Разговор о смерти – это всегда один из важных разговоров в христианской культуре. Все наиболее важные жизненные аспекты становятся ясны и понятны только в присутствии смерти. Ценностные вещи становятся ценными в присутствии смерти, ничего не значащие вещи, которые когда-то казались очень важными, находят своё место. Всё, что человек в своей жизни достигал, за что он боролся, к чему он стремился, каким-то образом пытался себя осуществить, твёрдо поставить на ноги – всё становится правильным, настоящим только в присутствии смерти.

Поэтому одно из самых важных аскетических упражнений, которое нам оставило Священное Предание, это, конечно, память смертная, к которой человек совершенно не готов, которую он не может хранить, которая даётся каждому из нас колоссальным трудом – всё время ускользающая мысль, всё время ускользающая память. Понятно, почему – человек не имеет опыта смерти, человек не предназначен к смерти, человек не сотворён для смерти, для умирания. Ему так тяжело, так невыносимо хранить в себе эту память. Хотя нет ничего более очевидного для каждого из нас, чем наша собственная смерть. Мы ничего другого о себе не знаем со стопроцентной достоверностью, как только то, что мы обязательно умрём.

Жить с этой мыслью совершенно невыносимо. Всё, с одной стороны, может абсолютно обесцениться и уйти в никуда, человек не может жить в нормальном состоянии, зная, что он умрёт. И он не понимает, о чём идёт речь. Речь, по сути своей, идёт, конечно, не о смерти. И в этой книге речь идёт, прежде всего, о жизни, но в этом присутствии смерти.

Когда приходится встречаться с людьми, которые переживают очень острый период горя во встрече со смертью, родителями, которые потеряли своих детей, ты видишь, что из этих людей практически ушла жизнь, они не живут, а продолжают, собрав силы, своё существование. И они не знают: зачем. Даже если это верующие люди, если всю жизнь ходили в церковь, исповедовались, причащались. И вдруг оказалось, что когда на Пасху говорят «Христос воскресе!», привыкли, что священник с амвона говорит, что смерти бояться не надо, её вообще нет. Вдруг вот этот момент, когда человек с этой реальностью сталкивается, нет этой веры вдруг, почему-то она уходит. Тот опыт якобы веры, квази-веры, пока ещё веры, не ставшей верой, а веры, которую ты получаешь как информацию, как мечту о, как иллюзию о чём-то. Эта вера рассыпается в пух и прах в присутствии этой очевидности, которая называется смертью.

И вот здесь человеку очень важно понять: а что такое жизнь? Что значит «мы живём», «я живой»? Очень часто человек не задаёт себе этого простого вопроса и очень важного: что ты считаешь жизнью? Потому что кажется настолько очевидным, что я просыпаюсь каждый день, смотрю вокруг себя, вижу солнце или другую погоду, чищу зубы, дышу воздухом, пью воду, ем завтрак, обед и ужин, встречаюсь с людьми, иду на работу, совершаю массу разных дел, участвую в благотворительных акциях, хожу в церковь, звоню своим друзьям, посещаю своих родителей, с кем-то ругаюсь, на кого-то обижаюсь – вот она и есть, вроде бы, жизнь.

А оказывается, это совсем не так. Потому что в этой жизни нет никакого состава, нет состава самой жизни. Есть события, есть деятельность, мы очень часто называем жизнью то, что называется деятельностью. Деятельность не является жизнью, но мы привыкли действовать.

И когда случается встреча со смертью — действовать невозможно, бессмысленно, и человек не знает, как быть дальше. Как начинать следующий день, как продолжать своё существование, когда деятельность оказывается бессмысленной, пустой, бесплодной. И тогда надо всем задуматься: а когда мы живём по-настоящему? И окажется, если мы будем честными к себе, что в нашей жизни очень мало жизни. Но всё, что связано с жизнью, связано обязательно с радостью, связано обязательно с любовью, с полнотой бытия, с бытийностью, сущностью, смыслом и обладанием этим смыслом, или стремлением к этому смыслу.

Это очень важные моменты, потому что человек, когда он по-настоящему молится, он оживает. Когда человек с Богом встречается, даже если он ещё не знает, что это встреча с Богом для него, потому что всякое проявление настоящей человеческой любви – это всё равно встреча с Богом, потому что Бог есть любовь. И когда человек встречается с любовью, то он встречается с жизнью, потому что Бог есть жизнь.

И это очень часто не осознаётся человеком до того момента, пока он вдруг этого не лишается. А когда он это понимает, у него есть возможность эту жизнь иметь в своих руках. Потому что может кончаться деятельность, а жизнь не может кончаться. Здесь есть важная вещь, когда говоришь с неверующим, или даже верующим, человеком, который теряет, но уже не находит оснований в своей бывшей вере, о том, что же дальше, как дальше жить? Есть ли эта вечная жизнь, как её потрогать?

Так вот если вечной жизни нет, нет жизни по-настоящему, тогда любить-то некого. Нельзя любить пустоту, нельзя любить ничего, нельзя любить просто фотографию, нельзя любить воспоминание. Каждый из нас знает, кого он любит, и что он любит, несмотря ни на что. Происходит уход, а любовь не кончается. Любовь страдает, любовь болеет, но она живёт, эта любовь, значит, живёт эта любовь в вечность, значит, и есть это жизнь. Значит, мы любим тех, кто есть, а не тех, кого нет. Мы обращаем свою любовь к тем, кто есть, — их нельзя потрогать, прижать к себе, погладить по голове, но они есть, мы их любим не меньше, чем вчера, позавчера, 10 лет назад, 20, эта любовь не умолкает, не становится меньше, не глохнет, она такая же живая, естественная. Это и есть жизнь.

И когда человек вдруг начинает понимать, что такое жизнь, и что жизнью не является, тогда к этой жизни можно возвращаться, эту жизнь можно взращивать, эта жизнь, которая состоит в настоящей встрече с Богом – как это ни страшно, ни странно звучит, но встреча с жизнью, настоящей жизнью происходит только в контексте этой смерти. А обо всём остальном можно только прочитать, услышать, богословские толкования всякие узнать, всё, что угодно, но реальная встреча с жизнью происходит на острие этого страшного хирургического инструмента. Поэтому она болезненна, но она настоящая.

И здесь, когда мы говорим, что «жизнь жительствует» на Пасху, это именно об этом, потому что жизнь Христа жительствует в контексте Его смерти, и никак иначе. Никак по-другому для нас эта жизнь не пробивается, как только через смерть, через смерть Христа. Очень часто она так же пробивается для каждого из нас, когда мы встречаем смерть своих близких или когда встречаем, как многие священники, рядом с теми, кому они обязаны служить и воспринимать чужую смерть, в которой они оказываются наравне со всеми остальными.

Я недоговорил, недоформулировал, сложно, но я хочу сказать, что в жизни нашей жизни не так много, и её надо беречь и хранить, и когда мы эту жизнь в себе взращиваем, то она способна вытеснить боязнь смерти, способна стать той самой истинной верой, для которой смерти нет по-настоящему, потому что там, где присутствует настоящая жизнь, там смерти быть не может.

Поэтому и важно отделить деятельность, жизнедеятельность, всё что угодно, всё, что мы называем «вот живёт человек». От того, что человек живёт.

Слово протоиерея Алексия Уминского на презентации книги "От смерти к жизни", состоявшейся 4 июня 2015 года в Издательском совете Русской Православной церкви.