рассылка Программы "Российские династии"
"ГЕНЕАЛОГИЯ ДЛЯ ВСЕХ"

Хранительница старины

В семейном архиве ставропольцев Волошенко хранятся уникальные документы ушедших эпох

Домашний архив ставропольских старожилов Волошенко зародился в позапрошлом веке в скромном флигеле, выходившем низкими окнами на двор купеческого пивоваренного завода. В крепком дубовом сундуке, на котором жена конного кучера Авксентия Ефимовича укачивала раскричавшихся детей, покоились завернутые в тряпицу свидетельства о рождении и браке.

С годами документальная «кладь» семьи обрастала художественными фотокарточками, нежными письмами и хрупкими бумагами с бесстрастными начальственными подписями. Архив кочевал из сундука в холщовые пакеты, выдвижные ящики и антресоли. Сегодня, когда род ставропольцев Волошенко продолжает уже восьмое поколение, историю семьи бережет внучка степенного Авксентия Ефимовича, Светлана Михайлусь (на фото).

В синем пластмассовом портфеле в «трешке» на пятом этаже многоквартирного дома хранит она запахи и шум купеческого города, революционные всполохи, победы и трагедии XX столетия, запечатленные в семейных свидетельствах «прошлой жизни».

Пара гнедых для служивого

Первое известное лицо этой истории, Василий Лысенко, прибыл в Ставрополь по рекрутской повинности в год, когда отставной майор Мартынов на дуэли в Пятигорске застрелил офицера Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова.

Смерть опального поэта вряд ли взволновала молодого рекрута, переживавшего крутые перемены в жизни: его только что – почитай, навсегда – оторвали от земли и родных корней, отправив на военную службу, которую тогда разумели едва ли не за каторгу.

В 1866-м, после 25 лет гарнизонных будней, строевой муштры и скудных солдатских щей, служивый вышел из казарм «на волю». Ставрополь к тому времени так разросся и похорошел, обзавелся гостиницами, мостовыми, церквями и каменными домами, что, по удивленному замечанию краеведа Иосифа Бентковского, «успел перещеголять своей наружностью многие из наших губернских городов».

Здесь и остался коротать век отставной солдат Лысенко. Завел пару лошадей, женился, занялся извозом. По утрам, затемно, уже стоял у Триумфальной арки, от которой начинался тракт на Георгиевск и дальше в Закавказье. Курил махорку и кашлял в окладистую бороду, обсуждая с возницами городские новости.

Отсюда, с Тифлисской заставы, Василий возил господ на Воды, которые в то время считались самым модным курортом страны.

Шло время, солдат старел и, не справляясь уже с работой, взял себе помощника, будущего зятя, Авксентия Волошенко. О нем потомкам известно много – из пухлого «Дела о назначении пенсии».

На Кавказ приехал с четырьмя братьями из Верхнелубинской волости Воронежской губернии. Осел в Большой Джалге, обзавелся семьей. Но то ли хворь какая приключилась, то ли беда, только вскоре «жена его Елена волею Божею умерла».

Похоронив супругу и детей, Авксентий перебрался в губернский центр и устроился подручником к опытному вознице. Парень он был старательный, работящий, а у старого солдата подрастала дочь. Так что через пару лет, когда девушке минуло семнадцать, священник Николай Батищев и псаломщик Василий Троянский удостоверили своими подписями: «Авксентий Ефимов Волошенко повенчан браком с дочерью отставного рядового Василия Лысенко девицею Татьяною 18 октября 1884 года в Ставропольской Георгиевской церкви, что на Мамайке».

Рукодельницы у окошка

В годы, когда молодые начинали совместную жизнь, в Ставрополь из австрийского города Елемница прибыл 25-летний пивовар Антон Груби. Молодой коммерсант приступил к постройке пивоваренного завода «на собственном при усадьбе месте на Варваринской улице» (ныне Розы Люксембург) и накануне наступающего XX века начал выпускать в Ставрополе пиво пель-эль, чешское, мюнхенское и кулембахское в фирменных бутылках из черного стекла, медовый напиток и сельтерскую воду.

В 1904 году Антон Осипович принял на службу конного кучера Авксентия Волошенко, отца двух девчушек – Шуры и Маруси, и отвел молодой семье флигель напротив хозяйского дома.

Здесь появились на свет Михаил, Сергей, Константин и Тамара Волошенко, в дубовый сундук легли первые листки будущего архива, а старшие дочери, приладившись у окна, скроили и пошили на заказ горы модной одежды и белья.

Сохранился столетний снимок: обрамленные фигурной рамкой Шура и Маруся замерли перед фотокамерой в «музыкально-художественном, фотографическом, багетном магазине» С.М. Тосунова, взявшего, как указано на карточке, высшее Гран-при на Римской выставке 1910 года. Сестры юны (одной 19, другой 21) и вхожи в дома уважаемых в городе купцов, инженеров, докторов.

Они обшивают семьи разъездного врача для бедных Тиграна Богданова, специалиста по женским болезням Н. Савичева, коммерсантов Алафузовых (чей родоначальник, уроженец греческого острова Сантарино Иван Антонович, стал одним из первых Почетных граждан Ставрополя) и, конечно, Антона Груби, который был так расположен к семье Волошенко, что на Марусино венчание выдал собственную коляску, с шиком доставившую невесту к Софиевскому собору.

После революции советская власть переселила мещан Волошенко из флигеля в хозяйский деревянный дом на каменном фундаменте, но отец семейства решил заселить только столовую, посчитав нечестным отнимать чужую собственность.

Сталин не услышал

Когда грянула Гражданская война, младшей дочери Авксентия Тамаре исполнилось семь лет, и судьба уже сплетала для нее сложные жизненные узоры. В эти месяцы где-то на Дону белые зарубили красного партизана Александра Приходько, оставив сиротой его сына, 10-летнего Семена, будущего волошенковского зятя. Пройдут годы, двое встретятся и поймут, что в светлое социалистическое будущее шагать им теперь вместе.

Семен и Тамара – люди новой эпохи, рожденные в царской России, захваченные большевистской правдой, перемолотые сталинским режимом. Накануне страшного 1937 года 27-летнего коммуниста Приходько назначают директором Петровского укрупненного пункта «Заготзерно». Следующим летом колхозники собирают здесь небывалый урожай. «Заготзерно» молнирует в центр: нужно 40-60 вагонов в день. Но приходит сорок – за весь сезон.

В сентябре Петровское сотрясает громкий процесс. Судят «разоблаченных врагов народа» во главе с партизанским сыном Приходько. Его послед-нее слово в суде: «Товарищ Сталин! Слышишь ли ты нас? Я верю: насколько наш советский суд суров, настолько он справедлив. Мы надеемся на справедливость».

Тамара тоже надеялась и боролась за мужа, и даже пробилась на личный прием к члену Политбюро ВКП(б) Михаилу Калинину. «Всесоюзный староста» успокоил ее, пообещал разобраться. Тамара вернулась домой окрыленная, взяла в руки свежий номер «районки» и похолодела: раздел «Хроника» сообщал, что приговор в отношении врагов народа с петровского «Заготзерна» приведен в исполнение.

«Моя кулачка»

Тамара стала женой врага народа. Только ее брат Сергей рискнет сказать дома, что Приходько останется для него «самым наичестнейшим коммунистом». У Сергея самого жена была дочерью раскулаченного крестьянина, сгинувшего неведомо где после ареста, и он втихаря называл свою Сашу опасным и ласковым прозвищем «моя кулачка».

Отец Александры, как и свекор ее Авксентий, приехал на Ставрополье из Центральной России («У нея родители: Рязанской губернии, Спасского уезда, села Выжлеса крестьянин Михаил Павлов Корешков и законная жена его Татьяна», – сообщает «Свидетельство Ставропольской Духовной консистории», выданное в 1900-м и пополнившее волошенковский архив 25 лет спустя).

Глава большого семейства бондарь Корешков создал артель, за что в эпоху коллективизации был репрессирован как «мироед и эксплуататор». Законная жена его Татьяна выдержала удар, выходила детей, мало того – дала высшее образование.

Всем, кроме Александры. Та окончила владикавказский «сельхоз», сдала госэкзамен, а за дипломом... не приехала! Влюбилась по уши и вышла замуж, махнув рукой на институт и навсегда рассорившись с семьей, которая так и не простила ей «ставропольского голодранца».

Через много лет, в 60-х, их уже взрослые дети нашли на чердаке старый сундук, а в нем кучу истрепанных листков, желтых фотографий и стопку писем, перевязанных красной ленточкой. Покрутили в руках бумаги с забавными «ятями», поглядели на снимки, с которых смотрел на них дед, мещанин Авксентий Ефимович, да положили на место. А письма, что писал их маме влюбленный папа, понесли родителям. Раскрыли одно, с удивлением вчитываясь в выцветшие строчки: «Ты – моя ладья...»

Сергей опешил: «Ты зачем их держишь?» Жена потянулась к исписанному листку: «Они мне жизнь продолжают». Но письма уже полетели в печку. Сергей бросил их в огонь, стыдясь юношеской горячности. А сам до последних дней носил «свою ладью» на руках. Сама она уже давно не ходила: в 43-м, когда ее Сережу арестовали по «изменнической» 58-й статье, Александру парализовало.

Изболевшие души

Перед войной их жизнь только начала налаживаться. Дочка Светлана, которой перешел по наследству семейный архив, вспоминает подаренный родителями кукольный сервиз, плетеное кресло, «как на фотографии Сталина», и праздничную елку с самодельными игрушками, которую папа впервые принес накануне нового, сорок первого года.

Потом случилась война, и папа попал в плен и встал перед выбором, поставленным немецким офицером: «Или идешь писарем в контору, или всю семью расстреливаем на твоих глазах». Сергей выбрал контору. Сумел помочь нескольким евреям: подделывал документы, оформлял фиктивные браки. Когда оккупантов выдавили с Кавказа, сам явился в органы: работал-де у немцев «писарчуком».

Мама, соседи несколько лет писали «наверх» письма, рассказывая, что «изменник», как мог, спасал обреченных. Не помогло. Сергею Волошенко дали 10 лет и отправили на Север на лесозаготовки. А Александру разбил инсульт.

Так в старый дедовский сундук легла еще одна человеческая трагедия. Но готово в нем было место и для светлых страниц, пока что бережно хранимых в одной девичьей шкатулке.

С самого фронта, с огневой передовой, получала весточки Любочка Собчак – дочь швеи Маруси, которую когда-то доставила на венчание в собор богатая купеческая коляска.

Тоненькая, черноглазая комсомолка, лучше всех танцевавшая вальс в клубе Гафицкого (ныне Музей изобразительных искусств), трепетно хранила фронтовые треугольники одного адресанта – военного художника Григория Гордиенко. Они не связали друг с другом судьбу, может, потому и сохранились эти письма, а в них – светлое, робкое чувство, зарождавшееся вопреки войне, смерти и горю.

«С приветом и наилучшими пожеланиями шлю вам свое фронтовое письмо. Может, оно найдет чувство и внимание в Вашем девичьем сердце. Письмо Ваше с новогодними пожеланиями получил, за что очень благодарен, ибо на фронте каждая строчка имеет свой интерес и уважение в изболевшей душе солдата….»

Звезда на мундире

Любочкиной кузине, Нине Тутовой, фронтовая почта принесла страшное известие: ее муж, Николай Сипягин, пал смертью храбрых в боях на Черноморье.

Он был похоронен с воинскими почестями осенним штормовым вечером в Новороссийске. Вдове предложили квартиру в единственном уцелевшем в городе доме. Там она и осталась – рядом с могилой своего капитана.

Это была любовь со школьной скамьи. Николай, сын офицера царской армии, погибшего в Гражданскую, с детства бредил морем. После семилетки и педтехникума в Ставрополе поступил в морской техникум Владивостока. Избороздил моря и океаны, тропики и Заполярье, в самых дальних походах не забывая детскую любовь.

Их брак был счастливым и недолгим: Сипягиных, как и миллионы любящих пар в СССР, разлучили германские войска, которые ранним утром 22 июня «без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны напали на нашу страну».

Николай Иванович командовал 4-м дивизионом сторожевых катеров на Черном море. Участвовал в обороне Одессы и Севастополя, освобождал Новороссийск. Осенью 43-го 32-летний капитан получил звание Героя Советского Союза. А через два месяца погиб при взятии Керчи от осколка разорвавшегося снаряда.

Аристократ с телескопом

Словно перемешанные пазлы, хранятся в синем портфеле имена, лица, судьбы. Вроде, история одного рода, а сложишь мозаику – вырастает история целой страны.

Хранительница семейной памяти Светлана Михайлусь добавила в архив частицу своей жизни. За ней – воспоминания о послевоенном детстве. Полуразрушенное здание первой женской школы (ныне школа-интернат для слабослышащих детей), карточки на хлеб, учебники – по одному на пятерых, школьные вечера, на которые в виде исключения пускали мальчиков-суворовцев, и, конечно, учителя – дорогие и любимые.

С выпускной фотографии долго будут улыбаться они потомкам отставного солдата Лысенко. Молодые девушки с ямочками на щеках («вчерашние выпускницы пединститута»), седовласый мужчина с подкрученными усами («астроном Евгений Евгеньевич Родионов, выпускник Смольного, у него даже поступь была другая, чем у «советских» учителей»), красавица с темными локонами («Вера Ивановна Дорохова – математик, жена второго секретаря горкома. Она часто болела, и мы ходили проведать ее. И ни разу она не отпустила нас, не напоив чаем со сдобой»).

Семье Волошенко после войны приходилось нелегко: папа в лагере, мама прикована к креслу. Может, потому вкус тех булочек Светлана давно забыла, а доброту учительницы – нет.

В 50-х стало легче. Вернулся домой отец. В родном городе он мостил булыжником дороги. Например, к дому «сосланного» в Ставрополь члена Политбюро ЦК КПСС Николая Булганина. В 1957-м тот выступил за снятие Хрущева с поста первого секретаря, за что был причислен к «антипартийной группе», лишен звания маршала и отправлен руководить ставропольским Совнархозом.

Светлане приезд попавшего в опалу партийца запомнился несбывшимися юношескими надеждами. В строительном техникуме они всем курсом мечтали о великих стройках, а Совнархоз поставил на мечтах крест – вся молодежь осталась в Ставрополе.

Ожившая история

Светлана устроилась в проектную контору чертежником, дослужилась до старшего инженера-сметчика. Сейчас на пенсии, ухаживает за старенькой кузиной Любочкой, когда-то томившей изболевшее солдатское сердце, бережет старые и собирает новые страницы для семейного архива.

Есть среди них бесценные документы, на которых оставили подписи начальники канувших в Лету эпох – члены духовной консистории и столоначальники, председатели присутствия, комсомольских ячеек и окружной швейной фабрики союза текстильщиков. Есть фотографии – от снимков молоденьких швей Шуры и Маруси, изготовленных в мастерской «Поставщика Наместника Его Императорского Величества на Кавказе», до цветных фотокарточек солдата Кремлев-ского президентского полка Вячеслава Волошенко, снятых на цифровую камеру в начале двухтысячных.

В пластмассовом портфеле хранится живая история рода. Немного воображения и, кажется, можно услышать цокот копыт по городской мостовой, стук швейной машинки в светлом купеческом доме, гул комбайнов на полях, мелодию вальса на хриплом патефоне...

Источник: http://www.opengaz.ru/issues/51-543/khranitelnitsa-stariny.html

Ягайло: чужой среди своих

«Трудно назвать другого человека со множеством выдающихся качеств, которые были бы направлены исключительно на исправление своих собственных промашек, пороков, преступлений и предательств. Любой его положительный поступок тут же сводился на нет отрицательным, а отрицательный завершался положительным. Столько бедствий, сколько он причинил русским литвинам (белорусам) и балтским литвинам (литовцам), полякам, малороссам, пруссам, жмудинам и немцам, вряд ли причинил самый непримиримый из врагов. Все они в тот или иной период считали его «своим», но для таких, как Ягайло, нет «своих», и даже близких родственников он не считал вполне «своими»…»

Так охарактеризовал великого литовского князя и короля польского историк Лев Гунин. С ним можно согласиться или же оспаривать подобную трактовку как чересчур одностороннюю. Но и те немногочисленные факты биографии самого Ягайло, которые удалось выудить из топкого исторического болота Средневековья, свидетельствуют: многие его поступки и решения оставались за гранью понимания даже его современников. Что уж говорить о нашем поколении, чья жизнь приходится на совсем другую эпоху, с иными ценностями и представлениями о морали? Впрочем, если взглянуть на философию нынешних политиков сквозь призму поведенческого кода, то, поверьте, отличий между ними и их «коллегами», стоявшими у власти 600 лет назад, найдется не так уж много.Еще в этом разделе

Справка «Вечерки»:

Ягайло (Яков), или Владислав II – кревский и витебский князь, великий князь литовский (с 1377 по 1392 гг.), с 1386 года – король польский Владислав II, основатель династии Ягеллонов. Родился примерно в 1360 году. Сын великого князя литовского Ольгерда и православной княгини Ульяны Тверской. Умер в 1434 году.

Битва кузенов

Эпопея взаимоотношений между Ягайло и Витовтом – целая эпоха Великого княжества Литовского. Эти двое, по сути, развязали гражданскую войну, призвали в свою державу тевтонов, убивших более ста тысяч человек. И даже апогей их славы и величия, их героический оттиск в истории – победа в Грюнвальдской битве – не что иное, как кровавая бойня, которой удалось бы избежать, если бы в свое время король и князь не продались тем же тевтонам ради борьбы друг с другом. Причем первым на сговор с тевтонами пошел именно Ягайло (еще во время противостояния Кейстуту), тем самым предопределив предательское обращение к ним и своего кузена.

А предыстория этой «братской» вражды, вызванной борьбой за власть и влияние, такова. Согласно законам ВКЛ, великокняжеский престол после смерти государя получал его брат, следующий по старшинству. Однако Ольгерд, старший сын Гедимина и отец Ягайло, нарушил этот древний закон, передав власть не брату Кейстуту, а старшему сыну от второй жены Ульяны Тверской, т. е. Ягайло (от первой жены Марии Ярославовны Ольгерд имел еще пять сыновей, и все, естественно, были старше нашего героя). Таким образом, будь все сделано по закону, а не по воле умершего князя, Ягайло никогда бы не смог претендовать на великокняжеский престол. Но он решил ликвидировать эту закавыку хорошо нам знакомым и не раз проверенным в политическом противостоянии способом, который большевики лишь через полтысячи лет озвучат: «Нет человека – нет проблемы». То бишь, физически уничтожить всех, кто мог бы оспаривать законность его нахождения у власти.

Напомним краткую хронологию основных событий. В 1377 году умирает великий князь литовский Ольгерд. Смерть Ольгерда обрекла честного (до определенной степени, конечно) и благородного Кейстута на скорую гибель. Ягайло завидует неподдельной народной любви, которой пользуется Кейстут, и заключает тайное соглашение с Тевтонским орденом против него. Узнав о предательстве племянника, в 1380 году Кейстут неожиданно нападает на Вильно, овладевает столицей, потом захватывает Ягайло вместе с подлинными документами – договором с Орденом и планами убить дядю. Отстранив Ягайло от великокняжеского правления, Кейстут занимает виленский престол, который по праву и должен был принадлежать ему.

Несмотря на предательство и бесчестие племянника, его готовность платить злом за добро, Кейстут проявил исключительное (особенно для того времени) великодушие. Он освободил Ягайло и членов его семьи безо всяких условий, возможно, по просьбе сына Витовта, который с детства был дружен со своим кузеном. Более того, Кейстут передал во княжение Ягайло земли его отца – Крево и Витебск, фактически восстановив закон и справедливость в государстве. Благородство дядюшки, однако, не смягчило сердце племянника. Как только представилась такая возможность, он захватил великого князя вместе с женой и сыном, доставил их в Кревский замок и посадил в темницу. Поменявшись ролями с Кейстутом, Ягайло не стал упражняться в благородстве. Спустя несколько месяцев старого князя задушили в тюрьме. Убита была и его жена, мать Витовта Бирута. Самому же Витовту, как мы знаем, удалось бежать, переодевшись в платье служанки. Было ли это чудесное освобождение результатом, как говорят в таких случаях, божественного промысла, или у Ягайло проснулась хоть небольшая капля милости, не давшая ему расправиться с другом детства, мы уже вряд ли узнаем. Но, позволив кузену остаться в живых, Ягайло тем самым оставил на политической сцене ВКЛ яркую фигуру, которой суждено было стать героем эпосов и одним из символов древней белорусской истории.

1385 год: Ягайло неожиданно отказывается от династического брака с московской княжной и отправляет посольство в Краков, предлагая руку и сердце 14-летней королеве Ядвиге. В ответ он обещает отказаться от язычества, принять христианство по римскому обряду и обратить в католическую веру весь народ литовский. Интересно, что Ядвига уже была помолвлена с другим человеком, которого любила и поначалу не хотела отказываться от своего суженого ради династического союза с Ягайло. Однако польские магнаты и высшее духовенство убедили королеву в том, что, вступив в этот брак, она обратит в христианство целый народ. Очень набожная Ядвига после долгих раздумий ответила согласием. Договоренности между Польшей и ВКЛ были скреплены Кревской унией. 15 февраля 1386 года бракосочетание состоялось, и Ягайло вступил на польский престол. После этого положение Литвы изменилось. Теперь Ягайло управлял обоими государствами из Кракова, титуловался королем польским и великим князем литовским. Своим наместником в Вильно он оставил брата Скиргайло. Многие были этим недовольны. В Литве сформировалась оппозиция краковскому правлению, выступавшая против Кревской унии и насильственного окатоличивания. Во главе этой оппозиции снова встал Витовт.

Справка «Вечерки»:

Не только язычество и христианство (в основном православие) бытовали в Великом княжестве Литовском в XIII - XIV веках. Немало было поборников мусульманской и иудейской веры. Из еврейских источников известно, что Ягайло прошел обряд обрезания и тайно принял иудаизм, получив имя Яков (Иаков). По другой версии, обрезания он не делал, но находился под влиянием еврейских миссионеров и проповедников.

Боевое крещение

Довольно неожиданно Ягайло столкнулся с сильным сопротивлением католического клира и монашеских орденов. Магистр Тевтонского ордена Конрад Цёльнер возбудил оппозицию в Европе против восшествия Ягайло на польский престол, утверждая, что язычник навсегда останется язычником, предрекая гибель Польше и Католической церкви. И действительно, князь, принявший польскую корону, так и не стал христианином. Нередко приближенные видели, как он рвет и поджигает конский волос, бормоча что-то себе под нос, молится в костеле не только Богу, но и черту. Стараясь, однако, укрепить свою поддержку в Польше и в Ватикане, Ягайло пытается насильственно насаждать католицизм в литовско-белорусских землях. Каждому, кто крестился, он приказал выдать белый суконный кафтан и пару красной обуви. Иные крестились дважды, а то и трижды, чтобы получить этот подарок. За короткое время около 30 тыс. человек были таким образом обращены в христианскую веру.

Итак, поводом для очередного конфликта между заклятыми братьями послужило недовольство православных, которых формально поддерживал Витовт, попытками насильственного окатоличивания со стороны Ягайло. 3 мая 1388 года Витовт во всеуслышанье объявляет о своем отказе от присяги на верность королю и польской короне, слагает с себя все обязательства перед ними. Ягайло же, пытаясь усыпить бдительность Витовта, расширяет его вотчину землями на Волыни, прибавив к ним Луцк и Владимир. Но продолжает при этом плести коварные интриги, цель которых - полное политическое или даже физическое устранение кузена. В 1389 году Витовт, поддержанный большей частью литовского боярства, попытался овладеть Вильно. После того как эта попытка окончилась неудачей, он снова обращается за помощью к Ордену. В начале 1390 года Витовту при помощи 14 тысяч тевтонских рыцарей удалось захватить столицу княжества. Когда же стало известно, что к Вильно приближается Ягайло с огромным польским войском, захватчики вынуждены были покинуть город.

Продолжение этой бессмысленной войны окончательно разорило и опустошило бы страну. С другой стороны, разрыв унии и потеря Литвы для Польши грозила самому Ягайло потерей короны. Для ВКЛ уния с Польшей и неизбежный переход православной шляхты в католичество подорвали религиозно-идеологическую основу государства – способствовать объединению бывших осколков Киевской Руси. Однако уния так и не смогла мобилизовать ВКЛ на защиту от нападений Московии, которая быстро оседлала идею защиты православия. 4 июля 1392 года братья встретились в имении Остров около Лиды. Там и начались официальные переговоры, итогом которых стало соглашение, формально завершившее войну. Согласно Островскому соглашению, Витовт получил, наконец, вожделенный престол Великого княжества Литовского, а Ягайло провозгласил себя «верховным князем Литвы», сохранив за собой польскую корону.

Справка «Вечерки»:

Интересно, что многие польские шляхтичи его не любили, называли клятвоотступником, относились с недоверием и с некоторым подозрением. «Одевался он просто, носил одежду из серого сукна, зимой кожух. Золото не надевал. Ни вина, ни пива не пил, в шумных застольях не участвовал. Главным его увлечением была охота, в результате чего он мог неделями пропадать в пуще» - писали современники о Ягайло.

«Джентльменское» соглашение

У короля польского и верховного князя литовского Владислава II Ягайло было четыре жены. Первые две, Ядвига и Анна, рано умерли, оставив ему по дочери, третья, Эльжбета, скончалась бездетной 12 мая 1420 года (когда самому Ягайло было уже за 60). Зимой 1421 года Ягайло и Витовт, возвращаясь в Литву после успешного покорения Смоленска, остановились у князя Семена Друцкого. Вот что говорится об этом в «Хронике Быховца»: «И, возвращаясь обратно, приехали в Друцк и были там на обеде у князя Семена Дмитриевича Друцкого. И король увидел у князя Семена двух его красивых племянниц, старшую из них звали Василиса по прозванию Белуха, а другую – София. И просил Ягайло Витовта, говоря ему так: «Было у меня уже три жены, две польки, а третья немка, но потомства мужского они не оставили. А теперь прошу тебя, сосватай мне в жены у князя Семена младшую племянницу Софию, она из рода русского и, может быть, Бог даст мне потомство».

Польский источник тех лет, известный как «Шамотульское дополнение», сообщает: во времена Ягайло бытовало поверье, согласно которому брак пожилого мужчины с молодой девушкой сулил многочисленное потомство. Дискуссионным остается вопрос о том, сам ли Ягайло попросил Витовта устроить ему брак с Софией, как это описывает «Хроника Быховца», или же Витовт рекомендовал ему в жены племянницу своей жены Ульяны, как это было сделано согласно Яну Длугошу. Поскольку София была православной и, соответственно, не могла стать королевой польской, в Новогрудке она была крещена по католическому обряду. Свадьба состоялась в феврале 1422 года там же, в Новогрудском костеле. Существовала значительная разница в возрасте между молодоженами. Традиционно считается, что во время свадьбы Ягайло было около 70 лет, однако современные исследователи склоняются к тому, что ему на тот момент исполнилось чуть более 60. Софье было всего 17 лет. Этот брак, действительно, оказался удачным. От него у Ягайло родились двое здоровых сыновей – Владислав и Казимир, – оба они будут править после его смерти. Таким образом, династия Ягеллонов имела стопроцентные литвинские корни. При этом польская шляхта все больше пыталась вмешиваться во внутренние дела ВКЛ, получала земли и привилегии от князя-короля.

Однако в своем стремлении подавить интересы удельных князей Ягайло опирался не только на шляхту. В 1388-1389 годах король и князь подписал так называемые «особые хартии», которые гарантировали евреям городов права, привилегии и свободы, в том числе свободу вероисповедания, защиту жизни и имущества, право занимать военные и другие посты, вести торговлю, заниматься ремеслами. Евреи выводились из-под юрисдикции низших судов: их имел право судить только великокняжеский суд. Некоторые еврейские общины получили статус автономии в правовой (юридической), налоговой и административной областях. Старейшины представляли членов общины в суде, перед властями и сами занимались сбором налогов в пользу государства. Некоторые исследователи считают, что «особые хартии» стали первым шагом к установлению Магдебургского права на территории ВКЛ. И действительно, Брест, получивший это право в числе первых (1390), сразу после Вильно, имел к тому времени значительную долю еврейского населения (по разным оценкам, от 20 до 35 процентов). Немало представителей этого древнего народа проживало в Мотоле – пожалуй, единственном местечке, которому было даровано Магдебургское право уже в XVI столетии. Но при Ягайло, стоит заметить, белорусские города (в том числе древнее Берестье) получали это право на самоуправление не за спасибо: все их мужское нееврейское население становилось военнообязанным. Таким образом, князь (король) перестал быть зависимым только от шляхетского рыцарского ополчения, поставив под ружье горожан.

Охота – пуще не доля

Известно, что в гербе национального парка «Беловежская пуща» присутствует княжеская корона темно-красного бархата с горностаевой опушкой, тремя видимыми дужками, украшенными жемчужинами, над которыми – держава с крестом. Короны такой конфигурации применялись в территориальной геральдике ВКЛ для городов, находившихся во владении великого князя. Одним из таких городов в начале XV века был Каменец, где в 1409 года король Ягайло проводил переговоры с великим князем Витовтом и принимал послов от Папы Римского Александра V. Осенью того же года, сопровождаемый многочисленной свитой, он охотился в пуще. Тогда же был издан указ, запрещающий там любую охоту всем, кроме высших руководителей государства. Официально это объяснялось необходимостью заготавливать провиант на нужды войска, готовящегося дать решительный бой крестоносцам под Грюнвальдом. Но, скорее всего, Ягайло и Витовт настолько полюбили этот лес, что не желали пускать сюда с ружьем и луком никого, кроме самих себя. С этого момента он получил статус заповедника и стал называться «Беловежская пуща».

Свое название пуща, возможно, получила от укрепленного поселения с 30-метровой сторожевой башней, возведенной в конце XIII века по приказу волынского князя Владимира Васильковича (ему мы вскоре посвятим отдельную главу). Но вот нестыковка: стены этой башни изначально были выложены из кирпича красного цвета. Изображение красной башни до сих пор можно видеть на гербе Каменца. Позднее, однако, башня получила название «белой» как символ форпоста свободных от вражеского засилья, в том числе от рыцарей Тевтонского ордена, белорусских земель. В народных преданиях можно встретить и гораздо более романтичную версию возникновения этого названия.

Истоки одного их преданий связаны с уже упомянутой историей многолетней борьбы Ягайло и Витовта. По нему, в заповедных местах пущи любили встречаться сын основателя ягеллонской династии и дочь литовского князя. Якобы молодая княжна часто осматривала лесные угодья с самого верха Каменецкой вежи. Она очень любила наряды белого цвета. Зимой носила белые меха, летом – белое платье и белый капюшон. Люди называли ее «белой княжной». Как повествует легенда, девушка была настолько привлекательной, что никто не мог пройти мимо, не полюбовавшись на нее. И полюбил эту красавицу сын польского короля Ягайло. Несмотря на то, что родители частенько воевали друг с другом, молодые люди решили пожениться. Княжна ждала своего суженого у стен Каменецкой вежи. Там они и дали друг другу клятву верности. Сам Каменец в ходе междоусобных войн поочередно отходил то к Польше, то к Литве. Но спустя какое-то время политическая ситуация изменилась: Ягайло с Витовтом помирились. Вот тогда и решили родители узаконить брак своих детей. Свадебную церемонию провели в Каменце. Отсюда на белых конях, в белой колеснице, в белых нарядах жених и невеста, объехав три раза Каменецкую вежу, направились в город, который сейчас называется Беловежа. Их дорога была выстлана белым полотном – его ткали изо льна, а потом отбеливали в речке женщины из пущанских деревень. В Беловеже молодые и поселились. Все, что было связано с «белой княжной», получило соответствующие названия. На польской стороне: города Бяла-Подляска, Белосток, Беловежа, а в Каменецком районе – Белая вежа, Беловежская пуща, деревня Подбела и река Белая... Увы, эта красивая легенда, очередной сюжет для повести о вечной любви, быстро разбивается о факты. Ведь мы-то точно знаем: не было у Ягайло никаких сыновей до глубокой старости. Когда же они подросли и вступили в юношеский возраст, все дочери Витовта давно вышли замуж, а их отцы уже не жили на этом свете. Впрочем, по традиции, если легенда хоть как-то перекликается с реальными историческими событиями, как правило, ей доверяют больше, чем фактам.

Интегратор средних веков

А долгожданный мир в Литве все же наступил – после знаменитой Грюнвальдской битвы, положившей конец набегам тевтонов на земли Польши и ВКЛ. В 1413 году в местечке Городло под Брестом (нынче территория Польши) было подписано очередное соглашение между Ягайло и Витовтом, известное как Городельская уния. Договор закреплял за польским королем верховенство над княжеством. Литовские феодалы после смерти Витовта обязались принять на великое княжение кандидатуру польской короны; поляки, в случае если после смерти Ягайло не останется наследника, должны были избрать короля с ведома и совета шляхты ВКЛ. В княжестве вводилось одинаковое с Польшей административное деление - поветы и воеводства. Уния впервые ограничивала права православной шляхты на участие в государственном управлении, отдавая приоритет католикам.

Но мир оказался недолгим. После смерти Витовта, в 1430 году, брат Ягайло Свидригайло (которого тот сделал правителем ВКЛ), оказавшись вовсе не марионеткой, выступил совместно с белорусскими и украинскими магнатами против короля. По иронии судьбы, все последние годы жизни (а умер Ягайло в первый день лета 1434 года) он вынужден был бороться за осуществление объединительной идеи фикс, которую сам же подчинил неизменным помыслам о верховной власти. Оставленные им два крупных европейских государства, одержимые общей мыслью бороться против усиливающейся Московии, будут и дальше сближаться под властью общего монарха, пока не придут к полному слиянию в результате Люблинской унии.

Кто-то из великих мира сего высказал замечательную мысль, актуальную во все времена: «Политики в своих действиях меньше всего руководствуются благими целями. Это миф, что они продумывают далеко идущие ходы, как в гроссмейстерской партии. Гораздо чаще ставят во главу угла сиюминутные соображения, связанные с реализацией собственных амбициозных планов. И движут ими вовсе не мысли о благе народном, а непреодолимое желание прославиться, получить власть над миллионами». Основатель династии Ягеллонов, несомненно, из той же когорты. В нашей истории он оставил свой заметный, не всегда кровавый след. Его фигура впервые в Беларуси могла быть увековечена в скульптурной композиции, посвященной 1000-летию Бреста. Но воспротивились этому представители православной церкви. Интересно, что против Ягайло они выступили не потому, что тот убивал христиан во имя борьбы за власть, а потому, что притеснял православных в угоду католикам. И здесь, как ни крути, на первый план выходит большая политика.

Источник: http://vb.by/article.php?topic=36&article=18281

В Исландии девушка по имени Блэр будет отстаивать право на свое имя в суде

Юная гражданка Исландии по имени Блэр (Blaer) намерена в суде добиться разрешения официально носить свое имя. Дело в том, что в Исландии можно вписать в документы только то имя, которое содержится в государственном реестре, там числится 1712 мужских и 1853 женских имени, но ее имени в нем нет.

Бьорк Эйдсдоттир, мать 15-летней девушки Блэр, узнала о том, что такого имени («ветерок», исл.) нет в реестре уже после крещения. Мать обратилась за разрешением к государственной комиссии, но там признать имя отказались, поскольку по правилам исландского языка к нему требуется артикль мужского рода. Теперь девушка решила подать иск в суд, дабы оспорить решение комиссии.

Мать девушки не знала о том, что имени Блэр нет в реестре, поскольку она лично была знакома с женщиной, которая носила такое имя в 1973 году. Не знал ничего об этом и священник, который крестил ребенка. В Исландии имя важнее, чем фамилия. К примеру, телефонный справочник составляют по имени, а не по фамилии.

Следует отметить, что имя Блэр, вообще-то, привычное для Исландии. Так назвал главную героиню своего романа писатель Халлдор Кильян Лакснесс, который получил за него Нобелевскую премию. А вот такие популярные в Европе имена, как Cara, Carolina, Cesil и Christa, в Исландии не приветствуются, поскольку в исландском алфавите нет буквы С. Подобные реестры имен имеются в Германии и Дании, они созданы для того, чтобы не допустить использование имен, которые нарушают грамматические и фонетические языковые нормы.

Источник: http://www.1rre.ru/news/doc/62643/

О чем бы Вы хотели прочитать в следующих номерах нашей рассылки?
Ведущий рассылки: Андрей Конопелько