Каждый год в России примерно 12–14 тысяч женщин гибнут от домашнего насилия — по одной в 40 минут. В той или иной форме рукоприкладство встречается в каждой четвертой семье. 36 тысяч россиянок признаются, что терпят побои дома каждый день. Но это только небольшая часть общей картины, 60–70% женщин, которых бьют мужья, никому об этом не рассказывают. Кому-то просто стыдно, а кто-то боится обращаться в полицию, потому что может стать еще хуже. Одни не хотят развода, потому что тогда останутся без квартиры и прописки, другие цепляются за статус замужней женщины и готовы рисковать ради него здоровьем.

Елену не беспокоили ни деньги, ни жилплощадь — все это, как она говорит, у нее есть. Она просто до последнего надеялась, что ситуация изменится к лучшему и у нее будет нормальная семья.

— Мы с Олегом познакомились в 2011 году на сайте знакомств, — рассказывает она. — Он хотел семью и детей, по крайней мере, говорил, что хочет. Мы встречались где-то полтора месяца, потом я переехала к нему. А еще через пару месяцев он впервые меня ударил. Но мне тогда казалось, что мы оба взрослые люди, можно все обсудить, договориться. Ни родным, ни близким я ничего не говорила: перед подругами было как-то стыдно, а тревожить маму не хотелось, у нее слабое сердце. Да и к тому же я ни разу в своей жизни ни с чем подобным не сталкивалась и не знала, как себя вести, куда звонить. Олег говорил, что я сама виновата, спровоцировала его, и я почти готова была в это верить.

Елена думала, что тот инцидент — что-то из ряда вон выходящее и такого не повторится, но постепенно стало ясно, что Олега очень легко вывести из себя: неправильная интонация, плохое настроение — поводом для рукоприкладства могло стать что угодно. С другой стороны, были и хорошие периоды, когда казалось, что все может наладиться. Елене на тот момент было 33 года, она считала, что в этом возрасте надо уже поскорее обзаводиться семьей. Тем более она надеялась, что, если у них с Олегом появится ребенок, это как-то смягчит его характер.

— Где-то через год я поняла, что жду ребенка, — рассказывает Елена. — Беременность была довольно тяжелой, а дочка после кесарева сечения сразу попала в реанимацию. Ева вообще родилась довольно слабой, с дисплазией тазобедренного сустава, так что ей нужен был постоянный уход и куча разных процедур. Пока я всем этим занималась, Олег вечно сидел в интернете и упрекал меня в том, что я не уделяю ему должного внимания. Иногда я просила его посидеть с дочкой, но он в ответ только закатывал скандалы, говорил, что я вешаю на него ребенка, так что я стала обращаться к нему за помощью очень редко. Еще он постоянно говорил мне, что я перестала следить за собой, плохо выгляжу. Даже переехал спать в другую комнату — ему, мол, мешало, что я встаю по ночам кормить Еву. Честно говоря, я даже не знаю толком, чем он занимался все это время: работы у него нет, а в семейной жизни он никак не участвовал.

Елена — химик-технолог по образованию, ее рабочий стаж — 20 лет, и 13 из них она провела на руководящих должностях. До декретного отпуска она работала в крупной промышленной компании и планировала вернуться туда, когда Ева подрастет и ее можно будет отдать в детский сад. Но, когда дочке было чуть больше года, Олег начал постоянно упрекать Елену в том, что она нигде не работает и в семье нет денег. Она попробовала вернуться на старую работу, но там ей объяснили, что из-за кризиса и массовых сокращений не смогут взять ее на старую должность и зарплату и предложили хорошую компенсацию, если она решит уволиться. Елена согласилась, нашла для Евы детский сад и стала искать новую работу. Тем временем ссоры и побои продолжались, и в ноябре 2015 года Елена впервые решилась вызвать полицию и зафиксировать повреждения. Как она объясняет, в тот раз муж начал бить ее прямо в тот момент, когда она держала дочь на руках, причем он задел и ребенка тоже. Тут ей стало понятно, что нужно предпринять какие-то меры.

За медицинской помощью Елена обратилась в больницу, и там ей поставили диагноз: ушиб локтевого сустава, ушиб груди слева. Информацию передали в отдел по делам несовершеннолетних, и его сотрудники вызвали Елену к себе и спросили, нужно ли заводить уголовное дело против мужа, ведь это могло грозить ему тюрьмой. «Я ответила: “Зачем дочке отец-уголовник? Давайте просто поговорим с ним, может, одумается”». И написала заявление, что все произошло «по неосторожности». После этого случая ни о какой нормальной семье речи быть не могло — Елена с Олегом вели себя как совершенно чужие люди, и каждый раз, когда ссоры доходили до рукоприкладства, она вызывала полицию и снимала побои. В итоге она подала иски, и против ее мужа завели три уголовных дела по девяти эпизодам.

В конце января Олег собрал свои вещи и ушел — сам он говорил, что переезжает к отцу, но, где он был на самом деле, Елена особо не интересовалась. Как раз тогда дочка сильно заболела, нужно было постоянно возить ее к врачу и делать процедуры.

— Я не справлялась одна и много раз просила его, чтобы он приехал мне помочь, но он не реагировал. Однажды все-таки откликнулся и поехал с нами в поликлинику. Там он устроил настоящий скандал, стал кричать, что врач неправильно готовит ребенка к процедуре, в итоге начал ругаться со мной и сильно дернул меня за палец — так, что я упала на колени прямо с ребенком на руках, — говорит Елена. — Его попросили покинуть помещение. В общем, я была одна с дочерью, хорошо, что мама смогла быстро приехать из Нижнего Новгорода, чтобы мне помочь.

Иногда Олег все-таки приезжал увидеться с дочкой, но каждый раз дело заканчивалось скандалами и драками. Однажды он забрал из дома детское автокресло — Елена тогда не поняла зачем, но выяснять не стала. Когда она наконец нашла новую работу, она решила больше не жить в доме мужа и переехать к сестре. 31 марта она позвонила Олегу, чтобы рассказать о своем решении. Он тут же приехал и устроил очередной скандал, а потом вдруг сорвался с места и куда-то умчался на машине. Вскоре после этого Елена поехала в детский сад забирать Еву и выяснила, что дочери там нет — ее забрал Олег.

— Он отвез дочь к своему отцу и не пускал меня туда, — вспоминает Елена. — Когда я приезжала с полицией, они заходили внутрь, видели, что Ева жива-здорова, и объясняли мне, что ничем не могут помочь, потому что закон на стороне собственника: если меня не хотят впускать в квартиру, где находится мой ребенок, я ничего не могу сделать.

8 апреля прошло первое заседание суда по делу о разводе — судья постановила, что на время бракоразводного процесса дочка остается с отцом, а Елене назначили график общения с Евой. Причем график этот оказался очень неудобным — каждый вторник и четверг с 18:00 до 20:00, в первую и третью субботы месяца и в третье и четвертое воскресенье с 10:00 до 18:00 и только в присутствии отца ребенка. Елена и Олег живут в разных концах города, и приехать к шести не всегда получается: даже если отпроситься с работы в три часа дня, можно встать в огромную пробку и не успеть. Каждый раз, когда Елена понимала, что она задерживается, она писала мужу сообщения с просьбой перенести время, но он ни разу не согласился.

— Я очень редко вижу дочку, — говорит Елена. — А когда мне все-таки удается попасть в дом, каждое собственное действие приходится снимать на видео или приводить с собой адвоката или родственников — каких-то свидетелей, чтобы избежать побоев. Один раз я меняла Еве подгузник и увидела сильное раздражение. Я намазала ей кожу детским кремом, который был у меня в сумке, а Олег на следующий день отвез ребенка к доктору и заявил, что я специально что-то такое сделала, чтобы у нее появилась сыпь. А потом еще сообщение мне отправил какое-то дикое: «Не лезь ребенку в пах». Директор детского сада, куда ходит дочка, не пускает меня к ней, мне не рассказывают, как Ева себя чувствует, чем она занимается. Всю информацию я получаю от своих знакомых, которые живут в том же доме. Как я поняла, она целый день проводит в детском саду, а дома смотрит мультики — ей никто особо не занимается. Два раза, когда я приходила на встречу, у Евы была температура. На второй раз я позвонила в скорую. Так муж начал кричать в трубку: «Не приезжайте, она сумасшедшая!» Он не пускал в дом врачей, и пришлось вызвать еще и полицию. Он вообще постоянно — и на суде, и в разговорах с полицией — пытается всем доказать, что я невменяемая.

Зачем Олегу понадобилось забирать у нее ребенка, Елена толком не понимает: то ли из принципа, то ли он хочет, чтобы она платила алименты после развода, а не наоборот. Второе судебное заседание по бракоразводному процессу проходило в мае. Елена подавала ходатайство, чтобы ей разрешили забрать дочь себе, но его отклонили: мол, нет никаких причин увозить ребенка оттуда, где он находится сейчас. Елена также просила, чтобы ей разрешили забирать ребенка на выходные, но и это ходатайство тоже отклонили.

— Да, действительно, там у Евы есть все необходимое, она в более-менее нормальных условиях, — признает Елена. — Но ведь получается, что у нее нет матери. В апреле у Евы был день рождения, и меня к ней не пустили.

Елена говорит, что, если в итоге ей все-таки отдадут дочь, она не против, чтобы отец с ней виделся и забирал на выходные. Даже после всего случившегося она признает, что дочке нужен папа. Но мама нужна ей не меньше. Сейчас Елена надеется, что Олегу вынесут приговор за то, что он ее бил, и это поможет убедить судей, что Ева должна вернуться к матери: может быть, если бы Елена раньше сообщила в полицию, что муж ее бьет, и дело завели бы раньше, все могло бы сложиться совсем по-другому.

Впрочем, не исключено, что эта история и в самом деле была совершенно другой.

Когда я позвонила мужу Елены — Олегу, он первым делом сказал мне: «Знаете, как я предлагаю вам назвать ваш текст? “Как легко оболгать любящего отца и добропорядочного мужа”». Олег утверждает, что он никогда в жизни не бил Елену — наоборот, это она постоянно царапала его, да так, что до сих пор видны следы.

Есть старый советский мультфильм на стихи Генриха Сапгира, где рассказывается про принцессу и людоеда. В первой части говорится, что «погода была ужасная, принцесса была прекрасная», и вот, однажды, заблудившись в лесу, эта принцесса встретила людоеда, который ее чуть не съел. В середине повествования автор вдруг спрашивает: «А может, все было наоборот?» Дальше все начинается заново, только теперь уже со слов «Погода была прекрасная, принцесса была ужасная». И, разумеется, история переворачивается с ног на голову. Любой конфликт, если выслушать обоих его участников, становится похож на это стихотворение, и если сначала история Елены казалась мне вполне однозначной, то после разговора с Олегом все запуталось.

— До нашего знакомства Елена снимала крошечную квартирку в Московской области, — объясняет Олег. — И через месяц после начала отношений стала часто упоминать, что у нее заканчивается арендный договор и она не знает, продлевать ли его. И я предложил переехать ко мне. Вообще, она с самого начала играла роль этакой успешной бизнес-леди, а дома — заботливой жены и хозяйки, но хватило ее ненадолго. Потом выяснилось, что у нее огромная задолженность по кредиткам. Когда оказалось, что у нее нет даже обуви на осень и зиму, мы купили ей все необходимое и еще три пары сапог на выход. Вообще за первый год нашего брака она получила все то, о чем мечтает среднестатистическая русскоговорящая женщина: шуба, комфортабельный автомобиль, красивый дом, ребенок… А позже я узнал, что в 2012 году она вложила больше миллиона рублей в финансовую пирамиду и потеряла все эти деньги. Думаю, это очень подкосило ее психику — помню, во время свадебного путешествия она проиграла небольшую сумму в казино на морском лайнере, и у нее тогда случилась настоящая истерика прямо в игровом зале.

По словам Олега, Елена обманывает, когда говорит, что сама за все платила, а у него нет работы — он опытный маркетолог и получает хорошие деньги, кроме того, у него есть стабильный доход от инвестиций, а его жена большую часть брака провела в декрете, и ее денег еле-еле хватало, чтобы выплачивать кредит за машину.

— При этом характер у нее был кошмарный, нестабильный, так что мы еще до свадьбы ходили к трем семейным психологам, — жалуется Олег. — И все эти психологи мне посочувствовали. Два лидера плохо уживаются рядом, а жена то и дело пыталась командовать и устраивала истерики, причем на глазах у дочки. Да, в какой-то момент я действительно переехал в другую комнату — согласитесь, трудно спать в одной постели с человеком, который по сто раз на дню говорит: «Чтоб ты сдох».

Как рассказывает Олег, Елена всегда мечтала о сыне и, когда родилась дочь, была страшно разочарована. У нее никогда не хватало терпения подолгу возиться с Евой. Олег крепился и продолжать жить с женой, только чтобы не бросать ребенка, но в итоге не выдержал и засобирался к отцу.

— Она буквально выжила меня из дома, — говорит он. — А когда я заперся в комнате и стал собирать свои вещи, вылила воду на паркет под дверью, чтобы я, увидев лужу, открыл дверь и вышел. И после этого она говорит, что я ее бил. Разве битая жена не побоялась бы себя так вести? В общем, чтобы выехать из дома, мне пришлось вызвать полицейских.

Уехав из дома и подав на развод, Олег даже особо не надеялся, что суд пойдет ему навстречу и позволит забрать ребенка себе. При этом он знал, что жена ищет новую работу, и боялся, что, если она устроится куда-то в родном Нижнем Новгороде, заберет дочку туда. Он предлагал Елене снять для нее с дочерью квартиру и оплачивать все расходы на ребенка, но она сказала, что будет брать деньги только наличными и сама решит, как ими распоряжаться. Вот как, по его словам, выглядела история с «похищением»:

— Однажды я ездил навещать Еву в детском саду, а когда вышел, мне позвонил сосед и сказал, что около дома стоит грузовик и жена собралась куда-то съезжать. Я примчался туда, а жена и ее мать выносят вещи. Я спрашиваю: «Куда вы?» Жена ответила, что уезжает в Лобню к сестре, а мать одновременно с ней сказала, что они едут в Нижний Новгород. И тут жена бежит к водителю грузовика и просит не говорить, куда они едут. При этом Елена мне не раз угрожала, что если я подам на развод, то я больше никогда не увижу свою дочь. Так что я действительно поехал и забрал ребенка из детского сада. Позвонив своему адвокату, полиции и органам опеки, я связался с женой и сказал, что с Евой все в порядке, она у меня и они скоро смогут увидеться. Ну а та, конечно, впала в истерику и даже приставала к дэпээсникам, чтобы они устроили за мной погоню.

Через неделю суд, изучив доводы и показания сторон, постановил на время бракоразводного процесса оставить Еву жить у отца. С тех пор, как рассказывает Олег, Елена уже несколько раз пробовала похитить дочь, пыталась заказать себе пропуск в детский сад, куда теперь ходит Ева, чтобы забрать ее, и придумывала другие уловки. При этом дочке у него живется совсем не плохо — каждый раз, когда он приходит забирать ее из сада, она «бежит к нему с радостными криками».

— Когда супруга приезжает навещать Еву, она говорит ей: «Вот папа сгниет в тюрьме, и мы с тобой заживем счастливо», — объясняет Олег. — Елена всем рассказывает, что дочка все время проводила у нее на руках и была к ней очень привязана, буквально за юбку держалась и не давала никуда отойти. И ставит это себе в заслугу. Да, оно действительно так и было. Но это разве нормально? Сейчас, живя со мной, дочка научилась сама одеваться, вылезать из кроватки и ходить на горшок. Меня приятель спрашивает: «Да что ты не отдашь ей уже ребенка? Жил бы спокойно». Но как я могу предать собственную дочь?

Если выслушать истории Елены и Олега, кажется, что речь идет о двух разных конфликтах в двух разных семьях. Общий момент здесь только один: Олег забрал Еву без согласия матери. Но, как объясняет адвокат Елены Алексей Паршин, сотрудничающий с «Правовой инициативой», в нашей стране такие действия не считаются похищением: с точки зрения закона родители равноправны, и один из них может увезти ребенка к себе, не спрашивая другого (хотя во многих странах такое поведение уголовно наказуемо). Впрочем, с точки зрения адвоката история выглядит вполне однозначно:

— Речь тут идет о домашнем насилии, которое может быть не только физическим, но и психологическим, — объясняет он. — Например, сейчас ребенок стал для мужа инструментом воздействия на жену. Если один супруг шантажирует зависимого другого, угрожает оставить без денег или квартиры — все это тоже домашнее насилие, и в каждой из этих ситуаций есть насильник и есть жертва. При этом насильники очень не любят, когда их жертвы уходят, и сразу пытаются найти инструмент, чтобы их удержать или вернуть. К сожалению, в России такие ситуации встречаются сплошь и рядом — у нас пока нет законодательства, направленного на профилактику домашнего насилия, да и сам термин юридически до сих пор не закреплен. А ведь нужны воспитательные меры, просвещение, защитные предписания для домашних тиранов…

Сейчас Елена и Олег ждут, пока суд проведет психолого-психиатрическую экспертизу, чтобы решить, с кем должна остаться их дочь. До этого момента она будет жить у отца — по мнению судей, нет никакой причины возить двухлетнюю девочку туда-сюда, это ее только травмирует.

— У Елены есть доказательства того, что муж ее бил и продолжает бить сейчас во время свиданий с ребенком, — продолжает адвокат. — Но для суда, который занимается бракоразводным процессом, это не важно, пока нет обвинительного приговора. Судьи вообще стараются закрывать глаза на такие вещи, не рассматривать подобные ситуации в контексте домашнего насилия. Конечно, неправильно, что Елена долгое время не обращалась в полицию и не пыталась добиться для мужа наказания. Если бы сейчас он уже был признан виновным и осужден, это бы сильно упростило ситуацию. Так что в таких случаях вообще очень важно не молчать, фиксировать телесные повреждения, обращаться в полицию, органы опеки и попечительства и суды.

С другой стороны, как объяснил мне адвокат Олега Андрей Заикин, то, что против его подзащитного заведено несколько уголовных дел, а следы побоев задокументированы, еще ничего не доказывает.

— Это довольно частая практика, — говорит он. — Уголовные дела «по частному обвинению» заводятся очень просто: для этого тому, кто считает себя потерпевшим, достаточно подать заявление в суд, не имея ни свидетелей, ни особых доказательств. А следы побоев человек при большом желании может и сам себе организовать. При этом Елена не раз говорила, что готова забрать свое заявление, если ей отдадут ребенка, то есть для нее это просто способ надавить на Олега.

Как объяснил мне адвокат Олега, в этом деле есть деталь, о которой Елена упоминает очень редко: с самого начала, когда Олег подавал на развод, по его просьбе подготовили ходатайство об определении общения отдельно проживающего отца с ребенком.

То есть он не собирался забирать Еву себе и был не против, чтобы та жила с матерью, главное, чтобы ему позволили с ней общаться, поясняет адвокат. Но, когда это ходатайство должны были рассмотреть, Елена не явилась в суд, нормально общаться с дочкой Олегу не давали, а потом и вовсе возникла угроза, что Еву увезут в другой город. Тогда-то он и забрал ребенка у жены и изменил ходатайство.

Олег, чтобы доказать правдивость своей точки зрения, прислал мне и справку с работы, и договор о сдаче в аренду его квартиры в Израиле, и копию того, первого ходатайства, где просил установить для него порядок общения с дочерью — судя по всему, он действительно изначально не был против того, чтобы она жила с матерью. Еще он прислал мне много видеозаписей: вот его жена стоит за дверью дома и кричит, чтобы ей дали ребенка. Олег открывает дверь: «Успокойся, и я тебе ее дам». Но Елена как будто не слышит его и продолжает кричать. Вот другой ролик: Олег сидит за столом и смотрит телевизор. К нему подходит дочь, он сажает ее к себе на колени, вдруг появляется жена и буквально вырывает Еву у него из рук. Впрочем, как говорит сама Елена, муж во время ее посещений специально сначала доводил ее до истерики, а потом включал видеокамеру и начинал снимать, чтобы потом убедить всех, что его жена не в себе.

Кто в этой ситуации оказался преступником, а кто — жертвой, большой вопрос. Обе истории вполне типичны и правдоподобны. Каждый читатель может сам для себя решить, кому из них он больше верит и о чем эта история: то ли об обманутом отце, то ли о женщине, которая слишком долго терпела насилие.

Юлия Дудкина