царем.

   Гучков, предупрежденный  об этом заранее масоном Стаховичем,

просит у Столыпина дать ему время на размышление до следующего

дня. Вечером Гучков совещается с Гейденом и Стаховичем, а на следу-

ющий  день дает согласие занять пост при соблюдении двух условий:

"во-первых, не один, а в составе целой группы общественных деятелей,

а во-вторых, с определенной программой". В течение пяти дней шли

переговоры, на которых "общественные деятели" набивали себе цену и

торговались. Кроме Гучкова от общественных деятелей предлагались в

министры: Гейден (на место государственного контролера), Кони (на

место министра юстиции), Н.Н. Львов (землеустройства), А.Д. Сама-

рин (на место обер-прокурора), Виноградов (на место министра про-

свещения). Кроме того, велись переговоры о вхождении в состав пра-

вительства Шипова и князя Г.Е. Львова.

   Столыпин объяснял Гучкову и другим деятелям "прогрессивной об-

щественности", что Государственная Дума распущена не только пото-

му, что она была неработоспособна. А прежде всего потому, что депу-

таты, пользуясь депутатской неприкосновенностью, вносили в страну

революционное брожение, которое разлагало и армию, и полицию. Ес-

ли бы дело продолжалось так еще месяц, другой, неизбежно наступила

бы полная анархия. В беседе с А.И. Гучковым Столыпин формирует

задачи правительства: "Подавить революционное движение силою и в

то же время отнять у него всякую почву тем, что само правительство

своей властью выполнит теперь ту же часть прогрессивной программы,

которая имеет характер неотложности. Вместе с тем должен быть под-

готовлен ряд важных законопроектов, которые и будут предложены бу-

дущей Думе".

   Всю свою государственную политику Столыпин предлагал строить

на аграрной реформе, на умиротворении крестьянства, на проведении в

жизнь мероприятий, позволяющих улучшить материальное и культур-

ное положение крестьян. Аграрная реформа, экономическая реформа,

введение волостного земства, общественных школ для крестьян. <Нет

предела тем улучшениям, облегчениям, которые я готов предоставить

крестьянству, - говорил Столыпин представителям "прогрессивной об-

щественности", - если мы и на этой реформе провалимся, то гнать нас

надо всех>.

   Однако, как и в прошлый раз, "общественные деятели" вместо того,

чтобы засучить рукава и взяться за работу, стали ставить разные усло-

вия и торговаться. Они настаивают на создании программы действия,

объективно направленной на ослабление позиции государственной вла-

сти в пользу "представителей общественности". Почти ультимативно

ставится вопрос о снятии всех ограничений в отношении евреев. По су-

ти дела, Столыпин и "общественные деятели" разговаривали на разных

языках: если Столыпин отстаивал интересы национальной России, то

Гучков и ему подобные боролись за интересы узких слоев населения,

лишенных  национального  сознания и ориентирующихся   на Запад.

Именно  тогда Гучков заявил Столыпину: "Если спасать Россию, само-

го Государя, ее надо спасать помимо его, надо не считаться с этими от-

дельными проявлениями  его желания, надо настоять".

   Сам же Государь, беседовавший с каждым "общественным деятелем"

по часу, отмечал: "Не годятся в министры сейчас. Не люди дела". А в

доверительном письме матери заметил: "У них собственное мнение вы-

ше патриотизма, вместе с ненужной скромностью и боязнью скомпро-

метироваться".

    12 августа 1906 года трое террористов совершают злодейское поку-

шение на П.А. Столыпина на его даче на Аптекарском острове. В ре-

зультате мощного взрыва разворочены стены трех комнат и снесен бал-

кон. Под обломками остались 28 трупов и 24 раненых, в том числе де-

ти Столыпина  - дочь Наталия с раздробленными  ногами и малолет-

ний сын  Аркадий с переломом бедра и раной головы. Сам Столыпин

остался невредим и сохранил чувство самообладания.

   Однако  покушение только подняло престиж Столыпина во мнении

коренных русских людей и способствовало доверию к его государствен-

ным мероприятиям.

   Политика  правительственных реформ, руководимая  Столыпиным,

не разрабатывалась им лично, а скорее была отражением господствую-

щего мнения  патриотической части дворянских кругов. Еще за не-

сколько месяцев до появления Столыпина на посту министра внутрен-

них дел в январе 1906 года собрался съезд губернских и уездных пред-

водителей дворянства, где были выработаны главные направления вы-

хода страны из смуты, которые в дальнейшем легли в основу полити-

ческого курса Столыпина:

   - сохранение сильной, твердой, законной правительственной власти,

проводящей последовательные и разумные меры для подавления рево-

люционного движения и ограждения мирного населения от насилия;

   - Россия едина и неделима; поэтому интересы отдельных входящих

в состав ее народностей должны уступать общегосударственным инте-

ресам России;

   - при широкой веротерпимости во исполнение Манифеста 17 октя-

бря русский государственный язык и православная вера должны сохра-

нить то первенствующее положение, которое им подобает;

   - необходимо  предоставить широкое самоуправление окраинам в

хозяйственном отношении, но интересы русского населения должны

быть при этом непременно ограждены.

   Главное внимание предлагалось обратить на решение аграрного вопро-

са при сохранении принципа неприкосновенности частной собственности.

Должно было быть дано широкое облегчение свободного перехода от об-

щинного владения к подворному и хуторскому с правом свободной про-

дажи своего участка при переезде на новое место жительства. Крестьян-

ский банк должен поставить главной задачей своей помощь и содействие

при покупке земли малоземельным и действительно нуждающимся зем-

левладельцам, а платежи по ссудам в Крестьянский банк должны быть

понижены до уровня платежей в Дворянском. Таким образом, здесь за-

кладывались основы будущей столыпинской реформы, которые получи-

ли развитие на первом съезде уполномоченных дворянских обществ в мае

1906 года. На этом съезде дворяне показали себя еще большими врагами

крестьянской общины, чем, скажем, социал-демократы. В выступлениях

дворян община подвергается жесткой и несправедливой критике. Многие

помещики стремятся списать на нее упадок в сельском хозяйстве, винов-

никами которого были больше они сами. "Община - это то болото, в ко-

тором увязнет все, что могло бы выйти на простор, - заявлял на съезде

К.М. Гримм, - благодаря ей нашему крестьянству чуждо понятие о пра-

ве собственности. Уничтожение общины было бы благодетельным шагом

для крестьянства". В общем, большинством голосов дворянство поддер-

живает уничтожение общины, раздробив ее при помощи хуторов и отру-

бов. Российское дворянство поставило себя выше национальных интере-

сов России, в который раз проявив сословный эгоизм. Вместо того что-

бы пойти на определенные уступки крестьянам, вернув им хотя бы часть

земли, отрезанной у них во время реформы 1861 года, дворяне решили

отвести удар от себя за счет ликвидации общины, которая неизбежно по-

вела бы (что и произошло) к продаже земель крестьянами и уходу их в

город, что ослабило бы проблему малоземелья и снизило степень проти-

востояния крестьян против дворянства.

   Даже  С.Ю. Витте был в вопросе судьбы общины менее радикален,

чем дворянское сословие. В той же первой половине 1906 года Витте

подготовил проект аграрного законодательства, согласно которому ре-

шение  крестьянского вопроса предполагалось путем распространения

единоличной крестьянской собственности главным образом за счет рас-

продажи  крестьянам казенных, удельных и части помещичьих земель,

купленных  Крестьянским банком, а также путем ненасильственного по-

ощрения  постепенного выхода из общины крестьян, пожелавших бы

это сделать. Законодательство об общинном  землевладении  Витте

предлагал сохранить и ни в коем случае не форсировать процесс раз-

рушения  общины. Но дворян  в этом проекте не устраивало, что при-

дется поступиться частью своих земель.

   Здравый  смысл  отказал первому сословию, значительная часть ко-

торого давно уже стала чужда Русскому народу. Именно на этом съез-

де, по сути дела, и была решена судьба русской общины. Произошел

настоящий  сговор между представителями помещичьего класса и Сто-

лыпиным, разгорелся отчаянный торг, во время которого были согла-

сованы условия  поддержки Столыпина  Советом объединенного дво-

рянства. Ценой этой поддержки стала русская община. Следует заме-

тить, что не все дворяне поддержали антиобщинную резолюцию съез-

да. Около тридцати депутатов представили особое мнение, в котором

осуждали практику "схематически-шаблонного, однообразно-догмати-

ческого решения в центральных учреждениях аграрного вопроса без до-

статочного внимания ко всем разнообразным бытовым, племенным, ге-

ографическим и другим особенностям отдельных местностей России.

   Сословное мнение большинства дворянства поколебало даже устой-

чивую позицию  Царя, который был всегда против разрушения общи-

ны, одного из главных устоев русской жизни. Роковое для России ре-

шение было принято.

   Уже в октябре последовали царские Указы, которыми были отмене-

ны все традиционные обычаи, касавшиеся власти "мира", сельского

схода над отдельными крестьянами, отменялась подушная подать и

круговая порука в отношении сборов, но самое главное - давалось раз-

решение Крестьянскому банку выдавать ссуды под надельные земли,

что означало признание прав личной собственности крестьянина на ис-

пользуемый им общинный  участок.

   А 9 ноября 1906 года вышел Указ, согласно которому каждый домо-

хозяин, владеющий надельной землей в общине, имел право требовать

укрепления в его личную собственность причитающейся ему части зем-

ли. Выделенная земля становилась не временным семейным владени-

ем, как прежде, а личной собственностью домохозяина, который мог

распорядиться ею по собственному усмотрению. Однако продавать зем-

лю крестьянин мог только лицам, приписанным к общине, закладывать

только в Крестьянском банке, а завещать по обычному праву ближай-

шим наследникам.

 

   Столыпинская  реформа подготавливалась плохо, в спешке, сам ее

творец сельского хозяйства почти не знал, таким же было большин-

ство людей, проводивших новую аграрную политику.

 

Так, главным

теоретиком нового столыпинского землеустройства стал датчанин

А.А. Кофорд, приехавший в Россию в возрасте 22 лет, не зная рус-

ского языка. Ближайшим   сподвижником  Столыпина   в аграрной

реформе считался А.В. Кривошеий, юрист по образованию, до своего

назначения практически не знавший специфики русского сельского

хозяйства.

   Разрушение общины велось как государственная кампания без соот-

ветствующей подготовки и где-то напоминало большевистскую коллек-

тивизацию. Появился даже лозунг: "Уничтожьте общину!" Демонтаж

тысячелетнего института осуществлялся как политическое мероприя-

тие. На первом этапе Столыпин предлагал "вбить клин" в общину, что

делалось путем чересполосного укрепления наделов в личную собст-

венность отдельными домохозяевами. Таким  образом, нарушалось

единство крестьянского мира. Крестьян, имевших земельные излишки

против нормы,  правительство заставляло торопиться с укреплением

своих наделов. На втором этапе ставилась задача разбивки деревенско-

го надела на отруба или хутора, таким образом пытаясь изолировать

крестьян друг от друга.

   Во многих местах власти переводят крестьян из общинного на по-

дворное владение землей  насильно. Землеустроительные комиссии,

чтобы не возиться с отдельными крестьянами, разбивали на хутора и

отруба всю общинную землю и вынуждали  сельских тружеников пере-

ходить к подворному владению.

   Аграрная реформа игнорировала многие особенности развития рус-

ского сельского хозяйства. Хутора и отруба объявлялись универсаль-

ным  средством повышения эффективности сельского хозяйства. А что

получилось на деле? Неустойчивость и капризность погоды в услови-

ях общины  компенсировались разбивкой сельскохозяйственных земель

в разных местах. Имея земельные участки то в низине, то на взгорках,

крестьянин обеспечивал себя средним урожаем, так как в засушливый

год хороший урожай обеспечивался на низинах, а в дождливый - на

обдуваемых взгорках. Получив же от столыпинских землеустроителей

землю в одном месте на хуторе и отрубе, крестьянин попадал в зави-

симость от стихии.

   Еще одним отрицательным моментом столыпинской  реформы  стал

тот факт, что она почти остановила начавшийся в конце XIX века пе-

реход сельского хозяйства от устарелой трехпольной системы к много-

польным севооборотам. Затормозился и переход земледелия на широ-

кие полосы, при помощи которых крестьянская община боролась с гу-

бительной узкополосицей.

   В общем, в том виде, в каком бы хотел Столыпин проводить свою

реформу, она не удалась. Из общины выходили бедные  крестьяне, а

также горожане, числившиеся в крестьянстве и укреплявшие за собой

землю, чтобы ее продать. Так, в 1914 году продано 60 процентов зе-

мель, выделенных в личную собственность. Так как продажа разреша-

лась только внутри общины, землю покупали либо сами крестьянские

общества и она возвращалась в общинный котел, либо зажиточные кре-

стьяне, продолжавшие нередко оставаться в общине.

   В Центральной России столыпинская реформа так и не пошла. Про-

цент выделившихся из общины крестьян был невысок. Хутора хорошо

приживались только в западных губерниях, включая Псковскую. В гу-

берниях Северного Причерноморья, Северного Кавказа и Степного За-

волжья хорошо развивались отруба, сказывалось отсутствие здесь об-

щинных  традиций и высокое плодородие земель.

 

   Неуспех столыпинской реформы заключался в том, что она осуще-

ствлялась вопреки воле и желаниям крестьян.

 

Ведь выйти из общины

крестьяне могли и раньше - по положению 1861 года они имели на это

право, если согласие высказывали две трети общины. Но крестьяне на

это не шли. Переходы к подворному владению были единичными. Сто-

лыпин, затевая аграрную реформу, решил облагодетельствовать кресть-

ян против их воли, считая, что они еще не вполне созрели для пони-

мания своих нужд. "Ставить в зависимость от доброй воли крестьян

момент ожидаемой реформы... - писал Столыпин еще в 1902 году, -

это значит отложить на неопределенное время проведение тех меропри-

ятий, без которых немыслима ни культура, ни подъем доходности зем-

ли, ни спокойное владение земельной собственностью".

   Крестьянство не очень-то хотело покидать общину. В глубине души

многие понимали, что разрушается что-то важное и главное в их жизни.

Целый ряд деревень принял столыпинскую реформу  в штыки. Князь

С.Е. Трубецкой в своих воспоминаниях приводит разговор со старика-

ми-крестьянами соседнего с ним села Васильевского (Калужской губер-

нии), происшедший в 1912 году. Он спросил их, не выделился кто-ни-

будь из их общины, как это уже наблюдалось в соседних деревнях?

"Нет, - отвечали старики, - никто не выделился". - "И ошибется, кто

выделится," - спокойно заметил хозяйственный старик Поликарп Пар-

шин. - "Почему ошибется?" - спросил Трубецкой. - "А потому, что па-

лить его будем, - рассудительно сказал другой старик, Столяров. - Так

уж решили - значит, не выделяйся!" И действительно, в Васильевском

вплоть до 1917 года никто из общины не выделился.

   Несмотря на государственный натиск, общее число крестьянских хо-

зяйств, вышедших из общины за 1907-1915 годы, составило немногим

более 2 млн., или 16 процентов всех хозяйств. Часть из этих крестьян

(в беспередельных общинах) объявлена собственниками по  закону

1910 года. Однако только 13 процентов потребовало документов на за-

крепление за собой участков, а подавляющее большинство осталось в

общине. Крестьяне северных русских губерний реформы не приняли

совсем.

   В центральных русских губерниях доля крестьян, вышедших из об-

щины, составляла не более 2-5 процентов. Более высокие показатели

наблюдались в Нижнем Поволжье, Новороссии  и местностях, грани-

чивших с Прибалтикой, т.е. в тех регионах, где общинные отношения

исторически были слабы.

   Самые высокие показатели выхода из общины наблюдались в годы

правления Столыпина, а после его гибели снизились чуть ли не в двад-

цать раз, еще раз подтверждая, что разрушение общины носило харак-

тер политической кампании и сошло почти на нет с уходом ее руково-

дителя. Столыпинская реформа  не улучшила  положение крестьян и

вместе с тем выработала в них еще более осторожное и недоверчивое

отношение к правительству, посягнувшему на их вековые устои.

 

   Главная заслуга Столыпина состояла не в аграрной реформе (здесь

итог его деятельности был отрицательным), а в энергичных действиях

для подавления революционеров, в укреплении государственного аппа-

рата, выдвижении на передний план государственной работы коренных

национальных интересов.

 

 За короткий срок он сумел наладить эффек-

тивную  систему борьбы с террористическими бандформированиями и

навел среди них такого страха, что к концу 1908 года более 90 процен-

тов террористов либо были ликвидированы, либо в ужасе бежали за гра-

ницу. Введенные по его инициативе военно-полевые суды стали мощным

орудием возмездия для всех антирусских сил,-посягавших на сотрудни-

ков русского государственного аппарата. Также решительно он ввел в

положенные рамки  деятельность думской оппозиции, хотя бы на время

умерив пыл ее неконструктивной критики, давая понять, что ее злопы-

хательные и клеветнические нападки не останутся безнаказанными.

   Ядром государственных мероприятий Столыпина  стала твердая на-

циональная политика, ориентированная  на придание  справедливых

преимуществ коренному русскому населению как хозяину Русской зем-

ли. Одновременно Столыпин содействует консолидации всех активных

государственных сил в России, имея в виду создание мощной нацио-

нальной русской партии, способной противостоять натиску всех про-

тивников русского порядка.

   Первым шагом после наведения государственного порядка в истори-

ческих русских губерниях становится государственная реформа в Фин-

ляндии. После событий 1905 года установлено, что эта часть России во

время антирусской революции готовилась путем вооруженного восста-

ния добиться полного отделения от нее. Русская разведка представила

неопровержимые  доказательства сотрудничества финских революцио-

неров р иностранными, прежде всего японской, спецслужбами и полу-

чения от них денег на оружие для борьбы с русским правительством.

Столыпин  справедливо поставил вопрос о правомерности существовав-

шей в Финляндии  конституции, позволявшей ей вести враждебную для

России политику и располагать на своей территории центры антирус-

ских революционных  партий и террористических формирований. Со-

гласно новому закону, из сферы финляндского законодательства ис-

ключены вопросы  налогообложения, воинской повинности, права рус-

ских подданных, проживающих  в Финляндии,  суд, охрана государст-

венного порядка, уголовное законодательство и некоторые другие ста-

тьи, свободное распоряжение которыми финляндскими властями нано-

сило ущерб российскому Самодержавию.  Закон утвердил единство и

целостность России, сделав Финляндию равноправной частью истори-

ческой Русской Державы.

   Другой закон, принятый по инициативе Столыпина, ограничил воз-

можности немецкой колонизации западных губерний. Он позволил ос-

тановить скупку помещичьих земель немцами-колонистами.

   Высшим  государственным актом для укрепления позиции Русского

государства был закон о земствах в западных губерниях - Витебской,

Минской, Могилевской, Киевской, Волынской, Подольской. Для рус-

ского населения этих губерний, несколько веков находившихся под

польской оккупацией, сложилось неравноправное отношение к местным

польским землевладельцам, которые владели большей частью земли, со-

ставляя всего несколько процентов населения. Если бы земства в этих

губерниях вводились по общероссийскому закону, то большая часть

мест в них досталась бы полякам, и представительствовать за русских

людей стали бы люди другой национальности. Чтобы этого не произо-

шло, по инициативе Столыпина в  общероссийский закон о земствах

применительно к западным губерниям вносятся поправки. Чтобы ли-

шить крупных польских землевладельцев преимуществ перед русскими

людьми, избирательный ценз снижен вдвое против общерусского. Все

избиратели были распределены по двум куриям - русской и польской,

причем русская избирала большее число гласных. Кроме того, русским

давались преимущества в управах и в составе земских служащих. Закон

позволял постепенно покончить с колонизацией этого края поляками и

вернуть исконно русские земли в руки Русского народа. Закон этот,

поддержанный Царем, вызвал бурю ненависти к Столыпину со стороны

антирусских сил, которые начали бешеную кампанию против него, втя-

нув в нее даже некоторых патриотов. Либерально-масонское подполье

провело сложную интригу, конечной целью которой было свалить Сто-

лыпина. В результате 1 марта 1911 года Государственный Совет откло-

нил предложенный Столыпиным  и  уже одобренный Государственной

Думой закон о введении земских учреждений в Западном крае. Тогда

Столыпин решился на рискованный шаг. Испросив повеления Царя на

временный роспуск законодательных палат, Столыпин, использовав 87-ю

статью Основных законов, подписал законопроект у Царя, минуя Го-

сударственный Совет. Разразился скандал, хотя формально Столыпин

мог так поступить, законодательные палаты сочли незакономерным ис-

пользование статьи 87. Государственный Совет счел себя оскорбленным,

а А.И. Гучков, якобы в знак протеста, сложил с себя полномочия пред-

седателя Государственной Думы. Скандал был раздут искусственно, его

организаторы достигли главного - они поколебали положение Столы-

пина и вызвали недовольство к нему со стороны Царя.

   Важным  государственным делом Столыпина  стал подготовленный

еще при нем, но завершенный уже после его смерти законопроект о со-

здании Холмской  губернии. Это был важнейший государственный акт

восстановления исторической справедливости. Согласно ему, из вос-

точных уездов двух польских губерний - Люблинской  и Седлецкой,

населенных преимущественно  русскими крестьянами, -  создавалась

особая губерния, которая превращалась во внутреннюю русскую губер-

нию. Большую  роль в продвижении этого законопроекта, утвержденно-

го Царем  летом 1912 года, сыграл глава всего думского духовенства

епископ Люблинский  и Холмский Евлогий.

 

   Столыпин решительно  осуждал "партийное политиканство" октяб-

ристов, направленное на захват Думой прав верховной власти Царя.

 

Многократно  убедившись в двуличности и ненадежности  Гучкова и

других лидеров партии октябристов, он исподволь подготавливает со-

здание в Думе настоящей правящей партии, на которую мог бы опе-

реться в своей политике. В 1909 году значительная часть октябристов,

разочаровавшись в своем лидере Гучкове, пришла к Столыпину, чтобы

договориться с ним об "организации центра из правых октябристов и

умеренно-правых". В апреле 1909 года состоялось учредительное собра-

ние новой патриотической партии -  "умеренно-правых", на котором

был избран комитет во главе с П.Н. Балашовым. В конце 1910 года

произошло создание Партии русских националистов, лидером которой

и стал Балашов. Таким образом, при содействии Столыпина рядом с

ненадежными для  правительства октябристским центром стал действо-

вать консолидированный патриотический центр Партии русских наци-

оналистов - прообраз будущей правящей партии. Стремление опереть-

ся на русское патриотическое движение к концу жизни Столыпина ста-

новится главным элементом его политики. Незадолго перед смертью он

выдвигает идею "национализации капитала", предполагая создать осо-

бый государственный фонд, который будет предоставлять кредиты рус-

ским людям. Зная, какие гигантские средства выделяют на развитие

своей печати антирусские силы, Столыпин по мере возможности стре-

мится помочь патриотической печати.

 

   Столыпиным  подготовлены также проекты  реформы  организации

правопорядка в России. В частности, планировалось повысить числен-

ность полицейских в стране до норм, принятых в мировой практике.

Однако силы разрушения  в законодательном органе страны всячески

препятствовали прохождению этого проекта. По словам Крыжановско-

го, противодействие осуществлялось "за кулисами, вне заседания Сове-

та, так как против цифр спорить было нельзя. А цифры были оглуша-

ющие".

 

 Революционеры  охотились за Столыпиным  долго и упорно.

Первое покушение  на него произошло, как мы уже рассказывали, на

его даче на Аптекарском острове и стоило жизни десяткам неповинных

людей; затем в декабре того же года боевая дружина террористов во

главе с П.П. Доброжинским готовила убийство Столыпина, но была

вовремя арестована. В июне 1907 года в Петербурге схвачен "летучий

отряд" - бандгруппа, специально сформированная эсерами для устра-

нения Столыпина. В декабре 1907 года арестован известный террорист

Трауберг, организовавший отряд, главное назначение которого - убий-

ство Столыпина. Было и еще несколько разных попыток покушения на

него, но и они так или иначе срывались.

 

   В секретных анналах русской полиции фиксируется множество фак-

тов тайной деятельности масонов. Так, в апреле 1904 года полиция пе-

рехватывает письмо из Нью-Йорка от масона Гофмана, члена еврей-

ской ложи "Бнай Брит", к некоему Виктору Померанцеву, в котором он

расписывает "выгоды" для России в возможности заключить заем у

Ротшильда при условии дарования льгот евреям.

   В январе 1906 года министр иностранных дел препроводил в Депар-

тамент полиции сведения от берлинского посла графа Остен-Сакена со

списком членов лож ритуала "Ольд-Фелловс", среди которых имеется

ложа "Астрея" N 2 в Иноврацлаве, в составе которой значатся русские

и польские имена и фамилии.

   В январе 1906 года перехвачено письмо члена Владимирского ок-

ружного суда Казначеева в Москву по предложению неизвестного ли-

ца основать ложу с просьбой зачислить его в таковую.

   В феврале 1906 года поступает также полученное агентурным путем

письмо министра иностранных дел с препровождением письма посла в

Риме статс-секретаря Муравьева о ложе "Разум", посылавшей братский

привет новым русским масонским ложам в С.- Петербург и Москву.

   В марте 1907 года начальник С.-Петербургского Охранного отделе-

ния сообщил Департаменту полиции, что установленное за бывшим

членом Государственной Думы масоном Кедриным наблюдение не да-

ло результатов, и просил о прекращении этого наблюдения. Однако

вскоре наблюдение было продолжено и получены результаты.

   В том же месяце 1907 года варшавский губернатор сообщил Депар-

таменту полиции, что представитель нью-йоркской ложи масонов, про-

живающий  в России, некто Городынский, просил разрешения читать

лекцию о масонстве, в чем ему было отказано.

   Русская полиция терпеливо наблюдает за масонами. Наружное на-

блюдение над некоторыми из них раскрывает широкую сеть их связей.

Масон П.М. Казначеев (кличка "Дряхлый") и его сын, тоже масон,

Д.П. Казначеев (кличка "Бодрый") рыскают по Москве. Полиция от-

мечает их встречи с масонским семейным кланом Арсеньевых, прежде

всего со старым масоном (с середины XIX века) В.С. Арсеньевым.

   Полицейские власти по своим каналам фиксируют прибытие в Рос-

сию  масонских эмиссаров "Великого Востока Франции" Гастона Буле

и Бертрана Сеншоля.

   2 апреля 1908 года Министерство иностранных дел препроводило в

Департамент полиции копию  с телеграммы российского посла в Пари-

же, представленной Государю Императору, о принадлежности к масон-

ству гласного С.- Петербургской Городской Думы Кедрина и князя Бе-

бутова, имевших в Париже сношения с главарями масонства, с указа-

нием  на вред этого тайного общества и стремление расширить свою

пропаганду в пределах России.

   20 апреля 1908 года по этому поводу был разослан циркуляр началь-

никам районных  Охранных отделений о принятии беззамедлительных

мер к выяснению распространения в России масонства.

   26 мая 1908 года Министерство иностранных дел по приказанию Его

Императорского Величества Государя Императора препроводило пред-

седателю Совета Министров П.А. Столыпину сведения императорско-

го посла в Париже об ожидаемом приезде в Россию двух видных гла-

варей французского масонства Лаффера и Вадекара для основания в

Париже  масонской ложи.

   По-видимому, это приказание Государя дало толчок к усилению де-

ятельности по сбору сведений о масонах.

   Русская разведка сумела проникнуть в самые сокровенные тайны

масонских лож, внедрив туда своего агента. В 1908 году по распоряже-

нию руководителя зарубежной агентуры А.М. Гартинга в масонство за-

писался тайный сотрудник русской полиции Биттар-Монен, сумевший

продержаться в этом преступном сообществе около 5 лет. Однако в

1911-1912  годах  с помощью  изменника  русского народа масона

В.Л. Бурцева работавший на Россию Биттар-Монен был раскрыт. В

масонских ложах начался беспрецедентный процесс, ставивший своей

целью ошельмовать русское правительство. Главную ударную силу в

нем представлял тот же Бурцев и члены масонской ложи "Студенчес-

кой", составленной из русских евреев. Как отмечалось в секретном от-

чете русской разведки:

  <Дело  это длилось около полутора лет; в течение этого времени Бит-

тар-Монен, не говоря уже о нападках и инсинуациях, коими он подвер-

гался в Бурцевских статьях, пережил много трудных минут, когда на

публичных  заседаниях масонских ложи "Жюстис" и Совета ордена де-

ло доходило чуть не до кулаков и всяких угроз по его адресу со сторо-

ны переполнявших  зал евреев и социалистов

   Таких заседаний было много, длились они каждый раз по несколь-

ко часов и нужна была исключительная энергия и верность своему слу-

жебному долгу, чтобы выдерживать их до конца>.

   В 1908 подполковник корпуса жандармов Г.Г. Мец завершил иссле-

дование "О существе и целях Всемирного общества фран-масонов". По

его результатам подполковник составил обширную записку и передал

ее директору Департамента полиции М.И. Трусевичу. Прочитав запи-

ску, директор Департамента наложил резолюцию: "Прошу С.Е. Висса-

рионова обработать записку в более краткую форму (но достаточно

полно) для доклада Его Величеству". Однако вскоре после этого реше-

ния М.И. Трусевич был смещен с должности директора Департамента

полиции, а подполковник Мец откомандирован в распоряжение Двор-

цового коменданта. В результате записка для Государя подготовлена не

была.

   В августе 1909 года Государь, пожелав ознакомиться с масонским

вопросом, повелел представить Ему записку о масонстве во время пре-

бывания Его в Крыму. Подполковник Мец подготовил новый вариант

записки и вместе с приложениями передал ее Дворцовому коменданту,

у которого она хранилась вплоть до весны 1910 года.

 

   Распространение масонства в России сильно тревожило Николая II,

мыслями об этом он поделился с П.А. Столыпиным. По приказанию

последнего Департамент полиции усиливает деятельность по сбору све-

дений, относящихся к масонству.

 

 Во Францию командируется коллеж-

ский асессор Б.К. Алексеев, которому удалось войти в контакт с руко-

водителями Антимасонской лиги, и в частности с аббатом Турманте-

ном. Алексеев собрал ценный  материал, позволивший сделать выво-

ды, во-первых, что "пропаганда масонства в России не только исходит

из Франции, но составляет даже одну из немалых забот руководитель-

ного центра французского масонства", и во-вторых, о тесной зависимо-

сти французского масонства от иудейства.

   Сводка докладов Алексеева была представлена Столыпину, "кото-

рый, ознакомившись с предполагаемым планом совместной с Антима-

сонской лигой борьбы с и потребной для этого суммой денег, выразил

желание, чтобы проект этот в принципе получил непосредственную

санкцию Его Императорского Величества, лично интересующегося ма-

сонским вопросом".

 

   В декабре 1910 года товарищ министра внутренних дел генерал Кур-

лов представил на имя Царя доклад, в котором указывал на неотлож-

ную  необходимость полного освещения масонского вопроса в России.

Доклад этот, по словам дворцового коменданта Дедюлина, "сильно за-

интересовал Его Величество, причем Государь несколько раз говорил,

что по этому вопросу необходимо назначить отдельную аудиенцию".

 

   Департамент полиции начинает готовиться к предстоящей аудиен-

ции по масонскому вопросу. Кроме материалов Меца и Алексеева, ис-

пользуются сведения большого специалиста по этому вопросу, бывше-

го заведующего  заграничной агентурой Ратаева. Последний в марте

1911 года подготовил записку о масонстве, в которой отмечал "серьез-

ное противогосударственное значение возрождения масонства в России

и необходимость специальной борьбы с ним".

   Предстоящая  аудиенция (совещание) по масонскому вопросу для

обсуждения программы  борьбы с преступной организацией намечалась

Столыпиным  после киевских торжеств или по возвращении Царя  из

Крыма  осенью 1911 года.

 

   В середине 1911 товарищ министра внутренних дел П.Г. Курлов в

порядке подготовки предстоящего совещания представил в "высшие

сферы" докладную о деятельности масонов, которая вызвала большое

беспокойство в кругах вольных каменщиков. Судя по всему, Председа-

тель Совета Министров и он же министр внутренних дел П.А. Столы-

пин осознал серьезную угрозу для Русского государства со стороны ма-

сонских лож и собирался принять решительные меры против них.

   События, последовавшие за этим, позволяют сделать самые разные

предположения о тайных силах, стоявших за спиной лиц, осуществив-

ших убийство Столыпина в начале сентября 1911 года.

 

   После Февральской революции 1917 года в документах Департамен-

та полиции было найдено донесение агента Б.К. Алексеева из Пари-

жа, полученное после убийства П.А. Столыпина, в котором он пишет:

<Покушение  на жизнь г. Председателя Совета Министров находится в

некоторой связи с планами  масонских руководителей. Обрывочные

сведения об этом сводятся, приблизительно, к следующему:

   "Мало рассчитывая на то, что масонству удастся склонить премьер-

министра в свою пользу, масоны... начали смотреть на г. Председателя

Совета Министров как  на лицо, могущее служить им препятствием...

для прочного укоренения в России... Это последнее убеждение на Вер-

ховном Совете Ордена (в Париже)... побудило руководителей масонст-

ва прийти к заключению, что г. Председатель Совета Министров явля-

ется для Союза... в настоящее время, - когда масонство собирается на-

жать в России все свои пружины, - лицом вредным для целей масон-

ства. Такое решение Верховного Совета было известно в Париже еще

несколько месяцев тому назад... Говорят, что тайные руководители ма-

сонства, недовольные политикой г. Председателя Совета Министров,

воспользовались тесными отношениями, установившимися между Ве-

ликим Востоком Франции и русскими революционными  комитетами и

подтолкнули исполнение того.плана, который у них только был в за-

родыше. Говорят также, что чисто "техническая" сторона преступления

и кое-какие детали обстановки, при которой возможно было совершить

покушение, были подготовлены через масонов>.

   Среда, в которой было подготовлено и осуществлено убийство Сто-

лыпина, представляла собой типичный революционно-масонский аль-

янс убийц и террористов, сложившийся еще в 1905-1906 годах. Суть

его состояла в том, что либерально-масонские круги предлагали терро-

ристам деньги и другую помощь для убийства русских государствен-

ных деятелей. От масонского подполья этой "работой" руководили та-

кие деятели, как Б. Савинков, М. Маргулиес, Н. Авксентьев и им по-

добные государственные преступники. Как сообщал еще в 1905 году

агент Е. Азеф начальнику зарубежной агентуры Л.А. Ратаеву:

   <К Гоцу (руководителю партии эсеров-террористов. - О.П.) сюда

приехал некий Афанасьев, в Петер. живет на одной из Рождественских,

сотрудничает в газете "Наши Дни", близкий знакомый петербурского

присяжного поверенного (масона. - О.П.) Маргулиеса, с предложени-

ем, чтобы партия с.-р. оказала нравственное содействие образовавшему-

ся в Петербурге кружку (человек 15-18) крупной интеллигенции в

террористических предприятиях, направленных против Его Величества

и еще некоторых лиц (не названы). Афанасьев сам член этого кружка.

Кружок состоит из литераторов, адвокатов и других лиц инт. профес-

сий (это так называемое левое крыло либералов из "Освобождения").

Кружок обладает деньгами, Афанасьев говорил -  20000 рублей, и

людьми для выступления. Афанасьев просил только, чтобы с.-р. оказа-

ли нравственное содействие, т.е. проповедывали эти акты>.

   Таким  образом, масонские ложи участвовали в финансировании и

подготовке целого ряда террористических актов. Безусловно, знали они

и о подготовке убийства Столыпина, ибо еще в 1910 году в Петербур-

ге во время свидания с эсером Е. Лазаревым будущий убийца Столы-

пина Д. Богров заявил: "Я еврей, и позвольте вам напомнить, что мы и

до сих пор живем под господством черносотенных вождей... Вы знаете,

что властным руководителем идущей  теперь дикой реакции является

Столыпин. Я  прихожу к вам и говорю, что я решил устранить его..."

Это было  осуществлено им 1 сентября 1911 года в Киеве. Убийство

Столыпина  привело к отставке его ближайших сотрудников по Мини-

стерству внутренних дел, и прежде всего П.Г. Курлова. Выработка

программы борьбы  с масонством была отложена на  неопределенный

срок, а фактически так и не была осуществлена.

   Убийство Столыпина произошло в Киевском театре в присутствии Ца-

ря, безусловно, с целью запугать Его. Когда Столыпин стал терять созна-

ние, он из последних сил повернулся к царской ложе и перекрестил ее.

   Столыпин сильно страдал, но, по словам очевидца, сказал: "Передай-

те Государю, что я рад умереть за Него". Царь два раза посещал уми-

рающего  в больнице. Столыпин, почувствовав приближение смерти,

выразил желание быть похороненым  в Киеве. Местом его успокоения

стала Киево-Печерская Лавра.

   На следствии убийца Столыпина Богров объявил  себя эсером. Он

сказал, что в театре у него возникла мысль убить и Царя, но от этого

его удержала боязнь еврейского погрома. Сам Богров рассматривал

свое преступление как акт мести еврейского народа Русской власти,

якобы "ущемляющей   права евреев". Поспешная казнь еврейского бан-

дита помешала в полной мере раскрыть все его связи. Остался неизве-

стным целый ряд лиц, с которыми он контактировал в последние пол-

года. Чтобы замести следы, масонские конспираторы, и в частности

А.И. Гучков, распускали слухи, что убийство Столыпина было совер-

шено по приказу Царя, полученному Курловым, за что он сделал по-

следнего сенатором.

 

 

Историческая роль Столыпина

В.В. Розанов

Что ценили в Столыпине? Я думаю, не программу, а человека; вот этого "воина", вставшего на защиту, в сущности, Руси. После долгого времени, долгих десятилетий, когда русские "для успехов по службе просили переменить свою фамилию на иностранную" (Известная насмешка Ермолова), явился на вершине власти человек, который гордился тем именно, что он русский и хотел соработать с русскими. Это не политическая роль, а скорее культурная. Все большие дела решаются обстановкою; всякая вещь познается из ее мелочей. Хотя, конечно, никто из русских "в правах" не обделен, но фактически так выходит, что на Руси русскому теснее, чем каждому инородцу или иностранцу; и они не так далеки от "привилегированного" положения турок в Турции, персов в Персии. Не в этих размерах, уже "окончательных", но приближение сюда - есть. Дело не в голом праве, а в использовании права. Робкая история Руси приучила "своего человека" сторониться, уступать, стушёвываться; свободная история, притом исполненная борьбы, чужих стран, других народностей, приучила тоже "своих людей" не только к крепкому отстаиванию каждой буквы своего "законного права", но и к переступанию и захвату чужого права. Из обычая и истории это перешло наконец в кровь, как из духа нашей истории это тоже перешло в кровь. Вот это-то выше и главнее законов. Везде на Руси производитель - русский, но скупщик - нерусский, и скупщик оставляет русскому производителю 20 проц. стоимости сработанной им работы или выработанного им продукта. Судятся русские, но в 80 проц. его судят и особенно защищают перед судом лица не с русскими именами. Везде русское население представляет собою темную глыбу, барахтающуюся и бессильную в чужих тенетах. Знаем, что все это вышло "само собою", даже без ясных злоупотреблений; скажем - вышло беспричинно. Но в это "само собою" давно надо было начать вглядываться; и с этою "беспричинностью" как-нибудь разобраться. Ничего нет обыкновеннее, как встретить в России скромного, тихого человека, весь порок которого заключается в отсутствии нахальства и который не находит никакого приложения своим силам, способностям, нередко даже таланту, не говоря о готовности и прилежании. "Все места заняты", "все работы исполняются" людьми, которые умеют хорошо толкаться локтями. Это самое обычное зрелище; это зрелище везде на Руси. Везде русский отталкивается от дела, труда, должности, от заработка, капитала, первенствующего положения и даже от вторых ролей в профессии, производстве, торговле и оставляется на десятых ролях и в одиннадцатом положении. Везде он мало-помалу нисходит к роли "прислуги" и "раба"... незаметно, медленно, "само собою" и, в сущности, беспричинно, но непрерывно и неодолимо. Будущая роль "приказчика" и "на посылках мальчика", в своем же государстве, в своей родной земле, невольно вырисовывается для русских. Когда, в то же время, никто русским не отказывает ни в уме, ни в таланте. Но "все само собою так выходит"... И вот против этого векового уже направления всех дел встал большой своей и массивной фигурой Столыпин, за спиной которого засветились тысячи надежд, пробудилась тысяча маленьких пока усилий... Поэтому, когда его поразил удар, все почувствовали, что этот удар поразил всю Русь; это вошло не основною частью, но это вошло очень большою частью во впечатление от его гибели. Вся Русь почувствовала, что это ее ударили. Хотя главным образом вспыхнуло чувство не к программе, а к человеку.

На Столыпине не лежало ни одного грязного пятна: вещь страшно редкая и трудная для политического человека. Тихая и застенчивая Русь любила самую фигуру его, самый его образ, духовный и даже, я думаю, физический, как трудолюбивого и чистого провинциального человека, который немного неуклюже и неловко вышел на общерусскую арену и начал "по-провинциальному", по-саратовскому, делать петербургскую работу, всегда запутанную, хитрую и немного нечистоплотную. Так ей "на роду написано", так ее "мамка ушибла". Все было в высшей степени открыто и понятно в его работе; не было "хитрых петель лисицы", которые, может быть, и изумительны по уму, но которых никто не понимает, и в конце концов все в них путаются, кроме самой лисицы. Можно было кой-что укоротить в его делах, кое-что удлинить, одно замедлить, другому, и многому, дать большую быстроту; но Россия сливалась сочувствием с общим направлением его дел - с большим, главным ходом корабля, вне лавирования отдельных дней, в смысле и мотивах которого кто же разберется, кроме лоцмана. Все чувствовали, что это - русский корабль и что идет он прямым русским ходом. Дела его правления никогда не были партийными, групповыми, не были классовыми или сословными; разумеется, если не принимать за "сословие"- русских и за "партию" - самое Россию; вот этот "средний ход" поднял против него грызню партий, их жестокость; но она, вне единичного физического покушения, была бессильна, ибо все-то чувствовали, что злоба кипит единственно оттого, что он не жертвует Россиею - партиям. Inde irae (отсюда гнев - лат.). единственно... Он мог бы составить быстрый успех себе, быструю газетную популярность, если бы начал проводить "газетные реформы" и "газетные законы", которые известны наперечет. Но от этого главного "искушения" для всякого министра он удержался, предпочитая быть не "министром от общества", а министром "от народа", не реформатором "по газетному полю", а устроителем по "государственному полю". Крупно, тяжело ступая, не торопясь, без нервничанья, он шел и шел вперед, как саратовский земледелец, - и с несомненными чертами старопамятного служилого московского человека, с этою же упорною и не рассеянною преданностью России, одной России, до ран и изуродования и самой смерти. Вот эту крепость его пафоса в нем все оценили и ей понесли венки: понесли их благородному, безупречному человеку, которого могли ненавидеть, но и ненавидящие бессильны были оклеветать, загрязнить, даже заподозрить. Ведь ничего подобного никогда не раздалось о нем ни при жизни, ни после смерти; смогли убить, но никто не смог сказать: он был лживый, кривой или своекорыстный, человек. Не только не говорили, но не шептали этого. Вообще, что поразительно для политического человека, о которых всегда бывают "сплетни", - о Столыпине не было никаких сплетен, никакого темного шепота. Всё дурное... виноват, всё злобное говорилось вслух, а вот "дурного" в смысле пачкающего никто не мог указать.

Революция при нем стала одолеваться морально, и одолеваться в мнении и со знании всего общества, массы его, вне "партий". И достигнуто было это не искусством его, а тем, что он был вполне порядочный человек. Притом - всем видно и для всякого бесспорно. Этим одним. Вся революция, без "привходящих ингредиентов", стояла и стоит на одном главном корне, который, может, и мифичен, но в этот миф все веровали: что в России нет и не может быть честного правительства; что правительство есть клика подобравшихся друг к другу господ, которая обирает и разоряет общество в личных интересах. Повторяю, может быть, это и миф; наверно-миф; но вот каждая сплетня, каждый дурной слух, всякий шепот подбавлял "веры в этот миф". Можно даже сказать, что это в общем есть миф, но в отдельных случаях это нередко бывает правдой. Единичные люди - плакали о России, десятки - смеялись над Россией. Это произвело общий взрыв чувств, собственно русских чувств, к которому присосалась социал-демократия, попыталась их обратить в свою пользу и частью действительно обратила. "Использовала момент и массу в партийных целях". Но не в социал-демократии дело; она "пахала", сидя "на рогах" совсем другого животного. Как только появился человек без "сплетни" и "шепота" около него, не заподозренный и не грязный, человек явно не личного, а государственного и народного интереса, так "нервный клубок", который подпирал к горлу, душил и заставлял хрипеть массив русских людей, материк русских людей, - опал, ослаб. А без него социал-демократия, в единственном числе, всегда была и останется для России шуткой. "Покушения" могут делать; "движения" никогда не сделают. Могут еще многих убить, но это - то же, что бешеная собака грызет угол каменного дома. "Черт с ней" - вот все о ней рассуждение.

За век и даже века действительно "злоупотреблений" или очень яркой глупости огромное тело России точно вспыхнуло как бы сотнями, тысячами остро болящих нарывов: которые не суть смерть и даже не суть болезнь всего организма, а именно болячки, но буквально по всему телу, везде. Можно было вскрывать их: и века пытались это делать. Вскроют: вытечет гной, заживет, а потом тут же опять нарывает. Все-таки революция промчалась не напрасно: бессмысленная и злая в частях, таковая особенно к исходу, при "издыхании" (экспроприации, убийства), она в целом и особенно на ранней фазе оживила организм, быстрее погнала кровь, ускорила дыхание, и вот это внутреннее движение, просто движение, много значило. Под "нарывным телом" переменилась постель, проветрили комнату вокруг, тело вытерли спиртом. Тело стало крепче, дурных соков меньше - и нарывы стали закрываться без ланцета и операции. Россия сейчас несомненно крепче, народнее, государственнее, - и она несомненно гораздо устройчивее, против других держав и инородцев, нежели не только в пору Японской войны, но и чем все последние 50 лет. Социально и общественно она гораздо консолидированнее. Всего этого просто нельзя было ожидать, пока текли эти нечистые 50 лет, которые вообще можно определить как полвека русского нигилизма, красного и белого, нижнего и верхнего. Русь перекрестилась и оглянулась. В этом оздоровлении Столыпин сыграл огромную роль - просто русского человека и просто нравственного человека, в котором не было ни йоты ни красного, ни белого нигилизма. Это надо очень отметить: в эпоху типично нигилистическую и всеобъемлюще нигилистическую, - Столыпин ни одной крупинкой тела и души не был нигилистом. Это очень хорошо выражается в его красивой, правильной фигуре; в фигуре "исторических тонов" или "исторического наследства". Смеющимся, даже улыбающимся я не умею его себе представить. Очень хорошо шло его воспитание: сын корпусного командира, землевладелец, питомец Московского университета, губернатор, - он принял в себя все эти крупные бытовые течения, все эти "слагаемые величины" русской "суммы", без преобладания которой-нибудь. Когда он был в гробу так окружен бюрократией, мне показалось - я не ошибался в чувстве, что вижу собственно сраженного русского гражданина, отнюдь не бюрократа и не сановника. В нем не было чванства; представить его себе осыпанным орденами - невозможно. Всё это мелочи, но характерна их сумма. Он занят был всегда мыслью, делом; и никогда "своей персоной", суждениями о себе, слухами о себе. Его нельзя представить себе "ожидающим награды". Когда я его слыхал в Думе, ложилось впечатление: "Это говорит свой среди своих, а не инородное Думе лицо". Такого впечатления не было от речи Горемыкина, ни других представителей власти. Это очень надо оттенить. Он весь был монолитный, громоздкий; русские черноземы надышали в него много своего воздуха. Он выступил в высшей степени в свое время и в высшей степени соответственно своей натуре: искусственность парламентаризма в применении к русскому быту и характеру русских как-то стушевалась при личных чертах его ума, души и самого образа. В высшей степени многозначительно, что первым настоящим русским премьером был человек без способности к интриге и без интереса к эффекту, - эффектному слову или эффектному поступку. Это - "скользкий путь" парламентаризма. Значение Столыпина, как образца и примеpa, сохранится на многие десятилетия; именно как образца вот этой простоты, вот этой прямоты. Их можно считать "завещанием Столыпина" и завещание это надо помнить. Оно не блестит, но оно драгоценно. Конституционализму, довольно-таки вертлявому и иногда несимпатичному на Западе, он придал русскую бороду и дал русские рукавицы. И посадил его на крепкую русскую лавку, - вместо беганья по улицам, к чему он на первых шагах был склонен. Он незаметно самою натурою своею, чуть-чуть обывательскою, без резонерства и без теорий, "обрусил" парламентаризм: и вот это никогда не забудется. Особенно это вспомнится в критические эпохи, - когда вдруг окажется, что парламентаризм у нас гораздо национальнее и, следовательно, устойчивее, гораздо больше "прирос к мясу и костям", чем это можно вообще думать и чем это кажется, судя по его экстравагантному происхождению. Столыпин показал единственный возможный путь парламентаризма в России, которого ведь могло бы не быть очень долго, и может, даже никогда (теория славянофилов; взгляд Аксакова, Победоносцева, Достоевского, Толстого); он указал, что если парламентаризм будет у нас выражением народного духа и народного образа, то против него не найдется сильного протеста, и даже он станет многим и наконец всем дорог. Это - первое условие: народность его. Второе: парламентаризм должен вести постоянно вперед, он должен быть постоянным улучшением страны и всех дел в ней, мириад этих дел. Вот если он полетит на этих двух крыльях, он может лететь долго и далеко; но если изменить хотя одно крыло, он упадет. Россия решительно не вынесет парламентаризма ни как главы из "истории подражательности своей Западу", ни как расширение студенческой "Дубинушки" и "Гайда, братцы, вперед"... В двух последних случаях пошел бы вопрос о разгроме парламентаризма: и этого вулкана, который еще горяч под ногами, не нужно будить.

Новое время, 8 октября 1911 г.

 

 


В избранное