Почему «русские женщины» предпочитают огромные букеты?

Однажды колумнистка Молли Янг из New York Magazine написала статью, само название которой звучит как чудесный антропологический донос: «Новое помешательство в Instagram: русские женщины с огромными букетами цветов». Я наткнулась на статью случайно и тотчас полезла проверять, не преувеличила ли зоркая сестра масштаб явления. Не преувеличила. Почти каждая уважающая себя девушка со сколько-нибудь продвинутой инстаграм-страницей хотя бы раз сфотографировалась с букетом темно-красных роз неопределимого количества.

Букет устроен таким образом: розы прижаты друг к другу и образуют ровную клумбочку, похожую на посадочную площадку, на которую вполне могла бы приземлиться фея цветов размером с хорошую костромскую корову.

Что больше всего удивило Молли Янг? «Прежде всего, понимание того, что никогда в жизни мне не подарят столько цветов». Завидует, конечно, завидует. Потом, пишет она, возникают вопросы: «Зачем этим девушкам столько цветов? Есть ли у них необходимое количество ваз? И место, куда поставить все вазы? Не беспокоит ли их перспектива получить в квартире рассадник растительной тли? И что вообще значит такое количество цветов?»

Наблюдение: «У цветочных леди тоже есть пара общих черт — длинные волосы, притворно-целомудренное выражение лица, окружность талии равна обхвату бедра больного ребенка».

«На фотографиях почти не представлен процесс расстановки или хотя бы выбора цветов. Вместо этого они направляют завернутые в целлофан букеты к объективу камеры и дают себя сфотографировать»; «Большинство комментариев также похожи: «Ты это заслужила», или «Вау!!!», или «Дорогая, ты достойна самых красивых цветов».

Далее следуют размышления и выводы. Мисс Янг считает, что обилие цветов имеет безусловный эротический подтекст. Но есть и социальное: «Если вам дарят букет, значит, вас любят. Невидимая подпись под каждой flowergram гласит: «Сила, с которой меня любят, равняется Х, где Х — количество цветов, помноженное на стоимость одного цветка и разделенное на количество дней, прошедших с последнего подаренного букета».

Все она рассмотрела, да не все поняла. Ведь не качалась Молли Янг в колыбели под песню «Миллион алых роз».

Стало ясно, что тайну исполинского букета надо расследовать человеку местному. Итак, в чем две главные ошибки первооткрывателя феномена?

«Есть ли у них (у девушек — получательниц букетов. — Е.П.) необходимое количество ваз? И место, куда поставить все вазы?»; «У цветочных леди притворно-целомудренное выражение лица».

Эти букеты ставятся в ведро. Цветочные леди по большей части действительно пытаются на фотографиях сохранить самое обыкновенное и даже скромное выражение лица. Но губы их вне их воли морщит торжествующая улыбка победителя.

С таким лицом условные бочесу стояли над трупом своего врага, собираясь съесть вражий мозг. Девушки стоят над клумбой роз; мозг своему молодому человеку они выели заранее.

На лице у них написано, что они накрячили мужика, ясно дав ему понять, как за ними следует ухаживать и чего именно они достойны.

А как же любовь? Разве не может влюбленный юноша по собственному почину вбежать в цветочный магазин и… Может. Но тут и кроется главное, чего никак не складывалось у Молли в цельную картину.

Ее удивляет, что в этих букетах нет ничего любовного и личного, нет характера ни того, кто дарит, ни той, кому дарят. Они общие для всех, как базовый набор молодого бойца. Для Молли цветы — элегантная деталь интерьера, они должны быть разобраны на букеты, скомбинированы и расставлены как можно более удачно.

Не то наша жертвенная клумба, наши розы. Они не часть интерьера, а часть церемонии. Не важно, что с цветами будет потом — так и будут стоять в ведре в своих золотых целлофановых бантиках. Они выполняют свою роль только несколько мгновений (вспомните сиротские песни «Ласкового мая») — когда за них платят, когда их вручают и когда с ними фотографируются. Все. Зачет.

Цветы эти — совершенный символ современного брачного ритуала. Российского актуального полового вопроса.

Перед Восьмым марта в сети, как цветы и листья, начинают распускаться светские сплетни и появляются материалы «про любовь». Это обычная журналистская предпраздничная работа. В этот раз особенно прозвучали два антикризисных текста о изменившихся настроениях в светских гостиных — рваться замуж за олигарха больше не модно.

Сначала Божена Рынска, а потом Ксения Собчак написали о том, что девушки большого света теперь не считают необходимым рваться к суперденьгам: «…ощущение, что деньги — не главное, пришло в нашу страну раньше, чем, собственно, денег не стало». А что так?

Ну, олигарх — это всегда человек капризный и властный, культура отношений в паре «богач и девица» была невысока, барышне приходится прогибаться. Но времена изменились — и для того, чтобы оставаться в обойме, нынче не обязательно мыть золотые унитазы зубной щеткой от Reinast, теперь можно выбрать возлюбленного победнее, без джета. Зато «сохранить свою индивидуальность».

«И оказалось, что жизнь мегаолигархов и просто обеспеченных людей, которые зарабатывают на жизнь честным бизнесом, различается всего в четырех пунктах: яхты, частные самолеты, бриллианты в 10 карат и картины Пикассо в личной коллекции. Все остальное — одинаковое и вполне достижимое, и то же самое может позволить себе предприниматель, имеющий две митбольных…» — пишет Ксения Собчак.

Тотчас в «Яндексе» появился запрос: «Митбольная. Что это?» — видимо, читательницы колонки стали выяснять, на что ориентироваться.

Митболы — это тефтели, если что.

И, конечно, хорошо, что г-жа Собчак дала добро на опрощение.

Но все же лет пятнадцать подряд она работала символом девического жизненного успеха. И весь этот чумной девический успех с драками в сортире за богача и книжками «Как стать стервой» чрезвычайно испортил российские добрачные практики.

Как известно, унижать может лишь тот, кто сам готов унижаться. И надменность по отношению к ухажеру, который не понял, чего девушка достойна, вполне уживается в одном характере с сортирной дракой за того, кто знает, чего девушка достойна.

Этот тип поведения надолго стал массовым.

А это значит, что девушки большой страны из разных семей, с разным жизненным креном, и с митвольными, и с чебуречными, и без чебуречных, видят свой успех в замужестве и ищут не своего мужчину, а успешного мужчину; ждут не «своего» букета, а букета, который даст понять общине, что ее статус признан.

Нового в этом нет ни капли, успешное замужество — нормальный жизненный план барышни с мафусаиловых времен.

Все так, но мир изменился. Он изменился не с письмом Собчак и не в последний год. Он меняется уже семьдесят лет, а мы задержались (вернулись) к архаической модели успешного брака. Муж — добытчик, жена возлагает на мужа ответственность за свою жизнь и свой жизненный успех. И жестоко корит своего партнера, когда жизнь не подстраивается под ее архаический гендерный контракт.

Семейные отношения всегда копируют вид государственного устройства. Повседневные отношения мужчины и женщины в России — это борьба за власть.

За это время выросло поколение мужчин, которые вообще способны смотреть на женщин только как на противника. Я люблю читать беллетристику. В мужских массовых романах всегда есть любовная линия, но мужчина обыкновенно ведет себя в любви как орел молодой в темнице сырой: «Он не любил смотреть на замужних женщин. Вид кольца на женском пальце — это чей-то проигрыш, чья-то кабанья голова прибита над камином».

Мне иногда кажется, что преувеличенная гомофобия российских молодых мужчин объяснима не только страхом насилия, который у мужчин даже сильней, чем у женщин, но тем, что мужчины не могут представить себе, что можно спать с другом. Спать можно только с врагом.

И сколько сейчас в сети предпраздничных советов для мужчин — «как не попасть во френдзону»! Имеется в виду — как не стать для девицы другом. Речь, конечно, идет об ухаживании, но позволим себе перескочить через конфеты и букеты. Потому что попасть во френдзону и остаться в ней на всю жизнь — единственная для мужчины возможность счастливо выжить в браке.

Только дружба спасает семью.

Это не фантазии, я открою вам статистическую тайну. Государственная наша политика настроена на то, чтобы вернуть народу традиционный брак, где он — богатырь, а она — лебедушка, и чтобы деток побольше. Ну, положим, традиционный брак способен вернуться только вместе с хорошей зарплатой, которую неплохо бы платить богатырю. Но это не важно. Хорошая зарплата тоже не спасает.

В последние двадцать лет, пока мы болтались между мужскими страхами и женскими ожиданиями, распутный Запад, который ведет статистику разводов с учетом имущественных и сословных показателей, выяснил, что процент разводов снизился. Брак укрепляется.

Но — какой?

Уничтожают брак, по мнению американских социологов, именно те пары, какие сохраняют его в состоянии консервации, а именно пытаются выжить друг за счет друга, а в спорах используют стереотипы и «родительские конструкции»: «обеспечивай меня!» — «обслуживай меня!». Такой подход характерен для семей не обязательно с низким уровнем доходов, но обязательно — с невысоким уровнем образования.

Но — перестали массово разводиться (таковы цифры) городские молодые жители с высшим образованием, которые делят ответственность за финансовое благополучие семьи на двоих, а каждый из партнеров берет ответственность за свою жизнь на себя.

Вывод Кунца (американский историк, директор по научным исследованиям и просветительской работе Совета по проблемам современной семьи, Council on Contemporary Families), который первым заметил этот феномен, прост — образованные горожане лучшие переговорщики.

Они умеют дружить и строят брак по законам дружбы, а не по законам влюбленности.

Любовь остывает — спорить с этим обстоятельством бесполезно. Ее становится меньше. Нужно искать ту эмоцию, то чувство, которая может со временем расти, а не сокращаться. Растут дети и любовь к ним. Растет уважение. Ты видишь человеческий рост своего партнера, и теплота признания его житейских усилий, и его работы над собой, толкает тебя к постоянному пересмотру отношений: в конце концов, друзья могут очароваться друг другом наново. И, в конце концов, что может быть комфортнее равенства?

«Я думаю, девушка с сотней роз в руках — это часть ритуала обольщения», — растерянно написала журналистка Молли Янг в конце своей статьи.

Самообольщения, Молли, так будет правильнее.

Евгения Пищикова