Популярные группы

Ксения Собчак и Антон Красовский, подобно равноапостольному князю Владимиру, встретились с представителями мировых религий, дабы выбрать, какая из них им больше подходит

Господи, вот перед Тобой два шута. Тетка в клоунской бороде, мужик — в сарафане. Нелепо, смешно, безрассудно, безумно…

— Да, да, Красовский, давай напиши — волшебно, — Собчак резко схватила чашку кофе. — Не Богу своему писать надо, а в Следственный комитет. Правильно я говорю? — Партнеры адвокатской коллегии Pen&Paper одобрительно закивали.

— Сколько уже можно? Что мы с тобой ни придумаем, все время попадаем в историю. То в бандеровцы нас запишут, то в крымнашисты. Теперь вот еще заметку не написали, а уже чувства верующих оскорбили. Хватит! Давай сочинять ответную заяву.

— Видишь ли, Ксюш, за свою жизнь я написал множество писем разнообразным адресатам. Девушкам, юношам, старым князьям и зэкам-рецидивистам, народным артистам, прокурорам, попам, президенту, конечно. Но только Бог, как мне кажется, дочитывал все эти письма до конца. Только Он никогда не оскорблялся, не мстил, умилялся моим глупостям, любил меня. Только Он испытывал ко мне чувство, которое невозможно оскорбить. Да и вообще, в силах ли кто-то обидеть любовь? Писал же им апостол: любовь все покрывает, все переносит. Оскорбить можно лишь гордыню.

Собчак зевнула:

— Красовский, как же ты достал уже со своими проповедями. Тебе в попы надо было идти, жаль только, что пидорас.

— Господа и это не смутит, — Красовский печально вздохнул. — А вот господа вскоре за это могут и двушечку влепить.

Месяцем ранее

— Собчак, ты же баба неверующая, давай мы тебе веру подберем?

— Это зачем еще? Мне и так неплохо. Я вообще считаю, что добро и вера — вещи не связанные.

— Ну нам же надо про что-то писать. Вот тут собираются поставить стометровый памятник князю Владимиру. Тому самому, что идолов в Днепре утопил. Теперь вот его идол над Москвой-рекой утвердится. Давай мы с тобой, как и он, повстречаемся с разными попами, а ты потом решишь, кто тебе милей.

— Ну а что, — задумалась Собчак, — может, и мне тогда через тысячу лет памятник поставят.

— Да-да, поставят, — хихикнул Красовский, — над Колымой.

Руси есть веселие пить

Поклонная гора. В парке, за уродливой стелой пристроился комплекс ритуальных сооружений. Православный храм, синагога, мечеть. В мечеть-то в поисках добра и красоты и направились наши герои.

— Тут разуваться надо? — испуганно прошептала Собчак, увидев ящик с обувью у входа.

— Да, конечно. Но не переживайте, у нас тут чисто, уборщица моет три раза в день.

И действительно, мечеть была больше похожа на дом нестарого мужчины с возможностями и даже определенным вкусом, скорее сформированным глянцевыми журналами, чем ниспосланным Аллахом.

Вот мраморная лестница, светлый кабинет, на полке — у стола — полная коллекция мужских ароматов Tom Ford. В министерском кресле по-турецки сидит совсем молодой человек. На столе вибрирует золотой айфон, на полу валяется — целое состояние — шелковый персидский ковер.

Собчак: Какой у вас ценный ковер.

Имам Шамиль Аляутдинов: Так, не особо. Иранский посол, кажется, подарил.

Собчак: Мне тут нравится. Это у вас золотой айфон? Покажите, я такого не видела никогда. Слушайте, это же круто, с символикой.

Имам Шамиль Аляутдинов: Итальянская фирма «Кавьяр», они делают и с Путиным и с российским гербом. Они серийные, по-моему, по 99 штук. Я свой шестой супруге отдал.

Собчак: Давайте по порядку. Есть ли у вас статистика, сколько русских обращается в ислам ежегодно?

Имам Шамиль Аляутдинов: Такой статистики нет. Вообще не поднимайте эту тематику, потому что очень часто ее политизируют. Если говорить о русских по национальности, то было достаточно много людей, которые интересовались вопросами религии, ислама, и те, кто становились мусульманами, тоже были. Но если это люди уже в достаточно осознанном возрасте, то они обычно в своем окружении это не афишируют — очень часто ислам ассоциируется с чем-то негативным.

Собчак: Вот почему, кстати, так?

Имам Шамиль Аляутдинов: Я об этом очень много писал и говорил. Понимаете, я сам религиозно практикующий с 1986 года, и тогда ничего подобного не было. На территории Афганистана была такая своеобразная война между Советским Союзом и Соединенными Штатами. У Штатов были свои интересы, у Союза были свои интересы. Стали появляться так называемые моджахеды, люди с определенными идеологическими перекосами, то есть некие бесплатные солдаты для интересов Англии и Америки. И тематика терроризма была налажена буквально лет 15–16 назад. Я бывал на разных ток-шоу, цитировал из Корана, приводил четкие ясные цитаты, что ислам и терроризм совершенно несовместимы. В Коране даже написано: за подобные действия — смертная казнь. Терроризма никогда не было. А в последнее время, как раз вот с учетом нефтяных интересов, с учетом геополитических интересов Англии и Америки, это очень серьезный бренд. Исламский терроризм — это, конечно, в первую очередь трагедия для мусульман, то есть гибнут-то мусульмане.

Красовский: Но все-таки отношение евроатлантического мира к миру мусульманскому изменилось не потому, что США поддерживали моджахедов и появился терроризм, а потому, что произошла действительно серьезная муслимизация Ближнего и Среднего Востока. Например, появилось исламское государство Иран.

Имам Шамиль Аляутдинов: Когда оно появилось? До этого в Иране ислама не было?

Красовский: Конечно, был, но там при этом было прекрасное светское государство с девушками, которые ходили в коротких юбках. А проблема ислама, то есть восприятия ислама, появилась после того, как пришел Хомейни.

Имам Шамиль Аляутдинов: Это вам так кажется.

Красовский: Считаете ли вы, что негативное отношение к мусульманам среди людей евроатлантической культуры, — а русские, безусловно, это люди евроатлантической культуры, — связано с тем, что мусульмане навязывают свое представление о добре и зле всем людям вокруг?

Имам Шамиль Аляутдинов: Работая последние 18 лет, я общаюсь и с мусульманами, и с немусульманами. От всех самых разных людей, где бы я ни находился, в адрес ислама я слышу только хорошее: хорошо, что в исламе не пьют, что запрещено прелюбодеяние, что запрещены наркотики. Я не слышу того, о чем вы говорите, что ислам навязывает.

Собчак: Вот смотрите: я светский человек, я хочу жить по своим светским законам. И мне нравится, что мы живем в принципе в глобально светском мире. Я приезжаю в Индию, они соблюдают свои ритуалы, молятся своим богам, едят свою вегетарианскую пищу, но у меня нет ни одной проблемы найти там мясо в любое время, когда я хочу, выпить, когда я хочу, — они там тоже не пьют. То есть у них есть своя религия, но я с ней никак не соприкасаюсь. Я приезжаю в Израиль. Если я хочу идти на гей-парад, я иду на гей-парад. Хочу на пляже в купальнике полежать — никакие хасиды не прибегут и камнями меня не закидают. А потом я приезжаю в Чечню, и я понимаю, что я в купальнике пойти никуда не могу, выпить я не могу в ресторане, а как бы про гей-парады вообще говорить не будем. Почему ислам не может мирно сосуществовать с мини-юбками, с алкоголем в барах и так далее?

Имам Шамиль Аляутдинов: В России порядка 20 миллионов мусульман, но на то же самое спиртное это никак не влияет. Оно продается в обычных магазинах.

Собчак: В Чечне не продается.

Имам Шамиль Аляутдинов: Чечня… Вы тогда были еще достаточно маленькой, когда там произошла та трагедия, которая произошла. И даже сейчас, когда вы приезжаете погостить и погулять, вы не видите, какое количество инвалидов и покалеченных людей там живут.

Красовский: Слушайте, вам не кажется, что вы сами с этого начали: за последние 30 лет в исламском мире происходит резкий уклон в религиозный экстремизм?

Имам Шамиль Аляутдинов: Англия и Америка тоже очень много сделали для этого.

Красовский: Англия и Америка, что ли, Иран с «Исламским государством» построили?

Имам Шамиль Аляутдинов: Идеологически. Почитайте историю Англии, как они управляли миром, как стараются влиять на него, да? Самые сильные спецслужбы — это Израиль, Англия, Америка. Все террористические группировки в основном базируются именно в Англии.

Красовский: То есть не в Саудовской Аравии, а в Лондоне «Аль-Каида» базируется? И «Исламское государство» в Лондоне?

Имам Шамиль Аляутдинов: Если вы помните, как раз в день выборов на второй срок Буша откуда ни возьмись появляется запись Усамы бен Ладена, которого ищут по всему миру и который прямо вот такое большое лицо. Сам бен Ладен говорит: если вы проголосуете за Буша, то я вам покажу кузькину мать и так далее.

Красовский: Ну не совсем так он говорил, но логика ваша понятна. То есть он был нанят ЦРУ, чтоб Буша поддержать?

Имам Шамиль Аляутдинов: Никогда по этому поводу сомнений не было. То есть чистой воды человек цээрушный, который был воспитан в Афганистане теми же самыми цээрушниками. Ну просто вы с одной стороны изучаете мир.

Собчак: Ну, история нас рассудит. Давайте вернемся к основной теме, которую мы здесь начали: что ислам — религия самая агрессивная, в смысле распространения того, во что вы верите.

Имам Шамиль Аляутдинов: Агрессия — слово, которое я никогда не слышал нигде и нигде в исламе. В мусульманской культуре такого нет, вообще даже таких слов не употребляют.

Красовский: При этом мы видим «Исламское государство», мы видим, как людям головы отрезают.

Имам Шамиль Аляутдинов: Нет, это к исламу никакого отношения не имеет. Отнесите это к Израилю, США.

Красовский: А есть какой-то лидер исламского мира, на котором, помимо Буша, Тэтчер, Оланда, Меркель, тоже лежит ответственность за то, что происходит сейчас в мусульманских странах?

Имам Шамиль Аляутдинов: Я часто говорю про Семью Саудовской Аравии, про многие правящие круги. На сегодняшний день все завязано на геополитике, на интересах определенного количества людей, которым если где-то нужно развязать войну, они ее развязывают. Был недавно в Бишкеке, там встречался с человеком. Он говорит, что сейчас там поставили американским послом того, который организует все вот эти цветные революции. Только в одной Киргизии 14 тысяч вот этих разных американских фондов.

Красовский: Слушайте, я с огромным количеством людей общаюсь в своей жизни. И ни один человек в моей жизни, кроме мусульман, столько не говорит про Америку. Никогда никто, кроме мусульман, не говорит: во всем виноваты американцы. Ну еще русские теперь, это такая мода снова пришла в Россию.

Имам Шамиль Аляутдинов: Не Америка виновата во всем. Геополитика, нефть. В этом замешаны все, мусульмане, которым это выгодно, и немусульмане, которым это выгодно.

Собчак: Хорошо. Какое исламское государство с вашей точки зрения идеальное?

Имам Шамиль Аляутдинов: Где наиболее развита демократия.

Собчак: Назовите страну.

Имам Шамиль Аляутдинов: Я не знаю.

Собчак: Вы сказали, что много путешествуете. Вот где вы как мусульманин чувствовали себя с религиозной точки зрения лучше всего?

Имам Шамиль Аляутдинов: Я же в органах власти не бываю, в местном суде не бываю. Вопрос комфорта зависит от того, как вы к этому относитесь. Вот мы однажды на Мальте оказались с детьми, у меня трое было детей, маленькие. И вот в кафешке смотришь — везде сплошь пожилые люди сидят, молодежи и детей вообще нет. Неуютно.

Собчак: Может быть, в Мекке вы себя хорошо чувствуете?

Имам Шамиль Аляутдинов: Если брать мечеть, там ты комфортно себя чувствуешь. Если брать вообще территорию — при тех триллионах долларов, которые Саудовская семья зарабатывает, многие сунниты живут в нищете.

Красовский: Если для мусульманина лучшее государственное устройство — это демократия, почему же так получается, что нет ни одной мусульманской демократии?

Имам Шамиль Аляутдинов: Потому что люди все разные. Это совершенно нормально.

Красовский: Люди-то безусловно разные, но все демократические режимы — это режимы так или иначе евроатлантические?

Имам Шамиль Аляутдинов: Те же самые предвыборные кампании стоят многих сотен миллионов, а то и миллиардов долларов.

Красовский: Я правильно понял, что единственное, что останавливает великий исламский мир от построения либеральной демократии, — это деньги?

Имам Шамиль Аляутдинов: Ну, у нас с вами насколько разная логика. Я сказал совсем о другом: о том, что тамошняя демократия — это тоже до определенной степени демократия. В зависимости от того, сколько у вас денег, ваша партия имеет больше шансов получить место в парламенте или президентское кресло. А потом уже продвигать свои интересы. То есть это все зависит от очень многих вещей, которые навязывают людям, как та же самая реклама.

Беседа все отчетливей напоминала абсурдную юмореску про грузина и доцента.

Красовский: А вам бы хотелось, чтобы президентом России стал мусульманин? Рамзан Кадыров баллотируется в президенты России. Вы за него будете голосовать?

Имам Шамиль Аляутдинов: Важны качества. Мы с ним общались по телефону, но лично близко я с ним не знаком.

Красовский: Вот смотрите, ставлю вас в гипотетическую ситуацию. У вас выбор: христианин и мусульманин. Причем оба ярко выраженные. Представьте себе, что на выборы президента идет человек, который о христианстве говорит приблизительно так же, как Рамзан Кадыров об исламе. С бородой, с огромным крестом, все время фотографируется на фоне икон. И Кадыров. Вы за кого проголосуете? За мусульманина или за христианина?

Имам Шамиль Аляутдинов: Президенту важно быть вне культур, вне предпочтений.

Собчак: То есть за Прохорова?

Имам Шамиль Аляутдинов: Если у человека нет семьи, он очень многое не понимает. Если он не взял на себя ответственность.

Красовский: У Путина нет семьи, он разведенный.

Имам Шамиль Аляутдинов: У него была семья.

Собчак: Так у Путина с этим делом еще хуже, исходя из вашей же логики. У него была семья, а он ее разрушил!

Имам Шамиль Аляутдинов: Вы так любите свою нелюбовь демонстрировать в адрес Кадырова и Путина. Когда у вас вырастут дети, вы сами проанализируете, если вдруг ваш муж от вас уйдет. Поэтому здесь лучше не надо судить других, касательно того, что вы не прошли.

Собчак: А почему, кстати, женщины отдельно молятся в мечети?

Имам Шамиль Аляутдинов: В большой степени это чтобы человек был сосредоточен на поклонении Богу. Мужчины обычно больше молятся. Для мужчины, например, посещать пятничную проповедь обязательно. Для женщины — нет. Потому что мужчина — глава семьи, ему послушать проповедь полезно, и он может потом дома это передать. А у жены много дел, связанных с детьми, с домашним хозяйством.

Красовский: Вам не кажется, что это сексизм? Я понимаю, что в мире, в котором отрезают головы, само слово «сексизм» звучит смешно.

Имам Шамиль Аляутдинов: Это ваш мир. В моем мире головы не отрезают.

Собчак: Не, ну действительно, не все мусульмане хотят кому-то отрубить голову.

Красовский: В христианстве существует понятие о том, что все люди равны перед Богом.

Имам Шамиль Аляутдинов: Мужчины и женщины абсолютно равны, в Коране об этом четко сказано.

Собчак: Вот ты идешь в мир и смотришь: где женщины более счастливы, где мужчины более счастливы?

Имам Шамиль Аляутдинов: Что, в мусульманском мире менее счастливы? Все, в том числе христианки, стараются за мусульман выходить замуж.

Собчак: Серьезно? Я такого не знаю.

Имам Шамиль Аляутдинов: Тенденция эта велика, потому что не пьют, не курят, то есть вредных привычек нет. Зато есть ответственность.

И имам Аляутдинов с пониманием покрутил в руках золотой айфон.

Красовский и Собчак вышли на улицу, грустно кивнули друг другу и разъехались в разные стороны. Символ победы над Американским Заговором — кирпичная мечеть нелетающим протоном нацелилась в небеса. Через час Собчак получила от Красовского SMS:

«Все же нет».

«Нет, конечно, — ответил она, — а почему?»

«Потому что нельзя все время рассказывать, какой ты ответственный, утверждая при этом, что за все твои беды ответственны США. Так не победим!»

Идите, откуда пришли, ибо отцы наши не приняли этого

На следующий день великая княгиня с отроком, как и завещал Креститель, отправились к латинянам.

Во дворе костела на Грузинской играли дети, по забору начинал уже распускаться девичий — словно в честь Девы Марии — виноград, на крыльце стоял высокий улыбчивый мужчина, похожий чем-то на Пьера Безухова, решившего в порыве опрощения отрастить боро

Собчак: Я сразу спрошу. Чем вот католичество лучше православия?

Священник Кирилл Горбунов: Это хороший вопрос. С моей точки зрения, католическая церковь удивительна, потому что она сохранила единство. Куда бы мы ни поехали: в Бразилию, в Африку, в Корею, — везде это одна и та же католическая церковь.

Собчак: Ну то есть такая франшиза?

Красовский: Нет, франшиза — это как раз у нас. Франшизу продал нам константинопольский патриархат. А у них «Конденаст», хэдофис.

Здесь совсем другое. Это семья. Когда ты приезжаешь в другую страну и приходишь в церковь, то понимаешь, что ты приходишь в свою собственную семью.

Красовский: Мы же понимаем, что русский человек, который приходит в католическую церковь, бросает некий вызов. Либо это поза такая. Зачем вот русскому человеку идти в католики? Чем ксендзы интересней русских попов?

Священник Кирилл Горбунов: Ну, во-первых, я сам не очень знаком с русскими попами, поскольку я сразу попал в католическую церковь, за что Богу очень благодарен. У меня просто не было какого-то тяжелого выбора. Потом, конечно, у меня это возникало: как это так, я русский человек, и вот. Но я уже настолько проникся... Я, конечно, католик. Вот, знаете, какая вещь для меня была очень важна? Это общины, малые группы, которые существовали и существуют в католической церкви. В православии, насколько я представляю, духовность на всех одна. Ты приходишь в приход, и вот, пожалуйста. Здесь это огромное количество разных видов духовности — консервативной, более современной, и т. д. Существует как бы много таких духовных ниш, где люди разного темперамента, разного склада, разных устремлений могут находить для себя место.

Собчак: Существуют как бы группы по интересам, и при этом все католики. Это плюс. Но вот я, например, могу сказать, какие эмоции у меня вызывает католицизм. Очевидный плюс: вот я захожу в католический храм и вижу эти сидения, и я сразу вижу другое отношение к человеку. Сделано для человека и для его удобства. Есть и очевидный минус. Он связан с тем, что по разным причинам католичество имеет за собой период некой такой кровавой истории, очень растиражированной в мировом масштабе...

Красовский: Как вы думаете, великий инквизитор, который сжег именем Господа тысячи людей, он в раю?

Священник Кирилл Горбунов: Нет того греха, который нельзя было бы простить, и это правда. Если человек раскаивается в своем грехе...

Красовский: Не считали они это грехом.

Священник Кирилл Горбунов: Я не знаю, как Бог решает эту проблему.

Собчак: Как бы вы решили?

Священник Кирилл Горбунов: Никто не знает, что с человеком происходит в последние мгновения его жизни. Как ему открывается на пороге жизни и смерти эта истина божьей любви и божьего прощения. Если он приходит в ужас от осознания того, что он сделал, что зло посеял, тогда шанс у него, конечно, есть. А если он умирает с мыслью, что людей можно уничтожать ради какого-то дела, даже такого, как единство церкви или государства, — что говорить, совсем другое дело.

Собчак: Как католическая церковь относится к революциям? Вот приходит к вам человек и задает вопрос: я считаю, что современная власть несправедлива, кровава и жестока, я хочу с ней бороться. Что в такой ситуации делать?

Священник Кирилл Горбунов: Тут такое дело: когда мы читаем Новый Завет, всегда удивляет, что там вообще не говорится о политической проблематике.

Собчак: Но люди-то к вам приходят с мирскими вопросами. Вот приходит ваш прихожанин: хочу пойти на следующий митинг на Болотной. Скорее всего, будут разгонять. Но я считаю, что это правильно, потому что несправедливость в нашей стране достала. Что вы ему скажете?

Священник Кирилл Горбунов: У нас есть прихожане, которые ходят на такие митинги, а есть прихожане, которые одобряют то, что митинги разгоняют. У нас люди не выбираются по социальным и политическим убеждениям. Я понимаю, почему люди идут на такую демонстрацию, я понимаю чувство, которое они испытывают. Но, с другой стороны, когда ты священник и общаешься с людьми разных политических убеждений, ты понимаешь, что тебе невозможно занять какую-то позицию, когда и там и там люди искренне уверены в том, что они действуют по совести.

Собчак: Ну как же так может быть, церковь ведь всегда дает ответы на все вопросы!

Священник Кирилл Горбунов: Нет, это не так. Мы можем с человеком посидеть и поговорить о том, где ложь в его жизни. То, что человек идет на митинг, не значит, что это хороший человек. То, что человек не идет на митинг, не значит, что этот человек плохой. И то и другое может быть вызвано ненавистью к людям. А какой-то человек не идет на митинг не потому, что он боится, а потому, что понимает бесперспективность этого дела.

Собчак: Конкретная ситуация. Тебе не на что обеспечивать свою семью. Тебе предлагают какую-нибудь работу, которая вынуждает тебя говорить, например, неправду. Например, Дмитрий Киселев. Что аморальнее? Оставить семью в нищете или пойти на какую-то сделку со своей совестью?

Священник Кирилл Горбунов: Ну, нищета в данном случае очень часто носит весьма условный характер. Люди привыкли к определенному уровню жизни.

Собчак: Ну давайте условно: вот прямо нищета.

Священник Кирилл Горбунов: И от человека требуют продать душу, чтобы просто в следующий раз поесть?

Собчак: Да. Как поступить в этой ситуации?

Священник Кирилл Горбунов: Раз уж мы дошли до какого-то абсурдного сконцентрированного вопроса — здесь важно, какие ценности для себя человек выбирает, абсолютные или относительные. У нас есть святые. Был Святой Максимилиан Кольбе, который, находясь в концлагере, сказал: «Убейте меня вместо того человека». И его убили, конечно, не постеснялись. Вот так вот, если мы до предела доведем этот вопрос. И когда мы доходим до этого вот абсолютного предела, то каждый оказывается перед лицом истины. Могу ли я? А если мы продолжаем оставаться в каком-то условно-сослагательном состоянии: «А вот как бы я себя повел, если бы...» — не знаю я, как бы я себя повел!

Собчак: А не кажется ли вам, что миссионерству в католичестве очень мешает, что вы сохраняете какие-то каноны того времени, которое уже ушло? То же отношение к абортам, например. Если меня изнасиловал какой-то человек на улице, почему я должна от него рожать?

Священник Кирилл Горбунов: В данном случае мы имеем дело с божественным законом, который утверждает, что жизнь человека свята.

Красовский: Почему католическая церковь против презервативов? Особенно в ситуации, когда презервативы не только предохраняют от беременности, но еще и от СПИДа?

Священник Кирилл Горбунов: Источником сексуальной революции 1960-х годов было как раз появление доступных и действенных контрацептивов. И то, что мы имеем сейчас, — это практически исчезновение института семьи в мире. Зачем, собственно говоря, иметь семью, если я могу с разными людьми?

Красовский: Хорошо. Что с вашей точки зрения страшнее: заразиться СПИДом или воспользоваться презервативом?

Священник Кирилл Горбунов: Церковь любит человека. Но одновременно ее задача — ставить человека перед абсолютными требованиями божественного закона, который говорит: «Боишься заразиться СПИДом — не надо…»

Красовский: Мы начали с того, что каждый из присутствующих в этой комнате считает, что сжигание еретиков на кострах — это плохо. То есть за некоторое не очень большое количество лет произошло серьезное видоизменение понятий добра и зла. Протестанты впереди планеты всей: там и женщины-епископы, и геи, и гей-браки. Почему вы по-прежнему считаете, что женщине нельзя быть священником и епископом?

Священник Кирилл Горбунов: Церковь по этому поводу говорит просто: она никогда не рукополагала женщин. Но основано это на том, что священник, который совершает литургию, представляет собой Христа.

Красовский: И он должен быть мужиком?

Священник Кирилл Горбунов: Это один из важных моментов. Есть и психологические моменты относительно природы женщины, но я не считаю их убедительными. Я не считаю, что женщина в принципе чем-то отличается от мужчины.

Красовский: А если будет принято решение о том, что женщина может стать и священником, и епископом, вы лично как к этому будете относиться? Вы уйдете в какой-то раскол или вы скажете: ну о’кей?

Священник Кирилл Горбунов: Для меня это тема, которая не играет существенной роли для моей веры. Я о ней не задумываюсь. И это гипотетический вопрос в сослагательном наклонении — не знаю, зачем на него отвечать.

Красовский: Ну хорошо. А вот как католическая церковь и вы лично как католический священник относитесь, например, к геям?

Священник Кирилл Горбунов: Мое отношение к геям такое, что гомосексуальный человек — это такой же человек, как все, с теми же самыми проблемами и трудностями. У кого-то они в одной сфере, у кого-то в другой. Но гомосексуальность — это тяжелое нарушение человеческой сексуальности.

Собчак: Хорошо, но если человек родился таким?

Священник Кирилл Горбунов: Есть люди, у которых предрасположенность к гомосексуальности очень сильная, заметная, но при этом они делают сознательный выбор в пользу гетеросексуальных отношений.

Красовский: Значит, если гей не покаялся, иди из церкви к черту?

Священник Кирилл Горбунов: В церкви присутствует немало людей, которые объективно находятся в состоянии греха. Например, есть там люди, которые, имея предыдущий брак, вступили в другой брак. Эти люди могут приходить в церковь, они могут молиться.

Красовский: А вот кто с точки зрения церкви больше грешник: гей, который живет со своим парнем в течение двадцати лет и не блудит? Или гетеросексуальный женатый мужик, который снимает проституток каждые выходные?

Священник Кирилл Горбунов: Так в том-то и дело, что однополый секс — это блуд по умолчанию. С точки зрения материи разницы никакой нет. Вопрос только в том, что существует свобода принятия некоего осознания. Если человек идет к проститутке, я могу иметь дело с сексоголиком, например. Человек, который осознает, что он в отчаянной ситуации, он предает жену, он предает детей, и он не может с собой ничего поделать.

Собчак: Или вы имеете дело с таким же геем, который ничего не может с собой поделать, потому что он любит мужчину. Вы им одинаковую епитимию назначите или все-таки разные?

Священник Кирилл Горбунов: Ну, если говорить о сексоголике, то я пошлю его на группу анонимных сексоголиков.

Красовский: А с геем вы как поступите?

Священник Кирилл Горбунов: Что касается человека с серьезными гомосексуальными проблемами, я не знаю, куда его послать. Мне некуда его послать, и мне нужно будет с ним разбираться. Одна из вещей, которые нужно понимать: сексуальная жизнь — это ценность относительная. Я сам целибатный священник, который не живет сексуальной жизнью. Согласно современному менталитету, человек, лишенный сексуальной жизни, просто несчастен по умолчанию, инвалид и т. д. А я знаю на собственном опыте, что это не так.

Собчак: Кстати, да, вот я вчера была в бане, и мне баня больше секса нравится. Но с другой стороны, целибат — это же нарушение природы человека. Человек создан с определенным набором инстинктов, гормональным фоном.

Священник Кирилл Горбунов: Монашество — это вещь, которая существует в огромном количестве разных культур. Человек жертвует проявлением своей сексуальности ради некой более высокой цели.

Собчак: А ваша вера, помимо восприятия книг, держится на каких-то еще мистических опытах? На каких-то вещах, которые через молитву стали вам доступны? Я вот знаю по себе: я не религиозный человек, но верующий, и верующим человеком я стала только тогда, когда я прошла некий мистический опыт, почувствовала какие-то вещи...

Священник Кирилл Горбунов: Мне кажется, когда человек занимается медитацией, молитвой, он просто понимает, что он гораздо более сложно устроен, чем на первый взгляд кажется. Что у него есть не только материальное тело и какая-то психика, но и что-то еще. Это такой опыт, который доступен множеству религий. Но церковь говорит, что не нужно придавать этому большого внимания, потому что в христианской вере это не имеет большого значения. Если вспомнить образ самого Христа и заповеди блаженства — это о том, что не моя жизнь является главной. Добровольный отказ от самоутверждения ради утверждения правды и царства божьего. И на практике это проявляется через бескорыстие, через прощение, через осознание того, что в мире нет людей чужих для меня.

Красовский: Вот странно, что вы при этом ни разу не произнесли слово «любовь».

Священник Кирилл Горбунов: Это все и называется любовью. Просто любовь — это все-таки такая вещь, которая очень сильно эмоционально окрашена. Люди часто под любовью понимают, что я должен ко всем испытывать такое чувство, как нежность. Но я думаю, что все то, что я сейчас описал, это одним словом называется — «любовь».

— Этот, конечно, самый человекообразный, — прошептала Собчак, выйдя во двор.

— Согласен, — вздохнул Красовский, — если б я сейчас еще думал, что Богу есть дело до церкви, я б в католики пошел.

— Ну они ж, видишь, все равно геев не принимают.

— Знаешь, Ксюш, я и сам не очень понимаю, зачем в пятницу идти в гей-сауну, а в воскресенье к Литургии. Мне кажется, это такая милоновщина наоборот: он считает, что Бог геев ненавидит по-любому, а некоторые геи, что Бог их по-любому любит. Я, может, с ними и согласен. Бог-то, ясное дело, любит, но почему ты сам при этом влюблен в каждый свой порок, мне совершенно непонятно.

— То есть религия должна воспитывать ненависть к самому себе, что ли?

— Да просто надо как-то критично себя воспринимать. А то у нас тут даже президент считает, что ему в жизни не о чем сожалеть. Ну что я могу сказать? Везука ему. Я вот каждый день что-нибудь такое делаю, о чем потом сожалею.

— Ладно, поехали к евреям. Там же евреи после латинян к Владимиру пришли?

— Ну не совсем евреи. Скорее, иудеи. Хазары. Им Владимир заявил: на черта вы ко мне домой приперлись, если свой собственный дом потеряли? Но сейчас-то, видишь, обрели. Может, что-то интересное расскажут.

Обрезаться, не есть свинины и заячины, соблюдать субботу

Неподалеку от мечети, на той же самой Поклонной, там, где по субботам не пройти в толпе роллеров, пристроилась синагога. Над входом — благодарность меценату Владимиру Гусинскому. Внутри на торжественном месте на фоне пианино — человек в кипе. Когда-то человек назывался главный раввин СССР Адольф Шаевич. Сегодня место главного раввина оттерли хасиды, но место перед Богом есть у всех.

Собчак: Когда стало известно, что Хилари Клинтон баллотируется в президенты Америки, второй новостью в русском Яндексе стало обсуждение вопроса, что, возможно, Хилари Клинтон еврейка. Вы ощущаете, по-прежнему антисемитизм в России?

Адольф Шаевич: Бытовой — да, конечно. Мне приходилось встречаться с людьми, которые никогда в жизни евреев не видели, но все равно негативно к ним относились. Разговаривая со мной, они даже не представляли, что я еврей. А потом рассказывали, что хотя евреев они не видели, но знают, что они плохие…

Собчак: А вам не кажется, что все это происходит из-за того, что еврейская нация такая замкнутая? Вы никого к себе не впускаете, а потом удивляетесь, что вас не любят.

Адольф Шаевич: Кто не пускает? Любой человек может стать евреем.

Собчак: Но это сложно достаточно.

Адольф Шаевич: Это сложно. Потому что мы считаем, что выполнять заповеди Всевышнего — это честь и привилегия еврейского народа.

Собчак: Значит, замкнутые.

Красовский: А не считаете ли вы, что оказываете плохую услугу самому Господу, если огромное количество людей на планете от этой службы отвергаете?

Адольф Шаевич: Нет. Почему? Мы единственный народ, который получил учение от Самого Всевышнего, в отличие от всех других. У нас есть документальное подтверждение, наша Тора. Бог передал это Моисею, а Моисей передал дальше, и вот это до нас и дошло. И мы считаем, что те заповеди, которыми обязал нас Всевышний, — а их 612, — совершенно не легкая ноша. А всем остальным Всевышний дал всего семь заповедей, есть такое понятие: «семь заповедей сыновей Ноаха».

Собчак: То есть остальные могут соблюдать только эти семь заповедей? И они находятся в том же положении, как и еврейские праведники?

Адольф Шаевич: Нет. К евреям особое отношение. Написано прямым текстом: Вы царство священников, иудейский народ, и для этого Я вас вывел из Египта, для этого спас от рабства, чтобы вы служили Мне, несли слово Божье всем народам.

Собчак: Теперь очевидны истоки ненависти. Вы представьте, что людям сразу говорят: есть некая ВИП-ложа, туда пускают только избранных и попасть туда при жизни тоже очень сложно.

Красовский: А вы правда считаете, что можно быть к Богу ближе, если не есть свинину, но есть саранчу?

Адольф Шаевич: Нет, почему?

Красовский: А зачем тогда нужен ваш кашрут?

Адольф Шаевич: Свинина запрещена евреям, свинина запрещена мусульманам. Есть такие вещи, которым, скажем, нет логического объяснения до сих пор. Есть тысячи комментариев на эту тему, и никто не пришел к единому мнению, но вот запрет написан: не есть свинину. В Торе много таких вещей, которые до сих пор, к сожалению, великие умы не могут рационально объяснить, и поэтому их принимают только на веру.

Собчак: Какое есть рациональное объяснение тому, что женщине нельзя здороваться за руку и она должна сидеть у вас в синагоге на галерке?

Адольф Шаевич: Тут чисто гигиенические вещи: женщина считается нечистой в дни очищения, когда у нее менструальный период, и в этот период муж с ней не может спать в одной кровати. На эту тему целая глава Талмуда написана.

Красовский: То есть вы о женщине думаете, когда вы ее на балкон отсылаете?

Адольф Шаевич: Нет. Естественно, женщина отвлекает от молитвы.

Собчак: О, ну это вы как мусульмане, точь-в-точь. А почему не мужчины отвлекают женщин от молитвы? Мне кажется странной постановка вопроса.

Адольф Шаевич: Потому что женщинам не надо выполнять те заповеди в молитве, которые выполняет мужчина. Мужчина каждое утро накладывает филактерии, коробочки такие на руки, на голову, талес одевает, женщинам это все не нужно. Женщина не обязана каждый день посещать синагогу. Три раза в день мужчина должен молиться. Обязательно. А женщина по желанию может.

Красовский: Почему такой сексизм чудовищный, абсолютно первобытный? Ну вы же не «Исламское государство».

Адольф Шаевич: На женщине масса проблем домашних: дети, хозяйство.

Красовский: На Западе огромное количество женщин-раввинов, как вы к этому относитесь?

Адольф Шаевич: Отрицательно.

Красовский: Почему?

Адольф Шаевич: Ну опять же по тем же проблемам: потому что женщина не могла прийти в храм в те дни, когда она нечиста. Есть гигиенические законы, по которым женщина должна жить.

Красовский: Откуда законы появились?

Адольф Шаевич: Из Торы.

Красовский: Ну что значит «из Торы»?! Вы читаете текст, который написан хрен знает кем, хотя допустим, что он Господом ниспослан. И у вас там написано: «Саранчу ешь, пауков не ешь, женщина — нечистое существо, сажай ее на балкон». У вас там и про рабов написано, вы там по вашей Торе этих самых женщин или мужчин камнями закидывали, как это сейчас делают в «Исламском государстве». Я вас сейчас слушаю и понимаю, что если бы не было европейской цивилизации, которая запрещает забрасывать людей камнями, то вы бы и сейчас их забрасывали.

Адольф Шаевич: Должен сказать, что вы плохо читаете Тору. Могу вам рассказать, что никогда никого камнями не закидывали. В истории не было такого. В Торе написано, что отступников нужно закидывать камнями, но в практике никогда этого не было. Это на практике неправильно. Не было, наверное, такого случая, чтобы нужно было кого-то действительно забрасывать камнями до такой степени… В книгах исторических у нас написано, что эти законы никогда не применялись на практике.

Красовский: Но Марию-то Магдалину забрасывали.

Адольф Шаевич: Но, во-первых, это ваши книги, во-вторых, не забросали же.

Собчак: У вас чуть-чуть двойные стандарты, какая-то часть правил исполняется, а часть правил не исполняется, это странно.

Адольф Шаевич: Для евреев, живущих в диаспоре, и для евреев, живущих на Святой земле, совершенно разные подходы к заповедям. Многие заповеди относятся именно к живущим на земле Израиля. А мы живем в другом государстве, для нас закон государства первоочередной.

Красовский: То есть для вас закон Путина важнее, чем закон Господа?

Адольф Шаевич: Нет. У нас есть религиозные свои законы, которые государство не мешает нам исполнять. Законы государства для евреев в Америке, в Англии и во Франции первоочередные. В Израиле совсем другое дело. Скажем, в Израиле нет совершенно гражданских браков, только религиозные браки.

Красовский: Хотя при этом государство Израиль признает гей-браки.

Собчак: Нет, смотри. Израиль — это государство религиозное. Ты не можешь получить лицензию на гостиницу, если не подписываешь обязательство, что ты кашрут будешь соблюдать. Во всех отелях Израиля, даже в пятизвездочном «Ритц-Карлтоне», ты не можешь кофе с молоком, они там соевое молоко какое-то придумывают, по всей стране. При этом там гей-парады, огромные гей-комьюнити, там все очень терпимо. У вас почти религиозное государство, но при этом такая толерантность?

Адольф Шаевич: Ну, ортодоксальная община очень негативно относится ко всем этим проявлениям.

Собчак: Но все-таки ответьте: почему, притом что по сути Израиль — религиозное государство, но я сама была свидетелем, в Шаббат проходит гей-парад огромный по всему Тель-Авиву, все радостные, веселые. Как это сочетается?

Адольф Шаевич: Плохо сочетается. Мы категорически против всех этих...

Красовский: Бесчинств. Почему, с вашей точки зрения, так произошло? Ваша религия пронесена через тысячелетия изгнания, вам вернули Землю обетованную, вы наплевали на это дело и сделали обычное светское государство по американскому образцу, тамдух абсолютного либерализма и свободы ощущается.

Адольф Шаевич: Да, и это очень плохо.

Красовский: Либерализм и свобода — вы считаете, это плохо?

Адольф Шаевич: Нет, свобода и либерализм имеют свои границы. Для религиозного человека написано четко, что мужеложество — это величайший грех, за который можно опять же закидывать камнями. Сегодняшний Израиль — не идеальное государство.

Красовский: А каким, с вашей точки зрения, было бы идеальное государство?

Адольф Шаевич: Живущим по заповедям.

Красовский: Мусульманское государство Иран живет по заповедям.

Адольф Шаевич: Настоящие мусульмане, которые действительно живут по Корану, совершенно никаких возражений не вызывают.

Собчак: Давайте так. Вот есть Бог, и он дал вам и мусульманам заповеди. Что-то у вас разное, но и та и другая религия свинину запрещает есть, вы и мусульмане это соблюдаете. Есть заповедь: закидывать камнями гомосексуалистов; они соблюдают, а вы нет. Может быть, они более последовательны?

Адольф Шаевич: Скажем, я одобряю их отношение к гомосексуалистам, к сексуальным меньшинствам.

Красовский: То есть нормально — вешать? То есть вешали бы сами?

Адольф Шаевич: Сам бы не вешал, но тех, кто вешает, поддержал бы.

Красовский: Слава Богу, мы наконец-то нашли границу, куда дошел либерализм. Значит, педиков вешаем.

Собчак: А если мужчина изменяет? Тоже есть какое-то наказание, но оно гораздо менее строгое, чем когда изменяет женщина. Это правда?

Адольф Шаевич: Не важно, кто кому изменяет, это одинаково плохо для семейной пары…

Красовский: «Одинаково плохо для семейной пары» — это вы в семейной консультации рассказывайте, а мы про законы Божьи.

Адольф Шаевич: Есть раввинский суд, который рассматривает все эти вещи. Никакой смертной казни за измену мужчины женщине или за измену женщины мужчине нет. В древние времена женщина предавалась анафеме, ее изгоняли из стана. И мужчину тоже наказывали, изгоняли тоже. За эти вещи не убивали.

Красовский: Понятно, что любая религиозная конфессия ведет себя исходя из тех законов и моральных представлений, которые сейчас на территории страны существуют. Я с трудом себе представляю, чтобы раввин Шаевич сказал, что надо гомосексуалов вешать, находясь сейчас в Америке или даже в России 15 лет назад, до Путина. Как, с вашей точки зрения, изменилась жизнь иудаизма в России? Вот, например, я помню, что главным раввином был Шаевич, а сейчас главным раввином России считается Берл Лазар. Кто принимает решения о том, кто главный раввин?

Адольф Шаевич: «Готов ответить за базар,

Задета честь не девичья —

Раввин кремлевский Берл Лазар,

А я люблю Шаевича», — написал один мой друг. Это, честно вам говорю, никакого отношения к религии не имеет.

Собчак: Давайте подытожим наш разговор. Мы приурочили наш разговор к тому, как князь Владимир выбирал правильную религию для будущей тогда России. Вот чем вы лучше? Почему человек должен проникнуться идеей вашего направления иудаизма, а не православия или католической церкви?

Адольф Шаевич: Не должен. Для евреев нет лучшей религии, чем иудаизм, точно так же как для христиан нет лучшей религии, чем христианство.

Красовский: В общем, эта религия создана для евреев, и вы ощущаете ее такой национальной религией.

Адольф Шаевич: Совершенно верно.

В парке моросило.

— Знаешь, — буркнул Красовский, — я понял теперь, что конфликт мусульман с евреями — это как у русских с украинцами. Одна херня, только вид сбоку. Даже глубоко копать не надо: дай им волю, они и тебя, и меня прямо с крыши их «Хилтона» тель-авивского скинут.

— Но ведь не скидывают, ведь там-то как раз правда демократия и толерантность. Это потому что их Бог любит.

— Это потому что их американцы любят. И не дают им заповеди своего Бога исполнять. Исключительно, Ксюш, по любви.

— И ты, Красовский, про Америку. Всюду вам мерещится Обама.

— Я русский, и это многое объясняет.

Философ

— Только не руби сразу Чаплина, — написала на следующий день Собчак, — он смешной.

— Да почему ж я должен его рубить? Батюшка наш митрофорный протоиерей Всеволод — суть современного русского православия. Многим кажется, что он — исчадие ада, но он, пожалуй, один из немногих, кто не лицемерит, не врет про любовь, терпимость, надежду. Не мир отче наш несет, но меч. Поехали к Чаплину! Ты ж все равно в православные-то не пойдешь.

Через пару часов искатели веры встретились у входа в неприметный особняк в районе Трехгорной мануфактуры. На втором этаже, в жэковском царстве линолеума и настенных календарей сидел тот, к кому интеллигентная публика уж точно бы не пошла в поисках веры. Но где интеллигенты, а где наши герои?

Собчак: Мы поговорили с представителями всех основных конфессий, остались теперь только вы как представитель православной церкви. Собственно, вот в чем главный вопрос: чем, на ваш взгляд, православие лучше остальных религий?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Это единственная истина.

Собчак: Это мы к кому ни придем, все говорят: наша — единственная истина.

Протоиерей Всеволод Чаплин: Да-да-да. В этом, собственно, отличие верующего человека от неверующего: он считает, что Бог открыл ему то, что он открыл. Вообще, если Христос не умер и не воскрес, смысла в жизни нет. Это можно принимать, можно не принимать.

Собчак: В это же верят и католики, правильно я понимаю?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Да.

Собчак: А чем все-таки православная религия, на ваш взгляд, правильнее, чем католическая?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Католики — христиане, и я не считаю, что они лишены присутствия духа Божьего в своей жизни. Но при этом есть одна проблема, которую я бы выделил из всех тех богословских различий, которые у нас есть: духовность заменяется душевностью. Мы немножко похожи на мусульман тем, что у нас такое строгое мировосприятие. Когда с молитвой смешивается эмоциональность, душевность — это цепляет некоторых людей. Душевность может подменить собой духовность.

Красовский: Давайте тогда вернемся к выбору святого князя Владимира. Святой князь Владимир выбирает, в общем, нечто утилитарное. Он выбирает товар. Он выбирает: быть с Западной Европой или быть с Византийской империей.

Протоиерей Всеволод Чаплин: По-моему, его выбор был гораздо менее рационален, чем это потом разложили на части. Он послушал послов, которые просто попали в храм и поняли, что им там хорошо.

Собчак: Слушайте, это большая политика все равно. «Нам там стало в храме хорошо» — мне кажется, не аргумент.

Протоиерей Всеволод Чаплин: А почему вы так верите, что все определяется только большой политикой? Он-то сначала стремился консолидировать язычество, что, кстати, и произошло. Может быть, конечно, он поумнел за те примерно пять лет, которые отделяют его от попытки собрать вместе языческих богов и унифицировать их. Но вот не думаю я, что здесь был только расчет. Вообще, самые сногсшибательные истории успехов в мировых процессах — это истории безнадежности: еврейская история, протестанты, которые создали Америку. Тут не было расчета. Когда ты присоединяешься к сильному, ты обычно проигрываешь. А когда вдруг понимаешь, что у тебя есть возможности своей, цинично говоря, игры, а правильно говоря, миссии, у тебя гораздо больше получается.

Да, Византия, то есть Восточная Римская империя была тогда сильным государством. Наверное, хазары были, в принципе, не слабые. Большая была штука, да, с меньшей там исторической укорененностью и так далее. Запад тоже был неслабым тогда, да? Расчет был не главным, потому что человек увидел идею, некую поступь истории. Он на самом деле тогда одержал над ними победу.

Красовский: А сейчас-то зачем выбирать православие?

Протоиерей Всеволод Чаплин: А вот затем же: чтобы перевернуть историю.

Красовский: Снова?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Снова, конечно. Россия без глобальной миссии — это чушь.

Собчак: Так какая сегодня миссия у России?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Изменить историю. Сделать ее основанной не на общественном договоре, а на Божьей правде. Во всем: в экономике, в политике.

Красовский: А это как? Ну, по пунктам? Что такое «Божья правда» в экономике?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Отказ от принципа «деньги делают деньги».

Красовский: А что тогда делает деньги?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Их инвестируют в проекты и получают от проектов деньги. Как всю историю делали все нормальные люди до того, как люди ненормальные ввели фондовый рынок.

Красовский: Получается, что банк ВТБ — это неправильная форма экономики, а, например, Apple — правильная?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Да. Банков вообще в этой системе на самом деле быть не должно. Должны быть расчетные центры, где люди, имеющие личные деньги, могут их ссудить на тот или иной бизнес-проект. При этом, конечно же, получая прибыль и контроль. Деньги делают некий проект, и уже проект делает деньги. У нас сейчас получается так, что основная прибыль достигается в сфере финансовой экономики, в которой деньги делают деньги вообще без участия человека. Это не может не рухнуть.

Собчак: То есть закрыть биржи, банки...

Протоиерей Всеволод Чаплин: Предложить другую систему: отказа от процентов. Нам это по силам. Мы предложили экономическую систему социализма. И если бы не военное влияние на ситуацию со стороны Запада…

Красовский: Опять Америка.

Протоиерей Всеволод Чаплин: Эту ситуацию решили не экономическими методами, а методами военного и политического давления. Иначе социализм бы уже был во всем мире, потому что это лучший строй.

Собчак: То есть вы — люди, которые были гонимы в коммунистические времена, — защищаете социализм?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Конечно, социализм нам нравится...

Красовский: Я знал, что будет хороший разговор.

Протоиерей Всеволод Чаплин: ...Эту систему нужно было освободить от атеизма. Это правовая система, которая была основана на христианской контуиции.

Красовский: То есть, ежели социализм, то есть экономическое учение Маркса, объединить с государственным православием, получится идеальная система?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Объединить с сильной центральной властью, которая всегда собственно православные традиции выражала.

Красовский: Сильная центральная власть была все эти годы — Сталин был…

Протоиерей Всеволод Чаплин: Да. И это была как раз православная модель. В ней неправильным было только безбожие. Сильная центральная власть и мощный акцент на справедливость. В том числе экономическую и социальную. Это была православная модель. Я даже думаю, что, если бы не было революции 1917 года, некая форма социализма возникла бы в России.

Красовский: Что пошло не так? В какой момент?

Когда внешние силы стали в России слишком много значить. Именно так.

Красовский: То есть не Сталин виноват, а Черчилль с Рузвельтом опять?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Виновато воздействие внешних сил, которые привели Ленина к власти. Отчасти, к сожалению, виновато то, что православные люди слишком благодушествовали и отказались от жесткого силового сопротивления той разрушительной силе, которая оседлала стремление народа к справедливости. Но Троцкий с компанией не могли долго управлять Россией. Именно поэтому Сталин, который изначально стоял в одной линейке с Лениным и Троцким, потом из этой линейки вышел, и правильно сделал.

Собчак: Вещи, которые вы говорите, сегодня имеют очень много исторических параллелей. Можно ли сказать, что сегодня нам тоже Сталина не хватает?

Красовский: Или Путина вполне достаточно?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Я думаю, что как в свое время Сталин вышел из линейки «Ленин, Троцкий и прочие», просто потому, что работать в этой линейке и оставаться у власти в России было нельзя, так и Путин сделал правильно, что он вышел из линейки известных по 1990-м деятелей. И чем дальше он от нее будет отходить, тем лучше. Чем больше он будет готов выступать самостоятельно, не оглядываясь на прагматиков, тем лучше.

Красовский: Прагматики не имеют права принимать участие в управлении Россией?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Они имеют право участвовать в управлении Россией, но они не имеют права говорить, что их идеи — это безальтернативные законы, по которым должна жить страна.

Красовский: А кто имеет право так говорить?

Протоиерей Всеволод Чаплин: В прагматической линейке вообще никто не имеет такого права. А вот высшая власть имеет. «Таково наше видение, так велит Бог».

Красовский: А высшая власть — это кто?

Как правило, в России это верховный правитель, называется он по-разному. Сегодня это Путин. Смотрите, система, в которой есть сильная центральная власть, обычно персонифицирована, даже если это не православная церковь. Кстати, православные люди нормально жили при монархах, которые не были православными.

Собчак: Ну, понятно. Вы просто ссылаетесь на социалистическую модель в Советском Союзе, что «если бы усы Ивана Ивановича, да к ушам Ивана Петровича». А я не понимаю, зачем вообще туда смотреть — в прошлое. Есть современность. Есть скандинавские страны, где прекрасно реализована социальная социалистическая модель — Швеция, Норвегия.

Протоиерей Всеволод Чаплин: Это тоталитарные страны. У них там меньше свободы, чем у нас. Скажешь, что однополые браки — это плохо, и тебя посадят в тюрьму.

Красовский: Так или иначе мы все равно приходим к теме пидорасов.

Собчак: Общая-то суть ясна: там высокий уровень ВВП, хорошее качество жизни, хорошая экология, все живут примерно на одном уровне.

Протоиерей Всеволод Чаплин: Нет там свободы.

Красовский: Нет свободы — это значит, что пидоров вешать не дают?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Это возможность построить такую экономическую модель, которая была в Советском Союзе, то есть полностью своя банковская система, возможность не зависеть ни от Уолл-стрит, ни от Центробанка.

Красовский: То есть финансовая изоляция?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Почему обязательно изоляция? Независимый проект — это не изоляция, а попытка глобальной конкуренции. Попытка выстроить другой мир. Another world is possible.

Собчак: У меня один вопрос: а как можно, на ваш взгляд, построить собственную глобальную систему экономики, ничего, по сути дела, не производя?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Самое главное — производство смыслов. Ну подождите, оружие, говорят, у нас неплохое...

Красовский: Всего на 9 миллиардов долларов продали в прошлом году русского оружия.

Протоиерей Всеволод Чаплин: Ну подождите… Насколько я понимаю, оказалось, с ним никто особенно справиться не может.

Красовский: Несчастные жители Украины, что ли, с ним не могут справиться?

Собчак: Мы не производим ни одного конкурентоспособного продукта.

Протоиерей Всеволод Чаплин: Это не так. Самолеты нормальные делаем.

Собчак: Самолеты мы не делаем. Уже давно летаем на чужих самолетах, ребята, вы чего?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Не обязательно иметь материальный результат. Смысл важнее.

Собчак: То есть мы будем мировую экономику строить на смыслах?

Протоиерей Всеволод Чаплин: А будут смыслы — закрутится и промышленность, и интеллектуальная сфера гораздо быстрее.

Собчак: Каково же наше уникальное торговое предложение? Назовите пять смыслов конкурентоспособных.

Протоиерей Всеволод Чаплин: Пять смыслов, да? Деньги выделяются без процентов. Ростовщичество ограничивается. Это если говорить об экономике. Дальше — умеренность. От идеи якобы неизбежного роста нужно отказываться. Про рост экономики нужно забыть.

Собчак: Смотрите, отец Всеволод: приходит, условно, Америка, и предлагает свой проект экономики. Говорит: вот наши производительные силы. Вот наш Microsoft, вот наш Apple, вот наша биоинженерия, вот наши технологии в области медицины — вот из чего это состоит. А дальше приходим мы с листком, где написано, что надо запретить ростовщичество.

Протоиерей Всеволод Чаплин: Они действуют только благодаря военной силе. А экономически Америка банкрот.

Собчак: Понятно.

Красовский: Давайте вернемся к будущему России. Значит, идеальное будущее России при социалистической системе?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Государство справедливости и сильная центральная власть, которая советуется с народом, но все равно имеет возможность принимать решения, исходя из того, что есть высшая правда. Высшая правда важнее, чем голос народа.

Красовский: Ну вот как Путин понимает свою высшую правду?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Один еврей мне сказал как-то: наш папочка достаточный сумасброд, пытаться понять его логику нельзя.

Красовский: Сейчас для России лучше монархия или выборная демократия?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Я думаю, что квазимонархическая система лучше. И мы к ней постепенно будем идти. Монархия сегодня вряд ли возможна. Но чем дальше Путин будет выходить из линейки, о которой я вам рассказал, тем мы будем ближе к нормальному государственному устройству.

Красовский: Куда он еще дальше должен выходить из линейки? Куда идти? Сейчас уже война в Украине, Крым... Что следующее?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Ну, глобальные проекты, условно говоря.

Собчак: Третья мировая, то есть? Как уговорить людей-то воевать?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Самый главный враг России сегодня — это не НАТО и не Америка. Это обыватель, которого нужно вытащить из его норы. Надо его убедить в том, что жить только ради кошелька и брюк неинтересно.

Красовский: Как будете убеждать?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Словом.

Красовский: Серьезно?! Вам никто не поверит.

Собчак: Вы будете выступать против кошелька и брюк, а сидите откормленный, в золотом кресте и в таких хороших штанах. Как это получается: пчелы против меда?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Ну, я родился толстым, очевидно, толстым и умру — есть такая беда. А так вы знаете, как-то что-то считаю себя вправе говорить, что умеренность лучше, чем неумеренность, и жить ради земных вещей точно глупо.

Красовский: Жить комфортно — глупо?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Жить ради того, что кончается, глупо. А комфортно — плохо.

Собчак: А почему плохо-то в комфорте жить и думать при этом о высокодуховных вещах?

Протоиерей Всеволод Чаплин: А потому, что если Господь человека любит, то он его постоянно испытывает, он его бросает из мира в войну, из болезни в здоровье, обратно в болезнь, из безопасности в опасность. Если общество живет спокойно, сыто, самодостаточно и самоудовлетворенно, это значит, что Бог его бросил.

Собчак: Падение нефти и так далее — это Бог нас любит? Не оставил?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Кстати, да. А вам нужно спокойствие пенсионеров, спокойствие медленного умирания, как в Северной Европе?

Красовский: А вам хочется, чтобы было весело, чтобы движуха какая-то? Вот у нас сейчас тоскливо, а в Дебальцевском котле движуха?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Там просто открываются у людей лучшие качества.

Красовский: То есть братоубийственная война в Украине — это хорошо? Ополченцев благословляете?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Еще раз, война — это всегда плохо, но лучше война, чем сытая самоуспокоенность. Лучше страдания, чем горделивая самоуверенность. Лучше война, чем несправедливый мир.

Красовский: А Россия должна проводить такую военную экспансию по всему миру?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Думаю, что нет. Смысл важнее. При помощи смыслов можно приобрести гораздо больше и людей, и территорий, что у нас всегда и получалось, кстати. Нужно уметь защищаться, но военная агрессия обычно всегда кончалась плохо для того народа, который ее развязал. Я боюсь, что для нынешней западной цивилизации, которая действует военной силой на самом деле, это тоже кончится плохо. Агрессоры всегда плохо кончали в истории.

Красовский: Вы не считаете, что православная церковь, в широком смысле православная церковь теряет свои позиции сейчас в Украине? Что огромное количество людей переходят к униатам?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Перехода массового нет никакого. Но даже если у нас там от десятка тысяч приходов останется десять, главное в том, что в этих десяти храмах или в десяти квартирах или в десяти подвалах будет жить свободная православная цивилизация. Которая сама, а не под диктовку Евросоюза или мировых экономических информационных центров власти, будет выстраивать свой путь в истории.

Красовский: А почему вы все время говорите про мировые экономические центры власти? Вы же про Бога должны быть!

Собчак: Это же не ваша тема.

Протоиерей Всеволод Чаплин: Наша тема — всё, господа. Вот теперь как.

Красовский: То есть вы теперь отвечаете за банки, за почту, за телеграф?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Всегда Церковь отвечала за нравственную оценку любых сфер человеческой жизни. Проблема мироустройства именно в том, что несколько семей закрутили экономическую систему по своим правилам.

Красовский: Это Ротшильды, что ли, захватили? Евреи?

Протоиерей Всеволод Чаплин: Несколько семей, они вам известны. Федрезерв — это организация, которую никто не избирал. Организация, которая условно легитимна с точки зрения законов США и очень нелегитимна в нравственном отношении. Существование этой организации и ее неподотчетность никому, это говорит о том, что демократия — это миф.

Красовский: При чем тут душа-то наша? Вы думаете о Христе, о встрече с Христом? Почему вы говорите только о Ротшильде и о мировой финансовой системе?

Протоиерей Всеволод Чаплин: То, что вы едите, определяет то, что вы есть. Поведение в экономической сфере определяет то, что происходит в вашей душе. И те, кто закрутил нынешнюю мировую экономику и так называемую демократию, очень хорошо это понимали.

Собчак: Послушайте, вы так много и хорошо говорили о верховном правителе. А вы не боитесь, что когда рухнет власть этого человека, а это все равно произойдет в каком-то обозримом будущем, люди не вечны...

Красовский: Ты чего хоронишь своего крестного папу?!

Собчак: ...Вам не кажется, что когда система рухнет, ваша власть — власть православной церкви над умами людей — рухнет вместе с этим режимом?

Красовский: У тебя правда есть ощущение, что у православной церкви есть власть над умами людей?

Собчак: Какая-то еще есть, потому что есть люди, которые это все действительно связывают вместе, но когда это все рухнет, мне кажется, это рухнет все вместе.

Протоиерей Всеволод Чаплин: Говорили то же самое при советской власти. При ней достаточно нормально жило духовенство и советские чиновники. И советские чиновники говорили духовенству: вот не будет нас, и тогда вас замучают те или иные силы. Уходила власть, приходила власть, как-то вот осторожно обходились с церковью. Даже в 1917 году.

Собчак: То есть придет, условно, Навальный к власти, и будете с ним?

Красовский: Даже если он назначит Собчак Верховным главнокомандующим?

Протоиерей Всеволод Чаплин: И будем слушать власть, если Господь действительно попустит вас в качестве верховного правителя. Ну куда мы денемся, значит, вот так. Если попустит Господь.

Красовский: Исключительно в качестве испытания, Ксения.

Протоиерей Всеволод Чаплин: Испытания — это же благо, мы с вами об этом говорили.С