Пожалуй, нет на свете ни одного горе-пианиста, который, с грехом пополам окончив музыкальную школу, с важным видом не усаживался бы за рояль и не играл первые восемь тактов «Лунной» сонаты — едва ли подозревая при этом, какая драма стоит за каждой нотой этого произведения.

Бетховен

…Вена. По улице идет человек, который выглядит достаточно странно: кажется, он попросту одержим. Косматая грива волос, небрежно завязанный галстук, широкий, размашистый шаг. Время от времени он замирает на месте и начинает жестикулировать, словно дирижируя, затем выхватывает из кармана блокнот с карандашом и лихорадочно что-то записывает туда. Прохожие почтительно расступаются — жители музыкальной столицы Европы знают, что они уступают дорогу гению.

«Для того чтобы сделать что-то по-настоящему прекрасное, я готов нарушить любое правило», — говорил Бетховен. В его доме царил беспорядок: повсюду разбросанные кипы нотной бумаги, чернильницы, кое-как расставленная мебель. Но больше всего поражал рояль, из которого, «как кусты в саду», торчали лопнувшие струны — инструмент попросту не выдерживал манеры игры композитора, полной нечеловеческой мощи и страсти.

Годы детства были самыми тяжелыми. Его отец, деспот и грубиян, обнаружив у своего сына недюжинный талант, решил сделать из него музыканта. С четырех лет Людвиг с утра до ночи сидел за клавесином, играя бесконечные упражнения, переписывал партитуры, а в восемь лет стал зарабатывать на жизнь концертами. К двенадцати годам он свободно играл на скрипке и органе, однако, лишенный тепла и родительской ласки, оставался вечно угрюмым, нелюдимым и замкнутым. Но судьба все же сделала ему подарок: в жизни будущего композитора появился Кристиан Готлиб Нефе, органист придворной капеллы, мудрый и добрый наставник. Именно он привил мальчику чувство прекрасного, научил его понимать природу, искусство, разбираться в человеческой жизни. Нефе обучал Людвига древним языкам, философии, литературе, истории, этике.

В 1787 году Бетховен покидает родной Бонн и отправляется в Вену. Вена покорила сердце юного гения навечно: она звучала, пела, кружилась... Он лелеял надежду встретиться с Моцартом. Встречались ли два великих композитора — точно неизвестно. Однако легенда приписывает Моцарту такие слова о Бетховене: «Обратите внимание на него, он всех заставит говорить о себе». Спустя всего две недели пребывания в Вене Бетховен узнал, что его мать тяжело больна, и поспешил домой. Вскоре мать умерла от туберкулеза, а отец запил еще сильнее. Людвиг остался фактическим главой семьи, ответственным за судьбу двух младших братьев, и был вынужден провести еще около пяти лет в Бонне. Но в Вену он вернулся.

Успех пришел к нему не сразу. Он много и упорно учился — среди его учителей Йозеф Гайдн и Антонио Сальери. Первое публичное выступление Бетховена в Вене состоялось в марте 1795-го, где он дебютировал с фортепианным концертом собственного сочинения. Это выступление стало началом триумфа.

«Мир ускользает от меня»

Бетховен начал терять слух около 1796 года. Он описывал друзьям свои симптомы и трудности, с которыми он сталкивается как в профессиональной, так и в обычной жизни: «Мир ускользает от меня», — говорил он с горечью. Со временем его слух настолько ослаб, что в конце премьеры Девятой симфонии он должен быть обернуться, чтобы увидеть бурные аплодисменты зрителей; ничего не слыша, он плакал. Потеря слуха не мешала Бетховену сочинять музыку, однако ему становилось все труднее выступать с концертами, а это было важным источником его дохода. После неудачной попытки исполнения своего фортепианного концерта в 1811 году, он никогда больше не выступал публично.

Сохранились разговорные тетради композитора, в которых он отвечал на письменные реплики или устно, или также вписывая ответы в тетрадь. Он не мог больше выступать с концертами — но продолжал сочинять гениальную музыку.

Джульетта

Осенью 1801 года судьба, казалось, сделала ему подарок. Композитор писал одному из друзей: «Мне стало отраднее жить, я чаще встречаюсь с людьми... Эту перемену произвело очарование одной милой девушки; она любит меня, и я люблю ее. Первые счастливые минуты в моей жизни за последние два года».

Людвиг даже помышлял о браке, несмотря на то что юная прелестница принадлежала к аристократическому роду. Но влюбленный композитор утешал себя тем, что будет концертировать, добьется независимости, и тогда брак станет возможным. Избранницей гения, вызвавшей столь пылкие чувства, была его семнадцатилетняя ученица — графиня Джульетта Гвиччарди. Эта кокетливая, бойкая и «пустая, легкомысленная», по мнению биографов Бетховена, девица приехала в столицу из провинциального города. Она обладала хорошими музыкальными способностями и пожелала брать уроки у кумира венской аристократии.

При всей строгости взглядов Бетховен был неравнодушен к женской красоте и никогда не отказывался давать уроки молодым очаровательным девушкам. Не отказался он и на этот раз. Денег за занятия не брал, и Джульетта дарила ему рубашки — под тем предлогом, что она их собственноручно для него вышивала. Во время уроков композитор нередко раздражался из-за нерадивости своей сиятельной ученицы и даже швырял ноты на пол, но тем не менее быстро поддался ее очарованию.

Он писал ей письма, полные страсти и любви:

«Ангел мой, жизнь моя! (...) 3ачем эта глубокая печаль перед неизбежным? Разве любовь может существовать без жертв, без самоотверже­ния; разве ты можешь сделать так, чтобы я всецело принадлежал тебе, ты мне, боже мой! В окружающей прекрасной природе ищи подкрепления и силы поко­риться неизбежному. Любовь требует всего и имеет на то право; я чувствую в этом отношении то же, что и ты; только ты слишком легко забываешь о том, что я должен жить для двоих — для тебя и для себя; если бы мы совсем соединились, мы бы не страдали, ни тот, ни другой..."

Казалось, Джульетта отвечает взаимностью. Лето 1801 года он провел в Венгрии в имении Брунсвиков. Там сохранилась беседка, в которой, по преданию, написана «Лунная» соната, напечатанная в 1802 году с посвящением Джульетте. Лето, проведенное с любимой, было счастливейшим временем.

Но все пошло прахом: ветреная кокетка завела роман с графом Робертом фон Галленбергом, который тоже увлекался музыкой и сочинял весьма посредственные музыкальные опусы. Однако Джульетте Галленберг казался гениальным, чем наивная девушка не замедлила поделиться со своим учителем. Тот, разгневанный, попросил юную графиню больше не приходить к нему. Позднее композитор получил письмо. Джульетта нанесла последний удар: «Я ухожу от гения, который уже победил, к гению, который еще борется за признание. Я хочу быть его ангелом-хранителем».

В 1803 году Джульетта Гвиччарди вышла замуж за Галленберга и уехала в Италию, где, как рассказывают, жила, нисколько не интересуясь ни мужем, ни детьми. Судьба преподнесла ей встречу с князем Пюклер-Мускау — пустым прожигателем жизни и азартным покорителем женских сердец. Между ними завязался роман, долгий и мучительный. В 1821-м Джульетта вернулась в Вену вместе с мужем, чье материальное положение никак не улучшалось, и не постеснялась обратиться к Бетховену за денежной и иной помощью. Много лет спустя композитор сообщал своему преданному другу Шиндлеру: Джульетта, возвратясь в Вену, «домогалась меня в слезах, но я презрел ее».

«Я презрел ее. Ведь если бы я захотел отдать этой любви мою жизнь, что же осталось бы для благородного, для высшего?»

Однако после его смерти в ящике письменного стола было найдено письмо, адресованное «бессмертной возлюбленной»: «Мой ангел, мое всё, мое я… Отчего глубокая печаль там, где господствует необходимость? Разве наша любовь может устоять только ценою жертв путем отказа от полноты, разве ты не можешь переменить положение, при котором ты не всецело моя и я не всецело твой? Что за жизнь! Без тебя! Так близко! Так далеко! Какая тоска и слезы по тебе — тебе — тебе, моя жизнь, мое всё…»

«Бетховен только один»

Говорят, что истинное вдохновение приходит только к тем, кто знает цену истинному страданию. Страданий в жизни Бетховена было немало. Не потому ли его музыка так божественно прекрасна? Она пронизана такой испепеляющей страстью, таким накалом и мощью, что, слушая ее, невозможно остаться прежним.

Гений не оставил после себя потомков, хотя всегда, всю свою жизнь лелеял мысль о настоящей любви. О женщине, которая станет его музой и его судьбой. Впрочем, в возможность собственного счастья он верил не слишком — зато верил в музыку. «Музыка выше, чем все откровения мудрости и философии», — повторял он. И добавлял: «Тем, кем являюсь я, я обязан самому себе. Князей существует и будет существовать тысячи. Бетховен же только один»