В флэш-мобе, начатом украинской активисткой Анастасией Мельниченко под хэштегом ‪#‎янебоюсьсказати‬, больше всего, конечно, потрясает, это очевидная вездесущность сексуального насилия в СССР и в постсоветских странах — как, впрочем, и трусость или равнодушие свидетелей. Но удивлять это на самом деле не должно. Мельниченко и те, кто принял участие в этой акции выявили важную истину: сексуальное насилие было неотъемлемой частью советского социального эксперимента. То, что так раздражает многих комментаторов в социальных сетях, можно назвать, цитируя Оскара Уайльда, «яростью Калибана, увидевшего себя в зеркале».

Высоко развитые общества, как правило, отличаются крайней сложностью. В современных открытых обществах — таких, как Соединенные Штаты — существует огромное разнообразие социальных слоев, классов, подклассов, групп и подгрупп, которые очень трудно вписать в какую-либо четкую социальную или экономическую классификацию. Технологическая революция кардинально усложнила структуру мировой экономики, умножив и расколов социальные группы, сделав баланс между ними еще более деликатным. Эти группы различаются по их роли в экономической системе, способности производить ценности, организовывать производство и создавать и использовать интеллектуальную собственность, владением разного рода активов, отношением с другими социальными группами и с государством, и так далее.

Этой сложности, характеризующей развитую цивилизацию, как раз не ожидал в своем учении Карл Маркс. Его анализ, разделяющий капиталистическое общество на два класса в зависимости от их отношения со средствами производства, был разработан в середине 19-го века. Уже тогда он был грубым упрощением. Маркс это понимал и предполагал, что по мере своего развития современный капитализм будет двигаться в сторону упрощения, разделяясь все больше на кучку богатых собственников и массу обездоленных. Однако все произошло наоборот — цивилизация стремилась к все большей сложности — и к концу Первой мировой войны анализ Маркса стал и вовсе абстракцией.

Тем не менее, Ленин и его большевики решило все же создать упрощенное бесклассовое общество на основании марксистской догмы. Они национализировала средства производства, уничтожили классы и социальные разделения и превратили население в однородную массу не владеющую какого-либо имуществом.

Короче говоря, первое, что они сделали, они уничтожили буржуазную цивилизацию. Они это открыто признавали и обещали создать свою собственную, пролетарскую цивилизацию. Однако на тот момент буржуазная цивилизация была единственной существующей, и разрушив ее, они вернули бывшую Российскую империю в своего рода первобытное состояние.

Иными словами, они избавились от сложной системы сдержек и противовесов между различными группами, которые можно было бы назвать гражданским обществом и которая кроме всего прочего определяла взаимоотношения полов. Тем самым они превратили граждан в стадо — в общность, которая позволяет овцам производить шерсть, молоко и мясо и поддерживать поголовье скота наиболее удобным для фермера образом.

Любопытно, что слово «пролетарий» в Римской империи означало людей, не имевших собственности, не плативших налогов и не несших воинскую повинность. Их единственный вклад в общество были дети — что не сильно отличало их от овец.

Упрощение и нивелирование охватывало все аспекты советского общества. Искусство превратилось в наглядную агитацию, а писатели стали «инженерами человеческих душ». Культура и искусство использовались лишь для того, чтобы вдохновлять овец на трудовые подвиги во имя хозяев. Сталин даже язык объявлен средством производства, позволяющим пролетарским овцам быть немного более производительными, чем настоящие овцы.

Важно, также что большевики объявили конец многовековой эксплуатации женщин и дали им равные права — на бумаге. Но, конечно же, для того, чтобы эти права стали реальностью необходимы были институты цивилизации — то есть именно то, что большевики с таким усердием уничтожили.

Еще Руссо писал, что в цивилизованном обществе действует общественный договор. Там же, где отсутствуют институты цивилизации, человеческое стадо необходимо сдерживать страхом и подчинением. Насилие неплохо вызывает страх, но сексуальное насилие в этом отношении намного более эффективно, так как порождает еще и унижение. а

Сексуальное насилие лежит в основе советского общества. На вершине его был мужской гарем Сталина, известный как Политбюро ЦК ВКП(б), который был образом советского общества в миниатюре. Сталин заставлял его членов развлекать его по ночам, играл с ними в гомоэротические игры и, как только они переставали его удовлетворять, отправлял их на бойню. Хрущев, Молотов, Ворошилов и др. были великие советские вельможи, чьи имена носили бесчисленные города, пароходы, фабрики и колхозы, но на самом деле они были обычными овцами, которых Сталин держал в страхе и подчинении. При этом у многих его приближенных сидели жены — вполне себе форма изощренного сексуального насилия.

Другую форму извращенного сексуального насилия практиковал Лаврентий Берия. Он выбирал себе молодую замужнюю женщину — часто, случайно, увидев привлекательное лицо на улице, отправлял ее мужа к ГУЛАГ и помещал ее в квартире ранее арестованных «врагов народа». Так, одна из его любовниц жила в квартире Мейерхольда и Райх. Такого рода сексуальное насилие похоже на форму насилия, практикуемую в примитивных обществах, когда мужей заставляют присутствовать при изнасиловании их жен или дочерей.

Изнасилование — как и расстрел — было органичной частью всего советского общества, существовавшей под его ложной поверхностью. Об этом не знали — примерно так же, как немцы ничего не знали про газовые печи. Жен и дочерей «врагов народа» насиловали во время допросов, заталкивали в камеры с урками, использовали в качестве сексуальных рабынь в лагерях. Победа над Гитлером была отмечена массовыми групповухами гражданского населения везде, где побывала Красна Армия. Известно, что это делалось в Польше, в Венгрии и, конечно же, в самом Рейхе, но и женщины на освобожденных советских территориях подвергались этому. Причем большинство изнасилований, похоже, совершались боевыми соединениями, а теми, кто шел за ними. Это попахивает намеренной акцией, а не эксцессами военного времени.

Групповое изнасилование — один из ключевых моментов антиутопии Владимира Сорокина «День опричника». Когда официальное лицо теряет расположение государя, его опричники его казнят, уничтожают его собственность и ритуально насилуют его жену.

Как во многих своих работах, Сорокин демонстрирует тонкое понимание природы советского государства. Статистика изнасилований, как известно, крайне фрагментарна, но вот информация по СССР в 1980-х годах показывает, что более половины всех изнасилований были групповые изнасилования. В США эта цифра составляет примерно 20%. Причем почти 80% групповых изнасилований в Советском Союзе были совершены несовершеннолетними (менее 18 лет).

Когда я рос в Москве в 1960-е и 1970-е годы, мне иногда доводилось слышать рассказы шпаны постарше об участии в групповых изнасилованиях. Я лично знал три отдельные группы хулиганов в разных районе города — в том числе и несколько подростков из моего школьного двора, который находился в двух шагах от Лубянки — осужденных за групповое изнасилование.

Групповуха — самое типичное советское уголовное преступления. Тут есть все, что нужно обществу для контроля над гражданами — мужчинами и женщинами: насилие, насилие над женщиной, сексуальное насилие и подчинение индивидуума воле коллектива. Это звучит парадоксально, но женщины обычно оказывались более стойкими, чем мужчины в сопротивлении нечеловеческим, диким аспектам советской системы. Их нужно было ставить на место.

Групповое изнасилование является актом сексуального насилия и в отношении мужчин тоже. Для молодых людей это своего рода обряд взросления, понимания, что ты член коллектива и разделяешь с ним коллективную вину. Отказаться от участия значит поставить себя выше коллектива и пытаться утвердить свою индивидуальность. Это значит, что ты ставишь себя вне полуцивилизованного стада. В глазах советского общества это преступление во много раз более тяжкое, чем какая-то обычная групповуха.

Этот менталитет определяет многие черты постсоветских обществ — трусость, групповая порука, неприязнь к тем, кто осмеливается встать на защиту своих собственных моральных принципов. Урок подобного менталитета только что был преподан историей с Дарией Клишиной, единственной среди российских легкоатлетов не замешанной в скандале с допингом и, следовательно, допущенной к соревнованиям в Рио-де-Жанейро.

Следует обратить внимание, что в очередной раз этим «отщепенцем» стала женщина. Она нашла в себе мужество противостоять давлению коллектива, и поэтому для страны она стала предательницей, изменницей, на которую россияне льют помои в социальных сетях — что конечно является своего рода коллективным ритуальным групповым изнасилованием изгоя.

Алексей Байер