О людях, которые воспитывают в нас то, что мы считаем «своим», и о том, что заставило его сесть за роман после тяжелой болезни – протоиерей Александр Балыбердин.

«Кого ты хочешь обмануть?»

Владыка Хрисанф, благодаря которому я пришел в Церковь, очень тонко чувствовал суть церковной жизни. И умел объяснить так, что все сразу становилось понятно. Помню, как однажды владыка благословил меня написать годовой отчет о жизни Вятской епархии. На тот момент я отработал в ней чуть больше года и очень старался, чтобы епархия выглядела в отчете хорошо. Принес отчет владыке, он взял его, сказал прийти через два дня. Я почти не волновался, потому что был почти уверен – отчет удался.

Прихожу через два дня, а владыка говорит: «Отец Александр! Кого хочешь обмануть? Патриарха? Ты думаешь, Патриарх не знает, в каком положении находится наша епархия, не знает, что здесь, на Вятке, все было разорено, все было почти уничтожено, и мы только в самом начале пути? А у тебя священники все идеально служат и ходят крестными ходами, храмы восстанавливаются, воскресные школы работают. Значит так, давай договоримся. Ты к нам пришел из администрации области. Так вот! – владыка сделал паузу и посмотрел мне в глаза. – Все, чему тебя там научили, забудь и пиши только правду».

Я был просто поражен разговором, пошел домой, переписал отчет. Прихожу дня через три, владыка прочитал и говорит: «Ну не все же у нас так плохо. Нет, все-таки нам надо знать наше место. Мы не Москва, не Санкт-Петербург, даже не Ярославль. Мы провинция. Поэтому не надо стараться быть первыми. Однако и своего отдавать не надо. Что у нас хорошее – надо описывать, так же, как и проблемы. Так что пиши только правду».

В Церкви до конца

Придя в Церковь, я четыре года работал в администрации области главным специалистом по вопросам взаимодействия Церкви и общества – раньше такая должность называлась «уполномоченный по делам религии».

Эти уполномоченные были одними из главных церковных врагов. А владыка меня предложил на эту должность, доверил довольно деликатную сферу отношений Церкви и государства. Хотя мне было 29 лет. А когда прошло четыре года, он предложил мне, бывшему уполномоченному, стать секретарем епархии. Поскольку рядом со мной был он, старец, который уже очень многое видел, в моем отношении к Церкви основной вот этот стержень был именно сформирован владыкой Хрисанфом.

Когда мне бывало трудно, приходилось сталкиваться с несправедливым отношением в том числе, я всегда вспоминал владыку Хрисанфа и всех людей, которые пережили годы гонений. Когда ты действительно сопоставляешь это, то видишь, что все твои переживания – ничто в сравнении с тем, что удалось вынести этим людям. Несмотря на это, они пребыли в Церкви до конца. Не случайно сказано: «Претерпевший же до конца спасется» (Мф. 10:22).

Я очень рад, что работал рядом с митрополитом Хрисанфом. Именно тогда очень многое удалось сделать. Именно тогда у нас начали проводиться образовательные чтения, немыслимые без участия государственных структур. Открылись Вятская православная гимназия, православный детский садик, православные детские лагеря. И все благодаря, прежде всего, авторитету владыки, митрополита Хрисанфа, который умел расположить к себе всех: как верующих, так и неверующих. Никогда не обострял ни с кем отношений. Он все делал с любовью и этой любовью побеждал.

Очень многое из того, чем сегодня располагает наша епархия, было заложено трудами покойного владыки Хрисанфа, и, когда он скончался, для многих из нас это стало огромной утратой, даже трагедией. В последние годы жизни владыка говорил: «Дорогие отцы, вы увидите, после меня все будет по-другому. Не хуже и не лучше, не сравнивайте. Просто по-другому. Всегда будьте с Церковью, не смущайтесь и продолжайте служить ей». Благодаря такому мудрому совету удалось какие-то сложности и трудные моменты пережить.

Убежден, что забывать об этом нельзя

Уже несколько лет по благословению митрополита Марка я – председатель Епархиальной комиссии по канонизации святых, задача которой, конечно, не в том, чтобы «создавать» святых – это невозможно. Не люди прославляют святых, а Бог. Задача комиссии – проверить достоверность документов и других материалов, которые описывают жизнь подвижников благочестия, подвизавшихся на Вятской земле. Слава Богу, такие есть.

Итогом этой большой работы стало то, что десять лет назад, в 2007 году, когда отмечалось 350-летие Вятской епархии, был учрежден новый праздник – празднование Собору Вятских святых, которое ежегодно совершается 21 октября, в день памяти преподобного Трифона Вятского.

Нам довелось быть участниками прославления преподобного Матфея Яранского (1997), святителя Виктора (Островидова, 2000), преподобного Стефана Филейского (2002), священномученика Михаила Тихоницкого (2003), потомки которого ныне живут во Франции, но также служат Матери-Церкви и ежегодно посещают свою историческую родину – Вятский край.

В настоящее время комиссией собраны материалы к канонизации святителя Ионы, который в конце XVII века своими трудами фактически создал Вятскую епархию, а также священномучеников, которые пострадали в 1918 году в северных районах Вятской губернии, когда там после объявления красного террора местные карательные отряды начали брать заложников и убивать людей.

Убежден, что забывать об этом нельзя, и люди, которые в это страшное время пребыли в Церкви до конца, достойны благодарной памяти потомков.

Люди шли через поля ночью, чтобы быть на службе

Моя диссертация посвящена периоду хрущевских гонений на Вятской земле. Начав работать в администрации области в должности уполномоченного, я унаследовал два сейфа от пола до потолка, полностью забитые документами. И вот четыре года, пока работал, я эти документы разбирал. В итоге всей этой работы мы сформировали 135 дел и сдали их в государственный архив. И на основе этих материалов и была написана моя диссертация.

Я был поражен, как тогда, в 60-е годы государство обрушилось на бабушек и дедушек, которые вынесли на плечах годы войны, годы восстановления страны после войны лишь потому, что они были верующими.

Мы до сих пор недооцениваем тот удар, который был нанесен Церкви именно при Хрущеве. В Кировской области тогда власти запретили священникам в период сельскохозяйственных работ служить днем, а верующим соответственно посещать службы.

Поэтому в течение четырех лет – с 1961 по 1964 год, ежегодно с мая по ноябрь богослужения начинались в 10 часов вечера. Крестили ближе к полуночи. Вы представьте себе людей, которые отправлялись на эти богослужения. Они шли через поля ночью в село для того, чтобы быть на службе, быть на празднике. Они везли с собой детей крестить. Если бы сегодня такое произошло, сегодняшний наш клир, наши сегодняшние прихожане встали бы так на защиту Церкви, как это было тогда? Я не знаю. Этот вопрос у меня открытый. Мы недооцениваем подвиг этих людей.

Кировская область известна тем, что у нас был необычный человек – Борис Владимирович Талантов – ученый, верующий человек, который в годы хрущевских гонений собирал информацию о том, какой произвол творят власти на местах, и не боялся с этими письмами обращаться к церковному руководству, к руководству страны. Закончилась вся его деятельность в 1969 году показательным судом, когда его как «клеветника» приговорили к двум годам тюрьмы. В тюрьме он и скончался в 1971 году, и Зарубежной Церковью причислен к лику святых как мученик.

Конечно, остановить гонений Талантов не смог, но смог донести до нас правду о том времени и показать, что даже в условиях жесткого прессинга, давления целой государственной машины, человек может оставаться самим собой. Может сохранить достоинство и иметь дерзновение «жить не по лжи». О чем позже я писал в своем романе «Буковый лес».

Дом, который отобрали

Помню впечатления небольшого провинциального города – до пяти лет я жил в Кировской области, в старинном городке Яранске, в деревянном доме, который когда-то принадлежал нашей семье: мой прадед был купцом, как я узнал гораздо позднее. Как и то, что этот двухэтажный большой дом он построил своими трудами, для своих родных.

А когда пришла революция 17-го года, прадеда посадили в тюрьму, дом отобрали. Супругу со множеством детей поселили на втором этаже, выделив им часть помещения. На первом этаже поселили взвод солдат. Заставили прабабушку этот взвод содержать, кормить. А потом, когда солдаты съехали, квартиры передали горожанам.

Хорошо помню нашу большую семью, которой довелось многое пережить. Поскольку мои деды-бабушки были «из бывших», то их детям было сложно получить высшее образование. Зато внуки его получили и стали профессионально заниматься наукой. Один мой двоюродный брат – доктор наук, астрофизик, изучает звезды. Другой брат – доктор наук в Санкт-Петербурге, математик. Я тоже историк, кандидат наук.

А сколько таких, как дети и внуки моего предка – купца Николая Рябинина, оказались лишенными возможности учиться, хотя могли бы принести пользу стране!

Мы всегда говорим, что советская власть научила многих читать и писать. Это замечательно. Но почему-то забываем о том, что она запретила многим людям думать, заниматься наукой, искусством, творчеством.

Что, конечно, не могло не сказаться на жизни страны.

Я вырос среди старинных стульев, шкафов, комодов, часть из них находится у нас на даче, и они напоминают мне об этом большом дружном доме, о большой семье с такой непростой историей.

Ушел из комсомола на Рождественскую службу

У меня было счастливое детство: я всегда чувствовал любовь родителей. Одно из детских воспоминаний: я, трехлетний, очнулся от наркоза на операционном столе прямо во время операции (мне вырезали аппендицит). Передо мной – занавес, закрывающий часть тела, и склонившиеся медики, среди которых живший неподалеку от нас доктор Моков. Помню, как, увидев все это, я громко и строго сказал: «Доктор Моков, хватит дековаться!» Это местное вятское выражение – примерно синоним «баловаться». Шутки шутками, а потом еще много лет, когда по телевизору показывали ход операции, я переключал канал или отводил взгляд, настолько сильным оказалось то детское впечатление.

У меня были случаи в жизни, которые потом я осмысливал и понимал, что живой остался только благодаря Богу.

Когда мне было пять лет, папу перевели в Киров, директором Театра юного зрителя, а в Яранск я приезжал только к родным на лето. И вот в очередной раз приехал лет в восемь-девять.

Рядом с огромным Троицким собором, построенным в XIX веке по проекту Константина Тона, который в те годы был превращен в кинотеатр, находилась полузаброшенная колокольня конца XVII века. И мы с мальчишками-ровесниками решили залезть на нее. И вот, когда я пролез до середины одного из узких пролетов, оступился и упал назад спиной плашмя на каменные плиты. Потерял сознание. Когда пришел в себя, увидел, что я лежу и не могу даже слова произнести. Мальчишки убежали, видимо испугались, что я расшибся.

Я пришел домой и долго сидел около двери: не мог открыть калитку во двор, потому что от движения рукой меня прошибало болью насквозь. Родителям я тогда ничего не сказал: через две недели мы должны были ехать на юг.

У меня замечательные родственники и со стороны папы. Бабушка Екатерина Петровна была отличником народного просвещения. Всю жизнь отработала в детском саду. Публиковалась во всесоюзных педагогических журналах. Дедушка, Михаил Александрович, был очень мастеровитым человеком. Настолько ценным работником, что, сколько он ни рвался на фронт в годы Великой Отечественной войны, его не отпустили с завода, потому что некем было заменить. А позднее я узнал, что в тридцатые годы, когда дедушка был начальником местного пароходства в городе Котельниче, он, ложась спать, клал пистолет под подушку: боялся или ареста, или нападения бандитов.

Я всегда чувствовал, что помимо книжной, официальной версии истории есть неофициальная, которая складывается из рассказов родных и близких, из судеб людей. И эта история гораздо ближе к истине, чем то, о чем пишут в учебниках.

А однажды меня очень хорошо пристыдил мой замечательный дядя Евгений Михайлович. Он был милиционером и тоже интересовался историей. Мне было лет 17, я только окончил школу с золотой медалью. И вот приехал к дяде Жене в гости. Он меня спрашивает: «Ну что, Саша, ты школу закончил? И все пятерки? И по истории у тебя пятерка?» Соглашаюсь. Следующий вопрос: «Ну раз у тебя по истории пятерка, скажи-ка мне, кто такая княжна Тараканова?» А я ничего ответить не могу. И на другие вопросы – тоже. И мне так стало стыдно, что я вроде бы пятерку получил, а по большому счету ничего сказать не могу. И вот я понял, что если ты хочешь знать свой предмет, то одного учебника недостаточно.

В старших классах я был секретарем комсомольской организации школы. Более того, меня приняли в комсомол вообще в нарушение устава в 13 лет, чтобы сделать этим секретарем.

А перестал быть комсомольцем в девяностом году. Мне тогда было 23 года, и я только что крестился – это был обдуманный шаг. Пришел к другу, который тогда был секретарем комсомольской организации факультета, и сказал, что, согласно уставу комсомола, я не могу ходить в храм, а завтра будет праздник Рождества Христова, и поскольку я собираюсь идти в храм, то не хочу быть лицемерным верующим или лицемерным комсомольцем, и поэтому прошу исключить меня из комсомола.

Тем более что все положенные взносы, чтобы не быть должным, я уплатил. Друг улыбнулся и принял мое заявление, а я пошел в храм на Рождественскую службу.

Мне везло на хороших людей

К пятидесяти годам со всей очевидностью понимаешь одну очень простую вещь – почти все, что есть в тебе, все, что ты когда-то считал «своим» – на самом деле не твое. По большому счету, как пошутил один мой знакомый, «своего в нас – только анализы». Остальное когда-то было дано, сказано, показано, воспитано в тебе другими людьми. Прежде всего, родителями, супругой, учителями, родными, друзьями и даже детьми. Не зря сказано: «Не хорошо человеку быть одному» (Быт. 2:18). Действительно, нехорошо. И еще сказано, что самое дорогое, что могут родители дать своим детям – это счастливое детство.

В этом отношении я счастливый человек. Мои родители всегда стремились дать мне достойный пример. Мой отец Геннадий Михайлович Балыбердин прошел большой путь от режиссера народного театра до главы областного департамента культуры и искусства и при этом знал и помнил по именам не только директоров учреждений культуры и заслуженных артистов, но также многих сельских библиотекарей, педагогов музыкальных школ, рабочих сцены, осветителей и ценил их труд. Мама Нина Михайловна всю жизнь проработала врачом, и даже сегодня, хотя ее уже несколько лет нет с нами, бывшие пациенты вспоминают о ней с теплотой и любовью.

Почти тридцать лет рядом со мной моя супруга Ирина – мой самый любимый человек, друг, единомышленник, коллега, верный, талантливый, добрый и при этом требовательный спутник моей жизни. Преподаватель музыки, учитель высшей категории, лауреат Всероссийского конкурса «За нравственный подвиг учителя». Воспитавшая двух замечательных дочерей Анастасию и Александру, у которых уже также есть чему поучиться.

Вообще, мне везло на хороших людей – школьных учителей, вузовских преподавателей, друзей и коллег. В этом году исполнилось тридцать лет, как я вернулся домой из армии, но до сих пор добрым словом вспоминаю своего командира – тогда майора Сергея Владимировича Горюшкина, который был нам, молодым солдатам, не только командиром, но и заботливым отцом.

С особой теплотой вспоминаю протоиерея Германа Дубовцева, встреча с которым определила то, что мы с супругой Ириной стали прихожанами Успенского собора, стали ходить именно в этот храм. Особенно рад тому, что, когда я стал священником, мы с ним вместе служили.

А еще отец Герман был одним действующих лиц моей кандидатской диссертации – он был одним из настоятелей старой каменной Федоровской церкви, которая была взорвана властями города Кирова в январе 1963 года, и при этом, несмотря на притеснения и, прямо скажем, гонения, которые довелось ему претерпеть, не озлобился, сохранил мир в душе. А ведь это так важно! Потому что только в том случае, если в твоем сердце будет мир, и вокруг тебя также будет мир, приблизившееся Царство Небесное.

Говоря о людях, встречи с которыми помогли прийти в Церковь, хочу вспомнить отца Александра Меня, мученическая кончина которого когда-то потрясла меня и подвигла прочитать его работы, познакомиться с христианством поближе.

В этом же ряду беседы митрополита Антония Сурожского, книги протопресвитера Александра Шмемана, музыка Баха, Рахманинова и Калинникова, фильмы Андрея Тарковского, поэзия Бориса Пастернака и особенно его роман «Доктор Живаго», философские работы Николая Бердяева и Ивана Ильина, песни Булата Окуджавы и Владимира Ланцберга – все это и многое другое когда-то помогло мне переступить порог храма.

Не за что, а для чего

На самом деле Бог не оставляет никогда. Если ты с Ним, то Он тебя никогда не оставляет. Нам надо просто быть с Ним.

И когда в нашей жизни что-то происходит, надо это принимать как волю Божию. Когда ты это принимаешь, то через какое-то время вдруг обнаруживаешь, что, оказывается, все было только к добру.

Например, когда у меня был перевод из храма Иоанна Предтечи, где я десять лет был настоятелем, в Феодоровский храм, я какое-то время спрашивал себя: «За что?» А потом понял, что надо задавать другой вопрос: не за что, а для чего? Феодоровский храм – не такой большой и не требовал таких забот, а у меня как раз заболела мама. И мне потребовалось время для того, чтобы за ней ухаживать, как и за папой, который уже давно болел. И вот спустя полгода я понял, для чего был этот перевод. Для того, чтобы у меня появилось время ухаживать за больными родителями.

Поэтому, когда спустя несколько лет владыка перевел меня в Успенский кафедральный собор, я уже не спрашивал себя «за что», а сразу задумался – для чего? Оказалось, что опять это было к добру, потому что сначала у меня была операция, потом папа заболел, скончался и я смог быть рядом в последние дни и проводить его в последний путь.

А еще у меня появилось время для творчества, для книги, для семьи. То есть просто большое видится на расстоянии. Не надо стараться себе объяснить сразу все, в тот же день, когда с тобой происходит что-то. Пусть пройдет время, ты оглянешься и поймешь, зачем это было нужно.

Когда опускаются руки, на церковном языке это называется унынием. Такие моменты посещают каждого человека. Я для себя давно сделал вывод: в этой ситуации надо просто лечь и поспать.

Довольно часто это бывает от нехватки сил, от переутомления. От того, что ты много на себя берешь. Начинаешь вертеться, как белка в колесе.

Надо понять очень простую вещь: всегда есть выход из любого положения. Господь никогда не оставляет. Он всегда рядом. Просто не надо стараться все делать самому и как можно быстрее. Иногда проблему надо немножко отложить. Как говорил мой бывший начальник по работе в администрации области: «Бумага должна отлежаться перед тем, как быть подписанной». То есть надо немножко отпустить проблему, удалиться на какое-то расстояние от нее, и тогда тебе становится чуть больше понятно, как в этой ситуации действовать.

Киров никогда не был в Вятке

Несколько лет назад мы поднимали вопрос о том, чтобы нашему городу Кирову вернуть историческое название Вятка. А у противников этой инициативы, как правило, два аргумента: «дорого» и простая ругань против Церкви, Вятки, России, Бога.

Что касается денег – это все ложь, потому что возрождение исторического названия не сопровождается какими-то заоблачными расходами. Были диспуты у нас, когда люди переходили на ругань напрямую, начинали ругать все на свете. Причем так, что просто страшно было на них смотреть. Вот я пару раз столкнулся с таким и потом сказал, что на подобные встречи ходить не буду.

Что касается меня, то исторические, культурологические и даже патриотические моменты являются все же вторичными, а главный аргумент состоит в том, что моя любимая Вятка когда-то была оболгана, унижена, репрессирована и до сих пор не реабилитирована. Что я ощущаю как оскорбление матери или родного мне человека.

Примеров тому не счесть. Десятилетиями на железнодорожном вокзале в нашем городе висела доска с текстом сталинского указа о переименовании, где сказано «переименовать город Вятка, родину Сергея Мироновича Кирова, в город Киров».

Но это ложь – С.М. Киров родился в городе Уржуме и в Вятке никогда не был. Поэтому, пока мы город называем Кировом, мы подтверждаем эту ложь. Как является ложью и то, что наш город будто бы переименован «по многочисленным просьбам трудящихся», хотя никто из местных жителей – историки это прекрасно знают – на самом деле этого вопроса не поднимал.

Когда же в декабре 1934 года город был все-таки переименован, то вскоре был составлен его новый генплан, согласно которому в центре Кирова были снесены почти все храмы. Город был фактически репрессирован, и согласиться с этим насилием, оправдать его я не могу и не хочу.

Почему же другие люди «выбирают Киров»? Может быть, потому, что они не настолько чутки к исторической правде, справедливости, жизни и истории своих предков. Но быть судьей им не хочу. А вот задуматься над тем, как следует поступить по совести, думаю, все же необходимо.

Роман «Буковый лес» – разговор, которого не хватает

Когда в 2010 году преставился ко Господу владыка Хрисанф, Господь послал мне большую радость и утешение – я был включен в состав Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви, где по сей день тружусь в двух комиссиях – по вопросам приходской жизни и по вопросам взаимодействия Церкви, государства и общества, в рамках которой мне довелось работать над проектами документов об отношении Церкви к науке, культуре и образованию.

Так случилось, что эти темы были мне всегда близки. Поэтому со временем мысли, возникшие в ходе работы над этими документами, мне захотелось уже в другой, художественной форме донести до читателей. Возникло желание написать книгу. К тому же еще так случилось, что год назад я оказался неожиданно на операционном столе – возникли проблемы с сердцем, и вместе с ними пришло понимание одной очень простой и очевидной вещи – если ты чего-то в жизни не сделаешь, за тебя это уже не сделает никто.

Поэтому буквально в день выписки из больницы я сел за ноутбук и начал писать роман, получивший название «Буковый лес», или, по-немецки, Buchenwald. Хотя в оригинале название книги пишется «Bookовый лес» – от слова book – книга. Так я назвал общество, которое «насаждают», создают вокруг нас книжники и фарисеи. Причем настолько нагло и настойчиво, что не прочь использовать в своих целях даже Церковь.

Конечно, были сомнения – получится ли об этом сказать глубоко, честно, точно и при этом деликатно, бережно. Прежде всего, по отношению к Церкви. В итоге получилась книга о достоинстве человека, обретении веры, поисках любви, отношении к себе и окружающим людям, а также государству и вообще любой организации, которая никогда ни при каких обстоятельствах не может быть важнее человека. Поскольку только человек обладает бессмертной душой. О чем Господь сказал: «Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит» (Мк. 8:36).

Во время встреч с читателями меня иногда спрашивают, почему пришла мысль написать именно роман? Не лучше ли было сказать об этом в проповеди? На что я, не умаляя достоинств проповеди, отвечаю, что о самом сокровенном и важном лучше говорить глаза в глаза, один на один с читателем, и именно книга позволяет это сделать.

Сегодня, когда вокруг так много речей, человеку не хватает именно диалога, «разговора по душам».

А ведь именно такой разговор когда-то помог нам впервые переступить порог храма, помог почувствовать, что Церковь нам рада, и радость этого «задушевного», личного, сердечного общения с Богом и близкими заменить никакими речами или делами нельзя.