Псевдоним, псевдонаука, псевдорусский стиль… «Псевдо-» – это первая часть составных слов, означающая «мнимый», «ненастоящий». Образована она от древнегреческого существительного τό ψεῦδος (psevdos) – «ложь», «обман», «хитрость».

В Новом Завете часто встречаются слова с первой частью «псевдо-», которая переводится как «лже-»: лжесвидетели – ψευδομαρτυροί (Мф. 26,59-60), лжепророки – ψευδοπροφῆται (Мф. 7,15), лжеучители – ψευδοδιδάσκαλοι (2 Пет. 2,1-2), лжебратья – ψευδαδέλφοί (2 Кор. 11, 26), лжеапостолы – ψευδαπόστολοι (2 Кор. 1,13), даже лжехристы – ψευδόχριστοι (Мф. 24, 24).

На тему лжи велись и ведутся многочисленные споры. Один из вечных «проклятых» вопросов – допустима ли ложь во спасение? Чем ложь как явление отрицательное отличается от, например, военной хитрости? Ведь неизбежность и необходимость второго мало кто ставит под сомнение.

Великий немецкий философ Иммануил Кант, живший в XVIII веке, написал до сих пор актуальную небольшую статью «О мнимом праве лгать из человеколюбия». Как видно уже из названия, право на ложь во спасение Кант считает ложным правом, пседоправом. Впрочем, высказанные там мысли, с одной стороны, настолько парадоксальны и даже нелепы, а с другой, настолько логичны, что философы спорят об этой статье до сих пор.

«Беспокойный старик Иммануил» (так Канта назвал сам «отец лжи» Воланд в «Мастере и Маргарите») доказывает, что запрет на ложь абсолютен и вообще не имеет каких-либо исключений. Кант для иллюстрации абсолютности такого запрета рассматривает следующую ситуацию. Представим, что враги захватили ваш город, а у вас дома спрятался сражавшийся с ними друг. Неприятели постучали вам в дверь с вопросам, нет ли его там. С точки зрения Канта вы… обязаны сказать правду: «Да, он здесь».

Ведь, как считает Кант, «правдивость в показаниях, которых никак нельзя избежать, есть формальный долг человека по отношению ко всякому, как бы ни был велик вред, который произойдет отсюда для него или для кого другого… Таким искажением, которое поэтому должно быть названо ложью, я нарушаю долг вообще в самых существенных его частях… я содействую тому, чтобы никаким показаниям (свидетельствам) вообще не давалось никакой веры и чтобы, следовательно, все права, основанные на договорах, разрушались и теряли свою силу; а это есть несправедливость по отношению ко всему человечеству вообще». (И. Кант. О мнимом праве лгать из человеколюбия // Собр. соч. в 8-ми томах. Том 8. С. 257. )

Для обычного здравого смысла позиция Канта звучит вызывающей, просто абсурдной. Как это я должен сдать врагу своего друга, выдать его? Впрочем, отсутствие боязни идти против здравого смысла – один из признаков настоящего философа.

Сконструированная ситуация – своего рода прием, призванный подчеркнуть абсолютность запрета на ложь. Ведь если я солгу, думает Кант, я тем самым дам прецедент, что лгать вообще можно, и в следующий раз кто-то прибегнет ко лжи, ссылаясь на меня, но совсем в другой ситуации, и так обману и подлости будет открыты ворота ни кем-нибудь, а именно мной.

Но прав ли Кант? Ведь действительно, в данном случае правдивость перед злоумышленниками будет просто-напросто предательством по отношению к другу.

Про требование «быть правдивым (честным) во всех показаниях» Кант в своей статье о «мнимом праве лгать» говорит, что это «священная и безусловно повелевающая заповедь разума». Но стоит обратить внимание на то, что это именно «заповедь разума», а не Библии, потому что среди Моисеевых Заповедей на самом деле нет заповеди «не лги». В Библии девятая Заповедь, если цитировать точно, звучит так: «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего» (Исх. 20,16). Оὐ ψευδομαρτυρήσεις κατὰ τοῦ πλησίον σου μαρτυρίαν ψευδῆ. Легко видеть, что это запрет на ложь не просто формальный, «из разума», но и содержательный. Не просто «не лги», а не лги на твоего ближнего, чтобы не причинить ему вреда.

Таким образом, нельзя сказать, что Кант воспроизводит именно библейскую заповедь. Да и в Библии есть и такие случаи, которые мы можем охарактеризовать как «ложь во спасение». Например, эпизод с блудницей Раав в книге Иисуса Навина. Интересно, что ситуация там практически такая же, как в статье Канта. У Раав спрятались люди, но она солгала об их местонахождении их преследователям, посланным царём Иерихонским:

И. Навин 2:3-6 «Царь Иерихонский послал сказать Рааве: выдай людей, пришедших к тебе, которые вошли в твой дом, ибо они пришли высмотреть всю землю. Но женщина взяла двух человек тех и скрыла их и сказала: точно приходили ко мне люди, но я не знала, откуда они; когда же в сумерки надлежало затворять ворота, тогда они ушли; не знаю, куда они пошли; гонитесь скорее за ними, вы догоните их. А сама отвела их на кровлю и скрыла их в снопах льна, разложенных у нее на кровле».

Интересно, что по Канту Раав как раз должна была бы сдать еврейских разведчиков врагу.

Вот еще один похожий пример из Ветхого Завета:

Исход 1:15-19 «Царь Египетский повелел повивальным бабкам Евреянок, из коих одной имя Шифра, а другой Фуа, и сказал: когда вы будете повивать у Евреянок, то наблюдайте при родах: если будет сын, то умерщвляйте его, а если дочь, то пусть живет. Но повивальные бабки боялись Бога и не делали так, как говорил им царь Египетский, и оставляли детей в живых. Царь Египетский призвал повивальных бабок и сказал им: для чего вы делаете такое дело, что оставляете детей в живых? Повивальные бабки сказали фараону: Еврейские женщины не так, как Египетские; они здоровы, ибо прежде нежели придет к ним повивальная бабка, они уже рождают».

Таким образом, мы видим, что поведение ветхозаветных героев в этих случаях противоречит формальному кантовскому требованию никогда не лгать, в том числе и для того, чтобы спасти друга от смерти.

Также и в святоотеческой литературе есть суждения, которые противоречат формалистскому пониманию запрета на ложь. Тот же Иоанн Лествичник, с одной стороны, специально ссылается на пример с блудницей Раавой и говорит, что он может показаться очень соблазнительным лжецу. Ведь «сплетатель лжи извиняется благим намерением, и что в самом деле есть погибель души, то он почитает за правое дело». Однако буквально в следующих словах он вдруг говорит следующее: «Когда мы будем совершенно чисты от лжи, тогда уже, если случай и нужда потребует, и то не без страха, можем употребить её». То есть, получается, что иногда, очень редко, и лишь в случае душевной чистоты человек может прибегнуть к ней – но со страхом Божиим.

Также и авва Дорофей, например, говорит: «Кто хочет по необходимости изменить слово, то он должен делать это не часто, но разве в исключительном случае, однажды во много лет, когда видит, как я сказал, великую необходимость, и это самое, допускаемое весьма редко, пусть делает со страхом и трепетом, показывая Богу и произволение своё, и необходимость, и тогда он будет прощён, но вред он все-таки получает».

В чем тут дело? Конечно, запрет на ложь в христианстве абсолютен. Ложь – это намеренное искажение истины, уклонение от Бога. Ее олицетворение дьявол, он «человекоубийца,… лжец и отец лжи» (Ин. 8,44). Как говорит Иоанн Лествичник в своей Лествице, «никто из благоразумных не сочтет ложь за малый грех; ибо нет порока, против которого Всесвятой Дух произнес бы столь страшное изречение, как против лжи. Если Бог погубит «вся глаголющия лжу» (Пс. 5,7): то что постраждут те, которые сшивают ложь с клятвами?»

Однако христианство в то же время не является каким-то строгим формалистическим учением, оно не базируется на логических определениях и отвлеченных принципах. Как «вода живая», дающая жизнь, оно может казаться в чем-то противоречивым, но это лишь с какой-то ограниченно-формальной точки зрения. На самом деле это все вмещающая в себя полнота, которая выше формально-логического запрета на противоречие.

И ложь в христианстве понимается не просто как несоответствие какого-либо высказывания объективному положению дел. Солгать, как говорили святые отцы, можно как словом, так и мыслью и жизнью. То есть, на мой взгляд, предложенный Кантом пример надо толковать так: человек формально сказал бы правду, но он, безусловно, солгал бы действием, на деле. Это был бы ложный, предательский поступок.

ПУЩАЕВ Юрий